Страница:
Пора было искать кров. В поисках подходящего места они кружили весь день, избегая больших магистралей, где можно было легко нарваться на стражей порядка, разыскивавших беглых преступников.
Каждый раз, когда Карл слышал по радио свое имя, это щекотало его самолюбие.
Он жалел, что покойная мать не может этого слышать. Она стала бы рыдать. Она выплакала бы все глаза. Это у нее лучше всего получалось. Его самое первое воспоминание – мать с покрасневшими глазами, снова и снова повторяющая: «Что же мне теперь с вами делать, ребятки?»
Отца он совершенно не помнил. Он умер, когда Сесил под стол пешком ходил, а сам он лежал в пеленках. Если Карл и знал раньше, отчего умер его отец, то сейчас уже забыл. Он предполагал, что старик преждевременно сошел в могилу только для того, чтобы не слышать вечного хныканья своей жены.
Мать работала в салоне красоты. Карл помнит аммиачный запах перманента, которым все время несло от нее по вечерам.
Он не забыл, как она всегда хныкала, что страшно устала, и умоляла их с Сесилом не шуметь и вести себя хорошо. Но когда они не слушались, она ничего не могла с этим поделать.
Потом они с Сесилом заметили в ней перемену. Мать воспрянула духом, стала причесываться и красить губы, носить чулки и надевать туфли на высоких каблуках. Субботними вечерами она ходила на свидания. Карл прекрасно помнит, как однажды она привела в дом мужчину – Делрея Корбетта – и сказала, что теперь он будет их новым папой.
– Майрон, ты будешь стоять здесь, пока я не войду в дом, понял?
– Понял.
Открыв дверцу, Карл вылез наружу и сразу ощутил запах сена и навоза. Знакомые запахи тут же пробудили в нем воспоминания о том, как его заставили перебраться из города в деревню. Много лет они с Сесилом шатались по улицам и переулкам Блюэра. Каждый день после школы они встречались со своими дружками и устремлялись на поиски приключений. Всегда находилось что-то новое, чего еще не приходилось испытать.
У старших мальчиков они научились курить, пить и воровать. Уличные драки были для них привычным делом. О девочках они вскоре узнали, что между ног у них находится то, что слаще любого пирожного, и если этого не удавалось достичь обаянием, то обычно помогали угрозы. Карл учился всему быстрее, чем Сесил, однако и тот получал свою долю.
И вот они внезапно лишились всего, что их окружало: друзей, привычной обстановки – одним словом, свободы. Карл ненавидел ранчо. Он ненавидел вонь, ненавидел ежедневную тяжелую работу, ненавидел правила поведения за столом и чтение Библии, ненавидел наказания, которым Корбетт подвергал их с Сесилом, если они что-то нарушали.
Он ненавидел и свою мать за то, что она привела к ним Корбетта. Он благословлял тромб, который закупорил матери кровеносный сосуд в легком и вызвал ее смерть. Вдень ее похорон они с Карлом устроили маленькое торжество, радуясь, что им больше не придется выслушивать ее нытье насчет того, чтобы они стали хорошими мальчиками и слушались Корбетта, который был бы им прекрасным отцом, если бы они его приняли.
Подняв руку, Карл постучал в дверь – сильнее, чем собирался. Через несколько секунд на веранде загорелся свет.
Зная, что за ним скорее всего наблюдают через «глазок», Карл нарочито вздрогнул и прикрыл глаза от света.
Дверь открылась.
– Здравствуйте, миссис Бейли, – дружелюбно сказал Карл. – У вас на веранде очень мощная лампочка. Должно быть, в тысячу ватт.
– Чем я могу вам помочь, молодой человек?
Это была хрупкая женщина в очках, далеко за семьдесят, с подсиненными седыми волосами и приятной улыбкой. В общем, то, что надо.
– Сестра, кто там пришел?
В дверях появилась почти точная копия первой старушки, только немного полнее и даже более приятная. Обаятельная улыбка Карла стала еще шире.
15
16
Каждый раз, когда Карл слышал по радио свое имя, это щекотало его самолюбие.
Он жалел, что покойная мать не может этого слышать. Она стала бы рыдать. Она выплакала бы все глаза. Это у нее лучше всего получалось. Его самое первое воспоминание – мать с покрасневшими глазами, снова и снова повторяющая: «Что же мне теперь с вами делать, ребятки?»
Отца он совершенно не помнил. Он умер, когда Сесил под стол пешком ходил, а сам он лежал в пеленках. Если Карл и знал раньше, отчего умер его отец, то сейчас уже забыл. Он предполагал, что старик преждевременно сошел в могилу только для того, чтобы не слышать вечного хныканья своей жены.
Мать работала в салоне красоты. Карл помнит аммиачный запах перманента, которым все время несло от нее по вечерам.
Он не забыл, как она всегда хныкала, что страшно устала, и умоляла их с Сесилом не шуметь и вести себя хорошо. Но когда они не слушались, она ничего не могла с этим поделать.
Потом они с Сесилом заметили в ней перемену. Мать воспрянула духом, стала причесываться и красить губы, носить чулки и надевать туфли на высоких каблуках. Субботними вечерами она ходила на свидания. Карл прекрасно помнит, как однажды она привела в дом мужчину – Делрея Корбетта – и сказала, что теперь он будет их новым папой.
* * *
Карл снял ногу с акселератора, и машина свободно покатилась к дому. Прежде чем заглушить двигатель, он погасил фары. Поправив пистолет в кобуре, он сказал:– Майрон, ты будешь стоять здесь, пока я не войду в дом, понял?
– Понял.
Открыв дверцу, Карл вылез наружу и сразу ощутил запах сена и навоза. Знакомые запахи тут же пробудили в нем воспоминания о том, как его заставили перебраться из города в деревню. Много лет они с Сесилом шатались по улицам и переулкам Блюэра. Каждый день после школы они встречались со своими дружками и устремлялись на поиски приключений. Всегда находилось что-то новое, чего еще не приходилось испытать.
У старших мальчиков они научились курить, пить и воровать. Уличные драки были для них привычным делом. О девочках они вскоре узнали, что между ног у них находится то, что слаще любого пирожного, и если этого не удавалось достичь обаянием, то обычно помогали угрозы. Карл учился всему быстрее, чем Сесил, однако и тот получал свою долю.
И вот они внезапно лишились всего, что их окружало: друзей, привычной обстановки – одним словом, свободы. Карл ненавидел ранчо. Он ненавидел вонь, ненавидел ежедневную тяжелую работу, ненавидел правила поведения за столом и чтение Библии, ненавидел наказания, которым Корбетт подвергал их с Сесилом, если они что-то нарушали.
Он ненавидел и свою мать за то, что она привела к ним Корбетта. Он благословлял тромб, который закупорил матери кровеносный сосуд в легком и вызвал ее смерть. Вдень ее похорон они с Карлом устроили маленькое торжество, радуясь, что им больше не придется выслушивать ее нытье насчет того, чтобы они стали хорошими мальчиками и слушались Корбетта, который был бы им прекрасным отцом, если бы они его приняли.
Подняв руку, Карл постучал в дверь – сильнее, чем собирался. Через несколько секунд на веранде загорелся свет.
Зная, что за ним скорее всего наблюдают через «глазок», Карл нарочито вздрогнул и прикрыл глаза от света.
Дверь открылась.
– Здравствуйте, миссис Бейли, – дружелюбно сказал Карл. – У вас на веранде очень мощная лампочка. Должно быть, в тысячу ватт.
– Чем я могу вам помочь, молодой человек?
Это была хрупкая женщина в очках, далеко за семьдесят, с подсиненными седыми волосами и приятной улыбкой. В общем, то, что надо.
– Сестра, кто там пришел?
В дверях появилась почти точная копия первой старушки, только немного полнее и даже более приятная. Обаятельная улыбка Карла стала еще шире.
15
Как догадывался Джек, Делрей собрался уволить его на пути от ранчо до магазина по продаже кормов.
Рано утром Корбетт передал ему список дел, которые нужно сегодня выполнить, а сам уехал. Он не сказал куда, но Джек предположил, что Делрей собирается проверить, нет ли новых потерь в стаде. Джек выполнил все, что значилось в списке, и тут же придумал себе новую работу, чтобы было чем заняться.
Делрей приехал на обед в обычное время, но прошел в дом, не сказав ни слова. Было уже почти три часа дня, когда он оторвал Джека от ремонта уздечки.
– Мы едем в город за кормами.
Джек вышел из маленького туалета, куда зашел, чтобы помыть руки, и увидел, что Делрей сидит в пикапе, мотор которого уже работал. Севшего в машину Джека Делрей встретил молча.
Джеку очень хотелось знать, говорил ли Делрей с ветеринаром и что тот сказал о причинах гибели скота, но что-то удерживало его от расспросов. Чем меньше он сейчас скажет, тем лучше. Поэтому до города они доехали в гробовом молчании. Должно быть, Джек должен радоваться тому, что Делрей молчит. Пока он молчит, его не уволят.
Самое неприятное заключается в том, что он не хочет уходить.
До сих пор Джек всегда устраивался на такую работу, с которой можно было бы уйти в любой момент. Нельзя сказать, чтобы он был по натуре бродягой, отнюдь нет, но так уж сложилась жизнь, а со временем он к этому привык. Теперь он хорошо чувствовал, когда подходил срок попрощаться и уйти. Обычно он делал это не оглядываясь, всецело полагаясь на свою интуицию, которая вела его на новое место.
Но этот случай был особенным. На ранчо Корбетта его выбор пал не случайно. И не он сам выбирал время своего прибытия туда.
Все это определил побег Карла Херболда.
Джек нарушил свое правило, и поэтому придется поступиться традицией. Он не может просто взять и уехать только из-за того, что это кажется разумным. Если бы он исходил из принципов благоразумия, то вообще бы на ранчо не появился. Однако ж… И до тех пор, пока Карл Херболд не будет вновь пойман, он должен здесь оставаться.
Конечно, если Делрей прикажет ему убираться, то тогда ничего не поделаешь – придется собирать вещи.
Они приехали в магазин по продаже кормов, и Делрей сообщил кассиру, что ему надо. Его немногословие граничило с грубостью. Когда кассир подал Делрею квитанцию, благодарить его пришлось Джеку. Продавец не предложил им помочь погрузить в пикап тяжелые мешки с зерном, однако, учитывая невежливое поведение Делрея, Джек не смог бы его за это винить.
– Сейчас стоит жуткая жара, – заметил Джек, когда они погрузили большую часть мешков. – Заводи мотор и включай кондиционер. Я сам закончу.
– Ты думаешь, я не справлюсь с мужской работой? Получив отповедь, Джек предпочел не настаивать. Делрей был огорчен вовсе не тем, что Джек предложил сделать за него тяжелую работу. Все из-за мертвых коров. А еще из-за Анны и пива в сарае.
Делрей поднял борт, и они вернулись в кабину. Лицо старика было багровым от напряжения.
– Я бы сейчас что-нибудь попил.
– Что ж, звучит неплохо, – ответил Джек, удивленный тем, что, оказывается, и Делрею не чуждо ничто человеческое.
Они направились в «Молочную королеву». В заведении было прохладно – там работал кондиционер. Джек и Делрей сделали заказ, выбрали себе кабинку и сели лицом друг к другу.
Обернувшись через плечо, Делрей неодобрительно посмотрел на прислуживавшую за стойкой девицу. Все ее лицо было утыкано какими-то кольцами и булавками. Даже язык был проколот, и на нем красовалась черная жемчужина.
– Зачем она это с собой сделала?
– Наверно, чтобы дразнить старых пердунов вроде нас с тобой.
Делрей посмотрел на Джека и выдавил из себя нечто похожее на смех.
– Должно быть, ты прав.
Вскоре они наслаждались холодным лимонадом. Делрей первым кончил пить и отставил чашку в сторону. Глядя в окно на клумбу с цветами, он молчал. «Наверное, подбирает слова, чтобы сообщить об увольнении», – подумал Джек и решил сам взять быка за рога:
– Так что он сказал?
Делрей не стал делать вид, что не понимает, о чем речь.
– Яд, – обронил он, переведя взгляд на Джека.
Сердце Джека упало. Он все же надеялся, что коровы умерли от какого-нибудь редкого вирусного заболевания или от чего-то другого – такого, что нельзя было бы поставить ему в вину. Случилось самое худшее.
– А как остальное стадо?
– Сегодня утром я нашел еще двух мертвых коров. Яд был в куске соли. Конечно, понадобится несколько дней, чтобы узнать, сколько всего его было. – Он презрительно фыркнул. – Не такой уж и умный этот сукин сын. Он мог бы подгадить мне гораздо больше, если бы вылил яд в пруд.
– Может быть, это предупреждение.
– Может быть.
– Я этого не делал.
– Я и не говорил, что ты делал.
– Но ты об этом думал.
Лицо Делрея стало еще краснее, и Джек подумал, что старик может дорого заплатить за свою сдержанность, особенно если он действительно считает, что Джек пытался лишить его средств к существованию.
– Зачем мне это делать? – перегнувшись через стол, спросил Джек.
– А почему ты вдруг ни с того ни с сего свалился мне на голову?
– Мне была нужна работа.
– Ерунда! Я звонил тому парню, у которого ты в последнее время работал. В Корпусе.[6] Он дал тебе блестящие рекомендации. Жаль было тебя терять, сказал он. Дескать, желал бы иметь сотню таких, как ты. У тебя была хорошая работа, ноты ушел ко мне за половину платы. – Покачав головой, он усмехнулся: – Бессмыслица какая-то.
– Для меня это имеет смысл. Мне необходимы перемены.
– Перемены! – Делрей помолчал, медленно закипая, затем ткнул в сторону Джека корявым указательным пальцем. – Я тебе не доверяю.
– Тогда зачем нанял?
– Чтобы ты был на виду, пока я не определю, что ты за птица.
– Ну и что, определил?
– Думаю, что да.
Джек развел руками, приглашая Делрея поделиться своими выводами.
– Ты работаешь на хьюстонскую контору. На этот «Ист-парк».
Посмотрев на него, Джек громко рассмеялся:
– Значит, я диверсант, которого наняла корпорация?
– Это верно, ты на него не похож. Но именно поэтому ты прекрасно подходишь для такого дела.
– Может быть, в другой жизни, – все еще недоверчиво посмеиваясь, сказал Джек. – Я говорил тебе свое мнение об этих алчных подонках.
– Потому что знал, что именно я хочу услышать. Ты пустил мне пыль в глаза.
Джек покачал головой:
– Ладно, допустим, я связан с ними. Тогда как ты объяснишь, что я работал в Корпусе?
– Ты там делал то же самое. «Ист-парк» – это просто кусочек большого пирога. Эти ребята занимаются всем. Нефть и газ, недвижимость, компьютеры. У них даже есть контракт с НАСА.[7] Меня должно было насторожить то, что Эмори Ломаке стал давить на меня как раз тогда, когда ты появился. Ты работаешь изнутри. Тебя посылают туда, куда им надо и когда им надо. И ты, конечно, выглядишь так, как надо, – добавил он, глядя на соломенную шляпу Джека.
Вздохнув, Джек откинулся на стенку кабинки.
– Ты заблуждаешься, Делрей. Жестоко заблуждаешься, – беспомощно пожав плечами, сказал он.
– Я так не думаю.
– Если я работаю на корпорацию, неужели я настолько глуп, что начинаю травить твой скот всего через несколько дней после своего появления здесь? Вот что я тебе скажу: если бы меня послали тебя уничтожить, чтобы забрать твое ранчо, я бы не стал валять дурака, как этот тип. Я просто отравил бы запасы воды.
Делрей долго смотрел на него, пытаясь оценить его слова. Джек не опускал глаз и не уступал. Оба не увидели, как к ним кто-то подошел.
– Привет, Делрей!
Застигнутый врасплох, Делрей быстро повернул голову.
– А, шериф Хардж. Не заметил, как ты вошел.
– Как дела?
– Не могу пожаловаться. А ты?
– Да вроде ничего. Хотя я больше не шериф.
– Да, да, – рассеянно ответил Делрей. – Ну и как живется на пенсии?
– Никак не могу привыкнуть к тому, что у меня столько свободного времени. – Он мрачно посмотрел на заказанный им банановый десерт. – С такой пищей я скоро потолстею. – Он криво улыбнулся Делрею и с любопытством посмотрел на Джека.
– Я решил нанять себе помощника, – махнув рукой в сторону Джека, сказал Делрей. – Это мой новый работник.
– Джек, – сказал тот, протянув правую руку.
– Эззи.
– Очень приятно.
– Взаимно.
Рука, которую пожал Джек, была грубой, словно ветка дерева. Бывший шериф оказался высоким и широкоплечим, хотя от возраста он несколько ссутулился. Седые волосы выбивались из-под ковбойской шляпы, точно такой же, как у Джека, – и по фасону, и по степени износа. Лицо у Харджа было длинным, как морда у бассет-хаунда, и столь же унылым.
Покончив с любезностями, бывший шериф вновь повернулся к Делрею:
– Слышал что-нибудь, как там, в Арканзасе?
– Нет. Я и не жду ничего.
– Да нет, конечно. Этот парень достаточно умен, чтобы сюда являться.
Делрей сжал лежавшие на столе руки.
– Все это было очень давно, Эззи.
– Давно. С тех пор много воды утекло. – Наступило неловкое молчание. – Дьявольская жара стоит, – желая сменить тему, сказал Хардж.
Делрей с видимым облегчением разжал руки.
– Да, дождь бы не помешал.
Эззи посмотрел на тающее мороженое.
– Ну, надо это съесть, пока оно не превратилось в суп. Всего наилучшего.
Джек с интересом наблюдал, как старик выходит из ресторана и забирается в «Линкольн», выпущенный десять лет назад.
– Он похож на шерифа. – Тут его взгляд вновь обратился на Делрея. – Вот ты думаешь, что я отравил твоих коров. Тогда почему ты меня не сдал?
– Он больше не шериф.
– Это не ответ. Делрей встал:
– Я хочу привезти домой мороженого – для Дэвида и Анны.
Подойдя к стойке, он сделал заказ. Джек остался ждать его у двери. Вместе они сели в грузовик и направились на ранчо.
И что же? Он остался подозреваемым, но еще не осужден? Или он так хорошо аргументировал, что Делрей снял с него обвинения?
Джек посмотрел на суровый профиль Делрея. Тот вел машину, глядя прямо перед собой и, конечно, не превышая скорости. Такой дисциплинированный человек, как Делрей Корбетт, не станет легко менять свое мнение. Джек решил, что суд еще не состоялся.
Но пока что он здесь. Пожалуй, сейчас стоит оставить Делрея одного. Однако прежде необходимо прояснить один вопрос.
– Вчера вечером я разговаривал с Анной, – небрежно произнес Джек.
– Вы разговаривали?
– Если можно так выразиться. В основном я задавал вопросы, а она показывала знаками «да» или «нет». Кое-что она писала в блокноте.
– И о чем же вы говорили?
– О ее глухоте. Она сказала мне, что глухая от рождения.
– Я знаю. Это генетический дефект.
– Какое несчастье для ребенка и его родителей!
– Я не знал ее родителей. Я не встречался с Анной до тех пор, пока Дин не привел ее домой.
Джек приготовился слушать. Делрей бросил на него взгляд, но заговорил только тогда, когда снова стал смотреть на дорогу:
– Не могу сказать, что меня это очень обрадовало. Мой мальчик пришел домой весь возбужденный и стал рассказывать о глухой девушке, которую встретил в колледже. Конечно, меня восхитило то, что она учится. Учиться в колледже и для совершенно здоровых не так-то легко. А для таких, как Анна, это настоящий подвиг. Правда, у нее был переводчик, но все равно здесь нужна огромная сила воли. Джек положил руку на сиденье.
– Дети, которым приходится больше заниматься, больше ценят свои успехи и часто даже достигают лучших результатов.
– Анне все прекрасно удавалось. Она много занималась и получала хорошие отметки. Однако восхищаться кем-то – это одно, а приглашать его в свою семью – совсем другое. Признаю, что сначала я был против их брака с Дином. На первых порах. Но когда я ее узнал и увидел, как Дин сходит по ней с ума, я…
– К тому же, если Дин был настоящим мужчиной – а я думаю, он им был, – твое мнение не имело бы значения.
Делрей резко повернул голову, готовый возразить, но черты его лица быстро смягчились, и он печально покачал головой.
– Мое мнение действительно не играло никакой роли. Они поженились и некоторое время были очень счастливы – такого я еще не видел. А потом он пошел в армию.
Джек решил дать Делрею возможность закончить свой рассказ, несмотря на то что уже слышал об этом от Анны.
– Пока Дин был за океаном, Анна продолжала учиться. Ее родители оставили ей достаточно денег, чтобы заплатить за обучение. Окончив двухгодичный колледж, она стала ездить за сорок миль, чтобы учиться дальше. Он изучала фотографию. Но когда Дин вернулся домой и заболел, она бросила учебу, чтобы за ним ухаживать. После того как он умер и родился Дэвид, занятия ей стали ни к чему.
Джек с этим не был согласен, но свое мнение высказывать не стал.
– Тогда она и замолчала.
Джек, который в этот момент мысленно приводил доводы в пользу того, чтобы Анна закончила образование и получила диплом, не сразу сообразил, о чем говорит Делрей. Когда до него дошло, он снял руку с сиденья.
– Не понял. Ты сказал, что Анна умела говорить?
– Она, правда, стеснялась, особенно при чужих, но Дин заставлял ее продолжать занятия.
Джек никак не мог прийти в себя.
– Она умела говорить? – недоверчиво переспросил он.
– Ну, не так, как мы с тобой, но все-таки довольно хорошо. Ее можно было понять. Меня это удивляет каждый раз, когда я об этом думаю. Она ведь может произносить звуки, которые никогда не слышала!
Это открытие потрясло Джека. Передавая слова жестами, Анна повторяла их губами, но никогда не произносила вслух.
– Почему же она замолчала? Почему сейчас не говорит? Делрей пожал плечами и неловко зашевелился на сиденье.
– Ей это не нужно. Кстати, некоторые глухие не хотят говорить и считают, что не должны учиться. Они полагаются только на знаки.
– Значит, другие – вроде Анны – делают и то и другое?
– Иногда делают.
– Они пользуются азбукой для глухих, читают по губам и говорят, верно?
– Я не специалист в этих делах.
– Должно быть, ей пришлось потратить годы, чтобы этому научиться, – настаивал Джек. – Почему же она перестала говорить?
– Я не знаю. – Голос Делрея почти срывался на крик. – Почему бы тебе не спросить самому? В следующий раз, когда вы соберетесь поболтать?
Джек оказался прав. Делрей в самом деле был взбешен тем, что увидел, когда подсматривал вчера вечером из окна своей спальни. Джек видел, как он стоял там в бледном свете лампы.
Темнота и расстояние не давали возможности разглядеть его глаза, но Джек не сомневался, что Делрей смотрит прямо на него. У него сложилось также впечатление, что Делрей стоял там давно и видел, как Анна выходит из сарая.
Тогда они несколько секунд простояли неподвижно, потом Делрей отошел от окна и исчез в комнате.
Теперь он сидел сгорбившись за рулем и смотрел на дорогу с таким видом, как будто это был враг, которого предстояло победить. В глазах его застыла боль.
– Ты давно любишь ее, Делрей? – тихо спросил Джек.
Рано утром Корбетт передал ему список дел, которые нужно сегодня выполнить, а сам уехал. Он не сказал куда, но Джек предположил, что Делрей собирается проверить, нет ли новых потерь в стаде. Джек выполнил все, что значилось в списке, и тут же придумал себе новую работу, чтобы было чем заняться.
Делрей приехал на обед в обычное время, но прошел в дом, не сказав ни слова. Было уже почти три часа дня, когда он оторвал Джека от ремонта уздечки.
– Мы едем в город за кормами.
Джек вышел из маленького туалета, куда зашел, чтобы помыть руки, и увидел, что Делрей сидит в пикапе, мотор которого уже работал. Севшего в машину Джека Делрей встретил молча.
Джеку очень хотелось знать, говорил ли Делрей с ветеринаром и что тот сказал о причинах гибели скота, но что-то удерживало его от расспросов. Чем меньше он сейчас скажет, тем лучше. Поэтому до города они доехали в гробовом молчании. Должно быть, Джек должен радоваться тому, что Делрей молчит. Пока он молчит, его не уволят.
Самое неприятное заключается в том, что он не хочет уходить.
До сих пор Джек всегда устраивался на такую работу, с которой можно было бы уйти в любой момент. Нельзя сказать, чтобы он был по натуре бродягой, отнюдь нет, но так уж сложилась жизнь, а со временем он к этому привык. Теперь он хорошо чувствовал, когда подходил срок попрощаться и уйти. Обычно он делал это не оглядываясь, всецело полагаясь на свою интуицию, которая вела его на новое место.
Но этот случай был особенным. На ранчо Корбетта его выбор пал не случайно. И не он сам выбирал время своего прибытия туда.
Все это определил побег Карла Херболда.
Джек нарушил свое правило, и поэтому придется поступиться традицией. Он не может просто взять и уехать только из-за того, что это кажется разумным. Если бы он исходил из принципов благоразумия, то вообще бы на ранчо не появился. Однако ж… И до тех пор, пока Карл Херболд не будет вновь пойман, он должен здесь оставаться.
Конечно, если Делрей прикажет ему убираться, то тогда ничего не поделаешь – придется собирать вещи.
Они приехали в магазин по продаже кормов, и Делрей сообщил кассиру, что ему надо. Его немногословие граничило с грубостью. Когда кассир подал Делрею квитанцию, благодарить его пришлось Джеку. Продавец не предложил им помочь погрузить в пикап тяжелые мешки с зерном, однако, учитывая невежливое поведение Делрея, Джек не смог бы его за это винить.
– Сейчас стоит жуткая жара, – заметил Джек, когда они погрузили большую часть мешков. – Заводи мотор и включай кондиционер. Я сам закончу.
– Ты думаешь, я не справлюсь с мужской работой? Получив отповедь, Джек предпочел не настаивать. Делрей был огорчен вовсе не тем, что Джек предложил сделать за него тяжелую работу. Все из-за мертвых коров. А еще из-за Анны и пива в сарае.
Делрей поднял борт, и они вернулись в кабину. Лицо старика было багровым от напряжения.
– Я бы сейчас что-нибудь попил.
– Что ж, звучит неплохо, – ответил Джек, удивленный тем, что, оказывается, и Делрею не чуждо ничто человеческое.
Они направились в «Молочную королеву». В заведении было прохладно – там работал кондиционер. Джек и Делрей сделали заказ, выбрали себе кабинку и сели лицом друг к другу.
Обернувшись через плечо, Делрей неодобрительно посмотрел на прислуживавшую за стойкой девицу. Все ее лицо было утыкано какими-то кольцами и булавками. Даже язык был проколот, и на нем красовалась черная жемчужина.
– Зачем она это с собой сделала?
– Наверно, чтобы дразнить старых пердунов вроде нас с тобой.
Делрей посмотрел на Джека и выдавил из себя нечто похожее на смех.
– Должно быть, ты прав.
Вскоре они наслаждались холодным лимонадом. Делрей первым кончил пить и отставил чашку в сторону. Глядя в окно на клумбу с цветами, он молчал. «Наверное, подбирает слова, чтобы сообщить об увольнении», – подумал Джек и решил сам взять быка за рога:
– Так что он сказал?
Делрей не стал делать вид, что не понимает, о чем речь.
– Яд, – обронил он, переведя взгляд на Джека.
Сердце Джека упало. Он все же надеялся, что коровы умерли от какого-нибудь редкого вирусного заболевания или от чего-то другого – такого, что нельзя было бы поставить ему в вину. Случилось самое худшее.
– А как остальное стадо?
– Сегодня утром я нашел еще двух мертвых коров. Яд был в куске соли. Конечно, понадобится несколько дней, чтобы узнать, сколько всего его было. – Он презрительно фыркнул. – Не такой уж и умный этот сукин сын. Он мог бы подгадить мне гораздо больше, если бы вылил яд в пруд.
– Может быть, это предупреждение.
– Может быть.
– Я этого не делал.
– Я и не говорил, что ты делал.
– Но ты об этом думал.
Лицо Делрея стало еще краснее, и Джек подумал, что старик может дорого заплатить за свою сдержанность, особенно если он действительно считает, что Джек пытался лишить его средств к существованию.
– Зачем мне это делать? – перегнувшись через стол, спросил Джек.
– А почему ты вдруг ни с того ни с сего свалился мне на голову?
– Мне была нужна работа.
– Ерунда! Я звонил тому парню, у которого ты в последнее время работал. В Корпусе.[6] Он дал тебе блестящие рекомендации. Жаль было тебя терять, сказал он. Дескать, желал бы иметь сотню таких, как ты. У тебя была хорошая работа, ноты ушел ко мне за половину платы. – Покачав головой, он усмехнулся: – Бессмыслица какая-то.
– Для меня это имеет смысл. Мне необходимы перемены.
– Перемены! – Делрей помолчал, медленно закипая, затем ткнул в сторону Джека корявым указательным пальцем. – Я тебе не доверяю.
– Тогда зачем нанял?
– Чтобы ты был на виду, пока я не определю, что ты за птица.
– Ну и что, определил?
– Думаю, что да.
Джек развел руками, приглашая Делрея поделиться своими выводами.
– Ты работаешь на хьюстонскую контору. На этот «Ист-парк».
Посмотрев на него, Джек громко рассмеялся:
– Значит, я диверсант, которого наняла корпорация?
– Это верно, ты на него не похож. Но именно поэтому ты прекрасно подходишь для такого дела.
– Может быть, в другой жизни, – все еще недоверчиво посмеиваясь, сказал Джек. – Я говорил тебе свое мнение об этих алчных подонках.
– Потому что знал, что именно я хочу услышать. Ты пустил мне пыль в глаза.
Джек покачал головой:
– Ладно, допустим, я связан с ними. Тогда как ты объяснишь, что я работал в Корпусе?
– Ты там делал то же самое. «Ист-парк» – это просто кусочек большого пирога. Эти ребята занимаются всем. Нефть и газ, недвижимость, компьютеры. У них даже есть контракт с НАСА.[7] Меня должно было насторожить то, что Эмори Ломаке стал давить на меня как раз тогда, когда ты появился. Ты работаешь изнутри. Тебя посылают туда, куда им надо и когда им надо. И ты, конечно, выглядишь так, как надо, – добавил он, глядя на соломенную шляпу Джека.
Вздохнув, Джек откинулся на стенку кабинки.
– Ты заблуждаешься, Делрей. Жестоко заблуждаешься, – беспомощно пожав плечами, сказал он.
– Я так не думаю.
– Если я работаю на корпорацию, неужели я настолько глуп, что начинаю травить твой скот всего через несколько дней после своего появления здесь? Вот что я тебе скажу: если бы меня послали тебя уничтожить, чтобы забрать твое ранчо, я бы не стал валять дурака, как этот тип. Я просто отравил бы запасы воды.
Делрей долго смотрел на него, пытаясь оценить его слова. Джек не опускал глаз и не уступал. Оба не увидели, как к ним кто-то подошел.
– Привет, Делрей!
Застигнутый врасплох, Делрей быстро повернул голову.
– А, шериф Хардж. Не заметил, как ты вошел.
– Как дела?
– Не могу пожаловаться. А ты?
– Да вроде ничего. Хотя я больше не шериф.
– Да, да, – рассеянно ответил Делрей. – Ну и как живется на пенсии?
– Никак не могу привыкнуть к тому, что у меня столько свободного времени. – Он мрачно посмотрел на заказанный им банановый десерт. – С такой пищей я скоро потолстею. – Он криво улыбнулся Делрею и с любопытством посмотрел на Джека.
– Я решил нанять себе помощника, – махнув рукой в сторону Джека, сказал Делрей. – Это мой новый работник.
– Джек, – сказал тот, протянув правую руку.
– Эззи.
– Очень приятно.
– Взаимно.
Рука, которую пожал Джек, была грубой, словно ветка дерева. Бывший шериф оказался высоким и широкоплечим, хотя от возраста он несколько ссутулился. Седые волосы выбивались из-под ковбойской шляпы, точно такой же, как у Джека, – и по фасону, и по степени износа. Лицо у Харджа было длинным, как морда у бассет-хаунда, и столь же унылым.
Покончив с любезностями, бывший шериф вновь повернулся к Делрею:
– Слышал что-нибудь, как там, в Арканзасе?
– Нет. Я и не жду ничего.
– Да нет, конечно. Этот парень достаточно умен, чтобы сюда являться.
Делрей сжал лежавшие на столе руки.
– Все это было очень давно, Эззи.
– Давно. С тех пор много воды утекло. – Наступило неловкое молчание. – Дьявольская жара стоит, – желая сменить тему, сказал Хардж.
Делрей с видимым облегчением разжал руки.
– Да, дождь бы не помешал.
Эззи посмотрел на тающее мороженое.
– Ну, надо это съесть, пока оно не превратилось в суп. Всего наилучшего.
Джек с интересом наблюдал, как старик выходит из ресторана и забирается в «Линкольн», выпущенный десять лет назад.
– Он похож на шерифа. – Тут его взгляд вновь обратился на Делрея. – Вот ты думаешь, что я отравил твоих коров. Тогда почему ты меня не сдал?
– Он больше не шериф.
– Это не ответ. Делрей встал:
– Я хочу привезти домой мороженого – для Дэвида и Анны.
Подойдя к стойке, он сделал заказ. Джек остался ждать его у двери. Вместе они сели в грузовик и направились на ранчо.
И что же? Он остался подозреваемым, но еще не осужден? Или он так хорошо аргументировал, что Делрей снял с него обвинения?
Джек посмотрел на суровый профиль Делрея. Тот вел машину, глядя прямо перед собой и, конечно, не превышая скорости. Такой дисциплинированный человек, как Делрей Корбетт, не станет легко менять свое мнение. Джек решил, что суд еще не состоялся.
Но пока что он здесь. Пожалуй, сейчас стоит оставить Делрея одного. Однако прежде необходимо прояснить один вопрос.
– Вчера вечером я разговаривал с Анной, – небрежно произнес Джек.
– Вы разговаривали?
– Если можно так выразиться. В основном я задавал вопросы, а она показывала знаками «да» или «нет». Кое-что она писала в блокноте.
– И о чем же вы говорили?
– О ее глухоте. Она сказала мне, что глухая от рождения.
– Я знаю. Это генетический дефект.
– Какое несчастье для ребенка и его родителей!
– Я не знал ее родителей. Я не встречался с Анной до тех пор, пока Дин не привел ее домой.
Джек приготовился слушать. Делрей бросил на него взгляд, но заговорил только тогда, когда снова стал смотреть на дорогу:
– Не могу сказать, что меня это очень обрадовало. Мой мальчик пришел домой весь возбужденный и стал рассказывать о глухой девушке, которую встретил в колледже. Конечно, меня восхитило то, что она учится. Учиться в колледже и для совершенно здоровых не так-то легко. А для таких, как Анна, это настоящий подвиг. Правда, у нее был переводчик, но все равно здесь нужна огромная сила воли. Джек положил руку на сиденье.
– Дети, которым приходится больше заниматься, больше ценят свои успехи и часто даже достигают лучших результатов.
– Анне все прекрасно удавалось. Она много занималась и получала хорошие отметки. Однако восхищаться кем-то – это одно, а приглашать его в свою семью – совсем другое. Признаю, что сначала я был против их брака с Дином. На первых порах. Но когда я ее узнал и увидел, как Дин сходит по ней с ума, я…
– К тому же, если Дин был настоящим мужчиной – а я думаю, он им был, – твое мнение не имело бы значения.
Делрей резко повернул голову, готовый возразить, но черты его лица быстро смягчились, и он печально покачал головой.
– Мое мнение действительно не играло никакой роли. Они поженились и некоторое время были очень счастливы – такого я еще не видел. А потом он пошел в армию.
Джек решил дать Делрею возможность закончить свой рассказ, несмотря на то что уже слышал об этом от Анны.
– Пока Дин был за океаном, Анна продолжала учиться. Ее родители оставили ей достаточно денег, чтобы заплатить за обучение. Окончив двухгодичный колледж, она стала ездить за сорок миль, чтобы учиться дальше. Он изучала фотографию. Но когда Дин вернулся домой и заболел, она бросила учебу, чтобы за ним ухаживать. После того как он умер и родился Дэвид, занятия ей стали ни к чему.
Джек с этим не был согласен, но свое мнение высказывать не стал.
– Тогда она и замолчала.
Джек, который в этот момент мысленно приводил доводы в пользу того, чтобы Анна закончила образование и получила диплом, не сразу сообразил, о чем говорит Делрей. Когда до него дошло, он снял руку с сиденья.
– Не понял. Ты сказал, что Анна умела говорить?
– Она, правда, стеснялась, особенно при чужих, но Дин заставлял ее продолжать занятия.
Джек никак не мог прийти в себя.
– Она умела говорить? – недоверчиво переспросил он.
– Ну, не так, как мы с тобой, но все-таки довольно хорошо. Ее можно было понять. Меня это удивляет каждый раз, когда я об этом думаю. Она ведь может произносить звуки, которые никогда не слышала!
Это открытие потрясло Джека. Передавая слова жестами, Анна повторяла их губами, но никогда не произносила вслух.
– Почему же она замолчала? Почему сейчас не говорит? Делрей пожал плечами и неловко зашевелился на сиденье.
– Ей это не нужно. Кстати, некоторые глухие не хотят говорить и считают, что не должны учиться. Они полагаются только на знаки.
– Значит, другие – вроде Анны – делают и то и другое?
– Иногда делают.
– Они пользуются азбукой для глухих, читают по губам и говорят, верно?
– Я не специалист в этих делах.
– Должно быть, ей пришлось потратить годы, чтобы этому научиться, – настаивал Джек. – Почему же она перестала говорить?
– Я не знаю. – Голос Делрея почти срывался на крик. – Почему бы тебе не спросить самому? В следующий раз, когда вы соберетесь поболтать?
Джек оказался прав. Делрей в самом деле был взбешен тем, что увидел, когда подсматривал вчера вечером из окна своей спальни. Джек видел, как он стоял там в бледном свете лампы.
Темнота и расстояние не давали возможности разглядеть его глаза, но Джек не сомневался, что Делрей смотрит прямо на него. У него сложилось также впечатление, что Делрей стоял там давно и видел, как Анна выходит из сарая.
Тогда они несколько секунд простояли неподвижно, потом Делрей отошел от окна и исчез в комнате.
Теперь он сидел сгорбившись за рулем и смотрел на дорогу с таким видом, как будто это был враг, которого предстояло победить. В глазах его застыла боль.
– Ты давно любишь ее, Делрей? – тихо спросил Джек.
16
Естественно, мексиканцы потребовали деньги вперед.
Эмори Ломаке лишился пятидесяти баксов, но, если бы ему потребовалось потратить даже вдвое больше, он бы заплатил без разговоров. Диверсия против хозяйства Делрея Корбетта стоила того. Джесси Гарсия и его разношерстная банда появилась на Мэйн-стрит как нельзя более кстати. Если бы Эмори случайно не выглянул из окна в тот самый момент, когда мимо проезжал грузовик Гарсии, то, наверное, до сих пор бы пытался придумать, как отобрать у Корбетта ранчо.
В общем, судьба ему улыбнулась.
В городе Гарсия был известен как человек, который помогал решать любые проблемы. Вам нужно заменить замок – пожалуйста. Нужно обрезать засохшие ветки на дереве – Гарсия со своими двоюродными братьями об этом позаботятся. Вам хочется, чтобы ваш мерзавец сосед не слишком гордился своим новеньким автофургоном, – пятьдесят баксов Гарсии, и вы можете с удовольствием наблюдать, как ваш недруг суетится возле порезанных покрышек.
Гарсия не боялся запачкать руки – и в буквальном смысле, и в переносном. Все, что клиенты хотели сделать со своим врагом, Гарсия делал за них – но только не убивая и не калеча. Этот недостаток компенсировало его творческое воображение. Если вы не знали, как отомстить, Гарсия тут же предоставлял на ваш выбор несколько вариантов.
Он работал со всеми – со всеми, кто готов заплатить. Сегодня вы его клиент, а завтра можете стать его жертвой. Уж такова была его система. Никто с этим не спорил, поскольку ни один человек не хотел оказаться его врагом – ведь считается, что все мексиканцы носят при себе ножи.
Ломаке предложил Гарсии немного пощипать стадо Корбетта.
– Но чтобы ничего катастрофического. Comprendes,[8] что значит катастрофическое, Джесси?
Джесси это понимал, и на следующий день весь город говорил о том, что у Корбетта при загадочных обстоятельствах погибло несколько голов скота. Такие разговоры вредят бизнесу. Это как клеймо. Этого боится любой хозяин ранчо. Посмотрите, как повлияло коровье бешенство на продажу говядины в Англии.
Окрыленный, Эмори отправился на встречу с Корбетом. Он был абсолютно уверен, что теперь со стариком будет нетрудно договориться. Но когда Эмори прибыл на ранчо, его ждал неприятный сюрприз. Как ни удивительно, Корбетт был совершенно не готов принять его предложение.
– Вы смотрели материалы? – в отчаянии спросил Эмори после того, как они полчаса переливали из пустого в порожнее.
– Смотрел.
– Разве их размах не впечатляет?
– Может, кого-то и впечатляет.
Неужели старого дурака оставила безучастным глянцевая брошюра и содержащаяся в ней информация? Или он просто упрямится в надежде побольше получить?
– Они сделали вам щедрое предложение, мистер Корбетт. Очень щедрое.
С самоуверенным видом Эмори откинулся в кресле и положил ногу на ногу.
– «Ист-парк дивелопмент» очень нужно ваше владение. Они предлагают значительно больше, чем оно стоит. Но ведь это их деньги, верно? – Он посмотрел на Анну и подмигнул ей.
Когда Эмори приехал, она вежливо подала ему стакан холодного чая, но тем не менее смотрела так, как будто он вляпался в собачье дерьмо. И с чего это вдруг у нее такой надменный вид?
Эмори вел себя очень галантно, все время посматривал в ее сторону, чтобы Анна не чувствовала себя исключенной из разговора, хотя Делрей и переводил ей его содержание. С момента ее прихода в банк Эмори все время старался вести себя приветливо, однако пока что ее поведение дружественным никак нельзя было назвать. Но ничего, она еще изменит свое мнение о нем.
Делрей закрыл брошюру и положил ее на кофейный столик.
– Объясните мне подробнее, Ломаке. Они что, хотят, чтобы я расстался с квадратной милей земли, которой сейчас владею, оставив себе маленький огрызок?
Эмори широко улыбнулся.
– Конечно, вы сильно утрируете, но кое в чем правы – в качестве стимула они готовы предоставить вам право выбора участка плюс освобождение от членских взносов и пожизненное членство в клубе.
– Пожизненное членство в клубе?
– Именно так, – сказал Эмори таким тоном, каким удав мог бы обращаться к кролику. – Как это вам?
– Не годится.
Корбетт встал. Ломаке тоже вскочил на ноги.
– Мистер Корбетт, мы старались изложить наше предложение как можно проще, но я думаю, что вы все еще не поняли…
– Я умею читать, мистер Ломаке.
– Я не имел в виду… Пожалуйста, не думайте, что… – Нельзя, чтобы Корбетт решил, будто он считает его дураком. Надо быть осторожнее. – Просто раз вы не занимаетесь этим постоянно, какие-то сложные моменты могут от вас ускользнуть.
– Может быть. Но меня это предложение не интересует.
– Они хотят заплатить вам больше, чем стоит ваше ранчо, – настойчиво сказал Эмори.
– Значит, они там все дураки, так, что ли?
– Вы можете получить очень много денег, – понизив голос, произнес Эмори. – И построить на своем участке любой дом.
– Мне нравится этот дом и этот участок.
Банкир почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Запищал пейджер. Эмори с раздражением отключил его и попытался зайти с другой стороны:
– Вы не должны решать один. Как считает Анна? Что она думает о нашем предложении?
Прежде чем он успел задать вопрос, она уже сообщила ответ.
– Она говорит, что ранчо мое, – сказал Делрей. – Оно перейдет в наследство ее сыну. Анна поддерживает мое решение.
– Я рад, что она заговорила о сыне. Подумайте о его будущем. О его образовании. К тому времени, когда он пойдет в колледж…
– Мы уже откладываем на это деньги.
– Но…
Делрей поднял руку.
– Я вас выслушал, мистер Ломаке. И с вашей стороны, и с моей это было пустой тратой времени, но я проявил к вам любезность. Теперь наша встреча окончена. До свидания.
Делрей повернулся, чтобы уйти, и тут Ломаке пустил в ход последний аргумент:
– Остался еще ваш кредит.
Остановившись, Корбетт медленно повернулся к Ломаксу. Лицо его побагровело.
– А что с ним такое? – зло посмотрев на посетителя, спросил он.
Эмори Ломаке лишился пятидесяти баксов, но, если бы ему потребовалось потратить даже вдвое больше, он бы заплатил без разговоров. Диверсия против хозяйства Делрея Корбетта стоила того. Джесси Гарсия и его разношерстная банда появилась на Мэйн-стрит как нельзя более кстати. Если бы Эмори случайно не выглянул из окна в тот самый момент, когда мимо проезжал грузовик Гарсии, то, наверное, до сих пор бы пытался придумать, как отобрать у Корбетта ранчо.
В общем, судьба ему улыбнулась.
В городе Гарсия был известен как человек, который помогал решать любые проблемы. Вам нужно заменить замок – пожалуйста. Нужно обрезать засохшие ветки на дереве – Гарсия со своими двоюродными братьями об этом позаботятся. Вам хочется, чтобы ваш мерзавец сосед не слишком гордился своим новеньким автофургоном, – пятьдесят баксов Гарсии, и вы можете с удовольствием наблюдать, как ваш недруг суетится возле порезанных покрышек.
Гарсия не боялся запачкать руки – и в буквальном смысле, и в переносном. Все, что клиенты хотели сделать со своим врагом, Гарсия делал за них – но только не убивая и не калеча. Этот недостаток компенсировало его творческое воображение. Если вы не знали, как отомстить, Гарсия тут же предоставлял на ваш выбор несколько вариантов.
Он работал со всеми – со всеми, кто готов заплатить. Сегодня вы его клиент, а завтра можете стать его жертвой. Уж такова была его система. Никто с этим не спорил, поскольку ни один человек не хотел оказаться его врагом – ведь считается, что все мексиканцы носят при себе ножи.
Ломаке предложил Гарсии немного пощипать стадо Корбетта.
– Но чтобы ничего катастрофического. Comprendes,[8] что значит катастрофическое, Джесси?
Джесси это понимал, и на следующий день весь город говорил о том, что у Корбетта при загадочных обстоятельствах погибло несколько голов скота. Такие разговоры вредят бизнесу. Это как клеймо. Этого боится любой хозяин ранчо. Посмотрите, как повлияло коровье бешенство на продажу говядины в Англии.
Окрыленный, Эмори отправился на встречу с Корбетом. Он был абсолютно уверен, что теперь со стариком будет нетрудно договориться. Но когда Эмори прибыл на ранчо, его ждал неприятный сюрприз. Как ни удивительно, Корбетт был совершенно не готов принять его предложение.
– Вы смотрели материалы? – в отчаянии спросил Эмори после того, как они полчаса переливали из пустого в порожнее.
– Смотрел.
– Разве их размах не впечатляет?
– Может, кого-то и впечатляет.
Неужели старого дурака оставила безучастным глянцевая брошюра и содержащаяся в ней информация? Или он просто упрямится в надежде побольше получить?
– Они сделали вам щедрое предложение, мистер Корбетт. Очень щедрое.
С самоуверенным видом Эмори откинулся в кресле и положил ногу на ногу.
– «Ист-парк дивелопмент» очень нужно ваше владение. Они предлагают значительно больше, чем оно стоит. Но ведь это их деньги, верно? – Он посмотрел на Анну и подмигнул ей.
Когда Эмори приехал, она вежливо подала ему стакан холодного чая, но тем не менее смотрела так, как будто он вляпался в собачье дерьмо. И с чего это вдруг у нее такой надменный вид?
Эмори вел себя очень галантно, все время посматривал в ее сторону, чтобы Анна не чувствовала себя исключенной из разговора, хотя Делрей и переводил ей его содержание. С момента ее прихода в банк Эмори все время старался вести себя приветливо, однако пока что ее поведение дружественным никак нельзя было назвать. Но ничего, она еще изменит свое мнение о нем.
Делрей закрыл брошюру и положил ее на кофейный столик.
– Объясните мне подробнее, Ломаке. Они что, хотят, чтобы я расстался с квадратной милей земли, которой сейчас владею, оставив себе маленький огрызок?
Эмори широко улыбнулся.
– Конечно, вы сильно утрируете, но кое в чем правы – в качестве стимула они готовы предоставить вам право выбора участка плюс освобождение от членских взносов и пожизненное членство в клубе.
– Пожизненное членство в клубе?
– Именно так, – сказал Эмори таким тоном, каким удав мог бы обращаться к кролику. – Как это вам?
– Не годится.
Корбетт встал. Ломаке тоже вскочил на ноги.
– Мистер Корбетт, мы старались изложить наше предложение как можно проще, но я думаю, что вы все еще не поняли…
– Я умею читать, мистер Ломаке.
– Я не имел в виду… Пожалуйста, не думайте, что… – Нельзя, чтобы Корбетт решил, будто он считает его дураком. Надо быть осторожнее. – Просто раз вы не занимаетесь этим постоянно, какие-то сложные моменты могут от вас ускользнуть.
– Может быть. Но меня это предложение не интересует.
– Они хотят заплатить вам больше, чем стоит ваше ранчо, – настойчиво сказал Эмори.
– Значит, они там все дураки, так, что ли?
– Вы можете получить очень много денег, – понизив голос, произнес Эмори. – И построить на своем участке любой дом.
– Мне нравится этот дом и этот участок.
Банкир почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Запищал пейджер. Эмори с раздражением отключил его и попытался зайти с другой стороны:
– Вы не должны решать один. Как считает Анна? Что она думает о нашем предложении?
Прежде чем он успел задать вопрос, она уже сообщила ответ.
– Она говорит, что ранчо мое, – сказал Делрей. – Оно перейдет в наследство ее сыну. Анна поддерживает мое решение.
– Я рад, что она заговорила о сыне. Подумайте о его будущем. О его образовании. К тому времени, когда он пойдет в колледж…
– Мы уже откладываем на это деньги.
– Но…
Делрей поднял руку.
– Я вас выслушал, мистер Ломаке. И с вашей стороны, и с моей это было пустой тратой времени, но я проявил к вам любезность. Теперь наша встреча окончена. До свидания.
Делрей повернулся, чтобы уйти, и тут Ломаке пустил в ход последний аргумент:
– Остался еще ваш кредит.
Остановившись, Корбетт медленно повернулся к Ломаксу. Лицо его побагровело.
– А что с ним такое? – зло посмотрев на посетителя, спросил он.