Страница:
– Твое предположение просто смехотворно…
– Клянусь, что я прав, – прервал я ее, – в тот день он хотел вызвать твою ревность. Согласись.
– Нет, вовсе нет! – воскликнула она негодующе.
– Говорю тебе, это так.
Она замолчала.
Я потягивал вино. Никто не проронил ни слова. Я понял, что попал в точку. Он-таки заставил ее ревновать. Тогда, за ленчем. Это совершенно в его духе. Когда речь шла о женщинах, он был очень сообразителен. И всегда нажимал на нужную кнопку.
Я подлил вина себе и ей и заговорил.
– Почему бы тебе не отправиться в Африку? Побывай везде, куда он ездил без Мэдж в последний год жизни, и увидишь, что он бывал там один, то есть, без любовницы, без новой женщины. И, конечно, Мэдж Хичес была его единственной спутницей там, куда он обычно ездил. Мэдж и другие из благотворительных организаций.
Вивьен сказала:
– За ленчем в «Ле Рефюж», когда я расспрашивала Себастьяна о его новой подруге, о его невесте, – потому что она была его невестой, – он сказал, что она работает в Африке. Что она врач. Ученый. Скорее всего, она работает в какой-то лаборатории. Может быть, в каком-то отдаленном месте. Я совершенно уверена, что она не разъезжала по Африке вместе с ним. С какой стати? Ведь у нее работа. Вот тебе и объяснение.
– Значит, ты уверена, что она существовала?
– Существует, – поправила Вивьен.
Я пожал плечами.
Кто знает. Все же это странно – никто не видел их вместе. Это совсем не в его стиле.
– Что ты имеешь в виду?
– Себастьян любил демонстрировать своих женщин. Ты должна это знать лучше, кто-либо. Он любил, когда у него на руке висит красотка. Ты – лучший тому пример.
– Весьма двусмысленный комплимент, благодарю, – отозвалась она, улыбаясь.
– Пожалуйста, золотко.
– Джек!
– Да?
– Ты мне доверяешь?
– Ты знаешь, что да, Вив.
– А моим суждениям?
– Иногда, – уклончиво ответил.
– Послушай, отнесись ко мне с доверием. Я инстинктивно чувствую, что Себастьян говорил чистую правду. Он не пытался вызвать мою ревность, чтобы я им опять заинтересовалась. Он знал меня и знал, конечно, что со мной нужно действовать по-другому, – спокойно объяснила она. – Давай я разложу все по полочкам. В тот день за завтраком он говорил правду. Он на самом деле познакомился в Африке с молодой женщиной и полюбил ее. Полюбил так, как никогда не любил раньше. Он произнес именно эти слова. Они вместе ездили в Индию. Они собирались провести Рождество в Коннектикуте, на ферме. А потому он хотел отвезти ее во Францию, познакомить со мной. И с тобой, я уверена. Они намеревались пожениться здесь, во Франции. Этой весной. Я уверена, что все это так и было.
Я понял, как она серьезна. И сказал:
– Ладно. Допустим, ты права. Но что из этого следует? Чтобы написать очерк, тебе не нужна эта женщина. Ты знаешь Себастьяна лучше, чем кто-либо. Ей нечего добавить.
– Это верно. Я могу сесть за работу хоть завтра. Но ты забыл кое-что. Я хочу знать, почему он убил себя.
– Ну Вив, золотко! Ты никогда этого не узнаешь.
– А я, черт меня побери, попытаюсь то выяснить.
– Как?
– Я найду эту женщину.
– Да как же?
– Я еще не знаю. Но найду. Поверь мне.
– Зачем? – повторил я.
– Потому что я убеждена – она имеет отношение к его смерти.
Я уставился на нее.
– Ты смеешься.
– Нет, Джек, не смеюсь. Я думаю, что она как-то связана с его самоубийством. И заранее скажу – не потому, что она его увлекла и бросила.
– Тогда как?
– Не знаю. Пока не знаю.
– Но почему ты так впилась в эту женщину?
– Потому что в его строго расписанной жизни только она была неизвестным пятном.
Я медленно кивнул.
– Это так. Но ты ее никогда не найдешь, – заметил я.; Я был в этом уверен. Я считал что Вив зря тратит время.
– Посмотрим. А пока напряги свой ум ради меня, дорогой. Может, ты вспомнишь что-то, ведь самая малость может оказаться решающей.
– Попытаюсь. Ноя уже сказал тебе: я редко виделся с ним в последний год.
Вив допила вино, а потом сказала:
– Я сейчас наберусь. Пью на голодный желудок. А мне еще сидеть за рулем – ехать в Лормарэн.
– Я тебя покормлю, – сказал я. – Оставайся на обед.
– Почему бы нет? Спасибо. Мне бы хотелось повидать Кэтрин. Как она?
Я поперхнулся.
– Ее здесь нет. Вив.
– А-а. И куда она уехала?
– Не знаю.
Вив нахмурилась.
– Я что-то не улавливаю, Джек.
– Она меня бросила. Вернулась в Англию. Во всяком случае, отправилась в Марсель сегодня утром. Чтобы успеть на лондонский рейс.
– Ох, Джек, дорогой мой, прости, – сказала Вивьен сочувственно. – Казалось, вы с ней так подходите друг другу. Лучше не бывает. Я надеялась, что ты наконец-то нашел женщину, которая тебе нужна. Что же случилось?
– Она забеременела.
– И? – Вивьен подняла бровь.
– Наши взгляды разошлись. На ребенка. Она хочет. Я – нет. Она стала бить копытом. Мы поспорили. Она сказала, что будет рожать. Что бы я там ни говорил и ни думал. Под конец дошло до криков. И она уехала.
– И ты дал ей уйти?
– Да.
– Какой же ты глупый! Какой тупица! – воскликнула Вивьен, ошеломленно глядя на меня. – Как ты мог упустить такую замечательную женщину?
Я вздрогнул от ее взгляда.
– Видишь ли, Вив, я не хочу жениться, – сказал я наконец. – И определенно не хочу иметь детей. Она же полна желания родить. Против моего желания. Когда она сказала, что уезжает, я ее не останавливал. Оно и к лучшему. Надолго нас с ней не хватило бы.
Вивьен долго разглядывала меня. Потом сказала тихо, но страстно:
– Ты просто дурак, Джек Лок. Ты совершил величайшую ошибку в своей жизни.
Часть III
21
22
– Клянусь, что я прав, – прервал я ее, – в тот день он хотел вызвать твою ревность. Согласись.
– Нет, вовсе нет! – воскликнула она негодующе.
– Говорю тебе, это так.
Она замолчала.
Я потягивал вино. Никто не проронил ни слова. Я понял, что попал в точку. Он-таки заставил ее ревновать. Тогда, за ленчем. Это совершенно в его духе. Когда речь шла о женщинах, он был очень сообразителен. И всегда нажимал на нужную кнопку.
Я подлил вина себе и ей и заговорил.
– Почему бы тебе не отправиться в Африку? Побывай везде, куда он ездил без Мэдж в последний год жизни, и увидишь, что он бывал там один, то есть, без любовницы, без новой женщины. И, конечно, Мэдж Хичес была его единственной спутницей там, куда он обычно ездил. Мэдж и другие из благотворительных организаций.
Вивьен сказала:
– За ленчем в «Ле Рефюж», когда я расспрашивала Себастьяна о его новой подруге, о его невесте, – потому что она была его невестой, – он сказал, что она работает в Африке. Что она врач. Ученый. Скорее всего, она работает в какой-то лаборатории. Может быть, в каком-то отдаленном месте. Я совершенно уверена, что она не разъезжала по Африке вместе с ним. С какой стати? Ведь у нее работа. Вот тебе и объяснение.
– Значит, ты уверена, что она существовала?
– Существует, – поправила Вивьен.
Я пожал плечами.
Кто знает. Все же это странно – никто не видел их вместе. Это совсем не в его стиле.
– Что ты имеешь в виду?
– Себастьян любил демонстрировать своих женщин. Ты должна это знать лучше, кто-либо. Он любил, когда у него на руке висит красотка. Ты – лучший тому пример.
– Весьма двусмысленный комплимент, благодарю, – отозвалась она, улыбаясь.
– Пожалуйста, золотко.
– Джек!
– Да?
– Ты мне доверяешь?
– Ты знаешь, что да, Вив.
– А моим суждениям?
– Иногда, – уклончиво ответил.
– Послушай, отнесись ко мне с доверием. Я инстинктивно чувствую, что Себастьян говорил чистую правду. Он не пытался вызвать мою ревность, чтобы я им опять заинтересовалась. Он знал меня и знал, конечно, что со мной нужно действовать по-другому, – спокойно объяснила она. – Давай я разложу все по полочкам. В тот день за завтраком он говорил правду. Он на самом деле познакомился в Африке с молодой женщиной и полюбил ее. Полюбил так, как никогда не любил раньше. Он произнес именно эти слова. Они вместе ездили в Индию. Они собирались провести Рождество в Коннектикуте, на ферме. А потому он хотел отвезти ее во Францию, познакомить со мной. И с тобой, я уверена. Они намеревались пожениться здесь, во Франции. Этой весной. Я уверена, что все это так и было.
Я понял, как она серьезна. И сказал:
– Ладно. Допустим, ты права. Но что из этого следует? Чтобы написать очерк, тебе не нужна эта женщина. Ты знаешь Себастьяна лучше, чем кто-либо. Ей нечего добавить.
– Это верно. Я могу сесть за работу хоть завтра. Но ты забыл кое-что. Я хочу знать, почему он убил себя.
– Ну Вив, золотко! Ты никогда этого не узнаешь.
– А я, черт меня побери, попытаюсь то выяснить.
– Как?
– Я найду эту женщину.
– Да как же?
– Я еще не знаю. Но найду. Поверь мне.
– Зачем? – повторил я.
– Потому что я убеждена – она имеет отношение к его смерти.
Я уставился на нее.
– Ты смеешься.
– Нет, Джек, не смеюсь. Я думаю, что она как-то связана с его самоубийством. И заранее скажу – не потому, что она его увлекла и бросила.
– Тогда как?
– Не знаю. Пока не знаю.
– Но почему ты так впилась в эту женщину?
– Потому что в его строго расписанной жизни только она была неизвестным пятном.
Я медленно кивнул.
– Это так. Но ты ее никогда не найдешь, – заметил я.; Я был в этом уверен. Я считал что Вив зря тратит время.
– Посмотрим. А пока напряги свой ум ради меня, дорогой. Может, ты вспомнишь что-то, ведь самая малость может оказаться решающей.
– Попытаюсь. Ноя уже сказал тебе: я редко виделся с ним в последний год.
Вив допила вино, а потом сказала:
– Я сейчас наберусь. Пью на голодный желудок. А мне еще сидеть за рулем – ехать в Лормарэн.
– Я тебя покормлю, – сказал я. – Оставайся на обед.
– Почему бы нет? Спасибо. Мне бы хотелось повидать Кэтрин. Как она?
Я поперхнулся.
– Ее здесь нет. Вив.
– А-а. И куда она уехала?
– Не знаю.
Вив нахмурилась.
– Я что-то не улавливаю, Джек.
– Она меня бросила. Вернулась в Англию. Во всяком случае, отправилась в Марсель сегодня утром. Чтобы успеть на лондонский рейс.
– Ох, Джек, дорогой мой, прости, – сказала Вивьен сочувственно. – Казалось, вы с ней так подходите друг другу. Лучше не бывает. Я надеялась, что ты наконец-то нашел женщину, которая тебе нужна. Что же случилось?
– Она забеременела.
– И? – Вивьен подняла бровь.
– Наши взгляды разошлись. На ребенка. Она хочет. Я – нет. Она стала бить копытом. Мы поспорили. Она сказала, что будет рожать. Что бы я там ни говорил и ни думал. Под конец дошло до криков. И она уехала.
– И ты дал ей уйти?
– Да.
– Какой же ты глупый! Какой тупица! – воскликнула Вивьен, ошеломленно глядя на меня. – Как ты мог упустить такую замечательную женщину?
Я вздрогнул от ее взгляда.
– Видишь ли, Вив, я не хочу жениться, – сказал я наконец. – И определенно не хочу иметь детей. Она же полна желания родить. Против моего желания. Когда она сказала, что уезжает, я ее не останавливал. Оно и к лучшему. Надолго нас с ней не хватило бы.
Вивьен долго разглядывала меня. Потом сказала тихо, но страстно:
– Ты просто дурак, Джек Лок. Ты совершил величайшую ошибку в своей жизни.
Часть III
Люциана
Гордость
21
Как-то раз я услышала, что мой брат Джек сказал Вивьен, будто я слабенькая. Мне странно было слышать это от него. Совершенно ошибочное утверждение.
Я отнюдь не слабая женщина.
Напротив, я – сильней многих известных мне людей и в умственном, и в физическом смысле. Мой отец, конечно, всегда знал это. Вот почему он говорил, что я – истинная Лок, и по рождению, и по воспитанию.
Себастьян видел во мне воплощение характера Локов и даже утверждал, что во мне живет дух Малькольма Лайона Лока, этого великого шотландца, основателя нашей династии.
Это правда. Я унаследовала многие свойства, сделавшие нашу семью великой. У меня железная воля, решительность, самоотверженность, дисциплинированность, необыкновенная выносливость и склонность к трудной работе.
В делах я жестока и безжалостна, и мой муж Джеральд говорит, что я – прирожденный барышник с ледяной водой в жилах, когда речь идет о торговых сделках и оборотах.
Отец называл меня законченной притворщицей и самой умной лгуньей из всех, каких он только видел. Он считал, что я умею хитрить даже лучше, чем его отец Сирес. Себастьян смеялся, сообщая мне об этом, и я знаю, что он расценивал это как комплимент. Хотя, если он говорил Вивьен, что я лгунья, – а в глубине души я уверена, что говорил, – то, скорее всего, в уничижительном смысле. Он всегда и все ей поверял с тех самых пор, как она вошла в нашу жизнь. Ей было двенадцать лет, мне – только четыре.
Тем не менее он гордился мной, гордился моими талантами и способностями, особенно моей способностью вести дела. Как только я стала взрослой, он ввел меня в нью-йоркское отделение «Лок Индастриз».
Вот уже несколько лет я руковожу английским отделением «Лок Индастриз» в Лондоне, и когда я в последний раз говорила с отцом незадолго до его смерти, он признал, что я проделала превосходную работу. Он был очень горд за меня.
– Ты нашей породы, Люси. Хорошо сработано, дорогая!
Во время этого разговора, который происходил за обедом в его доме в Манхэттене, он спросил, не захочу ли я вернуться в нью-йоркское отделение. Именно там я начала свою деловую карьеру, окончив Йейльский университет. У Себастьяна для меня была должность вице-президента компании, руководящего всеми «женскими» отделениями компании.
С тех пор я размышляю над этим предложением. Очень соблазнительно. Единственное, что я должна сделать, – это сказать Джеку, чтобы он все устроил. Он обедал тогда с нами, не мог не заметить энтузиазма Себастьяна и моего и сделал кое-какие замечания. Мой муж не возражает: скорее, Джеральду понравилась идея переехать в Нью-Йорк, где он сможет работать в американском отделении своего семейного инвестиционного банка.
Если говорить откровенно, главой компании должна быть я, а не брат. Он следит за ходом дел издали, также, как это делал отец в течение многих лет. По-моему, этого не достаточно, хотя исполнительный директор вполне компетентен, и Себастьян сам нашел его десять лет назад.
Я предпочитаю заниматься делами непосредственно на месте, и поэтому, как мне кажется, принесу компании больше пользы. Я очень хочу руководить «Лок Индастриз» вместо Джека, и я не сомневаюсь, что он с радостью согласится на эту замену.
Брат любит шато и виноградники больше всего в жизни. Имением он управляет хорошо. Я горжусь, что он достиг таких успехов в виноделии, и что его вина считаются винами высшего качества. Он сделал это сам, с помощью Оливье Маршана.
Никто не убедит меня, что Джек по-настоящему интересуется «Лок Индастриз». Он был ее председателем и делал то, что делал, только потому, что ему годами вбивали в голову, будто это главная роль в его жизни. Долг, долг, долг, – только и твердили Сирес и Себастьян. Думаю, что в глубине души он ненавидит «Лок Индастриз». Я ее люблю, я живу ради нее.
Час назад Джек звонил из Экс-ан-Прованс. Он отменил свою поездку в Лондон, которую хотел предпринять в выходные дни на этой неделе. И я почувствовала, что с ним что-то произошло. Я собиралась поговорить с ним о «Лок Индастриз» и вообще о делах.
Теперь этот разговор придется отложить до следующего месяца, когда он приедет к нам на прием в честь дня рождения Джеральда.
В данный момент Джеральд находится в Гонконге в деловой поездке: он вернется к концу недели. Мысль о муже заставила меня встать из-за рабочего стола и подойти к зеркалу, которое висит на стене в гостином уголке, где находятся диван, кресла и кофейный столик.
Некоторое время я стояла перед зеркалом, рассматривая себя и гадая, что скажет Джеральд, увидев мой новый облик.
Сначала он очень рассердится, потому что я обрезала свои белокурые локоны. Но в конце концов привыкнет к этой короткой, похожей на шапочку, стрижке, более современной и более соответствующей моей худощавой фигуре, поскольку при такой прическе голова выглядит аккуратней.
За три недели отсутствия Джеральда моя фигура изменилась, хотя и не очень заметно. Я прибавила в весе. Не много, всего четыре фунта, но этого оказалось достаточно, чтобы я перестала выглядеть такой истощенной. Увеличившийся вес произвел опустошение в моем гардеробе: большая часть одежды стала мне мала. Придется ее сменить. Я заказала несколько новых костюмов для работы, и на следующей неделе они будут готовы.
Я довольна прибавкой в весе. Я не только стала выглядеть лучше, я стала лучше себя чувствовать. Фунты наращивались совершенно естественным путем, начиная с декабря, потому что я неожиданно стала нормально есть.
Конечно, я не сидела на диете все эти годы. Просто у меня никогда не было аппетита. С тех пор, как мне исполнилось двадцать лет, я утратила вкус к пище. Это случилось потому, что Себастьян посмеялся над моим весом и сказал, что я толстая. «Прямо толстушка», добавил он довольно жестоко, и на следующий день у меня пропал аппетит. В сущности, я заставляла себя не чувствовать голода, и поэтому многие годы жила впроголодь.
Джеральд давно хочет иметь ребенка. Теперь и я этого хочу. Сейчас самое время. Мне двадцать восемь лет. Джеральду – тридцать три. Прекрасный возраст, чтобы обзавестись детьми.
Я хочу наследников. Сыновей и дочерей. Они омолодят исчезающую династию, в которую превратились Локи. Я хочу, чтобы именно мои дети продолжили род, ввели семью в XXI век, приумножили наши богатства и сохранили традиции, заложенные почти два столетия назад.
Отвернувшись от зеркала, я заколебалась, потом, поддавшись внезапному импульсу, вышла из офиса и поспешила по коридору в комнату правления.
Войдя туда, я закрыла дверь и зажгла свет. На стенах этой комнаты висят портреты людей, сделавших нашу семью великой.
По правде говоря, я не нуждаюсь в напоминании о своей замечательной родословной. Сведения о ней впечатались в мой мозг, еще когда я была ребенком, и уже тогда меня преисполнила гордость от того, что я – Лок, что я происхожу от длинного ряда талантливых предпринимателей.
Мой отец прозвал их «баронами-разбойниками», но я никогда не воспринимала их таким образом. Это мои кумиры, неважно, разбойничали они когда-то или нет.
Мне нравится время от времени разглядывать их портреты. Это – копии с оригиналов, находящихся в комнате правления в Нью-Йорке. Я заказала известному художнику сделать с них копии для лондонского правления, и по моему мнению, копии получились лучше оригиналов. Сходство лиц, изображенных на портретах, всегда вызывало у меня желание достичь еще больших высот. Это стало своего рода ритуалом – разглядывать портреты своих предков. Каждый из них привлекает меня; каждого мне хотелось бы знать лично.
Ритуал неизменно начинается с портрета основоположника династии Малкольма Тревора Лайона Лока. Разглядывая его лицо, я спросила себя, как делала это уже не раз: что это был за человек, мой пра-пра-прадед?
Внешне он выглядит так, как выглядел бы Себастьян, живи он в XIX веке. Или, точнее, мой отец похож на него, и по этому портрету ясно видно, откуда взялась красота Себастьяна и Джека. У Малкольма черные волосы, здоровый цвет лица, яркие синие глаза типичного шотландца.
Я все о нем знаю. Он стал семейной легендой. Он родился в Арброате, рыбацкой деревушке на восточном берегу Шотландии, там же был маленький порт. Он отплыл в Америку в 1830 году, ему было девятнадцать лет, когда он отправился на поиски удачи.
Судя по рассказам, Малкольм скоро обнаружил, что улицы Нью-Йорка не вымощены золотом, как его уверяли. И перебрался в Филадельфию.
Он был кузнецом по профессии и при этом чем-то вроде изобретателя, вечно возился со всякой техникой и сельскохозяйственным инструментом. Он сам работал кузнецом и открыл свою маленькую кузницу и мастерскую, где делал различные инструменты.
В 1837 году был изобретен первый стальной плуг с самоочищающимся отвалом. Через год, в 1839 году, Малкольм, который тоже экспериментировал с плугами, сделал собственное изобретение.
Малкольм Лок изобрел отвал из закаленного литого железа, который прекрасно очищался при наименьшем трении. Изобретение изменило всю его жизнь и вывело на ту дорогу, на которой можно стать миллионером. Это, собственно, и положило начало семейному процветанию и «Лок Индастриз», хотя в те дни компания называлась «Инструмент Лока». Так назвал ее Малкольм.
Отойдя от портрета Малкольма, я остановился перед Яном. Это был старший сын Малкольма и его жены Эми Мак Дональд, родился он в счастливом для семьи 1838 году.
Когда Ян вырос, он вошел в дело своего отца, который в то время производил не только отвалы, но всевозможную технику для фермеров, а также инструмент. Под твердым и даже вдохновляющим руководством Яна компания «Инструмент Лока» росла и процветала.
Коулин, первый сын Яна и его жены Джорджины Энсон, родился в 1866 году. Я впилась глазами в его лицо. Коулин был непохож на Яна и Малкольма, но унаследовал от отца талант изобретателя и дух первооткрывателя.
Когда ему было под тридцать, он уехал в Техас искать нефть. Ему не повезло, и он вернулся в конце концов в Филадельфию, к семейному бизнесу.
Однако опыт, приобретенный им в области бурения нефтескважин, побудил его побродить по округе с буром. Он также трудился над многочисленными изобретениями в своей инструментальной мастерской. Но в основном, когда у него было время, он пытался усовершенствовать бур в форме рыбьего хвоста, которым чаще всего пользуются при бурении. Он знал по собственному опыту, что эти буры постоянно ломаются.
Через несколько лет, когда Коулину перевалило за сорок, он придумал бур, который придал деятельности компании «Инструмент Лока» совершенно новое направление.
После многих лет неудач, создав множество разных вариантов бура, он, наконец, придумал такой, который мог бурить и скалу, и зыбучий песок. Он был похож на две сосновых шишки, одна из которых двигалась по часовой стрелке, другая – против. Эти вращающиеся шишки, двигаясь в противоположных направлениях, был снабжен ста семьюдесятью режущими зубцами.
Это произошло в 1907 году, и бур Коулина Лока произвел революцию в бурильном деле. Коулин на год обогнал Боу Хью, который изобрел подобный бур в 1908 году и учредил компанию «Режущий инструмент Хью».
Я внимательно посмотрела на портрет Коулина.
Мой прадед был не так привлекателен, как другие мужчины в роду Локов, жившие до него. Светлые волосы, темно-карие глаза – понятно, откуда у меня такая окраска. На портрете у Коулина был весьма грустный вид. Себастьян его бурно не любил, почти также, как не любил своего отца.
Именно изобретение Коулина Лайона Лока заложило основу ля дальнейшего процветания семьи и компании «Инструмент Лока».
Его прославленный бур продавался по всему миру, хотя он и продолжал его усовершенствовать еще несколько лет. В наше время невозможно заниматься бурением нефтяных скважин, не используя этот бур, и каждый год этот бур приносит сотни миллионов, и так было с того времени, когда Коулин его изобрел.
Рядом с Коулиным висит портрет моего деда. Сирес, родившийся в 1904 году, был первым ребенком Коулина и его жены Сильвии Вейл.
Сейчас моему деду девяносто лет. Всякий раз, когда я думаю о нем, перед моим внутренним взором возникает старый беловолосый человек. Здесь, на портрете, он молод, ему нет и сорока, и его мрачное, сердитое лицо по-своему привлекательно. У него светло-каштановые волосы и темные глаза. Среди своих предков он выглядит как-то неуместно. По-моему, он вообще не похож на Локов.
Я опять вспомнила этого человека, виденного мною на похоронах Себастьяна, и невольно содрогнулась. Как ужасна старость. Когда-то Сирес был властным, подавляющим, жестким и безжалостным. Железной рукой управлял он компанией «Лок Индастриз».
Теперь он – ничто. У него нет ни власти, ни влияния в той компании, где он был некогда королем. Теперь это маленький старичок, и кажется, что его вот-вот унесет порывом ветра.
Я перешла к портрету Себастьяна Лайона Лока, последнему портрету на стене.
Мой отец.
Какой это был красивый мужчина, какой привлекательный! Глаза ярко-синие, волосы черные и блестящие. И лицо такое же интересное – четко очерченное, прекрасной лепки. Неудивительно, что женщины падали к его ногам, как мухи. Я не могу их обвинить. Отец был великолепным образцом мужской красоты.
Пять жен было у него. Но только двое детей от двух жен. Я удивлялась и раньше, и теперь, – почему у него не было больше отпрысков?
Его первая жена, Джозефина Эллисон, был из семьи, владеющей филадельфийской «Мэйн Лайн», которую она и унаследовала. Она – мать Джека; она умерла, когда ему было два года. Все свои деньги она оставила ему, все миллионы, и пока Джеку не исполнилось двадцать один год, его состоянием управлял опекун.
Вторая жена отца – моя мать Кристабель Вильсон. Когда он женился на Кристе, он был горюющим вдовцом. Или меня приучили в это верить.
Я – плод их кратковременного союза.
Я была совсем маленькой, когда мою мать поместили в клинику в Нью-Хейвене – «просохнуть». Она так и не вернулась домой. Я виделась с ней время от времени, но вырастил меня Себастьян.
Разведясь с моей матерью-алкоголичкой, он стал жить с Антуанеттой Дилэни, матерью Вивьен. Их роман не стал ничем большим, потому что она была замужем за Лайэмом Дилэни, который бродил где-то по южным морям.
Отношения Себастьяна и Антуанетты кончились, когда она упала с лестницы в нашем подвале и сломала себе шею. Если бы она осталась в живых, она, видимо развелась бы с Лайэмом по той причине, что он бросил свою семью, и вышла бы за моего отца. Я знаю, он хотел узаконить их любовную связь. Он сам сказал мне об этом. И он, наверное, был потрясен ее смертью.
Третьей женой отца была Стефени Джоунс, которая прожила с нами очень недолго. Она работала с Себастьяном в «Фонде Лока» в качестве его помощницы. Она нравилась и Джеку, и мне. Она была умна, довольно спокойна, хороша собой – сдержанная, утонченная блондинка, напоминающая Грейс Келли. Она была добра ко мне и Джеку, и мы очень горевали, когда она погибла в авиационной катастрофе.
И вот появилась великая Вивьен.
Их брак с отцом длился дольше других. Пять лет. Мне это время показалось вечностью. Я знала, что она забеременела и выкинула. Себастьян сказал мне об этом. Он очень сокрушался, потеряв ребенка.
Я считаю, что их брак с Вивьен был неизбежен. Отец всегда благоволил к ней, когда она была девочкой, а после смерти ее матери стал ее опекуном. Он платил за ее образование и помогал ей деньгами, а все праздники и каникулы она проводила с нами.
Я очень не любила Вивьен. Я просто терпеть е не могла, и была рада, когда отец, в конце концов, разошелся с ней. Я всегда считала, что мой отец заслуживает лучшего.
Его пятая и последняя жена была Бетси Бетьюни, женщина, делающая карьеру. По-моему, эта была самая неподходящая особа, на какой только он мог жениться. Она была слишком озабочена своей карьерой известной пианистки, чтобы быть хорошей женой моему отцу, и я ничуть не удивилась, когда он с ней развелся. Я так и не поняла вообще, зачем он на ней женился. Это осталось для меня загадкой.
Я внимательно смотрела на портрет моего отца, изучая его лицо.
И опять я задалась вопросом – почему он убил себя? С моей точки зрения, это совершенная бессмыслица. Когда я была у него в Нью-Йорке, он выглядел прекрасно, не таким мрачным, каким бывал нередко. Он не был так напряжен, как обычно, был даже счастлив в ту неделю, когда лишил себя жизни. Я бы многое дала, чтобы этого не произошло. Мне его очень не хватает.
Я всегда любила отца, даже несмотря на то, что он во многих отношениях предпочитал Джека. Брату он отдавал больше сил и времени, но я полагаю, что это естественно – ведь Джек его единственный сын и наследник.
Вивьен же встала между мной и моим отцом с того самого момента, как появилась на сцене вместе со своей невыносимой мамашей. Она украла у меня отца, когда я была еще ребенком, но когда я выросла, мне удалось частично отвоевать его обратно.
В конце концов, я – его настоящее дитя, генетически, во мне течет истинная кровь Локов. Когда я была подростком, он видел во мне своего второго сына, которого всегда хотел иметь. Отчасти поэтому он предоставил мне так много власти в «Лок Индастриз». Конечно, он понял, что я – хороший бизнесмен, практичный и деятельный, как и он; и также он понимал, что я его никогда не подведу. И ему было известно, как я пекусь о интересах компании.
Да, отец любил меня. Об этом ясно говорит его завещание.
«Я отдаю и завещаю моей дорогой и любимой единственной дочери Люциане…» Дальше следует перечень того, что он мне завещал.
Отец оставил мне половину своего личного состояния и большую часть своей дорогостоящей собственности. Более того, мне принадлежит теперь бесценная коллекция импрессионистов, в которой были и картины Ван Гога. Этот поступок сам по себе – еще одно проявление его любви.
Я вздохнула, кинув последний долгий взгляд на портрет Себастьяна, потом вышла, выключив свет и закрыв за собой дверь.
Я отнюдь не слабая женщина.
Напротив, я – сильней многих известных мне людей и в умственном, и в физическом смысле. Мой отец, конечно, всегда знал это. Вот почему он говорил, что я – истинная Лок, и по рождению, и по воспитанию.
Себастьян видел во мне воплощение характера Локов и даже утверждал, что во мне живет дух Малькольма Лайона Лока, этого великого шотландца, основателя нашей династии.
Это правда. Я унаследовала многие свойства, сделавшие нашу семью великой. У меня железная воля, решительность, самоотверженность, дисциплинированность, необыкновенная выносливость и склонность к трудной работе.
В делах я жестока и безжалостна, и мой муж Джеральд говорит, что я – прирожденный барышник с ледяной водой в жилах, когда речь идет о торговых сделках и оборотах.
Отец называл меня законченной притворщицей и самой умной лгуньей из всех, каких он только видел. Он считал, что я умею хитрить даже лучше, чем его отец Сирес. Себастьян смеялся, сообщая мне об этом, и я знаю, что он расценивал это как комплимент. Хотя, если он говорил Вивьен, что я лгунья, – а в глубине души я уверена, что говорил, – то, скорее всего, в уничижительном смысле. Он всегда и все ей поверял с тех самых пор, как она вошла в нашу жизнь. Ей было двенадцать лет, мне – только четыре.
Тем не менее он гордился мной, гордился моими талантами и способностями, особенно моей способностью вести дела. Как только я стала взрослой, он ввел меня в нью-йоркское отделение «Лок Индастриз».
Вот уже несколько лет я руковожу английским отделением «Лок Индастриз» в Лондоне, и когда я в последний раз говорила с отцом незадолго до его смерти, он признал, что я проделала превосходную работу. Он был очень горд за меня.
– Ты нашей породы, Люси. Хорошо сработано, дорогая!
Во время этого разговора, который происходил за обедом в его доме в Манхэттене, он спросил, не захочу ли я вернуться в нью-йоркское отделение. Именно там я начала свою деловую карьеру, окончив Йейльский университет. У Себастьяна для меня была должность вице-президента компании, руководящего всеми «женскими» отделениями компании.
С тех пор я размышляю над этим предложением. Очень соблазнительно. Единственное, что я должна сделать, – это сказать Джеку, чтобы он все устроил. Он обедал тогда с нами, не мог не заметить энтузиазма Себастьяна и моего и сделал кое-какие замечания. Мой муж не возражает: скорее, Джеральду понравилась идея переехать в Нью-Йорк, где он сможет работать в американском отделении своего семейного инвестиционного банка.
Если говорить откровенно, главой компании должна быть я, а не брат. Он следит за ходом дел издали, также, как это делал отец в течение многих лет. По-моему, этого не достаточно, хотя исполнительный директор вполне компетентен, и Себастьян сам нашел его десять лет назад.
Я предпочитаю заниматься делами непосредственно на месте, и поэтому, как мне кажется, принесу компании больше пользы. Я очень хочу руководить «Лок Индастриз» вместо Джека, и я не сомневаюсь, что он с радостью согласится на эту замену.
Брат любит шато и виноградники больше всего в жизни. Имением он управляет хорошо. Я горжусь, что он достиг таких успехов в виноделии, и что его вина считаются винами высшего качества. Он сделал это сам, с помощью Оливье Маршана.
Никто не убедит меня, что Джек по-настоящему интересуется «Лок Индастриз». Он был ее председателем и делал то, что делал, только потому, что ему годами вбивали в голову, будто это главная роль в его жизни. Долг, долг, долг, – только и твердили Сирес и Себастьян. Думаю, что в глубине души он ненавидит «Лок Индастриз». Я ее люблю, я живу ради нее.
Час назад Джек звонил из Экс-ан-Прованс. Он отменил свою поездку в Лондон, которую хотел предпринять в выходные дни на этой неделе. И я почувствовала, что с ним что-то произошло. Я собиралась поговорить с ним о «Лок Индастриз» и вообще о делах.
Теперь этот разговор придется отложить до следующего месяца, когда он приедет к нам на прием в честь дня рождения Джеральда.
В данный момент Джеральд находится в Гонконге в деловой поездке: он вернется к концу недели. Мысль о муже заставила меня встать из-за рабочего стола и подойти к зеркалу, которое висит на стене в гостином уголке, где находятся диван, кресла и кофейный столик.
Некоторое время я стояла перед зеркалом, рассматривая себя и гадая, что скажет Джеральд, увидев мой новый облик.
Сначала он очень рассердится, потому что я обрезала свои белокурые локоны. Но в конце концов привыкнет к этой короткой, похожей на шапочку, стрижке, более современной и более соответствующей моей худощавой фигуре, поскольку при такой прическе голова выглядит аккуратней.
За три недели отсутствия Джеральда моя фигура изменилась, хотя и не очень заметно. Я прибавила в весе. Не много, всего четыре фунта, но этого оказалось достаточно, чтобы я перестала выглядеть такой истощенной. Увеличившийся вес произвел опустошение в моем гардеробе: большая часть одежды стала мне мала. Придется ее сменить. Я заказала несколько новых костюмов для работы, и на следующей неделе они будут готовы.
Я довольна прибавкой в весе. Я не только стала выглядеть лучше, я стала лучше себя чувствовать. Фунты наращивались совершенно естественным путем, начиная с декабря, потому что я неожиданно стала нормально есть.
Конечно, я не сидела на диете все эти годы. Просто у меня никогда не было аппетита. С тех пор, как мне исполнилось двадцать лет, я утратила вкус к пище. Это случилось потому, что Себастьян посмеялся над моим весом и сказал, что я толстая. «Прямо толстушка», добавил он довольно жестоко, и на следующий день у меня пропал аппетит. В сущности, я заставляла себя не чувствовать голода, и поэтому многие годы жила впроголодь.
Джеральд давно хочет иметь ребенка. Теперь и я этого хочу. Сейчас самое время. Мне двадцать восемь лет. Джеральду – тридцать три. Прекрасный возраст, чтобы обзавестись детьми.
Я хочу наследников. Сыновей и дочерей. Они омолодят исчезающую династию, в которую превратились Локи. Я хочу, чтобы именно мои дети продолжили род, ввели семью в XXI век, приумножили наши богатства и сохранили традиции, заложенные почти два столетия назад.
Отвернувшись от зеркала, я заколебалась, потом, поддавшись внезапному импульсу, вышла из офиса и поспешила по коридору в комнату правления.
Войдя туда, я закрыла дверь и зажгла свет. На стенах этой комнаты висят портреты людей, сделавших нашу семью великой.
По правде говоря, я не нуждаюсь в напоминании о своей замечательной родословной. Сведения о ней впечатались в мой мозг, еще когда я была ребенком, и уже тогда меня преисполнила гордость от того, что я – Лок, что я происхожу от длинного ряда талантливых предпринимателей.
Мой отец прозвал их «баронами-разбойниками», но я никогда не воспринимала их таким образом. Это мои кумиры, неважно, разбойничали они когда-то или нет.
Мне нравится время от времени разглядывать их портреты. Это – копии с оригиналов, находящихся в комнате правления в Нью-Йорке. Я заказала известному художнику сделать с них копии для лондонского правления, и по моему мнению, копии получились лучше оригиналов. Сходство лиц, изображенных на портретах, всегда вызывало у меня желание достичь еще больших высот. Это стало своего рода ритуалом – разглядывать портреты своих предков. Каждый из них привлекает меня; каждого мне хотелось бы знать лично.
Ритуал неизменно начинается с портрета основоположника династии Малкольма Тревора Лайона Лока. Разглядывая его лицо, я спросила себя, как делала это уже не раз: что это был за человек, мой пра-пра-прадед?
Внешне он выглядит так, как выглядел бы Себастьян, живи он в XIX веке. Или, точнее, мой отец похож на него, и по этому портрету ясно видно, откуда взялась красота Себастьяна и Джека. У Малкольма черные волосы, здоровый цвет лица, яркие синие глаза типичного шотландца.
Я все о нем знаю. Он стал семейной легендой. Он родился в Арброате, рыбацкой деревушке на восточном берегу Шотландии, там же был маленький порт. Он отплыл в Америку в 1830 году, ему было девятнадцать лет, когда он отправился на поиски удачи.
Судя по рассказам, Малкольм скоро обнаружил, что улицы Нью-Йорка не вымощены золотом, как его уверяли. И перебрался в Филадельфию.
Он был кузнецом по профессии и при этом чем-то вроде изобретателя, вечно возился со всякой техникой и сельскохозяйственным инструментом. Он сам работал кузнецом и открыл свою маленькую кузницу и мастерскую, где делал различные инструменты.
В 1837 году был изобретен первый стальной плуг с самоочищающимся отвалом. Через год, в 1839 году, Малкольм, который тоже экспериментировал с плугами, сделал собственное изобретение.
Малкольм Лок изобрел отвал из закаленного литого железа, который прекрасно очищался при наименьшем трении. Изобретение изменило всю его жизнь и вывело на ту дорогу, на которой можно стать миллионером. Это, собственно, и положило начало семейному процветанию и «Лок Индастриз», хотя в те дни компания называлась «Инструмент Лока». Так назвал ее Малкольм.
Отойдя от портрета Малкольма, я остановился перед Яном. Это был старший сын Малкольма и его жены Эми Мак Дональд, родился он в счастливом для семьи 1838 году.
Когда Ян вырос, он вошел в дело своего отца, который в то время производил не только отвалы, но всевозможную технику для фермеров, а также инструмент. Под твердым и даже вдохновляющим руководством Яна компания «Инструмент Лока» росла и процветала.
Коулин, первый сын Яна и его жены Джорджины Энсон, родился в 1866 году. Я впилась глазами в его лицо. Коулин был непохож на Яна и Малкольма, но унаследовал от отца талант изобретателя и дух первооткрывателя.
Когда ему было под тридцать, он уехал в Техас искать нефть. Ему не повезло, и он вернулся в конце концов в Филадельфию, к семейному бизнесу.
Однако опыт, приобретенный им в области бурения нефтескважин, побудил его побродить по округе с буром. Он также трудился над многочисленными изобретениями в своей инструментальной мастерской. Но в основном, когда у него было время, он пытался усовершенствовать бур в форме рыбьего хвоста, которым чаще всего пользуются при бурении. Он знал по собственному опыту, что эти буры постоянно ломаются.
Через несколько лет, когда Коулину перевалило за сорок, он придумал бур, который придал деятельности компании «Инструмент Лока» совершенно новое направление.
После многих лет неудач, создав множество разных вариантов бура, он, наконец, придумал такой, который мог бурить и скалу, и зыбучий песок. Он был похож на две сосновых шишки, одна из которых двигалась по часовой стрелке, другая – против. Эти вращающиеся шишки, двигаясь в противоположных направлениях, был снабжен ста семьюдесятью режущими зубцами.
Это произошло в 1907 году, и бур Коулина Лока произвел революцию в бурильном деле. Коулин на год обогнал Боу Хью, который изобрел подобный бур в 1908 году и учредил компанию «Режущий инструмент Хью».
Я внимательно посмотрела на портрет Коулина.
Мой прадед был не так привлекателен, как другие мужчины в роду Локов, жившие до него. Светлые волосы, темно-карие глаза – понятно, откуда у меня такая окраска. На портрете у Коулина был весьма грустный вид. Себастьян его бурно не любил, почти также, как не любил своего отца.
Именно изобретение Коулина Лайона Лока заложило основу ля дальнейшего процветания семьи и компании «Инструмент Лока».
Его прославленный бур продавался по всему миру, хотя он и продолжал его усовершенствовать еще несколько лет. В наше время невозможно заниматься бурением нефтяных скважин, не используя этот бур, и каждый год этот бур приносит сотни миллионов, и так было с того времени, когда Коулин его изобрел.
Рядом с Коулиным висит портрет моего деда. Сирес, родившийся в 1904 году, был первым ребенком Коулина и его жены Сильвии Вейл.
Сейчас моему деду девяносто лет. Всякий раз, когда я думаю о нем, перед моим внутренним взором возникает старый беловолосый человек. Здесь, на портрете, он молод, ему нет и сорока, и его мрачное, сердитое лицо по-своему привлекательно. У него светло-каштановые волосы и темные глаза. Среди своих предков он выглядит как-то неуместно. По-моему, он вообще не похож на Локов.
Я опять вспомнила этого человека, виденного мною на похоронах Себастьяна, и невольно содрогнулась. Как ужасна старость. Когда-то Сирес был властным, подавляющим, жестким и безжалостным. Железной рукой управлял он компанией «Лок Индастриз».
Теперь он – ничто. У него нет ни власти, ни влияния в той компании, где он был некогда королем. Теперь это маленький старичок, и кажется, что его вот-вот унесет порывом ветра.
Я перешла к портрету Себастьяна Лайона Лока, последнему портрету на стене.
Мой отец.
Какой это был красивый мужчина, какой привлекательный! Глаза ярко-синие, волосы черные и блестящие. И лицо такое же интересное – четко очерченное, прекрасной лепки. Неудивительно, что женщины падали к его ногам, как мухи. Я не могу их обвинить. Отец был великолепным образцом мужской красоты.
Пять жен было у него. Но только двое детей от двух жен. Я удивлялась и раньше, и теперь, – почему у него не было больше отпрысков?
Его первая жена, Джозефина Эллисон, был из семьи, владеющей филадельфийской «Мэйн Лайн», которую она и унаследовала. Она – мать Джека; она умерла, когда ему было два года. Все свои деньги она оставила ему, все миллионы, и пока Джеку не исполнилось двадцать один год, его состоянием управлял опекун.
Вторая жена отца – моя мать Кристабель Вильсон. Когда он женился на Кристе, он был горюющим вдовцом. Или меня приучили в это верить.
Я – плод их кратковременного союза.
Я была совсем маленькой, когда мою мать поместили в клинику в Нью-Хейвене – «просохнуть». Она так и не вернулась домой. Я виделась с ней время от времени, но вырастил меня Себастьян.
Разведясь с моей матерью-алкоголичкой, он стал жить с Антуанеттой Дилэни, матерью Вивьен. Их роман не стал ничем большим, потому что она была замужем за Лайэмом Дилэни, который бродил где-то по южным морям.
Отношения Себастьяна и Антуанетты кончились, когда она упала с лестницы в нашем подвале и сломала себе шею. Если бы она осталась в живых, она, видимо развелась бы с Лайэмом по той причине, что он бросил свою семью, и вышла бы за моего отца. Я знаю, он хотел узаконить их любовную связь. Он сам сказал мне об этом. И он, наверное, был потрясен ее смертью.
Третьей женой отца была Стефени Джоунс, которая прожила с нами очень недолго. Она работала с Себастьяном в «Фонде Лока» в качестве его помощницы. Она нравилась и Джеку, и мне. Она была умна, довольно спокойна, хороша собой – сдержанная, утонченная блондинка, напоминающая Грейс Келли. Она была добра ко мне и Джеку, и мы очень горевали, когда она погибла в авиационной катастрофе.
И вот появилась великая Вивьен.
Их брак с отцом длился дольше других. Пять лет. Мне это время показалось вечностью. Я знала, что она забеременела и выкинула. Себастьян сказал мне об этом. Он очень сокрушался, потеряв ребенка.
Я считаю, что их брак с Вивьен был неизбежен. Отец всегда благоволил к ней, когда она была девочкой, а после смерти ее матери стал ее опекуном. Он платил за ее образование и помогал ей деньгами, а все праздники и каникулы она проводила с нами.
Я очень не любила Вивьен. Я просто терпеть е не могла, и была рада, когда отец, в конце концов, разошелся с ней. Я всегда считала, что мой отец заслуживает лучшего.
Его пятая и последняя жена была Бетси Бетьюни, женщина, делающая карьеру. По-моему, эта была самая неподходящая особа, на какой только он мог жениться. Она была слишком озабочена своей карьерой известной пианистки, чтобы быть хорошей женой моему отцу, и я ничуть не удивилась, когда он с ней развелся. Я так и не поняла вообще, зачем он на ней женился. Это осталось для меня загадкой.
Я внимательно смотрела на портрет моего отца, изучая его лицо.
И опять я задалась вопросом – почему он убил себя? С моей точки зрения, это совершенная бессмыслица. Когда я была у него в Нью-Йорке, он выглядел прекрасно, не таким мрачным, каким бывал нередко. Он не был так напряжен, как обычно, был даже счастлив в ту неделю, когда лишил себя жизни. Я бы многое дала, чтобы этого не произошло. Мне его очень не хватает.
Я всегда любила отца, даже несмотря на то, что он во многих отношениях предпочитал Джека. Брату он отдавал больше сил и времени, но я полагаю, что это естественно – ведь Джек его единственный сын и наследник.
Вивьен же встала между мной и моим отцом с того самого момента, как появилась на сцене вместе со своей невыносимой мамашей. Она украла у меня отца, когда я была еще ребенком, но когда я выросла, мне удалось частично отвоевать его обратно.
В конце концов, я – его настоящее дитя, генетически, во мне течет истинная кровь Локов. Когда я была подростком, он видел во мне своего второго сына, которого всегда хотел иметь. Отчасти поэтому он предоставил мне так много власти в «Лок Индастриз». Конечно, он понял, что я – хороший бизнесмен, практичный и деятельный, как и он; и также он понимал, что я его никогда не подведу. И ему было известно, как я пекусь о интересах компании.
Да, отец любил меня. Об этом ясно говорит его завещание.
«Я отдаю и завещаю моей дорогой и любимой единственной дочери Люциане…» Дальше следует перечень того, что он мне завещал.
Отец оставил мне половину своего личного состояния и большую часть своей дорогостоящей собственности. Более того, мне принадлежит теперь бесценная коллекция импрессионистов, в которой были и картины Ван Гога. Этот поступок сам по себе – еще одно проявление его любви.
Я вздохнула, кинув последний долгий взгляд на портрет Себастьяна, потом вышла, выключив свет и закрыв за собой дверь.
22
Пока я наносила визит предкам, моя секретарша Клэр положила мне на стол стопку факсов, в основном, из «Лок Индастриз».
Все внимательно прочитав, я занялась теми, которые требовали ответа, на остальных сделала пометки. Подписав партию писем, я прошла в соседнюю комнату и отдала все Клэр.
Вернувшись к своему столу, я сделала с полдюжины звонков в Нью-Йорк, уладила разные дела и посмотрела, что у меня назначено на остальную часть недели.
Завтра встреча за ленчем в отеле «Кларидж» с Мэдж Хиченс из «Фонда Лока». Она направляется в Африку по делам Фонда и пробудет несколько дней в Лондоне, чтобы повидаться со своей дочерью Мелани, учащейся в Королевском колледже Изобразительных Искусств.
Кроме этого, никаких особых дел не было, обычная работа на весь день, а вечером из Гонконга прилетает Джеральд.
Закрыв свой деловой блокнот, я отложила его в сторону и пошла пожелать доброй ночи Клэр.
Лондонский офис «Лок Индастриз» находится на площади Беркли; выйдя на улицу, я на миг остановилась.
Было шесть часов, еще не стемнело, стоял приятный вечер, какие бывают в конце марта. Я решила идти домой пешком. Я направилась по улице Чарльза, по которой можно выйти на улицу Керзона, а оттуда на Парк-лейн и Гайд-парк-корнер.
Мне нравится ходить по Лондону пешком, рассматривать старые дома, наслаждаться ощущением старины, истории, традиций; к тому же, Лондон – мой любимый город. Отец привез нас с Джеком сюда, когда брату было четырнадцать, а мне двенадцать лет. Я не могла не влюбиться в эту страну, в ее людей, культуру, не говоря уже о манерах англичан. Они так вежливы и цивилизованы, что быть среди них – одно удовольствие.
Это было летом 1979 года, и мой отец приехал в Лондон, чтобы продать свою квартиру в Мейфэр. Но выставив ее на продажу, он вдруг надумал купить дом на Итонской площади.
Все внимательно прочитав, я занялась теми, которые требовали ответа, на остальных сделала пометки. Подписав партию писем, я прошла в соседнюю комнату и отдала все Клэр.
Вернувшись к своему столу, я сделала с полдюжины звонков в Нью-Йорк, уладила разные дела и посмотрела, что у меня назначено на остальную часть недели.
Завтра встреча за ленчем в отеле «Кларидж» с Мэдж Хиченс из «Фонда Лока». Она направляется в Африку по делам Фонда и пробудет несколько дней в Лондоне, чтобы повидаться со своей дочерью Мелани, учащейся в Королевском колледже Изобразительных Искусств.
Кроме этого, никаких особых дел не было, обычная работа на весь день, а вечером из Гонконга прилетает Джеральд.
Закрыв свой деловой блокнот, я отложила его в сторону и пошла пожелать доброй ночи Клэр.
Лондонский офис «Лок Индастриз» находится на площади Беркли; выйдя на улицу, я на миг остановилась.
Было шесть часов, еще не стемнело, стоял приятный вечер, какие бывают в конце марта. Я решила идти домой пешком. Я направилась по улице Чарльза, по которой можно выйти на улицу Керзона, а оттуда на Парк-лейн и Гайд-парк-корнер.
Мне нравится ходить по Лондону пешком, рассматривать старые дома, наслаждаться ощущением старины, истории, традиций; к тому же, Лондон – мой любимый город. Отец привез нас с Джеком сюда, когда брату было четырнадцать, а мне двенадцать лет. Я не могла не влюбиться в эту страну, в ее людей, культуру, не говоря уже о манерах англичан. Они так вежливы и цивилизованы, что быть среди них – одно удовольствие.
Это было летом 1979 года, и мой отец приехал в Лондон, чтобы продать свою квартиру в Мейфэр. Но выставив ее на продажу, он вдруг надумал купить дом на Итонской площади.