Брэдли Мэрион Зиммер. Владычица магии (Туманы Авалона - 1)

   - Твой монастырь вон там, Гвенвифар. Смотри, не сходи с тропы, а то опять заблудишься в туманах.
   Только теперь Моргейна разглядела, что девчонка держится за руку Ланселета. Тот с явной неохотой выпустил ее ладошку.
   - Спасибо тебе, о, спасибо! - воскликнула девочка.
   - Благодарить нужно Моргейну, - возразил Ланселет. - Это она знает все тропы, ведущие к Авалону и назад.
   Девочка застенчиво искоса глянула на свою провожатую - и учтиво присела:
   - Спасибо, госпожа Моргейна.
   Моргейна глубоко вдохнула, вновь запахнувшись в незримый плащ жрицы чары, что могла вызывать по своей воле; невзирая на грязную, изорванную одежду, босые ноги, мокрые волосы, что рассыпались по плечам, спутавшись в колтуны, она вдруг явилась взгляду высокой и статной, исполненной грозного величия. Она холодно подняла руку в благословляющем жесте, молча развернулась и жестом же приказала Ланселету следовать за собою. Даже не видя, Моргейна знала, что в глазах девочки вновь отразились благоговение и страх. Она безмолвно двинулась прочь - бесшумной скользящей поступью жрицы Авалона. Ланселет неохотно побрел вслед за нею.
   Спустя мгновение Моргейна оглянулась, но туманы уже соткались в непроницаемую завесу, и девочка исчезла.
   - Как ты это делаешь, Моргейна? - потрясение осведомился Ланселет.
   - Что "это"? - отозвалась она.
   - Ты вдруг показалась такой... такой... похожей на мою мать. Статная, отчужденная, надменная и... не вполне настоящая. Точно демонесса. Бедную девочку насмерть перепугала, зачем, право?
   Моргейна прикусила язык, сдерживая внезапно нахлынувшую ярость.
   - Кузен, я такова, какова есть, - холодно и загадочно ответствовала она и, развернувшись, стремительно зашагала по тропе впереди него. Девушка устала, озябла, ее тошнило от отвращения, ей отчаянно хотелось остаться наедине с собою в Доме дев. Ланселет, похоже, далеко отстал, но теперь ей было все равно. Отсюда он и сам дорогу найдет.
   Глава 13
   Весной следующего года, в грозу, - на исходе зимы бури с дождем не редкость, - однажды поздно ночью на Авалон прибыл мерлин. Владычица изумленно выслушала известие.
   - В подобную ночь лягушки и те тонут, - промолвила она. - Что привело его в такую непогоду?
   - Не знаю, Владычица, - ответствовал молодой ученик друидов, доставивший весть. - Он даже за ладьей не послал, но прошел сам по сокрытым тропам, и говорит, что должен увидеться с тобой сегодня же ночью, до того как ты ляжешь спать. Я прислал ему сухую одежду - его собственная была в жутком состоянии, как ты можешь вообразить. Я бы вина и еды ему тоже принес, да только он говорит, что, возможно, поужинает с тобой.
   - Передай, что его ждет радушный прием, - промолвила Вивиана, старательно добиваясь того, чтобы голос звучал бесстрастно, - она превосходно освоила искусство скрывать свои мысли, - но как только юноша исчез, позволила себе изумленно нахмуриться.
   Она позвала прислужниц и велела принести ей не обычный скудный ужин, но снедь и вино для мерлина и заново развести огонь.
   Спустя какое-то время за дверью послышались его шаги, войдя, гость направился прямиком к огню. Ныне Талиесин был согбен годами, волосы и борода его совсем побелели, в зеленом облачении ученика барда он смотрелся несколько нелепо - платье оказалось ему слишком коротко, так что из-под нижнего края торчали костлявые лодыжки. Вивиана усадила старика у огня - он все еще дрожал - и поставила рядом с ним блюдо с едой и чашу с вином доброе яблочное вино с самого Авалона в чеканной серебряной чаше.
   Сама она присела рядом на низкий табурет и, глядя, как гость ест, тоже подкрепилась хлебом и сушеными фруктами. Когда же мерлин отодвинул блюдо и пригубил вина, она промолвила:
   - Теперь расскажи мне все, отец.
   Старик улыбнулся собеседнице.
   - Вот уж не ждал услышать от тебя такое обращение, Вивиана. Или ты думаешь, что я, впав в старческое слабоумие, принял духовный сан?
   Владычица покачала головой.
   - Нет, - промолвила она, - но ты был возлюбленным моей матери, которая носила титул Владычицы до меня, и ты стал отцом двух моих сестер. Вместе служили мы Богине и Авалону столько лет, что мне уж и не счесть, и, как знать, может, нынче ночью я тоскую по утешению отцовского голоса... сама не знаю. Нынче ночью я чувствую себя совсем старой, оте... Талиесин. А что, по-твоему, я слишком стара, чтобы быть тебе дочерью?
   Старый друид улыбнулся:
   - Что ты, Вивиана. Над тобою время не властно. Я знаю, сколько тебе лет, но ты и по сей день для меня - лишь девочка. Даже теперь ты могла бы избрать столько возлюбленных, сколько пожелала бы, захоти ты только.
   Вивиана досадливо отмахнулась.
   - Будь уверен, за всю свою жизнь я не встречала мужчины, что значил бы для меня больше, нежели необходимость, или долг, или удовольствие одной ночи, - промолвила она. - И только раз, сдается мне, я столкнулась с мужчиной, почти равным мне по силе, - не считая тебя, конечно. - Владычица рассмеялась. - Хотя, будь я десятью годами моложе... как, по-твоему, смотрелась бы я на троне рядом с королем. А сын мой годится на роль наследника?
   - Не думаю, что Галахад - или как он там себя теперь называет? Ланселет, кажется? - не думаю, что он - из того материала, из которого делаются короли. Он - мечтатель, тростинка, колеблемая ветром.
   - Но если бы отцом его стал Утер Пендрагон...
   Талиесин покачал головой:
   - Он - из тех, кто идет следом, Вивиана, он - не вождь.
   - Именно так. В силу того, что он рос при дворе Бана как бастард. А вот будь он воспитан как королевский сын...
   - И кто бы правил Авалоном все эти годы, избери ты корону запредельных христианских земель?
   - Если бы я правила там рядом с Утером, эти земли не были бы христианскими. Я надеялась, Игрейна получит над ним достаточную власть, чтобы воспользоваться ею ради Авалона...
   Мерлин покачал головой.
   - Без толку горевать о прошлогоднем снеге, Вивиана. Я ведь об Утере и приехал поговорить. Он умирает.
   Владычица вскинула голову и во все глаза уставилась на собеседника.
   - Итак, время пришло. - Сердце ее учащенно забилось. - Но он слишком молод, чтобы умереть...
   - Он водит в битву своих воинов, в то время как правитель более мудрый в его годы предоставил бы это своим полководцам; он был ранен, началась лихорадка. Я предложил свои услуги целителя, но Игрейна воспротивилась, и священники - тоже. Впрочем, мне все равно ничего бы не удалось сделать: час Утера пробил. Я прочел это в его глазах.
   - А какова Игрейна в роли королевы?
   - Такова, как можно было предвидеть, - отозвался старый друид. - Она красива, исполнена достоинства и благочестия, непрестанно носит траур по умершим детям. На день всех святых она родила еще одного сына, он прожил лишь четыре дня. А замковый капеллан убедил королеву, что это - кара за ее грехи. С тех пор как Игрейна вышла замуж за Утера, ее не коснулась и тень злословия - если не считать того, что ее первый ребенок родился раньше срока. Но и этого хватило. Я спросил Игрейну, что станется с нею после смерти Утера, и, всласть выплакавшись по этому поводу, она сказала, что удалится в монастырь. Я предложил ей приют на Авалоне, где живет ее дочь, но Игрейна объявила, что христианской королеве сие не подобает.
   Улыбка Вивианы посуровела.
   - Вот уж не думала услышать такое от Игрейны.
   - Вивиана, не след винить ее даже в мыслях за то, что содеяла ты сама. Авалон изгнал ее, когда она отчаянно нуждалась в Острове, станешь ли ты осуждать девочку за то, что она обрела утешение в вере более простой, чем наша?
   - Не сомневаюсь, что ты прав... ты - единственный человек во всей Британии, способный назвать королеву девочкой!
   - В моих глазах, Вивиана, даже ты порою кажешься маленькой девочкой той самой малышкой, что взбиралась, бывало, ко мне на колени и трогала струны арфы.
   - А ныне я почти и не играю. С годами пальцы мои утратили гибкость, посетовала Владычица.
   Мерлин покачал головой.
   - Нет-нет, милая, - возразил он, демонстрируя свои собственные, исхудавшие, шишковатые старые пальцы. - В сравнении вот с ними твои руки молоды, однако я всякий день беседую ими со своей арфой, да и ты могла бы. Просто ты предпочла держать в руках власть - а не песню.
   - А что бы сталось с Британией, сделай я иной выбор? - вспыхнула Владычица.
   - Вивиана, - промолвил мерлин, посуровев, - я тебя не упрекал, я всего лишь сказал то, что есть.
   Владычица вздохнула и подперла рукою голову.
   - Права была я, говоря, что нынче ночью мне нужен отец. Итак, оно пришло, настало то, чего мы страшились и к чему мы стремились все эти годы. Так что Утеров сын, отец мой? Он готов?
   - Он должен быть готов, - отвечал мерлин. - Утер не доживет до середины лета. К нему уже слетаются вороны, пожиратели падали - точно так же, как некогда к смертному одру Амброзия. А что до мальчика... ты его видела?
   - Иногда я мельком вижу его образ в магическом зеркале, - отозвалась Вивиана. - На вид он здоров и силен, но это ничего ровным счетом мне не говорит, кроме разве того, что он сможет выглядеть как король, когда пробьет его срок. А ты его навещал, верно?
   - По воле Утера я то и дело ездил поглядеть, как он растет. Я позаботился о том, чтобы у мальчика были те же книги на латыни и греческом, по которым твой сын так хорошо выучился стратегии и военному делу. Экторий - римлянин до мозга костей, и победы Цезаря и подвиги Александра - часть его души. Он - образованный человек и обоих своих сыновей готовит для войны. Юный Кай в прошлом году прошел боевое крещение; Артур злился, что его не взяли, но он - послушный сын Экторию и поступает как велено.
   - Если он настолько римлянин, согласится ли Артур стать подданным Авалона? - спросила Вивиана. - Ибо, как ты помнишь, ему должно править и Племенами, и народом пиктов.
   - Я позаботился и об этом, - отозвался мерлин, - я свел его с маленьким народом, говоря, что это - союзники Утеровых воинов в войне за наш остров. С ними он обучился стрелять кремневыми стрелами, бесшумно пробираться сквозь вереск и болота, и... - Мерлин помолчал и со значением произнес: - Он умеет выслеживать оленей и не боится оказаться среди них.
   Вивиана на мгновение прикрыла глаза.
   - Он совсем юн...
   - В вожди для своих воинов Богиня неизменно выбирает самого юного и могучего, - возразил Талиесин.
   Вивиана склонила голову.
   - Да будет так, - промолвила она. - Он пройдет испытание. Привези его сюда, если сумеешь, прежде чем Утер умрет.
   - Сюда? - Мерлин покачал головой. - Не раньше, чем испытание завершится. Только тогда мы сможем показать ему дорогу на Авалон и два королевства, над которыми ему предстоит править.
   И снова Вивиана склонила голову.
   - Значит, на Драконий остров.
   - Древний поединок, да? Утера на коронации так не испытывали...
   - Утер был воином, этого ему оказалось достаточно, чтобы стать повелителем дракона, - промолвила Вивиана. - Этот мальчик юн и крови еще не пролил. Его должно испытать и признать достойным.
   - А если он потерпит поражение...
   Вивиана стиснула зубы.
   - Он не должен потерпеть поражение!
   Талиесин выждал, пока Владычица вновь не встретилась с ним взглядом, и повторил:
   - А если он потерпит поражение...
   - Вне всякого сомнения, если это случится, то Лот вполне готов, вздохнула Вивиана.
   - Надо было тебе забрать одного из сыновей Моргаузы и воспитать его здесь, на Авалоне, - посетовал мерлин. - Вот Гавейна, например. Вспыльчивый, задиристый - бык там, где Утеров мальчик - олень. Но в Гавейне есть задатки короля, сдается мне, и он тоже рожден Богиней; Моргауза - дочь твоей матери, и в ее сыновьях течет королевская кровь.
   - Я не доверяю Лоту, - проговорила Владычица, - а Моргаузе доверяю еще меньше.
   - Однако у Лота есть родичи на севере, и, сдается мне, Племена его примут...
   - Но те, кто держится Рима, - никогда, - возразила Владычица, - и тогда Британия распадется на два непрестанно враждующих королевства, и ни у одного недостанет сил сдержать саксов и диких северян. Нет. Это должен быть сын Утера, ему нельзя проиграть!
   - Это уж как угодно Богине, - сурово произнес мерлин. - Смотри, не принимай собственные желания за ее волю.
   Вивиана закрыла лицо руками.
   - Если он проиграет... если потерпит поражение, значит, все было ни к чему, - яростно воскликнула она. - ... Все, что я сделала с Игрейной, все зло, что я причинила тем, кого люблю. Отец, ты прозреваешь, что он погибнет?
   Старик покачал седовласой головой. В голосе его звучало сострадание.
   - Богиня не явила мне свою волю, - промолвил он, - и кто, как не ты, провидела, что этот мальчик обретет силу и власть над всей Британией? Я предостерегаю тебя против гордыни, Вивиана, - ты думаешь, будто знаешь, как лучше для всех живущих, для каждого из мужей и жен. Ты хорошо правила Авалоном...
   - Но я стара, - проговорила она, поднимая голову и читая в глазах мерлина жалость и сочувствие. - И однажды, вскорости...
   Мерлин склонил голову, и он тоже покорялся тому же закону.
   - Когда час пробьет, ты поймешь; но время еще не пришло, Вивиана.
   - Нет, - промолвила она, борясь с внезапно накатившим отчаянием, последнее время такие приступы случались то и дело, лихорадя тело и терзая разум. - Когда час пробьет, когда я не смогу больше видеть, что ждет впереди, вот тогда я пойму, что пора передать правление над Авалоном другой жрице. Моргейна еще слишком молода, а Врана, которую я люблю всем сердцем, принесла обет молчания, став голосом Богини. Время еще не пришло, но если придет слишком рано...
   - Когда бы оно ни пришло, Вивиана, все случится в должный срок, отозвался мерлин. Он встал, высокий и статный, однако на ногах он держался нетвердо; Вивиана видела, как тяжко опирается он на посох.
   - Значит, я привезу мальчика на Драконий остров в весеннюю оттепель, и мы увидим, готов ли он стать королем. И тогда ты вручишь ему меч и чашу в знак нерушимой связи между Авалоном и внешним миром.
   - По меньшей мере меч, - отозвалась Вивиана. - Что до чаши... я не знаю.
   Мерлин склонил голову.
   - Здесь я полагаюсь на твою мудрость. Ты, а не я, глас Богини. Однако для него Богиней станешь не ты...
   Вивиана покачала головой.
   - Он встретит Мать, когда одержит победу, - проговорила она, - и из ее рук примет меч победы. Но сперва он должен доказать, что достоин, сперва ему надо встретиться с Девой-Охотницей... - По лицу ее скользнула тень улыбки. - И что бы уж ни произошло после, - промолвила она, - мы не станем полагаться на случай, как с Утером и Игрейной. Нам нужна королевская кровь, к чему бы уж это в итоге ни привело.
   Мерлин давно ушел, а Вивиана все сидела, следя за картинами в пламени, рассматривая лишь прошлое и не пытаясь заглянуть сквозь туманы времени в будущее.
   И она тоже много лет назад - столько, что сейчас уже и не сочтешь, отдала свою девственность Увенчанному Рогами Богу, Великому Охотнику, Владыке спирального танца жизни. О девственнице, что сыграет ту же роль в предстоящей церемонии коронования, Вивиана даже не задумывалась, мысли ее блуждали в прошлом, возвращаясь к тем временам, когда она выступала Богиней в Великом Браке.
   ... Для нее это всегда было не больше чем долгом, иногда отрадным, иногда неприятным, но всегда - навязанным, всегда - под властью Великой Матери, что распоряжалась ее жизнью с тех самых пор, как Вивиана впервые попала на Остров. И внезапно Владычица позавидовала Игрейне, и некая беспристрастная часть ее сознания не преминула удивиться: с какой стати завидовать женщине, потерявшей всех своих детей, что либо умерли, либо воспитываются вдали от нее, а теперь вот ей суждено овдоветь и окончить жизнь за монастырскими стенами.
   "А завидую я той любви, что она изведала... Дочерей у меня нет, сыновья мои мне чужие и даже в чем-то враждебны... Я никогда не любила, размышляла Вивиана. - Равно как и не знала, что это такое - быть любимой. Страх, благоговение, почтение... все это мне дано. Но любовь - никогда. И порою мне кажется, я все бы отдала за один лишь взгляд вроде того, каким Утер смотрел на Игрейну в день свадьбы".
   Она удрученно вздохнула и повторила себе под нос слова мерлина: "Ну что ж, без толку горевать о прошлогоднем снеге". Вивиана подняла голову, и к ней тут же бесшумно подоспела прислужница.
   - Владычица?
   - Приведи ко мне... нет, - внезапно передумала она; пусть девочка спит. "Это неправда, что я никогда не любила и не знала любви. Я люблю Моргейну превыше меры, и Моргейна любит меня".
   А вот теперь и этому суждено закончиться. Ну что ж, все в воле Богини.
   Глава 14
   К западу от Авалона бледным светом сиял осколок новой луны. Моргейна медленно поднималась все выше; ее босые ноги ступали по извилистой тропе. Распущенные волосы рассыпались по плечам, из одежды на ней было только платье без пояса. Моргейна знала, что за ней безмолвно наблюдают стражи и жрицы, чтобы кто-нибудь чужой ненароком не нарушил ее молчания кощунственным словом. Под темной завесой волос веки ее были опущены. Она безошибочно шагала по тропе, в зрении не нуждаясь. Рядом беззвучно шла Врана, тоже босиком, не подпоясанная, распущенные волосы падали на лицо.
   Все выше и выше поднимались они в сгущающихся сумерках, несколько звезд светло сияли на темно-синем куполе у них над головой. Кольцо камней тускло темнело в полумраке, внутри них дрожала одна-единственная бледная искорка - не костер, нет; блуждающий огонь, ведьмино пламя мерцало в магическом кругу.
   В последнем отблеске заходящей луны, что отразился на мгновение в мерцающем Озере под холмом, к ним приблизилась безмолвная дева-жрица, совсем юная девочка, одетая в платье из некрашеной шерсти, ее коротко остриженные волосы казались клочками тьмы. Она протянула Моргейне чашу, та приняла подношение, молча отпила и передала чашу Вране, что осушила ее до капли. В угасающем свете дрожал золотой и серебряный свет. Из незримых рук Моргейна приняла огромный меч с рукоятью в форме креста, слегка задохнувшись от неожиданности: клинок оказался на диво тяжелым. Босиком, не замечая, что замерзла, она обошла изнутри кольцо камней. Позади нее Врана взяла длинное копье и вонзила его в самое сердце ведьминого пламени. Вспыхнул прицепленый к копью клочок пакли, и Врана понесла копье вслед за Моргейной; вместе, след в след, описали они круг; тусклый штрих бледного ведьминого пламени расчертил полумрак. Вернувшись к центру, где слабо брезжил бледный свет, они увидели лицо Вивианы: вне времени, вне возраста, развоплощенный образ висел в воздухе - сияющий лик самой Богини. И хотя Моргейна знала, что такой эффект производит фосфоресцирующее вещество на фоне темноты круга и темных одежд - им натирают щеки и лоб, - при этом зрелище у девушки неизменно перехватывало дыхание.
   Лишенные тела, светящиеся руки вложили что-то в ладони Моргейны, а затем и Враны. Моргейна раскусила нечто твердое и горькое, борясь с тошнотой, заставила себя сглотнуть. Все звуки смолкли. Во тьме сияли глаза, но лиц не было видно. Девушке казалось, будто она стоит в толпе, по сравнению с которой ничтожным покажется скопление народа, заполоняющее вершину Холма, но ни единого лица распознать она не могла. Даже лик Вивианы сгинул во тьме. Она чувствовала тепло тела Враны - здесь, совсем рядом, хотя девушки и не соприкасались. Она попыталась успокоить мысли посредством созерцания, погрузившись в вышколенное безмолвие, не зная, зачем ее сюда привели.
   Время шло, на темнеющем небе звезды разгорались все ярче. "Время идет на Авалоне иначе или, может быть, не существует вовсе", - думала про себя Моргейна. Сколько раз ночами за долгие годы поднималась она по спиральным тропам на вершину Холма, дабы постигать таинства времени и пространства в кольце стоячих камней. Однако нынешняя ночь казалась темнее, загадочнее, более обремененной таинством, никогда прежде не избирали ее из числа прочих жриц на роль главной участницы обряда. Моргейна знала: то, чем ее накормили, - это "магическая снедь", трава, обостряющая Зрение, но от понимания величие момента отнюдь не развеивалось.
   Спустя какое-то время мрак окончательно сгустился; в сознании девушки возникли образы, небольшие цветные картинки, видимые точно на далеком расстоянии. Она увидела стадо бегущих оленей. Увидела, как некогда наяву, что на землю пала великая тьма, и солнце погасло, и подул ледяной ветер; тогда Моргейна испугалась, что настал конец света, но старшие жрицы растолковали ей, собравшись во дворе, что Лунный Бог затеняет яркое сияние Богини; и девушка радостно выбежала вместе с толпой женщин, что криками и воплями пытались прогнать Бога прочь. Позже ей объяснили движение луны и солнца, и почему то и дело одно из светил закрывает поверхность другого; и что таковы законы природы, а верования простецов насчет лика Богов - не более чем символы; эти люди, на нынешней ступени развития, нуждаются в них, чтобы осознать великие истины. Со временем все мужи и жены постигнут сокрытую суть этих истин, но сейчас им это не нужно.
   Моргейна наблюдала за происходящим внутренним Зрением, как некогда наяву, и опять и опять вокруг огромного кольца камней сменялись времена года; она видела рождение, оплодотворяющую силу и наконец смерть Бога; видела великие шествия, поднимающиеся вверх по витдй тропе к дубовой роще, что росла на том самом месте, где ныне высился круг камней... время обрело прозрачность и утратило смысл; вот пришел маленький раскрашенный народец, и вступил в пору зрелости, и был истреблен; а потом пришли Племена, а за ними - римляне, и высокие чужаки с берегов Галлии, а за ними... время сгинуло, она видела лишь движение народов и стремительный рост мира; наполз ледник, и отступил, и наполз снова; она видела огромные храмы Атлантиды, ныне погребенные навечно под толщей океанских вод, видела, как возникают и утверждаются новые миры... а в безмолвии, за пределами ночи, кружили и мерцали огромные звезды...
   Позади нее раздался нездешний жалобный крик, и девушка похолодела. Это кричала Врана, Врана, чьего голоса Моргейна не слышала никогда; Врана, что однажды, когда они вместе прислуживали в Храме, подхватила едва не опрокинувшийся светильник и обварилась кипящим маслом и, пока ей перевязывали ожоги, обеими руками закрывала себе рот, сдерживая стоны боли, чтобы не нарушить обета, - ведь она отдала свой голос Богине. Эти шрамы останутся с ней до самой смерти, однажды, глядя на Врану, Моргейна подумала: "Принесенный мною обет - сущий пустяк в сравнении с этим, и все же я едва не нарушила его ради смуглого сладкоголосого красавца".
   Но теперь, в безлунной ночи, Врана кричала пронзительным, жутким криком, точно роженица. Три раза вознесся над Холмом душераздирающий вопль, и Моргейна вновь задрожала, зная, что даже священники на том, втором, острове, что является двойником их собственного, верно, проснулись в своих уединенных кельях и перекрестились, заслышав исступленный, прокатившийся между мирами крик.
   Но вот последний отзвук угас, и воцарилась тишина, в которой Моргейне чудилось дыхание - сдерживаемое дыхание незримых посвященных, что ныне кругом обступили страшный провал в пустоту с тремя недвижными жрицами в центре. И тут, давясь и задыхаясь, словно голос ее разладился от долгого молчания, Врана воскликнула:
   - А семь раз Колесо, Колесо о тринадцати спицах описало круг в небесах... семь раз Мать рождала темного сына...
   И вновь - тишина, по контрасту еще более глубокая, нарушаемая лишь прерывистым дыханием погруженной в транс пророчицы.
   - А... а... я горю... я горю... время, время пришло... - пронзительно вскрикнула она, и вновь погрузилась в сгустившееся безмолвие, напоенное ужасом.
   - Они бегут! Весенний гон: они бегут, они бегут... они бьются насмерть, они избирают короля... а, кровь, повсюду кровь... и самый могучий из них, он мчится как ветер, и рога гордыни его запятнаны кровью...
   И снова - затянувшееся безмолвие, и Моргейна, следя в темноте под закрытыми веками за весенним гоном оленей, вновь увидела то, что некогда явилось ей в полузабытом отблеске в серебряной чаше - отрок среди оленей, он сражается, бьется насмерть...
   - Это дитя Богини, он мчится, мчится... Увенчанный Рогами обречен умереть... и Увенчанный Рогами будет коронован... Дева-Охотница призовет к себе короля и вручит свою девственность Богу... а, древняя жертва, древняя жертва... я горю, я горю... - Жрица захлебнулась словами, и конец фразы оборвался долгим, рыдающим воплем. Не открывая глаз, Моргейна видела, как позади нее Врана рухнула на землю без чувств и осталась лежать неподвижно, хватая ртом воздух, только ее дыхание и нарушало глубокую тишину.
   Где-то прокричала сова: раз, дважды и трижды.
   Из темноты явились жрицы - темные, безмолвные фигуры с синими бликами на челе. Они осторожно подняли Врану и унесли прочь. Подняли и Моргейну, последнее, что она ощутила, - это как одна из женщин ласково прижала к груди ее раскалывающуюся голову. А потом пришло забытье.
   Три дня спустя, когда к Моргейне отчасти вернулись силы, за нею прислала Владычица.
   Моргейна встала и попыталась одеться, но она все еще была настолько слаба, что ей пришлось воспользоваться помощью одной из младших жриц. Моргейна порадовалась про себя, что прислужница связана обетом молчания и с ней не заговорит. Тело ее и по сей день изнывало от последствий долгого воздержания от еды, и кошмарной тошноты, вызванной магическими травами, и изматывающего напряжения самого обряда; накануне вечером она съела немного супа, а нынче утром подкрепилась хлебом, размоченным в молоке; но она по-прежнему ощущала себя разбитой и опустошенной, голова раскалывалась от боли, а темно-лунное кровотечение накатило с небывалой прежде силой; девушка знала, что и это - отголосок воздействия священных трав. Больная, ко всему безразличная, она предпочла бы, чтобы Вивиана оставила ее в покое, но Моргейна исполняла волю Вивианы так же беспрекословно, как подчинилась бы самой Богине, склонись та с небес и выскажи вслух свое пожелание. Девушка оделась, заплела волосы, стянула косу ремешком из оленьей кожи, краской освежила на лбу синий полумесяц и зашагала по тропе к обители Верховной жрицы.