Брэдли Мэрион Зиммер. Владычица магии (Туманы Авалона - 1)

   - Я помешал? Умоляю простить меня, лорд мой, - улыбнувшись, проговорил Утер, и король протянул ему руку, просияв, точно при виде любимого ребенка.
   - Прощаю, Утер, только, будь так добр, отошли собак. Ну же, иди сюда, садись рядом, мальчик мой, - проговорил Амброзий, неловко поднимаясь на ноги. Утер обнял старика, очень осторожно и почтительно, отметила Игрейна. "А ведь Утер и впрямь любит короля, тут не просто честолюбие придворного, домогающегося королевских милостей!"
   Горлойс приподнялся было, уступая вновь вошедшему место рядом с Амброзием, но король жестом велел ему остаться. Утер перебросил через лавку сперва одну длинную ногу, затем другую, пробираясь к сиденью рядом с Игрейной. Споткнувшись, он чуть не упал на соседку, молодая женщина смущенно отдернула юбки. "Ну, это же надо быть таким неуклюжим! Точно огромный дружелюбный щенок!" Утер схватился рукой за край стола - и удержался-таки на ногах.
   - Прости мне мою неловкость, госпожа, - улыбнулся он Игрейне, глядя на нее сверху вниз. - На твоих коленях я, сдается мне не помещусь!
   Молодая женщина, не сдержавшись, залилась смехом.
   - Даже твои псы не поместились бы, лорд мой Утер!
   Он положил себе хлеба и рыбы и предложил соседке меда, зачерпнув из горшочка полную ложку. Игрейна учтиво отказалась.
   - Я не люблю сладости, - проговорила она.
   - Ты в них и не нуждаешься, госпожа, - отвечал Утер. И молодая женщина заметила, что он вновь неотрывно глядит на ее грудь. Он что, впервые видит лунный камень? Или любуется округлыми изгибами? Внезапно Игрейна с болью осознала, что грудь ее уже не так высока и крепка, как до рождения Моргейны. К щекам ее прихлынул жаркий румянец, и она поспешно отхлебнула холодного свежего молока.
   Утер был хорош собой, на гладкой, упругой коже - ни морщинки. Молодая женщина вдыхала запах его пота, чистый и свежий, как у ребенка. И все же не так уж он и молод, светлые, выгоревшие под солнцем волосы на затылке уже начинают редеть. Игрейна ощутила странное, неведомое прежде беспокойство; они сидели так близко, что бедра их соприкасались, и Игрейна ни на миг не могла о том забыть. Молодая женщина опустила взгляд и откусила кусочек хлеба с маслом, прислушиваясь к тому, как Горлойс с Лотом обсуждают, что будет, если в Западную страну придет война.
   - Саксы - воители, да, - промолвил Утер, присоединяясь к разговору, но они сражаются более-менее цивилизованным способом. Северяне, скотты, дикари из запредельных земель - они просто одержимые, бросаются в битву нагишом и с воплями, так что очень важно обучить войско стойко держаться против них и не бежать в страхе.
   - Вот здесь у легионов преимущество перед нашими, - подхватил Горлойс. - То были солдаты, сознательно избравшие для себя это ремесло, дисциплинированные, обученные военному искусству, а не поселяне с земледельцами, которые идут сражаться, ничего в этом деле не смысля, и возвращаются на свои подворья, когда опасность позади. Что нам нужно, так это британские легионы. Возможно, если еще раз воззвать к императору...
   - У императора, - Амброзий улыбнулся краем губ, - довольно забот и без нас. Нам нужны всадники, нам нужна конница, но если нам необходимы британские легионы, Утер, нам придется создавать их своими силами.
   - Невозможно, - решительно отрезал Лот. - Наши люди станут сражаться за свои дома или из преданности своим клановым вождям, но не ради какого-то там короля или императора. А за что, по-вашему, они бьются, как не за то, чтобы вернуться домой и жить потом в покое и благоденствии? Люди, которые идут за мной, идут за мной - а не воюют за какую-то там воображаемую свободу. Мне не так-то просто отвести их так далеко на юг, они говорят - и ведь они правы! - что никаких саксов в наших краях и в помине нет, так зачем бы им сражаться так далеко от дома? Дескать, вот придут саксы к их порогам, тогда и успеется с ними сразиться и защитить землю, а жители южных окраин пусть сами обороняют свою страну.
   - Неужто они не понимают: если они придут и остановят саксов здесь, саксы, пожалуй, никогда не нагрянут в их края... - негодующе начал Утер, и Лот со смехом взмахнул изящной рукой.
   - Спокойно, Утер! Я-то об этом знаю - в отличие от моих подданных. Из тех, кто живет к северу от великой стены, ты не создашь британских легионов, да и постоянной армии тоже!
   - Может статься, Цезарь был прав, - сипло отозвался Горлойс. - Может, нам и впрямь следует восстановить оборону стены. Не для того, чтобы не подпускать к городам диких северян, как в его случае, но чтобы оградить от саксов твою землю, Лот.
   - На это мы войска выделить не можем, - нетерпеливо бросил Утер. - Не можем выделить обученные войска - и точка! Может, придется позволить союзным саксам защищать Саксонский берег и держать оборону в Западной стране против скоттов и северян. Думаю, укрепиться нам следует в Летней стране; тогда зимой они не смогут добраться до нас и разорить наш лагерь, как это случилось три года назад, мимо островов они не пройдут, не зная дороги.
   Игрейна внимательно прислушивалась. Она родилась в Летней стране и знала, что зимой море выходит из берегов и затапливает землю. Заболоченная область, вполне проходимая летом, зимой превращается в озера и протяженные внутренние моря. Армии захватчиков непросто будет пройти через эти края.
   - Вот и мерлин мне так же сказал, - отозвался Амброзий, - и предложил показать места, где в Летней стране наши воинства могли бы встать лагерем.
   - Не хочу я оставлять Саксонский берег на союзные войска. Сакс - он и есть сакс и клятву будет держать лишь до тех пор, пока это ему выгодно, скрипучим голосом отозвался Уриенс. - Думаю, величайшей ошибкой всех наших жизней стал тот день, когда Константин заключил договор с Вортигерном...
   - Нет, - возразил Амброзий. - Пес с примесью волчьей крови будет драться с волками свирепее любого пса. Константин вручил Вортигерновым саксам их собственную землю, и они сражались за нее. Саксам нужно лишь одно: земля. Они - земледельцы, и они будут биться не на жизнь, а на смерть, чтобы охранить свою землю. Союзные войска доблестно сражались против саксов, пришедших захватить наши берега...
   - Но теперь, когда их так много, - возразил Уриенс, - они требуют расширить выданные им по договору наделы и грозятся, что, если мы не дадим им еще земли, они придут и возьмут ее сами. Так что теперь, словно нам мало саксов из-за моря, приходится сражаться еще и с теми, что привел в наши края Константин...
   - Довольно, - проговорил Амброзий, поднимая худую руку, и Игрейна осознала, насколько серьезно он болен. - Не в моих силах исправить ошибки если это и впрямь ошибки, - совершенные теми, кто умер до моего рождения. Мне дай Боже хотя бы свои промахи исправить, а за тот срок, что мне остался, я и этого не успею. Но пока жив, что смогу, сделаю.
   - Думаю, самое разумное - это первым делом изгнать саксов из наших собственных земель, - предложил Лот, - а потом укрепиться, чтобы не допустить их возвращения.
   - Не думаю, что такое возможно, - возразил Амброзий. - Они жили здесь со времен дедов, прадедов и прапрапрадедов, если не все, то некоторые, и, если только мы не собираемся их перебить, они не уйдут с земли, которую по праву называют собственной; да и мы договора не нарушим. Если мы станем друг с другом сражаться здесь, на берегах Британии, то откуда нам взять оружие и силы, чтобы выдержать вторжение извне? Кроме того, многие саксы с Саксонского берега - христиане и станут сражаться на нашей стороне против дикарей и их языческих богов.
   - Думаю, - сдержанно улыбнулся Лот, - епископы Британии были правы, отказываясь посылать миссионеров спасать души саксов на наших берегах, говоря, что если кого из саксов и пустят в Небеса, так, чур, без их содействия! Довольно нам от этих саксов и на земле неприятностей, неужто и на Небесах не обойтись без их грубых свар!
   - Сдается мне, насчет природы Небес ты заблуждаешься, - раздался знакомый голос, и Игрейна ощутила в груди странную, сосущую пустоту узнавания. Она поглядела через стол на говорящего: на нем была простая серая одежда монашеского покроя. В этом одеянии она мерлина ни за что бы не узнала, но вот голос его не перепутала бы ни с каким иным. - Лот, ты вправду думаешь, что людские ссоры и несовершенства сохранятся и в Небесах?
   - Ну, что до этого, ни с кем из побывавших в Небесах мне разговаривать не доводилось, - отозвался Лот, - да и тебе, думаю, так же, лорд мерлин. Но ты изъясняешься мудро, что твой священник, - уж не принял ли ты сан на старости лет, господин?
   - У меня с вашими священниками общее лишь одно, - со смехом ответствовал мерлин. - Я много времени потратил, пытаясь отделить человеческое от Божественного, а когда преуспел, вижу, что разница не так уж и велика. Здесь, на земле, мы этого не видим, но, избавившись от тела, мы познаем больше и постигнем, что распри наши в глазах Господа ничего не стоят.
   - Тогда зачем мы сражаемся? - осведомился Утер, усмехаясь, точно решил потрафить старику. - Если все наши споры благополучно разрешатся на Небесах, так чего бы нам не сложить оружие и не обнять саксов, точно братьев?
   - Когда мы все обретем совершенство, так оно и будет, лорд Утер, но они о том до поры не ведают, так же, как и мы, - снова улыбнувшись, любезно заверил мерлин. - И пока судьба человеческая толкает людей к битвам, ну что ж, приходится исполнять предназначенное, играя в игры смертной жизни. Но в этой земле нам необходим мир для того, чтобы люди задумались о Небесах, а не о войне и битве.
   - Не по душе мне рассиживаться, размышляя о Небесах, старик, рассмеялся Утер. - Это дело я предоставлю тебе и прочим служителям Божьим. Я - воин, им был, им остаюсь и молюсь о том, чтобы всю свою жизнь провести в битвах, как подобает мужу, а не монаху.
   - Ты осторожнее выбирай, о чем молишься, - предостерег мерлин, вскидывая глаза на Утера. - А то, глядишь, Боги и даруют просимое.
   - Я не хочу состариться в размышлениях о Небесах и мире, - фыркнул Утер, - уж больно это все скучно. Мне подавай войну, добычу, женщин - о да, женщин, - а служители Божьи этого всего не одобряют.
   - Выходит, недалеко ты ушел от саксов, так, Утер? - обронил Горлойс.
   - Не ваши ли священники твердят: возлюбите врагов своих, а, Горлойс? расхохотался Утер и, потянувшись через Игрейну, добродушно хлопнул ее супруга по спине. - Так вот я и люблю сакса: сакс дает мне все то, чего я хочу от жизни! Чего и тебе желаю: ведь когда случается мирная передышка, вот, как сейчас, можно радоваться пирам и женщинам, а потом - снова в битву, как подобает настоящему мужу! Думаешь, женщинам милы те мужчины, что хотят греться у огня и поле возделывать? Думаешь, твоя прекрасная госпожа была бы столь же счастлива с пахарем, как с герцогом и полководцем?
   - Ты еще молод, Утер, потому так и рассуждаешь, - серьезно промолвил Горлойс. - Вот доживешь до моих лет, так и тебе война опротивеет.
   Утер фыркнул:
   - Что скажешь, лорд Амброзий? Опротивела ли тебе война?
   Амброзий улыбнулся усталой, измученной улыбкой.
   - Какая разница, опротивела мне война или нет, Утер, Господь в мудрости своей порешил, чтобы дни мои прошли в битвах, так оно и вышло, по воле Его. Я защищал мой народ, так поступит и тот, кто придет мне на смену. Возможно, при твоей жизни или при жизни твоих сыновей у нас достанет мирного времени, чтобы спросить себя: чего ради мы воюем.
   - Эге, да тут, никак, одни философы собрались, мой лорд мерлин, король мой, - прозвучал вкрадчивый, многозначительный голос Лота Оркнейского. Даже ты, Утер, в рассуждения ударился. Вот только вся эта заумь не подскажет нам, что же все-таки делать с дикарями, наступающими на нас с востока и с запада, и с саксами на наших собственных берегах. Думаю, все мы хорошо понимаем: от Рима нам помощи не дождаться. Если нам нужны легионы, надо самим их создавать, и, сдается мне, придется нам обзавестись заодно и собственным цезарем, ибо точно так же, как солдатам нужны свои полководцы, так и владетелям этого острова нужен кто-то, кто стоял бы над ними всеми.
   - А зачем нам звать своего короля титулом цезаря? Или считать его таковым? - осведомился воин, которого, как слышала Игрейна, называли Экторием. - В наши дни цезари правили Британией очень даже неплохо, но мы сами видим: слабое место империи вот в чем: как только в родном городе начинаются беспорядки, римляне уводят легионы и оставляют нас на растерзание варварам! Даже Магнус Максимус...
   - Он не был императором, - улыбаясь, напомнил Амброзий. - Магнус Максимус хотел быть императором, когда командовал здешними легионами, - для военного вождя устремление вполне понятное. - Игрейна заметила, как король коротко улыбнулся Утеру поверх голов. - Так что он прихватил свои легионы и двинулся маршем на Рим, рассчитывая, что его провозгласят императором - при поддержке армии, и здесь он был не первым и не последним. Но до Рима он так и не дошел, и все его честолюбивые замыслы пошли прахом, вот только предания и остались... в твоих валлийских холмах, Утер, до сих пор, сдается мне, говорят о Магнусе Великом, что однажды вернется с могучим мечом, во главе легионов и защитит свой народ от любых захватчиков...
   - Говорят, еще как говорят, - смеясь, заверил Утер. - На него навесили древнюю легенду из незапамятных времен о короле, что жил некогда и вернется снова спасти свой народ в час нужды. Да кабы я отыскал такой меч, я бы сам отправился в родные холмы и набрал бы себе столько легионов, сколько понадобится.
   - Возможно, - удрученно произнес Экторий, - именно это нам и нужно: король из легенды. Если король вернется, меч тоже долго искать не придется.
   - Ваши священники сказали бы, - ровным голосом проговорил мерлин, что единственный царь, что был, есть и будет, - это их Христос в Небесах, и что тем, кто бьется за его святое дело, иного и не надо.
   Экторий коротко, хрипло рассмеялся.
   - Христос не способен повести нас в битву. А солдаты - прости мне невольное кощунство, лорд мой король, - не встанут под знамена Иисуса Миротворца.
   - Возможно, нам надо отыскать короля, который заставил бы их вспомнить древние легенды, - предположил Утер, и в зале воцарилось молчание. Игрейна, никогда раньше не присутствовавшая на советах мужей, не настолько разучилась читать мысли, чтобы не понять, о чем думают они в наступившей тишине: о том, что сидящий перед ними король не доживет до будущего лета. Кому суждено восседать на его высоком троне в следующем году в это же время?
   Амброзий откинул голову к спинке кресла, по этому сигналу Лот ревниво воскликнул:
   - Ты устал, сир, мы тебя утомили. Дозволь, я позову дворецкого.
   Амброзий мягко улыбнулся:
   - Я уж скоро отдохну, родич, - и долгим будет тот отдых... - Но даже попытка заговорить оказалась ему не по силам. Он вздохнул - протяжно, прерывисто, и Лот помог ему выйти из-за стола. Позади него мужчины разбились на группы и заговорили, заспорили, понижая голос.
   Воин по имени Экторий присоединился к Горлойсу.
   - Мой лорд Оркнейский времени зря не теряет, тщась выдвинуться под видом заботы о короле, вот теперь мы - злодеи, утомили Амброзия, видать, смерти его ищем.
   - Лоту дела нет до того, кого провозгласят Верховным королем, отозвался Горлойс, - пока Амброзий лишен возможности объявить о своем предпочтении, которым многие из нас - и я, и, надо думать, ты тоже, Экторий, - были бы связаны.
   - Почему нет? - удивился Экторий. - У Амброзия нет сына и наследника, но его пожелания для нас закон, и он об этом знает. На мой вкус, Утер слишком уж вожделеет пурпура цезарей, но в общем и целом он получше Лота будет, так что если выбирать между кислыми яблоками...
   Горлойс медленно кивнул.
   - Наши люди пойдут за Утером. Но Племена, Бендигейд Вран и вся эта братия за вождем настолько "римским" не последует, а Племена нам нужны. А вот под знамена Оркнеев они встанут...
   - Лот в Верховные короли не годится - не из того материала сделан, возразил Экторий. - Лучше утратить поддержку Племен, нежели поддержку всей страны. Лот разобьет всех на воюющие фракции так, чтобы доверять каждой мог только он. Пф! - Он презрительно сплюнул. - Этот человек - змея, и все этим сказано.
   - Однако убеждать умеет, - проговорил Горлойс. - У него есть и мозги, и храбрость, и воображение...
   - Все это есть и у Утера. И представится Амброзию возможность объявить об этом публично или нет, но он стоит за Утера.
   Горлойс мрачно стиснул зубы.
   - Верно. Верно. И долг чести обязывает меня исполнить волю Амброзия. Вот только хотелось бы мне, чтобы его выбор пал на человека, чьи моральные качества соответствуют его доблести и талантам вождя. Я не доверяю Утеру, и все же... - Он покачал головой и оглянулся на Игрейну: - Тебе, дитя, все это нимало не интересно. Я пошлю дружинников проводить тебя в дом, где мы ночевали.
   Отосланная прочь, точно маленькая девочка, Игрейна, не протестуя, в полдень отправилась домой. Ей было о чем подумать. Итак, мужчин тоже, и даже Горлойса, честь обязывает выносить то, что они делать не хотят. Прежде Игрейне такое даже в голову не приходило.
   Ее преследовали воспоминания о неотрывном взгляде Утера. Какой смотрел на нее... нет, не на нее - на лунный камень. Может, мерлин зачаровал самоцвет так, чтобы Утер был сражен страстью к женщине, что его носит?
   "Неужто я стану игрушкой в руках мерлина и Вивианы, неужто позволю, не сопротивляясь, вручить себя Утеру, как когда-то меня вручили Горлойсу?"
   Эта мысль вызывала у нее глубочайшее отвращение. И все же... она вновь и вновь упрямо ощущала прикосновение Утера к своей руке и напряженный, пристальный взгляд серых глаз...
   "Чего доброго, мерлин зачаровал камень так, чтобы помыслы мои обратились к Утеру!"
   Вот и дом, Игрейна вошла внутрь, сняла с себя подвеску и засунула ее в кошель у пояса.
   "Что за чепуха, - думала она, - я не верю в старые байки о любовных талисманах и любовной ворожбе!" Она - взрослая женщина, ей девятнадцать лет, она не дитя безропотное! У нее - муж, и, возможно, уже сейчас она носит в себе семя столь желанного ему сына. А если ее прихоть и обратится на иного мужчину, если она и впрямь надумает пораспутничать, так вокруг полным-полно юнцов куда более привлекательных, чем этот мужлан неотесанный, растрепанный, точно сакс, с манерами северянина: нарушает ход обедни, беспокоит короля за завтраком. Да она лучше возьмет к себе на ложе какого-нибудь Горлойсова дружинника, молодого красавца с чистою кожей. Не то чтобы ей, добродетельной жене, хоть сколько-то хотелось разделять ложе с кем-то помимо законного мужа...
   И опять-таки, если она кого-то и выберет, так не Утера. Да этот похуже Горлойса будет... здоровенный неуклюжий олух, даже если глаза у него серые, как море, а руки сильные, без морщин... Игрейна выругалась про себя, извлекла из тюка со своими вещами прялку и уселась прясть. И с какой это стати она размечталась об Утере, словно всерьез подумывает о просьбе Вивианы? Но неужто следующим Верховным королем и впрямь станет Утер?
   Как Утер на нее смотрит, от Игрейны не укрылось. Но Горлойс уверяет, что Утер - распутник, может, он на любую женщину так пялится? Если уж ей так приспичило помечтать, почему бы не задуматься о чем-нибудь разумном, например, как там поживает без матери Моргейна и бдительно ли эконом приглядывает за Моргаузой, чтобы та не строила глазки замковой страже. Ох уж эта Моргауза; того и гляди возьмет, да и отдаст девственность какому-нибудь красавцу, не задумываясь ни о чести, ни о пристойности; молодая женщина от души надеялась, что отец Колумба хорошенько отчитает девчонку.
   "Моя собственная мать избирала в возлюбленные и в отцы своих детей тех, кого хотела, но она была Верховной жрицей Священного острова. И Вивиана поступала так же". Игрейна выронила прялку в подол и слегка нахмурилась, размышляя над пророчеством Вивианы: дескать, ее сыну от Утера суждено стать великим королем, исцелить землю и принести мир воюющим племенам. То, чего молодая женщина наслушалась сегодня утром за королевским столом, убедило ее: такого короля найти непросто.
   Игрейна раздраженно схватилась за прялку. Король нужен уже сейчас, а не тогда, когда ребенок, еще и не зачатый, вырастет и возмужает. Мерлин одержим древними легендами о королях - как же там звали одного из них, про него еще Экторий упомянул, Магнус Великий, прославленный военный вождь, что покинул Британию в погоне за императорским венцом? Глупо думать, что сын Утера окажется возрожденным Магнусом.
   Ближе к вечеру зазвонил колокол, и вскорости после того в дом вернулся Горлойс, опечаленный и удрученный.
   - Амброзий умер несколько минут назад, - сообщил он. - Колокол звонит по нему.
   В лице мужа Игрейна прочла скорбь - и не смогла на нее не отозваться.
   - Он был стар, - промолвила она, - и всеми любим. Я с ним познакомилась лишь сегодня, но вижу: он был из тех мужей, кого любят и за кем идут все, кто его окружает.
   Горлойс тяжко вздохнул.
   - Правда твоя. А на смену ему второго такого нет, он ушел и оставил нас без вождя. Я любил этого человека, Игрейна, и видеть не мог, как он страдает. Будь у него преемник, достойный этого названия, я бы ликовал и радовался, что Амброзий обрел наконец покой. Но что ныне станется с нами?
   Несколько позже Горлойс попросил жену достать его лучшее платье.
   - На закате по нему отслужат заупокойную мессу, мне должно там быть. Да и тебе тоже, Игрейна. Ты можешь одеться без помощи женщин или мне попросить хозяина прислать тебе служанку?
   - Я оденусь сама. - Игрейна сменила наряд, облекшись в платье из тонкой шерсти с вышивкой по подолу и рукавам, и заплела в волосы шелковую ленту. Молодая женщина подкрепилась хлебом и сыром, Горлойс от еды отказался, говоря, что король его ныне стоит перед троном Господа, ожидая суда, и сам он будет поститься и молиться до тех пор, пока тело не предадут земле.
   Игрейна не могла этого понять: на Священном острове ее учили, что смерть - лишь врата к новому рождению, отчего христианин испытывает такой страх и трепет, отправляясь в обитель вечного отдохновения? Молодая женщина вспомнила кое-какие скорбные псалмы из тех, которые читал нараспев отец Колумба. Да, их Господь считается также Богом страха и наказания. Игрейна отлично понимала: король ради блага своего народа поневоле совершает то, что тяжким бременем ложится ему на совесть. А если даже она в силах понять это и простить, отчего же милосердный Господь более нетерпим и мстителен, нежели ничтожнейшие из его смертных? Наверное, это - одно из христианских таинств.
   Молодая женщина продолжала размышлять обо всем этом, идя к мессе вместе с Горлойсом и слушая, как священник скорбно поет о гневе Божьем и дне Страшного суда, когда душе уготованы будут вечные муки. На середине песнопения Игрейна заметила, что Утер Пендрагон, преклонивший колена в дальнем углу церкви, - лицо его над светлой туникой казалось совсем белым, - закрыл его руками, сдерживая рыдания, несколько минут спустя он поднялся и вышел наружу. Осознав, что Горлойс не сводит с нее настороженного взгляда, Игрейна вновь потупилась, набожно внимая бесконечным гимнам.
   По окончании мессы мужчины столпились снаружи, и Горлойс представил Игрейну жене Уриенса, герцога Северного Уэльса, дебелой матроне, и супруге Эктория, именем Флавилла, - улыбчивой женщине немногим старше Игрейны. Она немного поболтала с дамами, но те были поглощены лишь одним: как смерть Амброзия отразится на солдатах и их собственных мужьях; и Игрейна отвлеклась. Ее мало занимала женская болтовня и изрядно утомляло непомерное благочестие. Флавилла была на шестом месяце беременности - из-под туники в римском стиле заметно выпирал живот, - и очень скоро разговор перешел на дела семейные. Флавилла уже произвела на свет двух дочерей - в прошлом году обе умерли от летнего поноса - и в этом году надеялась родить сына. У супруги Уриенса, Гвинет, был сын примерно одних лет с Моргейной. Дамы расспросили Игрейну о ребенке и принялись рассуждать о том, как хороши бронзовые амулеты против зимних лихорадок, а вот литургическая книга, ежели положить ее в колыбельку, спасает от рахита.
   - Рахит приключается от скверной еды, - проговорила Игрейна. - Моя сестра, жрица-целительница, рассказывала мне, что у ребенка, если здоровая мать кормит его грудью два полных года, рахита никогда не случается, болеют только те, что отданы на попечение недоедающей кормилицы, или те, которых слишком рано отняли от груди и выкормили на жидкой каше-размазне.
   - Вздорное суеверие, вот что я вам скажу, - отозвалась Гвинет. Молитвенник исполнен святости и помогает против всех недугов на свете, особенно же пользителен маленьким детям, что крещением очищены от отцовских грехов, сами же еще не согрешили.
   Игрейна досадливо пожала плечами, не желая оспаривать подобную ерунду. Матроны продолжали толковать об амулетах против детских недугов, молодая женщина стояла рядом, поглядывая по сторонам и дожидаясь возможности сбежать. Вскорости к ним присоединилась еще одна дама, имени которой Игрейна так и не узнала, судя по выпирающему животу, она тоже дохаживала последние месяцы беременности. Матроны немедленно вовлекли вновь пришедшую в разговор, не обращая внимания на Игрейну. Спустя какое-то время та тихонько ускользнула прочь, проговорив, что пойдет поищет Горлойса (на слова ее никто не обратил внимания), и побрела за церковь.
   Там обнаружилось небольшое кладбище, а за ним - яблоневый садик, усыпанные цветами ветви смутно белели в сумерках. Свежее благоухание яблонь Игрейну обрадовало, запахи города изрядно ей докучали: собаки, да и люди, облегчались прямо на мощенных камнем улицах. Перед каждой дверью высилась зловонная куча мусора, куда сбрасывалось все - от грязного, смердящего мочой тростника и гниющего мяса до содержимого ночных горшков. В Тинтагеле тоже не обходилось без кухонных отходов и нечистот, но Игрейна распорядилась раз в несколько недель их закапывать, а чистый запах моря уносил вонь прочь.