– Вы давно знаете леди Уинчелл, миссис Трапп? – поинтересовалась Агата.
   – О, она вошла в состав комитета приблизительно в то же время, когда вы начали помогать в госпитале… хотя я и прежде слышала о ней. – Миссис Трапп поуютнее уселась на диване, и Агата поняла, что сейчас последует какая-то сногсшибательная информация. – Вам это, конечно, не известно, дорогая, потому что вы недавно появились в Лондоне, но Лавиния Уинчелл… – Миссис Трапп наклонилась вперед и посмотрела в обе стороны, как будто желая убедиться, что их не подслушивают. – Она француженка!
   Агата пристально взглянула на нее.
   – Ну и что? Во времена террора сюда эмигрировало немало французов.
   – Да, но не все жеманны, как она. Англичанке из хорошей семьи не нужны все эти ухищрения!
   Она, кажется, совершенно забыла о том, что представители высшего света не должны рабски подражать французам во всем, начиная с мод и кончая поведением в обществе.
   Кстати, дочери миссис Трапп с их квадратными физиономиями и большими ласковыми глазами очень напоминают – коров, подумалось Агате. Вот и сейчас они смотрели на нее и, медленно двигая челюстями, поглощали пирожные. Агата сделала усилие, чтобы не рассмеяться.
   – Ваши дочери так привлекательны, миссис Трапп! Вы, наверное, уже рассматривали возможные кандидатуры для их замужества?
   Миссис Трапп раздулась от гордости.
   – А как же, миссис Эпплкуист?! Мы с мужем зондировали почву и теперь подумываем о том, чтобы дать им возможность выезжать еще один сезон. Следует иметь как можно больше вариантов, чтобы сделать правильный выбор.
   Потом вдруг самодовольное выражение исчезло с лица почтенной леди, и она повернулась к Агате, чтобы извиниться:
   – Прошу прощения, дорогая. Я совсем забыла, что вы никогда не узнаете, какое это чудо – иметь собственных детей.
   Слова гостьи немедленно отозвались болью в сердце Агаты. Собственные дети… Между тем миссис Трапп продолжала говорить, сетуя на нехватку молодых мужчин, пригодных для вступления в брак, но Агата перестала ее слушать.
   Что правда, то правда. У нее никогда не будет ребенка, потому что, несмотря на независимость, которую она всячески демонстрировала перед Саймоном и Джеймсом, она сможет выйти замуж только за того мужчину, которого полюбит всем сердцем.
   За мужчину, который не мог и не хотел взять ее в жены. Агате хотелось убежать куда-нибудь на край света от боли, которая нарастала в груди и тут она встретилась взглядом с миссис Симпсон.
   – Беатрис Трапп дура, – негромко сказала Клара. – Но она не хотела умышленно причинить вам боль.
   – Я знаю. Просто мне и в голову не приходило… – Агата замолчала.
   Миссис Симпсон сочувственно взглянула на нее.
   – Не теряйте надежду, дорогая: она даст вам силы. – Потом она отступила на шаг и произнесла достаточно громко, чтобы слышали все: – Вы что-то побледнели, миссис Эпплкуист. Думаю, мы должны позволить ей немного отдохнуть.
   Дамы засуетились и, словно стая птиц, выпущенных на волю, торопливо покинули «обиталище скорби», чтобы продолжить сплетничать где-нибудь в другом месте. Миссис Симпсон ушла последней, и Агата на прощание протянула ей руку.
   – Спасибо. Вы помогли мне больше, чем думаете.
   Оставшись одна, Агата вновь испытала приступ сожаления из-за того, что ей пришлось всех обманывать. Кажется, она была сыта по горло ложью.
   Но ей предстояло осуществить еще один, акт предательства. Она собиралась вновь соблазнить Саймона.

Глава 19

   Тем временем наверху Саймон пытался выжать из Джеймса всю возможную информацию. Он заставлял его повторять историю снова и снова – сначала до конца и с конца до начала.
   Джеймс был достаточно хорошо знаком с этим методом получения информации, но он еще недостаточно окреп, и даже со своего места в кресле у камина Саймон видел, как он побледнел.
   – Не знаю, Саймон! Не помню, чтобы я упоминал какие-нибудь другие имена… и вообще не помню, что упоминал какие-либо имена.
   – Думай, Джеймс! Я не смогу отправить другого человека, пока не буду знать, сколько «лжецов» разоблачено.
   В дверь постучали, и в комнату Джеймса вошла Агата с чайным подносом.
   – Ну вот, на сегодня визиты закончились, и я подумала, что вам, возможно, захочется подкрепиться.
   – Извини, сестричка, но у нас нет времени на еду. Разве что его высочество позволит сделать перерыв…
   – Не язви, Джеймс. Саймону это нравится не больше, чем тебе. – Агата поставила поднос, на котором стояли две чашки и достаточное для двоих количество деликатесов, так что Саймон мог найти некоторое утешение хотя бы в том, что Агата не хочет уморить его голодом.
   Джеймс взял чашку чая.
   – Агги, я хочу немного отвлечься. Расскажи мне, что нового в Эпплби.
   – Ну, в этом году был очень обильный окот, и за ягнят, которых продали на мясном рынке, мы получили самую высокую цену. Стрижка прошла как обычно, и шерсть еще до сих пор укладывают в тюки. – Агата села рядом с Джеймсом и продолжила рассказ: – В этом году яблоневый сад почти не пострадал от морозов, так что я надеюсь на хороший урожай яблок…
   Джеймс усмехнулся.
   – Ты говоришь так, будто управляешь имением вместо Мотта, – поддразнил он.
   Агата печально посмотрела на брата.
   – Мистер Мотт умер за год до смерти папы. Разве папа тебе не говорил?
   Джеймс покачал головой:
   – Нет, и кто же все это время управлял поместьями?
   Агата вскинула брови.
   – Я, конечно. А тебе я регулярно отправляла отчеты.
   Джеймс побледнел.
   – Я думал, ты просто сообщаешь мне новости, – и подозревал, что…
   – Ладно, не будем об этом. Вот бульон, он поможет тебе восстановить силы. Выпей все до последней капли. – Агата подала брату чашку с бульоном и с достоинством удалилась.
   – Моя сестра обожает распоряжаться, – беззаботно заметил Джеймс, и Саймон впервые осознал, сколько неприятностей принес «Клуб лжецов» Агате еще до того, как он ее встретил. Она оказалась оставленной даже тем, на кого больше всего могла положиться.
   И тут он обрушился на Джеймса:
   – Тебе не следовало бросать ее – ведь она была еще совсем девчонкой!
   Джеймс чуть не подавился от удивления.
   – Но ведь она со всем справилась, не так ли?
   – Да, но вместо того, чтобы «справляться», она могла танцевать, ходить на вечеринки, флиртовать с молодыми людьми. Где ты был, когда она в тебе нуждалась?
   – Работал у тебя.
   – Ты сказал, что свободен, что у тебя ни перед кем нет никаких обязанностей.
   – Да, ведь я обо всем позаботился.
   – Ты предпочел так думать, потому что это было тебе на руку, – презрительно заметил Саймон. – Ты даже сейчас обращаешься с ней как с маленькой девочкой, хотя она сохранила все, чем ты владеешь, и бросила к твоим ногам, несмотря на то что ты этого не заслуживаешь.
   Джеймс отодвинул в сторону поднос и, прищурившись, посмотрел на Саймона.
   – Ну что ж, давай поговорим о том, кто и чего заслуживает. Ты ее обесчестил и теперь оставляешь, лишив всякого будущего.
   Саймон вздрогнул и отвел глаза.
   – Ты ведь знаешь, я не могу жениться, – тихо сказал он.
   – Нет. Я знаю, что ты предпочитаешь не жениться. У Саймона задвигались желваки на скулах.
   – Ты ничего не знаешь.
   – Ну так просвети меня.
   Почувствовав боль, словно от открывшейся старой раны, Саймон принялся беспокойно шагать по ковру.
   – Я никогда не рассказывал тебе о своей матери.
   – Верно. Я знаю только, что она не была замужем за твоим отцом, и это все.
   – Меня родила грошовая проститутка в Ковент-Гардене, – грубо сказал Саймон. – Когда я начал работать на Старика, меня послали извлечь отчеты о передвижении войск на Мальте из определенного тайника и доставить их в клуб. Тогда я был слишком уверен в себе; мне и в голову не пришло, что за тайником могли, следить.
   – Что ж, на первом задании каждый из нас чувствует себя неуязвимым, – спокойно сказал Джеймс.
   – Но не каждый, выполнив задание, мчится сломя голову к своей матери, чтобы похвастать этим.
   Джеймс напрягся.
   – Саймон, неужели ты это сделал?
   – Да, сделал и, конечно, привел французских агентов прямо к ней. При этом я так спешил подсчитать, сколько мне заплатят, мне так хотелось спасти ее от этой жизни, что я случайно забыл у нее свой курьерский вализ…
   – О Господи! Французы наверняка подумали, что она прячет какие-то документы…
   Саймон сделал глубокий вдох.
   – Я хватился вализа, пробежав несколько кварталов, и помчался назад, но было уже поздно. Они жестоко избили ее, и она стала похожей на сломанную куклу. Мать прожила всего несколько минут, в течение которых я осознал, что наделал. Она умерла у меня на руках. – Его голос упал до шепота. – И от моей руки.
   Джеймс несколько минут сидел молча, потом медленно поднял голову.
   – Саймон, тебе уже не шестнадцать лет, и ты профессионал.
   – Вот именно. Ты представляешь, на что способны пойти наши враги, чтобы заполучить в свои руки жену профессионала? Сейчас находиться рядом со мной опаснее, чем когда-либо. Ты хочешь, чтобы она погибла?
   Джеймс сердито взглянул на Саймона.
   – Нет, я хочу, чтобы она жила, чтобы ей было нечего стыдиться и чтобы никто не мог ее осуждать.
   – Надеюсь, все поверили ее истории. Даже ты думал, что она вышла замуж.
   – Будем считать, что ей повезет и дальше.
   – Будем. – Саймон поднялся. – Ты идешь на поправку, и это очень кстати. Мне надо ненадолго выйти, а завтра утром я должен вернуться в клуб. По пути я зайду навестить Рена и сообщу тебе, каково его состояние.
   С этими словами Саймон вышел, оставив Джеймса в одиночестве, копавшегося в тарелке. Теперь ему предстояло кое-что выяснить об одном загадочном поклоннике Агаты.
   Городская резиденция Этериджа размещалась в великолепном здании весьма внушительных размеров. Наблюдая за ним с крыши пустующего соседнего дома, Саймон обратил внимание на то, что фасад здания мало чем отличался от его обратной стороны, а слуга, которые суетились вокруг дома, не выглядели переутомленными.
   Из информации, полученной Саймоном, следовало, что Далтон Монморенси не просто богат. Он был истинным джентльменом, и его богатство лежало в Английском банке, а не в карманах каких-нибудь букмекеров. Он также получил хорошее образование и заседал в палате лордов, проповедуя либерализм и заботу о бедных.
   Его слуги были ему преданы и на редкость неразговорчивы. Гостей Далтон принимал редко, а родственников, кроме непочтительного Коллиза, у него, судя по всему, не имелось вовсе. Его гардероб и аксессуары, хотя и были весьма элегантны, не бросались в глаза. Он также не отличался излишней набожностью; одним словом, не грешник, но и не святой.
   Однако, как подсказывал опыт Саймона, в природе подобная безупречность слишком маловероятна; скорее, она служила прикрытием для каких-то подозрительных занятий.
   Такой человек заслуживал самого тщательного наблюдения, поскольку он проник в кабинет Мейуэлла как настоящий профессионал и не оставил там никаких следов своего присутствия.
   Тот факт, что Этеридж проявил интерес к Агате, разумеется, не имел какого-либо отношения к сегодняшней маленькой экспедиции, если, конечно, не считать того, что Агата, кажется, чувствовала к нему некоторое расположение.
   Саймон подавил раздражение, возникшее у него при мысли об этом, и перенес вес тела на пятки, готовясь пройти по канату между домами. Здесь, в богатой части города, дома были почти такими же большими, как помещичьи усадьбы в сельской местности, и отстояли друг от друга настолько далеко, насколько позволяла земельная собственность.
   Окружающая территория мало-помалу погружалась в ночную тишину, в окнах гас свет. Пора.
   Несколько раньше Саймон забросил монтерские когти на крышу дома Этериджа, и они зацепились на ближайшем от него фронтоне, так что теперь его два каната, абсолютно невидимые в темноте, были туго натянуты между домами.
   Саймон предпочитал выполнять такую работу в сумерках, когда начинает подниматься туман и изменчивое освещение служит хорошим прикрытием, однако неплохо подходила и глубокая ночь. Саймон любил спокойно пересекать пространство с крыши на крышу, любил ощущение каната, врезавшегося в мягкую подошву его ботинок. Он соскучился по приглушенному щелчку замка, открывшегося благодаря его отмычкам.
   Ступив с каната на крышу, Саймон перебрался на противоположную сторону дома, где была закреплена веревка, и без труда спустился по каменной стене на второй этаж, потом быстро прошел вдоль стены по узкому карнизу.
   Окно, разумеется, было заперто, но, к счастью, Саймон овладел конструкцией таких замков еще в те времена, когда не брился. Не прошло и минуты, как он спрыгнул в темную комнату и огляделся.
   Он знал, что в больших домах, как у Этериджа, куда проще работать, чем в маленьких, как у Агаты, поскольку здесь шум при быстром обыске кабинета не слышен в спальнях.
   Ночь выдалась чертовски темной, и Саймону ничего не оставалось, как только зажечь свечу. Он принялся копаться в кармане в поисках серной спички… и вдруг остановился.
   В комнате кто-то был. Не слышалось ни единого звука, не ощущалось вообще ничего, кроме запаха книг, чернил и кожи.
   И все же он знал: он здесь не один.
   Саймон попятился к окну, и тут же комнату осветило пламя свечи.
   – Мистер Эпплкуист? Как любезно, что вы зашли. А может, лучше называть вас мистер Рейн?
 
   Агата понимала, что Саймон вряд ли где-то задерживается специально для того, чтобы вывести ее из себя. Тем не менее сидеть и ждать, когда у нее появится возможность снова соблазнить его, было совсем не лучшим времяпрепровождением.
   Вечно эти мужчины не умеют точно рассчитывать время!
   Она бросила карты и встала из-за стола.
   – Силы небесные! – Джеймс удивленно взглянул на сестру. – Ведь ты выигрывала! Что он натворил на этот раз?
   – Он опаздывает.
   – Саймон не мальчик в коротких штанишках и сможет постоять за себя. Если он выживет, то, возможно, вернется уже к утру.
   Агата промолчала. Сегодня ей было не до шуток. Все ее ухищрения, все ее манипуляции, направленные на поиски брата, представлялись ей каплей в море по сравнению с тем, что она замышляла.
   Она намеревалась украсть ребенка.
   При этом она даже не потрудилась разумно объяснить все самой себе. В том, чтобы соблазнить Саймона ради последующего рождения ребенка, не было ни благородства, ни альтруизма, так что она действовала исключительно в собственных интересах…
   Если он когда-нибудь узнает об этом, то возненавидит ее. С Джеймса придется взять клятву вечно хранить тайну, и это наверняка окончательно вобьет клин между двумя мужчинами, причем виновата опять будет она.
   Но то, что всего несколько дней назад казалось приговором, теперь представлялось Агате единственной возможностью расплаты за преступление, которое она была намерена совершить.
   Если только этот негодяй когда-нибудь вернется домой.
 
   Саймон уютно расположился в роскошном, обитом бархатом кресле и, покачивая в руке хрустальный стаканчик, внимательно разглядывал бренди. Ему было тепло, сухо, и при других обстоятельствах он счел бы это верхом комфорта.
   Однако расслабиться под дулом пистолета, нацеленного в голову, ему почему-то никак не удавалось.
   Далтон Монморенси тоже сидел в кресле: положив ноги на массивный письменный стол красного дерева, он небрежно держал в левой руке такой же стаканчик бренди, а правой сжимал рукоять пистолета. Даже когда Далтон запрокинул голову, чтобы допить последние капли, его рука не дрогнула, продолжая держать Саймона под прицелом.
   Наконец он поставил стакан на стол, небрежно стукнув им но крышке стола, и Саймон поморщился. Он просто не мог не оценить по достоинству содержимое Этеридж-Хауса. Каково, интересно, происхождение всех этих денет? Кстати, предательство могло приносить неплохую прибыль, если взяться за него с умом…
   – Прощу вас, допивайте, и мы начнем. – Далтон слегка взмахнул пистолетом, как бы поощряя гостя к активным действиям.
   Пожав плечами, Саймон допил бренди, сожалея о расставании с тем мгновением, когда последняя капля проскользнула в его глотку. Что ж, если ему предстояло умереть, то Этеридж позволил ему сделать это с настоящим шиком.
   – Итак… – Этеридж приподнял бровь. – Теперь объясните мне, почему вы влезли в окно моего кабинета среди ночи?
   – Было бы глупо с моей стороны делать это днем, не так ли?
   – Вы вообще поступили глупо, мистер Рейн.
   – Рейн? Кто это такой?
   – Это вы. А иногда вы еще Мортимер и Этельберт Эпплкуист, а также Саймон Монтегю Рейнз, владелец маленького заведения под названием «Клуб лжецов».
   Саймон поежился. Не слишком ли легко его разоблачили? Насколько он знал, Этеридж видел его впервые, и тем не менее…
   – Что вам известно о «Клубе лжецов»?
   – Все, мистер Рейн: я один из тех, кто вместе с премьер-министром решает, есть ли смысл использовать эту кучку неудачников на службе его величества.
   Саймон замер.
   – Значит, вы – Кобра?
   Теперь настал черед Далтона удивиться:
   – Вы восстановили свою репутацию в моих глазах благодаря своей интуиции, Саймон. Рад, что вы человек умный. Но как вы догадались? Даже мне пока не известно, кто такие остальные трое.
   Саймон покачал головой:
   – У меня уже многие годы имеются подробные досье на членов «Королевской четверки». Я знаю, что они едят и пьют, чьи имена выкрикивают во сне. Когда в начале этого года был убит Спенсер Персивал и лорд Ливерпул назначен вместо него премьер-министром, я не сомневался, что рано или поздно будет избран еще один член на освободившееся место.
   – Ваши осведомители, должно быть, что-то пропустили, потому что я был назначен на эту должность, как только Персивал испустил последний вздох.
   Саймон незаметно вздохнул: опять подвела проклятая нехватка агентов!
   – Это моя вина, милорд. Вообще же «лжецы» – лучшие специалисты в своих отраслях.
   – Я не вполне уверен, что «лжецы» представляют собой нечто большее, чем то, что подразумевается в их названии. Лорд Ливерпул не вполне уверен, что вы заслуживаете той свободы, которая была предоставлена вашему предшественнику, и я хотел бы предупредить вас, что для дальнейшего существования вашей организации требуется одобрение премьер-министра. У вас ушло несколько месяцев на обнаружение источника утечки информации, вы потеряли нескольких людей, а нужный человек в конце концов сам появился на пороге вашего дома. – Далтон прищурился. – Тем не менее, вы не сообщили о его поимке и, взяв с него подписку о невыезде, держите его под домашним арестом.
   Саймон кивнул.
   – Так вот чем объясняется пистолет в вашей руке. Вы сочли меня перебежчиком.
   – Сэр, я никому не верю, за исключением лорда Ливерпула, даже остальным троим членам «Четверки». Насколько я понимаю, вы находитесь здесь с официальным заданием?
   Саймон усмехнулся:
   – Что я слышу? Могущественный лорд Этеридж боится пасть от руки одного, из его сподвижников! Скажите, что это неправда…
   – Власть может обернуться злом, если она окажется в руках недостойных людей. Я предан его величеству, принцу-регенту и работаю для Англии, а не для собственного обогащения. Некоторым людям это трудно понять.
   – Кажется, наши взгляды совпадают, – медленно произнес Саймон. – Но тогда как объяснить все это? – Он обвел рукой кабинет.
   Этеридж пожал плечами:
   – Это всего лишь наследство, приумноженное благодаря нескольким успешным и совершенно законным операциям. Я привык к тому, что моя собственность вызывает подозрения, но происхождение ее самое обычное.
   – Зато необычно то, как вы зажигаете спичку.
   Этеридж чуть улыбнулся и взял в руку небольшую деревянную коробочку.
   – Должен признаться, весьма интересная штука – произведение одного из моих друзей; он называет их «спичками сатаны». Стоит один раз провести серной головкой по наждачной бумаге, как она чудесным образом зажигается сама.
   Саймону тут же страшно захотелось заполучить спички, Какую свободу придало бы подобное изобретение «лжецам»!
   – Я должен иметь такие же. Где их можно раздобыть?
   – Сомневаюсь, что он уже запустил их в серию.
   – Однако он может изготовить их для меня и моих «лжецов», – уверенно произнес Саймон.
   Этеридж, приподняв бровь, задумчиво посмотрел на коробочку в своей руке.
   – Согласен; они будут абсолютно бесценны для вас и ваших людей. – Он бросил коробочку Саймону, который ловко, поймал ее и сунул в карман.
   – Итак, вы богатый, надежный, могущественный патриот. И вы хотите жениться на Агате Эпплкуист.
   – Точнее, на Агате Каннингтон.
   – Ах да, вам, конечно, известно о ее родственных связях? Одно меня удивляет: как вы можете помышлять о браке с сестрой подозреваемого в утечке секретной информации…
   – Насколько я мог убедиться, мисс Каннингтон абсолютно не причастна к этому делу.
   – Причастна, и еще как. Ее единственным недостатком является склонность всем управлять. В итоге она решила, что сможет обнаружить местонахождение брата собственными силами.
   – Почему же вы не отговорили ее от столь опасного шага?
   Поскольку Саймон молчал, Далтон, не дождавшись ответа, продолжил:
   – Итак, перейдем к делу. Зачем вы оказались здесь, если не для того, чтобы, удовлетворить амбиции одного из моих коллег?
   – Я искал Подтверждения тому, что вы являетесь шпионом, – спокойно сказал Саймон. – Ваш образ жизни весьма подозрителен, милорд. Вы живете как отшельник и тем не менее постоянно ездите за границу. Это не очень осторожно с вашей стороны. – Он пристально посмотрел на Этериджа. – Вы ведь были независимым агентом, не так ли?
   На сей раз настала очередь Этериджа покраснеть от возмущения.
   – Все это противоречит здравому смыслу! – с гневом произнес он. – Я имею долю в предприятии, осуществляющем морские перевозки, а моя необщительность тут вообще ни при чем. Просто я презираю глупцов и их праздную болтовню… – Заметив усмешку Саймона, Далтон прервал свой монолог и положил пистолет на стол, сделав это с гораздо большим уважением, чем в случае с драгоценным хрустальным бокалом. – Вы и представить себе, не можете, как я вам завидую, друг мой. С тех пор как я занял место лорда Ливерпула, мне безумно не хватало работы с целью сбора фактического материала. Теперь у меня только политика да дворцовые интриги.
   – Мне бы такое тоже не понравилось, – с сочувствием заметил Саймон, – Так вот, значит, почему вы оказались в кабинете Мейуэлла – вам не хватало живой работы…
   – Черт возьми, кажется, вы даже лучше, чем утверждал Ливерпул! Откуда вы об этом узнали?
   – Подслушал, находясь прямо у вас за спиной. – Саймон фыркнул. – Причем вместе с леди Каннингтон.
   – Так она тоже ведет наружное наблюдение? – удивлению Далтона не было предела.
   – Лучшего напарника я еще никогда не встречал. К работе «лжеца» у нее творческий подход, а что касается импровизаций в случае чрезвычайных обстоятельств, то они отличаются подлинным артистизмом. Даже я некоторое время думал, что она профессионалка.
   Этеридж восхищенно покачал головой:
   – И все эти достоинства в такой красивой миниатюрной упаковке, а? – Он взглянул на Саймона оценивающим взглядом. – Так кем же вы приходитесь мисс Каннингтон на самом деле?
   Ее самым страшным ночным кошмаром, хотелось сказать Саймону, но это было бы слишком самонадеянно.
   – Другом. – Он отвел глаза и тут же бросил на Этериджа предостерегающий взгляд. – Таким, который очень сильно расстроится, если ее обидят.
   Этеридж кивнул.
   – В течение нескольких недель вы жили с ней под одной крышей без всякого присмотра, а ведь эта женщина очень сексапильна.
   Саймон со скоростью пули оказался возле Этериджа и схватил его за горло.
   – Я не посмотрю, что вы лорд, и вырву ваш мерзкий язык, если вы осмелитесь еще раз отозваться о леди Каннингтон в неуважительном тоне.
   Этеридж тут же поднял руки в знак согласия, а когда Саймон отпустил его, весьма энергично покрутил головой.
   – Полагаю, вы ответили на мой вопрос, вполне доходчиво выразив ваши истинные чувства к этой леди.
   – Ловко манипулируешь людьми, сукин сын, – пробормотал Саймон.
   – Как и все мы, не так ли?
   Саймон невольно вздохнул: как ни крути, правда заключалась в том, что Далтон был прав.

Глава 20

   Часы пробили девять, и слуги убрали посуду после одинокого завтрака Агаты. Тревожные мысли долго не давали ей уснуть, поэтому она встала, когда Саймон уже ушел.
   – Что прикажете приготовить сегодня для гостей, мадам? – спросил, появляясь перед ней, Пирсон.
   Проклятие! Неужели ей опять предстоит целый день принимать посетителей? Может, ей сказаться больной?
   – Делайте всё как обычно. Кажется, все всем очень понравилось. – Она вздохнула. – Или, может, приготовить что-нибудь менее аппетитное, вроде улиток в шоколаде?
   – Вы хотите узнать мое мнение, мадам?
   – Нет, избави Бог. Ты, разумеется, эту идею не одобряешь…
   – Именно так, мадам.
   Агата закрыла глаза.
   – Не мог бы ты как-нибудь остановить все это на денек. Мне надо передохнуть.
   – Да, мадам. Я доложу об этом Господу Богу.
   Агата удивленно вытаращила глаза, но Пирсона и след простыл. Так что же это было? Неужели Пирсон пошутил?
   – Боже милосердный, видно, конец света наступает, – пробормотала Агата и тут же вздрогнула, услышав знакомый голос.