Взрыв хохота прокатился от Лондона до Санкт-Петербурга.
Д-р Кабане
Связь с мадам Валевска не мешала Наполеону III обращать внимание на округлые формы более плебейского происхождения.
Бацочи, зная вкусы императора, приглашал на улицу Бак очаровательных танцовщиц, которые легкостью поведения были обязаны не только привычке к фуэте и прочим пируэтам.
Они развлекали императора, что, по словам доктора Брейа, «благотворно влияло на его перегруженный мозг».
Как писал один автор XVI века, скороли и политические деятели, которые портят себе кровь и отягчают мозг государственными делами, должны как можно чаще заниматься любовью, чтобы очистить ум и сделать его более восприимчивым к интригам и прочим тяготам правления». Тот же автор утверждает: «Близость с темпераментной, сообразительной и привлекательной женщиной позволяет изгнать греховные порывы, которые рождаются в теле и мешают сохранять свежесть мысли».
Наполеон III мог не опасаться подобных неприятностей. Несколько раз в неделю молоденькие, полные сил танцовщицы пускали в ход всю свою изобретательность, чтобы он мог со свежей головой погрузиться в государственные дела.
Эти барышни бывали не только на улице Бак. Иногда император приказывал привести их в тайные апартаменты, оборудованные в Тюильри.
Увы! Император так спешил изгнать греховные помыслы, что порою забывал запереть двери.
Как-то ноябрьским вечером 1860 года императрица решила навестить мужа в кабинете, куда он часто удалялся для чтения исследований по баллистике. Открыв дверь, она вскрикнула: Наполеон III с некой совершенно раздетой девицей предавались занятию, не имевшему ничего общего с военным делом.
В первый раз Евгения застала императора на месте преступления. Она закрыла дверь и, плача, поднялась к себе в комнату.
Сконфуженный Наполеон III «быстро привел себя в порядок, наскоро попрощался с барышней, которая для приличия громко зарыдала, и побежал к императрице».
Произошла ужасная сцена. Евгения, путая французские и испанские слова, осыпала упреками императора, который покаянно целовал ее длинный нос. В конце концов императрица заявила, что она не поедет в Компьень, а отправится в путешествие за границу.
Наполеон III был ошеломлен. Дрожащим голосом он попытался отговорить императрицу от этого шага, уверял, что оппозиция не замедлит сделать весьма нелестные выводы из этого поступка и что вся Европа будет смеяться над ними.
Все эти аргументы не возымели никакого эффекта.
Через несколько дней Евгения, согласившись взять с собой лишь четверых сопровождающих, отправилась в Шотландию.
Целый месяц она с тяжелым сердцем путешествовала под дождливым небом этой страны. Ее видели в Карлисле, в Холируде, в Глазго, на озерах, где туманы кружатся в причудливом танце.
Она приказала называть себя графиней де Пьеррефон. Власти не вмешивались в ее решение путешествовать инкогнито. Но Европа, как и предсказывал Наполеон III, была крайне, удивлена этой выходкой. История не знала подобного случая: императрица покинула Двор…
В начале декабря Евгения вернулась в Париж. Ее боль утихла. Но ее отношение к императору уже не было таким, как прежде. Иногда она пристально смотрела на императора, и завсегдатаи утверждали, что в эти минуты «Ее Высочество императрица воскрешает в памяти малоприятные воспоминания».
Наполеону III не нравились эти взгляды императрицы. Он с тоской вспоминал о временах блаженной свободы, когда участвовал в итальянской кампании.
В иные вечера рядом с охладевшей к нему императрицей он мечтал о войне, которая позволила бы ему на многие месяцы покинуть Тюильри. Один близкий ко двору свидетель этого периода жизни в Тюильри отметил в своей записной книжке: «Он был готов поджечь Европу, лишь бы только избежать семейной сцены».
Видимо, дело обстояло именно так.
Он уступил императрице в том, что касалось папы, чтобы заслужить прощение за возобновившиеся походы на улицу Бак.
Зимой Наполеон III, чтобы избежать общения с императрицей, часто катался на коньках по замерзшему озеру Булонского леса.
В рединготе и высокой шляпе он чертил сложные фигуры, вызывая восхищение парижан, и кружился на одной ноге.
Неисправимый волокита, он частенько назначал свидание на льду озера. Можно было видеть, как он поддерживает барышню, неуверенно стоящую на коньках. Самой запоминающейся из них была мисс Сниель, хорошенькая англичанка, умевшая, как рассказывает Флери, падать так, что «публика не могла не оценить не совсем приличного зрелища, от которого захватывало дух».
Как-то в январе 1863 года Евгения появилась на катке вместе с императором. Они уже сделали несколько кругов, когда молодая женщина, закутанная в горностай, в красных кожаных сапожках, шагнула на леди закружилась в каскаде сложнейших фигур.
Император замер.
— Кто это?
Принц Иоахим Мюрат улыбнулся:
— Одна американка, Сир. Миссис Мультон.
— Она обворожительна. Мне хотелось бы выразить ей восхищение ее искусством…
Принц Мюрат бросился догонять грациозную фигуристку. Наполеон III последовал за ним. Он приблизился сообщает Лили Мультон, «совершенно запыхавшийся, тяжело дыша, в пару, словно локомотив». Американка сделала реверанс. Император произнес:
— Примите мои комплименты, мадам. Вы прекрасно катаетесь!
Миссис Мультон, покраснев, объяснила, что увлекается коньками с детства.
Наполеон III не мог не воспользоваться представившимся ему случаем:
— Чтобы достичь такого совершенства, конечно же, нужно начинать в самом раннем возрасте. Но согласится ли столь блистательная фигуристка дать несколько уроков более чем скромному любителю коньков, каким являюсь я?
Миссис Мультон, польщенная, ответила, что это было бы для нее большой честью. Она взяла императора за руку, и они помчались по льду, оставив позади изумленный двор и обиженную императрицу.
Шляпа слетела с головы императора и покатилась по льду. Миссис Мультон, сделав пируэт, подхватила ее и протянула императору.
Через несколько мгновений они под руку подкатили к берегу. Двор аплодировал. Некоторые дамы оборачивались, чтобы посмотреть на императрицу. Но их ждало разочарование: Евгения улыбалась.
Вскоре стала известна причина ее хорошего расположения духа.
На следующий день весь Париж знал о том, что произошло на озере. Наиболее осведомленные утверждали, что миссис Мультон, урожденная Лили Гринот двадцать лет назад, в Бостоне, вышла замуж за Шарля Мультона, сына богатого американского банкира, который обосновался во Франции при Людовике-Филиппе. Говорили, что она жила в роскошном особняке и была певицей.
Действительно, Лили пела. Она была ученицей Майуэла Гарчиа — брата Малибран — и обладала голосом, по отзывам знатоков, редкостной красоты. При дворе ехидно замечали, что император был очарован, встретив «столь прекрасно задуманный орган».
Но у Евгении были свои соображения.
Через несколько дней Лили Мультон была приглашена в Тюильри. Наполеон III поверил, что императрица решила отныне быть терпимой, был тише воды ниже травы, теребил бородку и бормотал избитые комплименты. В тот момент, когда декольте американки оказало должное воздействие на его застывший безжизненный взгляд, появилась улыбающаяся Евгения.
— Не хотите ли вы пройти со мной в зал, мадам Мультон?
Певица поклонилась императору и последовала за императрицей.
Блестящий остроумный герцог де Морни пересказывал последние парижские сплетни, окруженный очарованными слушателями.
Миссис Мультон была покорена.
«Ей вдруг показалось, — пишет Ламбер, — что до сих пор она видела лишь карикатуру на того человека, который вдруг предстал перед ней».
Действительно, Наполеон III был живым портретом своего сводного брата.
Герцог де Морни поклонился и остановил на ней взгляд опытного обольстителя. Лили покраснела.
— Мне бы очень хотелось послушать ваше пение, мадам.
— С удовольствием спою для вас…
Завязка состоялась.
Евгения, успокоившись, присоединилась к императору, сновавшему по своему обыкновению среди гостей.
Прошло несколько недель, и императрица узнала, что герцог де Морни стал любовником резвой американки. Ее план удался…
Естественно, императрица не могла загнать всех хорошеньких женщин в постель своего сводного деверя. Несмотря на ее неусыпную бдительность, некоторые умудрялись добраться до заветной улицы Бак. Так, весной 1863 года одна из самых известных куртизанок Парижа внесла свою лепту в императорскую копилку.
Уже несколько лет она носила титул маркизы де Пайва и ослепляла столицу кричащей роскошью. Она жила в одном из самых красивых особняков на Елисейских полях.
Начинала она куда более скромно. Тереза Лахманн родилась в польском гетто. В шестнадцать лет она вымяла замуж за француза, скромного портного Антонэна Вильуанг. Впервые у нее вместо лохмотьев появились настоящие платья. В Париже она осела в 1841 году, а до тех пор ее бурная жизнь протекала в дешевых кварталах Константинополя, Лондона и Берлина.
В Париже она занималась проституцией, лелея безумную мечту в один прекрасный день стать некоронованной королевой. Судьба улыбнулась ей.
Однажды она сидела на скамейке на Елисейских полях и поджидала клиентов. В этот вечер и произошла встреча, изменившая ее жизнь. Но предоставим слово ей самой:
— Как-то вечером я сидела на скамейке. У меня не было ни су, ни корки хлеба. Моя обувь сносилась до такой степени, что стоило мне пройтись после малейшего дождика, как ноги мои тут же промокали. На мне было залатанное платье. Я никого не знала. Я сидела и смотрела на проезжающие мимо экипажи. Во мне не было зависти. Я знала, что наступит время, когда и я буду разъезжать в карете, осыпанная бриллиантами. Это я знала точно, но я понятия не имела, где мне найти ночлег на ближайшую ночь и что я буду есть завтра. Уже стемнело, когда ко мне подсел какой-то человек. Это был Генри Герц, пианист. Он ласково заговорил со мной. В темноте он не разглядел ни моего грязного платья, ни растрепанных волос, ни худобы плеч. Он не был богат, но я его не забыла. Он был очень Добр ко мне. В ту ночь я поклялась, что, когда Париж будет у моих ног, я прикажу построить дворец на месте той лачуги, у которой я сидела и которая видела меня полураздетой и голодной.
Через десять лет Тереза, ставшая маркизой де Пайва, на том же месте получила новый знак расположения богов. Она возвращалась в карете из Булонского леса с Арсеном Гуссейем. Ее руки, запястья, щиколотки украшали драгоценности. Указав на лачугу, она сказала писателю:
— Взгляните на эту развалюху. Когда-то на этом месте я дала себе одну клятву.
И она рассказала ему обо всем, а потом спросила:
— Знаете ли вы, кому принадлежит эта хибарка?
Гуссей расхохотался:
— Мне!
— Вы шутите!
— Я не шучу. Поразительное совпадение: я купил землю и домишко вчера вечером у Эмиля Перейра…
— Удивительно! Послушайте, мне все равно, сколько вы заплатили, я предлагаю вам двойную сумму. Я хочу приобрести эту землю. Уже десять лет, как она обещана мне. Я всегда считала ее своей!
— Я заплатил двести тысяч франков, — сказал Гуссей, — и за эти же деньги уступлю вам свое приобретение. Ваша история настолько чудесна, что грешно на ней наживаться.
Маркиза де Пайва поцеловала писателя.
— Я буду помнить о вашем благородном жесте. Вы знаете, я человек слова. На меня можно положиться. Если когда-нибудь вам понадобится моя помощь…
В 1856 году особняк маркизы де Пайва поднялся, словно из-под земли. Весь Париж смеялся остроте Эд-мона Абу. Когда кто-то спросил его, как продвигается строительство, писатель ответил:
— О! Особняк почти возведен. Уже готов тротуар…
Связь императора с этой куртизанкой высокого полета продлилась недолго. Тереза перестала приезжать на улицу Бак с того дня, когда поняла, что она никогда не будет принята в Тюильри. Наполеон III не сожалел об этом. Позже он скажет:
— Она могла говорить лишь о цене своей мебели.
Евгения лишь вздохнула. Она не сомневалась, что гораздо более опасная женщина вот-вот появится на горизонте.
ФРАНЦУЗСКИЙ ИМПЕРАТОР ВЛЮБЛЯЕТСЯ В «ХОХОТУШКУ МАРГО»
Он любил народ и умел доказать это.
Антуан Филон
16 июня, несмотря на грозу, разразившуюся над Сен-Клу, император сел в свой экипаж и отправился на прогулку. Внезапно послышался устрашающий раскат грома, и ливень обрушился на парк.
Гуляющие укрылись за деревьями. Одна молодая особа, которую ливень застал, когда она шла по совершенно открытому месту, присела на корточки под дубом. Платье облепило ее тело, с волос капало, в обуви хлюпала вода.
Дрожа, она пережидала грозу. Вдруг на аллее показалась императорская карета. Наполеон III возвращался в замок.
Молодая женщина поклонилась.
И тут произошло чудо: из кареты вылетело покрывало и шлепнулось в грязь, прямо к ее ногам.
Наполеон III, как сообщают его современники, почувствовал себя рыцарем.
Ему захотелось увидеть, какой эффект произвел этот жест, он на мгновение высунулся в окошко и улыбнулся: девушка стояла под деревом, окаменев от изумления.
Когда экипаж скрылся, она подобрала плед, накрыла им голову и плечи и вернулась домой.
Случай свел Наполеона III с самой пламенной и искушенной женщиной своего времени.
Ее звали Жюли Лебеф, но она выбрала себе другое имя — Маргарита Беланже. Она была довольно высокого роста, худощава, светловолоса, остра на язык. Любила пошутить, и поклонники прозвали ее «хохотушкой Марго». По словам Мари Коломбье, в ней был некий чисто народный шарм, который заставлял богов спуститься с Олимпа. Природа наделила ее удивительной гибкостью и, как пишет один из ее биографов, она забавлялась тем, что «входила в гостиные на руках к ужасу дам и восторгу мужчин, которые любовались самыми красивыми ножками в мире».
Она родилась в 1839 году в небольшом городке Сен-Ламбер. В 1856 она уехала в Нант, где, сменив дюжину любовников, прошла солидную школу искусства любви в постели председателя трибунала.
Когда период ученичества был закончен, она отправилась в Париж. Разумеется, она мечтала о карьере драматической актрисы. Ей удалось поступить в труппу крохотного театра, находившегося на улице де ля Тур-д'0вернь. Увы! Дебют не принес ей успеха. Послушаем Фредерика Лолийе, которому рассказывал об этом Людовик Халеви:
«Ей хотелось, подобно мадам Плесси, сыграть Барышню с Прекрасного Острова. В тот вечер она должна была дебютировать одновременно с другой актрисой, ставшей известной благодаря своей связи с несовершеннолетним семнадцатилетним юношей, молодым Брус-сом, который легко дал себя обольстить, потом вернулся в лоно семьи, остепенился, впоследствии стал важным господином и основал фонд премий, выдаваемых Академией.
Во всеоружии мужества и красоты Маргарита вышла на сцену. Ее неопытность и отсутствие необходимой подготовки сразу же бросились в глаза. Она выглядела неуклюжей, и зрители довольно быстро начали откровенно выражать свое неудовольствие. Гул нарастал. Она не стала упрямиться, прервала диалог и, крикнув в публику: «Ну и черт с вами!» — подобрала юбки и покинула сцену.
Ее выходка не успокоила публику. Зрители, брошенные на произвол судьбы, свистели. Директор театра Будевиль был в отчаянии и уговаривал Мейлхака привести беглянку обратно.
— Все это ужасно, — стонал он, — к тому же нам придется вернуть деньги! Ну же, дорогой Мейлхак, вы можете повлиять на эту строптивицу. Уговорите ее вернуться на сцену!
Мейлхак согласился, отыскал за кулисами Маргариту Беланже, но, несмотря на вескость аргументов, потерпел полное фиаско.
— Я играю для собственного удовольствия, — заявила она, — и не хочу, чтобы из меня делали посмешище. Нет уж, с меня хватит!
Шум не утихал. В зале выключили свет. Но и в темноте раздавались протестующие крики. Но в конце концов все разошлись. Таким был единственный спектакль с участием мадемуазель Беланже».
Так вот, эта неунывающая девица получила от императора не какой-нибудь там носовой платок, как это могло случиться во времена Людовика XV, а плед.
Маргарита, вернувшись домой, выпила бокал теплого вина и улеглась, укрывшись пледом с вышитой на нем буквой N.
На следующий день утром она приняла решение. Одевшись, она свернула плед и отправилась в Сен-Клу.
— Нельзя ли мне получить аудиенцию у Его Высочества? — спросила она у стражи.
К ней вышел адъютант и после краткого разговора направился к императору.
— Ваше Высочество, какая-то молодая женщина просит аудиенции…
Наполеон III пожал плечами.
— Чего она хочет?
— Она утверждает, что у нее есть пакет для передачи лично Вашему Высочеству.
— А как она выглядит?
— Довольно симпатичная молоденькая блондинка…
— Впустите ее.
Через несколько минут хохотушка Марго с пакетом под мышкой вошла в кабинет императора. Сделав реверанс, она смело сказала:
— Сир, я возвращаю Цезарю Цезарево. Речь идет о пледе, который Ваше Высочество изволило одолжить мне вчера.
Наполеон III улыбнулся:
— Вы казались такой продрогшей…
Потом он справился о ее здоровье и в конце концов позволил себе положить руку ей на плечо.
Маргарита прижалась к нему. Чувствуя, что император колеблется, она, как сообщает нам Альфонс де Тревиль, «опытными движениями пробудила в нем похоть». Лицо императора покраснело. Тогда она подтолкнула его к креслу и села ему на колени.
— Так вот как выглядят, — сказала она, смеясь, — знаменитые усы, которые держат в страхе всю Европу.
Император поцеловал ее, затем подвел ее к софе и доверился голосу природы.
Через час, на дрожащих ногах, с остекленевшим взглядом, он проводил ее до двери. Она была весела.
— Прощайте, мой дорогой сеньор, — сказала она. Французский император оценил уроки, которые дал когда-то Марго председатель трибунала в Нанте…
Кто-то сказал, что норковое манто — своего рода орден Почетного легиона для женщин.
В XIX веке дам легкого поведения не удовлетворяли меха в качестве знака отличия. Они хотели иметь собственный дом и красивый выезд.
Через несколько дней после визита в Сен-Клу Маргарита Беланже оставила свою маленькую квартирку на улице Бокадор и переехала на улицу Винь в Пасси, в хорошенький особнячок, который ей подарил Наполеон III.
В течение месяца император регулярно являлся в этот домик, где проводил с Марго блаженные часы, дарившие приятную усталость.
Скоро у него выработался целый ритуал. Придя, он садился в кресло, выпивал бокал мятного сиропа и играл со спаниелем Марго. Потом он увлекал молодую женщину в спальню, где их гостеприимно принимала просторная кровать, застеленная благоухающим свежим бельем.
В июле Наполеон III заявил, что он уезжает лечиться в Виши.
Маргарита села к нему на колени.
— Возьмите меня с собой!
Император сначала отказал ей:
— Это невозможно! Я буду с императрицей. Ваше присутствие в Виши может привести к большим неприятностям. А у меня и без того полно забот.
Марго знала, что новости из Мексики были неутешительными. Тем не менее она настаивала:
— Дорогой мой сеньор, вам нечего опасаться. Никто не будет знать, что я последовала за вами. Я буду очень осторожна!
Потом она обратила внимание императора на то, что между двумя стаканчиками минеральной воды он сможет поиграть с ней в «овернский штопор»…
На этот раз Наполеон III задумался.
— Ну что ж! Ты поедешь со мной.
Марго поцеловала его.
16 июля император и императрица прибыли в Виши и поселились в шале, приготовленном для них.
18 июля приехала Марго и сняла комнату в гостинице.
Первые несколько дней прошли без особых происшествий. Как-то вечером император прогуливался под руку с Евгенией по площади Розали, как вдруг красивый черный спаниель бросился к нему с радостным лаем. Это была собака Марго.
Бедная женщина, испугавшись, подавала отчаянные знаки псу, который, не обращая на нее никакого внимания, дружески лизал руки императора.
Императрица заметила:
— Эта собака, по всей видимости, хорошо вас знает.
Потом, так и не посмотрев в сторону соперницы, она отняла свою руку и одна вернулась в шале.
Растерявшийся император поплелся за ней. Через четверть часа императорская резиденция превратилась в театральные подмостки, на которых разыгралась душераздирающая сцена.
Евгения, как обычно путая французский и испанский, осыпала Марго изысканными весьма нелестными определениями.
Наполеон III попытался успокоить императрицу. Но он весьма неловко взялся за дело:
— Я не понимаю тебя, дорогая Эжени, — нежно проворковал он. — Почему ты так строга к мадемуазель Беланже? Ведь совсем недавно ты снисходительно отнеслась к мадам В…
Императрица вскочила:
— Как? Мадам В. тоже была вашей любовницей?
Император понял, что сел в лужу, и сник.
— Я этого не знала, — продолжала императрица. — Боже мой, я действительно ничего не знала. Впервые вы сами признаетесь в том, что изменили мне.
В тот же вечер она уехала из Виши в Сен-Клу. Ее отъезд вызвал всеобщее изумление, и все задавали себе вопрос, какая драма притаилась у императорского семейного очага. Наиболее болтливые слуги давали объяснения любопытным отдыхающим. Вскоре Виши были в курсе того, что, избавленный от общества императрицы, Наполеон III каждый вечер принимал в своем шале Маргариту Беланже.
В августе Маргарита последовала за Наполеоном III в Пломбьер. В сентябре она побывала с ним в Биари-це, где он изменил ей. На протяжении целого месяца и даже дольше ему пришлось ублажать двух страстных женщин, и неуемность Наполеона III, который в пятьдесят пять лет был почти развалиной, стала вызывать беспокойство у его окружения. Послушаем Вьель-Кастеля:
«В Биарице у императора появилась новая любовница, молодая, щеголеватая, и к тому же великолепная наездница. Она была замужем за каким-то бельгийцем, который всячески содействовал этому знакомству.
Как-то, возвращаясь от месье Фульда, император переспал с этой дамой и, видимо, изрядно порезвился, так что на следующий день за завтраком усталость дала о себе знать, и он почувствовал себя плохо, приступ слабости повторился еще раз через несколько часов…»
В ноябре Наполеон III вернулся в Тюильри, а Марго водворилась в Пасси.
Каждый день около четырех часов дня император приезжал к своей фаворитке. Видя, как он садится в свой экипаж, приближенные ко двору качали головами:
— Император, — говорили они, — поехал к своему духовнику!
Непосвященным объясняли:
— Да, Его Высочество навещает аббата… Куколку!
Эта шутка веселила Париж всю зиму. Блаженные времена!
В ноябре волна слухов прокатилась по улицам столицы, из уст в уста переходила весть о том, что любовница императора беременна. Талия мадемуазель заметно округлилась.
В январе Маргарита перестала выезжать, а 24 февраля 1864 года все узнали о том, что у нее родился мальчик. Он был крещен Шарлем. Трое человек — из окружения принцессы Матильды — заявили в мэрии восьмого округа, что родители ребенка неизвестны.
Но никто не сомневался, что отцом маленького Шарля был Наполеон III.
— Хохотушка Марго родила братика принцу, — говорили парижане, перемигиваясь.
В апреле шутки на эту тему сыпались как из рога изобилия. Некоторые подкованные особы утверждали, что отцом ребенка является император, а вот матерью… уж никак не Маргарита Беланже.
Но тогда кто же? И к чему вся эта мистификация?
Объяснение всему этому вскоре появилось в оппозиционно настроенных кругах. Вот что пишет Ламбер в брошюрке, вышедшей в 1871 году:
«В 1863 году император выразил желание вкусить своеобразной прелести девственницы. Тотчас же услужливые друзья — чего не сделаешь, чтобы снискать расположение императора — стали рыскать в поисках хорошенькой сообразительной барышни, отец которой был бы преданным бонапартистом. Им пришлось недолго искать: эта редкая птица свила гнездышко неподалеку. Мадемуазель Валентина Госман была младшей дочерью префекта по сносу зданий. Ей было пятнадцать лет. Она рано созрела, была очаровательна и не из робких натур. Кроме того, ее отец вряд ли в чем-либо мог отказать императору.
В один прекрасный день Валентину привели на улицу Бак, где она была удостоена чести лишиться девственности в объятиях сына королевы Гортензии.
Увы! Через несколько месяцев барышня поняла, что скоро станет матерью. Она сообщила об этом императору, который пришел в ужас. Это был бы скандал на всю Европу! Французский император сделал ребенка пятнадцатилетней девочке! Нужно было любой ценой вывести неопытную Валентину из игры.
Возникла идея попросить любовницу императора, Маргариту Беланже, симулировать беременность. Та согласилась, и в то время как дочь барона Госмана тщательно скрывала под кринолином свой округлившийся живот, Марго, наоборот, привязывала к талии слой материи, затем подушку, чтобы все убедились в том, что она беременна.
Эта комедия закончилась 24 февраля, когда врач явился к Маргарите Беланже на улицу де Винь с большим свертком в руках. Войдя в спальню, где лежала Марго, он сказал:
— Вот ребенок. Кричите!
Под вопли покладистой Марго он распеленал новорожденного.
На следующий день Париж узнал о том, что любовница императора родила ребенка. Репутация барона Госмана осталась незапятнанной. Таков был финал этого фарса…»