Страница:
— Вас никто не учил, что это невежливо — отвечать вопросом на вопрос?
Еще раз она вгляделась в его лицо. Нет, она не знает этого человека. Со всей
очевидностью не знает. В таком случае как понять, что они оказались вдвоем в одном спальном мешке под какой-то брезентовой крышей?
Она потерла свою несчастную голову, смутно припоминая, как по ней колотили колотушками всю ночь напролет. Она еще подумала тогда: неужели так себя чувствуют с похмелья? Если да, то, значит, она вовремя приняла правильное решение — никогда не пить.
Хок озабоченно наблюдал за ней. Это сотрясение мозга будет, пожалуй, посерьезнее, чем он предположил сначала. Он осторожно поднял указательным пальцем ее подбородок и повернул лицом к себе, чтобы посмотреть в глаза. Так и есть, зрачки расширены. По крайней мере правый, что не удивительно, если принять во внимание опухоль на виске.
Вчера вечером, когда они приземлились, он старался, как мог: вынес и устроил ее под деревьями, чтобы она полежала, пока он не разгрузит самолет. Он никогда не забудет чувство облегчения, когда она пришла в себя, хотя и всего на несколько минут.
— А что ты помнишь про вчерашний день? — спросил он, глядя на ее растерянное лицо. — Не помнишь, как приземлялся самолет?
Она совсем смешалась. Самолет? Он спрашивает что-то про самолет, про посадку. Ей припомнился кадр телехроники: огромный лайнер взрывается в конце посадочной полосы, превращаясь в столб пламени и дыма. Когда она это видела? Задумчиво потерев лоб, она тихо сказала:
— Боюсь, что нет.
Так что же теперь? — озадачился Хок. Есть ли смысл питать ее страхи — признаваться, что, хотя они и остались живы, самолет больше не сможет взлететь?
— Ну и ладно. — Он отодвинулся от нее, насколько это позволяло их тесное ложе. — Мне надо пойти поискать сухих дров для костра. Ничего, если я оставлю тебя ненадолго?
Она уловила его тревогу. Что же такое с ее головой? Вместо мыслей — клейкое месиво, не желающее выливаться в разумные формы. Она никак не могла взять в толк, что она тут делает, когда ей положено проснуться в собственной постели, в собственном доме и собираться в клинику.
Что оставалось Хоку? Сидя в излучине его "руки, придерживая на груди легкое одеяло, но подставляя его оценивающему взгляду шелковистую гладь спины, она так печально сдвинула брови, что Хок не выдержал, притянул ее к себе со смутным желанием утешить.
— Все будет хорошо, девочка. Не думай ни о чем. С тобой ничего не случится, я не позволю.
Он склонился к ней и коснулся ее губ своими губами.
Ни малейшей требовательности не было в его поцелуях, напротив, они несли ей покой, давали ощущение надежности, блаженства.
Это мог быть только сон. Других объяснений она не находила. Или сон во сне. Но ей точно никогда не снился этот человек. От его последнего поцелуя у нее перехватило дыхание.
Хок замер, удивляясь сам себе. Нашелся утешитель! Правда, он не ожидал, что она ответит.
И вдруг забыл, кто они и почему они здесь, — так его потянуло к ней. Ее губы невольно приоткрылись ему навстречу. На вкус она была такая душистая, такая теплая и чудесная! Потеряв над собою власть, он погрузился в ласки.
Что со мной? — думала Пейдж. Она никогда не чувствовала ничего подобного. Никогда ни один мужчина не действовал на нее так.
Кто же это такой?
Пейдж сделала усилие и отпрянула — надо же было установить его личность. Она увидела скуластое лицо, словно опаленное солнцем, великолепные глаза с гипнотическим взглядом и густые черные волосы, спадающие на высокий лоб.
Но кто же это? И как они оказались вместе в одном спальном мешке? Наверняка они не чужие друг другу!
Кажется, дела обстоят хуже, чем она думала. Что, если она не просто потеряла ориентацию? Что, если у нее какая-нибудь из форм амнезии?
Пейдж закрыла глаза и попыталась отключиться. Расслабься. Все будет хорошо. Не паникуй. И не вгоняй в панику своего товарища. Ему вовсе ни к чему знать, как мало ты помнишь. Память может вернуться в любую минуту.
Она открыла глаза и оказалась лицом к лицу с ним.
— Мы попали в авиакатастрофу?
Он легко улыбнулся.
— Не совсем. Мне пришлось посадить самолет в горах.
— А!
Она не спускала с него изучающего взгляда. Он был так близко, что она видела свое отражение в его зрачках. Теперь по крайней мере она хоть что-то узнала о нем. Он летчик.
— Где же мы?
Он беспокойно дернулся, отодвигаясь.
— Где-то в восточной Аризоне.
Аризона! Каким ветром нас занесло в Аризону?
Все это не имело никакого смысла. Похоже, она забыла значительную часть своей жизни.
Пейдж потрогала лоб. Ей казалось, что голова у нее пухнет с каждым ударом сердца. Она попыталась сделать глотательное движение, но во рту было сухо, как после шестимесячной засухи.
— Глоток воды, если можно.
Хок так и уставился на нее. Как врач она должна знать, что при сотрясении мозга пить нельзя. Это азы. Но она же сейчас не врач, напомнил он себе. Глупо ждать от нее, чтобы она сама себе ставила диагноз и сама себя лечила.
Он погладил ее по голове, поправил струящиеся по плечам волосы.
— Боюсь, что не могу дать тебе попить, Пейдж.
Она взглянула в недоумении.
— Похоже, у тебя сотрясение мозга. Тебе нельзя пить.
Ну, конечно, нельзя, подумала она. Это я знаю. Я лечила детишек с сотрясением мозга, и с легким, и с тяжелым. Но я и понятия не имела, что при этом чувствуешь.
Убирайся-ка ты отсюда, приказал себе Хок. Он сам не знал, о чем он думал, когда целовал ее так. Она сейчас хуже малого ребенка! Новое чувство забрало его — желание защитить. Однако, если я не буду следить за собой, ей понадобится единственная защита — от меня. Он отбросил одеяло и потянулся за своими «левисами».
Палатка была низковата для его роста. Согнувшись в три погибели, он натянул джинсы, откинул входной клапан и выбрался наружу. Дождь все еще лил.
Только этого им и не хватало. Он взглянул на небо. Видимо, ночная гроза — это только цветочки, а ягодки впереди. Тучи висели сплошь, и было непонятно, как протаранить небо весточкой о себе.
Вчера он сбился с курса, пытаясь уйти от эпицентра грозы. В этих краях их искать не догадаются. Сколько он ни посылал сигналов, ответом были одни атмосферные помехи. Неплохо бы получить помощь. Но от кого?
Он понаблюдал, как дождь монотонно барабанит вокруг. Прорва времени уйдет, пока наберешь более или менее сухого хвороста.
Собирая хворост и сдирая кору с толстых веток, Хок привел в порядок мысли и просчитал варианты.
В одном отношении им повезло: у них было походное снаряжение и запас еды на несколько недель. Он оглянулся на палатку, примостившуюся на крутом пригорке. Вполне можно провести здесь несколько дней с этой прелестной пассажиркой.
Раньше она вряд ли сможет добраться до отца. И только тут он сообразил, что сегодня утром ни разу не слышал от нее об отце. Удивительно! Неужели она не помнит, зачем летела во Флагстаф? Да помнит ли она вообще, куда летела?
На своем веку Хок повидал больше черепных травм, чем ему бы хотелось, и знал, что от них бывают непредсказуемые последствия. У Пейдж явно помрачено сознание и, кроме того, частичная потеря памяти. Он не представлял, чем может помочь ей в такой ситуации. Он слишком мало о ней знал.
Оглядев лощину, прорезанную посередине ручьем, Хок удостоверился, что сделал неплохой выбор. Раз уж пришлось приземлиться там, где не ступала нога человека, по крайней мере он выбрал удачное место.
Опасаясь, как бы низину не затопило, если дождь перейдет в затяжной, Хок разбил палатку на пригорке, среди валунов, под прикрытием деревьев. Но спасатели, если будут пролетать над ними, наверняка заметят самолет.
При мысли о самолете он покачал головой. Его здорово покорежило, но вынужденная посадка, при которой люди остаются целы и невредимы, — это уже безоговорочная удача.
Только вот про Пейдж не скажешь, что она цела и невредима. Он снова вспомнил, какой она была вчера вечером: волосы выбились из узла и рассыпались по спине — длинные, цвета красного дерева. Тонкие черты и хрупкая фигурка усиливали ощущение беззащитности. В нем еще жил привкус страха, когда он увидел, что она без сознания. И привкус счастья — в ту минуту, когда ее глаза ненадолго открылись.
Надо было сказать себе правду — его с первого взгляда сильнейшим образом потянуло к Пейдж. Как иначе объяснить тот безумный импульс, который толкнул его на поцелуи? Она была так беспомощна и так красива, а он целую ночь держал ее в объятиях, молясь, чтобы она пришла в чувство. Нет, он должен взять себя в руки. Прежде всего надо выходить ее и потом вызволить отсюда.
Он бросил взгляд на небо. Вероятнее всего, их не скоро найдут. Ничего не остается, как ждать, пока Пейдж наберется сил, а уже потом принимать решение. Как бы не пришлось им пешком топать по горам…
А пока, пожалуй, надо расслабиться и постараться с приятностью провести вынужденные каникулы. Никакой угрозы для жизни нет — ведь Пейдж явно идет на поправку.
Костерок наконец затеплился, и Хок перевел дух. Лишь бы не погас после стольких-то трудов. Хок поднялся и пошел к ящику с провизией. Самое время для кофе.
Он услышал позади себя какое-то движение и обернулся как раз в ту минуту, когда Пейдж выкарабкивалась из палатки. Она выпрямилась у входа, с изумлением оглядывая окрестности. На ней был вчерашний деловой костюм и туфли на шпильках. Заметив, что она пошатывается, Хок бросился к ней.
— Пейдж, дорогая, тебе нельзя вставать с постели.
С уговорами он втянул ее обратно в палатку.
— Ты должна лежать смирно, пусть голова поправляется.
Она послушно опустилась на спальный мешок.
— Нам только не хватало, чтобы ты простудилась.
Хок встал рядом на колени и, торопясь, принялся расстегивать на ней пуговицы.
— Не высохли еще твои одежки, — объяснял он, стаскивая с нее через ноги юбку.
Последними были сняты туфли, и Пейдж осталась в кружевном белье. Он понимал, что лучше бы ей ничем не стеснять грудь, но не хотел смущать ее и так и засунул обратно в спальник.
— Полежи еще денек, хорошо?
Она кивнула с видом доверчивого ребенка. Он нашел вчерашнее полотенце, из которого делал компресс, смочил его водой из фляги и аккуратно положил ей на лоб.
— Как тебя звать?
Синие глаза смотрели пытливо. У него екнуло сердце. Выходит, она до сих пор не вспомнила его. Знак нехороший. Но волнения в ее глазах не было. А сейчас это главное: ей нельзя волноваться. Если уж она сама не вспоминает про болезнь отца, какой резон расстраивать ее сообщением об их плачевном нынешнем положении?
Он провел по ее щеке костяшками пальцев.
— Меня зовут Хок.
— Хок?
— Да.
— Значит, ты ястреб. Я всегда думала: где живет ястреб? А теперь знаю. — Это был лепет маленькой девочки, ничем не напоминающий ее взрослый голос. — Он живет высоко в горах, в дождливой долине, вдали от мира. — Она закрыла глаза. — Как хорошо, что я тоже ястреб.
Он просидел подле нее весь день, ненадолго отходя, чтобы попытать счастья с бортовым радиопередатчиком. Или приготовить себе поесть. Прислушивался к любому шуму, который мог означать, что их ищут.
Часы тянулись медленно. Она то засыпала, то просыпалась. Он курсировал между костром, самолетом и палаткой. К вечеру дождь], перестал, и появилась надежда, что прояснившееся небо все-таки принесет им помощь. Но спустилась ночь, а помощь так и не подоспела.
Глава 3
Глава 4
Еще раз она вгляделась в его лицо. Нет, она не знает этого человека. Со всей
очевидностью не знает. В таком случае как понять, что они оказались вдвоем в одном спальном мешке под какой-то брезентовой крышей?
Она потерла свою несчастную голову, смутно припоминая, как по ней колотили колотушками всю ночь напролет. Она еще подумала тогда: неужели так себя чувствуют с похмелья? Если да, то, значит, она вовремя приняла правильное решение — никогда не пить.
Хок озабоченно наблюдал за ней. Это сотрясение мозга будет, пожалуй, посерьезнее, чем он предположил сначала. Он осторожно поднял указательным пальцем ее подбородок и повернул лицом к себе, чтобы посмотреть в глаза. Так и есть, зрачки расширены. По крайней мере правый, что не удивительно, если принять во внимание опухоль на виске.
Вчера вечером, когда они приземлились, он старался, как мог: вынес и устроил ее под деревьями, чтобы она полежала, пока он не разгрузит самолет. Он никогда не забудет чувство облегчения, когда она пришла в себя, хотя и всего на несколько минут.
— А что ты помнишь про вчерашний день? — спросил он, глядя на ее растерянное лицо. — Не помнишь, как приземлялся самолет?
Она совсем смешалась. Самолет? Он спрашивает что-то про самолет, про посадку. Ей припомнился кадр телехроники: огромный лайнер взрывается в конце посадочной полосы, превращаясь в столб пламени и дыма. Когда она это видела? Задумчиво потерев лоб, она тихо сказала:
— Боюсь, что нет.
Так что же теперь? — озадачился Хок. Есть ли смысл питать ее страхи — признаваться, что, хотя они и остались живы, самолет больше не сможет взлететь?
— Ну и ладно. — Он отодвинулся от нее, насколько это позволяло их тесное ложе. — Мне надо пойти поискать сухих дров для костра. Ничего, если я оставлю тебя ненадолго?
Она уловила его тревогу. Что же такое с ее головой? Вместо мыслей — клейкое месиво, не желающее выливаться в разумные формы. Она никак не могла взять в толк, что она тут делает, когда ей положено проснуться в собственной постели, в собственном доме и собираться в клинику.
Что оставалось Хоку? Сидя в излучине его "руки, придерживая на груди легкое одеяло, но подставляя его оценивающему взгляду шелковистую гладь спины, она так печально сдвинула брови, что Хок не выдержал, притянул ее к себе со смутным желанием утешить.
— Все будет хорошо, девочка. Не думай ни о чем. С тобой ничего не случится, я не позволю.
Он склонился к ней и коснулся ее губ своими губами.
Ни малейшей требовательности не было в его поцелуях, напротив, они несли ей покой, давали ощущение надежности, блаженства.
Это мог быть только сон. Других объяснений она не находила. Или сон во сне. Но ей точно никогда не снился этот человек. От его последнего поцелуя у нее перехватило дыхание.
Хок замер, удивляясь сам себе. Нашелся утешитель! Правда, он не ожидал, что она ответит.
И вдруг забыл, кто они и почему они здесь, — так его потянуло к ней. Ее губы невольно приоткрылись ему навстречу. На вкус она была такая душистая, такая теплая и чудесная! Потеряв над собою власть, он погрузился в ласки.
Что со мной? — думала Пейдж. Она никогда не чувствовала ничего подобного. Никогда ни один мужчина не действовал на нее так.
Кто же это такой?
Пейдж сделала усилие и отпрянула — надо же было установить его личность. Она увидела скуластое лицо, словно опаленное солнцем, великолепные глаза с гипнотическим взглядом и густые черные волосы, спадающие на высокий лоб.
Но кто же это? И как они оказались вместе в одном спальном мешке? Наверняка они не чужие друг другу!
Кажется, дела обстоят хуже, чем она думала. Что, если она не просто потеряла ориентацию? Что, если у нее какая-нибудь из форм амнезии?
Пейдж закрыла глаза и попыталась отключиться. Расслабься. Все будет хорошо. Не паникуй. И не вгоняй в панику своего товарища. Ему вовсе ни к чему знать, как мало ты помнишь. Память может вернуться в любую минуту.
Она открыла глаза и оказалась лицом к лицу с ним.
— Мы попали в авиакатастрофу?
Он легко улыбнулся.
— Не совсем. Мне пришлось посадить самолет в горах.
— А!
Она не спускала с него изучающего взгляда. Он был так близко, что она видела свое отражение в его зрачках. Теперь по крайней мере она хоть что-то узнала о нем. Он летчик.
— Где же мы?
Он беспокойно дернулся, отодвигаясь.
— Где-то в восточной Аризоне.
Аризона! Каким ветром нас занесло в Аризону?
Все это не имело никакого смысла. Похоже, она забыла значительную часть своей жизни.
Пейдж потрогала лоб. Ей казалось, что голова у нее пухнет с каждым ударом сердца. Она попыталась сделать глотательное движение, но во рту было сухо, как после шестимесячной засухи.
— Глоток воды, если можно.
Хок так и уставился на нее. Как врач она должна знать, что при сотрясении мозга пить нельзя. Это азы. Но она же сейчас не врач, напомнил он себе. Глупо ждать от нее, чтобы она сама себе ставила диагноз и сама себя лечила.
Он погладил ее по голове, поправил струящиеся по плечам волосы.
— Боюсь, что не могу дать тебе попить, Пейдж.
Она взглянула в недоумении.
— Похоже, у тебя сотрясение мозга. Тебе нельзя пить.
Ну, конечно, нельзя, подумала она. Это я знаю. Я лечила детишек с сотрясением мозга, и с легким, и с тяжелым. Но я и понятия не имела, что при этом чувствуешь.
Убирайся-ка ты отсюда, приказал себе Хок. Он сам не знал, о чем он думал, когда целовал ее так. Она сейчас хуже малого ребенка! Новое чувство забрало его — желание защитить. Однако, если я не буду следить за собой, ей понадобится единственная защита — от меня. Он отбросил одеяло и потянулся за своими «левисами».
Палатка была низковата для его роста. Согнувшись в три погибели, он натянул джинсы, откинул входной клапан и выбрался наружу. Дождь все еще лил.
Только этого им и не хватало. Он взглянул на небо. Видимо, ночная гроза — это только цветочки, а ягодки впереди. Тучи висели сплошь, и было непонятно, как протаранить небо весточкой о себе.
Вчера он сбился с курса, пытаясь уйти от эпицентра грозы. В этих краях их искать не догадаются. Сколько он ни посылал сигналов, ответом были одни атмосферные помехи. Неплохо бы получить помощь. Но от кого?
Он понаблюдал, как дождь монотонно барабанит вокруг. Прорва времени уйдет, пока наберешь более или менее сухого хвороста.
Собирая хворост и сдирая кору с толстых веток, Хок привел в порядок мысли и просчитал варианты.
В одном отношении им повезло: у них было походное снаряжение и запас еды на несколько недель. Он оглянулся на палатку, примостившуюся на крутом пригорке. Вполне можно провести здесь несколько дней с этой прелестной пассажиркой.
Раньше она вряд ли сможет добраться до отца. И только тут он сообразил, что сегодня утром ни разу не слышал от нее об отце. Удивительно! Неужели она не помнит, зачем летела во Флагстаф? Да помнит ли она вообще, куда летела?
На своем веку Хок повидал больше черепных травм, чем ему бы хотелось, и знал, что от них бывают непредсказуемые последствия. У Пейдж явно помрачено сознание и, кроме того, частичная потеря памяти. Он не представлял, чем может помочь ей в такой ситуации. Он слишком мало о ней знал.
Оглядев лощину, прорезанную посередине ручьем, Хок удостоверился, что сделал неплохой выбор. Раз уж пришлось приземлиться там, где не ступала нога человека, по крайней мере он выбрал удачное место.
Опасаясь, как бы низину не затопило, если дождь перейдет в затяжной, Хок разбил палатку на пригорке, среди валунов, под прикрытием деревьев. Но спасатели, если будут пролетать над ними, наверняка заметят самолет.
При мысли о самолете он покачал головой. Его здорово покорежило, но вынужденная посадка, при которой люди остаются целы и невредимы, — это уже безоговорочная удача.
Только вот про Пейдж не скажешь, что она цела и невредима. Он снова вспомнил, какой она была вчера вечером: волосы выбились из узла и рассыпались по спине — длинные, цвета красного дерева. Тонкие черты и хрупкая фигурка усиливали ощущение беззащитности. В нем еще жил привкус страха, когда он увидел, что она без сознания. И привкус счастья — в ту минуту, когда ее глаза ненадолго открылись.
Надо было сказать себе правду — его с первого взгляда сильнейшим образом потянуло к Пейдж. Как иначе объяснить тот безумный импульс, который толкнул его на поцелуи? Она была так беспомощна и так красива, а он целую ночь держал ее в объятиях, молясь, чтобы она пришла в чувство. Нет, он должен взять себя в руки. Прежде всего надо выходить ее и потом вызволить отсюда.
Он бросил взгляд на небо. Вероятнее всего, их не скоро найдут. Ничего не остается, как ждать, пока Пейдж наберется сил, а уже потом принимать решение. Как бы не пришлось им пешком топать по горам…
А пока, пожалуй, надо расслабиться и постараться с приятностью провести вынужденные каникулы. Никакой угрозы для жизни нет — ведь Пейдж явно идет на поправку.
Костерок наконец затеплился, и Хок перевел дух. Лишь бы не погас после стольких-то трудов. Хок поднялся и пошел к ящику с провизией. Самое время для кофе.
Он услышал позади себя какое-то движение и обернулся как раз в ту минуту, когда Пейдж выкарабкивалась из палатки. Она выпрямилась у входа, с изумлением оглядывая окрестности. На ней был вчерашний деловой костюм и туфли на шпильках. Заметив, что она пошатывается, Хок бросился к ней.
— Пейдж, дорогая, тебе нельзя вставать с постели.
С уговорами он втянул ее обратно в палатку.
— Ты должна лежать смирно, пусть голова поправляется.
Она послушно опустилась на спальный мешок.
— Нам только не хватало, чтобы ты простудилась.
Хок встал рядом на колени и, торопясь, принялся расстегивать на ней пуговицы.
— Не высохли еще твои одежки, — объяснял он, стаскивая с нее через ноги юбку.
Последними были сняты туфли, и Пейдж осталась в кружевном белье. Он понимал, что лучше бы ей ничем не стеснять грудь, но не хотел смущать ее и так и засунул обратно в спальник.
— Полежи еще денек, хорошо?
Она кивнула с видом доверчивого ребенка. Он нашел вчерашнее полотенце, из которого делал компресс, смочил его водой из фляги и аккуратно положил ей на лоб.
— Как тебя звать?
Синие глаза смотрели пытливо. У него екнуло сердце. Выходит, она до сих пор не вспомнила его. Знак нехороший. Но волнения в ее глазах не было. А сейчас это главное: ей нельзя волноваться. Если уж она сама не вспоминает про болезнь отца, какой резон расстраивать ее сообщением об их плачевном нынешнем положении?
Он провел по ее щеке костяшками пальцев.
— Меня зовут Хок.
— Хок?
— Да.
— Значит, ты ястреб. Я всегда думала: где живет ястреб? А теперь знаю. — Это был лепет маленькой девочки, ничем не напоминающий ее взрослый голос. — Он живет высоко в горах, в дождливой долине, вдали от мира. — Она закрыла глаза. — Как хорошо, что я тоже ястреб.
Он просидел подле нее весь день, ненадолго отходя, чтобы попытать счастья с бортовым радиопередатчиком. Или приготовить себе поесть. Прислушивался к любому шуму, который мог означать, что их ищут.
Часы тянулись медленно. Она то засыпала, то просыпалась. Он курсировал между костром, самолетом и палаткой. К вечеру дождь], перестал, и появилась надежда, что прояснившееся небо все-таки принесет им помощь. Но спустилась ночь, а помощь так и не подоспела.
Глава 3
Пейдж снилось, что она парит в небе над горами, долинами и бурными ручьями, иногда ныряя вниз и снова взмывая вверх. Она то была одна, то радом летел красавец ястреб. Ястреб с горящими черными глазами.
Ей стало жарко. Она попыталась сбросить одеяло — безуспешно. И сесть тоже не смогла. Нехотя открыла она глаза, но было слишком темно, ничего не разглядеть.
Где я? — спросила она себя. В мозгу одна за другой вспыхивали картинки: мужчина — костер — дождик, капающий с деревьев, — палатка.
Вот оно. Палатка. Пейдж зашевелилась и почувствовала, что прижата спиной к чему-то теплому и живому. Это явно был мужчина. Но у нее не было отношений с мужчинами на подобной основе! Что же она тут делает?
Голова болела, но важнее был этот больной вопрос. Она тронула висок и обнаружила опухоль. Верно. Она ударилась головой. Но как? И когда?
Сильная ручища обвивала ее талию, крепко прижимая к мужчине, с которым она делила постель. Это спальный мешок. Помню. Под открытым небом, с мужчиной. Как, он сказал, его зовут?
Имени она вспомнить не могла. Напрягая память и сознавая, что это настоятельно необходимо, Пейдж незаметно уснула.
А когда снова открыла глаза, в отвернутый клапан палатки светило солнце. Рядом никого не было. Приподнявшись, она увидела человека у костра. Судя по восхитительному запаху, он пил кофе.
Сев, Пейдж не почувствовала больше той стучащей боли в голове, что донимала ее вчера. Слава Богу.
Кто же этот человек и почему он за ней ухаживает? Она помнила, как он заходил к ней в палатку, гладил по голове, клал на лоб мокрое полотенце, говорил с ней, но уж очень все это было похоже на сон.
И тем не менее надо смотреть правде в глаза: это не сон. Если она оказалась наедине с мужчиной и если они не только отдыхают вместе на природе, но и спят вместе, на то должна быть причина. Причина же может быть только одна: они женаты.
Пейдж покопалась в памяти, ища хоть какие-нибудь воспоминания о свадьбе. Единственное, к чему привели ее усилия, — новый приступ головной боли. Беда, когда такой разлад в собственных мозгах.
Он упоминал про какой-то самолет. Что за самолет? Ни малейшего проблеска в голове.
Неужели она и вправду замужем? То, как она провела последние две ночи, забыть трудно. И другого объяснения не придумаешь. Может быть, если честно сказать ему, что у нее провалы в памяти, он поможет эти провалы заполнить?
Пейдж потянулась, с радостью открывая для себя, как это приятно, когда тело начинает слушаться. И потеря памяти, конечно, временная. Она еще раз взглянула на человека у костра. Первым делом надо вспомнить, как его зовут.
В палатке было душновато, Пейдж выбралась из спальника и стала искать свою одежду. Нашелся один незнакомый рюкзак с мужскими вещами. Недоумевая, Пейдж порылась в них и выбрала ковбойку в красно-черную клетку. За неимением лучшего она закатала рукава баранками и, утопая в этой огромной рубахе, нерешительно вышла на воздух.
— А мои вещи — где?
Хок обернулся на ее голос, и у него отвисла челюсть. Пейдж стояла у палатки босиком. Спереди рубаха доходила ей почти до колен, но по бокам высоко открывала ноги. Таким ногам позавидовали бы даже шоу-герлз из Лас-Вегаса. Хок с трудом оторвался от созерцания и принудил себя взглянуть ей в глаза. Его просто добило это зримое напоминание о том, какую женщину он держал в руках две ночи подряд.
Пейдж явно полегчало, и надо было что-то сказать, все равно что — лишь бы она знала, как он рад этому. Но язык словно прилип к гортани.
Хок шагнул к дереву, под которым горой лежало все их имущество, прикрытое брезентом, выудил маленький саквояжик и протянул Пейдж.
— Вот твои вещи.
Пейдж вдруг сконфузилась, с кивком приняла у него саквояж и вернулась в палатку.
Содержимое саквояжа привело ее в уныние. Две смены белья, слаксы, пара юбок и блузок, сверху — туфли без каблука плюс сумочка с туалетными принадлежностями. А где же все остальное? Она откинула клапан палатки, чтобы спросить об этом у своего мужа, но вспомнила, что не знает его имени. Дурацкая ситуация, и идиотизм усугубляется с каждой минутой.
Пейдж дождалась, пока человек обернется в ее сторону, и спросила:
— А где мои остальные вещи? Хок с озадаченным видом подошел к палатке.
— Ты взяла с собой только одну сумку, Пейдж, — чуть нахмурясь, ответил он.
Она кивнула, решив не расстраиваться по пустякам, и переменила тему:
— Кофе так дивно пахнет. А у меня — наверное, от свежего воздуха — зверский аппетит.
Он взял ее за подбородок и проверил глаза. Они были куда яснее, чем утром. Пожалуй, ей не повредит сейчас поесть.
— Я налью тебе кофе, пока ты одеваешься. А потом приготовлю что-нибудь перекусить.
Когда она снова показалась у входа в палатку, Хок одобрительно улыбнулся ей. Темно-синие слаксы, розовая блуза с длинным рукавом и туфли без каблука гораздо больше соответствовали обстановке, чем вчерашний костюм и шпильки.
Пейдж ответила неуверенной улыбкой, и Хок импульсивно подошел, протягивая ей руку — как застенчивому ребенку. Она откинула назад волосы, медленно вложила свою руку в его и пошла вместе с ним к костру.
Дождь, на их счастье, кончился, хотя все вокруг было еще мокрым. Хок постелил кусок брезента на большой валун и предложил Пейдж сесть.
Она почувствовала, что переоценила свои возможности: от небольшого усилия у нее закружилась голова. Наверное, ей лучше сегодня не напрягаться — поесть и после вздремнуть.
Хок молча разлил кофе по кружкам, прикидывая, как бы половчее задать ей вопрос о самочувствии и о том, что она еще вспомнила.
Пейдж взяла кружку и пригубила. Ах, как вкусно! Подняла глаза и встретила взгляд Хока. Нет, бесполезно. Она решительно его не помнит, и надо честно ему в этом признаться, не дожидаясь дальнейшего развития событий.
— Я должна тебе кое в чем признаться. — Она взглянула было на него, но тут же опустила глаза. — Боюсь, что от удара у меня отшибло память — не помню очень важных вещей. — Она заставила себя поднять глаза и, приободренная его благожелательным взглядом, отважилась:
— Мало того что у меня вылетело из головы твое имя, но я к тому же начисто забыла, когда мы поженились.
Поженились?! Оборонная система Хока забила тревогу.
Она продолжала, решив быть с ним предельно откровенной:
— Я даже не знаю, куда я девала кольцо. И вытянула свою тонкую руку, показывая, что на пальцах ничего нет.
Хок потерял дар речи. С чего это ей втемяшилось, что мы женаты?
Но тут он вспомнил, как они две ночи делили один спальный мешок. Что ж, идея поначалу казалась ему разумной. В первую ночь она была в шоке, и ее надо было согреть. А самым быстрым способом согрева в сложившихся обстоятельствах было отдать тепло своего тела. Поэтому он быстро раздел ее и себя и устроил кокон из своих объятий и спального мешка.
Ну, а вторая ночь ? Почему ты не объяснишь ей, что вы не женаты, но что ей придется делить с тобой спальный мешок, пока за вами не прилетят ?
— Хок, — наконец выдавил он из себя.
Она смотрела на него непонимающе.
— Меня зовут Хок.
— Хок? А это фамилия, имя или прозвище?
Вопрос его озадачил. Кому какое дело до его имени? Впрочем, пока дела действительно никому не было. Но если ей померещилось, что они женаты, тогда вопрос резонный.
— Моя мать звала меня Блэк Хок, а потом я взял еще и отцовское имя. По бумагам я — Хок Кэмерон, но обычно обхожусь без отцовской приставки.
Она помолчала, переваривая информацию.
— Блэк Хок — необычное имя. Черный ястреб…
Он пожал плечами.
— Наверное. Для многих. Но моя мать считала, что оно очень почетное. Она была из апачей.
— А твой отец как относился к этому имени?
— Никак. Мать говорила, что мой отец не задерживался подолгу на одном месте. Он ушел за несколько месяцев до того, как я появился на свет.
Факты, касающиеся его рождения, Хок изложил крайне сдержанным тоном.
Пейдж попыталась мысленно нарисовать фигуру его матери, но без особого успеха. Тогда она стала примерять к себе его имя:
Миссис Хок Кэмерон. Пейдж Кэмерон. Пейдж Уинстон Кэмерон. Нет, никаких отзвуков в памяти. А главное — он сам не будил никаких воспоминаний.
Голова стала наливаться тяжестью, и маленькие человечки снова заколотили по ней колотушками.
— Не надо, — пробормотала она.
— Что с тобой?
— Да опять как будто по голове колотят со всех сторон колотушками. Хок поднялся.
— Лучше приляг, пока я соберу тебе поесть. Ты еще не совсем пришла в норму. Пейдж потрогала рукой висок.
— Да, надо немного отдохнуть.
Он проводил ее до палатки, помог вылезти из брюк и блузы. Но только когда его рука погладила ее по волосам, заботливо прикрыв место ушиба, Пейдж ощутила необъяснимое облегчение.
— Ведь мы женаты, да?
Он посмотрел в ее ждущие ответа глаза. Ей нужен покой, а волнение категорически противопоказано. Сейчас это было самым главным.
Хок ласково поцеловал ее в лоб, натянул одеяло до подбородка. И, как с моста в воду, бухнул:
— Да, Пейдж, мы женаты. Попробуй вздремнуть.
Она улыбнулась и закрыла глаза. Хок отправился к костру, где готовилась еда. Ну что, герой, ты дал ответ. А теперь что ты намерен делать?
Час спустя он еще не пришел ни к какому решению.
Забрался в палатку проведать Пейдж и натолкнулся на ее взгляд, следящий за его скованными движениями.
— Тесновато здесь, не разгуляешься, — тихо заметила она.
— Да, — согласился Хок. — Я покупал эту палатку на себя одного.
— Давно? Он хмыкнул.
— В незапамятные времена.
— Любишь походы?
— Еще как.
— А я никогда дикарем не отдыхала. По-моему, — неуверенно сказала она. — Ты знал?
— Догадывался.
Он взял ее руку и вложил в свою ладонью вверх.
— Все еще хочешь есть?
Пейдж не могла привыкнуть к его прикосновениям. Это было как мгновенный ожог. Его ласковый взгляд говорил, что они родные, и ей страшно захотелось обвить руками его шею. Но она позволила себе только улыбнуться.
— Что-нибудь съем.
— Сейчас принесу, — пообещал он. — Ты полежи, а я мигом. — И рванулся прочь из брезентовой тесноты.
Что она со мной делает? — в тревоге думал он. Ее ждущие глаза стояли перед ним: сама боль, само смятение, сама настороженность. Еще бы! Ведь мудрено вспомнить свадьбу, которой не было.
Как только она окрепнет, он скажет ей правду. Если их не найдут в ближайшие день-два, придется думать о переходе через горы. И про отца лучше сказать, когда у нее будет побольше сил.
А пока — почему бы не поддержать ее фантазию, что они проводят в горах семейный отпуск? Если это идет ей на пользу — пусть. Лишь бы самому не забыть, как оно все на самом деле.
Хоку было отнюдь не безразлично, что Пейдж о нем подумает. Конечно, она оправдает его невинную ложь, как только вспомнит цель своего полета.
Пейдж спала, когда Хок принес в палатку еду. Он решил не будить ее и вытянулся рядом, радуясь случаю не спеша глядеть на нее и ждать.
Он и сам не понимал, каким образом эта женщина разбудила в нем мощный инстинкт защитника. Просто он никогда не встречал таких женщин. Чего стоит один ее нежный, струящийся голос, звуки которого он впитывал, как пересохшая земля — благодатный дождь.
Быть ее мужем — какая ирония! Трудно отыскать пару более разных людей. Она получила солидное образование и сделала карьеру. Он же всю жизнь на своей шкуре узнавал, почем фунт лиха.
Благодаря своей любознательной натуре он извлек немало пользы из своих путешествий и, если чем-нибудь увлекался, находил книги и много читал. Но, конечно, куда ему до тех лощеных джентльменов, с которыми привыкла иметь дело Пейдж!
— Ты что загрустил? — вдруг раздался ее голос.
— Просто думаю. Она слабо улыбнулась.
— Думаешь черную думу?
— Вот именно. Твоя еда остыла, но я не хотел тебя будить.
Она перевернулась на бок.
— Только и делаю, что сплю. Ничего себе — компания для отдыха.
— Я не в претензии. Схожу принесу погорячее.
Когда он вернулся, она уже сидела, расчесывая спутанные волосы. Он протянул ей тарелку, поставил на пол дымящуюся кружку. Еще раз вышел и принес тарелку и кружку себе.
Они ели в дружелюбном молчании. Хок радовался, что у Пейдж хороший аппетит и цвет лица стал поздоровее. Дай Бог, чтобы худшее осталось позади.
— Хок!
— Мм?
— Ты не поможешь мне заполнить провалы в памяти?
Хок перестал жевать.
— Ты точно знаешь, что готова? Торопиться-то некуда, верно? Она вздохнула.
— Верно. Только я себя так по-дурацки чувствую…
— Естественная реакция. Я думаю, всякий чувствовал бы себя так на твоем месте. — Он собрал посуду и сложил у входа в палатку. — Почему бы тебе не поотдыхать еще? Я уверен, все к тебе вернется в свое время, не надо торопить события.
— Ты так хорошо за мной ухаживаешь, Хок. Спасибо.
Он обернулся и бросил через плечо с улыбкой, от которой у нее колтыхнулось сердце:
— На здоровье.
Хок выбрался из палатки, постоял немного. Взгляни-ка на все это как на честно заработанные каникулы. Расслабься и лови кайф.
Что еще ему оставалось? Не в его силах было хоть что-нибудь изменить. Либо память к ней вернется, либо нет. Подобрав тарелки, он пошел к ручью.
Пейдж тем временем ломала голову, как давно они женаты. Он ей очень нравился, и она ему — определенно тоже.
Потом улыбнулась, сворачиваясь калачиком. Ей-Богу, неплохо для отношений между супругами. Я должна похвалить себя за хороший вкус. Выбрала мужа на славу
Ей стало жарко. Она попыталась сбросить одеяло — безуспешно. И сесть тоже не смогла. Нехотя открыла она глаза, но было слишком темно, ничего не разглядеть.
Где я? — спросила она себя. В мозгу одна за другой вспыхивали картинки: мужчина — костер — дождик, капающий с деревьев, — палатка.
Вот оно. Палатка. Пейдж зашевелилась и почувствовала, что прижата спиной к чему-то теплому и живому. Это явно был мужчина. Но у нее не было отношений с мужчинами на подобной основе! Что же она тут делает?
Голова болела, но важнее был этот больной вопрос. Она тронула висок и обнаружила опухоль. Верно. Она ударилась головой. Но как? И когда?
Сильная ручища обвивала ее талию, крепко прижимая к мужчине, с которым она делила постель. Это спальный мешок. Помню. Под открытым небом, с мужчиной. Как, он сказал, его зовут?
Имени она вспомнить не могла. Напрягая память и сознавая, что это настоятельно необходимо, Пейдж незаметно уснула.
А когда снова открыла глаза, в отвернутый клапан палатки светило солнце. Рядом никого не было. Приподнявшись, она увидела человека у костра. Судя по восхитительному запаху, он пил кофе.
Сев, Пейдж не почувствовала больше той стучащей боли в голове, что донимала ее вчера. Слава Богу.
Кто же этот человек и почему он за ней ухаживает? Она помнила, как он заходил к ней в палатку, гладил по голове, клал на лоб мокрое полотенце, говорил с ней, но уж очень все это было похоже на сон.
И тем не менее надо смотреть правде в глаза: это не сон. Если она оказалась наедине с мужчиной и если они не только отдыхают вместе на природе, но и спят вместе, на то должна быть причина. Причина же может быть только одна: они женаты.
Пейдж покопалась в памяти, ища хоть какие-нибудь воспоминания о свадьбе. Единственное, к чему привели ее усилия, — новый приступ головной боли. Беда, когда такой разлад в собственных мозгах.
Он упоминал про какой-то самолет. Что за самолет? Ни малейшего проблеска в голове.
Неужели она и вправду замужем? То, как она провела последние две ночи, забыть трудно. И другого объяснения не придумаешь. Может быть, если честно сказать ему, что у нее провалы в памяти, он поможет эти провалы заполнить?
Пейдж потянулась, с радостью открывая для себя, как это приятно, когда тело начинает слушаться. И потеря памяти, конечно, временная. Она еще раз взглянула на человека у костра. Первым делом надо вспомнить, как его зовут.
В палатке было душновато, Пейдж выбралась из спальника и стала искать свою одежду. Нашелся один незнакомый рюкзак с мужскими вещами. Недоумевая, Пейдж порылась в них и выбрала ковбойку в красно-черную клетку. За неимением лучшего она закатала рукава баранками и, утопая в этой огромной рубахе, нерешительно вышла на воздух.
— А мои вещи — где?
Хок обернулся на ее голос, и у него отвисла челюсть. Пейдж стояла у палатки босиком. Спереди рубаха доходила ей почти до колен, но по бокам высоко открывала ноги. Таким ногам позавидовали бы даже шоу-герлз из Лас-Вегаса. Хок с трудом оторвался от созерцания и принудил себя взглянуть ей в глаза. Его просто добило это зримое напоминание о том, какую женщину он держал в руках две ночи подряд.
Пейдж явно полегчало, и надо было что-то сказать, все равно что — лишь бы она знала, как он рад этому. Но язык словно прилип к гортани.
Хок шагнул к дереву, под которым горой лежало все их имущество, прикрытое брезентом, выудил маленький саквояжик и протянул Пейдж.
— Вот твои вещи.
Пейдж вдруг сконфузилась, с кивком приняла у него саквояж и вернулась в палатку.
Содержимое саквояжа привело ее в уныние. Две смены белья, слаксы, пара юбок и блузок, сверху — туфли без каблука плюс сумочка с туалетными принадлежностями. А где же все остальное? Она откинула клапан палатки, чтобы спросить об этом у своего мужа, но вспомнила, что не знает его имени. Дурацкая ситуация, и идиотизм усугубляется с каждой минутой.
Пейдж дождалась, пока человек обернется в ее сторону, и спросила:
— А где мои остальные вещи? Хок с озадаченным видом подошел к палатке.
— Ты взяла с собой только одну сумку, Пейдж, — чуть нахмурясь, ответил он.
Она кивнула, решив не расстраиваться по пустякам, и переменила тему:
— Кофе так дивно пахнет. А у меня — наверное, от свежего воздуха — зверский аппетит.
Он взял ее за подбородок и проверил глаза. Они были куда яснее, чем утром. Пожалуй, ей не повредит сейчас поесть.
— Я налью тебе кофе, пока ты одеваешься. А потом приготовлю что-нибудь перекусить.
Когда она снова показалась у входа в палатку, Хок одобрительно улыбнулся ей. Темно-синие слаксы, розовая блуза с длинным рукавом и туфли без каблука гораздо больше соответствовали обстановке, чем вчерашний костюм и шпильки.
Пейдж ответила неуверенной улыбкой, и Хок импульсивно подошел, протягивая ей руку — как застенчивому ребенку. Она откинула назад волосы, медленно вложила свою руку в его и пошла вместе с ним к костру.
Дождь, на их счастье, кончился, хотя все вокруг было еще мокрым. Хок постелил кусок брезента на большой валун и предложил Пейдж сесть.
Она почувствовала, что переоценила свои возможности: от небольшого усилия у нее закружилась голова. Наверное, ей лучше сегодня не напрягаться — поесть и после вздремнуть.
Хок молча разлил кофе по кружкам, прикидывая, как бы половчее задать ей вопрос о самочувствии и о том, что она еще вспомнила.
Пейдж взяла кружку и пригубила. Ах, как вкусно! Подняла глаза и встретила взгляд Хока. Нет, бесполезно. Она решительно его не помнит, и надо честно ему в этом признаться, не дожидаясь дальнейшего развития событий.
— Я должна тебе кое в чем признаться. — Она взглянула было на него, но тут же опустила глаза. — Боюсь, что от удара у меня отшибло память — не помню очень важных вещей. — Она заставила себя поднять глаза и, приободренная его благожелательным взглядом, отважилась:
— Мало того что у меня вылетело из головы твое имя, но я к тому же начисто забыла, когда мы поженились.
Поженились?! Оборонная система Хока забила тревогу.
Она продолжала, решив быть с ним предельно откровенной:
— Я даже не знаю, куда я девала кольцо. И вытянула свою тонкую руку, показывая, что на пальцах ничего нет.
Хок потерял дар речи. С чего это ей втемяшилось, что мы женаты?
Но тут он вспомнил, как они две ночи делили один спальный мешок. Что ж, идея поначалу казалась ему разумной. В первую ночь она была в шоке, и ее надо было согреть. А самым быстрым способом согрева в сложившихся обстоятельствах было отдать тепло своего тела. Поэтому он быстро раздел ее и себя и устроил кокон из своих объятий и спального мешка.
Ну, а вторая ночь ? Почему ты не объяснишь ей, что вы не женаты, но что ей придется делить с тобой спальный мешок, пока за вами не прилетят ?
— Хок, — наконец выдавил он из себя.
Она смотрела на него непонимающе.
— Меня зовут Хок.
— Хок? А это фамилия, имя или прозвище?
Вопрос его озадачил. Кому какое дело до его имени? Впрочем, пока дела действительно никому не было. Но если ей померещилось, что они женаты, тогда вопрос резонный.
— Моя мать звала меня Блэк Хок, а потом я взял еще и отцовское имя. По бумагам я — Хок Кэмерон, но обычно обхожусь без отцовской приставки.
Она помолчала, переваривая информацию.
— Блэк Хок — необычное имя. Черный ястреб…
Он пожал плечами.
— Наверное. Для многих. Но моя мать считала, что оно очень почетное. Она была из апачей.
— А твой отец как относился к этому имени?
— Никак. Мать говорила, что мой отец не задерживался подолгу на одном месте. Он ушел за несколько месяцев до того, как я появился на свет.
Факты, касающиеся его рождения, Хок изложил крайне сдержанным тоном.
Пейдж попыталась мысленно нарисовать фигуру его матери, но без особого успеха. Тогда она стала примерять к себе его имя:
Миссис Хок Кэмерон. Пейдж Кэмерон. Пейдж Уинстон Кэмерон. Нет, никаких отзвуков в памяти. А главное — он сам не будил никаких воспоминаний.
Голова стала наливаться тяжестью, и маленькие человечки снова заколотили по ней колотушками.
— Не надо, — пробормотала она.
— Что с тобой?
— Да опять как будто по голове колотят со всех сторон колотушками. Хок поднялся.
— Лучше приляг, пока я соберу тебе поесть. Ты еще не совсем пришла в норму. Пейдж потрогала рукой висок.
— Да, надо немного отдохнуть.
Он проводил ее до палатки, помог вылезти из брюк и блузы. Но только когда его рука погладила ее по волосам, заботливо прикрыв место ушиба, Пейдж ощутила необъяснимое облегчение.
— Ведь мы женаты, да?
Он посмотрел в ее ждущие ответа глаза. Ей нужен покой, а волнение категорически противопоказано. Сейчас это было самым главным.
Хок ласково поцеловал ее в лоб, натянул одеяло до подбородка. И, как с моста в воду, бухнул:
— Да, Пейдж, мы женаты. Попробуй вздремнуть.
Она улыбнулась и закрыла глаза. Хок отправился к костру, где готовилась еда. Ну что, герой, ты дал ответ. А теперь что ты намерен делать?
Час спустя он еще не пришел ни к какому решению.
Забрался в палатку проведать Пейдж и натолкнулся на ее взгляд, следящий за его скованными движениями.
— Тесновато здесь, не разгуляешься, — тихо заметила она.
— Да, — согласился Хок. — Я покупал эту палатку на себя одного.
— Давно? Он хмыкнул.
— В незапамятные времена.
— Любишь походы?
— Еще как.
— А я никогда дикарем не отдыхала. По-моему, — неуверенно сказала она. — Ты знал?
— Догадывался.
Он взял ее руку и вложил в свою ладонью вверх.
— Все еще хочешь есть?
Пейдж не могла привыкнуть к его прикосновениям. Это было как мгновенный ожог. Его ласковый взгляд говорил, что они родные, и ей страшно захотелось обвить руками его шею. Но она позволила себе только улыбнуться.
— Что-нибудь съем.
— Сейчас принесу, — пообещал он. — Ты полежи, а я мигом. — И рванулся прочь из брезентовой тесноты.
Что она со мной делает? — в тревоге думал он. Ее ждущие глаза стояли перед ним: сама боль, само смятение, сама настороженность. Еще бы! Ведь мудрено вспомнить свадьбу, которой не было.
Как только она окрепнет, он скажет ей правду. Если их не найдут в ближайшие день-два, придется думать о переходе через горы. И про отца лучше сказать, когда у нее будет побольше сил.
А пока — почему бы не поддержать ее фантазию, что они проводят в горах семейный отпуск? Если это идет ей на пользу — пусть. Лишь бы самому не забыть, как оно все на самом деле.
Хоку было отнюдь не безразлично, что Пейдж о нем подумает. Конечно, она оправдает его невинную ложь, как только вспомнит цель своего полета.
Пейдж спала, когда Хок принес в палатку еду. Он решил не будить ее и вытянулся рядом, радуясь случаю не спеша глядеть на нее и ждать.
Он и сам не понимал, каким образом эта женщина разбудила в нем мощный инстинкт защитника. Просто он никогда не встречал таких женщин. Чего стоит один ее нежный, струящийся голос, звуки которого он впитывал, как пересохшая земля — благодатный дождь.
Быть ее мужем — какая ирония! Трудно отыскать пару более разных людей. Она получила солидное образование и сделала карьеру. Он же всю жизнь на своей шкуре узнавал, почем фунт лиха.
Благодаря своей любознательной натуре он извлек немало пользы из своих путешествий и, если чем-нибудь увлекался, находил книги и много читал. Но, конечно, куда ему до тех лощеных джентльменов, с которыми привыкла иметь дело Пейдж!
— Ты что загрустил? — вдруг раздался ее голос.
— Просто думаю. Она слабо улыбнулась.
— Думаешь черную думу?
— Вот именно. Твоя еда остыла, но я не хотел тебя будить.
Она перевернулась на бок.
— Только и делаю, что сплю. Ничего себе — компания для отдыха.
— Я не в претензии. Схожу принесу погорячее.
Когда он вернулся, она уже сидела, расчесывая спутанные волосы. Он протянул ей тарелку, поставил на пол дымящуюся кружку. Еще раз вышел и принес тарелку и кружку себе.
Они ели в дружелюбном молчании. Хок радовался, что у Пейдж хороший аппетит и цвет лица стал поздоровее. Дай Бог, чтобы худшее осталось позади.
— Хок!
— Мм?
— Ты не поможешь мне заполнить провалы в памяти?
Хок перестал жевать.
— Ты точно знаешь, что готова? Торопиться-то некуда, верно? Она вздохнула.
— Верно. Только я себя так по-дурацки чувствую…
— Естественная реакция. Я думаю, всякий чувствовал бы себя так на твоем месте. — Он собрал посуду и сложил у входа в палатку. — Почему бы тебе не поотдыхать еще? Я уверен, все к тебе вернется в свое время, не надо торопить события.
— Ты так хорошо за мной ухаживаешь, Хок. Спасибо.
Он обернулся и бросил через плечо с улыбкой, от которой у нее колтыхнулось сердце:
— На здоровье.
Хок выбрался из палатки, постоял немного. Взгляни-ка на все это как на честно заработанные каникулы. Расслабься и лови кайф.
Что еще ему оставалось? Не в его силах было хоть что-нибудь изменить. Либо память к ней вернется, либо нет. Подобрав тарелки, он пошел к ручью.
Пейдж тем временем ломала голову, как давно они женаты. Он ей очень нравился, и она ему — определенно тоже.
Потом улыбнулась, сворачиваясь калачиком. Ей-Богу, неплохо для отношений между супругами. Я должна похвалить себя за хороший вкус. Выбрала мужа на славу
Глава 4
Хок в досаде вылез из кабины самолета. Радиосвязи не было. Транзистор тоже ловил один только треск и шум.
Соскочив с крыла на землю, Хок огляделся: горы со всех сторон. Неудивительно, что нет связи с миром.
В который раз, морщась как от боли, Хок осмотрел самолет. При посадке он налетел на торчащий из земли камень и повредил левое шасси. Машина завалилась на бок, помяв левое крыло и пропеллер. Тогда-то, вероятно, Пейдж и ушибла голову.
Соскочив с крыла на землю, Хок огляделся: горы со всех сторон. Неудивительно, что нет связи с миром.
В который раз, морщась как от боли, Хок осмотрел самолет. При посадке он налетел на торчащий из земли камень и повредил левое шасси. Машина завалилась на бок, помяв левое крыло и пропеллер. Тогда-то, вероятно, Пейдж и ушибла голову.