Брокманн Сюзанна. Притяжение ночи. Книга 2. Выстрел в любовь

   – Он мой куратор из общества анонимных алкоголиков, – решила соврать Мэри-Лу, потому что все участники программы знали, что существовал неписаный закон, строго запрещающий кураторам иметь интимные отношения со своими подопечными.
   Ибрагим взглянул на нее, и Мэри-Лу почувствовала, что густо покраснела, как только произнесла эти слова. Но, слава богу, он не стал возражать, а попросту промолчал.
   – Ах вот оно что! – понимающе кивнул Боб. – А я-то удивился, что это вы делаете в моем районе? Мой офис здесь, за углом. Кстати, я часто хожу на эти собрания. Это очень удобно, потому что они начинаются в восемь вечера, и я могу работать допоздна, если появляется такая необходимость.
   – А я и не знала, что вы тоже участвуете в этой программе, – заметила Мэри-Лу.
   – Уже больше года, – улыбнулся Боб. – Причем я опомнился только тогда, когда понял, что мой брак разваливается. Но моя бывшая жена все равно сказала, что я слишком поздно решил взяться за ум. Хотя в этом я с ней не согласен.
   – Решить исправиться никогда не поздно. – Мэри-Лу протянула руку к дочке, которая явно нацелилась на серьгу Ибрагима. – Простите, – извинилась она и снова повернулась к Бобу. – Я сама несколько раз здорово напилась, когда уже была беременна. Но потом соседка снизу принесла мне почитать ужасную статью про женщин, которые пьют, а потом рожают уродов. Смотри, дескать, что ты наделала. Это называется, если не ошибаюсь, алкогольный синдром зародыша.
   Отчаянно сигналя, мимо них проехала машина. Она остановилась во втором ряду, возле другой припаркованной машины. При этом Ибрагим оживился и чуть заметно прищурился, а потом поспешно передал Хейли матери.
   – Эта статья, надо признать, жутко меня напугала, – продолжала она свою историю, одновременно устраивая малышку на руках. – И знаете что, я ведь могла подумать, что, наверное, уже навредила плоду, так что можно продолжать напиваться и дальше. Но я тут же подумала: «Господи, как это будет страшно! Ведь ребенок пострадает из-за меня!» Лучше, когда мать вообще ни капли в рот не берет, правда же?
   – Простите, – перебил ее Ибрагим. – Я сейчас вернусь.
   – И в тот же вечер я впервые отправилась на лекцию, – призналась она Бобу, в то время как Ибрагим заторопился к машине, которая встала во втором ряду. Это был дорогой новехонький автомобиль, почти такой же длиннющий и шикарный, как лимузин. Мэри-Лу припомнила, что такие называются «таун-кар».
   Но что там понадобилось Ибрагиму?
   Из машины вышли трое мужчин. Все они оказались такими же темнокожими, как и сам Рахман, только аккуратно подстрижены и в дорогой одежде: двое в деловых костюмах, а один – в сверкающем спортивном. Мэри-Лу показалось, что они чем-то недовольны. Правда, она тут же вспомнила, что и сам Ибрагим издалека поначалу казался ей вечно сердитым на кого-то.
   Один из мужчин пальцем указал на Ибрагима и начал говорить какие-то непонятные слова, больше всего похожие на абракадабру. Впрочем, для него они что-то значили, так же как и для Ибрагима.
   – Я прошла множество разных тестов, – рассказывала Мэри-Лу Бобу, одним глазком поглядывая на садовника и его знакомых. – Но результаты были обнадеживающими. И еще я часто и подолгу молилась. И мне повезло. Действительно повезло, слава Господу нашему! Потому что Хейли у меня родилась совершенно здоровенькая. А ваш брак хоть и распался, Боб, но где-то вас все равно поджидает удача. Я просто уверена в этом.
   Боб внимательно наблюдал за Ибрагимом, которого сейчас остальные трое мужчин обступили со всех сторон.
   – Вы хорошо знаете этого парня? – спросил он. – То есть, наверное, хорошо, раз он сумел стать вашим куратором, да?
   – Да, – кивнула Мэри-Лу. – Мы с ним знакомы уже… – Неужели с тех пор, как она забросила ключи в сад Робинсонов, прошло всего несколько дней? Ей казалось, что она дружит с Ибрагимом уже целую вечность. – …некоторое время.
   – Откуда он приехал? Как вы с ним познакомились?
   А там, на углу, один из мужчин сильно толкнул Ибрагима в грудь, и тот отступил назад, задев сетчатую ограду вокруг строительного участка. Ибрагим выставил руки перед собой, словно пытаясь утихомирить обидчика. Было ясно, что он не хочет вступать в драку с этими людьми, кем бы они ни были.
   – Он работает садовником у моих соседей, – пояснила Мэри-Лу. – Он прекрасно разбирается в цветах.
   Боб рассмеялся:
   – И что же, в один прекрасный день он просто попался вам на глаза? А откуда он приехал?
   – Вы так меня об этом спрашиваете, как будто он специально навязался мне или что-нибудь еще в этом роде.
   – А что? Бывает и так.
   Она закатила глаза:
   – Это глупо.
   – Неужели?
   – Да, – подтвердила Мэри-Лу.
   – Вы действительно доверяете ему? Я, например, был бы поосторожней с человеком, которого зовут Ибрагим Рахман. Вы только посмотрите на него. Его можно смело поместить на плакат, посвященный Аль-Каиде.
   – Он не имеет к ней никакого отношения, а вас можно обвинить в расизме, если вы полагаете…
   Мужчина в спортивном костюме еще раз с такой силой пихнул Ибрагима, что тот со всего маху влетел в ограду. Она тревожно загремела. Боже, кажется, эти типы собрались серьезно заняться садовником.
   – Эй, вы! – Мэри-Лу смело направилась к незнакомцам. – Оставьте его в покое!
   Один из мужчин опять произнес какую-то тарабарщину, и двое других рассмеялись.
   В этот миг Ибрагим яростно набросился на превосходящего количеством противника и расквасил нос одному из мужчин, а другому отвесил сразу два удара: ногой по колену и локтем по затылку, отчего тот, согнувшись, осел на тротуар. Все это произошло так быстро, что Мэри-Лу не успела ничего осмыслить. Третий мужчина, видимо, напуганный смертоносным блеском глаз Ибрагима, поспешил отойти на безопасное расстояние.
   Затем Ибрагим строго сказал им что-то на своем языке, и задиры полезли в свой автомобиль. Правда, при этом они тоже что-то отвечали ему. Видимо, огрызались, хотели, чтобы последнее слово осталось за ними.
   Ибрагим не стал пререкаться с ними. Он молча стоял и только гневно сверкал глазами, выжидая, пока они уедут.
   – С вами все в порядке? – забеспокоилась Мэри-Лу, устраивая Хейли поудобней.
   Он все еще тяжело дышал и смотрел вслед исчезающим красным огням длинного автомобиля. Он был суров, и его взгляд сейчас можно было с легкостью назвать ледяным. Но потом он моргнул, и перед Мэри-Лу снова оказался тот самый Ибрагим, которого она знала.
   – Мне очень жаль, что все так вышло. Простите.
   – Кто они такие? – спросила она, и в это время к ним подоспел Боб. Он толкал перед собой коляску, которую забыла прихватить Мэри-Лу, когда торопилась на подмогу к Ибрагиму.
   Садовник медленно провел ладонью по лицу:
   – Это были мои братья.
   – И что они от вас хотели? – не отступала женщина. Он молчал и только качал головой, глядя на Боба. Мэри-Лу повернулась к Швегелю и протянула руку:
   – Мне было приятно повидаться с вами. Я уверена, что очень скоро мы снова вот так же неожиданно встретимся с вами.
   Он понял ее намек, и многозначительно сжал ее пальцы, но все же решил уйти.
   – Я тоже в этом не сомневаюсь, Мэри-Лу. Рад был познакомиться с вами, мистер Рахман.
   Потом он ушел, а она осталась. Мэри-Лу стояла на тротуаре и смотрела на Ибрагима, а он печально разглядывал прореху в своей рубашке.
   – Чего же они от вас хотели? – снова поинтересовалась она.
   В самый неподходящий момент Хейли закапризничала. Она принялась хныкать, и ее всхлипывания почти сразу же перешли в истеричный плач. Мэри-Лу принюхалась и пощупала девочке попку, но пеленка оказалась сухой.
   Мэри-Лу знала только один способ успокоить Хейли, но для этого им нужно было уединиться. Она с надеждой оглянулась по сторонам.
   Позади них высилась церковь, рядом с которой был небольшой дворик со скамейкой. И хотя вокруг светили фонари, можно было сесть на скамейку и оказаться спиной к людной улице.
   – Возьмите, пожалуйста, коляску, дорогуша. Хорошо? – попросила она Ибрагима.
   Хейли вопила вовсю, но Мэри-Лу устроилась на скамейке и, никого не стесняясь, ловко задрала вверх рубашку вместе с бюстгальтером.
   Тут же наступила блаженная тишина. Правда, если она будет вот так успокаивать Хейли при малейшем капризе, то никогда не отучит ее от груди.
 
   Друг.
   И после всего того, в чем признался Малдун, Джоан по-прежнему называла его всего лишь другом.
   Как только они вошли в танцевальный зал, к Брук подскочил официант, и как по волшебству из ниоткуда материализовались два высоких стакана виски с содовой. При этом официант даже не обратил внимания на Майка, отчаянно подававшего ему сигналы уйти и больше не появляться.
   – Нет, это явно не по моему вкусу, – поморщился Малдун, когда Брук протянула ему стакан. Очевидно, держать ее подальше от бара было задачей практически невыполнимой.
   – Вот и отлично, – ничуть не смутилась она. – Тогда подержите его для меня.
   Да, вечер начинался стремительно и обещал быть бурным.
   – Вам, наверное, лучше бы немного притормозить, – заметил Малдун, втайне проклиная себя за то, что как заведенный повторяет указания Джоан, словно он полностью согласен с ее мнением.
   – С чего бы? Кому это нужно?
   – Ну, подумайте хотя бы о том, что ваш отец – самый могущественный и влиятельный человек в этой стране. Хотя бы поэтому вам не стоит сильно напиваться, ведь сейчас вы являетесь его представителем! – произнес Майк.
   – Вы такой молодой, а уже успели стать занудой!
   – Не забывайте о том, сколько людей наблюдают за вами, – напомнил он.
   – За мной наблюдают постоянно, – возразила Брук. – Каждый мой поступок, каждое движение тщательно отслеживаются. Ни единая секунда моей жизни не принадлежит мне. Не приведи Господь, если я, например, ненароком выпущу газы на публике: завтра же это «событие» будут тщательно пережевывать все центральные газеты. А знаете почему для Белого Дома так важно, чтобы нас сегодня увидели вместе? Вам известно, с какой целью Белый Дом так упорно проталкивал в прессу историю о том, что мы с вами уже некоторое время поддерживаем более чем дружеские отношения?
   – Разве на это есть какая-то особая причина? – удивился Малдун. Брук допила свой первый коктейль и забрала у своего спутника второй.
   – Даже и не спрашивайте! Примерно месяц тому назад у меня разразился бурный роман с одним сенатором, который, судя по всему, лет через пять, после того как у папы закончится второй срок, должен был стать вице-президентом. Ну, конечно, при условии, что отец выиграет этот второй срок. Так или иначе, но этот сенатор – давайте я для краткости и чтобы соблюсти инкогнито, буду называть его просто Джоном, – так вот, он в свое время был помощником отца, и я знакома с ним уже целую вечность. Верите? Кстати, он еще более консервативен, чем вы. Я была влюблена в него чуть ли не с двенадцати лет.
   У нее на глазах выступили слезы, но она постаралась скрыть их, лихо опрокинув второй стакан.
   – Жена у него самая настоящая стерва. Они не живут вместе уже несколько месяцев, но она ни за что не даст ему спокойно развестись. Вице-президент Уолкер вот-вот должен сообщить о том, что со следующего года отходит от дел. Он серьезно болен, у него обнаружили рак. Вот это будет новость! Все должно открыться буквально на днях. Итак, Джону звонят от партии, стоящей у власти, и сообщают, что отныне он становится их избранником. И именно его будут выставлять на пост вице-президента во время выборов, где мой отец постарается выиграть второй срок. Но до этого момента он должен суметь подползти к своей стерве Лайзе и уладить личные дела, чтобы не портить образ добропорядочного семьянина.
   Мы с ним были так осторожны, – со всей прямотой, свойственной подвыпившему человеку, продолжала Брук. – Мы не использовали и половину тех возможностей, которые нам предоставлялись, и всякий раз соблюдали полную конспирацию. Но, очевидно, кто-то из партии все же об этом пронюхал. Меня ни с того ни с сего посылают путешествовать по Техасу – пожалуй, самому жуткому из всех забытых Богом мест. В то же время, пока меня нет рядом и Джона ничто не отвлекает, ему предлагают хорошенько подумать. Мне не удается увидеться с ним, я не могу поговорить с ним, и вот сегодня я наконец получаю от него сообщение. Он счастлив, нет, вы себе только представьте! – счастлив, что я нашла себе новое увлечение. Как будто он не знает, что все эти рассказы о наших с вами отношениях – сплошной вымысел, и не более того. Он желает мне всего наилучшего. Эта скотина имеет наглость еще чего-то мне пожелать! При этом послание считается персональным, как будто он поздравляет меня с окончанием средней школы, чтоб его!..
   Малдун не знал, что нужно отвечать в подобных случаях:
   – Мне очень жаль, что все так получилось.
   – Да-да, мне тоже, – рассмеялась Брук. – Но я-то думала, что он меня любит. Какой фарс! – Она протянула руку со стаканом, и перед ними возник все тот же официант. – Еще два.
   И снова Малдун тщетно пытался дать понять резвому официанту, чтобы он так не суетился, но и на этот раз ему не удалось поймать взгляд этого подлизы.
   – Да, мэм, конечно, – кивнул он.
   – Спасибо, Тим.
   – Тим? – удивился Малдун, наблюдая за тем, как официант поспешно направляется к бару.
   – Мне приходилось останавливаться в этой гостинице и раньше, – пояснила Брук. – И тогда я выяснила, что если подружиться кое с кем из персонала, не забывая при этом о щедрых чаевых, то можно найти одну-две понимающие души, которые будут приносить напитки, не так откровенно разбавленные водой. Меня постоянно ограничивают, а это ужасно раздражает. Особенно сегодня, когда я твердо решила напиться.
   – Неужели вы считаете, что, напившись, поможете себе? – спросил Малдун.
   – А вы знаете, на сегодняшний вечер у меня даже появился выбор: или напиться, или затрахать вам мозги, – призналась Брук. – А это уж точно никому не повредит.
 
   – Винс! Винсент!
   Винс открыл глаза и увидел, что Чарли смотрит на него своим неповторимым рассерженным взглядом.
   – Что такое? – спросил он.
   Там, на экране, по открытому рынку бежали вприпрыжку двое счастливых и очень красивых молодых людей. Хотя нет, подождите. На лице у мужчины, следовавшего за ними, не было и тени улыбки. Скорее он щерился от злости. Или, может быть, просто сильно сосредоточился. Трудно было сказать. Ну да, конечно же. Мужчина был сильно зол. И они убегали от этого негодяя с ружьем, который, скорее всего, собирался пристрелить их, оттого и скалил зубы.
   Но хотя все трое очень спешили и переживали сейчас не лучшие свои времена, прически у них оставались идеально уложенными.
   – Ты заплатил пять долларов, так что, будь любезен, не спи и смотри фильм, – пожурила мужа Чарли.
   – Я и не сплю, – прошептал он в ответ.
   А на экране уже все изменилось. Наступила ночь, и красивые молодые люди с великолепными прическами нашли себе убежище в подвале какого-то заброшенного полуразрушенного здания. Они общались между собой короткими отрывочными фразами, которые зачастую звучали весьма откровенно, но тем не менее крайне неубедительно. При этом зрителям становилось до обидного понятно, что сейчас между ними должна вспыхнуть пламенная страсть, и значит, согласно законам кинематографа, наступит очередь любовной сцены.
   Винс только презрительно фыркнул, но Чарли снова недовольно сверкнула глазами и прошептала:
   – Да тише ты!
   Разумеется, после того, как закончится вся эта ерунда, Шарлотта выскажется по поводу отвратительной игры актеров. После, но не сейчас. Винс знал, что бесполезно просить ее уйти из зала пораньше. Ему пришлось бы слушать по дороге домой ее долгое ворчание, а сейчас она сказала бы что-то вроде: «Мы заплатили за билеты неплохие деньги, поэтому, разумеется, останемся здесь до самого конца, каким бы ужасным ни оказался этот фильм. Кроме того, а вдруг произойдет чудо и дальше будет интересней?»
   Он взял ее за руку, и она сжала его пальцы. При этом Чарли бросила на мужа удивленный взгляд, говоривший о том, что ей известны все его мысли.
   Правда, когда он смотрел на экран, где бездарные актеры с тоской в глазах пытались делать вид, что их захватила любовная страсть, Винс подумал, что все-таки Шарлотта не могла знать, о чем именно он сейчас думает.
   Кое-что в этой любовной сцене дешевой голливудской картины напомнило ему о той первой ночи, когда Чарли явилась к нему в комнату с целью – как там модно сейчас говорить? – перепихнуться.
   Вернее, нет, дело было не совсем так. В первый раз она пришла, чтобы немного покадриться (тоже мне эвфемизм!), и тогда Винс буквально прогнал ее.
   Все произошло во вторую ночь. Это была последняя ночь, которую Винсент намеревался провести под крышей Эдны и Шарлотты Флетчер. И на этот раз она сумела его победить. Оборона была сломлена.
   В ту памятную ночь она разбудила Винса, когда он уже крепко спал. Причем спал плохо, с кошмарами.
   Ему снова снился все тот же страшный сон. Про Рэя. Про Тараву. Они брели по грудь в воде под сильным вражеским огнем, стараясь помочь тем солдатам, которые застряли со своими лодками у острова и теперь пытались вытащить их на берег.
   Поначалу Винс никак не мог понять, где он находится и что происходит, но Чарли сама помогла ему.
   – Это я, Шарлотта, – начала она. – Чарли Флетчер, вспомнили?
   Ах да! Но только что она здесь делает?.. И где вообще он сам находится, черт возьми?!
   – Вы сейчас у меня в квартире, Винс, в Вашингтоне, Вас привезли сюда, потому что вы были тяжело больны, но сейчас вы поправляетесь, и вам гораздо лучше. Никто ни на кого не нападает, вы находитесь в безопасности. Просто к городу приближается гроза.
   Тут, словно в подтверждение ее слов, загрохотал гром. И хотя гроза была еще где-то далеко, этот гром, напоминавший столь знакомый звук разрывающихся снарядов, сумел каким-то образом проникнуть ему в мозг и превратить его сон в настоящий кошмар.
   Но, даже проснувшись и понимая, что это всего лишь гром, Винс чувствовал, как у него потеют ладони и отчаянно колотится сердце.
   – Я подумала, что, может быть, стоило разбудить вас пораньше, чтобы вам не стало совсем плохо, – объяснила Чарли. – Мне показалось, что гроза движется в нашу сторону и что было бы лучше, если б вы в это время не спали.
   В ту ночь она пришла к нему в теплом фланелевом халате, застегнутом на все пуговицы до самой шеи. Она, опять покраснела, видимо, вспоминая свой вчерашний визит. «Позвольте мне убедить вас…»
   – Благодарю вас, – кивнул он и подвинулся на кровати, чтобы принять сидячее положение.
   Раздался очередной раскат грома, и Винсу показалось, что сейчас Шарлотта повернется и уйдет к себе в комнату. Гроза приближалась, и хотя Винс не бросался под кровать, он так подпрыгнул на матрасе, что Чарли невольно вздрогнула от неожиданности.
   – Простите, – тут же извинился он. Теперь у него потели не только ладони. Он быстро вытер тыльной стороной ладони капли пота, выступившие над верхней губой, надеясь, что Чарли не заметит этого.
   Но от ее внимания не ускользнуло ни одно его движение.
   – Я останусь с вами, пока гроза не пройдет, – решительно заявила она, обходя комнату и зажигая все светильники, которые здесь были. – Сейчас я принесу свечи с первого этажа. На тот случай, если снова отключат электричество.
   – Но со мной все в порядке, – солгал Винс. Боже! Оставаться с ней вот так, один на один, было для него слишком трудным испытанием. Ему нужно было уехать отсюда утром, но он позволил уговорить себя остаться еще на одну ночь. Теперь он мог винить только самого себя.
   – Но, Чарли, мне действительно не нужно…
   – Найдите игральные карты, – приказала она, – и мы с вами сможем сыграть пару партий в «джин».
   Пару партий.
   Фантастика какая-то! Сюрреализм чистой воды.
   Винс с картами в руке сидел на кровати рядом с Чарли, облаченный в пижаму ее погибшего мужа. Все это происходило в комнате под вспышки электрического света, да еще и при свечах.
   Шарлотта натянула одеяло на кровати, чтобы его можно было использовать как карточный столик. Именно так они играли в карты все время, пока Винс находился у нее в доме.
   Никто из них не вспоминал вчерашнюю ночь, когда Чарли забралась под это самое одеяло и умоляла Винса…
   Боже мой! Он до сих пор испытывал желание быть с ней. Он любил ее.
   Но печальная истина заключалась в том, что Чарли его не любила.
   А может быть, достаточно и того, что он ее любит?
   Снова прогремел гром, уже ближе, и на этот раз Чарли не могла не заметить, как по щеке Винса возле правого уха протекла капелька пота. Но его руки не тряслись. Он только уронил карту, да и то пару раз, не больше.
   – А кто такой Рэй? – поинтересовалась Шарлотта, сбрасывая семерку червей.
   Винс не ответил ей, и она подняла на него глаза.
   – Вы называли меня Рэем, когда я пыталась вас разбудить. Да и раньше упоминали это имя.
   – Он был моим другом, – объяснил Винс, вынимая из колоды девятку пик и тут же сбрасывая ее. – Хорошим другом. Он погиб на Тараве.
   – Как он погиб? – спросила она.
   – Вам не нужно этого знать. – Последовал раскат грома, и на этот раз Винс выронил сразу все карты. Вот дерьмо!
   Чарли закрыла глаза, потому что большинство карт упало лицевой стороной вверх.
   – Может быть, я сама решу, что мне нужно знать? – довольно резко возразила она. – Может быть, вы считаете, что делаете мне одолжение и щадите мои нервы? Но как же мне понять, почему вы хотите вернуться на войну, если при этом вы скрываете все, что связано с ней?
   Гроза приближалась. Поднялся сильный ветер, и стекла окон в соседних домах тревожно задребезжали. Примерно также вчера ночью Винсент дрожал и трясся в присутствии Шарлотты.
   – Ну хорошо, – смирился он, перестал собирать карты с одеяла и бросил туда же те, что успел поднять. – Хорошо. Значит, вы хотите узнать, как погиб Рэй? Ему оторвало голову, это вам понятно? Осталась одна шея. Представьте себе: я только что передавал ему распоряжения, потому что он помогал ребятам из нашего подразделения выбираться на берег, а в следующую секунду уже вижу, что ему оторвало голову, он облит кровью, а вокруг валяются его мозги и осколки черепа. И знаете, что было самое глупое в этой ситуации?
   Она побледнела, глаза ее расширились от ужаса. Он понимал, что не стоило рассказывать ей все это, но, начав, он уже не в силах был остановиться.
   – Я начал вопить и звать врачей, как будто кто-то мог помочь ему и пришить голову на место. Как будто это вообще имело какой-то смысл. Но даже если представить, что они могли быть чем-то полезны, все равно все наши медики к тому моменту уже погибли. Ни одному из них не удалось даже добраться до берега. Двое из них утонули сразу же, как только выбрались из лодки. Вот этого я вам и не стал рассказывать, щадя ваши нервы. А место там, возле рифов, оказалось на удивление глубоким, – продолжал он. – Сотни моряков пошли к берегу по грудь в воде, а японцы поливали нас пулеметным огнем. Вода делала нас прекрасными мишенями. Люди гибли один за другим. Это вы хотели услышать? Каждый имел при себе снаряжение весом в сорок фунтов, а потому сразу шел на дно. Никто не выжил, даже самые умелые пловцы. Нужно было учитывать и груз на спине, и глубину выше головы, и еще то, что находившиеся рядом раненые тут же начинали затягивать в пучину живых. К тому же большинство этих фермерских парней вообще не умели плавать. Чарли смотрела на него так, словно в любую секунду была готова разрыдаться:
   – Боже мой! И они все утонули?
   – А хотите узнать, почему не утонули мы? – Голос у Винса задрожал. – Я и Рэй. – Он не стал ждать ее ответа и продолжал: – Потому что утонувшие солдаты морской пехоты заполнили своими телами морское дно у острова, и мы не погрузились под воду. Мы шли последними и прошли по их телам. Чарльз, вы можете себе это представить? Мы шли по телам своих товарищей!
   И он, не выдержав, расплакался сам.
   – Боже мой, Винс! – Она поползла по кровати, чтобы быть поближе к нему.
   – Прошу вас, – начал он, хватая ее и чуть ли не встряхивая, как только Шарлотта оказалась рядом с ним, – вы должны помочь мне переговорить с сенатором Говардом или – господи! – хоть с кем-нибудь, чтобы только этот кошмар больше не повторился. Вы говорили, что он имеет большое влияние и мог бы пойти вам навстречу…
   Она тоже расплакалась, и они рыдали, прижавшись друг к другу.
   – Я не хочу, чтобы вы уезжали! – всхлипывала Чарли. – Не уезжайте! Пожалуйста, не возвращайтесь туда!
   – Я и сам не хочу, – признался он. – Но, видит Бог, так надо. Неужели вы этого не понимаете?
   – Я знаю, – продолжала плакать Шарлотта. – Я знаю. Но только… Я не хочу терять еще и вас!
   – Вы никогда не потеряете меня, – решительно произнес Винсент, убирая волосы с ее лица и со своего тоже, – Я очень люблю вас, Шарлотта. Я обязательно вернусь, клянусь вам.
   – Когда вы так говорите, – она посмотрела ему в глаза, – я почти начинаю верить вам. Но при этом прекрасно понимаю, что ничего такого вы просто не можете мне обещать. – И слезы с новой силой хлынули у нее из глаз.
   А потом она поцеловала его.
   В ту ночь гроза больше уже не приближалась. Она так и не подошла настолько близко к их дому, чтобы отвлечь Винсента от Чарли.
   Что сыграло для него роковую роль. Больше сдерживать себя он был не в силах.
   Что ж, можно все свалить на непогоду, если не учитывать того, что Чарли выглядела и двигалась как настоящая кинозвезда, что у нее была бесподобная улыбка и, самое главное, что под строгой внешностью скрывалась нежная, ласковая женщина, удивительно терпеливая и милая!