Страница:
– Боже мой! Значит, ты все знала?!
– А кто же, по-твоему, положил пачку презервативов в верхний ящик шкафчика в твоей комнате? – спросила Чарли. – Старики не всегда ведут себя по-идиотски.
– Я это знаю, но тогда я подумала… Даже и не помню, что именно я тогда подумала. Что Нат сам купил их заранее и принес с собой? Да нет, было не похоже… То есть я, конечно, понимала, что уж это, во всяком случае, не мама их туда сунула. Она тогда и понятия не имела, что со мной происходит. Она в то время была… ну, в общем, слишком занята Донни и его проблемами.
Они немного помолчали, потом вновь заговорила Чарли:
– А мне не пришлось обсуждать с моей мамой серьезные вещи. Жаль. Она умерла очень рано, я тогда была еще совсем маленькая. Это было еще до того, как я впервые вышла замуж. А потом… Ты помнишь свою прабабушку Эдну? Она умерла, когда тебе исполнилось всего пять лет.
– Конечно. Но только… подожди-ка секундочку. Я ничего не понимаю. Я всегда считала, что это была твоя мама, а не дедушкина.
– Она была матерью моего первого мужа Джеймса, – пояснила Чарли. – Эдна Флетчер.
Джоан рассмеялась:
– Вот уж о чем я даже не подозревала!
– Я всегда делилась с ней самым важным, – призналась Чарли. Ей до сих пор, до сегодняшнего дня по-прежнему не хватало Эдны. – Мы разговаривали с ней обо всем на свете. Даже когда мы с Винсом впервые… ну, короче, мы занимались с ним любовью еще до того, как поженились. И как нам только не было стыдно! Причем мы делали это на той самой кровати, в которой когда-то спали я и Джеймс. И в придачу в комнате неподалеку от спальни моей бывшей свекрови. А в квартире были тоненькие стены, и она, конечно, все прекрасно слышала.
– Боже, ты, наверное, шутишь!
– Ничего подобного. А потом со мной случилось что-то… в общем, у меня был самый настоящий нервный срыв, как это сейчас называют, – продолжала Чарли. – Винс подумал – ну, потому, что он был честный человек, – что мы тут же побежим регистрировать брак. Он очень любил меня. Я это знала, но ничего не могла поделать с собой и со своими чувствами к Джеймсу и к нему… И еще мне казалось, что, как только Винс снова вернется на войну, его обязательно убьют, а уж этого я точно не вынесу. Я понимала, что не переживу второго подобного удара.
Джоан издала какой-то непонятный звук, который можно было принять то ли за согласие, то ли за болезненное сопереживание. Чарли так и не поняла, какие чувства в это время испытывала ее внучка.
– Я тогда еще точно не знала, что я буду делать в будущем, – призналась она внучке. – Я собрала чемодан, накинула плащ поверх халата и отправилась вниз вместе с Винсом. Он умолял меня не торопиться. Он очень не хотел, чтобы я совершила какую-нибудь глупость. А мама Эдна в это время готовила нам чай на кухне.
Я увидела ее и расплакалась. Я сказала, что ухожу, потому что не имею права больше оставаться здесь, в этом доме. Я предала и ее, и Джеймса, и… бедный Винс! Я понимаю, что он тогда пережил, но сама я в то время плохо понимала, что я делаю и говорю.
Она попросила его подняться в спальню, а мы остались с ней вдвоем на кухне. Потом твоя прабабушка крепко обняла меня и позволила мне хорошенько выплакаться у нее на плече. Она сказала, что на самом деле я никого не предала: ни Джеймса, ни ее. И она, оказывается, была очень рада, что я наконец-то поступила так, как поступает обычный живой человек, и вернулась в мир живых. Она знала, что нужно сказать, чтобы я успокоилась. Но она была достаточно мудра и не стала торопить меня. Она сказала, что если я сама захочу выйти замуж за Винса – а ей было важно знать именно мое, а не его мнение! – то она с удовольствием бросит на нашей свадьбе традиционную горстку риса.
Она сумела найти правильные слова и для Винса тоже. Я слышала их разговор в коридоре уже после того, как она отправила меня спать. Она сказала: «Джеймсу ты бы очень понравился». – Чарли рассмеялась, вспоминая этот эпизод. – В общем, как сказал Винс, это была та еще ночка! Но на этом все не закончилось, и я еще долго обдумывала, как мне поступить, прежде чем поняла, чего я хочу и что мне нужно сделать, чтобы снова стать счастливой.
Джоан некоторое время молчала, словно обдумывая все сказанное бабушкой. Наконец она заговорила:
– И оба твоих мужа сражались на войне.
– Да, так оно и было.
И снова молчание.
– Как же ты вынесла это?
Чарли словно ожидала услышать от внучки именно этот вопрос. Она тихонько засмеялась. Ответ был прост:
– Я часто и подолгу молилась и умела ценить каждый миг, когда мы были вместе.
Джоан снова помолчала, потом рассмеялась сама: – Я совершенно не представляю себе, что я буду делать, бабуля, – призналась она. – Я не могу понять, чего я хочу. Я считала, что это и так ясно, а оказалось… Господи, этот человек перевернул всю мою жизнь. И это я знаю точно. Мне кажется, я не смогу больше встречаться с ним. И это для меня невыносимо. Он… такой замечательный! Но если я не буду предельно осторожна, я обязательно сотворю какую-нибудь глупость. Например, влюблюсь в него и… Боже мой! Он ведь «морской котик», и он еще совсем ребенок, и у нас все равно ничего не получится! И если я сама не разорву эти отношения… Но мне придется это сделать. Я должна поступить именно так.
– Завтра мы с Винсом должны прибыть на базу, – напомнила бабушка. – Твой лейтенант Малдун покажет ее нам. Может быть, экскурсию стоит отложить?
– Нет. Я позвонила совсем не из-за этого. Просто… Нет-нет, приезжайте, конечно же… Господи, бабушка, мне так хочется снова его увидеть! Я настоящая неудачница. Но если на базе будете вы, я почувствую себя более уверенно… Если не ошибаюсь, вы подъедете к десяти, да?
– Да, мы обязательно приедем, – подтвердила Чарли. – И никакая ты не неудачница, перестань!
– Кроме того, я здорово обидела его, – призналась Джоан. – Я испугалась и повела себе чересчур жестоко.
– Так извинись, – посоветовала бабушка. – Я думаю, ты придумаешь, как именно нужно извиниться, чтобы он простил тебя.
Джоан рассмеялась:
– Бабуля, ты меня просто поражаешь! – Она вздохнула. – А может, оставить все как есть? Может быть, даже лучше, что он на меня сердится?
– Для кого лучше?
– Сама не знаю, – снова засмеялась Джоан. – Наверное, для нас обоих. Послушай, мне уже надо идти. Завтра увидимся.
И она отсоединилась.
6
– А кто же, по-твоему, положил пачку презервативов в верхний ящик шкафчика в твоей комнате? – спросила Чарли. – Старики не всегда ведут себя по-идиотски.
– Я это знаю, но тогда я подумала… Даже и не помню, что именно я тогда подумала. Что Нат сам купил их заранее и принес с собой? Да нет, было не похоже… То есть я, конечно, понимала, что уж это, во всяком случае, не мама их туда сунула. Она тогда и понятия не имела, что со мной происходит. Она в то время была… ну, в общем, слишком занята Донни и его проблемами.
Они немного помолчали, потом вновь заговорила Чарли:
– А мне не пришлось обсуждать с моей мамой серьезные вещи. Жаль. Она умерла очень рано, я тогда была еще совсем маленькая. Это было еще до того, как я впервые вышла замуж. А потом… Ты помнишь свою прабабушку Эдну? Она умерла, когда тебе исполнилось всего пять лет.
– Конечно. Но только… подожди-ка секундочку. Я ничего не понимаю. Я всегда считала, что это была твоя мама, а не дедушкина.
– Она была матерью моего первого мужа Джеймса, – пояснила Чарли. – Эдна Флетчер.
Джоан рассмеялась:
– Вот уж о чем я даже не подозревала!
– Я всегда делилась с ней самым важным, – призналась Чарли. Ей до сих пор, до сегодняшнего дня по-прежнему не хватало Эдны. – Мы разговаривали с ней обо всем на свете. Даже когда мы с Винсом впервые… ну, короче, мы занимались с ним любовью еще до того, как поженились. И как нам только не было стыдно! Причем мы делали это на той самой кровати, в которой когда-то спали я и Джеймс. И в придачу в комнате неподалеку от спальни моей бывшей свекрови. А в квартире были тоненькие стены, и она, конечно, все прекрасно слышала.
– Боже, ты, наверное, шутишь!
– Ничего подобного. А потом со мной случилось что-то… в общем, у меня был самый настоящий нервный срыв, как это сейчас называют, – продолжала Чарли. – Винс подумал – ну, потому, что он был честный человек, – что мы тут же побежим регистрировать брак. Он очень любил меня. Я это знала, но ничего не могла поделать с собой и со своими чувствами к Джеймсу и к нему… И еще мне казалось, что, как только Винс снова вернется на войну, его обязательно убьют, а уж этого я точно не вынесу. Я понимала, что не переживу второго подобного удара.
Джоан издала какой-то непонятный звук, который можно было принять то ли за согласие, то ли за болезненное сопереживание. Чарли так и не поняла, какие чувства в это время испытывала ее внучка.
– Я тогда еще точно не знала, что я буду делать в будущем, – призналась она внучке. – Я собрала чемодан, накинула плащ поверх халата и отправилась вниз вместе с Винсом. Он умолял меня не торопиться. Он очень не хотел, чтобы я совершила какую-нибудь глупость. А мама Эдна в это время готовила нам чай на кухне.
Я увидела ее и расплакалась. Я сказала, что ухожу, потому что не имею права больше оставаться здесь, в этом доме. Я предала и ее, и Джеймса, и… бедный Винс! Я понимаю, что он тогда пережил, но сама я в то время плохо понимала, что я делаю и говорю.
Она попросила его подняться в спальню, а мы остались с ней вдвоем на кухне. Потом твоя прабабушка крепко обняла меня и позволила мне хорошенько выплакаться у нее на плече. Она сказала, что на самом деле я никого не предала: ни Джеймса, ни ее. И она, оказывается, была очень рада, что я наконец-то поступила так, как поступает обычный живой человек, и вернулась в мир живых. Она знала, что нужно сказать, чтобы я успокоилась. Но она была достаточно мудра и не стала торопить меня. Она сказала, что если я сама захочу выйти замуж за Винса – а ей было важно знать именно мое, а не его мнение! – то она с удовольствием бросит на нашей свадьбе традиционную горстку риса.
Она сумела найти правильные слова и для Винса тоже. Я слышала их разговор в коридоре уже после того, как она отправила меня спать. Она сказала: «Джеймсу ты бы очень понравился». – Чарли рассмеялась, вспоминая этот эпизод. – В общем, как сказал Винс, это была та еще ночка! Но на этом все не закончилось, и я еще долго обдумывала, как мне поступить, прежде чем поняла, чего я хочу и что мне нужно сделать, чтобы снова стать счастливой.
Джоан некоторое время молчала, словно обдумывая все сказанное бабушкой. Наконец она заговорила:
– И оба твоих мужа сражались на войне.
– Да, так оно и было.
И снова молчание.
– Как же ты вынесла это?
Чарли словно ожидала услышать от внучки именно этот вопрос. Она тихонько засмеялась. Ответ был прост:
– Я часто и подолгу молилась и умела ценить каждый миг, когда мы были вместе.
Джоан снова помолчала, потом рассмеялась сама: – Я совершенно не представляю себе, что я буду делать, бабуля, – призналась она. – Я не могу понять, чего я хочу. Я считала, что это и так ясно, а оказалось… Господи, этот человек перевернул всю мою жизнь. И это я знаю точно. Мне кажется, я не смогу больше встречаться с ним. И это для меня невыносимо. Он… такой замечательный! Но если я не буду предельно осторожна, я обязательно сотворю какую-нибудь глупость. Например, влюблюсь в него и… Боже мой! Он ведь «морской котик», и он еще совсем ребенок, и у нас все равно ничего не получится! И если я сама не разорву эти отношения… Но мне придется это сделать. Я должна поступить именно так.
– Завтра мы с Винсом должны прибыть на базу, – напомнила бабушка. – Твой лейтенант Малдун покажет ее нам. Может быть, экскурсию стоит отложить?
– Нет. Я позвонила совсем не из-за этого. Просто… Нет-нет, приезжайте, конечно же… Господи, бабушка, мне так хочется снова его увидеть! Я настоящая неудачница. Но если на базе будете вы, я почувствую себя более уверенно… Если не ошибаюсь, вы подъедете к десяти, да?
– Да, мы обязательно приедем, – подтвердила Чарли. – И никакая ты не неудачница, перестань!
– Кроме того, я здорово обидела его, – призналась Джоан. – Я испугалась и повела себе чересчур жестоко.
– Так извинись, – посоветовала бабушка. – Я думаю, ты придумаешь, как именно нужно извиниться, чтобы он простил тебя.
Джоан рассмеялась:
– Бабуля, ты меня просто поражаешь! – Она вздохнула. – А может, оставить все как есть? Может быть, даже лучше, что он на меня сердится?
– Для кого лучше?
– Сама не знаю, – снова засмеялась Джоан. – Наверное, для нас обоих. Послушай, мне уже надо идти. Завтра увидимся.
И она отсоединилась.
6
Мэри-Лу колесила по окрестностям целый час, пока, наконец, не отыскала Ибрагима.
Он работал на участке по соседству с домом лейтенанта-коммандера Паолетти и его невесты Келли Эштон. Ибрагим убирал граблями сухие листья и траву из заросшего сада возле старенького покосившегося дома, на котором виднелась вывеска «Продается».
Он сразу же увидел Мэри-Лу и, как только машина затормозила, вышел на улицу, чтобы встретить женщину. В глазах его читались одновременно удивление и озабоченность.
Нет, она ни за что не расплачется. Она не расплачется!
– У вас есть свободная минутка? – крикнула она из машины, стараясь, чтобы голос ее звучал бодро и жизнерадостно, а не так, словно весь мир вокруг нее уже начал рушиться.
Ибрагим оглянулся на сад, в котором только что работал, потом посмотрел на женщину. Она тут же заставила себя улыбнуться. Впрочем, сейчас ей было несложно это сделать, ведь она улыбалась клиентам все утро, пока находилась на работе.
Ибрагим подошел к машине и нагнулся, чтобы проверить, захватила ли Мэри-Лу с собой Хейли.
– Она еще у няньки, – пояснила Мэри-Лу. – И днем там поспит, я договорилась. А вы не могли бы устроить себе небольшой перерыв? Я хочу вам кое-что сообщить.
– Может, я буду работать, и одновременно мы с вами побеседуем? Надеюсь, вы не станете возражать против этого? – предложил садовник. – У меня, к сожалению, очень много работы, и я должен закончить ее к вечеру.
– Что вы! Конечно, я ничего не имею против, – тут же согласилась миссис Старретт.
– Откуда вы знали, где меня можно найти? – поинтересовался Ибрагим, когда они шли по лужайке назад к дому.
– Я ничего не знала, – призналась она. Садовник снова взялся за грабли и принялся работать. Некоторые растения оказывались еще живыми, и он бережно обходил их, как, впрочем, и любую живность, встречавшуюся у него на пути. – Я догадалась. Я очень рассчитывала вас найти и ни на минуту не теряла надежды. Мне… Мне кажется, что мой муж хочет со мной развестись. – Голос ее предательски задрожал, но ей удалось сдержаться и не расплакаться. – Сегодня утром он сказал, что нам нужно будет сесть рядом и серьезно поговорить. Но только чуть позже, после того, как уедет президент Брайант.
Хотя Мэри-Лу не плакала, но ее голос звучал так, словно она готова была разрыдаться в любую секунду.
Ибрагим вздохнул и прислонил грабли к стене дома. Потом взял женщину за руку и подвел к крыльцу, где они оба уселись на ступеньки.
– Мне очень неприятно слышать это. – Садовник печально покачал головой. – Но, с другой стороны, мне кажется, что в этом есть и что-то хорошее. По крайней мере, вы все обсудите и выясните, как вам жить дальше.
– Вы же говорили, что вам нужно работать, – вспомнила Мэри-Лу, глядя на его руку, которая все еще держала ее ладонь. Ее пальцы казались слишком бледными на фоне его темной кожи.
– Но это не настолько важно, как то, что вам сейчас нужно выговориться, и чтобы при этом я внимательно слушал вас, верно? – В его улыбке смешались доброта и грусть. Ей пришлось отвернуться и часто-часто моргать, чтобы остановить навернувшиеся на глаза слезы. – Скажите мне, а почему вы решили, что ваш муж так серьезно настроен на развод? Его зовут Сэм, если не ошибаюсь?
Мэри-Лу кивнула:
– Его настоящее имя Роджер, но все называют его Сэмом, – пояснила она и подумала: «А кому какое дело, как его называют?» Весь мир может рухнуть в один момент. – Он сказал мне, что несчастлив, и еще добавил, что знает, будто я тоже несчастлива.
– А это правда?
– Да, – вынуждена была признаться миссис Старретт. – Я несчастная женщина. И вам это известно лучше, чем кому-либо другому.
– А вы хотите развестись с ним? – продолжал Ибрагим. – Нет!
Он аккуратно убрал свою ладонь.
– Но что же получается? Вы несчастны и все же не хотите разводиться, хотя знаете, что он настаивает именно на этом.
– Просто я не трахаюсь на стороне, как это делает он. – Мэри-Лу произнесла эти неприятные слова вслух, хотя понимала, что это не так. Она поверила Сэму, когда тот сказал ей, что после свадьбы не спал с Алиссой.
Но жестокая правда была в том, что он по-прежнему хотел быть с Алиссой. Он все так же мечтал об этой женщине. Он постоянно думал о ней. Когда он спал с Мэри-Лу, он закрывал глаза и представлял себе, что рядом с ним лежит Алисса Локке. Он никогда не забывал те чудесные времена. И миссис Старретт знала это.
– Он уже много месяцев не прикасается ко мне, – призналась она. – Но даже если он и не изменяет мне, то выходит, что он предпочитает вообще обходиться без секса, чем спать со мной. – От одной этой мысли можно было сойти с ума. На этот раз Мэри-Лу уже не могла сдержаться, и слезы покатились у нее по щекам. – Неужели я и в самом деле такая уродина?
Но Ибрагим отрицательно помотал головой:
– Может быть, он не хочет притрагиваться к вам потому, что знает, что вы его не любите?
– Но я его люблю! – Как только она это сказала, то сразу же поняла: это ложь. – Вернее, любила. Во всяком случае, я так думала. Господи, он так изменился с того дня, когда мы с ним познакомились. Наверное, мне не стоит этому удивляться. Ну хотя бы потому, что в те дни мы только и делали, что напивались до одури и занимались сексом. Теперь мы позабыли и о том, и о другом. Разве не странно, что у нас с ним вообще не осталось ничего общего? Я ненавижу те фильмы и книги, которые любит он. А он начинает злобно сверкать глазами, как только я завожу разговор о домашних делах или, например, о ремонте. Правда, мы оба любим послушать музыку в стиле «кантри». Но я боюсь ходить в бар: опасаюсь, что не устою перед соблазном и напьюсь, так что мне и потанцевать-то негде. Хотя Сэма сейчас вообще не заставишь танцевать. Он стал раздражительным, злым и еще… каким-то мрачным. Когда мы с ним познакомились, он был чудо-парнем, веселым, жизнерадостным и компанейским. Он постоянно шутил, любил от души похохотать. А эта его знаменитая улыбка! Она могла свести с ума кого угодно… Теперь он другой. Он совсем не такой, каким был раньше. Иногда меня жутко это пугает.
Ибрагим бросил на нее быстрый взгляд:
– Он вас бьет?
– Нет, что вы! Он скорее умрет, чем ударит женщину, – тут же ответила Мэри-Лу. – Просто ему… приходилось видеть ужасные вещи. Ну, вы меня понимаете, я имею в виду войну с террористами. И он сражается на ней уже давно, еще до событий одиннадцатого сентября. Я ничего не хочу слышать о его работе, да это и хорошо, потому что ему нельзя о ней распространяться. Но когда он все же может чем-то поделиться со мной, я просто не слушаю его. Я не хочу знать ничего об ужасах войны. Я хочу, чтобы мой муж был веселым и все время улыбался. Я хочу, чтобы он снова стал тем беззаботным парнем, каким был в момент нашей первой встречи. Я не хочу видеть его таким угрюмым и думать, что он вот-вот расплачется.
– Но вы выходили замуж не только из-за его улыбок и смеха, а из-за чего-то гораздо большего, – негромко произнес Ибрагим. – Вы выходили замуж за человека. А смех – это лишь маленькая часть любого человека.
– Это уж точно. – Она подтянула колени к груди и уткнулась в них подбородком. – Я всегда думала, что Сэм знает нечто такое, чего не хочет мне рассказывать. От этого становилось страшно. Но раньше такое положение дел мне даже нравилось. Когда «морские котики» заходили в бар, все смотрели на них не просто с уважением, а с каким-то благоговением. Все. И девушки, и парни. И вот я подумала, что, если смогу выйти замуж за такого мужчину, я сама стану избранной. Я думала: господи, как это, наверное, восхитительно – провести всю свою жизнь с таким вот героем! И тогда я решила, что, если мне удастся заставить Сэма жениться на мне, я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы он никогда от меня не ушел. Я всегда была бы особенной, а рядом со мной всегда был бы мужчина, который бы обо мне заботился. И мне не пришлось бы больше ни о чем волноваться…
Мэри-Лу вытерла нос влажным рукавом:
– Я очень хороша в постели. Да, это так. – Она печально усмехнулась. – По крайней мере, так считалось раньше. Я почему-то решила, что, если затащу Сэма в постель, он уже ни за что меня не бросит. И вот когда он начал разговор о том, что наши отношения должны прерваться, я… я просто перепугалась и не знала, как поступить.
Господи Всемогущий! Неужели она собралась рассказать Ибрагиму всю историю до конца?
– Моя сестра Джанин, она сейчас живет во Флориде, так вот, она подговорила меня… – Мэри-Лу вздохнула. Ей нужно было выговориться. Ей нужно было обязательно признаться в своем обмане хоть кому-нибудь, а Ибрагиму она доверяла больше, чем всем остальным людям, вместе взятым. – Так вот, Джанин сказала, что, если я забеременею, Сэм обязательно на мне женится. Он ведь честный мужчина. Ну, и тогда будет моим уже навсегда. И никогда меня не бросит. И она вручила мне коробочку с презервативами, которыми мы должны были пользоваться в следующий раз, когда Сэм придет ко мне. Я-то знала, что все это значит, хотя сделала вид, будто ничего не понимаю. Прикинулась дурочкой. Ведь Джанин что-то сделала с этими презервативами, чтобы они не сработали, как положено. И он действительно потом женился на мне, и мне очень стыдно оттого, что я все это время знала, что все должно было быть именно так. Ну, чтобы я забеременела против его воли. И вот теперь, как мне кажется, меня наконец настигло наказание за обман. Я несчастная женщина. Я ненавижу свою жизнь. Я замужем за человеком, который меня не любит, который, впрочем, никогда меня и не любил. Я уловкой вынудила его жениться на себе, а теперь он все равно от меня уходит.
Ибрагим молчал, и Мэри-Лу закрыла глаза. Она боялась взглянуть на него, ей было страшно – а вдруг и он теперь возненавидит ее за такую откровенность? Хотя он имел на это полное право, а Мэри-Лу ничего особенного собой и не представляла. Жалкая, презренная неудачница. И она молилась про себя, чтобы он произнес сейчас хоть слово.
– Мне думается, что человек, который берет полную ответственность за свои поступки, такой человек никогда просто так вас не бросит, – наконец заговорил Ибрагим. – Ну, если, конечно, вам интересно узнать мое мнение на этот счет…
– Конечно! – Она рискнула и открыла глаза. Он не улыбался, но его глаза не были ни злыми, ни даже просто недовольными – такими, как они стали при беседе с его братьями. Более того, его взгляд сейчас был полон грусти и сострадания.
– Вы запутались, – продолжал Ибрагим, но и эти слова он произнес без злости. – Но не забывайте, что в ваших отношениях теперь участвует еще и Хейли. Это уже не только вы и Сэм.
– Я знаю.
– Сэм достоин того, чтобы вы рассказали ему ту горькую правду, которой только что поделились со мной.
Вот черт! Нет уж, кому-кому, а Сэму она откроется в последнюю очередь.
– Если он об этом узнает, то здорово разозлится. И на меня, и на Джанин. Я не могу…
– Может быть, Джанин заслуживает того, чтобы на нее рассердились. Ей не стоило вот так играть с самим Господом.
– Она поступила так только из-за того, что очень меня любит, – вступилась за сестру Мэри-Лу. – Кстати, она, наверное, единственный, кроме Хейли, человек на этой планете, который любит меня!
– И все же это именно она сделала все так, что бы вы не смогли нормально жить со своим мужем. А знаете, почему вы так несчастливы? Вас угнетает бремя вашего обмана.
Его слова больно ранили ее в самое сердце, и Мэри-Лу чуть было не расплакалась снова. Обман!
– Вы, наверное, считаете меня ужасной женщиной, да? Господи, и вы не ошибаетесь!
– Я думаю, что вы самая обыкновенная женщина, – произнес он своим мелодичным голосом. – А ошибки все люди в жизни делают. Только не все пытаются их исправить. Не всем удается отказаться от алкоголя и не пить столько времени, как это получается у вас. Не все любят своих детей так искренне и горячо, как это делаете вы. Далеко не каждый мог бы подружиться с сумасшедшим соседом, по возможности помогать ему и посвящать свое свободное время. И не каждый в наше сложное время смог бы дружить с человеком, не обращая внимания на цвет его кожи и арабское имя.
Он перечислял ее добродетели, но только – господи! – не ошибался ли он насчет ее последнего положительного качества?
– Алисса чернокожая, – вдруг заявила Мэри-Лу, наверное, для того, чтобы он понял, насколько ужасно она себя сейчас чувствует. – Я вам этого еще не говорила?
Он чуть заметно нахмурился:
– Алисса?
– Ну да, та женщина, по которой страдает Сэм. После того как я с ней познакомилась, я наговорила про нее много всяких гадостей. Она такая красивая и стройная, а я – толстуха. И он встречался с ней не просто ради секса, – уточнила миссис Старретт. – Он собирался жениться на ней, а это уже безумие какое-то.
Ибрагим задумался:
– Потому что он белый, а она нет?
– А вам не кажется, что это было бы жестоко по отношению к их детям? К какому бы миру они принадлежали?
– В последний раз, когда я проверял, мир был един, – возразил Ибрагим.
– Это неправда, – начала спорить Мэри-Лу. – И вам это хорошо известно. Вот вы, например, не захотели поехать на собрание в незнакомый для вас район города, потому что там бы вы не чувствовали себя спокойно. Зато, я уверена, есть и такие районы, куда бы вы могли пойти, но где бы я, напротив, не могла чувствовать себя в безопасности.
– И только из-за этого вы не стали бы строить счастливую жизнь?
– Ну а что получилось бы, если бы у них родился сын? – продолжала Мэри-Лу. – Как бы Сэм стал воспитывать чернокожего сына? И как будет ощущать себя этот сын, если его не допустят в мир отца, в мир белых людей? Вы сами знаете, что чернокожему в Америке приходится трудней, чем белому. Надеюсь, вы не станете это отрицать?
– Значит, вы полагаете, что лучше просто не иметь нормальной жизни и чудесных детей, таких как Хейли, чем пытаться изменить этот жестокий мир и сделать его счастливым местом, где все чувствовали бы себя спокойно.
– Изменить? – хмыкнула Мэри-Лу. – Как будто это можно сделать за одну человеческую жизнь.
– Ну, тогда, может быть, всему цветному населению Америки имеет смысл больше не рожать детей, поскольку им будет трудней пробиться в жизни, чем детям белых граждан? А как же Хейли? – спросил Ибрагим. – Разве вы уже не нагрузили ее собственным бременем? Алкоголизм может передаваться по наследству. Я уверен, что вам это хорошо известно. И вы, возможно, уже наградили дочь таким «подарком». Точно также и моему сыну – если бы он был – пришлось бы столкнуться со сложностями в жизни.
Мэри-Лу снова, заплакала. Это нечестно! Хейли тут совершенно ни при чем. Не нужно было ему вспоминать о ней. Но при всем этом миссис Старретт понимала, что Ибрагим прав.
– Мне вообще не нужно было рожать ее, – всхлипнула женщина. – Я понимаю.
– Но это уже произошло. – Ибрагим поднялся со ступенек и снова принялся работать граблями, но на этот раз движения его были резкими и отрывистыми. – Поэтому найдите в себе силы и примите всю ответственность за случившееся. Будьте честны и перед собой, и перед Сэмом. И посмотрите, что из этого получится. Может быть, у вас появится шанс начать все заново. Может быть, если вы постараетесь понять его и начнете воспринимать своего мужа целиком, а не частями, ваши отношения наладятся. И тогда вы полюбите его по-настоящему, а он – вас. Вас честную. Ту, которую вижу я. А не ту обманщицу, которая живет в его доме и все время ежится от страха и стыда.
О боже! Ведь он опять был прав! Ее действительно переполняли стыд и страх.
– А вдруг он выгонит меня?
– А вдруг нет?
– Да, но вдруг он прогонит меня? Или сам уйдет из дома? – Ей было очень важно знать ответы на все вопросы. – Вы мне поможете? Мне очень нужно убедиться в том, что вы станете помогать мне, Ибрагим. И еще я хочу, чтобы вы стали моим куратором. Мне нужно быть уверенной, что у меня есть человек, к которому я могу обратиться за помощью в трудную минуту. Такой человек, которому я смогу доверять. Пожалуйста, я очень вас прошу.
Он перестал работать и замер. Потом открыл рот, но, так ничего и не сказав, снова закрыл его. Покачал головой и снова взялся за грабли.
– Нет, я не могу быть вашим куратором. Нет. Простите.
– Но почему?
Он только покачал головой.
И тогда она заговорила обиженным голосом, как маленькая девочка:
– Это, наверное, потому, что вы презираете меня после всего, что я вам успела сегодня рассказать.
Он засмеялся.
– Нет, я вовсе не презираю вас.
– Тогда почему? – Она не поверила ему.
Ибрагим посмотрел на нее и вздохнул:
– А вам действительно так важно знать причину?
– Да, – кивнула Мэри-Лу.
Он отставил грабли в сторону и протянул ей ладонь:
– Подойдите ближе.
Мэри-Лу в ту же секунду встала со ступенек и охотно приблизилась к садовнику. Потом взяла его за руку.
– Не надо грустить, – начал он. – Сегодня отличный день, чтобы начать все заново, чтобы изменить в себе и в своей жизни все, что вам не нравится. Поэтому не надо больше плакать, хорошо, малышка? Договорились?
Он привлек ее к себе и обнял. Мэри-Лу прижалась к нему всем телом, положив подбородок ему на плечо, на мягкую ткань его футболки. Она почувствовала, что он прильнул щекой к ее макушке.
– Я так рада слышать, что вы не презираете меня, – прошептала женщина, поднимая голову и глядя ему в глаза. – Но только я не понимаю…
И в этот момент Ибрагим поцеловал ее.
Она едва успела сообразить, что он делает, увидела, как заблестели его глаза, как он нагнул голову и…
Его губы оказались удивительно мягкими и имели приятный экзотический вкус. Его борода и усы оказались вовсе не жесткими – не сравнить с двухдневной щетиной Сэма.
Этот поцелуй напомнил ей самого Ибрагима – такой же мягкий, но вместе с тем уверенный. Садовник точно знал, что и как он должен делать. Поцелуй затянулся, а его руки скользили по ее спине вверх и вниз, словно ему хотелось еще тесней прижать женщину к себе.
Мэри-Лу словно таяла изнутри. Она чувствовала, как приятно замирает ее сердце. Именно этого так долго и не хватало ей в ее несчастной жизни.
Мужчины, который ей так нравился и который при этом сгорал от страсти к ней. Об этом Мэри-Лу мечтала давно.
Плохо только то, что он был чернокожим. Или коричневым. Одним словом, не белым, это уж точно.
Хотя какая разница, кто из них белый, а кто нет? Если еще учесть, что при этом у них закрыты глаза и они целуются?
Это заметно, наверное, только тем, кто наблюдает за ними со стороны.
Мэри-Лу отпрянула, и он тут же отпустил ее. Она стояла и молча смотрела на него, словно не понимая, что происходит.
Он поцеловал ее. И она ответила на этот поцелуй.
И, более того, ей снова хотелось поцеловать его.
Она опустила глаза и отвернулась. У нее кружилась голова.
– Вот почему я не должен становиться вашим куратором, – произнес он своим нежным мелодичным голосом. – Мои чувства к вам переросли просто дружбу. Поэтому, как вы сами понимаете, было бы неправильно, если бы я давал вам советы и направлял вас на путь истинный. И я не посмел бы воспользоваться вашим ко мне доверием, Мэри-Лу. Вам нужен такой куратор, у которого нет корыстных мотивов относительно вас.
Он работал на участке по соседству с домом лейтенанта-коммандера Паолетти и его невесты Келли Эштон. Ибрагим убирал граблями сухие листья и траву из заросшего сада возле старенького покосившегося дома, на котором виднелась вывеска «Продается».
Он сразу же увидел Мэри-Лу и, как только машина затормозила, вышел на улицу, чтобы встретить женщину. В глазах его читались одновременно удивление и озабоченность.
Нет, она ни за что не расплачется. Она не расплачется!
– У вас есть свободная минутка? – крикнула она из машины, стараясь, чтобы голос ее звучал бодро и жизнерадостно, а не так, словно весь мир вокруг нее уже начал рушиться.
Ибрагим оглянулся на сад, в котором только что работал, потом посмотрел на женщину. Она тут же заставила себя улыбнуться. Впрочем, сейчас ей было несложно это сделать, ведь она улыбалась клиентам все утро, пока находилась на работе.
Ибрагим подошел к машине и нагнулся, чтобы проверить, захватила ли Мэри-Лу с собой Хейли.
– Она еще у няньки, – пояснила Мэри-Лу. – И днем там поспит, я договорилась. А вы не могли бы устроить себе небольшой перерыв? Я хочу вам кое-что сообщить.
– Может, я буду работать, и одновременно мы с вами побеседуем? Надеюсь, вы не станете возражать против этого? – предложил садовник. – У меня, к сожалению, очень много работы, и я должен закончить ее к вечеру.
– Что вы! Конечно, я ничего не имею против, – тут же согласилась миссис Старретт.
– Откуда вы знали, где меня можно найти? – поинтересовался Ибрагим, когда они шли по лужайке назад к дому.
– Я ничего не знала, – призналась она. Садовник снова взялся за грабли и принялся работать. Некоторые растения оказывались еще живыми, и он бережно обходил их, как, впрочем, и любую живность, встречавшуюся у него на пути. – Я догадалась. Я очень рассчитывала вас найти и ни на минуту не теряла надежды. Мне… Мне кажется, что мой муж хочет со мной развестись. – Голос ее предательски задрожал, но ей удалось сдержаться и не расплакаться. – Сегодня утром он сказал, что нам нужно будет сесть рядом и серьезно поговорить. Но только чуть позже, после того, как уедет президент Брайант.
Хотя Мэри-Лу не плакала, но ее голос звучал так, словно она готова была разрыдаться в любую секунду.
Ибрагим вздохнул и прислонил грабли к стене дома. Потом взял женщину за руку и подвел к крыльцу, где они оба уселись на ступеньки.
– Мне очень неприятно слышать это. – Садовник печально покачал головой. – Но, с другой стороны, мне кажется, что в этом есть и что-то хорошее. По крайней мере, вы все обсудите и выясните, как вам жить дальше.
– Вы же говорили, что вам нужно работать, – вспомнила Мэри-Лу, глядя на его руку, которая все еще держала ее ладонь. Ее пальцы казались слишком бледными на фоне его темной кожи.
– Но это не настолько важно, как то, что вам сейчас нужно выговориться, и чтобы при этом я внимательно слушал вас, верно? – В его улыбке смешались доброта и грусть. Ей пришлось отвернуться и часто-часто моргать, чтобы остановить навернувшиеся на глаза слезы. – Скажите мне, а почему вы решили, что ваш муж так серьезно настроен на развод? Его зовут Сэм, если не ошибаюсь?
Мэри-Лу кивнула:
– Его настоящее имя Роджер, но все называют его Сэмом, – пояснила она и подумала: «А кому какое дело, как его называют?» Весь мир может рухнуть в один момент. – Он сказал мне, что несчастлив, и еще добавил, что знает, будто я тоже несчастлива.
– А это правда?
– Да, – вынуждена была признаться миссис Старретт. – Я несчастная женщина. И вам это известно лучше, чем кому-либо другому.
– А вы хотите развестись с ним? – продолжал Ибрагим. – Нет!
Он аккуратно убрал свою ладонь.
– Но что же получается? Вы несчастны и все же не хотите разводиться, хотя знаете, что он настаивает именно на этом.
– Просто я не трахаюсь на стороне, как это делает он. – Мэри-Лу произнесла эти неприятные слова вслух, хотя понимала, что это не так. Она поверила Сэму, когда тот сказал ей, что после свадьбы не спал с Алиссой.
Но жестокая правда была в том, что он по-прежнему хотел быть с Алиссой. Он все так же мечтал об этой женщине. Он постоянно думал о ней. Когда он спал с Мэри-Лу, он закрывал глаза и представлял себе, что рядом с ним лежит Алисса Локке. Он никогда не забывал те чудесные времена. И миссис Старретт знала это.
– Он уже много месяцев не прикасается ко мне, – призналась она. – Но даже если он и не изменяет мне, то выходит, что он предпочитает вообще обходиться без секса, чем спать со мной. – От одной этой мысли можно было сойти с ума. На этот раз Мэри-Лу уже не могла сдержаться, и слезы покатились у нее по щекам. – Неужели я и в самом деле такая уродина?
Но Ибрагим отрицательно помотал головой:
– Может быть, он не хочет притрагиваться к вам потому, что знает, что вы его не любите?
– Но я его люблю! – Как только она это сказала, то сразу же поняла: это ложь. – Вернее, любила. Во всяком случае, я так думала. Господи, он так изменился с того дня, когда мы с ним познакомились. Наверное, мне не стоит этому удивляться. Ну хотя бы потому, что в те дни мы только и делали, что напивались до одури и занимались сексом. Теперь мы позабыли и о том, и о другом. Разве не странно, что у нас с ним вообще не осталось ничего общего? Я ненавижу те фильмы и книги, которые любит он. А он начинает злобно сверкать глазами, как только я завожу разговор о домашних делах или, например, о ремонте. Правда, мы оба любим послушать музыку в стиле «кантри». Но я боюсь ходить в бар: опасаюсь, что не устою перед соблазном и напьюсь, так что мне и потанцевать-то негде. Хотя Сэма сейчас вообще не заставишь танцевать. Он стал раздражительным, злым и еще… каким-то мрачным. Когда мы с ним познакомились, он был чудо-парнем, веселым, жизнерадостным и компанейским. Он постоянно шутил, любил от души похохотать. А эта его знаменитая улыбка! Она могла свести с ума кого угодно… Теперь он другой. Он совсем не такой, каким был раньше. Иногда меня жутко это пугает.
Ибрагим бросил на нее быстрый взгляд:
– Он вас бьет?
– Нет, что вы! Он скорее умрет, чем ударит женщину, – тут же ответила Мэри-Лу. – Просто ему… приходилось видеть ужасные вещи. Ну, вы меня понимаете, я имею в виду войну с террористами. И он сражается на ней уже давно, еще до событий одиннадцатого сентября. Я ничего не хочу слышать о его работе, да это и хорошо, потому что ему нельзя о ней распространяться. Но когда он все же может чем-то поделиться со мной, я просто не слушаю его. Я не хочу знать ничего об ужасах войны. Я хочу, чтобы мой муж был веселым и все время улыбался. Я хочу, чтобы он снова стал тем беззаботным парнем, каким был в момент нашей первой встречи. Я не хочу видеть его таким угрюмым и думать, что он вот-вот расплачется.
– Но вы выходили замуж не только из-за его улыбок и смеха, а из-за чего-то гораздо большего, – негромко произнес Ибрагим. – Вы выходили замуж за человека. А смех – это лишь маленькая часть любого человека.
– Это уж точно. – Она подтянула колени к груди и уткнулась в них подбородком. – Я всегда думала, что Сэм знает нечто такое, чего не хочет мне рассказывать. От этого становилось страшно. Но раньше такое положение дел мне даже нравилось. Когда «морские котики» заходили в бар, все смотрели на них не просто с уважением, а с каким-то благоговением. Все. И девушки, и парни. И вот я подумала, что, если смогу выйти замуж за такого мужчину, я сама стану избранной. Я думала: господи, как это, наверное, восхитительно – провести всю свою жизнь с таким вот героем! И тогда я решила, что, если мне удастся заставить Сэма жениться на мне, я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы он никогда от меня не ушел. Я всегда была бы особенной, а рядом со мной всегда был бы мужчина, который бы обо мне заботился. И мне не пришлось бы больше ни о чем волноваться…
Мэри-Лу вытерла нос влажным рукавом:
– Я очень хороша в постели. Да, это так. – Она печально усмехнулась. – По крайней мере, так считалось раньше. Я почему-то решила, что, если затащу Сэма в постель, он уже ни за что меня не бросит. И вот когда он начал разговор о том, что наши отношения должны прерваться, я… я просто перепугалась и не знала, как поступить.
Господи Всемогущий! Неужели она собралась рассказать Ибрагиму всю историю до конца?
– Моя сестра Джанин, она сейчас живет во Флориде, так вот, она подговорила меня… – Мэри-Лу вздохнула. Ей нужно было выговориться. Ей нужно было обязательно признаться в своем обмане хоть кому-нибудь, а Ибрагиму она доверяла больше, чем всем остальным людям, вместе взятым. – Так вот, Джанин сказала, что, если я забеременею, Сэм обязательно на мне женится. Он ведь честный мужчина. Ну, и тогда будет моим уже навсегда. И никогда меня не бросит. И она вручила мне коробочку с презервативами, которыми мы должны были пользоваться в следующий раз, когда Сэм придет ко мне. Я-то знала, что все это значит, хотя сделала вид, будто ничего не понимаю. Прикинулась дурочкой. Ведь Джанин что-то сделала с этими презервативами, чтобы они не сработали, как положено. И он действительно потом женился на мне, и мне очень стыдно оттого, что я все это время знала, что все должно было быть именно так. Ну, чтобы я забеременела против его воли. И вот теперь, как мне кажется, меня наконец настигло наказание за обман. Я несчастная женщина. Я ненавижу свою жизнь. Я замужем за человеком, который меня не любит, который, впрочем, никогда меня и не любил. Я уловкой вынудила его жениться на себе, а теперь он все равно от меня уходит.
Ибрагим молчал, и Мэри-Лу закрыла глаза. Она боялась взглянуть на него, ей было страшно – а вдруг и он теперь возненавидит ее за такую откровенность? Хотя он имел на это полное право, а Мэри-Лу ничего особенного собой и не представляла. Жалкая, презренная неудачница. И она молилась про себя, чтобы он произнес сейчас хоть слово.
– Мне думается, что человек, который берет полную ответственность за свои поступки, такой человек никогда просто так вас не бросит, – наконец заговорил Ибрагим. – Ну, если, конечно, вам интересно узнать мое мнение на этот счет…
– Конечно! – Она рискнула и открыла глаза. Он не улыбался, но его глаза не были ни злыми, ни даже просто недовольными – такими, как они стали при беседе с его братьями. Более того, его взгляд сейчас был полон грусти и сострадания.
– Вы запутались, – продолжал Ибрагим, но и эти слова он произнес без злости. – Но не забывайте, что в ваших отношениях теперь участвует еще и Хейли. Это уже не только вы и Сэм.
– Я знаю.
– Сэм достоин того, чтобы вы рассказали ему ту горькую правду, которой только что поделились со мной.
Вот черт! Нет уж, кому-кому, а Сэму она откроется в последнюю очередь.
– Если он об этом узнает, то здорово разозлится. И на меня, и на Джанин. Я не могу…
– Может быть, Джанин заслуживает того, чтобы на нее рассердились. Ей не стоило вот так играть с самим Господом.
– Она поступила так только из-за того, что очень меня любит, – вступилась за сестру Мэри-Лу. – Кстати, она, наверное, единственный, кроме Хейли, человек на этой планете, который любит меня!
– И все же это именно она сделала все так, что бы вы не смогли нормально жить со своим мужем. А знаете, почему вы так несчастливы? Вас угнетает бремя вашего обмана.
Его слова больно ранили ее в самое сердце, и Мэри-Лу чуть было не расплакалась снова. Обман!
– Вы, наверное, считаете меня ужасной женщиной, да? Господи, и вы не ошибаетесь!
– Я думаю, что вы самая обыкновенная женщина, – произнес он своим мелодичным голосом. – А ошибки все люди в жизни делают. Только не все пытаются их исправить. Не всем удается отказаться от алкоголя и не пить столько времени, как это получается у вас. Не все любят своих детей так искренне и горячо, как это делаете вы. Далеко не каждый мог бы подружиться с сумасшедшим соседом, по возможности помогать ему и посвящать свое свободное время. И не каждый в наше сложное время смог бы дружить с человеком, не обращая внимания на цвет его кожи и арабское имя.
Он перечислял ее добродетели, но только – господи! – не ошибался ли он насчет ее последнего положительного качества?
– Алисса чернокожая, – вдруг заявила Мэри-Лу, наверное, для того, чтобы он понял, насколько ужасно она себя сейчас чувствует. – Я вам этого еще не говорила?
Он чуть заметно нахмурился:
– Алисса?
– Ну да, та женщина, по которой страдает Сэм. После того как я с ней познакомилась, я наговорила про нее много всяких гадостей. Она такая красивая и стройная, а я – толстуха. И он встречался с ней не просто ради секса, – уточнила миссис Старретт. – Он собирался жениться на ней, а это уже безумие какое-то.
Ибрагим задумался:
– Потому что он белый, а она нет?
– А вам не кажется, что это было бы жестоко по отношению к их детям? К какому бы миру они принадлежали?
– В последний раз, когда я проверял, мир был един, – возразил Ибрагим.
– Это неправда, – начала спорить Мэри-Лу. – И вам это хорошо известно. Вот вы, например, не захотели поехать на собрание в незнакомый для вас район города, потому что там бы вы не чувствовали себя спокойно. Зато, я уверена, есть и такие районы, куда бы вы могли пойти, но где бы я, напротив, не могла чувствовать себя в безопасности.
– И только из-за этого вы не стали бы строить счастливую жизнь?
– Ну а что получилось бы, если бы у них родился сын? – продолжала Мэри-Лу. – Как бы Сэм стал воспитывать чернокожего сына? И как будет ощущать себя этот сын, если его не допустят в мир отца, в мир белых людей? Вы сами знаете, что чернокожему в Америке приходится трудней, чем белому. Надеюсь, вы не станете это отрицать?
– Значит, вы полагаете, что лучше просто не иметь нормальной жизни и чудесных детей, таких как Хейли, чем пытаться изменить этот жестокий мир и сделать его счастливым местом, где все чувствовали бы себя спокойно.
– Изменить? – хмыкнула Мэри-Лу. – Как будто это можно сделать за одну человеческую жизнь.
– Ну, тогда, может быть, всему цветному населению Америки имеет смысл больше не рожать детей, поскольку им будет трудней пробиться в жизни, чем детям белых граждан? А как же Хейли? – спросил Ибрагим. – Разве вы уже не нагрузили ее собственным бременем? Алкоголизм может передаваться по наследству. Я уверен, что вам это хорошо известно. И вы, возможно, уже наградили дочь таким «подарком». Точно также и моему сыну – если бы он был – пришлось бы столкнуться со сложностями в жизни.
Мэри-Лу снова, заплакала. Это нечестно! Хейли тут совершенно ни при чем. Не нужно было ему вспоминать о ней. Но при всем этом миссис Старретт понимала, что Ибрагим прав.
– Мне вообще не нужно было рожать ее, – всхлипнула женщина. – Я понимаю.
– Но это уже произошло. – Ибрагим поднялся со ступенек и снова принялся работать граблями, но на этот раз движения его были резкими и отрывистыми. – Поэтому найдите в себе силы и примите всю ответственность за случившееся. Будьте честны и перед собой, и перед Сэмом. И посмотрите, что из этого получится. Может быть, у вас появится шанс начать все заново. Может быть, если вы постараетесь понять его и начнете воспринимать своего мужа целиком, а не частями, ваши отношения наладятся. И тогда вы полюбите его по-настоящему, а он – вас. Вас честную. Ту, которую вижу я. А не ту обманщицу, которая живет в его доме и все время ежится от страха и стыда.
О боже! Ведь он опять был прав! Ее действительно переполняли стыд и страх.
– А вдруг он выгонит меня?
– А вдруг нет?
– Да, но вдруг он прогонит меня? Или сам уйдет из дома? – Ей было очень важно знать ответы на все вопросы. – Вы мне поможете? Мне очень нужно убедиться в том, что вы станете помогать мне, Ибрагим. И еще я хочу, чтобы вы стали моим куратором. Мне нужно быть уверенной, что у меня есть человек, к которому я могу обратиться за помощью в трудную минуту. Такой человек, которому я смогу доверять. Пожалуйста, я очень вас прошу.
Он перестал работать и замер. Потом открыл рот, но, так ничего и не сказав, снова закрыл его. Покачал головой и снова взялся за грабли.
– Нет, я не могу быть вашим куратором. Нет. Простите.
– Но почему?
Он только покачал головой.
И тогда она заговорила обиженным голосом, как маленькая девочка:
– Это, наверное, потому, что вы презираете меня после всего, что я вам успела сегодня рассказать.
Он засмеялся.
– Нет, я вовсе не презираю вас.
– Тогда почему? – Она не поверила ему.
Ибрагим посмотрел на нее и вздохнул:
– А вам действительно так важно знать причину?
– Да, – кивнула Мэри-Лу.
Он отставил грабли в сторону и протянул ей ладонь:
– Подойдите ближе.
Мэри-Лу в ту же секунду встала со ступенек и охотно приблизилась к садовнику. Потом взяла его за руку.
– Не надо грустить, – начал он. – Сегодня отличный день, чтобы начать все заново, чтобы изменить в себе и в своей жизни все, что вам не нравится. Поэтому не надо больше плакать, хорошо, малышка? Договорились?
Он привлек ее к себе и обнял. Мэри-Лу прижалась к нему всем телом, положив подбородок ему на плечо, на мягкую ткань его футболки. Она почувствовала, что он прильнул щекой к ее макушке.
– Я так рада слышать, что вы не презираете меня, – прошептала женщина, поднимая голову и глядя ему в глаза. – Но только я не понимаю…
И в этот момент Ибрагим поцеловал ее.
Она едва успела сообразить, что он делает, увидела, как заблестели его глаза, как он нагнул голову и…
Его губы оказались удивительно мягкими и имели приятный экзотический вкус. Его борода и усы оказались вовсе не жесткими – не сравнить с двухдневной щетиной Сэма.
Этот поцелуй напомнил ей самого Ибрагима – такой же мягкий, но вместе с тем уверенный. Садовник точно знал, что и как он должен делать. Поцелуй затянулся, а его руки скользили по ее спине вверх и вниз, словно ему хотелось еще тесней прижать женщину к себе.
Мэри-Лу словно таяла изнутри. Она чувствовала, как приятно замирает ее сердце. Именно этого так долго и не хватало ей в ее несчастной жизни.
Мужчины, который ей так нравился и который при этом сгорал от страсти к ней. Об этом Мэри-Лу мечтала давно.
Плохо только то, что он был чернокожим. Или коричневым. Одним словом, не белым, это уж точно.
Хотя какая разница, кто из них белый, а кто нет? Если еще учесть, что при этом у них закрыты глаза и они целуются?
Это заметно, наверное, только тем, кто наблюдает за ними со стороны.
Мэри-Лу отпрянула, и он тут же отпустил ее. Она стояла и молча смотрела на него, словно не понимая, что происходит.
Он поцеловал ее. И она ответила на этот поцелуй.
И, более того, ей снова хотелось поцеловать его.
Она опустила глаза и отвернулась. У нее кружилась голова.
– Вот почему я не должен становиться вашим куратором, – произнес он своим нежным мелодичным голосом. – Мои чувства к вам переросли просто дружбу. Поэтому, как вы сами понимаете, было бы неправильно, если бы я давал вам советы и направлял вас на путь истинный. И я не посмел бы воспользоваться вашим ко мне доверием, Мэри-Лу. Вам нужен такой куратор, у которого нет корыстных мотивов относительно вас.