Страница:
— Нет. Просто… вид крови. — Она вздрогнула всем телом. — Пока я не смотрю на нее, со мной все в порядке.
— Так не смотрите. Вы побелели, как девонский песок. — Он поднялся на ноги. — Полежите здесь спокойно, а я тем временем схожу и посмотрю, что имеется у меня в домашней аптечке. Я моментально вернусь.
Только после того как он ушел, Эвелине пришло в голову, что он не поинтересовался, почему она лежит в таком состоянии на полу в его библиотеке. Большинство мужчин потребовали бы объяснений. По крайней мере ее появление не оставило бы их равнодушными. Но она вовремя вспомнила, что Джастина Пауэлла трудно вывести из равновесия.
Она окинула взглядом библиотеку, представляющую собой небольшую комнату, где царил рабочий беспорядок. Именно такую ей хотелось бы иметь в своем распоряжении. Пара глубоких кожаных кресел была развернута к книжным полкам, занимающим всю стену до потолка, рядом с которыми находилась металлическая стремянка на колесах. В противоположном углу стоял письменный стол, освещенный солнцем, проникающим сквозь отныне постоянно открытое окно, выходящее на восток.
Скосив глаза, она попыталась прочесть через очки названия книг на полках и тут услышала шаги возвращающегося Джастина. Мгновение спустя он вошел в дверь с подносом в руках, на котором лежали всякие медицинские принадлежности: тазик с водой, ножницы, какой-то коричневый флакон, бинт и салфетка.
Не теряя времени на соблюдение правил приличия, он опустился на колени и принялся отрезать на пять дюймов выше колена правую штанину спортивных брюк ее племянника. Отрезанный кусок ткани он выбросил в корзину Для мусора.
— Я немножко помою вас, — произнес он, окуная в воду салфетку.
Прежде чем она успела ему ответить, он принялся промокать влажной салфеткой рану. Она затаила дыхание и стала храбро рассматривать обшивку стен.
— Какое красивое дерево, — вымолвила она высоким слабым голоском.
— Вишня, — рассеянно пояснил он.
Когда теплая вода просочилась в порез, она поморщилась.
— Вы уверены, что рана неглубокая?
— Абсолютно уверен.
Порез защипало. Она шумно втянула в себя воздух.
— А кажется, будто я порезалась до кости. Может, вы просто не говорите мне, боясь испугать? Скажите, не скрывая, я выдержу.
— Вы, конечно, худенькая, но до кости еще далеко, — ответил он, выбрасывая использованную салфетку следом за отрезанной штаниной. — Вот и все. Чисто и опрятно. Можете сами убедиться.
— Нет уж, благодарю покорно. Если вы будете так любезны и дадите мне бинт, то я сама смогу забинтовать рану, — заявила она, с трудом пытаясь подняться и сесть, но он остановил ее. Его большая рука легла на ее плечо и, чуть надавив, заставила ее снова лечь.
— Ни в коем случае, моя дорогая, — бодрым тоном заверил он. — А кроме того, надо всегда доводить до конца то, что начал. По крайней мере так учила меня моя старенькая бабушка.
Она искренне поблагодарила его. Не любила она проявлять храбрость, когда речь шла о крови.
— Лежите, отдыхайте и постарайтесь думать о чем-нибудь другом. Уж я-то знаю, — уверил он ее и добавил, как будто последующая мысль только что пришла ему в голову: — Кстати, не расскажете ли мне, почему вы вломились в мой дом?
— Вломилась? А, вы вот о чем. Тот несносный человек, который открывает входную дверь, пытался убедить меня, что вас нет дома. Поскольку мне было необходимо вас видеть, у меня не оставалось иного выбора, кроме как воспользоваться альтернативным путем.
— Беверли сказал вам, что меня нет дома? Какой предосудительный поступок! — заметил Джастин. — Полагаю, у вас нашлись веские основания, чтобы не поверить ему?
— Разумеется, — ответила она. — Я вас видела.
— Видели меня? — удивился Джастин. Он открыл коричневый флакон, извлек из него маленькую стеклянную палочку и осторожно провел ею вдоль пореза.
— Ой! — пискнула Эвелина, отпрянув назад и сердито глядя на него с видом человека, которого предали. — Вы сделали мне больно!
Он скорчил извиняющуюся мину.
— Извините. Карболовая кислота обеззараживает. Надо было предупредить, что немного пощиплет.
— Да уж, — пробормотала Эвелина.
— Все почти закончено. Остается немного перебинтовать, и вы будете в полном порядке. Ну а теперь рассказывайте дальше, — предложил он, разматывая льняной бинт. — Вы остановились на том, что шпионили за мной и узнали, что я дома, и, таким образом, догадались, что Беверли — лживый негодяй, в чем я не сомневаюсь. Где вы меня видели?
— Здесь, через окно.
— Понятно, — кивнул Джастин. — И поэтому, когда вам сказали, что меня нет дома, вы не поверили словам негодяя Беверли и решили обогнуть дом, взобраться на стенку и заглянуть в окно. Весьма смелое решение.
Эвелина нахмурилась.
— Когда вы говорите, звучит так, словно я вторглась в вашу личную жизнь.
— Нет, нет, — любезно возразил Джастин. — Я сказал бы, что вторжение в личную жизнь началось тогда, когда вы вломились в дом… А до того момента я назвал бы ваше поведение просто… проявлением любопытства. Да, пожалуй, самое подходящее определение.
Она не смогла уловить в его тоне ни капельки сарказма, хотя он там, несомненно, присутствовал. И еще она чувствовала, что ситуация его забавляет. Она припомнила все, что слышала о нем за все прошедшие годы.
Эксцентричный. Отшельник. Умный. Невозмутимый. Некоторые считали его невнимательным, другие называли его рассеянным. Очевидно, ни те, ни другие не бывали с ним подолгу, потому что не сумели понять, что под его приятной любезностью скрывался очень острый ум.
— Но что именно вызвало ваше любопытство? — спросил он.
— Мне абсолютно необходимо поговорить с вами, — ответила она.
— Со мной? Я польщен. Молодые девушки редко бывают такими предприимчивыми. И такими настойчивыми. — Он отрезал кусок бинта и, на ощупь обмотав его вокруг бедра, закрепил кусочком пластыря. Потом полюбовался своей работой. — Боюсь, что медицина много потеряла, оттого что я не стал медиком.
Эвелина усмехнулась. Джастин явно знал, как уговорить девушку.
Он поднялся на ноги с кошачьей грацией, и ей вспомнилась другая сцена: длинный коридор, время после полуночи, жена другого мужчины, комната другого мужчины. Тогда она встретилась с ним впервые, и он показался ей настоящим джентльменом, без малейшей чопорности. Сейчас, вновь поддавшись его несомненному обаянию и увидев, как он движется с той же плавной грацией, она вдруг сразу все вспомнила.
Он был настоящим распутником.
Правда, она ничуть не боялась, что ей угрожает опасность стать объектом каких-нибудь романтических поползновений с его стороны. Видит Бог, ничуть! Зато она была способна понять, почему другим женщинам так трудно перед ним устоять.
И сейчас, когда она все о нем вспомнила, ей показалось странным, что с той ночи она не слышала о Джастине никаких пикантных историй. Возможно, пикантные истории рассказывают только о неопытных повесах, тех, которых застают, так сказать, на месте преступления…
Эвелина судорожно глотнула воздух от неожиданности, когда он наклонился и взял ее на руки. Она покраснела, испугавшись, что он прочитал ее мысли.
— Можете поставить меня на пол, я вполне смогу ходить.
— Конечно, сможете, если захотите, — отозвался он тоном, каким разговаривают с непослушным ребенком.
Однако он не остановился, а прошествовал по узкому, застеленному ковром коридору, направляясь куда-то в глубь своего лондонского особняка.
— Но зачем вам идти самой? Донести вас на руках — самое меньшее, что я могу предложить в качестве компенсации за то, что в окнах у меня вставлены такие легко бьющиеся низкосортные стекла, а также за то, что держу на работе такого негодяя, как мой дворецкий.
Она пристально вгляделась в его лицо.
— Вы надо мной издеваетесь.
— Нисколько! — запротестовал он. — Я абсолютно серьезен. Я просто благодарен вам за то, что вы безотлагательно не послали за адвокатом ваших родителей, с тем чтобы предъявить мне иск, и хочу выразить свою благодарность, предложив вам стаканчик лимонада. А он находится на кухне. Именно туда я и несу вас.
Черт возьми! Послушав его, она могла бы и впрямь поверить, что имеет моральное право и что он обязан компенсировать ей ущерб. В то же время она отлично знала, что должна извиниться перед ним и упросить его не звонить местному констеблю, который мог отправить ее в тюрьму за вторжение в его дом.
— А кроме того, — продолжал он, — я бы очень хотел узнать, почему вам так необходимо поговорить со мной.
Эвелина помедлила, понимая, что надо бы воспротивиться тому, что он несет ее на руках, но ей было так удобно, что она расслабилась и уютно пристроилась у него на груди, а грудь у него была великолепная, широкая. И теплая под крахмальной белой сорочкой. И пахло от него великолепно: свежим запахом мыла, теплом и чем-то еще, необычайно приятным.
Она закрыла глаза, пытаясь точно определить запахи, и вдруг испытала обрушившуюся на нее целую гамму новых впечатлений: ритмичное покачивание ее тела при каждом его шаге и ее ног в воздухе, его нежное дыхание на своей щеке. Эвелина боялась пошевелиться, впитывая новые восхитительные ощущения.
Она улыбнулась и открыла глаза как раз в тот момент, когда он взглянул на нее и нечаянно сбил подбородком на сторону ее очки. Ей пришлось немного переместиться в его объятиях, чтобы водрузить их на место. Он перехватил ее поудобнее, и его рука скользнула под ее грудную клетку, а пальцы коснулись округлости груди. Его рука сразу же отдернулась, а брови сердито нахмурились.
— Вы ведь не из пансиона миссис Бойл, не так ли? — несколько укоризненно произнес он, посмотрев ей в лицо. Его взгляд скользнул по слегка тонированным стеклам очков, задержался на губах и переместился на пряди темных волос, выбившихся из прически и теперь торчавших в разные стороны, словно щупальца горгоны. — Ну и ну! Да вы вообще не девочка!
— Прошу прощения, — озадаченно пробормотала она.
— Вы женщина!
Ничего себе! Он, видимо, думал, что она… ребенок! Поэтому он и не наказал ее и не вызвал представителей властей и вообще не воспринял ее всерьез! Он подумал, что она из того дурацкого пансиона благородных девиц и что просто проявила какую-то девчоночью шалость!
Эвелина, которая все последние десять лет упорно боролась с предвзятым мнением о себе, создавшимся из-за ее слишком моложавого вида, придавала излишне большое значение отсутствию у нее женственных округлостей и немедленно ощетинивалась, когда ставилась под сомнение ее женская сущность. Так же поступила она и сейчас. Не успев подумать, она заговорила:
— Силы небесные! Вы очень проницательны! Уверена, что с помощью карты вы, возможно, даже способны найти путь до входной двери!
Глава 2
— Так не смотрите. Вы побелели, как девонский песок. — Он поднялся на ноги. — Полежите здесь спокойно, а я тем временем схожу и посмотрю, что имеется у меня в домашней аптечке. Я моментально вернусь.
Только после того как он ушел, Эвелине пришло в голову, что он не поинтересовался, почему она лежит в таком состоянии на полу в его библиотеке. Большинство мужчин потребовали бы объяснений. По крайней мере ее появление не оставило бы их равнодушными. Но она вовремя вспомнила, что Джастина Пауэлла трудно вывести из равновесия.
Она окинула взглядом библиотеку, представляющую собой небольшую комнату, где царил рабочий беспорядок. Именно такую ей хотелось бы иметь в своем распоряжении. Пара глубоких кожаных кресел была развернута к книжным полкам, занимающим всю стену до потолка, рядом с которыми находилась металлическая стремянка на колесах. В противоположном углу стоял письменный стол, освещенный солнцем, проникающим сквозь отныне постоянно открытое окно, выходящее на восток.
Скосив глаза, она попыталась прочесть через очки названия книг на полках и тут услышала шаги возвращающегося Джастина. Мгновение спустя он вошел в дверь с подносом в руках, на котором лежали всякие медицинские принадлежности: тазик с водой, ножницы, какой-то коричневый флакон, бинт и салфетка.
Не теряя времени на соблюдение правил приличия, он опустился на колени и принялся отрезать на пять дюймов выше колена правую штанину спортивных брюк ее племянника. Отрезанный кусок ткани он выбросил в корзину Для мусора.
— Я немножко помою вас, — произнес он, окуная в воду салфетку.
Прежде чем она успела ему ответить, он принялся промокать влажной салфеткой рану. Она затаила дыхание и стала храбро рассматривать обшивку стен.
— Какое красивое дерево, — вымолвила она высоким слабым голоском.
— Вишня, — рассеянно пояснил он.
Когда теплая вода просочилась в порез, она поморщилась.
— Вы уверены, что рана неглубокая?
— Абсолютно уверен.
Порез защипало. Она шумно втянула в себя воздух.
— А кажется, будто я порезалась до кости. Может, вы просто не говорите мне, боясь испугать? Скажите, не скрывая, я выдержу.
— Вы, конечно, худенькая, но до кости еще далеко, — ответил он, выбрасывая использованную салфетку следом за отрезанной штаниной. — Вот и все. Чисто и опрятно. Можете сами убедиться.
— Нет уж, благодарю покорно. Если вы будете так любезны и дадите мне бинт, то я сама смогу забинтовать рану, — заявила она, с трудом пытаясь подняться и сесть, но он остановил ее. Его большая рука легла на ее плечо и, чуть надавив, заставила ее снова лечь.
— Ни в коем случае, моя дорогая, — бодрым тоном заверил он. — А кроме того, надо всегда доводить до конца то, что начал. По крайней мере так учила меня моя старенькая бабушка.
Она искренне поблагодарила его. Не любила она проявлять храбрость, когда речь шла о крови.
— Лежите, отдыхайте и постарайтесь думать о чем-нибудь другом. Уж я-то знаю, — уверил он ее и добавил, как будто последующая мысль только что пришла ему в голову: — Кстати, не расскажете ли мне, почему вы вломились в мой дом?
— Вломилась? А, вы вот о чем. Тот несносный человек, который открывает входную дверь, пытался убедить меня, что вас нет дома. Поскольку мне было необходимо вас видеть, у меня не оставалось иного выбора, кроме как воспользоваться альтернативным путем.
— Беверли сказал вам, что меня нет дома? Какой предосудительный поступок! — заметил Джастин. — Полагаю, у вас нашлись веские основания, чтобы не поверить ему?
— Разумеется, — ответила она. — Я вас видела.
— Видели меня? — удивился Джастин. Он открыл коричневый флакон, извлек из него маленькую стеклянную палочку и осторожно провел ею вдоль пореза.
— Ой! — пискнула Эвелина, отпрянув назад и сердито глядя на него с видом человека, которого предали. — Вы сделали мне больно!
Он скорчил извиняющуюся мину.
— Извините. Карболовая кислота обеззараживает. Надо было предупредить, что немного пощиплет.
— Да уж, — пробормотала Эвелина.
— Все почти закончено. Остается немного перебинтовать, и вы будете в полном порядке. Ну а теперь рассказывайте дальше, — предложил он, разматывая льняной бинт. — Вы остановились на том, что шпионили за мной и узнали, что я дома, и, таким образом, догадались, что Беверли — лживый негодяй, в чем я не сомневаюсь. Где вы меня видели?
— Здесь, через окно.
— Понятно, — кивнул Джастин. — И поэтому, когда вам сказали, что меня нет дома, вы не поверили словам негодяя Беверли и решили обогнуть дом, взобраться на стенку и заглянуть в окно. Весьма смелое решение.
Эвелина нахмурилась.
— Когда вы говорите, звучит так, словно я вторглась в вашу личную жизнь.
— Нет, нет, — любезно возразил Джастин. — Я сказал бы, что вторжение в личную жизнь началось тогда, когда вы вломились в дом… А до того момента я назвал бы ваше поведение просто… проявлением любопытства. Да, пожалуй, самое подходящее определение.
Она не смогла уловить в его тоне ни капельки сарказма, хотя он там, несомненно, присутствовал. И еще она чувствовала, что ситуация его забавляет. Она припомнила все, что слышала о нем за все прошедшие годы.
Эксцентричный. Отшельник. Умный. Невозмутимый. Некоторые считали его невнимательным, другие называли его рассеянным. Очевидно, ни те, ни другие не бывали с ним подолгу, потому что не сумели понять, что под его приятной любезностью скрывался очень острый ум.
— Но что именно вызвало ваше любопытство? — спросил он.
— Мне абсолютно необходимо поговорить с вами, — ответила она.
— Со мной? Я польщен. Молодые девушки редко бывают такими предприимчивыми. И такими настойчивыми. — Он отрезал кусок бинта и, на ощупь обмотав его вокруг бедра, закрепил кусочком пластыря. Потом полюбовался своей работой. — Боюсь, что медицина много потеряла, оттого что я не стал медиком.
Эвелина усмехнулась. Джастин явно знал, как уговорить девушку.
Он поднялся на ноги с кошачьей грацией, и ей вспомнилась другая сцена: длинный коридор, время после полуночи, жена другого мужчины, комната другого мужчины. Тогда она встретилась с ним впервые, и он показался ей настоящим джентльменом, без малейшей чопорности. Сейчас, вновь поддавшись его несомненному обаянию и увидев, как он движется с той же плавной грацией, она вдруг сразу все вспомнила.
Он был настоящим распутником.
Правда, она ничуть не боялась, что ей угрожает опасность стать объектом каких-нибудь романтических поползновений с его стороны. Видит Бог, ничуть! Зато она была способна понять, почему другим женщинам так трудно перед ним устоять.
И сейчас, когда она все о нем вспомнила, ей показалось странным, что с той ночи она не слышала о Джастине никаких пикантных историй. Возможно, пикантные истории рассказывают только о неопытных повесах, тех, которых застают, так сказать, на месте преступления…
Эвелина судорожно глотнула воздух от неожиданности, когда он наклонился и взял ее на руки. Она покраснела, испугавшись, что он прочитал ее мысли.
— Можете поставить меня на пол, я вполне смогу ходить.
— Конечно, сможете, если захотите, — отозвался он тоном, каким разговаривают с непослушным ребенком.
Однако он не остановился, а прошествовал по узкому, застеленному ковром коридору, направляясь куда-то в глубь своего лондонского особняка.
— Но зачем вам идти самой? Донести вас на руках — самое меньшее, что я могу предложить в качестве компенсации за то, что в окнах у меня вставлены такие легко бьющиеся низкосортные стекла, а также за то, что держу на работе такого негодяя, как мой дворецкий.
Она пристально вгляделась в его лицо.
— Вы надо мной издеваетесь.
— Нисколько! — запротестовал он. — Я абсолютно серьезен. Я просто благодарен вам за то, что вы безотлагательно не послали за адвокатом ваших родителей, с тем чтобы предъявить мне иск, и хочу выразить свою благодарность, предложив вам стаканчик лимонада. А он находится на кухне. Именно туда я и несу вас.
Черт возьми! Послушав его, она могла бы и впрямь поверить, что имеет моральное право и что он обязан компенсировать ей ущерб. В то же время она отлично знала, что должна извиниться перед ним и упросить его не звонить местному констеблю, который мог отправить ее в тюрьму за вторжение в его дом.
— А кроме того, — продолжал он, — я бы очень хотел узнать, почему вам так необходимо поговорить со мной.
Эвелина помедлила, понимая, что надо бы воспротивиться тому, что он несет ее на руках, но ей было так удобно, что она расслабилась и уютно пристроилась у него на груди, а грудь у него была великолепная, широкая. И теплая под крахмальной белой сорочкой. И пахло от него великолепно: свежим запахом мыла, теплом и чем-то еще, необычайно приятным.
Она закрыла глаза, пытаясь точно определить запахи, и вдруг испытала обрушившуюся на нее целую гамму новых впечатлений: ритмичное покачивание ее тела при каждом его шаге и ее ног в воздухе, его нежное дыхание на своей щеке. Эвелина боялась пошевелиться, впитывая новые восхитительные ощущения.
Она улыбнулась и открыла глаза как раз в тот момент, когда он взглянул на нее и нечаянно сбил подбородком на сторону ее очки. Ей пришлось немного переместиться в его объятиях, чтобы водрузить их на место. Он перехватил ее поудобнее, и его рука скользнула под ее грудную клетку, а пальцы коснулись округлости груди. Его рука сразу же отдернулась, а брови сердито нахмурились.
— Вы ведь не из пансиона миссис Бойл, не так ли? — несколько укоризненно произнес он, посмотрев ей в лицо. Его взгляд скользнул по слегка тонированным стеклам очков, задержался на губах и переместился на пряди темных волос, выбившихся из прически и теперь торчавших в разные стороны, словно щупальца горгоны. — Ну и ну! Да вы вообще не девочка!
— Прошу прощения, — озадаченно пробормотала она.
— Вы женщина!
Ничего себе! Он, видимо, думал, что она… ребенок! Поэтому он и не наказал ее и не вызвал представителей властей и вообще не воспринял ее всерьез! Он подумал, что она из того дурацкого пансиона благородных девиц и что просто проявила какую-то девчоночью шалость!
Эвелина, которая все последние десять лет упорно боролась с предвзятым мнением о себе, создавшимся из-за ее слишком моложавого вида, придавала излишне большое значение отсутствию у нее женственных округлостей и немедленно ощетинивалась, когда ставилась под сомнение ее женская сущность. Так же поступила она и сейчас. Не успев подумать, она заговорила:
— Силы небесные! Вы очень проницательны! Уверена, что с помощью карты вы, возможно, даже способны найти путь до входной двери!
Глава 2
Джастин поморщился.
— Наверное, я заслужил что-то подобное.
Спиной открыв дверь, он вошел в небольшую кухню, огляделся вокруг и усадил ее на кухонный стул.
— Да, заслужили, — услышал он в ответ.
Эвелина, окинув взглядом повязку на своем бедре, со смешанным, чувством разочарования и облегчения заметила, что на повязке не было ни пятнышка крови. Она чувствовала себя полной дурочкой. Неужели она и впрямь утверждала, что лежит «в луже крови»?
— У вас нет странного ощущения, что нечто такое уже происходило раньше? — спросил он, открывая ледник и доставая оттуда кувшин. Не дожидаясь ответа, он налил два стакана лимонада и протянул ей один из них. — Ваше здоровье, — провозгласил он, чокаясь краем своей кружки с ее кружкой.
Она отпила глоток, исподтишка наблюдая, как он, снова нахмурившись, смотрит на нее испытующим взглядом. С минуты на минуту он мог вспомнить печальные обстоятельства их первой встречи, и еще неизвестно, какова будет тогда его реакция. Несмотря на свой ограниченный опыт, она знала, что мужчины терпеть не могут, когда им напоминают о том, что их когда-то поймали на совершении неблаговидного поступка. Он, возможно, вышвырнет ее вон, прежде чем она успеет объяснить ему причину своего появления здесь.
— Вы спрашивали, почему я явилась сюда, и я готова рассказать вам. — Она опустила очки на кончик носа. — Пять месяцев назад моя тетушка, леди Агата Уайт, сбежала во Францию с одним французом. — Она подождала, пока сказанное до него дойдет.
— Им повезло, что они оказались во Франции, — отреагировал наконец Джастин. — Болван француз по крайней мере знает, где там найти приличные рестораны. — Он помолчал. — Однако так получается не всегда. Однажды, когда я путешествовал по Австрии, моим гидом оказался парень, который ни черта не понимал…
Она вежливо откашлялась.
— Извините. Так о чем вы говорили?
— Сбежала моя тетушка. Француз, с которым она сбежала, не имеет к этому никакого отношения. — Эвелина помедлила, почувствовав, что ее рассказ звучит недостаточно убедительно. Она терпеть не могла, когда говорят неправду. Особенно если человек кривит душой перед самим собой. — Вернее, кое-какое отношение он имеет. Он каким-то непостижимым образом лишил мою тетушку способности рассуждать здраво и заставил ее забыть о чувстве долга перед клиентами.
Заметив, что Джастин удивленно приподнял брови, она пояснила:
— Откровенно говоря, я не могу представить себе, что бы какой-нибудь английский джентльмен смог настолько заворожить леди, что она забыла бы обо всем в своем желании…
Она замолчала, заметив странное выражение, появившееся на его лице, очевидно, потому, что он либо неправильно истолковал употребленное ею слово «желание», либо был не согласен с тем, что английский джентльмен не способен его вызвать.
Возможно, повесы гордятся своими — как это называется — завоеваниями? Может быть, ей нужно заверить его, что он мог бы дать фору любому французу? Или его оскорбило, что она выбрала слово «желание»? Хотя удивительно, если такой ловелас, как он, оказался бы против употребления простого слова «желание». Такое случалось с ней и раньше. Она оскорбляла людей из-за того, что имела пагубное пристрастие к выбору подходящего слова для характеристики чего-нибудь неподходящего. К счастью, Джастина ее слова всего лишь немного ошеломили. К сожалению, ей тоже уже приходилось сталкиваться с такой реакцией.
— Французы, как известно, — мастера добиваться своего обманным путем, не так ли? — спросила она, словно оправдываясь.
— Вот как? — Он, казалось, искренне удивился, и Эвелина кивнула в подтверждение своих слов. — Кто бы мог подумать? Но мы отклонились от темы разговора. Итак, тетушка сбежала и наслаждается обществом своего молодого коварного мужа-француза, а вы… — Он замолчал, ожидая продолжения.
— А я теперь вынуждена взять в свои руки ее бизнес. Она уехала, не сделав никаких распоряжений и никому ни чего не поручив. Я, разумеется, сразу же приняла меры.
— И правильно сделали. Честь и слава любящей племяннице, которая из чувства долга перед семьей бросилась на помощь, — поддержал он ее порыв.
Она пристально вгляделась в его лицо, но, как ни старалась, не могла заметить никаких признаков насмешки над ней. Если даже он и насмехается, то у него выходило так мило, что она не могла не улыбнуться.
— Правильно. Хотя вернее сказать: честь и слава добрым намерениям любящей племянницы, — поправила она. — Однако за хорошо выполненную работу медалей мне не дождаться.
— Вот как? Почему же?
— Потому что… — Эвелина замолчала. Она переходила к самой трудной части разговора. Она еще никогда вслух не давала оценку своей деятельности, и ей очень не хотелось делать это сейчас, особенно потому, что она и сама все еще не могла до конца поверить в случившееся. Она набрала в грудь побольше воздуха. — Потому что я… я…
— Потому что вы… — попытался помочь он. Она закрыла глаза и наконец решилась:
— У меня ничего не получилось.
Вот! Она наконец сказала это вслух. И поскольку признание облегчило душу, а также потому, что Эвелина никогда не останавливалась на полпути, она продолжала:
— У меня не только ничего не получилось, мистер Пауэлл. Даже то, что я сделала, получилось ужасно. — Она почувствовала себя полной неудачницей.
— Я очень сожалею, — заверил он явно сочувственным тоном. — Не сочтите за дерзость, но мне хотелось бы узнать, о чем именно вы говорите?
— «Организация свадеб», фирма Уайт. Не слышали? — спросила она.
Он продолжал смотреть на нее, явно ничего не понимая.
— Тетушка Агата занималась организацией свадебных торжеств. И добилась в подобном деле успеха. Ее услугами пользовались самые знатные люди из великосветского общества. Некоторые даже утверждают, что, если желательно подобающим образом организовать свадьбу, следует поручить организацию фирме Уайт.
«Правда, так утверждали раньше», — подумала она.
— Итак, — подытожил он, — насколько я понял, вы взяли на себя руководство фирмой по организации свадебных торжеств, но боитесь, что выполняете свои обязанности не на столь высоком уровне, как ваша тетушка? Я более или менее правильно вас понял?
— Более или менее, — жалобно подтвердила она.
— Ну, полно, полно, — неуклюже погладил он ее по голове, как гладят впавшего в уныние спаниеля. — Я уверен, что вы не так уж плохо справляетесь с обязанностями.
Как сильно он ошибается! Ведь он не видел ледяного лебедя на свадьбе у Нортонов, который по замыслу должен был стать центральной декорацией на тему балета Чайковского. Его доставили в резиденцию Нортонов за несколько часов до назначенного срока, причем погода в тот день стояла не по сезону жаркая. Люди из службы доставки поместили его на огромный стеклянный поднос в окружении кропотливо изготовленных эклеров в виде маленьких лебедей.
К тому времени как прибыли гости, лебедь растаял. И вместо величественной птицы, окруженной маленькими лебедятами, перед взорами собравшихся предстала обезглавленная утица, которая, завалившись набок, плавала в луже среди размокших, разбухших кондитерских изделий, изображавших ее потомство.
Не видел он также и поражения, которое она потерпела с организацией свадьбы Рейнолдсов, когда приказала выпустить пять сотен белых голубей. Она так гордилась собой, когда удалось купить для них корм по сниженной цене. Ей следовало бы тогда поинтересоваться, почему корм продают по дешевке. Оказывается, корм был подмочен и начал бродить.
Ко дню свадебного торжества голуби, хитроумно спрятанные до поры до времени под сводами павильона, совершенно опьянели. Когда открыли дверцу, чтобы выпустить их, они, вместо того чтобы грациозно взлетать, просто вывались всей кучей на банкетные столы, где и принялись в пьяном угаре резвиться среди десертных тарелок и жадно расклевывать свадебный торт, тогда как испуганные гости с криками разбежались.
Случались также и другие промахи. Не очень существенные, однако в сумме они подтверждали ее неспособность добиться успеха. Она посмотрела ему в глаза и сказала:
— Я неудачница, мистер Пауэлл.
Он взглянул на ее расстроенное личико и больше не стал пытаться возражать. Его рука потянулась к ее щеке, но он нахмурил брови, как будто удивившись своему движению, и опустил руку.
— Я вам сочувствую. Но какое отношение ваши неудачи имеют ко мне?
Стыдясь своей слабости, она смахнула рукой слезинку, скатившуюся по щеке, поправила очки и сложила руки на коленях.
— Во-первых, — пояснила она, — я хочу, чтобы вы поняли, что мое желание достичь успеха мотивируется не спесью и самоуверенностью. По крайней мере не в первую очередь этими чувствами, — честно добавила она. — Если бы страдало только мое тщеславие, я бы просто смирилась и отошла в сторону.
Он с сомнением взглянул на нее.
— Я взрослая женщина и понимаю, что есть задачи, которые мне не по плечу. Хотя должна признаться, — продолжала она, довольная тем, как разумно излагает свои мысли, — что я даже не подозревала, что не смогу справиться с тем, что в своей основе является вопросом управления и материального обеспечения. Я терпеть не могу хвастаться, но я управляла имением своих родителей во время их отсутствия, много путешествовала одна и только в прошлом году основала в нашем приходе школу сельскохозяйственных рабочих-мигрантов. А кроме того, я организовала курсы подготовки служанок для местных девушек и уже три года подряд заседаю в окружном совете. Учитывая мою деятельность, мистер Пауэлл, не забавно ли и не глупо ли, что я, судя по всему, не могу справиться с такой простейшей задачей, как организация торжественного приема по случаю свадьбы?
Она взглянула на него, чтобы убедиться, что их мнения сходятся, и увидела, что он пристально смотрит на нее. Может, она слишком громко говорила? Она заставила себя улыбнуться.
— У вас есть вопросы? — спросила она и отхлебнула, как подобает леди, крошечный глоточек лимонада.
— Пожалуй. Я, наверное, что-нибудь прослушал — со мной такое часто случается, так что не удивляйтесь, — но вы, мне кажется, так и не сказали, какое отношение ваши трудности имеют ко мне?
— Разве я не сказала? — воскликнула она, радуясь тому, что снова может говорить спокойным тоном. — Вы нужны мне, чтобы восстановить репутацию фирмы Уайт как не превзойденного лидера в области обслуживания свадебных торжеств.
— Каким же образом я могу вам помочь?
— Вы сдадите мне в аренду сроком на шесть недель монастырь «Северный крест».
— Наследство дедушки генерала? — воскликнул явно удивленный Джастин. — Вы хотите получить кучу камней посередине овцеводческого царства. Не представляю, зачем вам понадобилось арендовать его?
— Не мне. Моей клиентке, миссис Эдит Вандервурт из нью-йоркских Вандервуртов. Я объяснила ей, что там, по всей видимости, отсутствуют современные удобства. Но ей все безразлично. Она во что бы то ни стало желает торжественно отпраздновать там свою свадьбу.
— Никогда о ней не слышал, — проговорил Джастин. Взяв у нее пустой стакан, он отнес его в раковину. — Может, она очень любит овец? — спросил он.
— Не знаю, — улыбнулась Эвелина. — Баснословно богатая американская вдова. Принадлежит к самому высшему обществу. Ее первый муж был из семьи никербокеров[2], — объяснила Эвелина.
Потомки голландских поселенцев считали себя аристократией нью-йоркского общества, но для Джастина подобный факт, видимо, ничего не значил.
— Она выходит замуж за лорда Бонифация Катберта, одного из самых знаменитых экономистов нашего времени, — продолжала Эвелина.
Джастин сразу же отреагировал.
— Она выходит замуж за старину Банни Катберта? — воскликнул он, расплывшись в улыбке. — Ну и ну!
— Банни?
— Я слушал его лекции в Оксфорде. Первоклассный мужик, хотя и робок, как слепая черепаха. Она, должно быть, обладает искрометным темпераментом, если сумела выманить Банни из его скорлупы.
Эвелине вспомнилась холодная белокурая американка миссис Вандервурт, в одном мизинчике которой было больше высокомерия, чем у какой-нибудь европейской наследной принцессы, но что касается искрометного темперамента, она его не заметила.
— Она действительно дама своеобразная.
— Почему она выбрала для проведения свадебного торжества монастырь «Северный крест»?
— Это личное дело, о котором я расскажу вам под строжайшим секретом. Видите ли, ее первый муж был никербокером. А сама миссис Вандервурт происходит не из столь знатного рода. По правде говоря, до эмиграции в Америку ее бабушка служила кухаркой в монастыре «Северный крест».
Джастин тихо присвистнул и прислонился к раковине.
— Не могу сказать, что меня удивляет больше: то ли то, что старый скряга раскошелился на кухарку, или то, что он так нравился бабушке Вандер-как-ее-там, что она сохранила приятные воспоминания о монастыре.
Эвелина заерзала на стуле.
— На самом деле воспоминания не такие уж приятные. Миссис Вандервурт выросла на рассказах своей бабушки, которые не всегда были хорошими. Ей — я имею в виду ее бабушку — казалось, что с ней плохо обращались.
— Вот как? — произнес Джастин. — Что же произошло? Может, ее обидел какой-нибудь наглец-слуга?
— Нет-нет. Речь идет совсем о другом. На самом деле она затаила обиду на вашего деда. Она считала, что он смотрел на нее сверху вниз и относился презрительно, хотя я думаю, она ошибалась, — торопливо добавила Эвелина, чтобы не расстраивать Джастина. — Полагаю, что у бедняжки просто разыгралось воображение. Некоторые люди, оказавшись в подчиненном положении, способны такого себе навоображать…
— Э-э, нет. Подозреваю, что именно так он и вел себя, — спокойно прервал ее Джастин. — Дед был деспотичен, на всех орал, ему было трудно угодить, — продолжал он. — Помню первые слова, которые я услышал от него, причем обращался он не ко мне, а к отцу, так как меня, я думаю, он считал недостойным прямого обращения: «Черт побери, Маркус, надеюсь, что, прежде чем я умру, ты произведешь на свет солдата, способного поддержать семейную традицию, а не такого дилетанта, как этот». «Дилетант» — не самое худшее, но, мне хотелось бы верить, наиболее точное слово, которым характеризовал меня дражайший дед.
У Эвелины округлились глаза.
— Должно быть, вам ужасно было слышать такое. Губы Джастина тронула озорная улыбка.
— Но для него еще ужаснее. Господь так и не подарил мне младшего брата. Поэтому, будьте уверены, я с сочувствием отношусь к каждому, кто пострадал от домашней тирании старика.
— Наверное, я заслужил что-то подобное.
Спиной открыв дверь, он вошел в небольшую кухню, огляделся вокруг и усадил ее на кухонный стул.
— Да, заслужили, — услышал он в ответ.
Эвелина, окинув взглядом повязку на своем бедре, со смешанным, чувством разочарования и облегчения заметила, что на повязке не было ни пятнышка крови. Она чувствовала себя полной дурочкой. Неужели она и впрямь утверждала, что лежит «в луже крови»?
— У вас нет странного ощущения, что нечто такое уже происходило раньше? — спросил он, открывая ледник и доставая оттуда кувшин. Не дожидаясь ответа, он налил два стакана лимонада и протянул ей один из них. — Ваше здоровье, — провозгласил он, чокаясь краем своей кружки с ее кружкой.
Она отпила глоток, исподтишка наблюдая, как он, снова нахмурившись, смотрит на нее испытующим взглядом. С минуты на минуту он мог вспомнить печальные обстоятельства их первой встречи, и еще неизвестно, какова будет тогда его реакция. Несмотря на свой ограниченный опыт, она знала, что мужчины терпеть не могут, когда им напоминают о том, что их когда-то поймали на совершении неблаговидного поступка. Он, возможно, вышвырнет ее вон, прежде чем она успеет объяснить ему причину своего появления здесь.
— Вы спрашивали, почему я явилась сюда, и я готова рассказать вам. — Она опустила очки на кончик носа. — Пять месяцев назад моя тетушка, леди Агата Уайт, сбежала во Францию с одним французом. — Она подождала, пока сказанное до него дойдет.
— Им повезло, что они оказались во Франции, — отреагировал наконец Джастин. — Болван француз по крайней мере знает, где там найти приличные рестораны. — Он помолчал. — Однако так получается не всегда. Однажды, когда я путешествовал по Австрии, моим гидом оказался парень, который ни черта не понимал…
Она вежливо откашлялась.
— Извините. Так о чем вы говорили?
— Сбежала моя тетушка. Француз, с которым она сбежала, не имеет к этому никакого отношения. — Эвелина помедлила, почувствовав, что ее рассказ звучит недостаточно убедительно. Она терпеть не могла, когда говорят неправду. Особенно если человек кривит душой перед самим собой. — Вернее, кое-какое отношение он имеет. Он каким-то непостижимым образом лишил мою тетушку способности рассуждать здраво и заставил ее забыть о чувстве долга перед клиентами.
Заметив, что Джастин удивленно приподнял брови, она пояснила:
— Откровенно говоря, я не могу представить себе, что бы какой-нибудь английский джентльмен смог настолько заворожить леди, что она забыла бы обо всем в своем желании…
Она замолчала, заметив странное выражение, появившееся на его лице, очевидно, потому, что он либо неправильно истолковал употребленное ею слово «желание», либо был не согласен с тем, что английский джентльмен не способен его вызвать.
Возможно, повесы гордятся своими — как это называется — завоеваниями? Может быть, ей нужно заверить его, что он мог бы дать фору любому французу? Или его оскорбило, что она выбрала слово «желание»? Хотя удивительно, если такой ловелас, как он, оказался бы против употребления простого слова «желание». Такое случалось с ней и раньше. Она оскорбляла людей из-за того, что имела пагубное пристрастие к выбору подходящего слова для характеристики чего-нибудь неподходящего. К счастью, Джастина ее слова всего лишь немного ошеломили. К сожалению, ей тоже уже приходилось сталкиваться с такой реакцией.
— Французы, как известно, — мастера добиваться своего обманным путем, не так ли? — спросила она, словно оправдываясь.
— Вот как? — Он, казалось, искренне удивился, и Эвелина кивнула в подтверждение своих слов. — Кто бы мог подумать? Но мы отклонились от темы разговора. Итак, тетушка сбежала и наслаждается обществом своего молодого коварного мужа-француза, а вы… — Он замолчал, ожидая продолжения.
— А я теперь вынуждена взять в свои руки ее бизнес. Она уехала, не сделав никаких распоряжений и никому ни чего не поручив. Я, разумеется, сразу же приняла меры.
— И правильно сделали. Честь и слава любящей племяннице, которая из чувства долга перед семьей бросилась на помощь, — поддержал он ее порыв.
Она пристально вгляделась в его лицо, но, как ни старалась, не могла заметить никаких признаков насмешки над ней. Если даже он и насмехается, то у него выходило так мило, что она не могла не улыбнуться.
— Правильно. Хотя вернее сказать: честь и слава добрым намерениям любящей племянницы, — поправила она. — Однако за хорошо выполненную работу медалей мне не дождаться.
— Вот как? Почему же?
— Потому что… — Эвелина замолчала. Она переходила к самой трудной части разговора. Она еще никогда вслух не давала оценку своей деятельности, и ей очень не хотелось делать это сейчас, особенно потому, что она и сама все еще не могла до конца поверить в случившееся. Она набрала в грудь побольше воздуха. — Потому что я… я…
— Потому что вы… — попытался помочь он. Она закрыла глаза и наконец решилась:
— У меня ничего не получилось.
Вот! Она наконец сказала это вслух. И поскольку признание облегчило душу, а также потому, что Эвелина никогда не останавливалась на полпути, она продолжала:
— У меня не только ничего не получилось, мистер Пауэлл. Даже то, что я сделала, получилось ужасно. — Она почувствовала себя полной неудачницей.
— Я очень сожалею, — заверил он явно сочувственным тоном. — Не сочтите за дерзость, но мне хотелось бы узнать, о чем именно вы говорите?
— «Организация свадеб», фирма Уайт. Не слышали? — спросила она.
Он продолжал смотреть на нее, явно ничего не понимая.
— Тетушка Агата занималась организацией свадебных торжеств. И добилась в подобном деле успеха. Ее услугами пользовались самые знатные люди из великосветского общества. Некоторые даже утверждают, что, если желательно подобающим образом организовать свадьбу, следует поручить организацию фирме Уайт.
«Правда, так утверждали раньше», — подумала она.
— Итак, — подытожил он, — насколько я понял, вы взяли на себя руководство фирмой по организации свадебных торжеств, но боитесь, что выполняете свои обязанности не на столь высоком уровне, как ваша тетушка? Я более или менее правильно вас понял?
— Более или менее, — жалобно подтвердила она.
— Ну, полно, полно, — неуклюже погладил он ее по голове, как гладят впавшего в уныние спаниеля. — Я уверен, что вы не так уж плохо справляетесь с обязанностями.
Как сильно он ошибается! Ведь он не видел ледяного лебедя на свадьбе у Нортонов, который по замыслу должен был стать центральной декорацией на тему балета Чайковского. Его доставили в резиденцию Нортонов за несколько часов до назначенного срока, причем погода в тот день стояла не по сезону жаркая. Люди из службы доставки поместили его на огромный стеклянный поднос в окружении кропотливо изготовленных эклеров в виде маленьких лебедей.
К тому времени как прибыли гости, лебедь растаял. И вместо величественной птицы, окруженной маленькими лебедятами, перед взорами собравшихся предстала обезглавленная утица, которая, завалившись набок, плавала в луже среди размокших, разбухших кондитерских изделий, изображавших ее потомство.
Не видел он также и поражения, которое она потерпела с организацией свадьбы Рейнолдсов, когда приказала выпустить пять сотен белых голубей. Она так гордилась собой, когда удалось купить для них корм по сниженной цене. Ей следовало бы тогда поинтересоваться, почему корм продают по дешевке. Оказывается, корм был подмочен и начал бродить.
Ко дню свадебного торжества голуби, хитроумно спрятанные до поры до времени под сводами павильона, совершенно опьянели. Когда открыли дверцу, чтобы выпустить их, они, вместо того чтобы грациозно взлетать, просто вывались всей кучей на банкетные столы, где и принялись в пьяном угаре резвиться среди десертных тарелок и жадно расклевывать свадебный торт, тогда как испуганные гости с криками разбежались.
Случались также и другие промахи. Не очень существенные, однако в сумме они подтверждали ее неспособность добиться успеха. Она посмотрела ему в глаза и сказала:
— Я неудачница, мистер Пауэлл.
Он взглянул на ее расстроенное личико и больше не стал пытаться возражать. Его рука потянулась к ее щеке, но он нахмурил брови, как будто удивившись своему движению, и опустил руку.
— Я вам сочувствую. Но какое отношение ваши неудачи имеют ко мне?
Стыдясь своей слабости, она смахнула рукой слезинку, скатившуюся по щеке, поправила очки и сложила руки на коленях.
— Во-первых, — пояснила она, — я хочу, чтобы вы поняли, что мое желание достичь успеха мотивируется не спесью и самоуверенностью. По крайней мере не в первую очередь этими чувствами, — честно добавила она. — Если бы страдало только мое тщеславие, я бы просто смирилась и отошла в сторону.
Он с сомнением взглянул на нее.
— Я взрослая женщина и понимаю, что есть задачи, которые мне не по плечу. Хотя должна признаться, — продолжала она, довольная тем, как разумно излагает свои мысли, — что я даже не подозревала, что не смогу справиться с тем, что в своей основе является вопросом управления и материального обеспечения. Я терпеть не могу хвастаться, но я управляла имением своих родителей во время их отсутствия, много путешествовала одна и только в прошлом году основала в нашем приходе школу сельскохозяйственных рабочих-мигрантов. А кроме того, я организовала курсы подготовки служанок для местных девушек и уже три года подряд заседаю в окружном совете. Учитывая мою деятельность, мистер Пауэлл, не забавно ли и не глупо ли, что я, судя по всему, не могу справиться с такой простейшей задачей, как организация торжественного приема по случаю свадьбы?
Она взглянула на него, чтобы убедиться, что их мнения сходятся, и увидела, что он пристально смотрит на нее. Может, она слишком громко говорила? Она заставила себя улыбнуться.
— У вас есть вопросы? — спросила она и отхлебнула, как подобает леди, крошечный глоточек лимонада.
— Пожалуй. Я, наверное, что-нибудь прослушал — со мной такое часто случается, так что не удивляйтесь, — но вы, мне кажется, так и не сказали, какое отношение ваши трудности имеют ко мне?
— Разве я не сказала? — воскликнула она, радуясь тому, что снова может говорить спокойным тоном. — Вы нужны мне, чтобы восстановить репутацию фирмы Уайт как не превзойденного лидера в области обслуживания свадебных торжеств.
— Каким же образом я могу вам помочь?
— Вы сдадите мне в аренду сроком на шесть недель монастырь «Северный крест».
— Наследство дедушки генерала? — воскликнул явно удивленный Джастин. — Вы хотите получить кучу камней посередине овцеводческого царства. Не представляю, зачем вам понадобилось арендовать его?
— Не мне. Моей клиентке, миссис Эдит Вандервурт из нью-йоркских Вандервуртов. Я объяснила ей, что там, по всей видимости, отсутствуют современные удобства. Но ей все безразлично. Она во что бы то ни стало желает торжественно отпраздновать там свою свадьбу.
— Никогда о ней не слышал, — проговорил Джастин. Взяв у нее пустой стакан, он отнес его в раковину. — Может, она очень любит овец? — спросил он.
— Не знаю, — улыбнулась Эвелина. — Баснословно богатая американская вдова. Принадлежит к самому высшему обществу. Ее первый муж был из семьи никербокеров[2], — объяснила Эвелина.
Потомки голландских поселенцев считали себя аристократией нью-йоркского общества, но для Джастина подобный факт, видимо, ничего не значил.
— Она выходит замуж за лорда Бонифация Катберта, одного из самых знаменитых экономистов нашего времени, — продолжала Эвелина.
Джастин сразу же отреагировал.
— Она выходит замуж за старину Банни Катберта? — воскликнул он, расплывшись в улыбке. — Ну и ну!
— Банни?
— Я слушал его лекции в Оксфорде. Первоклассный мужик, хотя и робок, как слепая черепаха. Она, должно быть, обладает искрометным темпераментом, если сумела выманить Банни из его скорлупы.
Эвелине вспомнилась холодная белокурая американка миссис Вандервурт, в одном мизинчике которой было больше высокомерия, чем у какой-нибудь европейской наследной принцессы, но что касается искрометного темперамента, она его не заметила.
— Она действительно дама своеобразная.
— Почему она выбрала для проведения свадебного торжества монастырь «Северный крест»?
— Это личное дело, о котором я расскажу вам под строжайшим секретом. Видите ли, ее первый муж был никербокером. А сама миссис Вандервурт происходит не из столь знатного рода. По правде говоря, до эмиграции в Америку ее бабушка служила кухаркой в монастыре «Северный крест».
Джастин тихо присвистнул и прислонился к раковине.
— Не могу сказать, что меня удивляет больше: то ли то, что старый скряга раскошелился на кухарку, или то, что он так нравился бабушке Вандер-как-ее-там, что она сохранила приятные воспоминания о монастыре.
Эвелина заерзала на стуле.
— На самом деле воспоминания не такие уж приятные. Миссис Вандервурт выросла на рассказах своей бабушки, которые не всегда были хорошими. Ей — я имею в виду ее бабушку — казалось, что с ней плохо обращались.
— Вот как? — произнес Джастин. — Что же произошло? Может, ее обидел какой-нибудь наглец-слуга?
— Нет-нет. Речь идет совсем о другом. На самом деле она затаила обиду на вашего деда. Она считала, что он смотрел на нее сверху вниз и относился презрительно, хотя я думаю, она ошибалась, — торопливо добавила Эвелина, чтобы не расстраивать Джастина. — Полагаю, что у бедняжки просто разыгралось воображение. Некоторые люди, оказавшись в подчиненном положении, способны такого себе навоображать…
— Э-э, нет. Подозреваю, что именно так он и вел себя, — спокойно прервал ее Джастин. — Дед был деспотичен, на всех орал, ему было трудно угодить, — продолжал он. — Помню первые слова, которые я услышал от него, причем обращался он не ко мне, а к отцу, так как меня, я думаю, он считал недостойным прямого обращения: «Черт побери, Маркус, надеюсь, что, прежде чем я умру, ты произведешь на свет солдата, способного поддержать семейную традицию, а не такого дилетанта, как этот». «Дилетант» — не самое худшее, но, мне хотелось бы верить, наиболее точное слово, которым характеризовал меня дражайший дед.
У Эвелины округлились глаза.
— Должно быть, вам ужасно было слышать такое. Губы Джастина тронула озорная улыбка.
— Но для него еще ужаснее. Господь так и не подарил мне младшего брата. Поэтому, будьте уверены, я с сочувствием отношусь к каждому, кто пострадал от домашней тирании старика.