Страница:
— Не сомневаюсь, что ваше платье — очень практичная вещь.
Ей не понравился его снисходительный тон. Его одежда тоже не отличалась верхом портновского искусства. Без пиджака, в помятой рубахе серовато-коричневого цвета и брюках, зазелененных о траву, которые поддерживались коричневыми подтяжками, он выглядел неопрятным. Волосы его были взъерошены, на руке — красная царапина, но почему-то в отличие от нее его внешний вид располагал к себе и он не казался неряшливым. Это было несправедливо.
— Не я придумываю фасоны платьев, их делает Мэри, — проворчала она.
— Ваша бабушка была бы от них в восторге, — пробормотал себе под нос мистер Пауэлл. Но она его услышала.
— Вы всегда так любезны, мистер Пауэлл? — возмущенно спросила она. — Если всегда, то меня удивляет, что вы имели успех у женщин и заслужили репутацию донжуана.
Теперь возмутился он:
— Если возникает необходимость, я могу быть любезным. — Потом, подумав, добавил с весьма довольным видом: — К тому же я уже говорил вам, что перевоспитался. Честность, искренность и откровенность — теперь мои любимые слова. А комплименты, льстивые речи и всякие милые глупости остались в прошлом.
— Гм-м, — с большим сомнением произнесла Эвелина — Вы уверены, что не ошибаетесь? Может быть, вашими любимыми словами являются: грубость, бестактность и бесцеремонность?
Он еле сдержал улыбку, она видела это по его глазам. Однако, напустив на себя глубоко обиженный вид, он уверил ее:
— Я стал другим человеком, Эви. Теперь вы можете быть спокойны: гостьи миссис Вандервурт будут в полной безопасности.
— Я не так уж сильно беспокоилась, — холодно ответила она. — Я начинаю подозревать, что ваши прошлые победы вы одерживали над более доступными женщина ми, чем изысканные леди, которые будут присутствовать на свадьбе миссис Вандервурт.
У него удивленно округлились глаза.
— Послушайте, Эви, ваши слова звучат как вызов.
Отец утверждал, что она по природе своей не способна не ответить, когда ей бросают вызов. Она понимала, что следует промолчать, оставив без внимания жалкий пример чисто мужского желания порисоваться. Но не смогла удержаться и насмешливо произнесла:
— Вот как?
У Эвелины, видимо, разыгралось воображение, потому что ей показалось, что в удивленных голубовато-зеленых глазах Джастина Пауэлла вспыхнули искорки. Он улыбнулся обольстительной улыбкой и склонил набок голову.
— Вы слышали?
Эвелина не слышала ничего.
— Что?
Он приложил к уху согнутую ладонь, сделав вид, что прислушивается.
— Я явно слышал звук брошенной перчатки. — Он изобразил элегантный старомодный поклон. — И разумеется, я принимаю вызов.
«Силы небесные, неужели все мужчины остаются в душе мальчишками, которым обязательно нужно доказать, что они „самые-самые“?» — думала Эвелина, совершенно забыв о том, что сама спровоцировала его. Тогда она решила напомнить ему о том, что он дал обещание.
— Ах да, я помню. Я обещал вам не устраивать тайных свиданий, не вступать с гостями в предосудительные контакты и не заводить с ними любовных интрижек. Я более чем готов подтвердить свое обещание.
У Эвелины отлегло от сердца.
— Вот и хорошо. А теперь я хотела бы вернуться в монастырь, пока Мэри не послала за нами поисковую партию.
— Я ушла более часа тому назад.
— Понимаю, — любезно согласился он. — Здесь совсем недалеко. Я вас провожу.
Она улыбнулась, приятно удивленная его обходительностью, и пошла впереди него по едва заметной тропинке. Не пройдя и десяти шагов, она услышала, как он сказал, продолжая начатый разговор:
— Видите ли, Эви, строго говоря, есть один объект — жертва, если вам будет угодно, — который по условиям моего обещания не исключается из сферы моего внимания.
— Вот как! — воскликнула она. — Кто же он?
— Вы, Эви.
Глава 7
Глава 8
Ей не понравился его снисходительный тон. Его одежда тоже не отличалась верхом портновского искусства. Без пиджака, в помятой рубахе серовато-коричневого цвета и брюках, зазелененных о траву, которые поддерживались коричневыми подтяжками, он выглядел неопрятным. Волосы его были взъерошены, на руке — красная царапина, но почему-то в отличие от нее его внешний вид располагал к себе и он не казался неряшливым. Это было несправедливо.
— Не я придумываю фасоны платьев, их делает Мэри, — проворчала она.
— Ваша бабушка была бы от них в восторге, — пробормотал себе под нос мистер Пауэлл. Но она его услышала.
— Вы всегда так любезны, мистер Пауэлл? — возмущенно спросила она. — Если всегда, то меня удивляет, что вы имели успех у женщин и заслужили репутацию донжуана.
Теперь возмутился он:
— Если возникает необходимость, я могу быть любезным. — Потом, подумав, добавил с весьма довольным видом: — К тому же я уже говорил вам, что перевоспитался. Честность, искренность и откровенность — теперь мои любимые слова. А комплименты, льстивые речи и всякие милые глупости остались в прошлом.
— Гм-м, — с большим сомнением произнесла Эвелина — Вы уверены, что не ошибаетесь? Может быть, вашими любимыми словами являются: грубость, бестактность и бесцеремонность?
Он еле сдержал улыбку, она видела это по его глазам. Однако, напустив на себя глубоко обиженный вид, он уверил ее:
— Я стал другим человеком, Эви. Теперь вы можете быть спокойны: гостьи миссис Вандервурт будут в полной безопасности.
— Я не так уж сильно беспокоилась, — холодно ответила она. — Я начинаю подозревать, что ваши прошлые победы вы одерживали над более доступными женщина ми, чем изысканные леди, которые будут присутствовать на свадьбе миссис Вандервурт.
У него удивленно округлились глаза.
— Послушайте, Эви, ваши слова звучат как вызов.
Отец утверждал, что она по природе своей не способна не ответить, когда ей бросают вызов. Она понимала, что следует промолчать, оставив без внимания жалкий пример чисто мужского желания порисоваться. Но не смогла удержаться и насмешливо произнесла:
— Вот как?
У Эвелины, видимо, разыгралось воображение, потому что ей показалось, что в удивленных голубовато-зеленых глазах Джастина Пауэлла вспыхнули искорки. Он улыбнулся обольстительной улыбкой и склонил набок голову.
— Вы слышали?
Эвелина не слышала ничего.
— Что?
Он приложил к уху согнутую ладонь, сделав вид, что прислушивается.
— Я явно слышал звук брошенной перчатки. — Он изобразил элегантный старомодный поклон. — И разумеется, я принимаю вызов.
«Силы небесные, неужели все мужчины остаются в душе мальчишками, которым обязательно нужно доказать, что они „самые-самые“?» — думала Эвелина, совершенно забыв о том, что сама спровоцировала его. Тогда она решила напомнить ему о том, что он дал обещание.
— Ах да, я помню. Я обещал вам не устраивать тайных свиданий, не вступать с гостями в предосудительные контакты и не заводить с ними любовных интрижек. Я более чем готов подтвердить свое обещание.
У Эвелины отлегло от сердца.
— Вот и хорошо. А теперь я хотела бы вернуться в монастырь, пока Мэри не послала за нами поисковую партию.
— Я ушла более часа тому назад.
— Понимаю, — любезно согласился он. — Здесь совсем недалеко. Я вас провожу.
Она улыбнулась, приятно удивленная его обходительностью, и пошла впереди него по едва заметной тропинке. Не пройдя и десяти шагов, она услышала, как он сказал, продолжая начатый разговор:
— Видите ли, Эви, строго говоря, есть один объект — жертва, если вам будет угодно, — который по условиям моего обещания не исключается из сферы моего внимания.
— Вот как! — воскликнула она. — Кто же он?
— Вы, Эви.
Глава 7
Джастин наблюдал, как Эвелина помчалась по тропинке словно испуганный кролик. Однако несколько секунд спустя чувство собственного достоинства одержало верх над страхом, и она перешла на спортивный шаг, начав какой-то сбивчивый разговор и явно игнорируя его провокационное заявление.
У него, конечно, не было намерения соблазнять ее. Но ей не обязательно знать о его планах.
— Мы, должно быть, уже совсем близко от дома. Я, кажется, уже проходила мимо тех поганок, — бормотала она. — Я запомнила их, потому что у них шляпки необычного цвета. Но возможно, здесь все поганки такого цвета. Там, где я родилась, шляпки у поганок совсем другого цвета…
Он не прерывал ее. Ей пойдет на пользу, если она еще какое-то время будет пребывать в неуверенности. Он улыбнулся. Хорошо бы, если бы его сестрицы присутствовали здесь и посмотрели, как ловко он сбил с толку Эви.
Джастин не обольщался на свой счет. Мужчина его профессии должен быть уверен в себе, но должен также знать свои слабые стороны. Неравнодушие к женским чарам не относилось к числу его слабостей, равно как и умение очаровывать женщин не являлось одним из его талантов.
Но он никогда и не пытался стать дамским угодником. Использовать женщин в своих интересах могли, по его мнению, только мерзавцы. Так почему же, размышлял он, его так задело за живое, когда она насмешливо сбросила его со счетов?
—…не знают, куда я исчезла, — продолжала болтать Эвелина. — Надеюсь, она не слишком расстроится, но ведь любой человек расстроился бы, если бы его друг ушел в незнакомый лес и отсутствовал бы более часа. Я бы, например, расстроилась. Я бы места себе не находила. Ой! Смотрите! Мэри! — Эви суетилась, словно вспугнутая куропатка: она всплескивала руками, ее густые черные волосы разметались, юбки хлопали на ветру. — Ау, дорогая! Вот и мы!
Джастин вывел ее на поляну и посмотрел туда, куда она указывала. На заднем бортике телеги Бака Ньютона восседала полногрудая рыжеволосая женщина. Она болтала ногами, краснела, хихикала, как будто ее на ярмарке выбрали королевой молочной фермы. И она отнюдь не казалась расстроенной.
Предмет ее девичьих заигрываний стоял рядом и смущенно мял в огромных ручищах мягкую шляпу.
Эвелина, которая всегда либо игнорировала флирт, либо вообще не желала понимать, что происходит, почти бегом пробежала последние десять ярдов, отделявшие ее от Мэри, и схватила ее за руки.
— Мэри! Извини меня, дорогая! — воскликнула она. — Ты, должно быть, испугалась до смерти! Извини, что я тебя напугала! — Она повернулась к Джастину: — Вот видите, мистер Пауэлл, я говорила вам, что бояться нечего.
— Я никогда не боюсь.
Она не обратила внимания на его слова.
— Мы не так уж долго отсутствовали. Но когда заблудишься, время тянется ужасно медленно.
— Я не заблудился.
— Значит, попали не в то место, — пробормотала она.
— Возможно, вы попали не в то место, но я…
— Мистер Пауэлл! — прервала она его. — Я, кажется, еще не познакомила вас с мисс Мэри Мольер, нашей гениальной модельершей. Мэри, познакомься с мистером Пауэллом, который любезно согласился сдать нам в аренду свой монастырь.
— Рад познакомиться, мисс Мольер, — вымолвил Пауэлл. Рыжеволосая женщина соскользнула с телеги на землю и сделала книксен.
— Беверли сказал тебе, какие комнаты отведены для нас? — спросила Эви.
— Я еще не успела его спросить, — виноватым голосом ответила Мэри.
— Вот как? Но почему?.. — Эви замялась. — Ладно. Может быть, спросишь его теперь?
— Сию же минуту, — подтвердила Мэри и удалилась в направлении монастыря. Эвелина смущенно улыбнулась Баку Ньютону.
Какая она неожиданная, эта Эвелина Каммингс-Уайт, подумал Джастин. Она такая естественная, такая открытая, что даже неловко за нее, словно она предстает перед всеми обнаженная. Эви не признавала никаких «завлекалочек» в одежде, никаких милых пустячков, которыми так любят украшать себя женщины, никакой мишуры, никаких рюшечек, кружевных воланчиков или бантиков. Ничего такого, что привлекало бы взор мужчины и заставляло его рассыпаться в любезностях, которые так нравятся любой леди. Жаль, если мужчина не понимал, что Эви обладает другим весьма мощным оружием: умом, воображением и предприимчивостью.
И почему, спрашивал себя Джастин, когда Эви потащила чемодан к входной двери, почему он тратит столько времени на размышления об Эвелине Каммингс-Уайт? Не спросив разрешения, Джастин отобрал из ее рук чемодан и взвалил себе на плечо, хотя у него есть более важные проблемы. Например, парочка каких-то иностранцев, недавно поселившихся в коттедже Куков.
Вчера Джастин целый вечер провел в городской пивной и услышал там интересную новость о том, что Куки сдали свой коттедж в аренду двум братьям-иностранцам, которые приехали сюда, чтобы подышать свежим деревенским воздухом.
Когда Джастин удивился, что Куки дали объявление о сдаче в аренду своего коттеджа, его сразу же поправили. Куки, оказывается, объявления не давали. К ним просто подошел человек и предложил за аренду баснословную сумму. И Джастину очень хотелось бы знать, откуда вдруг такая баснословная сумма свалилась на голову Куков.
Вполне возможно, что «братья» принадлежали к иностранным агентам, направленным сюда, чтобы перехватить груз, адресованный в монастырь. Пока ему известно только их местонахождение, сами они не представляли собой большой опасности. К профессии Джастина особенно подходило старинное мудрое изречение: «Держи своих друзей рядом с собой, а своих врагов — еще ближе».
И вот, чтобы убедиться, что они находятся на месте, он ежедневно около часа проводил в лесу, «наблюдая за птицами». Сегодняшнее прибытие Эви чуть было не выдало его присутствие.
После того как он придавил ее к земле своим телом и с успехом предотвратил крики, его внимание совершенно отвлеклось от «братьев», которых он выслеживал в течение нескольких последних дней. Причину он тоже не мог объяснить. Да, он находил ее привлекательной. Даже соблазнительной.
Правда, он и раньше испытывал желание, однако его мысли никогда не сосредоточивались только на ней. Но ведь и объект, вызывающий желание, никогда еще не был столь удивительным. Он все еще чувствовал ее под своим телом — миниатюрную, легонькую, напрягшуюся, но в то же время податливую и гибкую, ощущал запах ее волос, бархатистую кожу ее губ под его пальцами.
Когда она встала на ноги, он был ошеломлен, что вся ее волнующая женственность скрыта под какой-то до безобразия практичной одеждой, почти такой же малопривлекательной, как спортивные брюки и рубаха, когда она вломилась в его дом.
Кто узнал бы ясноглазую девчонку-сорванца в сереньком воробушке? Нельзя сказать, что его можно назвать экспертом в области моды, но он очень хорошо разбирался в маскировке: Эвелина Каммингс-Уайт явно пряталась под маской, и ему очень хотелось узнать, почему она это делает.
Он не имел никакого права размышлять об Эвелине Каммингс-Уайт. Ему надо выполнять порученное задание. Он всей душой предан своей работе. Игры с Эвелиной затевать не следует: они до добра не доведут. Он достал последний сундучок со дна телеги и, сгибаясь под его тяжестью, направился к двери. При первом же удобном случае он извинится перед Эвелиной за свои неуместные замечания.
Физическая работа всегда помогала Эвелине привести в порядок свои мысли. К тому времени как она, Бак Ньютон и Джастин Пауэлл разгрузили телегу, ей уже удалось прийти в себя.
Ясно, что Джастин поддразнивал ее. С тех пор как они вернулись из леса, он почти не смотрел на нее, а когда смотрел, то взгляд его казался скорее раскаивающимся, чем хищным, что по какой-то причине вызывало у Эвелины раздражение.
Может быть, он сожалел о своих шутливых заигрываниях? Но ведь он явно заигрывал, не так ли? Ох, пропади все пропадом! Хотелось бы ей получше разбираться в играх между мужчинами и женщинами!
А вдруг, зародилась у нее еще более мрачная мысль, вдруг Джастин Пауэлл выглядел так, потому что опасался, что она может подумать, будто он заигрывает с ней с серьезными намерениями? А если он подумает, что она восприняла всерьез его намерения, то он также подумает, что она считает себя серьезной претенденткой на его внимание, каковой она, несомненно, не являлась.
Она знала свои недостатки. Она понимала, что решительно не принадлежит к тому типу женщин, на которых обращают внимание мужчины, подобные Джастину Пауэллу. Она хорошо понимала, что он пошутил с ней, и, не будучи ханжой, сама посмеялась с ним его шутке.
Как-никак ей было двадцать пять лет. И она кое-что знала о жизни. Пусть даже не по собственному опыту, но она знала женщин, у которых такой опыт был. Мэри, например.
Мэри обладала богатым жизненным опытом. И, судя по всему, сейчас имела намерение пополнить его. Беда дорогой Мэри заключалась в том, что, как положено француженке, она обладала любвеобильным характером, но не отличалась свойственной француженкам практичностью. Именно из-за своей неразборчивости в сердечных делах Мэри попросили уйти десять лет назад из Парижского дома моды месье Уорта.
К счастью, в то время мать Эвелины находилась в Париже с целью обновления гардероба. Узнав об увольнении Мэри, она подумала о новой предпринимательской деятельности, которой занялась ее золовка, и, побеседовав с подающим надежды модельером, отправила ее в Лондон. С тех пор Мэри была влюблена в торговца Цветами, кондитера, торговца мануфактурой, галантерей и многих других.
— Вы нашли Беверли, мисс Мольер? — спросил Джастин, прервав размышления Эвелины.
Эвелина оглянулась и увидела приближающуюся Мэри.
— Да, — ответила Мэри, смущенно теребя юбку. — Он сказал, что никаких комнат для нас не приготовил, так как уверен, что мисс Эвелина все равно займет те комнаты, которые сама выберет.
Эвелина почувствовала, что краснеет.
— Я понимаю, что вы не прогоняете его, потому что он достался вам в наследство от вашей бабушки.
— Очень мило, что вы так хорошо все понимаете.
— Ну что ж, — вздохнула она, теряя последнюю надежду на увольнение Беверли, — он правильно подметил некоторые особенности моего характера.
— Быть того не может! — удивленно воскликнул Джастин. За ее спиной фыркнула Мэри. Бесполезно спрашивать, что ее так развеселило: у французов весьма странное чувство юмора.
Эвелина снова повернулась к Джастину:
— Вы позволите мне самой взглянуть на имеющиеся спальни?
— Разумеется, — ответил Джастин. — Вас проводить?
— Да, прошу вас. А ты, Мэри, найди тем временем место для рабочей комнаты. Спальни для нас я выберу сама. — Она взглянула на Бака. — Вы же, мистер Ньютон, подождите не много, и как только мы определимся с комнатами, отнесите туда наши вещи.
— Конечно, мэм, — кивнул Бак. — Буду рад помочь вам.
— Вот и хорошо, — успокоилась Эвелина, — Я готова, мистер Пауэлл.
Он повел ее в коридор, где годами скапливалась пыль. Пока они шли, поднимая в воздух пылинки, плясавшие в луче света, Эвелина мысленно оценивала арендованное помещение.
Джастин объяснил ей, что в начале коридора находились общие комнаты, а в противоположной стороне — спальни. Далее ответвление коридора вело в другое крыло здания. Пройдя некоторое расстояние, он повернул, и они спустились по нескольким пологим ступеням в комнату с высоким потолком, которую он назвал большим залом. Он сказал, что некогда здесь помещалась монастырская трапезная. Эвелина окинула взглядом помещение, пытаясь представить себе здесь прием по случаю бракосочетания.
Большая комната выглядела довольно мрачно, по ней гуляли сквозняки. Разнородные предметы меблировки только подчеркивали сильную потертость ковров на полу. Широкие застекленные двери выходили в заброшенный внутренний дворик с прудом, заросшим сорной травой. Эвелина взглянула вверх. Темные деревянные балки на сводчатом потолке напоминали гигантскую паутину.
Да, чтобы навести здесь чистоту, придется немало потрудиться.
— Скажите, нам удастся найти здесь приходящих уборщиц? — спросила она.
— Полагаю, что удастся, хотя сам я никогда ими не интересовался.
Она с трудом подавила желание сказать: «Оно и видно».
— Хозяйство здесь так запущено, что я не удивился бы, если бы вам для уборки потребовалась также и мужская сила.
— Возможно. — Она подобрала старинный шлем, валявшийся под ногами, и сморщила носик, увидев, что он полон окурков. — А они принадлежат к какому периоду? Раннему драконовскому? Он усмехнулся:
— Остальная часть здания находится в большем порядке. С тех пор как я получил монастырь в наследство, помещение относилось к холостяцкому убежищу, а еще раньше… по правде говоря, генерал не любил тратить деньги. Так что, учитывая все обстоятельства, было бы разумно свести до минимума освещение помещений.
— Даже и не помышляйте! — пробормотала она.
— Ведь это все-таки монастырь, — оправдывался он. — Предполагалось, что здесь живут просто и без затей.
— Интересно, почему ваши предки сделали такое место своим домом?
Он усмехнулся:
— Мои предки получили его бесплатно за преданную службу королеве Бесс. Девиз моих предков по материнской линии формулировался так: «Никогда не плати за то, что можешь получить даром». Кажется, такая надпись есть даже на нашем фамильном гербе.
— Так, значит, ваша семья активно участвовала в политике? — с любопытством спросила она.
— Только тогда, когда нам угрожали. В таком случае с криком «За короля и отечество!» мы бросались в бой. За одну из таких побед получен и монастырь «Северный крест»
— Если дело обстоит так, как вы говорите, то монастырь нельзя назвать очень щедрым вознаграждением за хорошую и верную службу.
— Возможно, служба была не такой уж хорошей или слуга не очень верным, — ничуть не смутившись, согласился он. — В моей семье все неисправимые лентяи. Не говоря уже о приспособленцах и людях, предрасположенных к интриганству. — В его голосе звучало нечто похожее на гордость.
— Мне, наверное, следовало бы поблагодарить вас за еще одно предостережение.
— Предостережение? — Он резко остановился, и она наткнулась на него.
Он поддержал ее за локоть. Его прикосновение вызвало отчетливое воспоминание о том, как кончики его пальцев прикоснулись к округлости ее груди.
— Послушайте, Эви…
— Эвелина, — еле слышно поправила его она. Он стоял слишком близко. Ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо, и ее поза выглядела так, словно она потянулась к нему в ожидании поцелуя. При мысли об этом она вспыхнула и опустила голову.
— Я хотел бы извиниться за то, что наговорил вам сегодня. О том, что не давал обещания не ухаживать за вами…
— Извиниться? — переспросила она. Ах, какие красивые у него губы: полные, четко очерченные…
— Я никогда не стал бы навязывать вам свое внимание.
— Не стали бы? — Смысл слов очень медленно дохоДил до ее сознания. — Разумеется, не стали бы! Вы просто поддразнивали меня. Я так и поняла. — Ее лицо залилось краской от смущения. Джастин, должно быть, почувствовал, что она подумала, и не знал, как выйти из положения. Услышав то, что она сказала, он вздохнул с облегчением.
— Вы разумная женщина, Эви.
Он опустил ее локоть. Она улыбнулась, пытаясь выглядеть разумной, что не так уж трудно, потому что она действительно была разумной. Разумной, сообразительной и удачливой во всем, за что ни бралась, кроме организации свадебных торжеств. Наверное, потому, что свадебные торжества непосредственно связаны с любовью.
«Возьми себя в руки, Эвелина! Ты приехала сюда, чтобы работать, и не можешь позволить себе тратить время на игры с Джастином Пауэллом».
— Каким дураком вы, наверное, меня считаете, — произнес Джастин.
Он стоял, опираясь ладонью о стену на уровне ее головы, и, заглядывая ей в лицо, мило улыбался. Его рубаха туго натянулась на широких плечах, закатанные рукава поднялись еще выше, обнажив нижнюю часть мощных бицепсов. Его абсолютно непринужденная поза и бессознательно очень мужественная не давала ни малейшего намека на желание порисоваться.
— Можете себе представить, ведь я льстил себя надеждой, что вы воспримете меня всерьез, — уточнил он. — Вы сможете меня простить?
Какие бы грехи за ним ни водились, но он был настоящим джентльменом, подумала она. Всего несколько слов — и он снял с ее души такое бремя.
— Не вижу ничего, за что вам следовало бы извиняться, — ответила она и торопливо ушла.
У него, конечно, не было намерения соблазнять ее. Но ей не обязательно знать о его планах.
— Мы, должно быть, уже совсем близко от дома. Я, кажется, уже проходила мимо тех поганок, — бормотала она. — Я запомнила их, потому что у них шляпки необычного цвета. Но возможно, здесь все поганки такого цвета. Там, где я родилась, шляпки у поганок совсем другого цвета…
Он не прерывал ее. Ей пойдет на пользу, если она еще какое-то время будет пребывать в неуверенности. Он улыбнулся. Хорошо бы, если бы его сестрицы присутствовали здесь и посмотрели, как ловко он сбил с толку Эви.
Джастин не обольщался на свой счет. Мужчина его профессии должен быть уверен в себе, но должен также знать свои слабые стороны. Неравнодушие к женским чарам не относилось к числу его слабостей, равно как и умение очаровывать женщин не являлось одним из его талантов.
Но он никогда и не пытался стать дамским угодником. Использовать женщин в своих интересах могли, по его мнению, только мерзавцы. Так почему же, размышлял он, его так задело за живое, когда она насмешливо сбросила его со счетов?
—…не знают, куда я исчезла, — продолжала болтать Эвелина. — Надеюсь, она не слишком расстроится, но ведь любой человек расстроился бы, если бы его друг ушел в незнакомый лес и отсутствовал бы более часа. Я бы, например, расстроилась. Я бы места себе не находила. Ой! Смотрите! Мэри! — Эви суетилась, словно вспугнутая куропатка: она всплескивала руками, ее густые черные волосы разметались, юбки хлопали на ветру. — Ау, дорогая! Вот и мы!
Джастин вывел ее на поляну и посмотрел туда, куда она указывала. На заднем бортике телеги Бака Ньютона восседала полногрудая рыжеволосая женщина. Она болтала ногами, краснела, хихикала, как будто ее на ярмарке выбрали королевой молочной фермы. И она отнюдь не казалась расстроенной.
Предмет ее девичьих заигрываний стоял рядом и смущенно мял в огромных ручищах мягкую шляпу.
Эвелина, которая всегда либо игнорировала флирт, либо вообще не желала понимать, что происходит, почти бегом пробежала последние десять ярдов, отделявшие ее от Мэри, и схватила ее за руки.
— Мэри! Извини меня, дорогая! — воскликнула она. — Ты, должно быть, испугалась до смерти! Извини, что я тебя напугала! — Она повернулась к Джастину: — Вот видите, мистер Пауэлл, я говорила вам, что бояться нечего.
— Я никогда не боюсь.
Она не обратила внимания на его слова.
— Мы не так уж долго отсутствовали. Но когда заблудишься, время тянется ужасно медленно.
— Я не заблудился.
— Значит, попали не в то место, — пробормотала она.
— Возможно, вы попали не в то место, но я…
— Мистер Пауэлл! — прервала она его. — Я, кажется, еще не познакомила вас с мисс Мэри Мольер, нашей гениальной модельершей. Мэри, познакомься с мистером Пауэллом, который любезно согласился сдать нам в аренду свой монастырь.
— Рад познакомиться, мисс Мольер, — вымолвил Пауэлл. Рыжеволосая женщина соскользнула с телеги на землю и сделала книксен.
— Беверли сказал тебе, какие комнаты отведены для нас? — спросила Эви.
— Я еще не успела его спросить, — виноватым голосом ответила Мэри.
— Вот как? Но почему?.. — Эви замялась. — Ладно. Может быть, спросишь его теперь?
— Сию же минуту, — подтвердила Мэри и удалилась в направлении монастыря. Эвелина смущенно улыбнулась Баку Ньютону.
Какая она неожиданная, эта Эвелина Каммингс-Уайт, подумал Джастин. Она такая естественная, такая открытая, что даже неловко за нее, словно она предстает перед всеми обнаженная. Эви не признавала никаких «завлекалочек» в одежде, никаких милых пустячков, которыми так любят украшать себя женщины, никакой мишуры, никаких рюшечек, кружевных воланчиков или бантиков. Ничего такого, что привлекало бы взор мужчины и заставляло его рассыпаться в любезностях, которые так нравятся любой леди. Жаль, если мужчина не понимал, что Эви обладает другим весьма мощным оружием: умом, воображением и предприимчивостью.
И почему, спрашивал себя Джастин, когда Эви потащила чемодан к входной двери, почему он тратит столько времени на размышления об Эвелине Каммингс-Уайт? Не спросив разрешения, Джастин отобрал из ее рук чемодан и взвалил себе на плечо, хотя у него есть более важные проблемы. Например, парочка каких-то иностранцев, недавно поселившихся в коттедже Куков.
Вчера Джастин целый вечер провел в городской пивной и услышал там интересную новость о том, что Куки сдали свой коттедж в аренду двум братьям-иностранцам, которые приехали сюда, чтобы подышать свежим деревенским воздухом.
Когда Джастин удивился, что Куки дали объявление о сдаче в аренду своего коттеджа, его сразу же поправили. Куки, оказывается, объявления не давали. К ним просто подошел человек и предложил за аренду баснословную сумму. И Джастину очень хотелось бы знать, откуда вдруг такая баснословная сумма свалилась на голову Куков.
Вполне возможно, что «братья» принадлежали к иностранным агентам, направленным сюда, чтобы перехватить груз, адресованный в монастырь. Пока ему известно только их местонахождение, сами они не представляли собой большой опасности. К профессии Джастина особенно подходило старинное мудрое изречение: «Держи своих друзей рядом с собой, а своих врагов — еще ближе».
И вот, чтобы убедиться, что они находятся на месте, он ежедневно около часа проводил в лесу, «наблюдая за птицами». Сегодняшнее прибытие Эви чуть было не выдало его присутствие.
После того как он придавил ее к земле своим телом и с успехом предотвратил крики, его внимание совершенно отвлеклось от «братьев», которых он выслеживал в течение нескольких последних дней. Причину он тоже не мог объяснить. Да, он находил ее привлекательной. Даже соблазнительной.
Правда, он и раньше испытывал желание, однако его мысли никогда не сосредоточивались только на ней. Но ведь и объект, вызывающий желание, никогда еще не был столь удивительным. Он все еще чувствовал ее под своим телом — миниатюрную, легонькую, напрягшуюся, но в то же время податливую и гибкую, ощущал запах ее волос, бархатистую кожу ее губ под его пальцами.
Когда она встала на ноги, он был ошеломлен, что вся ее волнующая женственность скрыта под какой-то до безобразия практичной одеждой, почти такой же малопривлекательной, как спортивные брюки и рубаха, когда она вломилась в его дом.
Кто узнал бы ясноглазую девчонку-сорванца в сереньком воробушке? Нельзя сказать, что его можно назвать экспертом в области моды, но он очень хорошо разбирался в маскировке: Эвелина Каммингс-Уайт явно пряталась под маской, и ему очень хотелось узнать, почему она это делает.
Он не имел никакого права размышлять об Эвелине Каммингс-Уайт. Ему надо выполнять порученное задание. Он всей душой предан своей работе. Игры с Эвелиной затевать не следует: они до добра не доведут. Он достал последний сундучок со дна телеги и, сгибаясь под его тяжестью, направился к двери. При первом же удобном случае он извинится перед Эвелиной за свои неуместные замечания.
Физическая работа всегда помогала Эвелине привести в порядок свои мысли. К тому времени как она, Бак Ньютон и Джастин Пауэлл разгрузили телегу, ей уже удалось прийти в себя.
Ясно, что Джастин поддразнивал ее. С тех пор как они вернулись из леса, он почти не смотрел на нее, а когда смотрел, то взгляд его казался скорее раскаивающимся, чем хищным, что по какой-то причине вызывало у Эвелины раздражение.
Может быть, он сожалел о своих шутливых заигрываниях? Но ведь он явно заигрывал, не так ли? Ох, пропади все пропадом! Хотелось бы ей получше разбираться в играх между мужчинами и женщинами!
А вдруг, зародилась у нее еще более мрачная мысль, вдруг Джастин Пауэлл выглядел так, потому что опасался, что она может подумать, будто он заигрывает с ней с серьезными намерениями? А если он подумает, что она восприняла всерьез его намерения, то он также подумает, что она считает себя серьезной претенденткой на его внимание, каковой она, несомненно, не являлась.
Она знала свои недостатки. Она понимала, что решительно не принадлежит к тому типу женщин, на которых обращают внимание мужчины, подобные Джастину Пауэллу. Она хорошо понимала, что он пошутил с ней, и, не будучи ханжой, сама посмеялась с ним его шутке.
Как-никак ей было двадцать пять лет. И она кое-что знала о жизни. Пусть даже не по собственному опыту, но она знала женщин, у которых такой опыт был. Мэри, например.
Мэри обладала богатым жизненным опытом. И, судя по всему, сейчас имела намерение пополнить его. Беда дорогой Мэри заключалась в том, что, как положено француженке, она обладала любвеобильным характером, но не отличалась свойственной француженкам практичностью. Именно из-за своей неразборчивости в сердечных делах Мэри попросили уйти десять лет назад из Парижского дома моды месье Уорта.
К счастью, в то время мать Эвелины находилась в Париже с целью обновления гардероба. Узнав об увольнении Мэри, она подумала о новой предпринимательской деятельности, которой занялась ее золовка, и, побеседовав с подающим надежды модельером, отправила ее в Лондон. С тех пор Мэри была влюблена в торговца Цветами, кондитера, торговца мануфактурой, галантерей и многих других.
— Вы нашли Беверли, мисс Мольер? — спросил Джастин, прервав размышления Эвелины.
Эвелина оглянулась и увидела приближающуюся Мэри.
— Да, — ответила Мэри, смущенно теребя юбку. — Он сказал, что никаких комнат для нас не приготовил, так как уверен, что мисс Эвелина все равно займет те комнаты, которые сама выберет.
Эвелина почувствовала, что краснеет.
— Я понимаю, что вы не прогоняете его, потому что он достался вам в наследство от вашей бабушки.
— Очень мило, что вы так хорошо все понимаете.
— Ну что ж, — вздохнула она, теряя последнюю надежду на увольнение Беверли, — он правильно подметил некоторые особенности моего характера.
— Быть того не может! — удивленно воскликнул Джастин. За ее спиной фыркнула Мэри. Бесполезно спрашивать, что ее так развеселило: у французов весьма странное чувство юмора.
Эвелина снова повернулась к Джастину:
— Вы позволите мне самой взглянуть на имеющиеся спальни?
— Разумеется, — ответил Джастин. — Вас проводить?
— Да, прошу вас. А ты, Мэри, найди тем временем место для рабочей комнаты. Спальни для нас я выберу сама. — Она взглянула на Бака. — Вы же, мистер Ньютон, подождите не много, и как только мы определимся с комнатами, отнесите туда наши вещи.
— Конечно, мэм, — кивнул Бак. — Буду рад помочь вам.
— Вот и хорошо, — успокоилась Эвелина, — Я готова, мистер Пауэлл.
Он повел ее в коридор, где годами скапливалась пыль. Пока они шли, поднимая в воздух пылинки, плясавшие в луче света, Эвелина мысленно оценивала арендованное помещение.
Джастин объяснил ей, что в начале коридора находились общие комнаты, а в противоположной стороне — спальни. Далее ответвление коридора вело в другое крыло здания. Пройдя некоторое расстояние, он повернул, и они спустились по нескольким пологим ступеням в комнату с высоким потолком, которую он назвал большим залом. Он сказал, что некогда здесь помещалась монастырская трапезная. Эвелина окинула взглядом помещение, пытаясь представить себе здесь прием по случаю бракосочетания.
Большая комната выглядела довольно мрачно, по ней гуляли сквозняки. Разнородные предметы меблировки только подчеркивали сильную потертость ковров на полу. Широкие застекленные двери выходили в заброшенный внутренний дворик с прудом, заросшим сорной травой. Эвелина взглянула вверх. Темные деревянные балки на сводчатом потолке напоминали гигантскую паутину.
Да, чтобы навести здесь чистоту, придется немало потрудиться.
— Скажите, нам удастся найти здесь приходящих уборщиц? — спросила она.
— Полагаю, что удастся, хотя сам я никогда ими не интересовался.
Она с трудом подавила желание сказать: «Оно и видно».
— Хозяйство здесь так запущено, что я не удивился бы, если бы вам для уборки потребовалась также и мужская сила.
— Возможно. — Она подобрала старинный шлем, валявшийся под ногами, и сморщила носик, увидев, что он полон окурков. — А они принадлежат к какому периоду? Раннему драконовскому? Он усмехнулся:
— Остальная часть здания находится в большем порядке. С тех пор как я получил монастырь в наследство, помещение относилось к холостяцкому убежищу, а еще раньше… по правде говоря, генерал не любил тратить деньги. Так что, учитывая все обстоятельства, было бы разумно свести до минимума освещение помещений.
— Даже и не помышляйте! — пробормотала она.
— Ведь это все-таки монастырь, — оправдывался он. — Предполагалось, что здесь живут просто и без затей.
— Интересно, почему ваши предки сделали такое место своим домом?
Он усмехнулся:
— Мои предки получили его бесплатно за преданную службу королеве Бесс. Девиз моих предков по материнской линии формулировался так: «Никогда не плати за то, что можешь получить даром». Кажется, такая надпись есть даже на нашем фамильном гербе.
— Так, значит, ваша семья активно участвовала в политике? — с любопытством спросила она.
— Только тогда, когда нам угрожали. В таком случае с криком «За короля и отечество!» мы бросались в бой. За одну из таких побед получен и монастырь «Северный крест»
— Если дело обстоит так, как вы говорите, то монастырь нельзя назвать очень щедрым вознаграждением за хорошую и верную службу.
— Возможно, служба была не такой уж хорошей или слуга не очень верным, — ничуть не смутившись, согласился он. — В моей семье все неисправимые лентяи. Не говоря уже о приспособленцах и людях, предрасположенных к интриганству. — В его голосе звучало нечто похожее на гордость.
— Мне, наверное, следовало бы поблагодарить вас за еще одно предостережение.
— Предостережение? — Он резко остановился, и она наткнулась на него.
Он поддержал ее за локоть. Его прикосновение вызвало отчетливое воспоминание о том, как кончики его пальцев прикоснулись к округлости ее груди.
— Послушайте, Эви…
— Эвелина, — еле слышно поправила его она. Он стоял слишком близко. Ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо, и ее поза выглядела так, словно она потянулась к нему в ожидании поцелуя. При мысли об этом она вспыхнула и опустила голову.
— Я хотел бы извиниться за то, что наговорил вам сегодня. О том, что не давал обещания не ухаживать за вами…
— Извиниться? — переспросила она. Ах, какие красивые у него губы: полные, четко очерченные…
— Я никогда не стал бы навязывать вам свое внимание.
— Не стали бы? — Смысл слов очень медленно дохоДил до ее сознания. — Разумеется, не стали бы! Вы просто поддразнивали меня. Я так и поняла. — Ее лицо залилось краской от смущения. Джастин, должно быть, почувствовал, что она подумала, и не знал, как выйти из положения. Услышав то, что она сказала, он вздохнул с облегчением.
— Вы разумная женщина, Эви.
Он опустил ее локоть. Она улыбнулась, пытаясь выглядеть разумной, что не так уж трудно, потому что она действительно была разумной. Разумной, сообразительной и удачливой во всем, за что ни бралась, кроме организации свадебных торжеств. Наверное, потому, что свадебные торжества непосредственно связаны с любовью.
«Возьми себя в руки, Эвелина! Ты приехала сюда, чтобы работать, и не можешь позволить себе тратить время на игры с Джастином Пауэллом».
— Каким дураком вы, наверное, меня считаете, — произнес Джастин.
Он стоял, опираясь ладонью о стену на уровне ее головы, и, заглядывая ей в лицо, мило улыбался. Его рубаха туго натянулась на широких плечах, закатанные рукава поднялись еще выше, обнажив нижнюю часть мощных бицепсов. Его абсолютно непринужденная поза и бессознательно очень мужественная не давала ни малейшего намека на желание порисоваться.
— Можете себе представить, ведь я льстил себя надеждой, что вы воспримете меня всерьез, — уточнил он. — Вы сможете меня простить?
Какие бы грехи за ним ни водились, но он был настоящим джентльменом, подумала она. Всего несколько слов — и он снял с ее души такое бремя.
— Не вижу ничего, за что вам следовало бы извиняться, — ответила она и торопливо ушла.
Глава 8
Эвелина наблюдала, как Джастин рисует диаграмму на толстом слое пыли, покрывавшем стол в библиотеке. Потребовалось приложить кое-какие усилия, но три недели спустя Эвелина не только простила Джастина за поддразнивания, но сумела напрочь выбросить из головы то происшествие. Она поняла, что с перевоспитавшимся «волчищем» не так уж трудно дружить, как могло показаться вначале. По правде говоря, с ним было легко и приятно общаться… конечно, когда он бывал дома.
Он почти ежедневно уходил «наблюдать за птицами» и иногда домой возвращался поздно. Она, конечно, не следила специально за тем, когда он уходит и приходит, но если живешь с человеком в одном доме, то обязательно будешь замечать его присутствие или отсутствие. Если учесть, что Мэри делила свое свободное время между Баком Ньютоном и еще одним мужчиной из местных, то Эвелина иногда не знала, чем заняться после работы. Так что совершенно естественно, что она ждала случая побыть в компании Джастина. Как друга, конечно. Не более того.
Да и как он мог бы стать чем-то большим? Ведь он убежденный холостяк, к тому же отказавшийся от радостей незаконных связей, а она убежденная старая дева, обреченная никогда не знать таких радостей — как незаконных, так и законных.
— Ну вот. Теперь вам, надеюсь, понятно, что я имею в виду, — проговорил Джастин, откидываясь на спинку стула и жестом указывая на диаграмму.
Эвелина придвинула свой стул ближе к нему.
— Дорогая моя Эви, — подчеркнул он (по какой-то причине Джастин называл ее «дорогой Эви», как она ни пыталась заставить его называть ее Эвелиной или, Боже Упаси, леди Эвелиной, как он называл ее, когда считал, что она затрагивает в разговоре тему, обсуждение которой составляло исключительно мужскую привилегию, а таких тем было немало), — вы ошибаетесь.
Он накрыл ее руку своей ладонью и, воспользовавшись ее пальцем как карандашом, провел жирную линию посередине импровизированной карты. Такое поведение было вполне в его стиле: у него напрочь отсутствовало ощущение границ, переступать которые не следовало, чтобы не нарушить права на неприкосновенность личности. И если Джастину понадобился палец, он мог воспользоваться как своим, так и ее пальцем. Ее подобное движение смутило. А он, видимо, даже не заметил, что делает что-то неподобающее.
— И поэтому люди на левом фланге, — продолжал он, — сдерживали их возможные действия.
Снисходительно улыбаясь, он выудил из брючного кармана носовой платок и, начисто вытерев ее палец, возвратил его ей.
Однако она не сдавалась.
— Сдержать их не удастся, — настаивала она, указывая на диаграмму, — если отвлечь внимание противника. Тогда можно продвинуться в центре.
Он покачал головой:
— Не выйдет. У них слишком мало сил, чтобы воспользоваться ситуацией в центре.
Набрав в легкие побольше воздуха, она выпалила:
— Если бы они думали головой, а не…
Услышав осторожное покашливание, оба подняли головы и увидели Беверли.
— Возможно, я неправильно понял ваши указания, новы, кажется, хотели, чтобы библиотека тоже была освобождена. От всего.
Эвелина оглянулась вокруг и с удивлением увидела, что, пока они с Джастином разговаривали, библиотеку наводнила целая армия рабочих. Две девчонки, оживленно болтая друг с другом, скребли полы, трое мужчин вставляли в окно новые стекла, а вверху, под сводчатым потолком, усердно трудился штукатур. Ее так поглотил разговор с Джастином, что она не заметила, как они пришли.
Увидев удивление на лице Эвелины, Беверли с нарочитой медлительностью добавил:
— Я, наверное, опять непонятно выразился. Позвольте мне повторить свой вопрос.
Явно издевательские нотки в словах Беверли моментально вывели ее из состояния немоты.
— Да, я просила вас вычистить эту комнату.
— Правильно ли я предполагаю, что сюда входит также и поверхность стола, за которым вы сидите? Или она будет составлять часть декорации к празднику?
Беверли неисправим. Уж он умеет вывести из себя! Она взглянула на свои часики. Силы небесные! Она пробыла здесь целый час! Джастин сидел, раскачиваясь на задних ножках стула, и наблюдал за ними.
— Извините, что причинила вам неудобство, — заявила она, обращаясь к Беверли.
Джастин скорчил гримасу, забавляясь происходящим. Она, кажется, готова извиниться перед Беверли в письменном виде, лишь бы он продолжал работать. Людей, желающих работать и даже трудиться до седьмого пота, оказалось много, но найти среди них человека, способного организовать людскую энергию, превратив ее в творческий процесс, было нелегко.
Она попросила Джастина одолжить ей на время своего Дворецкого, увидев, как Беверли в ужасе схватился за сердце, когда один из рабочих уронил старинный кувшин для имбирного пива, который, по его словам, считался вазой, относящейся к эпохе правления династии Мин. Джастин любезно согласился и приказал Беверли подчиняться ее указаниям.
Он почти ежедневно уходил «наблюдать за птицами» и иногда домой возвращался поздно. Она, конечно, не следила специально за тем, когда он уходит и приходит, но если живешь с человеком в одном доме, то обязательно будешь замечать его присутствие или отсутствие. Если учесть, что Мэри делила свое свободное время между Баком Ньютоном и еще одним мужчиной из местных, то Эвелина иногда не знала, чем заняться после работы. Так что совершенно естественно, что она ждала случая побыть в компании Джастина. Как друга, конечно. Не более того.
Да и как он мог бы стать чем-то большим? Ведь он убежденный холостяк, к тому же отказавшийся от радостей незаконных связей, а она убежденная старая дева, обреченная никогда не знать таких радостей — как незаконных, так и законных.
— Ну вот. Теперь вам, надеюсь, понятно, что я имею в виду, — проговорил Джастин, откидываясь на спинку стула и жестом указывая на диаграмму.
Эвелина придвинула свой стул ближе к нему.
— Дорогая моя Эви, — подчеркнул он (по какой-то причине Джастин называл ее «дорогой Эви», как она ни пыталась заставить его называть ее Эвелиной или, Боже Упаси, леди Эвелиной, как он называл ее, когда считал, что она затрагивает в разговоре тему, обсуждение которой составляло исключительно мужскую привилегию, а таких тем было немало), — вы ошибаетесь.
Он накрыл ее руку своей ладонью и, воспользовавшись ее пальцем как карандашом, провел жирную линию посередине импровизированной карты. Такое поведение было вполне в его стиле: у него напрочь отсутствовало ощущение границ, переступать которые не следовало, чтобы не нарушить права на неприкосновенность личности. И если Джастину понадобился палец, он мог воспользоваться как своим, так и ее пальцем. Ее подобное движение смутило. А он, видимо, даже не заметил, что делает что-то неподобающее.
— И поэтому люди на левом фланге, — продолжал он, — сдерживали их возможные действия.
Снисходительно улыбаясь, он выудил из брючного кармана носовой платок и, начисто вытерев ее палец, возвратил его ей.
Однако она не сдавалась.
— Сдержать их не удастся, — настаивала она, указывая на диаграмму, — если отвлечь внимание противника. Тогда можно продвинуться в центре.
Он покачал головой:
— Не выйдет. У них слишком мало сил, чтобы воспользоваться ситуацией в центре.
Набрав в легкие побольше воздуха, она выпалила:
— Если бы они думали головой, а не…
Услышав осторожное покашливание, оба подняли головы и увидели Беверли.
— Возможно, я неправильно понял ваши указания, новы, кажется, хотели, чтобы библиотека тоже была освобождена. От всего.
Эвелина оглянулась вокруг и с удивлением увидела, что, пока они с Джастином разговаривали, библиотеку наводнила целая армия рабочих. Две девчонки, оживленно болтая друг с другом, скребли полы, трое мужчин вставляли в окно новые стекла, а вверху, под сводчатым потолком, усердно трудился штукатур. Ее так поглотил разговор с Джастином, что она не заметила, как они пришли.
Увидев удивление на лице Эвелины, Беверли с нарочитой медлительностью добавил:
— Я, наверное, опять непонятно выразился. Позвольте мне повторить свой вопрос.
Явно издевательские нотки в словах Беверли моментально вывели ее из состояния немоты.
— Да, я просила вас вычистить эту комнату.
— Правильно ли я предполагаю, что сюда входит также и поверхность стола, за которым вы сидите? Или она будет составлять часть декорации к празднику?
Беверли неисправим. Уж он умеет вывести из себя! Она взглянула на свои часики. Силы небесные! Она пробыла здесь целый час! Джастин сидел, раскачиваясь на задних ножках стула, и наблюдал за ними.
— Извините, что причинила вам неудобство, — заявила она, обращаясь к Беверли.
Джастин скорчил гримасу, забавляясь происходящим. Она, кажется, готова извиниться перед Беверли в письменном виде, лишь бы он продолжал работать. Людей, желающих работать и даже трудиться до седьмого пота, оказалось много, но найти среди них человека, способного организовать людскую энергию, превратив ее в творческий процесс, было нелегко.
Она попросила Джастина одолжить ей на время своего Дворецкого, увидев, как Беверли в ужасе схватился за сердце, когда один из рабочих уронил старинный кувшин для имбирного пива, который, по его словам, считался вазой, относящейся к эпохе правления династии Мин. Джастин любезно согласился и приказал Беверли подчиняться ее указаниям.