Армия, казалось, была близка к катастрофе. Не было слышно команд. Только проклятия, вздохи да скрип колес. От этой колонны поднималось густое облако копоти, словно из горящего очага.
И опять Денон схватился за карандаш. Он видел полотнище знамени, бахрома которого тащилась по песку. Особенно заинтересовал его солдат, который нес знамя, пытаясь сохранить равновесие.
Будет ли это знамя вновь развеваться над штурмующими отрядами? Маловероятно. Если этот ужасный марш через пустыню продлится еще один или два дня, армия умрет от жажды. А Мурат Бей, предводитель мамелюков и владыка Египта, казалось, только и ждал этого. Солнце и песок были его могущественными союзниками. Уже и теперь он мог уничтожить армию Наполеона, если бы решился внезапно привести сюда отряды своих всадников.
Озабоченно всматривался Денон на запад. Оттуда прежде всего нужно ожидать нападения. Он содрогался при мысли о том, чем может завершиться конная атака на растянутые фланги французской армии. Ни один солдат не уцелел бы в этой бойне. А ему и другим гражданским предстояло бы рабство. Тогда он не выполнил бы свою задачу, а Академии наук в Париже пришлось бы еще долго ждать рисунки храмов, пирамид и гробниц времен фараонов. От выдержки армии зависит, будут ли открыты ворота в прошлое Египта. Уже девятнадцать дней шагали солдаты, испытывая адские муки. Смогут ли они продержаться еще один день? Завтра 21 июля 1798 года по европейскому календарю. Каким войдет этот день в мировую историю? Как день, когда ищущий славы генерал Бонапарт потерпел катастрофу, или как дата начала нового периода в исследовании одной из древнейших культур? Наполеон жаждал завоеваний, наука же, напротив, горела нетерпением открыть тайны фараонов.
Ищущий взгляд Денона скользнул по горизонту к югу. Песчаное море казалось бескрайним. Но там, далеко впереди, из пустыни поднималось нечто похожее на крохотный серый треугольник. Нет, это скорее всего несколько зубцов. Может быть, это просто мираж в колеблющемся от зноя воздухе?
Денон выпрямился в седле, загородив рукой глаза от солнца. Серые вершины треугольников стали более отчетливыми. Это не были призраки. Внезапная радость охватила Денона. Он поднял руки к небу и закричал хриплым голосом:
- Пирамиды! Пирамиды!
Солдаты слева от него устало подняли головы, равнодушно посмотрели вперед и вновь устремили взгляд в песок под ногами. Они не имели понятия о пирамидах. А штатский на лошаденке, очевидно, потерял рассудок от жары, раз он так кричит.
Солнце зашло. Внезапно наступила ночь. Солдаты упали на песок, словно скошенные пулями во время сражения. Никто не обращал внимания на сказочно прекрасное звездное небо.
Уже рассвело, а они все еще лежали там, где упали. И снова воля генерала Бонапарта заставила их шагать дальше, через песчаную пустыню. Когда горизонт на востоке заалел, лошади забеспокоились. Они чуяли воду и фыркали.
По рядам прокатился крик: "Нил, Нил!" Вытянув шею, жадно раздув ноздри, конь Денона рысью помчался к реке. Его всадник зачарованно смотрел на восток. Как в сказке из тысячи и одной ночи, на другом берегу Нила поднимались к небу стройные башни четырехсот минаретов Каира. Купола мечетей, обрамленные изящными башенками дворцов, как кружево, блестели золотом в лучах утреннего солнца. Розетки, арки и купола, сверкающие на солнце, как отполированный металл, давали представление Денону о том потрясающем изобилии вещей, которые он увидит в этом городе. Великие зодчие Востока превзошли здесь один другого в своем мастерстве и создали поистине сказочную картину в пустыне.
А здесь, на западном берегу Нила, напротив мрачно торчащей вверх горы Мокаттам, возвышались пирамиды, каменные гиганты древности, вечные свидетели могущества фараонов. Возведенные армией рабов, они безмолвно свидетельствовали об исхлестанных спинах, о стонах, о пролитой крови и поте. Осталось загадкой, зачем понадобилось фараонам сооружать их. Никто не мог объяснить, зачем нужны были каменные великаны и лежащие у их подножия стражи, сфинксы.
Карандаш Денона скользил по бумаге. Как одержимый, продолжал он рисовать даже тогда, когда десять тысяч всадников египетского властителя Му-рад Бея с фанатическими криками бросились на отряды Наполеона.
Началась страшная резня: кривая сабля вступила в единоборство с ружьем. Фанатичные поборники ислама атаковали беспорядочной толпой, в то время как французы стреляли только по команде, сохраняя строгий боевой порядок.
Денон рисовал падающих мамелюков, лошадей, вздымающихся на дыбы, раненых. А далеко позади возвышались пирамиды. Грозные и мрачные, как и четыре тысячи лет назад.
Наполеон вошел в Каир победителем. Виван Денон рисовал архитектурные памятники ислама. Наполеон дал своему генералу Дезэ приказ преследовать отступавших к Верхнему Египту мамелюков. Денон отправился с Дезэ. Его лихорадило от восторга, когда он вступил в город памятников - Фивы. Там были храмы, статуи, изображения богов, надгробные часовни, подземные ходы; повсюду он видел таинственные картины, гравюры и рельефы того времени, когда еще не существовало ни Рима, ни Афин. Это было единственное в своем роде богатейшее собрание многочисленных древностей. Величайшее в мире!
Все стены храмов, колонн, цоколи статуй и башни гигантских построек были покрыты иероглифами. Что они обозначали? Что хотели сообщить те люди, которые жили здесь тысячелетия назад, своим потомкам?
Если эти диковинные знаки и фигуры действительно представляли собой рисуночное письмо, а не простые украшения, тогда действительно их стоит расшифровать, чтобы узнать о прошлом таинственной страны. Но найдется ли такой гений, который сумеет разгадать подлинный смысл этих никогда не виданных знаков? Его, Вивана Денона, рисунки, которые он набрасывает с утра до вечера возле погребений и храмов, наверное, покажутся ученым Европы фантастическими. Они едва ли поверят, что в Мемфисе, Дендерах, Саккара и здесь, в этих когда-то сТовратных Фивах, в таком количестве свободно лежат древности. А сколько еще погребено в песках пустыни. Стоит лишь копнуть ногой землю, как оттуда появляется голова статуи. Солдаты проклинали Денона, когда он приказывал им выкапывать скульптуры!
Но теперь Денон ругался и сам. Только что он начал рисовать вход в какой-то древнеегипетский храм, как ворвался отряд гренадеров.
Один из них крикнул:
- Монсеньер Денон! Бегите! На нас напали мамелюки. Они преследуют нас. Мы бежим за подкреплением.
- Да, да, хорошо, ведите подкрепление! А я тем временем здесь порисую!
Гренадер, предупредивший Денона, подал товарищам знак. Они набросились на художника, схватили его и потащили с собой, не обращая внимания на ругань и угрозы. Они знали этого человека. Он был, конечно, немного сумасшедшим, потому что перерисовывал то, что они считали ничего не стоящими кучами камней. Но в то же время они хорошо относились к Денону за его добродушный характер. Он мог здорово рассвирепеть, когда ему мешали рисовать. Но стоило Денону излить свою ярость, как он уже делил свой паек с голодными. Ах, этот Денон странный парень! Вместо того чтобы брать трофей" у мамелюков, он рисует древности, за которые ни один солдат не дал бы ломаного гроша.
ГРЕНАДЕР
АНДРЕ СИМОН
НАХОДИТ
ЧЕРНЫЙ
КАМЕНЬ
Генерал Бонапарт дал командиру инженерного отряда Допулю следующее задание: безотлагательно привести в порядок разрушенный форт Ар-Рашид, расположенный в семи с половиной километрах северо-западнее Розетты на Ниле. Допуль велел привести к нему капитана Бушара. Это был наиболее подходящий человек, способный выполнить приказ Бонапарта.
- Что же нам теперь - оставаться в Египте всю жизнь? - спросил злобно Бушар. Допуль пожал плечами.
- Вы знаете, что адмирал Нельсон уничтожил при Абукире наш флот. Теперь англичане готовятся к последнему удару. В один прекрасный день они попытаются высадиться на побережье Египта. Мы должны быть готовы к этому.
Бушар принялся размышлять, Египет был потерян для Франции. Ему это было давно ясно. Все победы Бонапарта над мамелюками были одержаны напрасно. В армии ходили слухи, что генерал Бонапарт собирается отплыть во Францию. Что тогда будет с армией? Пребывание на берегах Нила сильно изнурило армию. Непривычный климат, мириады мух, нечистоты и грязь в деревнях и городах вызвали болезни, против которых все искусство военных врачей оказалось бессильным. Многие ученые, участники экспедиции, получили серьезное заболевание глаз, а некоторым из них даже грозила слепота.
А что будет с захваченными древностями: скульптурами, свитками папируса, обелисками и саркофагами - передать их англичанам?
Без боя?
Нет!
Их нашли французские ученые, и они же должны изучать их во славу своей родины.
Форт Ар-Рашид должен стать оборонительным валом, достаточно сильным, чтобы отражать все атаки. Если это правда, что генерал Бонапарт возвратился во Францию, то он поехал туда только для того, чтобы привести подкрепление.
С ранних лет Бушар интересовался древней историей. И когда он увидел руины древних городов и храмов Египта, то сразу понял, что благодаря им будут открыты тайны фараонов. Он прислушивался к разговорам археологов; видел, с каким усердием рисовал Виван Денон колонны храмов и старинные сооружения. Он понял, как много древностей зарыто в земле. И вот теперь Бушар должен был защитить сокровища Египта для Франции. Его солдаты, испытанные саперы, должны были превратить форт Ар-Рашид в неприступную крепость.
Солдаты копали, недовольно ворча. Нужно было отбросить горы песка, чтобы освободить потрескавшийся фундамент древнего форта.
Гренадер Андре Симон не помнил себя от яро: сти. Как он был глуп, когда попросил перевести его из отряда гренадеров в инженерный отряд! Он надеялся избежать тяжелого пешего похода. А теперь должен копать песок при адской жаре. Сам черт толкнул его на это.
Он яростно вонзил в землю лопату. Железо ударилось о что-то твердое.
- Проклятый мусор, - пробормотал Симон и еще раз копнул в стороне от твердого предмета. Но и на новом месте лопата встретила сопротивление. В песке торчал какой-то камень. Ну, он не так глуп, чтобы выкапывать камень, который после этого должен будет оттащить в сторону. Гораздо умнее было копать вокруг камня. Итак, он начал снова. Здесь песок был рыхлым, и работы шла легко.
Кто-то схватил его за плечо. Это был Бушар!
- Почему ты бросил копать на старом месте?
- Там обломок скалы в земле, мой капитан.
- Да? Ну-ка выкапывай его! Или я должен это делать за тебя?
Капитан смотрел строго. Еще одно слово, и Симон будет наказан. Он начал копать на прежнем месте. Из песка показалась черная плита. Странные знаки и рисунки были выбиты на ее наружной отполированной стороне. Бушар наклонился... Внезапно он выхватил из рук Симона лопату и начал, как безумный, рыть песок.
Теперь камень был откопан. Большой, словно крышка стола, черный, глянцевый и сплошь покрытый знаками.
Почему капитан смотрит по сторонам, словно ищет поддержки? Вот опять уставился на плиту и проводит кончиками пальцев по высеченным на камне знакам. Что так понравилось ему в этой вещи? Неужели таинственные знаки? Товарищи говорили, что подобные находки приносят несчастье.
На всякий случай Симон немного отступил назад.
Наконец, капитан встал. Он пристально посмотрел на Симона, так что тому стало даже как-то неловко под задумчивым взглядом начальника. Теперь капитан заговорил словно во сне:
- Могу держать пари: нижние строки- наверняка древнегреческий текст. Солдат! Беги за полковником Допулем. Скажи ему,-что я прошу его прийти сюда. Скажи, что речь идет об очень важном деле.
Симон знал о случаях с его товарищами, когда солнечный удар становился причиной буйного помешательства. Полковник Допуль был достаточно рассудительным человеком, который легко приведет Бу-шара в нормальное состояние.
Но, к своему удивлению, Симон увидел, что и полковник повел себя, как капитан. Допуль тщательно осмотрел черную каменную плиту, подсчитал строчки со знаками и заговорил, по-видимому, в бреду:
- Здесь три различные надписи. Смотрите-ка, Бушар, первые четырнадцать строчек - это, несомненно, иероглифы, тридцать две строки за ними, мне кажется... да, если бы я знал это наверное! Но нижние пятьдесят четыре строки, само собой разумеется, представляют древнегреческую надпись.- Его голос звучал взволнованно, когда он заговорил вновь:
- Бушар! Вы согласны со мной, не так ли? На этой плите дан иероглифический текст и его перевод. Может быть, это даже три разных языка.
Бушар сжал кулаки.
- Господин полковник! Если бы это была правда... Этот камень смог бы разрешить величайшую загадку всех времен! Иероглифы были бы расшифрованы. Тысячелетняя тайна превратилась бы в открытую книгу истории. Наука смогла бы, наконец, сказать, что происходило в Египте в те далекие времена, когда люди во Франции ходили в звериных шкурах и охотились на медведей.
- Вы говорите как поэт, капитан, но вы правы. Этот камень представляет, вероятно, большую ценность, чем три выигранных сражения в стране на Ниле. Послушайте, я знаю одного офицера, который может переводить с древнегреческого. Прикажите срочно выкопать плиту и отнести ее ко мне на квартиру.- Он полез в карман и бросил Симону монету. Это было настоящее серебро, имевшее в сто крат большую ценность, чем новые республиканские банкноты, которыми в то время платили жалованье в армии.
Теперь Симон копал с азартом, тогда как его товарищи с не меньшим азартом проклинали тяжелую каменную плиту, которую они должны были по прихоти офицера доставить в Розетту.
Затем над плитой склонился сведущий в надписях офицер. Она была в нескольких местах поломана, а некоторые строчки так попортились от времени, что можно было лишь с трудом разобрать отдельные штрихи. То бормоча себе что-то под нос, то впадая в глубокую задумчивость, офицер водил пальцем по древнегреческим письменам. Казалось, ему не стоило большого труда перевести легко читаемые слова и буквы. Поднявшись, он сказал с уверенностью:
- Этим надписям около двух тысяч лет. Пятьдесят четыре строки греческого текста содержат декларацию жрецов Мемфиса, которые благодарят царя Птолемея Эпифана за какие-то льготы. Они присваивают ему почетный титул.- Офицер снова стал рассматривать надпись.- Но что означают знаки над греческим текстом - этого я, к сожалению, не могу вам сказать. И вероятно, не сможет никто из людей, ныне живущих.
- Но это же "так ясно! - воскликнул Бушар.- Греческий представляет собой .перевод иероглифов. Посмотрите-ка!
Офицер с сожалением покачал головой:
- Я вижу лишь четырнадцать строк иероглифов, мой друг, и тридцать, которые не являются иероглифами. А древнегреческого текста - пятьдесят четыре строки! Трудно себе представить, что три такие разные по длине надписи содержат один и тот же текст.
- А я вам говорю, что вы ошибаетесь! - закричал Бушар возмущенно.Иероглифы представляют собой рисуночное письмо. И каждая картина означает целое слово.
- Иероглифы - это загадка, которую историк Геродот еще в древности считал неразрешимой,- возразил офицер.
ЖАН-ФРАНСУА
ШАМПОЛЬОН
РАСШИФРОВЫВАЕТ
ИЕРОГЛИФЫ
- Прекрасно, тогда наши ученые в Париже разрешат ее,- сказал Допуль.Хотя бы с помощью этой каменной плиты. Капитан Бушар! Вы лично отправите камень в Каир. И вы отвечаете за то, что он прибудет в хорошем состоянии. Позаботьтесь сейчас же о том, чтобы изготовить несколько отливок. На всякий случай Денон должен срисовать надписи.
Англия торжествовала победу. В сентябре 1801 года французский гарнизон в Александрии спустил на мачте флаг, что-означало капитуляцию. После такого большого кровопролития, после стольких побед и неизмеримых жертв - отказ от Египта. Поход Наполеона, так славно начатый, превратился в простую авантюру.
Англичане потребовали выдачи всех собранных в Египте древностей.
Ученые, потерявшие здоровье в стране на Ниле, выражали гневный протест. Но ничто не помогло. Англия не уступала - ведь она располагала самым большим военным и торговым флотом в мире.
Франции пришлось выдать сокровища, за которые ее ученые жертвовали своими жизнями и здоровьем. Среди них был также черный камень из Розетты. Но осталось одно маленькое утешение - рисунки Вивана Денона. Они составили основу для новых исследований. Загадочные египетские древности, скопированные с большой точностью, ожидали своих исследователей.
Армия Наполеона потерпела поражение; наука приготовилась одержать победу мысли.
Школьный учитель из Гренобля почтительно склонился перед префектом департамента Жан-Батистом Фурье. Высокий гость считался знаменитым физиком и математиком Франции. В качестве главы научной комиссии он участвовал в египетском походе Наполеона. Собрание египетских древностей Фурье было единственным в своем роде. Ученые восхищались им, на него постоянно сыпались отличия и награды.
Какая честь для учеников гренобльской школы быть представленными такому знаменитому человеку! Они смотрели на его высокий покатый лоб, острый орлиный нос, узкий рот. Серые, необыкновенно светлые глаза смотрели так строго, словно мосье Фурье намеревался наказать всех провинившихся. Возможно, он мог читать мысли.
Один за другим ученики опускали виновато глаза. Только один устоял перед его взглядом. Он продолжал восхищенно смотреть на гениального человека. А так как мальчик заметил улыбку на лице знаменитого ученого, он тоже улыбнулся.
- Как твое имя, мой мальчик? - спросил важный гость.
- Жан-Франсуа Шампольон, мосье. Фурье повернулся к учителю.
- Юноша похож на египтянина. Кто его отец?
- Книготорговец, господин префект. Имеет лавку в Фижаке.
- И ты тоже хочешь быть книготорговцем? - спросил Фурье малыша с узким смуглым лицом.
Темные глаза мальчика смотрели смело. Он не обращал никакого внимания на знаки учителя, который давал ему понять, что следует поклониться.
- Нет, мосье, я хотел бы стать языковедом.
Лицо важного -гостя выразило удивление. Это дало директору школы возможность блеснуть перед гостем знаниями ученика:
- Юноша "необыкновенно талантлив, господин префект. Он уже бегло говорит по-латыни и по-гречески, а также упражняется в переводах древнееврейских текстов.
- Удивительно! - заметил Фурье, пытливо рассматривая лицо мальчика. Потом, словно очнувшись от глубокого раздумья, неожиданно сказал: - Если хочешь, можешь осмотреть мое собрание. Тебя интересуют египетские древности?
Мальчика будто кто толкнул. Глаза его заблестели.
Жан-Франсуа быстро кивнул головой.
И вот он стоит перед вещами, которых еще никогда не видел. Там были рисунки храмов и каменных колоссов, обломки статуй, куски свитков папируса, покрытые странными знаками. И наконец, разбитая каменная плита, на которой кое-где сохранились фигуры в причудливо застывших позах. Взгляд мальчика перебегал с одного предмета на другой - ему хотелось навсегда запечатлеть в своей памяти все это. Словно магической силой вновь и вновь притягивали его внимание знаки-рисунки.
Фурье молча наблюдал за маленьким гостем. Несколько раз он давал ему различные пояснения.
Мальчик лишь кивал головой и, как во сне, стоял перед древностями, не сводя с них глаз. Этот мальчик вел себя как-то странно. Его горячий интерес к находкам, даже внушал опасения. Казалось, что перед ним возникают какие-то видения. И разве его лицо не похоже на лицо юноши с каменного фрагмента? Большие миндалевидные глаза, узкий нос, пухлый рот. Лицо мальчика времен фараонов! Вдруг он, увидев папирус с иероглифами, спрашивает:
- Можно это прочитать?
Фурье на мгновение почувствовал себя школьником, который не может ответить на вопрос учителя. Он только отрицательно покачал головой.
- Я прочту их,- сказал мальчик самоуверенно.- Через несколько лет, когда вырасту.
И странно. Фурье, знаменитый Фурье, строгий исследователь и великий ученый, поверил мальчику.
В тринадцать лет Жан-Франсуа поражал всех своей жаждой знаний. Жан изучал сирийский, арамейский, арабский и коптский языки с непостижимой настойчивостью и терпением. В его комнате свеча горела до полуночи.
Брат поднимался с постели:
- Жан, ты давно должен спать. Ты заболеешь, если будешь так переутомляться!
Жан отрывал взгляд от стола, покрытого книгами, фолиантами, рукописями. Это был взгляд фанатика, обращенный в даль, недосягаемую для заурядного человека; взгляд, который проникает сквозь пространство и время.
Голос юноши звучал отчужденно:
- Мне кажется, письмена древних китайцев в некотором отношении чем-то близки к иероглифам. Если бы я мог это доказать!
Его взгляд отрешенно скользил по стене. И снова, погруженный в свои мысли, он бормотал:
- Надо попросить Фурье. Он должен раздобыть мне тексты из Зенд-Авесты. В Гренобле их нельзя достать.
Старший брат, вздыхая, снова повалился на постель. "Тексты Зенд-Авесты,- думал он, потрясенный,- священной книги персов. На авестийском языке, и его хочет изучить тринадцатилетний мальчик. Бог Мой, к чему это приведет? Не может же такой молодой человек вместить в своей голове знания сотен ученых!"
Жан-Франсуа мог. Он собирался научиться когда-нибудь читать иероглифы так же свободно, как латинист читает труды Цицерона.
И все знания, которые он приобретал, служили исключительно этому намерению. Фолианты, книги и рукописи, которые он доставал, не дали ему ничего нового в изучении языка. Он перерыл библиотеки, изучил сочинения античных историков о государстве фараонов. Шампольон читал Геродота, Диодора Сицилийского, Страбона, Гораполлона: Неужели ни один из них не знал, что такое иероглифы? Геродот, "отец истории", за пятьсот лет до нашей эры посетил Египет и описал храмы, пирамиды и гробницы, которые тогда уже насчитывали тысячелетия.
Шампольона лихорадило от нетерпения. Он листал страницу за страницей. Расскажи, Геродот, расскажи, что ты видел! А вы, арабы и копты, что знали вы о древнем Египте?
Как? Копты, потомки древних египтян, так мало могут рассказать? Откуда же возник их язык и письмо, как не от их праотцев?
Жан погружается в изучение коптских надписей. Он сравнивает их с библейскими текстами и фрагментами арабских стихов. Он переводит с еврейского на коптский, с коптского на латинский. Часть высказываний - о фараонах - совпадала, часть - противоречила друг другу. Но все вместе взятое? Достаточно ли этого, чтобы хотя бы набросать карту царства фараонов? Должно быть, достаточно.
И Жан-Франсуа Шампольон предложил ученым первую карту древнего Египта. Ему было семнадцать лет. Ученые удивлялись. Они сомневались также, насколько верна была карта Шампольона. Какие у них были основания ответить? Кто знал, где проходили границы древнего Египта четыре и более тысячелетия назад?
- Я собрал материал для книги,- провозгласил Шампольон.- Она будет называться "Египет времен фараонов".
- Вздор,- ответили ученые.- С помощью одной фантазии невозможно написать историю государства, о котором мы знаем только то, что оно существовало.
Жан-Франсуа написал свою книгу. Он прочитал членам Гренобльской Академии введение к своей работе. Ученые мужи удивились, как дети, слушающие сказку о фантастическом путешествии. Перед ними стоял семнадцатилетний юноша, который рассказывал о фараонах так, словно сам жил в их государстве. Он последовательно развивал ход своих мыслей, которые так смело и убежденно анализировал, что ни один слушатель не осмеливался и думать о том, чтобы возразить ему. А с каким воодушевлением говорил этот юноша! Его речь лилась, словно поток, уносящий с собой все, что встречается на его пути. Шампольон - и это чувствовал каждый сидящий в зале - был наделен гениальным умом. Он владел такими областями знаний, изучение каждой из которых потребовало бы целой человеческой жизни. Академики решили единогласно: Жан-Франсуа Шампольон достоин быть членом Академии в Гренобле.
Фурье восторженно обнял самого молодого академика Франции. Для юного гения Гренобль был слишком мал. Шампольон должен ехать в Париж. Но сначала - Фурье таинственно усмехнулся -^ он хочет ему кое-что показать. Молодому ученому, наверное, интересно будет посмотреть на эту отливку с черного базальтового камня, который откопал какой-то солдат при строительстве форта в песках пустыни близ Розетты на Ниле.
Жан уставился на отливку, словно видел ее во сне. Неужели это в самом деле возможно? Здесь, на этой плите, под иероглифами высечены знаки древнеегипетского курсива и древнегреческий текст.
Но это же ключ к разгадке иероглифов, рисуночного письма древних египтян! Бывшие до сих пор мертвыми, знаки заговорят сейчас же!
Много часов размышлял Шампольон, склонившись над доской. Он не видел и не слышал ничего, что делается вокруг. Фурье давно уже ушел из комнаты. А когда рассвело, Шампольон все еще стоял перед трехъязычным камнем. Всех его знаний не хватало, чтобы объяснить хотя бы один из этих рисуночных знаков. Он пришел лишь к тому выв'оду, что иероглифы не были рисуночным письмом, как сотни лет утверждали ученые. Но это сначала надо суметь доказать. Речь шла о том, чтобы полностью освободиться от всех прежних приемов и найти совершенно новый путь.
Шли годы. Европа вновь дрожала перед Наполеоном. Прошло сто дней, и объединенные войска союзников нанесли окончательный удар Бонапарту. Как приверженец Наполеона, Шампольон был сослан. Он сражался у стен Гренобля с отрядами Бурбонов. В наказание за это он был лишен профессуры. Голодая, он писал новый труд по иероглифике. Знаки на камне из Розетты преследовали его днем и ночью, как привидения. В его снах они оживали и издевались над ним. В это же время другие ученые также трудились над расшифровкой загадочных знаков на Розеттском камне, как теперь называли базальтовую плиту. Многие из них думали, что решение найдено. Авантюристические предположения принимали за истину и -об этом писали длинные статьи. Один знатный "ученый" утверждал, например, что смысл иероглифов ему открылся за одну ночь и только из-за спешки он сделал ошибки.
И опять Денон схватился за карандаш. Он видел полотнище знамени, бахрома которого тащилась по песку. Особенно заинтересовал его солдат, который нес знамя, пытаясь сохранить равновесие.
Будет ли это знамя вновь развеваться над штурмующими отрядами? Маловероятно. Если этот ужасный марш через пустыню продлится еще один или два дня, армия умрет от жажды. А Мурат Бей, предводитель мамелюков и владыка Египта, казалось, только и ждал этого. Солнце и песок были его могущественными союзниками. Уже и теперь он мог уничтожить армию Наполеона, если бы решился внезапно привести сюда отряды своих всадников.
Озабоченно всматривался Денон на запад. Оттуда прежде всего нужно ожидать нападения. Он содрогался при мысли о том, чем может завершиться конная атака на растянутые фланги французской армии. Ни один солдат не уцелел бы в этой бойне. А ему и другим гражданским предстояло бы рабство. Тогда он не выполнил бы свою задачу, а Академии наук в Париже пришлось бы еще долго ждать рисунки храмов, пирамид и гробниц времен фараонов. От выдержки армии зависит, будут ли открыты ворота в прошлое Египта. Уже девятнадцать дней шагали солдаты, испытывая адские муки. Смогут ли они продержаться еще один день? Завтра 21 июля 1798 года по европейскому календарю. Каким войдет этот день в мировую историю? Как день, когда ищущий славы генерал Бонапарт потерпел катастрофу, или как дата начала нового периода в исследовании одной из древнейших культур? Наполеон жаждал завоеваний, наука же, напротив, горела нетерпением открыть тайны фараонов.
Ищущий взгляд Денона скользнул по горизонту к югу. Песчаное море казалось бескрайним. Но там, далеко впереди, из пустыни поднималось нечто похожее на крохотный серый треугольник. Нет, это скорее всего несколько зубцов. Может быть, это просто мираж в колеблющемся от зноя воздухе?
Денон выпрямился в седле, загородив рукой глаза от солнца. Серые вершины треугольников стали более отчетливыми. Это не были призраки. Внезапная радость охватила Денона. Он поднял руки к небу и закричал хриплым голосом:
- Пирамиды! Пирамиды!
Солдаты слева от него устало подняли головы, равнодушно посмотрели вперед и вновь устремили взгляд в песок под ногами. Они не имели понятия о пирамидах. А штатский на лошаденке, очевидно, потерял рассудок от жары, раз он так кричит.
Солнце зашло. Внезапно наступила ночь. Солдаты упали на песок, словно скошенные пулями во время сражения. Никто не обращал внимания на сказочно прекрасное звездное небо.
Уже рассвело, а они все еще лежали там, где упали. И снова воля генерала Бонапарта заставила их шагать дальше, через песчаную пустыню. Когда горизонт на востоке заалел, лошади забеспокоились. Они чуяли воду и фыркали.
По рядам прокатился крик: "Нил, Нил!" Вытянув шею, жадно раздув ноздри, конь Денона рысью помчался к реке. Его всадник зачарованно смотрел на восток. Как в сказке из тысячи и одной ночи, на другом берегу Нила поднимались к небу стройные башни четырехсот минаретов Каира. Купола мечетей, обрамленные изящными башенками дворцов, как кружево, блестели золотом в лучах утреннего солнца. Розетки, арки и купола, сверкающие на солнце, как отполированный металл, давали представление Денону о том потрясающем изобилии вещей, которые он увидит в этом городе. Великие зодчие Востока превзошли здесь один другого в своем мастерстве и создали поистине сказочную картину в пустыне.
А здесь, на западном берегу Нила, напротив мрачно торчащей вверх горы Мокаттам, возвышались пирамиды, каменные гиганты древности, вечные свидетели могущества фараонов. Возведенные армией рабов, они безмолвно свидетельствовали об исхлестанных спинах, о стонах, о пролитой крови и поте. Осталось загадкой, зачем понадобилось фараонам сооружать их. Никто не мог объяснить, зачем нужны были каменные великаны и лежащие у их подножия стражи, сфинксы.
Карандаш Денона скользил по бумаге. Как одержимый, продолжал он рисовать даже тогда, когда десять тысяч всадников египетского властителя Му-рад Бея с фанатическими криками бросились на отряды Наполеона.
Началась страшная резня: кривая сабля вступила в единоборство с ружьем. Фанатичные поборники ислама атаковали беспорядочной толпой, в то время как французы стреляли только по команде, сохраняя строгий боевой порядок.
Денон рисовал падающих мамелюков, лошадей, вздымающихся на дыбы, раненых. А далеко позади возвышались пирамиды. Грозные и мрачные, как и четыре тысячи лет назад.
Наполеон вошел в Каир победителем. Виван Денон рисовал архитектурные памятники ислама. Наполеон дал своему генералу Дезэ приказ преследовать отступавших к Верхнему Египту мамелюков. Денон отправился с Дезэ. Его лихорадило от восторга, когда он вступил в город памятников - Фивы. Там были храмы, статуи, изображения богов, надгробные часовни, подземные ходы; повсюду он видел таинственные картины, гравюры и рельефы того времени, когда еще не существовало ни Рима, ни Афин. Это было единственное в своем роде богатейшее собрание многочисленных древностей. Величайшее в мире!
Все стены храмов, колонн, цоколи статуй и башни гигантских построек были покрыты иероглифами. Что они обозначали? Что хотели сообщить те люди, которые жили здесь тысячелетия назад, своим потомкам?
Если эти диковинные знаки и фигуры действительно представляли собой рисуночное письмо, а не простые украшения, тогда действительно их стоит расшифровать, чтобы узнать о прошлом таинственной страны. Но найдется ли такой гений, который сумеет разгадать подлинный смысл этих никогда не виданных знаков? Его, Вивана Денона, рисунки, которые он набрасывает с утра до вечера возле погребений и храмов, наверное, покажутся ученым Европы фантастическими. Они едва ли поверят, что в Мемфисе, Дендерах, Саккара и здесь, в этих когда-то сТовратных Фивах, в таком количестве свободно лежат древности. А сколько еще погребено в песках пустыни. Стоит лишь копнуть ногой землю, как оттуда появляется голова статуи. Солдаты проклинали Денона, когда он приказывал им выкапывать скульптуры!
Но теперь Денон ругался и сам. Только что он начал рисовать вход в какой-то древнеегипетский храм, как ворвался отряд гренадеров.
Один из них крикнул:
- Монсеньер Денон! Бегите! На нас напали мамелюки. Они преследуют нас. Мы бежим за подкреплением.
- Да, да, хорошо, ведите подкрепление! А я тем временем здесь порисую!
Гренадер, предупредивший Денона, подал товарищам знак. Они набросились на художника, схватили его и потащили с собой, не обращая внимания на ругань и угрозы. Они знали этого человека. Он был, конечно, немного сумасшедшим, потому что перерисовывал то, что они считали ничего не стоящими кучами камней. Но в то же время они хорошо относились к Денону за его добродушный характер. Он мог здорово рассвирепеть, когда ему мешали рисовать. Но стоило Денону излить свою ярость, как он уже делил свой паек с голодными. Ах, этот Денон странный парень! Вместо того чтобы брать трофей" у мамелюков, он рисует древности, за которые ни один солдат не дал бы ломаного гроша.
ГРЕНАДЕР
АНДРЕ СИМОН
НАХОДИТ
ЧЕРНЫЙ
КАМЕНЬ
Генерал Бонапарт дал командиру инженерного отряда Допулю следующее задание: безотлагательно привести в порядок разрушенный форт Ар-Рашид, расположенный в семи с половиной километрах северо-западнее Розетты на Ниле. Допуль велел привести к нему капитана Бушара. Это был наиболее подходящий человек, способный выполнить приказ Бонапарта.
- Что же нам теперь - оставаться в Египте всю жизнь? - спросил злобно Бушар. Допуль пожал плечами.
- Вы знаете, что адмирал Нельсон уничтожил при Абукире наш флот. Теперь англичане готовятся к последнему удару. В один прекрасный день они попытаются высадиться на побережье Египта. Мы должны быть готовы к этому.
Бушар принялся размышлять, Египет был потерян для Франции. Ему это было давно ясно. Все победы Бонапарта над мамелюками были одержаны напрасно. В армии ходили слухи, что генерал Бонапарт собирается отплыть во Францию. Что тогда будет с армией? Пребывание на берегах Нила сильно изнурило армию. Непривычный климат, мириады мух, нечистоты и грязь в деревнях и городах вызвали болезни, против которых все искусство военных врачей оказалось бессильным. Многие ученые, участники экспедиции, получили серьезное заболевание глаз, а некоторым из них даже грозила слепота.
А что будет с захваченными древностями: скульптурами, свитками папируса, обелисками и саркофагами - передать их англичанам?
Без боя?
Нет!
Их нашли французские ученые, и они же должны изучать их во славу своей родины.
Форт Ар-Рашид должен стать оборонительным валом, достаточно сильным, чтобы отражать все атаки. Если это правда, что генерал Бонапарт возвратился во Францию, то он поехал туда только для того, чтобы привести подкрепление.
С ранних лет Бушар интересовался древней историей. И когда он увидел руины древних городов и храмов Египта, то сразу понял, что благодаря им будут открыты тайны фараонов. Он прислушивался к разговорам археологов; видел, с каким усердием рисовал Виван Денон колонны храмов и старинные сооружения. Он понял, как много древностей зарыто в земле. И вот теперь Бушар должен был защитить сокровища Египта для Франции. Его солдаты, испытанные саперы, должны были превратить форт Ар-Рашид в неприступную крепость.
Солдаты копали, недовольно ворча. Нужно было отбросить горы песка, чтобы освободить потрескавшийся фундамент древнего форта.
Гренадер Андре Симон не помнил себя от яро: сти. Как он был глуп, когда попросил перевести его из отряда гренадеров в инженерный отряд! Он надеялся избежать тяжелого пешего похода. А теперь должен копать песок при адской жаре. Сам черт толкнул его на это.
Он яростно вонзил в землю лопату. Железо ударилось о что-то твердое.
- Проклятый мусор, - пробормотал Симон и еще раз копнул в стороне от твердого предмета. Но и на новом месте лопата встретила сопротивление. В песке торчал какой-то камень. Ну, он не так глуп, чтобы выкапывать камень, который после этого должен будет оттащить в сторону. Гораздо умнее было копать вокруг камня. Итак, он начал снова. Здесь песок был рыхлым, и работы шла легко.
Кто-то схватил его за плечо. Это был Бушар!
- Почему ты бросил копать на старом месте?
- Там обломок скалы в земле, мой капитан.
- Да? Ну-ка выкапывай его! Или я должен это делать за тебя?
Капитан смотрел строго. Еще одно слово, и Симон будет наказан. Он начал копать на прежнем месте. Из песка показалась черная плита. Странные знаки и рисунки были выбиты на ее наружной отполированной стороне. Бушар наклонился... Внезапно он выхватил из рук Симона лопату и начал, как безумный, рыть песок.
Теперь камень был откопан. Большой, словно крышка стола, черный, глянцевый и сплошь покрытый знаками.
Почему капитан смотрит по сторонам, словно ищет поддержки? Вот опять уставился на плиту и проводит кончиками пальцев по высеченным на камне знакам. Что так понравилось ему в этой вещи? Неужели таинственные знаки? Товарищи говорили, что подобные находки приносят несчастье.
На всякий случай Симон немного отступил назад.
Наконец, капитан встал. Он пристально посмотрел на Симона, так что тому стало даже как-то неловко под задумчивым взглядом начальника. Теперь капитан заговорил словно во сне:
- Могу держать пари: нижние строки- наверняка древнегреческий текст. Солдат! Беги за полковником Допулем. Скажи ему,-что я прошу его прийти сюда. Скажи, что речь идет об очень важном деле.
Симон знал о случаях с его товарищами, когда солнечный удар становился причиной буйного помешательства. Полковник Допуль был достаточно рассудительным человеком, который легко приведет Бу-шара в нормальное состояние.
Но, к своему удивлению, Симон увидел, что и полковник повел себя, как капитан. Допуль тщательно осмотрел черную каменную плиту, подсчитал строчки со знаками и заговорил, по-видимому, в бреду:
- Здесь три различные надписи. Смотрите-ка, Бушар, первые четырнадцать строчек - это, несомненно, иероглифы, тридцать две строки за ними, мне кажется... да, если бы я знал это наверное! Но нижние пятьдесят четыре строки, само собой разумеется, представляют древнегреческую надпись.- Его голос звучал взволнованно, когда он заговорил вновь:
- Бушар! Вы согласны со мной, не так ли? На этой плите дан иероглифический текст и его перевод. Может быть, это даже три разных языка.
Бушар сжал кулаки.
- Господин полковник! Если бы это была правда... Этот камень смог бы разрешить величайшую загадку всех времен! Иероглифы были бы расшифрованы. Тысячелетняя тайна превратилась бы в открытую книгу истории. Наука смогла бы, наконец, сказать, что происходило в Египте в те далекие времена, когда люди во Франции ходили в звериных шкурах и охотились на медведей.
- Вы говорите как поэт, капитан, но вы правы. Этот камень представляет, вероятно, большую ценность, чем три выигранных сражения в стране на Ниле. Послушайте, я знаю одного офицера, который может переводить с древнегреческого. Прикажите срочно выкопать плиту и отнести ее ко мне на квартиру.- Он полез в карман и бросил Симону монету. Это было настоящее серебро, имевшее в сто крат большую ценность, чем новые республиканские банкноты, которыми в то время платили жалованье в армии.
Теперь Симон копал с азартом, тогда как его товарищи с не меньшим азартом проклинали тяжелую каменную плиту, которую они должны были по прихоти офицера доставить в Розетту.
Затем над плитой склонился сведущий в надписях офицер. Она была в нескольких местах поломана, а некоторые строчки так попортились от времени, что можно было лишь с трудом разобрать отдельные штрихи. То бормоча себе что-то под нос, то впадая в глубокую задумчивость, офицер водил пальцем по древнегреческим письменам. Казалось, ему не стоило большого труда перевести легко читаемые слова и буквы. Поднявшись, он сказал с уверенностью:
- Этим надписям около двух тысяч лет. Пятьдесят четыре строки греческого текста содержат декларацию жрецов Мемфиса, которые благодарят царя Птолемея Эпифана за какие-то льготы. Они присваивают ему почетный титул.- Офицер снова стал рассматривать надпись.- Но что означают знаки над греческим текстом - этого я, к сожалению, не могу вам сказать. И вероятно, не сможет никто из людей, ныне живущих.
- Но это же "так ясно! - воскликнул Бушар.- Греческий представляет собой .перевод иероглифов. Посмотрите-ка!
Офицер с сожалением покачал головой:
- Я вижу лишь четырнадцать строк иероглифов, мой друг, и тридцать, которые не являются иероглифами. А древнегреческого текста - пятьдесят четыре строки! Трудно себе представить, что три такие разные по длине надписи содержат один и тот же текст.
- А я вам говорю, что вы ошибаетесь! - закричал Бушар возмущенно.Иероглифы представляют собой рисуночное письмо. И каждая картина означает целое слово.
- Иероглифы - это загадка, которую историк Геродот еще в древности считал неразрешимой,- возразил офицер.
ЖАН-ФРАНСУА
ШАМПОЛЬОН
РАСШИФРОВЫВАЕТ
ИЕРОГЛИФЫ
- Прекрасно, тогда наши ученые в Париже разрешат ее,- сказал Допуль.Хотя бы с помощью этой каменной плиты. Капитан Бушар! Вы лично отправите камень в Каир. И вы отвечаете за то, что он прибудет в хорошем состоянии. Позаботьтесь сейчас же о том, чтобы изготовить несколько отливок. На всякий случай Денон должен срисовать надписи.
Англия торжествовала победу. В сентябре 1801 года французский гарнизон в Александрии спустил на мачте флаг, что-означало капитуляцию. После такого большого кровопролития, после стольких побед и неизмеримых жертв - отказ от Египта. Поход Наполеона, так славно начатый, превратился в простую авантюру.
Англичане потребовали выдачи всех собранных в Египте древностей.
Ученые, потерявшие здоровье в стране на Ниле, выражали гневный протест. Но ничто не помогло. Англия не уступала - ведь она располагала самым большим военным и торговым флотом в мире.
Франции пришлось выдать сокровища, за которые ее ученые жертвовали своими жизнями и здоровьем. Среди них был также черный камень из Розетты. Но осталось одно маленькое утешение - рисунки Вивана Денона. Они составили основу для новых исследований. Загадочные египетские древности, скопированные с большой точностью, ожидали своих исследователей.
Армия Наполеона потерпела поражение; наука приготовилась одержать победу мысли.
Школьный учитель из Гренобля почтительно склонился перед префектом департамента Жан-Батистом Фурье. Высокий гость считался знаменитым физиком и математиком Франции. В качестве главы научной комиссии он участвовал в египетском походе Наполеона. Собрание египетских древностей Фурье было единственным в своем роде. Ученые восхищались им, на него постоянно сыпались отличия и награды.
Какая честь для учеников гренобльской школы быть представленными такому знаменитому человеку! Они смотрели на его высокий покатый лоб, острый орлиный нос, узкий рот. Серые, необыкновенно светлые глаза смотрели так строго, словно мосье Фурье намеревался наказать всех провинившихся. Возможно, он мог читать мысли.
Один за другим ученики опускали виновато глаза. Только один устоял перед его взглядом. Он продолжал восхищенно смотреть на гениального человека. А так как мальчик заметил улыбку на лице знаменитого ученого, он тоже улыбнулся.
- Как твое имя, мой мальчик? - спросил важный гость.
- Жан-Франсуа Шампольон, мосье. Фурье повернулся к учителю.
- Юноша похож на египтянина. Кто его отец?
- Книготорговец, господин префект. Имеет лавку в Фижаке.
- И ты тоже хочешь быть книготорговцем? - спросил Фурье малыша с узким смуглым лицом.
Темные глаза мальчика смотрели смело. Он не обращал никакого внимания на знаки учителя, который давал ему понять, что следует поклониться.
- Нет, мосье, я хотел бы стать языковедом.
Лицо важного -гостя выразило удивление. Это дало директору школы возможность блеснуть перед гостем знаниями ученика:
- Юноша "необыкновенно талантлив, господин префект. Он уже бегло говорит по-латыни и по-гречески, а также упражняется в переводах древнееврейских текстов.
- Удивительно! - заметил Фурье, пытливо рассматривая лицо мальчика. Потом, словно очнувшись от глубокого раздумья, неожиданно сказал: - Если хочешь, можешь осмотреть мое собрание. Тебя интересуют египетские древности?
Мальчика будто кто толкнул. Глаза его заблестели.
Жан-Франсуа быстро кивнул головой.
И вот он стоит перед вещами, которых еще никогда не видел. Там были рисунки храмов и каменных колоссов, обломки статуй, куски свитков папируса, покрытые странными знаками. И наконец, разбитая каменная плита, на которой кое-где сохранились фигуры в причудливо застывших позах. Взгляд мальчика перебегал с одного предмета на другой - ему хотелось навсегда запечатлеть в своей памяти все это. Словно магической силой вновь и вновь притягивали его внимание знаки-рисунки.
Фурье молча наблюдал за маленьким гостем. Несколько раз он давал ему различные пояснения.
Мальчик лишь кивал головой и, как во сне, стоял перед древностями, не сводя с них глаз. Этот мальчик вел себя как-то странно. Его горячий интерес к находкам, даже внушал опасения. Казалось, что перед ним возникают какие-то видения. И разве его лицо не похоже на лицо юноши с каменного фрагмента? Большие миндалевидные глаза, узкий нос, пухлый рот. Лицо мальчика времен фараонов! Вдруг он, увидев папирус с иероглифами, спрашивает:
- Можно это прочитать?
Фурье на мгновение почувствовал себя школьником, который не может ответить на вопрос учителя. Он только отрицательно покачал головой.
- Я прочту их,- сказал мальчик самоуверенно.- Через несколько лет, когда вырасту.
И странно. Фурье, знаменитый Фурье, строгий исследователь и великий ученый, поверил мальчику.
В тринадцать лет Жан-Франсуа поражал всех своей жаждой знаний. Жан изучал сирийский, арамейский, арабский и коптский языки с непостижимой настойчивостью и терпением. В его комнате свеча горела до полуночи.
Брат поднимался с постели:
- Жан, ты давно должен спать. Ты заболеешь, если будешь так переутомляться!
Жан отрывал взгляд от стола, покрытого книгами, фолиантами, рукописями. Это был взгляд фанатика, обращенный в даль, недосягаемую для заурядного человека; взгляд, который проникает сквозь пространство и время.
Голос юноши звучал отчужденно:
- Мне кажется, письмена древних китайцев в некотором отношении чем-то близки к иероглифам. Если бы я мог это доказать!
Его взгляд отрешенно скользил по стене. И снова, погруженный в свои мысли, он бормотал:
- Надо попросить Фурье. Он должен раздобыть мне тексты из Зенд-Авесты. В Гренобле их нельзя достать.
Старший брат, вздыхая, снова повалился на постель. "Тексты Зенд-Авесты,- думал он, потрясенный,- священной книги персов. На авестийском языке, и его хочет изучить тринадцатилетний мальчик. Бог Мой, к чему это приведет? Не может же такой молодой человек вместить в своей голове знания сотен ученых!"
Жан-Франсуа мог. Он собирался научиться когда-нибудь читать иероглифы так же свободно, как латинист читает труды Цицерона.
И все знания, которые он приобретал, служили исключительно этому намерению. Фолианты, книги и рукописи, которые он доставал, не дали ему ничего нового в изучении языка. Он перерыл библиотеки, изучил сочинения античных историков о государстве фараонов. Шампольон читал Геродота, Диодора Сицилийского, Страбона, Гораполлона: Неужели ни один из них не знал, что такое иероглифы? Геродот, "отец истории", за пятьсот лет до нашей эры посетил Египет и описал храмы, пирамиды и гробницы, которые тогда уже насчитывали тысячелетия.
Шампольона лихорадило от нетерпения. Он листал страницу за страницей. Расскажи, Геродот, расскажи, что ты видел! А вы, арабы и копты, что знали вы о древнем Египте?
Как? Копты, потомки древних египтян, так мало могут рассказать? Откуда же возник их язык и письмо, как не от их праотцев?
Жан погружается в изучение коптских надписей. Он сравнивает их с библейскими текстами и фрагментами арабских стихов. Он переводит с еврейского на коптский, с коптского на латинский. Часть высказываний - о фараонах - совпадала, часть - противоречила друг другу. Но все вместе взятое? Достаточно ли этого, чтобы хотя бы набросать карту царства фараонов? Должно быть, достаточно.
И Жан-Франсуа Шампольон предложил ученым первую карту древнего Египта. Ему было семнадцать лет. Ученые удивлялись. Они сомневались также, насколько верна была карта Шампольона. Какие у них были основания ответить? Кто знал, где проходили границы древнего Египта четыре и более тысячелетия назад?
- Я собрал материал для книги,- провозгласил Шампольон.- Она будет называться "Египет времен фараонов".
- Вздор,- ответили ученые.- С помощью одной фантазии невозможно написать историю государства, о котором мы знаем только то, что оно существовало.
Жан-Франсуа написал свою книгу. Он прочитал членам Гренобльской Академии введение к своей работе. Ученые мужи удивились, как дети, слушающие сказку о фантастическом путешествии. Перед ними стоял семнадцатилетний юноша, который рассказывал о фараонах так, словно сам жил в их государстве. Он последовательно развивал ход своих мыслей, которые так смело и убежденно анализировал, что ни один слушатель не осмеливался и думать о том, чтобы возразить ему. А с каким воодушевлением говорил этот юноша! Его речь лилась, словно поток, уносящий с собой все, что встречается на его пути. Шампольон - и это чувствовал каждый сидящий в зале - был наделен гениальным умом. Он владел такими областями знаний, изучение каждой из которых потребовало бы целой человеческой жизни. Академики решили единогласно: Жан-Франсуа Шампольон достоин быть членом Академии в Гренобле.
Фурье восторженно обнял самого молодого академика Франции. Для юного гения Гренобль был слишком мал. Шампольон должен ехать в Париж. Но сначала - Фурье таинственно усмехнулся -^ он хочет ему кое-что показать. Молодому ученому, наверное, интересно будет посмотреть на эту отливку с черного базальтового камня, который откопал какой-то солдат при строительстве форта в песках пустыни близ Розетты на Ниле.
Жан уставился на отливку, словно видел ее во сне. Неужели это в самом деле возможно? Здесь, на этой плите, под иероглифами высечены знаки древнеегипетского курсива и древнегреческий текст.
Но это же ключ к разгадке иероглифов, рисуночного письма древних египтян! Бывшие до сих пор мертвыми, знаки заговорят сейчас же!
Много часов размышлял Шампольон, склонившись над доской. Он не видел и не слышал ничего, что делается вокруг. Фурье давно уже ушел из комнаты. А когда рассвело, Шампольон все еще стоял перед трехъязычным камнем. Всех его знаний не хватало, чтобы объяснить хотя бы один из этих рисуночных знаков. Он пришел лишь к тому выв'оду, что иероглифы не были рисуночным письмом, как сотни лет утверждали ученые. Но это сначала надо суметь доказать. Речь шла о том, чтобы полностью освободиться от всех прежних приемов и найти совершенно новый путь.
Шли годы. Европа вновь дрожала перед Наполеоном. Прошло сто дней, и объединенные войска союзников нанесли окончательный удар Бонапарту. Как приверженец Наполеона, Шампольон был сослан. Он сражался у стен Гренобля с отрядами Бурбонов. В наказание за это он был лишен профессуры. Голодая, он писал новый труд по иероглифике. Знаки на камне из Розетты преследовали его днем и ночью, как привидения. В его снах они оживали и издевались над ним. В это же время другие ученые также трудились над расшифровкой загадочных знаков на Розеттском камне, как теперь называли базальтовую плиту. Многие из них думали, что решение найдено. Авантюристические предположения принимали за истину и -об этом писали длинные статьи. Один знатный "ученый" утверждал, например, что смысл иероглифов ему открылся за одну ночь и только из-за спешки он сделал ошибки.