Он пошел, полупарализованный холодом. Волна снова подняла его, и он огромным усилием воли заставил себя сделать еще несколько гребков. Затем подождал, пока его колени упрутся в песок, чтобы встать снова, но поначалу ему не удалось удержаться на онемевших ногах и он упал на четвереньки. Его залила большая волна. "Какая глупость, – подумал он с нервным смешком, – не могу же я захлебнуться так близко от цели". Но встать ему не удавалось. Новая волна толкнула его вперед. Он сообразил, что сопротивляться не стоит, и, когда вода отхлынула, крепко вцепился в берег, а потом на четвереньках отполз на сухой песок. "Идет прилив, здесь нельзя оставаться". Ему безумно хотелось полежать, чтобы перевести дыхание. Перекатившись на спину, он стал растирать себя все сильнее, чтобы восстановить кровообращение. Затем встал на колени, помахал руками перед грудью, растер щеки, поднялся и начал бегать по кругу до тех пор, пока не почувствовал себя лучше.
   Ночь посветлела, и видимость достигла двух десятков метров. Юбер повернулся спиной к морю и увидел горящий над ним огонек. Он пошел к нему, огибая скалы, и скоро оказался перед забором, через который без труда перелез. Между скал с росшими на них маленькими кривыми деревцами вилась песчаная дорожка.
   Пройдя по дорожке, он попал во двор, выложенный морской галькой. Дом был широким, приземистым, в единственном окне второго этажа под крышей в виде буквы "Л" горел свет.
   Все было тихо. Слышался только шум прибоя справа от дома.
   Ему снова стало холодно. Он не мог стоять так всю ночь, мокрый и практически голый, но с другой стороны принять решение войти было трудно.
   Зайти в дом и заявить: "Ку-ку, вот и я. Не дадите ли мне попить чего-нибудь тепленького?" – значило подвергнуть себя серьезному риску. Теоретически, в доме его должна была ждать женщина...
   Теоретически...
   Он решил обойти дом на некотором расстоянии. Двор был большим. Ночной гость пошел направо, прошел вдоль стены дома и вышел с другой стороны. Из окна первого этажа на гальку падал прямоугольник света. Вот его медленно пересекла тень, тень женщины, вне всякого сомнения.
   Юбер вздохнул свободнее, бесшумно дошел до угла, потом до освещенного окна.
   Он рискнул заглянуть туда и увидел за двойным стеклом простой интерьер. Удобная светлая столовая с камилом, в котором горел приветливый огонь.
   Слева вышла женщина, и Юбер увидел ее меньше чем в двух метрах. Она была высокой, стройной и худощавой, одета в длинное домашнее платье темно-синего цвета из толстого мольтона. Ее лицо показалось ему странным: очень смуглое, с необыкновенными голубыми глазами, по-азиатски зауженными. Гладкие черные волосы собраны в пучок на затылке, выступающие скулы.
   Юбер весь трясся и решил, наконец, постучать в дверь. Крыльцо было чуть дальше. Он пригнулся, проходя по освещенной зоне перед окном, постучал в дверь и подождал.
   Спокойные шаги. Строгий и приятный голос спросил по-русски:
   – Кто там?
   Юбер ответил по-немецки, поскольку Говард ему сообщил, что женщина не знает английского; только японский, русский и немецкий.
   – Я заблудился и не могу найти дорогу. Звезда привела меня к вашему дому...
   Пауза. Потом она спросила тоже по-немецки:
   – Какая звезда?
   – Одна из звезд флага.
   Послышался лязг засовов, и дверь открылась.
   – Входите, – просто сказала женщина. – Я вас ждала...
   Лин не удивилась, увидев его одетого в одни смешные кальсоны, облепившие ноги, покрытого зловонным жиром, продрогшего до костей.
   – Сюда, – добавила она, закрыв дверь. – Я приготовила вам чан горячей воды, дам вам мыло и полотенце...
   Юбер расцвел:
   – И стакан водки для внутреннего употребления.
   – И стакан водки, – согласилась она.
   – Вы просто фея! Не знаю, как вас благодарить. Хотите выйти за меня замуж?
   Они были в конце коридора, и она уже взялась за ручку двери, но тут резко обернулась и смерила его разъяренным взглядом.
   – Считаю нужным сказать вам сразу: я не люблю, когда надо мной насмехаются.
   Он смущенно запротестовал:
   – Я не хотел вас обидеть. Я просто пошутил... Уверяю вас, это была шутка...
   Лин открыла дверь в комнату со стенами из неотесанных бревен, в которой клубился густой пар.
   – Я не люблю шутки такого рода, – отрезала она так же холодно.
   Юбер почувствовал, что лучше ничего не говорить. В конце концов, вполне нормально, что эта странная женщина не понимает юмор определенного рода. Он вошел в комнату и оказался в необыкновенно приятном влажном тепле. В центре стоял огромный чан, полный дымящейся воды, рядом на табурете лежала большая губка. Женщина положила туда кусок мыла и полотенце и пошла к двери, сказав:
   – Можете начинать.
   Дверь за ней закрылась. Юбер с трудом снял кальсоны. Перед уходом хозяйки он хотел напомнить ей обещание налить ему стакан водки. Его удержало опасение снова рассердить ее. "Будет весело!", – подумал он и влез в чан, как будто вошел в рай...
   С обвязанным вокруг пояса полотенцем он возник на пороге открытой двери в гостиную и церемонно поклонился:
   – Я прихожу в отчаяние, что беспокою вас, милостивая государыня, но необходимость...
   Лин быстро встала с кресла перед камином и перебила его:
   – Вы хотите получить одежду?
   Ее светло-голубые глаза были самым необыкновенным в ее лице, на очень смуглой коже которого плясали отблески пламени. Она туже затянула поясок своего плотного домашнего платья и продолжила:
   Я не знала ваших размеров. Все необходимое достану утром. Ваша постель очень теплая. Я ее нагрела. Ложитесь спать, я вас разбужу, когда будет нужно...
   – Вы мне обещали стакан водки, – напомнил Юбер.
   Она открыла буфет из светлого дерева, вынула бутылку и стакан и направилась к столу.
   – Вы очень хорошо сложены, – сказала Лин, бросив на него оценивающий взгляд.
   Юбер из осторожности решил воздержаться от ответа, готового сорваться у него с языка, и взял стакан.
   – Ваше здоровье.
   Лин наклонила голову. Он залпом выпил водку и сжал зубы, пока огонь разливался по его груди. Его лицо пылало.
   – Господи, как хорошо! – прошептал Юбер.
   – Идите спать, – повторила Лин. – Дверь напротив.
   – Спокойной ночи.
   Она ничего не ответила.

3

   Юбер медленно выныривал из крепкого сна, когда шум мотора разбудил его окончательно. Хлопнула дверца, потом послышался голос Лин Манновой, чистый и твердый, говоривший по-русски:
   – Спасибо, что подвез, Владимир.
   Юбер отбросил тяжелое белое одеяло, которым был накрыт, и бесшумно вскочил на ноги. Окно комнаты, где он спал, выходило во двор. Деревянные ставни не позволяли выглянуть наружу. Густой веселый голос ответил:
   – Рад был помочь, сердце мое. Подожди... Я сам отнесу этот сверток.
   – Нет, нет, я не хочу тебя задерживать.
   – Ты меня не задерживаешь.
   Хлопнула дверца машины, и под ногами захрустел гравий. Юбер вдруг заметил, что стоит голый и вздрогнул. В комнате было совсем не жарко. Кто этот Владимир? Шаги послышались уже в коридоре, затем хозяйка сказала:
   – Мне очень жаль, но не проси оставить тебя завтракать. Мне нечем тебя угостить. Сегодня, как ты знаешь, я уезжаю и купила ровно столько продуктов, сколько нужно мне одной.
   Веселый густой голос Владимира:
   – Ничего страшного, сердце мое. Мне все равно придется ехать в управление. Мы кое-кого взяли...
   Наступило короткое молчание. Они, очевидно, были в столовой, с другой стороны от прихожей. Снова раздался женский голос, но уже глуше:
   – Можно узнать, кого?
   – Пожалуйста... Рыбака Такару. Он вернулся один еще до рассвета и утверждает, будто его матрос упал в воду, а он не сумел его вытащить.
   У Юбера замерло сердце.
   – Такара... Это не тот тип огромного роста, что похож на самураев из старинных японских легенд?
   – Да, он.
   – Вы думаете, он сам сбросил своего матроса в море?
   – Мы не знаем. Во всяком случае, это не исключено. У Такары репутация вспыльчивого человека, и он вполне мог выбросить матроса за борт после ссоры... Самое неприятное то, что его матрос ни с кем не дружил и не разговаривал. Никто не помнит, чтобы он произнес хотя бы одну законченную фразу.
   Маннова беззаботно рассмеялась.
   – Я уверена, Владимир, что ты без труда разберешься в этом деле.
   Владимир издал нечто вроде кудахтанья.
   – Я бы давно отпустил его домой, если бы радарная станция Вала не засекла этой ночью неустановленное судно приблизительно в том месте, где Такара обычно ловил рыбу.
   У Юбера второй раз перехватило дыхание.
   – Никому не говори об этом, сердце мое, – продолжал мужчина. – У радарщиков могла быть галлюцинация, но мне все равно придется еще подержать Такару.
   – Конечно, Владимир. Тебе виднее, это твоя работа.
   – Ты права, сердце мое, такая работа.
   Голос приблизился, и Юбер прижался к стене, чтобы дверь закрыла его, если ее кто-нибудь откроет. Затем шаги удалились по коридору. Гость и Маннова обменялись во дворе несколькими словами, которые Юбер не разобрал. Наконец, хлопнула дверца, зашумел мотор, машина тронулась с места и уехала.
   – Уф! – перевел дыхание Юбер.
   И нырнул в теплую постель. Он слышал, как женщина расхаживала по дому, а потом вошла без стука.
   – Добрый день, – сказала она.
   – Добрый день.
   Лин была одета в черное шерстяное платье с застежкой на боку, на ногах – блестящие короткие сапожки. Она держала под мышкой сверток, который положила на одеяло.
   – Хорошо выспались?
   – Да! Мне снились вы, – невозмутимо ответил Юбер.
   Она не проявила никакого любопытства.
   – Меня подвез начальник Ногликовского управления МВД. Он мой старый друг...
   – Я все слышал, – ответил Юбер с равной непринужденностью. – У этого парня очень красивый голос...
   Лин развернула одежду и разложила ее на кровати.
   – Да? Возможно... Он очень милый человек. Хочет на мне жениться, но...
   – Но вы не любите шутки такого рода.
   Она удивленно посмотрела на него, потом вспомнила об их ночном разговоре и усмехнулась:
   – Такие женщины, как я, не выходят замуж.
   Затем сделала паузу и посмотрела ему прямо в глаза:
   – Но это не мешает мне заниматься любовью, когда мне хочется, и получать от этого удовольствие. Ваш мозг западного человека может это понять?
   Юбер очень серьезно ответил:
   – Я всегда считал, что в любви женщины имеют такие же права, как и мы. В вашем случае это право тем более обосновано, что вы должны находиться в прекрасной физической форме.
   – Именно так я и думаю.
   – Тогда, – заявил неисправимый Юбер, – я к вашим услугам, мадам.
   – Спасибо, вы очень любезны, – поблагодарила она таким же тоном, как если бы он предложил ей руку, чтобы помочь перейти через ручей. Она по-прежнему вела себя как светская дама.
   Юбер вдруг захотел ее и спросил:
   – Сейчас?
   – Нет, сейчас не время. Я должны приготовить поесть, к тому же нам надо о многом поговорить...
   – Вы что, всегда все делаете по расписанию? – раздраженно бросил он.
   Лин повернулась к нему спиной и пошла к двери.
   – Простите, я дурак.
   – Я вам уже говорила: вы глупы, но очень хорошо сложены.
   Она вышла, а Юбер тихо засмеялся. Эта дамочка была занятным феноменом.
   Одежда оказалась простой, среднего качества, неброских цветов. Как раз то, что нужно.
   Он начал одеваться.
* * *
   Лин Маннова положила Юберу еще несколько жареных сардин и сказала:
   – Не думаю, что им удастся заставить Такару заговорить, но они могут догадаться, что прошлой ночью на берег в окрестностях Ногликов высадился человек, и начать его поиски. Нельзя дать им время дойти до нас.
   – Командуйте, Лин. Я в ваших руках.
   Он отпил несколько глотков горячего чая и стал ждать продолжения. Она доела сардину и сказала:
   – Я получила приказ проводить вас в Погоби. Это нелегко...
   – Я никогда не думал, что это будет легко.
   – Прямой дороги туда нет. Отсюда надо ехать через Адатиум, Александровск и Трамбасс. Адатиум – маленький шахтерский городок в горах. Из Ногликов туда ведет плохая дорога. Александровск – главный порт в Татарском проливе; десять тысяч жителей. Недавно построенная железная дорога соединяет Адатиум с Александровском. Линия начинается в Гродекове, в угольном бассейне Дербиненко... Вы представляете себе, о чем я говорю?
   Юбер с полным ртом энергично кивнул головой.
   – Я могу нарисовать вам по памяти карту Сахалина и безошибочно указать на ней населенные пункты, о которых вы говорите. Можете продолжать. Если что-нибудь будет непонятно, я попрошу у вас разъяснений.
   – Таким образом, в Адатиуме можно сесть на поезд с углем, идущий к Гродекова в Александровск. Пассажирских вагонов нет, но многие люди устраиваются, как могут, на угле, и никто им ничего не говорит. Если вы не привлечете к себе внимания, то сможете добраться до Татарского пролива, избежав проверки документов...
   Она встала, унесла тарелки и через минуту вернулась, неся главное блюдо: свиные ребрышки с рисом.
   – Самой сложной будет первая часть поездки: из Ногликов в Адатиум. Если вы не пойдете пешком и не поедете на велосипеде девяносто километров по дороге, все время идущей на подъем, придется садиться в автобус. Концентрация двадцати пассажиров на таком маленьком пространстве в течение четырех часов неизбежно будет опасной для человека в вашем положении.
   – Тем более, что я недостаточно хорошо говорю по-русски, чтобы сойти за местного. У меня не очень большой словарный запас.
   – Вы понимаете этот язык?
   – Да, почти все, что говорят, но я полагаю, что здешние жители разговаривают на своем особом диалекте?
   – Да, конечно. Но коренных сахалинцев мало. Население на три четверти состоит из настоящих русских. В сорок шестом была массовая иммиграция из ста тысяч человек.
   – Я не буду много болтать.
   Она отпила несколько глотков чая, отставила кружку и с задумчивым видом сказала:
   – До Адатиума вам придется действовать одному. Арест Такары запрещает мне прикрывать вас при отъезде. Если вас арестуют, я не должна провалиться...
   – Полностью с вами согласен, – одобрил Юбер. – Таковы правила игры.
   – Тем не менее я поеду тем же автобусом, но ни под каким предлогом не вступайте со мной в контакт. Только я могу брать на себя инициативы такого рода...
   – Полностью согласен. Можете мне доверять.
   Ее светло-голубые глаза сузились.
   – Я знаю, – сказала она. – И не хотела бы иметь вас своим противником.
   – Лично я не отказался бы побороться с вами... в рукопашном бою.
   Лин осталась холодной.
   – Я хотела сказать, что могу вам доверять, потому что вы сильный, безжалостный, энергичный и, должно быть, редко совершали ошибки во время заданий...
   Он кивнул.
   – Я вышел невредимым из многих передряг, потому что, наверное, чего-то стою. И конечно, мне очень везет...

4

   Надпись, выгравированная на бордюрном камне, указывала: "Адатиум 84 – Нуиво 5". Нуиво было старым названием Ногликов.
   Юбер поглубже надвинул на голову кепку, повесил котомку на лямку и сел на каменную тумбу. Где-то недалеко гудел самолет. Юбер машинально поднял глаза на узкую полоску неба, видневшуюся между кронами гигантских пихт, но ничего не увидел. Самолет улетел, и снова запели птицы.
   Узкая каменистая дорога, казалось, терялась в густом лесу, росшем по обеим ее сторонам. Перед Юбером была тропинка, по которой он пришел, обойдя Ноглики. Маннова посоветовала ему не садиться в автобус в городе и указала лесную тропу, позволявшую выйти на шоссе. Поблизости шла крупная рубка, и Юбера могли принять за дровосека.
   Он посмотрел на свои руки, которые были натерты смолой и грязью, на грязные ногти. Руки лесоруба... От ботинок из жесткой кожи у него болели ноги. В Адатиуме надо будет найти другие, если, конечно, он туда доедет, в чем отнюдь не был уверен...
   Он поднял кепку и провел рукой по наголо обритой голове, к чему еще не успел привыкнуть. Лин сама провела эту операцию после того, как убедила Юбера, что его стрижка слишком "западная" и может привлечь к нему внимание.
   Послышался шум мотора. Он надел кепку и прислушался. Это должен быть автобус. С сильно бьющимся сердцем он встал и повесил торбу на плечо. Он прекрасно знал свою роль, но в делах такого рода всегда следует ожидать непредвиденных случайностей.
   Автобус медленно выехал из-за поворота. Он был старым, японской модели. Наверняка военный трофей, заканчивающий свою жизнь на службе обществу. На крыше лежала куча багажа. За жалкой машиной стлалось густое облако выхлопных газов.
   Юбер помахал рукой, как ему говорила Лин Маннова. Автобус остановился, жутко скрипя. Открылась дверь. Юбер вошел и тут же сказал шоферу:
   – Адатиум.
   – Десять рублей, – ответил тот, отрывая билет от бобины.
   Юбер отдал десять рублей и, взяв билет, кивнул головой, что должно было означать "спасибо". "Говорите как можно меньше, – посоветовала Маннова. – Не бойтесь, что вас примут за нелюдимого или невоспитанного человека". Он повернулся лицом к салону, пока шофер трогал с места на первой скорости. Когда автобус поехал, Юбер взялся за металлический поручень, а потом пошел в середину, где оставалось несколько свободных мест.
   Лин Маннова сидела у окна, справа, если смотреть по ходу движения, в трех рядах от двери. Она читала толстую книгу, обложку которой защищала газета, и ни на секунду не подняла глаза.
   Юбер сел на заднее сиденье, занимавшее всю ширину автобуса. Искусственная кожа была вытертой, и из нее вылезали волос и пружины. Юбер немного поерзал между соседями, но быстро отказался от попыток сесть поудобнее и поставил котомку на колени.
   Справа сидела женщина средних лет, некрасивая, худая и плохо одетая, прижимавшая к тощей груди жалкого котенка. Слева толстяк с ярко-красным лицом, одетый в хороший плащ и в коричневой шляпе на голове, казалось, дремал. Его толстые руки лежали на широких ляжках. Ногти на пальцах были обгрызены до кожи, и от него исходил сильный запах пота и мочи.
   Юбер принял неприветливый вид и стал смотреть перед собой на белую дорогу, шедшую прямо в сердце густого леса гигантских пихт.
   Толстяк пошевелился и спросил, дыхнув в лицо Юберу чем-то кислым:
   – Вы далеко едете?
   Юбер медленно повернул голову к соседу и смерил его злым взглядом.
   – А что? – раздраженно спросил он.
   Толстяк пожал плечами и что-то пробурчал сквозь зубы. Женщина, сидевшая перед ним, сказала без видимой причины:
   – Через полчаса стемнеет.
   Это была правда, а они проехали только половину пути. Уже некоторое время дорога равномерно поднималась, выделывая многочисленные повороты. Пихтовые леса следовали один за другим, разделенные небольшими скудными пастбищами, где паслись стада коров. Время от времени автобус останавливался в крохотных деревушках из деревянных домов.
   Котенок с блеклой шерсткой продолжал спать на тощей груди своей тощей хозяйки. Лин Маннова продолжала читать книгу.
   – Эти леса красивее, чем на континенте... Вы лесоруб, товарищ?
   Юбер снова повернул к нему свое враждебное лицо и спросил недовольным тоном:
   – А что?
* * *
   – Зачем? – в сотый раз повторил Такара. – Зачем мне было сбрасывать Кунга за борт, если он работал со мной несколько лет и его работа меня удовлетворяла?
   Владимир обошел стол и встал перед великаном-рыбаком.
   – Ссора. Если это так, то тебе лучше признаться. Мы можем уладить это дело...
   Такара провел своими огромными пальцами по черной шевелюре, и его густые брови сошлись на переносице. Он с презрением пожал плечами и возразил:
   – Ссора? Как я мог поссориться с Кунгом? Он никогда не разговаривал. Я ему говорил: сделай это. Он молча делал. Говорил: не делай этого. Он не делал. И никогда ни единого слова. Только: Хууу! А! Ну да! – все, что он знал... Этого было достаточно.
   Владимир вдруг сказал на американском английском:
   – Позавчера твой матрос пришел сюда и донес, что ты иностранный шпион.
   Такара остался каменным. На его лице не дрогнул ни один мускул. Он вопросительно посмотрел на Владимира, потом повернулся к двери, к которой стоял спиной. Дверь была закрыта, и в комнате находились только они двое.
   – Э! – спросил Такара, хмуря брови. – С кем вы разговариваете?
   Владимир ответил по-русски:
   – С тобой.
   – А вы можете говорить, как все?
   Круглое лицо Владимира посуровело. Он грубо ответил:
   – Ты прекрасно понял, что я тебе сказал! Позавчера Кунг пришел сюда и донес, что ты иностранный шпион.
   На этот раз он сказал по-русски. Секунду Такара стоял, как бы не веря своим ушам, немного наклонив голову на бок, глядя чистыми глазами, потом сильно покраснел и расхохотался. Фантастический смех сотряс всю комнату и заставил Владимира отступить к столу, к которому он прислонился.
   – Хватит! – заорал он.
   Но Такара не остановился. Он продолжал смеяться, хлопал себя по ляжкам, плача, икая, шмыгая носом и задыхаясь.
   Было так смешно, что его хотели поймать на эту идиотскую историю!
   – Хватит! – снова заорал Владимир.
* * *
   Адатиум. Автобус с громким скрежетом остановился на тесной площади, скупо освещенной единственным фонарем, лампочка которого качалась на ветру. Ночь была такой же темной, как предыдущая. Несколько полосок света выбивалась из домов, смутно видневшихся по краям площади.
   Пассажиры медленно выходили, не толкаясь. Юбер последовал за остальными. Женщина с котенком была впереди него, толстяк сзади.
   – Вы знаете город, товарищ?
   От толстого было трудно отделаться.
   – Да, – буркнул Юбер, не оборачиваясь.
   Они, шаг за шагом, продвигались по узкому проходу в цечтре салона.
   – У вас есть номер в гостинице?
   – Нет.
   – В гостинице мало мест, – продолжал толстяк, – и они всегда заняты. Автобус поедет на центральную станцию... Только бы работало отопление.
   Они прошли полпути. Шофер стоял на крыше и сбрасывал багаж, который пассажиры ловили на лету. Юберу никак не удавалось разглядеть стройную фигуру Манновой...
   – Вы идете на центральную станцию, товарищ?
   – Нет.
   – А! – догадался тот. – У вас здесь есть знакомые.
   – Да.
   – И вы заночуете у них?
   – Да.
   Наконец, они подошли к двери.
   – А нельзя привести к ним еще одного человека? – шепнул толстяк на ухо Юберу. – Конечно, не бесплатно...
   – Нет, – буркнул Юбер, начавший злиться.
   – Ну, ладно, – обиженно сказал толстяк.
   Юбер спрыгнул на землю и обернулся, чтобы высвободить котомку, застрявшую в двери. Его взгляд встретился со взглядом толстяка, и то, что он там прочел, ему совершенно не понравилось. "Пошел к черту!", – подумал он, освобождая выход, но не мог не спросить себя, кто такой этот тип и почему он так любопытен: по характеру или...
   Лин Маннова быстро уходила в сторону противоположного конца площади. Юберу вдруг сильно захотелось пойти за ней сразу и догнать, как только они окажутся одни. Однако она категорически запретила ему делать это, а до Погоби командовала она.
   Открылась дверь закусочной, и в прямоугольнике света появился маленький человечек в фартуке и в меховом колпаке на голове.
   Юбер вошел первым. Зал был довольно большим; в нем стояли рядами десятка два деревянных столиков. В глубине была стойка, занятая бутылками, чайниками и американской кофеваркой времен Буффало Билла. На стенах висели привычные портреты великих людей. Помещение тускло освещала грязная лампочка.
   Пол скрипел при каждом шаге. Юбер сел за столик возле круглой печки и заказал порцию водки.
   Вошли еще несколько пассажиров автобуса, потом толстяк, который прошел мимо Юбера, поправляя на голове шляпу, и сел через два столика от него.
   Буфетчик включил радио, скрытое за стойкой. Работали сразу две станции одновременно, и политическая речь на китайском накладывалась на фон из русской музыки. Толстяк поднял воротник своего плаща и сказал достаточно громко, чтобы его слышал Юбер:
   – Как же они надоели со своей ерундой.
   Юбер сделал вид, что не слышал. Когда принесли водку, он расплатился и выпил стакан в два глотка.
   Он прождал достаточно долго и теперь мог идти. Но прежде незаметно бросил взгляд на толстяка: тот явно наблюдал за ним. Юбер встал, повесил котомку на плечо и направился к двери.
   – Спокойной ночи! – бросил он, переступая через порог.
   Несколько голосов ответили ему. Он закрыл за собой дверь и пошел направо, вглубь площади. Шофер автобуса, все возившийся возле своей машины, сердечно простился с ним.
   Перед ним была улица, а слева, в самом ее начале – кинотеатр. То, что нужно. Единственный фонарь едва освещал афиши, наклеенные на стену большого дома.
   Улица, куда он двинулся, не была освещена. Пройдя по ней несколько метров, Юбер обернулся...
   И перестал дышать: следом за ним через площадь шла толстая фигура, которую он сразу узнал.
   Что делать? Попробовать оторваться? Трудно. Юбер не знал этот городок. Лин Маннова заставила его заучить наизусть сложный маршрут. Чтобы пройти по нему такой темной ночью, не сбившись с пути, надо было идти медленно, осторожно, часто останавливаясь для проверок.
   Он продолжал идти тем же шагом, что и вначале. Подошвы почти не производили шума на грязном тротуаре. Главное не нервничать, хорошенько взвесить все "за" и "против" и принять решение. И ни в коем случае не выжидать, не рассчитывать на удачу или случай.