Страница:
- Пока я знаю не больше вас. Потом разберемся. Думаю, проворонило сторожевое охранение, - на ходу ответил я, и мы вышли во двор.
Обстрелу подвергся наш дом. Свистели пули, звенели разбитые стекла. Метрах в пятидесяти рвались гранаты. Мы вскочили на коней и перемахнули через плетень в огород. За нами метнулось около десяти конармейцев.
- Климент Ефремович, вы поезжайте в полештарм, отводите его на север, к лесу. А я соберу Особую бригаду - и к вам.
Ворошилов умчался. Со мной остались ординарец и несколько бойцов.
Минуту я стоял на месте и осматривался. На южной окраине и в центре села гремела ружейная и пулеметная стрельба, ухали разрывы гранат. Ударила даже артиллерия. Но нельзя было определить, кто и откуда ведет огонь. Там, где располагался полештарм, шла шумная схватка, дымились постройки, тарахтели повозки.
Метрах в трехстах, на восточной окраине села, появилась конница, и я поскакал ей навстречу. Это оказались эскадроны Сибирского полка Особой бригады. Впереди выделялся мощной фигурой командир полка Н. В. Ракитин. Бывший офицер, он был отличным спортсменом-боксером, смелым человеком.
- Стой! - осадил я коня. - Почему противник в Лопатине? Проспали? Где комбриг Степной? Куда ведете полк? - в гневе засыпал я его вопросами.
Ракитин оторопело смотрел на меня, соображая, видно, на какой вопрос в первую очередь отвечать.
- Не знаю, товарищ командарм, как все получилось, - наконец заговорил он. - Сам не пойму. В районе полештарма идет бой, вот я и хотел ударить по противнику.
- Нет. Поворачивайте полк на северную окраину села. Ворошилов с полевым штабом и эскадроном Реввоенсовета отходит туда же. Да пошлите людей к комбригу. Пусть Особый полк тоже идет на север, а сам Степной - немедленно ко мне!
- Есть! - гаркнул Ракитин, поворачивая коня.
Тут я заметил, что его окровавленная правая рука безжизненно повисла. Большие пятна крови расплылись па боку.
- Что с вами? Ранены?
- Так, пустяки. Кость цела, рука перевязана.
- Ну тогда действуйте!
Я поскакал к полештарму. Оттуда наши обозы по дороге и прямо огородами, ломая плетни, отходили на северо-восток. Северная часть Лопатина была еще в наших руках. Эскадрон Реввоенсовета отчаянно отбивался от противника, цепляясь за каждую хату. Около полуразрушенного сарая я увидел С. А. Зотова, а чуть подальше - К. Е. Ворошилова с группой бойцов.
- Отводите полештарм в Завидче. Эскадрон Реввоенсовета пойдет за вами, - приказал я Зотову.
Часам к 9 противник занял Лопатин полностью. Мы с Ворошиловым отправились на север, к перелескам, где сосредоточивалась Особая кавбригада. Силы врага, захватившего село, нам пока были неизвестны, но следовало сделать все, чтобы не позволить ему закрепиться. Решили бросить в атаку полки Особой бригады.
Как раз навстречу нам скакал комбриг Степной-Спижарный. Устроив ему должную встряску, я приказал готовить бригаду к атаке в пешем строю.
- Умели потерять Лопатин, теперь сумейте взять его обратно, - строго заявил комбригу Ворошилов.
Три атаки Особой бригады были отбиты. Противник оказался отлично вооруженным и стойким. Десятки пулеметов создавали сплошную завесу огня. Артиллерия стреляла по нашим боевым порядкам и причиняла потери. Кроме Ракитина оказались раненными несколько командиров эскадронов и взводов, в их числе и командир взвода, ныне Министр СССР Е. П. Славский.
Становилось очевидным, что двум полкам - Особому и Сибирскому - не под силу освободить село. Бой принимал затяжной характер, выгодный только для противника. Поэтому решено было подтянуть сюда часть сил 4-й и 6-й дивизий.
К Литунову и Апанасенко помчались командиры с распоряжением выделить по бригаде для атаки Лопатина.
Но оказывается, весть о нападении белополяков на полештарм уже дошла до соединений. Ф. М. Литунов, услыхав шум боя в Лопатине, двинул на выстрелы две бригады.
Командирам, прибывшим в дивизии с приказанием, осталось только ориентировать начдивов в обстановке и уточнить задачи выделенным частям. В частности, бригаде 6-й дивизии предстояло захватить переправу через Стырь в Станиславчике и отрезать неприятелю пути отхода на Броды.
Часов около 13 западнее Лопатина послышался шум боя, волной прокатилось "ура". Это подошли подкрепления 4-й кавалерийской дивизии.
А вскоре к нам прискакал и сам Ф. М. Литунов.
- Я сразу понял, что у вас тут неладное, и бросил на выручку полештарму первую бригаду. А сейчас и третья подходит.
- Молодец, Федор Михайлович! - похвалил я начдива. - Особая бригада проморгала, и теперь надо выправлять положение. Главное - не позволить противнику уйти. Бригада Чеботарева пусть охватывает село поглубже с юго-запада, а первая - атакует западную окраину. Особой бригаде отдано приказание овладеть северо-восточной окраиной Лопатина. Переправу в Станиславчике должны захватить части шестой дивизии.
- Все ясно! - ответил Литунов.
Через полчаса конармейцы начали энергичные атаки в конном и пешем строю. Противник оказывал исключительно упорное сопротивление. То здесь, то там завязывались рукопашные схватки. И все-таки выдержать натиск трех наших бригад враг не смог. Часов в 16 он начал пробиваться к Станиславчику и конармейцы перешли в преследование.
Рассчитывая, что к переправе у Станиславчика вышла 6-я дивизия, я приказал Литунову одну из его бригад направить на юг, вдоль Стыри, чтобы не позволить ни одному неприятельскому солдату даже вплавь переправиться через реку.
Когда определился успех, мы с Климентом Ефремовичем уехали в полештарм, разместившийся теперь в Завидче. С. А. Зотов был мрачнее тучи. Он ожидал, что ему не поздоровится за лопатинскую ночь, тем более что мы потеряли радиостанцию и несколько повозок полештарма с продовольствием. Хорошо еще у нас имелась запасная радиостанция. Связисты теперь готовили ее к работе.
К вечеру стали поступать сведения из дивизий. 11-я овладела городом Броды и подходила к реке Стырь.
Группа И. Э. Якира, с которой она имела тесную связь, продвинулась за день на разных участках от 5 до 10 километров.
На правом фланге армии 14-я дивизия во взаимодействии со 2-й бригадой Литунова захватила Холоюв и находилась теперь всего в 6 километрах от Западного Буга.
В центре 4-я кавалерийская дивизия и Особая бригада преследовали противника, выбитого из Лопатина. Враг потерял около 600 человек убитыми и пленными. Наши захватили 14 пулеметов. Но значительной части противника и его артиллерии удалось ускользнуть из-за того, что на переправе в Станиславчике бригады 6-й дивизии не оказалось.
На ночлег части Литунова сосредоточились в районе Оплицкое - Оглядов за 6-й дивизией. Последняя к тому времени выбила противника из Топорова и захватила деревни Грабова и Яблоновка, в 4 километрах восточнее Буга.
Выяснились и обстоятельства нападения противника на Лопатин. По донесениям 4-й дивизии и Особой бригады, а также по показаниям пленных было установлено, что в захвате села участвовали 40-й и 105-й пехотные полки группы генерала Шиманьского общей численностью около 2500 штыков при 25 пулеметах и нескольких орудиях. Значительная часть польских солдат была вооружена автоматическими винтовками. Неприятель ставил себе целью внезапным налетом овладеть Лопатином и двинуться на Радехов, где соединиться со своей конницей, действовавшей против нашей 14-и дивизии.
И вот в ночь на 14-е, используя темноту и туман, неприятельская пехота внезапно навалилась на эскадрон Особой бригады в Станиславчике и, очистив себе путь, быстро двинулась на северо-запад. Сторожевая застава на окраине Лопатина в ночном мраке не распознала врага, а приняла его за своих. Эта ошибка дорого нам стоила. На плечах смятой заставы противник ворвался в село.
Это могло случиться только в результате беспечности командования Особой бригады, не организовавшего круговой разведки, надежного охранения и связи. Было удивительно, как смог допустить такое всегда осторожный и предусмотрительный комбриг Особой К. И. Степной-Спижарный.
Разобравшись в причинах чрезвычайного происшествия, Реввоенсовет издал приказ по армии об усилении разведки, сторожевого охранения и связи. К. И. Степной-Спижарный был наказан, С. А. Зотову, ослабившему контроль за охраной полевого штаба, поставили на вид, а командира 2-й бригады 6-й дивизии Коротчаева, не выполнившего задачу по захвату переправы в Станиславчике, решили предать суду Военного трибунала.
Вечером 14 августа, около 21 часа, поступила директива Реввоенсовета Юго-Западного фронта, датированная 13 августа. В ней говорилось:
"Согласно директиве главкома от 13 августа за № 4774/оп 1052/ш приказываю:
1. 12-й и 1-й Конной армии без 8-й кавалерийской дивизии червонных казаков с 12 час. 14 августа поступить в оперативное подчинение командзапу. Впредь до организации Западным фронтом непосредственного снабжения передаваемые армии остаются на всех видах довольствия, равно и в отношении пополнения, при Юго-Западном фронте. Для связи со штабом Западного фронта распоряжением последнего в Киеве будет установлен оперпункт. До его организации командарму 12-й и 1-й Конной (армий) держать связь со штабом Юго-Западного фронта, через который и будут даваться армиям командзапом все оперативные задачи.
2. Командарму 1-й Конной с 12 час. 14 августа передать 8 кавдивизию червонных казаков в полное распоряжение командарма 14..."{67}
Итак, только вечером 14 августа нам стало известно, что Первая Конная армия на основании распоряжения главкома передается в состав Западного фронта.
В то время трудно было понять причины задержки переподчинения Конармии. В двадцатых годах этот вопрос стал предметом оживленной дискуссии видных военных работников и историков. В ней приняли участие С. С. Каменев, А. И. Егоров, М. Н. Тухачевский, Б. М. Шапошников, А. С. Бубнов, Р. П. Эйдеман, В. К. Триандафиллов, Н. Е. Какурин и другие. Однако им не удалось прийти к единодушному мнению, так как они не располагали всем объемом документальных источников. В годы культа личности И. В. Сталина исследование этой темы приняло однобокий характер. Лишь после XX съезда КПСС появилась возможность всесторонне разобраться в исторической действительности. Этому способствовало опубликование ряда важнейших документов о советско-польской войне, в том числе решений ЦК партии и ранее неизвестных работ В. И. Ленина.
Как же произошло, что Первая Конная армия не была своевременно передана Западному фронту и не могла принять участия в Варшавской операции?
2 августа 1920 года Политбюро ЦК РКП (б), обсудив положение на юге страны в связи с активизацией Врангеля, приняло решение выделить крымский участок Юго-Западного фронта в самостоятельный Южный фронт. Члену РВС Республики И.В.Сталину поручалось сформировать Реввоенсовет нового фронта. Одновременно Западный и Юго-Западный фронты объединялись и в качестве Реввоенсовета объединенного фронта намечалось оставить Реввоенсовет Западного.
В тот же день В. И. Ленин телеграммой сообщил об этом решении И. В. Сталину. В ответ Сталин телеграфировал: "Вашу записку о разделении фронтов получил, не следовало бы Политбюро заниматься пустяками". Он потребовал освободить его от работы на фронте и выразил недоверие к обещаниям главкома усилить врангелевский фронт.
Ленина этот ответ удивил. "Не совсем понимаю, почему Вы недовольны разделением фронтов, - писал он. - Сообщите Ваши мотивы"{68}. Одновременно с телеграммой И. В. Сталину был направлен полный текст решения Политбюро.
4 августа И. В. Сталин телеграфировал в ЦК РКП (б) о согласии с постановлением Политбюро в части, касающейся передаче трех армий Западному фронту. Вместе с тем он высказал предложение штаб и РВС Юго-Западного фронта не делить, а преобразовать в штаб и РВС Южного фронта. Эти его соображения были приняты Пленумом ЦК партии 5 августа.
В соответствии с решением Центрального Комитета главком директивой известил командование Юго-Западного фронта о предстоящем подчинении Западному фронту 12-й и Первой Конной армий{69}, а 6 августа потребовал подготовить к передаче М. Н. Тухачевскому и 14-ю армию. Последней директивой предлагалось "сменить пехотой 1-ю Конную армию и вывести ее в резерв для отдыха и подготовки к решительному новому удару"{70}.
Включительно по 10 августа между главкомом и командованием фронтов велись переговоры и переписка по организационной стороне передачи армий. Командующий Западным фронтом считал, что подчинение ему всех войск, действовавших против белополяков, сделает характер операций более решительным. Он просил управление передаваемыми ему армиями временно осуществлять через оперативный пункт, созданный силами и средствами штаба Юго-Западного фронта. "Это совершенно необходимо, - писал М. Н. Тухачевский 8 августа, - так как, с одной стороны, обстановка требует срочного объединения армий, а средств быстро установить с ними всестороннюю связь у нас нет"{71}.
Командование Юго-Западного фронта, не возражая против передачи Первой Конной, 12-й и 14-й армий М. Н. Тухачевскому, вместе с тем телеграфировало главкому, что создание оперативного пункта повлечет за собой раздробление и парализацию штабного аппарата Юго-Западного фронта, выполняющего ответственную задачу по ликвидации Врангеля. А. И. Егоров и И. В. Сталин предлагали передачу армий приурочить к моменту организации оперативного пункта средствами Западного фронта. "Всякое другое решение вопроса, говорилось в их телеграмме, - считаем вредным для дела вообще, в частности для достижения успеха над Врангелем"{72}.
8 августа главком в своей телеграмме обещал рассмотреть все условия, выдвинутые командующим Западным фронтом. Однако ему казалось, что мнение М. Н. Тухачевского о необходимости быстрейшей передачи ему трех армий является неправильным. Первоочередной задачей главком считал вывод Конармии за пехотные части для отдыха и дальнейшего ее движения "в более выгодном направлении, которое к тому времени определится"{73}.
Изучение хода всех операций Западного и Юго-Западного фронтов дает основание утверждать, что Главное командование хотя и ставило до 11 августа вопрос о передаче 12-й и Первой Конной армий, а затем и 14-й армии Западному фронту, но конкретного плана использования Конармии в операции по разгрому варшавской группировки противника еще не имело.
Недооценивал опасность, угрожавшую его войскам с люблинского направления, и командующий Западным фронтом. 10 августа, то есть во время разработки плана наступления на Варшаву, М. Н. Тухачевский полагал, что главные силы неприятеля концентрируются севернее Варшавы. "Для создания прочного левого фланга", действовавшего на люблинском направлении, М. Н. Тухачевский просил главкома передать ему пока хотя бы одну 58-ю стрелковую дивизию 12-й армии{74}.
Мне думается, что на М.Н.Тухачевского в значительной степени влиял чрезмерный оптимизм члена РВС Западного фронта Смилги и начальника штаба фронта Шварца. Первый из них убеждал, что участь Варшавы уже предрешена, а второй представлял в эти дни главкому, а следовательно, и командующему фронтом ошибочные сведения о превосходстве сил Западного фронта над противником в полтора раза{75}.
А между тем противник на варшавском направлении превосходил по численности наши войска почти в два раза. У нас на 300-400 километров отставали тылы и далеко позади находились резервы, застрявшие в вагонах на разбитых железных дорогах. В этих условиях своевременная передача М. Н. Тухачевскому армий польского участка Юго-Западного фронта и разработка им новых целеустановок приобретали важнейшее значение.
Нависшая угроза на левом крыле Западного фронта была отмечена главкомом. 11 августа С. С. Каменев в разговоре по прямому проводу с М. Н. Тухачевским предложил поднять 12-ю и Первую Конную армии на север, опасаясь за сильно ослабленный левый фланг Западного фронта, после того как его главные силы стали группироваться к северу для обхода Варшавы. Командующий фронтом согласился с предложением главкома, считая возможным использование этих армий в главной операции{76}.
Таким образом, 11 августа была достигнута окончательная договоренность об участии 12-й и Первой Конной армий в боях против основной, варшавской группировки неприятеля.
В тот же день главком отдал директиву Реввоенсовету Юго-Западного фронта. В ней указывалось на необходимость временно отказаться от овладения Львовским районом с тем, чтобы направить возможно больше сил для поддержки левого фланга Западного фронта, который переходил в решительное наступление на Варшаву. Предлагалось 12-й армии наносить главный удар на Люблин, а Первую Конную армию двинуть в район Грубешов - Замостье - Томашов{77}.
К сожалению, эта директива не носила характера приказа, подлежащего немедленному выполнению. В конце ее главком просил командование Юго-Западного фронта дать свое заключение, то есть предоставил право РВС Юго-Западного фронта предварительно высказать свое мнение. Правда, следом он направил вторую директиву, которая в развитие первой требовала от 12-й армии немедленно приступить к выполнению своей новой задачи - двинуться на Люблин{78}. Но в ней ничего не говорилось о Конной армии.
И все же это, хотя и запоздалое, решение еще могло быть вполне осуществимым, если бы его быстро реализовали. Однако в полевом штабе Реввоенсовета Республики при передаче директив в штабы фронтов шифр был искажен, и они стали известны командованию Юго-Западного фронта лишь во второй половине дня 13 августа.
А тем временем 12 августа командование Юго-Западного фронта вновь бросило Конармию в наступление на Львов, хотя уже не имело права использовать ее. Армия находилась в резерве по приказу главкома и только с его разрешения могла быть введена в бой. Нужно прямо сказать, что И. В. Сталин и А. И. Егоров рассчитывали после овладения Львовом перебросить Конармию для борьбы против Врангеля. Об этом свидетельствует и предложение, подписанное ими того же 12 августа.
"Складывающаяся боевая и политическая обстановка, - говорилось в этом документе, - вызывает необходимость рассмотреть вопрос о дальнейшем использовании 1-й Конной армии. Считаю вполне возможным:
1. Боевой участок, занимаемый ныне 1-й Конармией, передать 14-й армии вместе с частями 45-й и 47-й стрелковых и 8-й кавалерийской дивизий.
2. 1-ю Конармию, без одной кавдивизии, сосредоточить немедленно в районе Проскурова, где она, оставаясь в резерве фронта, составит маневренную группу для действий на случай выступления Румынии. Наиболее вероятным районом первоначальных действий румын можно считать участок Днестра Хотин Сороки.
3. С другой стороны, сосредоточение 1-й Конармии в резерве фронта позволит базироваться на ней, как на ближайшем источнике для усиления конницей крымского участка.
4. Одну из кавдивизии (желательно 6-ю) нахожу необходимым начать перебрасывать по железной дороге в район Каховки безотлагательно. Прошу срочного ответа"{79}.
Эта телеграмма едва ли нуждается в комментариях.
Следует отметить, что главком, получив ее, проявил колебание. В надежде, что Западный фронт, может быть; все же справится со своей задачей собственными силами, он допустил возможность вывода Конармии, в резерв и переброску одной из ее дивизий на крымский участок{80}.
По-человечески С. С. Каменева легко понять. Главкома в равной степени тревожила судьба и польского и врангелевского фронтов, а сил не хватало. Но командующий Западным фронтом не согласился с предложением о переброске 6-й кавдивизии в Каховку, заявив, что не может пойти на ослабление Конармии, поскольку Юго-Западный фронт еще не ликвидировал противника. Он просил главкома немедленно подчинить ему Первую Конную, 12-ю и 14-ю армии.
Выполняя настойчивую просьбу М. Н. Тухачевского, в 3 часа 13 августа главком направил Реввоенсовету Юго-Западного фронта еще одну директиву № 4774/оп 1052/ш, в которой потребовал для развития решительного наступления Западного фронта с 12 часов 14 августа передать 12-ю и Первую Конную армии без 8-й кавдивизии в оперативное подчинение командующему Западным фронтом{81}.
Днем 13 августа командование Юго-Западного фронта получило три директивы главкома. Вначале пришли две от 11 августа. Первая из них предлагала направить 12-ю армию в люблинском направлении, а Первую Конную сосредоточить в районе Грубешов - Замостье - Томашов. По ней главком ожидал заключения. Вторая - обязывала ускорить продвижение 12-й армии на Люблин.
Отвечая на эти директивы, Реввоенсовет Юго-Западного фронта телеграфировал С. С. Каменеву:
"Доношу, что ваши № 4738/оп, 1041/ш и № 4752/оп Ю44/ш только что получены. Причина запоздания выясняется. Армии Юго-Западного фронта выполняют основную задачу овладения районом Львов - Рава-Русская и втянуты уже в дело. Для оказания содействия Мозырской группе 12-й армии приказано правым флангом наносить удар в общем направлении Красник - Янов для захвата в кратчайший срок переправ на Висле в районе Аннополь - Завихвост и на Сане в районе Развадув - Ниско. Изменение основных задач армиям в данных условиях считаю уже невозможным"{82}.
Конечно, всякая перегруппировка крупных войсковых объединений, втянутых в бой, сопряжена с трудностями. Но ведь накануне, 12 августа, Реввоенсовет Юго-Западного фронта, уже дав приказ на наступление, предложил главкому вывести Конармию в резерв в Проскуров. Значит, возможности для этого существовали.
К 13 августа мало что изменилось. Первая Конная начала наступление лишь утром. 14-я и 6-я кавдивизии находились восточнее Радехова - Топорова и только завязали бой с арьергардами противника, отходившего на Буг. 4-я кавдивизия и Особая кавбригада выдвигались на реку Стырь в стыке между 14-й и 6-й кавдивизиями, а 11-я дралась за город Броды. При такой группировке Конная армия могла быть повернута на Грубешов, разумеется, обеспеченная сильным заслоном с юга соответствующей перегруппировкой 14-й армии. Это, вероятно, и намерен был сделать А. И. Егоров, предлагавший накануне вывести Конармию в Проскуров.
Ответ командования Юго-Западного фронта о невозможности изменить задачи передаваемым Западному фронту армиям скорее всего отражал те же тенденции использовать Конармию для овладения Львовом, а затем перебросить ее на Врангеля. Я помню, как Реввоенсовет Юго-Западного фронта на запрос о том, какое решение принял главком по нашей просьбе подчинить армию непосредственно главному командованию, ответил: "По-нашему, правильнее было бы снять вас на крымский участок"{83}.
Если первые две директивы допускали возможность их обсуждения, то последний документ от 13-го числа категорически требовал передать 12-ю и Первую Конную армии в подчинение командующему Западным фронтом. А. И. Егоров заготовил проект приказа. Но Сталин отказался подписать его. С. С. Каменеву он телеграфировал, что его последняя директива без нужды опрокидывает сложившуюся группировку сил Юго-Западного фронта, уже перешедших в наступление. По его мнению, эту директиву следовало бы дать "либо три дня назад, когда Конармия стояла в резерве, либо позднее, по взятии района Львова"{84}.
После разъяснений заместителя Председателя Реввоенсовета Республики Э. М. Склянского второй член РВС фронта Р. И. Берзин поставил свою подпись под приказом, который того же 13 августа был направлен войскам.
Но и этот приказ не прерывал Львовской операции Конармии. Он только передавал 12-ю и Первую Конную армии в состав Западного фронта. Не поставил нам 14 августа новой задачи и М. Н. Тухачевский.
Все это не могло не привести нас к заключению, что Первая Конная и 12-я армии подчиняются командзапу с целью координации действий всех советских войск на польском фронте, а задача наша остается прежней. Мы отдали распоряжение дивизиям продолжать наступление и форсировать Западный Буг. Командующему группой золочевского направления И. Э. Якиру приказали передать 8-ю червоноказачью дивизию командарму 14, а остальными силами продвигаться к реке Буг и захватить переправы на участке Петриче - Белый Камень.
В последние дни мы не знали обстановки на Западном фронте и поручили С. А. Зотову во что бы то ни стало связаться со штабом Юго-Западного фронта, чтобы получить исчерпывающую информацию.
Когда необходимые распоряжения были разосланы в войска, мы с К. Е. Ворошиловым принялись за некоторые текущие дела. Решения ожидал вопрос о порядке приема добровольцев, об экономической помощи населению освобожденных районов и другие.
Уже несколько дней начальники дивизий доносили, что к ним приходят жители и просят принять в Конармию. Это было очень кстати. После понесенных больших потерь пополнение нам было крайне необходимо. Однако принимать добровольцев следовало с осторожностью. Этому учил нас горький опыт. На деникинском фронте под видом добровольцев к нам пробирались белогвардейцы и тайно творили гнусное контрреволюционное дело, разлагали бойцов.
Посоветовавшись, мы решили предоставить начдивам право принимать добровольцев в районах действий дивизий, а в тылу возложить это на начальника штаба армии. Бывших солдат разрешалось зачислять прямо в строевые части, а остальных маршевыми ротами направлять в штаб армии для обучения. "Но прием добровольцев непосредственно в действующие части, - указывалось в подготовленном нами приказе, - надлежит производить при участии представителей особых отделов дивизий и армии, дабы не проникли под видом добровольцев неприятельские агенты и вообще неблагонадежный элемент".
Уже давно мы собирались предпринять дополнительные меры экономической помощи трудовому населению освобожденных районов. Помню, Ворошилов часто говорил мне:
Обстрелу подвергся наш дом. Свистели пули, звенели разбитые стекла. Метрах в пятидесяти рвались гранаты. Мы вскочили на коней и перемахнули через плетень в огород. За нами метнулось около десяти конармейцев.
- Климент Ефремович, вы поезжайте в полештарм, отводите его на север, к лесу. А я соберу Особую бригаду - и к вам.
Ворошилов умчался. Со мной остались ординарец и несколько бойцов.
Минуту я стоял на месте и осматривался. На южной окраине и в центре села гремела ружейная и пулеметная стрельба, ухали разрывы гранат. Ударила даже артиллерия. Но нельзя было определить, кто и откуда ведет огонь. Там, где располагался полештарм, шла шумная схватка, дымились постройки, тарахтели повозки.
Метрах в трехстах, на восточной окраине села, появилась конница, и я поскакал ей навстречу. Это оказались эскадроны Сибирского полка Особой бригады. Впереди выделялся мощной фигурой командир полка Н. В. Ракитин. Бывший офицер, он был отличным спортсменом-боксером, смелым человеком.
- Стой! - осадил я коня. - Почему противник в Лопатине? Проспали? Где комбриг Степной? Куда ведете полк? - в гневе засыпал я его вопросами.
Ракитин оторопело смотрел на меня, соображая, видно, на какой вопрос в первую очередь отвечать.
- Не знаю, товарищ командарм, как все получилось, - наконец заговорил он. - Сам не пойму. В районе полештарма идет бой, вот я и хотел ударить по противнику.
- Нет. Поворачивайте полк на северную окраину села. Ворошилов с полевым штабом и эскадроном Реввоенсовета отходит туда же. Да пошлите людей к комбригу. Пусть Особый полк тоже идет на север, а сам Степной - немедленно ко мне!
- Есть! - гаркнул Ракитин, поворачивая коня.
Тут я заметил, что его окровавленная правая рука безжизненно повисла. Большие пятна крови расплылись па боку.
- Что с вами? Ранены?
- Так, пустяки. Кость цела, рука перевязана.
- Ну тогда действуйте!
Я поскакал к полештарму. Оттуда наши обозы по дороге и прямо огородами, ломая плетни, отходили на северо-восток. Северная часть Лопатина была еще в наших руках. Эскадрон Реввоенсовета отчаянно отбивался от противника, цепляясь за каждую хату. Около полуразрушенного сарая я увидел С. А. Зотова, а чуть подальше - К. Е. Ворошилова с группой бойцов.
- Отводите полештарм в Завидче. Эскадрон Реввоенсовета пойдет за вами, - приказал я Зотову.
Часам к 9 противник занял Лопатин полностью. Мы с Ворошиловым отправились на север, к перелескам, где сосредоточивалась Особая кавбригада. Силы врага, захватившего село, нам пока были неизвестны, но следовало сделать все, чтобы не позволить ему закрепиться. Решили бросить в атаку полки Особой бригады.
Как раз навстречу нам скакал комбриг Степной-Спижарный. Устроив ему должную встряску, я приказал готовить бригаду к атаке в пешем строю.
- Умели потерять Лопатин, теперь сумейте взять его обратно, - строго заявил комбригу Ворошилов.
Три атаки Особой бригады были отбиты. Противник оказался отлично вооруженным и стойким. Десятки пулеметов создавали сплошную завесу огня. Артиллерия стреляла по нашим боевым порядкам и причиняла потери. Кроме Ракитина оказались раненными несколько командиров эскадронов и взводов, в их числе и командир взвода, ныне Министр СССР Е. П. Славский.
Становилось очевидным, что двум полкам - Особому и Сибирскому - не под силу освободить село. Бой принимал затяжной характер, выгодный только для противника. Поэтому решено было подтянуть сюда часть сил 4-й и 6-й дивизий.
К Литунову и Апанасенко помчались командиры с распоряжением выделить по бригаде для атаки Лопатина.
Но оказывается, весть о нападении белополяков на полештарм уже дошла до соединений. Ф. М. Литунов, услыхав шум боя в Лопатине, двинул на выстрелы две бригады.
Командирам, прибывшим в дивизии с приказанием, осталось только ориентировать начдивов в обстановке и уточнить задачи выделенным частям. В частности, бригаде 6-й дивизии предстояло захватить переправу через Стырь в Станиславчике и отрезать неприятелю пути отхода на Броды.
Часов около 13 западнее Лопатина послышался шум боя, волной прокатилось "ура". Это подошли подкрепления 4-й кавалерийской дивизии.
А вскоре к нам прискакал и сам Ф. М. Литунов.
- Я сразу понял, что у вас тут неладное, и бросил на выручку полештарму первую бригаду. А сейчас и третья подходит.
- Молодец, Федор Михайлович! - похвалил я начдива. - Особая бригада проморгала, и теперь надо выправлять положение. Главное - не позволить противнику уйти. Бригада Чеботарева пусть охватывает село поглубже с юго-запада, а первая - атакует западную окраину. Особой бригаде отдано приказание овладеть северо-восточной окраиной Лопатина. Переправу в Станиславчике должны захватить части шестой дивизии.
- Все ясно! - ответил Литунов.
Через полчаса конармейцы начали энергичные атаки в конном и пешем строю. Противник оказывал исключительно упорное сопротивление. То здесь, то там завязывались рукопашные схватки. И все-таки выдержать натиск трех наших бригад враг не смог. Часов в 16 он начал пробиваться к Станиславчику и конармейцы перешли в преследование.
Рассчитывая, что к переправе у Станиславчика вышла 6-я дивизия, я приказал Литунову одну из его бригад направить на юг, вдоль Стыри, чтобы не позволить ни одному неприятельскому солдату даже вплавь переправиться через реку.
Когда определился успех, мы с Климентом Ефремовичем уехали в полештарм, разместившийся теперь в Завидче. С. А. Зотов был мрачнее тучи. Он ожидал, что ему не поздоровится за лопатинскую ночь, тем более что мы потеряли радиостанцию и несколько повозок полештарма с продовольствием. Хорошо еще у нас имелась запасная радиостанция. Связисты теперь готовили ее к работе.
К вечеру стали поступать сведения из дивизий. 11-я овладела городом Броды и подходила к реке Стырь.
Группа И. Э. Якира, с которой она имела тесную связь, продвинулась за день на разных участках от 5 до 10 километров.
На правом фланге армии 14-я дивизия во взаимодействии со 2-й бригадой Литунова захватила Холоюв и находилась теперь всего в 6 километрах от Западного Буга.
В центре 4-я кавалерийская дивизия и Особая бригада преследовали противника, выбитого из Лопатина. Враг потерял около 600 человек убитыми и пленными. Наши захватили 14 пулеметов. Но значительной части противника и его артиллерии удалось ускользнуть из-за того, что на переправе в Станиславчике бригады 6-й дивизии не оказалось.
На ночлег части Литунова сосредоточились в районе Оплицкое - Оглядов за 6-й дивизией. Последняя к тому времени выбила противника из Топорова и захватила деревни Грабова и Яблоновка, в 4 километрах восточнее Буга.
Выяснились и обстоятельства нападения противника на Лопатин. По донесениям 4-й дивизии и Особой бригады, а также по показаниям пленных было установлено, что в захвате села участвовали 40-й и 105-й пехотные полки группы генерала Шиманьского общей численностью около 2500 штыков при 25 пулеметах и нескольких орудиях. Значительная часть польских солдат была вооружена автоматическими винтовками. Неприятель ставил себе целью внезапным налетом овладеть Лопатином и двинуться на Радехов, где соединиться со своей конницей, действовавшей против нашей 14-и дивизии.
И вот в ночь на 14-е, используя темноту и туман, неприятельская пехота внезапно навалилась на эскадрон Особой бригады в Станиславчике и, очистив себе путь, быстро двинулась на северо-запад. Сторожевая застава на окраине Лопатина в ночном мраке не распознала врага, а приняла его за своих. Эта ошибка дорого нам стоила. На плечах смятой заставы противник ворвался в село.
Это могло случиться только в результате беспечности командования Особой бригады, не организовавшего круговой разведки, надежного охранения и связи. Было удивительно, как смог допустить такое всегда осторожный и предусмотрительный комбриг Особой К. И. Степной-Спижарный.
Разобравшись в причинах чрезвычайного происшествия, Реввоенсовет издал приказ по армии об усилении разведки, сторожевого охранения и связи. К. И. Степной-Спижарный был наказан, С. А. Зотову, ослабившему контроль за охраной полевого штаба, поставили на вид, а командира 2-й бригады 6-й дивизии Коротчаева, не выполнившего задачу по захвату переправы в Станиславчике, решили предать суду Военного трибунала.
Вечером 14 августа, около 21 часа, поступила директива Реввоенсовета Юго-Западного фронта, датированная 13 августа. В ней говорилось:
"Согласно директиве главкома от 13 августа за № 4774/оп 1052/ш приказываю:
1. 12-й и 1-й Конной армии без 8-й кавалерийской дивизии червонных казаков с 12 час. 14 августа поступить в оперативное подчинение командзапу. Впредь до организации Западным фронтом непосредственного снабжения передаваемые армии остаются на всех видах довольствия, равно и в отношении пополнения, при Юго-Западном фронте. Для связи со штабом Западного фронта распоряжением последнего в Киеве будет установлен оперпункт. До его организации командарму 12-й и 1-й Конной (армий) держать связь со штабом Юго-Западного фронта, через который и будут даваться армиям командзапом все оперативные задачи.
2. Командарму 1-й Конной с 12 час. 14 августа передать 8 кавдивизию червонных казаков в полное распоряжение командарма 14..."{67}
Итак, только вечером 14 августа нам стало известно, что Первая Конная армия на основании распоряжения главкома передается в состав Западного фронта.
В то время трудно было понять причины задержки переподчинения Конармии. В двадцатых годах этот вопрос стал предметом оживленной дискуссии видных военных работников и историков. В ней приняли участие С. С. Каменев, А. И. Егоров, М. Н. Тухачевский, Б. М. Шапошников, А. С. Бубнов, Р. П. Эйдеман, В. К. Триандафиллов, Н. Е. Какурин и другие. Однако им не удалось прийти к единодушному мнению, так как они не располагали всем объемом документальных источников. В годы культа личности И. В. Сталина исследование этой темы приняло однобокий характер. Лишь после XX съезда КПСС появилась возможность всесторонне разобраться в исторической действительности. Этому способствовало опубликование ряда важнейших документов о советско-польской войне, в том числе решений ЦК партии и ранее неизвестных работ В. И. Ленина.
Как же произошло, что Первая Конная армия не была своевременно передана Западному фронту и не могла принять участия в Варшавской операции?
2 августа 1920 года Политбюро ЦК РКП (б), обсудив положение на юге страны в связи с активизацией Врангеля, приняло решение выделить крымский участок Юго-Западного фронта в самостоятельный Южный фронт. Члену РВС Республики И.В.Сталину поручалось сформировать Реввоенсовет нового фронта. Одновременно Западный и Юго-Западный фронты объединялись и в качестве Реввоенсовета объединенного фронта намечалось оставить Реввоенсовет Западного.
В тот же день В. И. Ленин телеграммой сообщил об этом решении И. В. Сталину. В ответ Сталин телеграфировал: "Вашу записку о разделении фронтов получил, не следовало бы Политбюро заниматься пустяками". Он потребовал освободить его от работы на фронте и выразил недоверие к обещаниям главкома усилить врангелевский фронт.
Ленина этот ответ удивил. "Не совсем понимаю, почему Вы недовольны разделением фронтов, - писал он. - Сообщите Ваши мотивы"{68}. Одновременно с телеграммой И. В. Сталину был направлен полный текст решения Политбюро.
4 августа И. В. Сталин телеграфировал в ЦК РКП (б) о согласии с постановлением Политбюро в части, касающейся передаче трех армий Западному фронту. Вместе с тем он высказал предложение штаб и РВС Юго-Западного фронта не делить, а преобразовать в штаб и РВС Южного фронта. Эти его соображения были приняты Пленумом ЦК партии 5 августа.
В соответствии с решением Центрального Комитета главком директивой известил командование Юго-Западного фронта о предстоящем подчинении Западному фронту 12-й и Первой Конной армий{69}, а 6 августа потребовал подготовить к передаче М. Н. Тухачевскому и 14-ю армию. Последней директивой предлагалось "сменить пехотой 1-ю Конную армию и вывести ее в резерв для отдыха и подготовки к решительному новому удару"{70}.
Включительно по 10 августа между главкомом и командованием фронтов велись переговоры и переписка по организационной стороне передачи армий. Командующий Западным фронтом считал, что подчинение ему всех войск, действовавших против белополяков, сделает характер операций более решительным. Он просил управление передаваемыми ему армиями временно осуществлять через оперативный пункт, созданный силами и средствами штаба Юго-Западного фронта. "Это совершенно необходимо, - писал М. Н. Тухачевский 8 августа, - так как, с одной стороны, обстановка требует срочного объединения армий, а средств быстро установить с ними всестороннюю связь у нас нет"{71}.
Командование Юго-Западного фронта, не возражая против передачи Первой Конной, 12-й и 14-й армий М. Н. Тухачевскому, вместе с тем телеграфировало главкому, что создание оперативного пункта повлечет за собой раздробление и парализацию штабного аппарата Юго-Западного фронта, выполняющего ответственную задачу по ликвидации Врангеля. А. И. Егоров и И. В. Сталин предлагали передачу армий приурочить к моменту организации оперативного пункта средствами Западного фронта. "Всякое другое решение вопроса, говорилось в их телеграмме, - считаем вредным для дела вообще, в частности для достижения успеха над Врангелем"{72}.
8 августа главком в своей телеграмме обещал рассмотреть все условия, выдвинутые командующим Западным фронтом. Однако ему казалось, что мнение М. Н. Тухачевского о необходимости быстрейшей передачи ему трех армий является неправильным. Первоочередной задачей главком считал вывод Конармии за пехотные части для отдыха и дальнейшего ее движения "в более выгодном направлении, которое к тому времени определится"{73}.
Изучение хода всех операций Западного и Юго-Западного фронтов дает основание утверждать, что Главное командование хотя и ставило до 11 августа вопрос о передаче 12-й и Первой Конной армий, а затем и 14-й армии Западному фронту, но конкретного плана использования Конармии в операции по разгрому варшавской группировки противника еще не имело.
Недооценивал опасность, угрожавшую его войскам с люблинского направления, и командующий Западным фронтом. 10 августа, то есть во время разработки плана наступления на Варшаву, М. Н. Тухачевский полагал, что главные силы неприятеля концентрируются севернее Варшавы. "Для создания прочного левого фланга", действовавшего на люблинском направлении, М. Н. Тухачевский просил главкома передать ему пока хотя бы одну 58-ю стрелковую дивизию 12-й армии{74}.
Мне думается, что на М.Н.Тухачевского в значительной степени влиял чрезмерный оптимизм члена РВС Западного фронта Смилги и начальника штаба фронта Шварца. Первый из них убеждал, что участь Варшавы уже предрешена, а второй представлял в эти дни главкому, а следовательно, и командующему фронтом ошибочные сведения о превосходстве сил Западного фронта над противником в полтора раза{75}.
А между тем противник на варшавском направлении превосходил по численности наши войска почти в два раза. У нас на 300-400 километров отставали тылы и далеко позади находились резервы, застрявшие в вагонах на разбитых железных дорогах. В этих условиях своевременная передача М. Н. Тухачевскому армий польского участка Юго-Западного фронта и разработка им новых целеустановок приобретали важнейшее значение.
Нависшая угроза на левом крыле Западного фронта была отмечена главкомом. 11 августа С. С. Каменев в разговоре по прямому проводу с М. Н. Тухачевским предложил поднять 12-ю и Первую Конную армии на север, опасаясь за сильно ослабленный левый фланг Западного фронта, после того как его главные силы стали группироваться к северу для обхода Варшавы. Командующий фронтом согласился с предложением главкома, считая возможным использование этих армий в главной операции{76}.
Таким образом, 11 августа была достигнута окончательная договоренность об участии 12-й и Первой Конной армий в боях против основной, варшавской группировки неприятеля.
В тот же день главком отдал директиву Реввоенсовету Юго-Западного фронта. В ней указывалось на необходимость временно отказаться от овладения Львовским районом с тем, чтобы направить возможно больше сил для поддержки левого фланга Западного фронта, который переходил в решительное наступление на Варшаву. Предлагалось 12-й армии наносить главный удар на Люблин, а Первую Конную армию двинуть в район Грубешов - Замостье - Томашов{77}.
К сожалению, эта директива не носила характера приказа, подлежащего немедленному выполнению. В конце ее главком просил командование Юго-Западного фронта дать свое заключение, то есть предоставил право РВС Юго-Западного фронта предварительно высказать свое мнение. Правда, следом он направил вторую директиву, которая в развитие первой требовала от 12-й армии немедленно приступить к выполнению своей новой задачи - двинуться на Люблин{78}. Но в ней ничего не говорилось о Конной армии.
И все же это, хотя и запоздалое, решение еще могло быть вполне осуществимым, если бы его быстро реализовали. Однако в полевом штабе Реввоенсовета Республики при передаче директив в штабы фронтов шифр был искажен, и они стали известны командованию Юго-Западного фронта лишь во второй половине дня 13 августа.
А тем временем 12 августа командование Юго-Западного фронта вновь бросило Конармию в наступление на Львов, хотя уже не имело права использовать ее. Армия находилась в резерве по приказу главкома и только с его разрешения могла быть введена в бой. Нужно прямо сказать, что И. В. Сталин и А. И. Егоров рассчитывали после овладения Львовом перебросить Конармию для борьбы против Врангеля. Об этом свидетельствует и предложение, подписанное ими того же 12 августа.
"Складывающаяся боевая и политическая обстановка, - говорилось в этом документе, - вызывает необходимость рассмотреть вопрос о дальнейшем использовании 1-й Конной армии. Считаю вполне возможным:
1. Боевой участок, занимаемый ныне 1-й Конармией, передать 14-й армии вместе с частями 45-й и 47-й стрелковых и 8-й кавалерийской дивизий.
2. 1-ю Конармию, без одной кавдивизии, сосредоточить немедленно в районе Проскурова, где она, оставаясь в резерве фронта, составит маневренную группу для действий на случай выступления Румынии. Наиболее вероятным районом первоначальных действий румын можно считать участок Днестра Хотин Сороки.
3. С другой стороны, сосредоточение 1-й Конармии в резерве фронта позволит базироваться на ней, как на ближайшем источнике для усиления конницей крымского участка.
4. Одну из кавдивизии (желательно 6-ю) нахожу необходимым начать перебрасывать по железной дороге в район Каховки безотлагательно. Прошу срочного ответа"{79}.
Эта телеграмма едва ли нуждается в комментариях.
Следует отметить, что главком, получив ее, проявил колебание. В надежде, что Западный фронт, может быть; все же справится со своей задачей собственными силами, он допустил возможность вывода Конармии, в резерв и переброску одной из ее дивизий на крымский участок{80}.
По-человечески С. С. Каменева легко понять. Главкома в равной степени тревожила судьба и польского и врангелевского фронтов, а сил не хватало. Но командующий Западным фронтом не согласился с предложением о переброске 6-й кавдивизии в Каховку, заявив, что не может пойти на ослабление Конармии, поскольку Юго-Западный фронт еще не ликвидировал противника. Он просил главкома немедленно подчинить ему Первую Конную, 12-ю и 14-ю армии.
Выполняя настойчивую просьбу М. Н. Тухачевского, в 3 часа 13 августа главком направил Реввоенсовету Юго-Западного фронта еще одну директиву № 4774/оп 1052/ш, в которой потребовал для развития решительного наступления Западного фронта с 12 часов 14 августа передать 12-ю и Первую Конную армии без 8-й кавдивизии в оперативное подчинение командующему Западным фронтом{81}.
Днем 13 августа командование Юго-Западного фронта получило три директивы главкома. Вначале пришли две от 11 августа. Первая из них предлагала направить 12-ю армию в люблинском направлении, а Первую Конную сосредоточить в районе Грубешов - Замостье - Томашов. По ней главком ожидал заключения. Вторая - обязывала ускорить продвижение 12-й армии на Люблин.
Отвечая на эти директивы, Реввоенсовет Юго-Западного фронта телеграфировал С. С. Каменеву:
"Доношу, что ваши № 4738/оп, 1041/ш и № 4752/оп Ю44/ш только что получены. Причина запоздания выясняется. Армии Юго-Западного фронта выполняют основную задачу овладения районом Львов - Рава-Русская и втянуты уже в дело. Для оказания содействия Мозырской группе 12-й армии приказано правым флангом наносить удар в общем направлении Красник - Янов для захвата в кратчайший срок переправ на Висле в районе Аннополь - Завихвост и на Сане в районе Развадув - Ниско. Изменение основных задач армиям в данных условиях считаю уже невозможным"{82}.
Конечно, всякая перегруппировка крупных войсковых объединений, втянутых в бой, сопряжена с трудностями. Но ведь накануне, 12 августа, Реввоенсовет Юго-Западного фронта, уже дав приказ на наступление, предложил главкому вывести Конармию в резерв в Проскуров. Значит, возможности для этого существовали.
К 13 августа мало что изменилось. Первая Конная начала наступление лишь утром. 14-я и 6-я кавдивизии находились восточнее Радехова - Топорова и только завязали бой с арьергардами противника, отходившего на Буг. 4-я кавдивизия и Особая кавбригада выдвигались на реку Стырь в стыке между 14-й и 6-й кавдивизиями, а 11-я дралась за город Броды. При такой группировке Конная армия могла быть повернута на Грубешов, разумеется, обеспеченная сильным заслоном с юга соответствующей перегруппировкой 14-й армии. Это, вероятно, и намерен был сделать А. И. Егоров, предлагавший накануне вывести Конармию в Проскуров.
Ответ командования Юго-Западного фронта о невозможности изменить задачи передаваемым Западному фронту армиям скорее всего отражал те же тенденции использовать Конармию для овладения Львовом, а затем перебросить ее на Врангеля. Я помню, как Реввоенсовет Юго-Западного фронта на запрос о том, какое решение принял главком по нашей просьбе подчинить армию непосредственно главному командованию, ответил: "По-нашему, правильнее было бы снять вас на крымский участок"{83}.
Если первые две директивы допускали возможность их обсуждения, то последний документ от 13-го числа категорически требовал передать 12-ю и Первую Конную армии в подчинение командующему Западным фронтом. А. И. Егоров заготовил проект приказа. Но Сталин отказался подписать его. С. С. Каменеву он телеграфировал, что его последняя директива без нужды опрокидывает сложившуюся группировку сил Юго-Западного фронта, уже перешедших в наступление. По его мнению, эту директиву следовало бы дать "либо три дня назад, когда Конармия стояла в резерве, либо позднее, по взятии района Львова"{84}.
После разъяснений заместителя Председателя Реввоенсовета Республики Э. М. Склянского второй член РВС фронта Р. И. Берзин поставил свою подпись под приказом, который того же 13 августа был направлен войскам.
Но и этот приказ не прерывал Львовской операции Конармии. Он только передавал 12-ю и Первую Конную армии в состав Западного фронта. Не поставил нам 14 августа новой задачи и М. Н. Тухачевский.
Все это не могло не привести нас к заключению, что Первая Конная и 12-я армии подчиняются командзапу с целью координации действий всех советских войск на польском фронте, а задача наша остается прежней. Мы отдали распоряжение дивизиям продолжать наступление и форсировать Западный Буг. Командующему группой золочевского направления И. Э. Якиру приказали передать 8-ю червоноказачью дивизию командарму 14, а остальными силами продвигаться к реке Буг и захватить переправы на участке Петриче - Белый Камень.
В последние дни мы не знали обстановки на Западном фронте и поручили С. А. Зотову во что бы то ни стало связаться со штабом Юго-Западного фронта, чтобы получить исчерпывающую информацию.
Когда необходимые распоряжения были разосланы в войска, мы с К. Е. Ворошиловым принялись за некоторые текущие дела. Решения ожидал вопрос о порядке приема добровольцев, об экономической помощи населению освобожденных районов и другие.
Уже несколько дней начальники дивизий доносили, что к ним приходят жители и просят принять в Конармию. Это было очень кстати. После понесенных больших потерь пополнение нам было крайне необходимо. Однако принимать добровольцев следовало с осторожностью. Этому учил нас горький опыт. На деникинском фронте под видом добровольцев к нам пробирались белогвардейцы и тайно творили гнусное контрреволюционное дело, разлагали бойцов.
Посоветовавшись, мы решили предоставить начдивам право принимать добровольцев в районах действий дивизий, а в тылу возложить это на начальника штаба армии. Бывших солдат разрешалось зачислять прямо в строевые части, а остальных маршевыми ротами направлять в штаб армии для обучения. "Но прием добровольцев непосредственно в действующие части, - указывалось в подготовленном нами приказе, - надлежит производить при участии представителей особых отделов дивизий и армии, дабы не проникли под видом добровольцев неприятельские агенты и вообще неблагонадежный элемент".
Уже давно мы собирались предпринять дополнительные меры экономической помощи трудовому населению освобожденных районов. Помню, Ворошилов часто говорил мне: