Страница:
Теперь борьба с новым противником в своеобразных условиях местности и при наличии оборонительных сооружений требовала коренной перестройки тактических форм действий нашей конницы. Но ведь это не легкое дело - в каких-нибудь три-четыре дня овладеть новыми тактическими приемами.
И наконец, на успехах Конной армии не могло не сказаться отставание ее соседей. Командующий 12-й армией С. А. Меженинов из-за недостатка сил не смог создать сильной группировки на своем правом фланге и переправиться через Днепр севернее Киева. Фронтальное наступление на Киев окончилось неудачей.
Наиболее неблагоприятно отразилась на действиях Конармии слабость соседних с ней Фастовской группы и 14-й армии. Правда, Фастовской группе в начале наступления внезапными действиями, особенно кавалерийской бригады Г. И. Котовского, удалось прорвать фронт противника восточнее Белой Церкви. Но этот успех был временным. Опомнившись после первого удара, неприятель подтянул резервы и перешел в контратаку. Малочисленные, утомленные весенними оборонительными боями, растянутые на широком фронте соединения Фастовской группы не выдержали натиска превосходящих сил и вынуждены были отойти в исходное положение.
14-я армия должна была 1 июня овладеть районом Винница - Жмеринка. Но наступление, начатое 26 мая, не получило развития, и части армии вели бои с сильно укрепившимся противником.
Все это привело к тому, что, когда Первая Конная, пройдя с боями около ста километров, достигла оборонительного рубежа польских войск, фланги ее оказались совершенно открытыми. Вынужденные оттягивать для обеспечения флангов крупные силы, мы ослабили ударную группу, а поэтому и не могли использовать тот частный успех, которого добивались наши передовые дивизии.
И все же прошедшие бои имели положительное значение и дали очень многое. Главное - нам удалось основательно прощупать оборону противника и установить ее наиболее уязвимое место - на участке Самгородок - Снежна. Здесь был стык между 13-й и 7-й пехотными дивизиями, которые после расформирования в эти дни 2-й польской армии оказались фланговыми: первая 6-й, а вторая - 3-й польских армий. На стыке этих дивизий и решено было прорвать вражеский фронт.
6. Прорыв
1
2 июня в Тетиеве состоялось совещание руководящего командного и политического состава армии. Мы решили обменяться опытом первых боев и подумать о наиболее эффективных приемах борьбы против неприятельской пехоты.
Все командиры и комиссары дивизий, выступая, подчеркивали, что бойцы сражались мужественно, проявили большую волю к победе, а решительного успеха не добились. И объясняли это прочностью вражеской обороны, стойкостью и боевой выучкой белопольских войск.
- Мы пытались обходить укрепленные пункты неприятеля, стремясь нанести ему удары во фланг и тыл, - говорил С. К. Тимошенко. - Да как обойдешь, если у него сплошная оборона.
- Недостатки у нас есть, действовали иногда шаблонно, кидались в лобовые атаки, забывая, что противник здесь не тот, - как всегда откровенно, заявил начдив Ф. М. Морозов. - Надо отказаться от тактики, которую мы применяли на Дону и Северном Кавказе, а вести комбинированный бой в конном и пешем строю.
- Правильно! - поддержал Морозова А. Я. Пархоменко. - Там не было таких укреплений. Нужна новая тактика.
П. В. Бахтуров, А. В. Хрулев, П. К. Случевский, В. И. Берлов и другие политработники высказывались за разъяснение бойцам особенностей тактических способов борьбы с пехотой противника на собраниях комячеек. А К. И. Озолин добавил:
- Разъяснять конармейцам, как здесь следует воевать, конечно, нужно. Но первая обязанность коммунистов - показывать пример в бою, в цепи. Их место впереди.
Начальник разведывательного отдела штаба армии И. С. Строило отметил, что в частях еще неудовлетворительно поставлена служба разведки и охранения. Это позволяло противнику незаметно для нас обходить наши фланги и делать внезапные налеты ночью.
В заключение выступили мы с Ворошиловым. Наши указания, а также все ценные предложения, высказанные на совещании, легли в основу специального приказа по тактике действий в предстоящем наступлении.
Приказ требовал от командиров большой гибкости, инициативы и в то же время рекомендовал ряд оправдавших себя тактических приемов.
При наступлении на обороняющуюся пехоту, например, предлагалось с фронта сковывать ее огнем спешенных подразделений, а в обход флангов и в тыл бросать конницу. Атаковать в конном строю разрешалось лишь в том случае, если пехота захвачена врасплох и не успеет развернуться для боя или поспешно отходит.
В случае контратак противника рекомендовалось спешенным подразделениям демонстративно отступать, а главным силам скрытно в конном строю сосредоточиваться на флангах и в удобный момент внезапно атаковать. "Всякий бой, - подчеркивалось в приказе, - должен быть развит в неотступное преследование врага до полного его разгрома или пленения".
Особое внимание уделялось искусному применению пулеметов на тачанках и конной артиллерии. Приказ требовал широко маневрировать огнем. Конная артиллерия и пулеметные тачанки должны были, используя свою подвижность, в бою менять огневые позиции, чтобы создавать фланговый и перекрестный огонь. Действовать артиллерии надлежало не только в составе дивизионов, но и батарей, взводов и даже отдельными орудиями. Частям предлагалось усилить разведку, повысить бдительность сторожевого охранения.
Уже на следующий после совещания день полештарм разослал этот приказ во все соединения и в специальные части Конармии. Его тактические положения были изучены в каждом подразделении и стали руководящими в последующих операциях.
Утром 3 июня поступила директива Юго-Западного фронта. Наша армия получила задачу прорвать польский фронт на линии Новофастов - Пустоваров и стремительным ударом захватить город Фастов. После этого, действуя по тылам противника, Конармия должна была разбить его киевскую группировку.
Изучив директиву, мы пришли к выводу, что наступление на Фастов явилось бы в лучшем случае ударом во фланг, а вовсе не в тыл 3-й польской армии. При этом Конармия не только не получала оперативного простора, а, напротив, сама могла стать объектом атаки войск противника непосредственно с полосы обороны.
Мы доложили командованию фронта свои доводы. Оно согласилось с нами и оставило для Конармии прежнее направление удара - на Казатин, Бердичев.
В разговоре по прямому проводу А. И. Егоров порекомендовал нам укрепить основной штаб Конармии и предложил на должность начальника штаба Л. Л. Клюева. У нас не было возражений против этого назначения. Мы хорошо знали Леонида Лавровича по царицынской обороне, когда он успешно руководил штабом 10-й армии. Клюев - полковник русского Генерального штаба - вступил в Красную Армию в 1918 году. Он отличался исключительным трудолюбием, скромностью и хорошо знал штабную работу. После гражданской войны Леонид Лаврович работал в Военно-химической академии, за крупные военно-научные труды был удостоен ученой степени доктора военных наук.
В тот же день Реввоенсовет армии издал приказ на прорыв неприятельского фронта.
Операция намечалась на утро 4 июня. Но выпавший вечером сильный дождь расквасил дороги. Возникло опасение, что войска не успеют выйти в исходные районы к назначенному времени, да и конский состав утомится так, что не в состоянии будет после прорыва неприятельского фронта сделать в тот же день двадцатипяти-, тридцатикилометровый бросок в оперативную глубину противника.
С разрешения командующего фронтом начало наступления перенесли на 5 июня.
По нашему замыслу главные силы армии сосредоточивались в мощный кулак на участке Самгородок - Озерна - Снежна шириной 10-12 километров. Оперативное построение войск предусматривалось в два эшелона. В первом эшелоне наступали 4-я, а за ее флангами, уступами назад, 14-я и 11-я кавалерийские дивизии, последняя без 3-й бригады. При этом правофланговой 14-й дивизии приказывалось наносить удар на Самгородок, 4-й, в центре, - на Озерну, левофланговой 11-й - на Снежну. Для развития успеха после прорыва от дивизий первого эшелона требовалось в первый день выйти на рубеж реки Растовица и нарушить железнодорожное сообщение противника между Казатином и Киевом.
Сложный маневр предстояло совершить назначенной во второй эшелон 6-й кавалерийской дивизии. В ночь на 5 июня она должна была сдать свой участок в районе Липовца и к утру сосредоточиться в селе Бурковцы. С началом наступления ей приказывалось двигаться на Снежну и быть готовой развить успех любой из дивизий. 6-й конартдив направлялся в район сосредоточения 4-й дивизии, где создавалась артиллерийская группа обеспечения прорыва.
3-я бригада 11-й дивизии, усиленная всеми нашими бронепоездами, сменяла 6-ю дивизию у Липовца. Ее задача - с рассветом 5 июня под прикрытием всех огневых средств демонстрировать наступление и этим отвлечь внимание противника от направления нашего главного удара. В дальнейшем бригаде предстояло, обеспечивая левый фланг ударной группы, оказать правофланговым частям 14-й армии помощь в овладении Гайсином.
В резерве оставался Особый кавалерийский полк, который к утру 5 июня сосредоточивался в населенном пункте Татариновка, куда переходил и полевой штаб армии.
Начальнику воздухофлота армии М. П. Строеву ставилась задача с рассветом 5 июня вести разведку, следить за движением колонн противника в районах городов Бердичев, Казатин, Белая Церковь, Липовец и наносить бомбовые удары.
Предстоящая операция, и особенно действия в оперативной глубине противника, требовали от соединений большей маневренности. Поэтому Реввоенсовет армии принял решение освободить дивизии от лишнего груза. Разрешалось брать только обозы первого разряда с боеприпасами,
продовольствием и санитарные перевязочные отряды.
Обозы второго разряда сводились в отдельную группу и направлялись на станцию Поташ. Здесь предусматривалось пополнить их патронами, снарядами, продовольствием, фуражом из армейских баз, а затем подтянуть к армии либо через образовавшийся прорыв, либо за Фастовской группой. Руководство этим поручалось С. К. Минину и С. Н. Орловскому.
С утра 4 июня армия начала перегруппировку. Погода стояла отвратительная. Прекратившийся было ночью дождь к утру пошел снова, и не было надежды, что он скоро кончится. Хмурые промокшие бойцы нехотя строились в колонны, покрикивали на лошадей и на чем свет стоит кляли распутицу.
И все-таки даже непогодь имела свои преимущества. Хоть и неприятно было долгие часы качаться в седле под потоками воды да месить грязь, зато гарантия - польская авиация не нападет. Думалось, и наземный противник в такую погоду был менее бдительным. Дождь обеспечивал нам скрытность передвижения.
Польское командование, озадаченное затишьем, предприняло разведку боем. В 12 часов крупные силы пехоты и конницы из района Сквиры перешли в наступление против 14-й дивизии. Они оттеснили наши правофланговые части и создали угрозу тылу Конармии. Чтобы ликвидировать опасность, пришлось ввести в бой всю 14-ю дивизию и одну бригаду 4-й. Только к вечеру удалось отбросить противника и продолжать начатую перегруппировку.
После обеда мы с К. Е. Ворошиловым выехали в 4-ю дивизию, чтобы утром следующего дня лично руководить операцией. Погода по-прежнему была пасмурной. Небо, обложенное сплошными мутно-серыми тучами, поливало землю мелким дождем.
Сопровождаемые эскадроном Реввоенсовета, мы ехали молча, кутаясь в плащи, придерживая лошадей на размытом проселке.
Ночевать решили в Татариновке, в пяти километрах от Рыбчинцев, куда к утру должны были прибыть начальники дивизий для доклада о готовности к атаке и для получения последних указаний.
Татариновка встретила нас тишиной. Она казалась вымершей, не слышалось даже лая собак на околице. Остановились в доме, утопающем в зелени большого сада.
День подходил к концу. Быстро опустились сумерки. Дождь понемногу слабел, а к полуночи совсем прекратился.
Поужинав, стали укладываться спать. Ворошилов аккуратно свернул свою видавшую виды кожаную тужурку и положил на широкую лавку. Расстегнув воротник гимнастерки, он прилег и закрыл глаза. Я последовал его примеру.
Но заснуть в эту ночь не удалось. В комнате было душно, а на душе неспокойно. Казалось, все рассчитано, предусмотрены любые случайности. А получится ли, как задумано? Успеют ли дивизии к утру выйти в исходные районы? И не раскроет ли противник нашего замысла?
Ворошилов ворочался с боку на бок, а потом привстал и начал растирать большими пальцами рук свои тронутые сединой виски. Это было первым признаком, что у него разболелась голова. Как-то Климент Ефремович рассказывал мне, что головные боли стали донимать с тех пор, как в 1905 году во время одной из забастовок в Луганске жандармы избили его до потери сознания.
Понимая, как он мучается, я предложил выйти во двор, на воздух. Ворошилов согласился, и мы присели на мокром крыльце, всматриваясь в темноту, прислушиваясь к ночным звукам.
Прямо против нас, в дальнем углу двора, похрустывали овсом и позванивали удилами лошади. Справа от крыльца раскинулся густой сад, огороженный низким частоколом. Оттуда тянуло туманной сыростью и прохладой. Слева, под навесом, тихо переговаривалась разместившаяся на ночлег группа бойцов.
Откуда-то издалека прилетел гул артиллерийского выстрела, и как бы отзвуком его раскатилась длинная пулеметная очередь. На западе небосвод озарился багровыми вспышками ракет. И снова все тихо.
Мы сидели молча. Я думал о бойцах, которые в эту сырую, туманную ночь по раскисшим дорогам и просто без дорог, по лощинам и через темные перелески двигались на новый рубеж, помогая лошадям тянуть по липкой грязи орудия, пулеметные тачанки, повозки. А с восходом солнца, не успев отдохнуть, они пойдут на штурм неприятельской обороны...
На рассвете прискакал Зотов, мокрый с головы до ног и страшно расстроенный.
- Что случилось, Степан Андреевич? - удивленный его видом, спросил я.
- Выкупаться пришлось, - сердито ответил Зотов, стряхивая с фуражки воду. - В тумане да в темноте свалился вместе с конем в грязную яму, будь она неладна.
Степан Андреевич доложил, что все соединения вышли в исходные районы. Противник, по всему видно, ничего не заметил.
Наскоро позавтракав, мы с К. Е. Ворошиловым выехали в Рыбчинцы. Отдохнувшие за ночь кони шли бодрой рысцой, гулко шлепая копытами по грязной дороге. Густой туман скрывал широкие лощины, серой пеленой окутывал перелески и разросшийся в низинах кустарник.
Первые километры проехали в сравнительной тишине, особо не ощущая близости фронта. Но вот с юга, со стороны Липовца, донесся гул артиллерийской канонады, и сразу же на некоторых участках обороны противника в небо взвились ракеты. Это 3-я бригада 11-й дивизии и бронепоезда начали демонстрацию наступления.
Через полчаса мы были на месте. У деревенской церкви уже ожидали Д. Д. Коротчаев, Ф. М. Морозов и А. Я. Пархоменко. Отсутствовал только С. К. Тимошенко. Его 6-я дивизия форсированным маршем двигалась из-под Липовца в Бурковцы.
- Ну как у вас дела? - спросил я начдивов.
- Все идет хорошо, - за всех ответил Коротчаев. - Туман нам на руку. Части занимают исходное положение. Вторая бригада спешилась и продвигается к восточной окраине Озерны. Третью направил в обход этой деревни. Первая бригада Литунова в резерве, здесь, на окраине Рыбчинцев. Дивизионная артиллерия и артдивизион шестой дивизии заняли огневые позиции. Правда, в грязи застряли броневики, которые должны сопровождать в атаке части второй бригады. Послал эскадрон вытаскивать их.
- Третья бригада осталась у Липовца, - доложил Ф. М. Морозов. Остальные здесь. Первую спешил и двинул в обход Снежны с юго-запада, а вторую нацелил на северную окраину. Не могу использовать автоотряд имени Свердлова - машины буксуют.
- А твои где? - повернулся к Пархоменко Ворошилов.
- Головная вторая бригада выдвигается к юго-восточной окраине Самгородка. Главные силы идут туда же по большой дороге из Горобеевки. Противник проявляет беспокойство: местность освещает ракетами, периодически ведет огонь из Самгородка.
Потом мы вместе с начдивами поднялись на колокольню, надеясь рассмотреть положение дивизий и передний край обороны противника. Но увидеть ничего не удалось. Туман, словно дымовая завеса, закрывал все вокруг. Только когда стреляли вражеские батареи или в небе вспыхивали ракеты, на мгновение выступали смутные очертания высот.
Противник вел огонь вслепую. Мне вспомнилось, как два дня назад на допросе пленные показали, что польское командование если и ожидает наступления Конной армии, то только на липовецком направлении, где в последние дни активно действовали наша самая многочисленная 6-я кавдивизия и бронепоезда. А вообще среди неприятельских войск ходили слухи об отходе красной конницы к станции Поташ. Вероятно, противник заметил перемещение обозов второго разряда, и это ввело его в заблуждение.
Словом, все говорило за то, что наступление будет для него неожиданным. Конная армия, словно сжатая пружина, изготовилась для нанесения сокрушительного удара.
Посоветовавшись, мы с К. Е. Ворошиловым решили начинать атаку. Вместе с Д. Д. Коротчаевым и А. Я. Пархоменко отправились в 4-ю дивизию.
Миновав притихшую деревню, оказались на холме, вблизи артиллерийских позиций артгруппы. Туман начал редеть, и на широком ржаном поле стали видны полки 2-й бригады И. В. Тюленева. Совсем недавно М. И. Калинин вручил им Почетные Красные знамена ВЦИК.
Спешенные эскадроны под покровом тумана без выстрелов приближались к восточной окраине Снежны. Вначале все шло тихо. Но потом послышались беспорядочные выстрелы. Очевидно, конармейцы натолкнулись на боевое охранение противника.
Из Рыбчинцев вышли три броневика 32-го автобронеотряда А. Ю. Войткевича. Набирая скорость, они устремились к эскадронам. Как только броневики поравнялись с передовыми цепями наступающих, бригада И. В. Тюленева с криком "ура" поднялась в атаку. Левее наступали полки 3-й бригады А. А. Чеботарева.
Казалось, никто и ничто не может остановить эту стремительно надвигавшуюся на врага лавину. Но противник не дрогнул. Из Озерны ударила артиллерия, тут же застрочили пулеметы, раздались винтовочные залпы. Прижатые ливнем свинца, наши цепи залегли, а затем стали откатываться назад, в рожь. Только броневики, лавируя между столбами вздымаемой разрывами земли, продолжали огневой бой, прикрывая отход.
Почти то же самое произошло и в 11-й дивизии. Бригада, атаковавшая юго-восточную окраину Снежны, смяла боевое охранение противника и устремилась к его окопам, но, встреченная в упор сильнейшим ружейно-пулеметным огнем, отскочила назад, залегла и завязала перестрелку. Попытка другой бригады ворваться в Снежну в конном строю также успеха не имела.
Итак, атака захлебнулась. Противник выдержал наш первый натиск. Орешек оказался более крепким, чем мы думали. И все-таки я ни на минуту не сомневался в окончательном успехе.
Решили очередную атаку подготовить огнем артдивизионов. Условились, что К. Е. Ворошилов останется здесь и будет руководить наступлением 4-й и 11-й дивизий, а я отправлюсь в 14-ю.
Вскочив на коней, мы с А. Я. Пархоменко поскакали на север. За нами следовали полуэскадрон ординарцев и связные.
Километрах в двух от Рыбчинцев, в лощине у небольшого ручья, заросшего мелким ивняком и осокой, заметили около сотни всадников. Это оказался эскадрон 2-й бригады дивизии Пархоменко, выдвинутый сюда еще ночью. Промокшие и озябшие, с серыми, небритыми лицами, бойцы, съежившись, сидели на понуро опустивших головы лошадях.
- Откуда здесь лучше виден противник?
- А вот с той высотки, товарищ командарм, чуток левее ветряка, показал рукой командир эскадрона.
Действительно, от ветряной мельницы была видна вся местность впереди. Осмотрев позиции неприятельской пехоты перед собой, я перевел бинокль левее, на лощину, полого спускавшуюся к ручью прямо против только что встреченного эскадрона 14-й дивизии. И вдруг среди кустов в туманной дымке заметил всадников на светло-серых лошадях. Они стояли неподвижно, словно изваяния, метрах в десяти друг от друга, растянувшись в цепочку на всю ширину лощины. "Стык между частями или опорными пунктами", - осенила меня мысль.
- Ручей здесь топкий? - повернулся я к командиру эскадрона.
- Нет.
На карте же это место значилось болотистым. Видимо, потому и не оборонялось противником, а только контролировалось.
- Александр Яковлевич, где же ваша дивизия? Давайте ее сюда быстрее, медлить нельзя ни минуты.
- Должна сейчас подойти, - ответил Пархоменко, прощупывая взглядом лесок восточнее Самгородка, из которого как раз начали выходить колонны конницы. - Да вот и она.
- Быстрее развертывайте! - крикнул я и, круто повернув коня, поскакал назад.
Меня подгоняло стремление ворваться в лощину и удержать ее до подхода 14-й дивизии. Желание использовать благоприятный момент было настолько велико, что я решил сам повести в атаку оставшийся внизу эскадрон и своих ординарцев.
- Эскадрон, шашки к бою! За мной, в атаку - марш, марш!
И вот мы перед польскими всадниками. Их немного. К тому же наше неожиданное появление ошеломило улан, и они нервно дергали поводья, стараясь повернуть лошадей и ускакать.
Одного из зазевавшихся я настиг и столкнул с седла. Решил взять живым и уточнить у него, не ошибочно ли мое предположение о стыке. Мой конь проскочил вперед, а когда я остановил его, сзади раздался выстрел. Стрелял вышибленный из седла улан, но не попал. Тут же последовал еще выстрел, и снова мимо.
Подняв коня на дыбы, я бросил его на поляка и тупой стороной шашки выбил у него карабин. Обезоруженный улан присел, прикрыв голову руками и ожидая второго удара. Я попытался было допросить его, но от страха он совсем ее мог говорить.
Подъехал мой адъютант Петр Зеленский.
- Передай пленного ординарцам, а сам быстрее гони к Литунову. Пусть ведет бригаду сюда.
Прошло несколько томительных минут. Было ясно, что мы нашли слабое место в обороне противника, и следовало как можно быстрее использовать это. А 14-й дивизии все не было.
Но вот наконец показались конники. Впереди вместе с комбригом Григорием Бондаревым скакал Пархоменко. Шла, значит, 2-я бригада. Перевалив через ручей, она покатилась на меня, сверкая сотнями клинков и оглашая лощину мощным "ура".
Я выехал навстречу и шашкой указал Пархоменко путь на север, в обход Самгородка. С востока уже атаковала 1-я бригада 14-й дивизии, которую вел комбриг Алексей Корниенко.
А от Рыбчинцев во весь опор мчалась резервная 1-я бригада 4-й дивизии. Я узнал ее по фигуре Литунова. Он скакал метрах в двадцати впереди полков, размахивая над головой клинком.
20-й полк бригады под командой донского казака Петра Чекунова недалеко от меня стремительно развернулся фронтом на юго-запад и, выравнявшись с 19-м полком Петра Стрепухова, понесся к окраине Озерны.
Бригада катилась так быстро, что я начал опасаться, как бы она с ходу "е попала в полосу, обстреливаемую нашей артиллерией. Но, к счастью, взрывы стали перемещаться на окопы противника против левого фланга 4-й дивизии.
Участь Самгородка была решена. Пришла пора возвращаться в Рыбчинцы. Я направился к Коротчаеву, осматривая в бинокль поле боя. Здесь всюду кипели ожесточенные схватки. Спешенные бригады И. В. Тюленева и А. А. Чеботарева при поддержке двух бронеавтомобилей штурмовали позиции противника. Бойцы бросали на проволочное заграждение верхнюю одежду, доски, бревна, связанные из сучьев маты. Другие рубили колючую проволоку шашками, рвали ее прикладами, растаскивали руками. В ряде мест заграждения были уже преодолены, и в окопах шла ожесточенная борьба. Тут и там слышались взрывы гранат, беспорядочная стрельба.
Противник сопротивлялся упорно и умело, пуская в ход штыки, которых наши бойцы не имели. И все-таки выдержать натиск красноармейцев было уже невозможно. Если бы польские солдаты своевременно это поняли, многие из них сохранили бы жизнь. Но, охваченные яростью, они бешено отбивались, сражаясь даже в полном окружении без всякой надежды выстоять.
Полки 2-й бригады 4-й дивизии овладели польскими позициями и, круто завернув правый фланг, начали отбрасывать неприятеля на юг, под удар атаковавшей с юго-запада 3-й бригады. К тому времени и одна из частей 11-й дивизии, обойдя Снежну с запада, в конном строю устремилась в тыл противника. Кольцо вокруг Снежны и Озерны замыкалось. Прорыв медленно, но неотвратимо расширялся.
И тут в поле моего зрения попала группа польских всадников. Они выехали из леса в полутора километрах северо-западнее Озерны. Вначале я решил, что уланы принадлежат к какой-нибудь разбитой в бою польской части. Но сразу же понял, что ошибся. Вслед за первой группой из леса стала выходить и разворачиваться в боевой порядок крупная кавалерийская часть. Это, как мне после стало известно, была бригада генерала Савицкого.
Противник явно намеревался атаковать 4-ю дивизию во фланг. Чтобы предупредить Коротчаева, послал к нему Зеленского с двумя ординарцами.
И наконец, на успехах Конной армии не могло не сказаться отставание ее соседей. Командующий 12-й армией С. А. Меженинов из-за недостатка сил не смог создать сильной группировки на своем правом фланге и переправиться через Днепр севернее Киева. Фронтальное наступление на Киев окончилось неудачей.
Наиболее неблагоприятно отразилась на действиях Конармии слабость соседних с ней Фастовской группы и 14-й армии. Правда, Фастовской группе в начале наступления внезапными действиями, особенно кавалерийской бригады Г. И. Котовского, удалось прорвать фронт противника восточнее Белой Церкви. Но этот успех был временным. Опомнившись после первого удара, неприятель подтянул резервы и перешел в контратаку. Малочисленные, утомленные весенними оборонительными боями, растянутые на широком фронте соединения Фастовской группы не выдержали натиска превосходящих сил и вынуждены были отойти в исходное положение.
14-я армия должна была 1 июня овладеть районом Винница - Жмеринка. Но наступление, начатое 26 мая, не получило развития, и части армии вели бои с сильно укрепившимся противником.
Все это привело к тому, что, когда Первая Конная, пройдя с боями около ста километров, достигла оборонительного рубежа польских войск, фланги ее оказались совершенно открытыми. Вынужденные оттягивать для обеспечения флангов крупные силы, мы ослабили ударную группу, а поэтому и не могли использовать тот частный успех, которого добивались наши передовые дивизии.
И все же прошедшие бои имели положительное значение и дали очень многое. Главное - нам удалось основательно прощупать оборону противника и установить ее наиболее уязвимое место - на участке Самгородок - Снежна. Здесь был стык между 13-й и 7-й пехотными дивизиями, которые после расформирования в эти дни 2-й польской армии оказались фланговыми: первая 6-й, а вторая - 3-й польских армий. На стыке этих дивизий и решено было прорвать вражеский фронт.
6. Прорыв
1
2 июня в Тетиеве состоялось совещание руководящего командного и политического состава армии. Мы решили обменяться опытом первых боев и подумать о наиболее эффективных приемах борьбы против неприятельской пехоты.
Все командиры и комиссары дивизий, выступая, подчеркивали, что бойцы сражались мужественно, проявили большую волю к победе, а решительного успеха не добились. И объясняли это прочностью вражеской обороны, стойкостью и боевой выучкой белопольских войск.
- Мы пытались обходить укрепленные пункты неприятеля, стремясь нанести ему удары во фланг и тыл, - говорил С. К. Тимошенко. - Да как обойдешь, если у него сплошная оборона.
- Недостатки у нас есть, действовали иногда шаблонно, кидались в лобовые атаки, забывая, что противник здесь не тот, - как всегда откровенно, заявил начдив Ф. М. Морозов. - Надо отказаться от тактики, которую мы применяли на Дону и Северном Кавказе, а вести комбинированный бой в конном и пешем строю.
- Правильно! - поддержал Морозова А. Я. Пархоменко. - Там не было таких укреплений. Нужна новая тактика.
П. В. Бахтуров, А. В. Хрулев, П. К. Случевский, В. И. Берлов и другие политработники высказывались за разъяснение бойцам особенностей тактических способов борьбы с пехотой противника на собраниях комячеек. А К. И. Озолин добавил:
- Разъяснять конармейцам, как здесь следует воевать, конечно, нужно. Но первая обязанность коммунистов - показывать пример в бою, в цепи. Их место впереди.
Начальник разведывательного отдела штаба армии И. С. Строило отметил, что в частях еще неудовлетворительно поставлена служба разведки и охранения. Это позволяло противнику незаметно для нас обходить наши фланги и делать внезапные налеты ночью.
В заключение выступили мы с Ворошиловым. Наши указания, а также все ценные предложения, высказанные на совещании, легли в основу специального приказа по тактике действий в предстоящем наступлении.
Приказ требовал от командиров большой гибкости, инициативы и в то же время рекомендовал ряд оправдавших себя тактических приемов.
При наступлении на обороняющуюся пехоту, например, предлагалось с фронта сковывать ее огнем спешенных подразделений, а в обход флангов и в тыл бросать конницу. Атаковать в конном строю разрешалось лишь в том случае, если пехота захвачена врасплох и не успеет развернуться для боя или поспешно отходит.
В случае контратак противника рекомендовалось спешенным подразделениям демонстративно отступать, а главным силам скрытно в конном строю сосредоточиваться на флангах и в удобный момент внезапно атаковать. "Всякий бой, - подчеркивалось в приказе, - должен быть развит в неотступное преследование врага до полного его разгрома или пленения".
Особое внимание уделялось искусному применению пулеметов на тачанках и конной артиллерии. Приказ требовал широко маневрировать огнем. Конная артиллерия и пулеметные тачанки должны были, используя свою подвижность, в бою менять огневые позиции, чтобы создавать фланговый и перекрестный огонь. Действовать артиллерии надлежало не только в составе дивизионов, но и батарей, взводов и даже отдельными орудиями. Частям предлагалось усилить разведку, повысить бдительность сторожевого охранения.
Уже на следующий после совещания день полештарм разослал этот приказ во все соединения и в специальные части Конармии. Его тактические положения были изучены в каждом подразделении и стали руководящими в последующих операциях.
Утром 3 июня поступила директива Юго-Западного фронта. Наша армия получила задачу прорвать польский фронт на линии Новофастов - Пустоваров и стремительным ударом захватить город Фастов. После этого, действуя по тылам противника, Конармия должна была разбить его киевскую группировку.
Изучив директиву, мы пришли к выводу, что наступление на Фастов явилось бы в лучшем случае ударом во фланг, а вовсе не в тыл 3-й польской армии. При этом Конармия не только не получала оперативного простора, а, напротив, сама могла стать объектом атаки войск противника непосредственно с полосы обороны.
Мы доложили командованию фронта свои доводы. Оно согласилось с нами и оставило для Конармии прежнее направление удара - на Казатин, Бердичев.
В разговоре по прямому проводу А. И. Егоров порекомендовал нам укрепить основной штаб Конармии и предложил на должность начальника штаба Л. Л. Клюева. У нас не было возражений против этого назначения. Мы хорошо знали Леонида Лавровича по царицынской обороне, когда он успешно руководил штабом 10-й армии. Клюев - полковник русского Генерального штаба - вступил в Красную Армию в 1918 году. Он отличался исключительным трудолюбием, скромностью и хорошо знал штабную работу. После гражданской войны Леонид Лаврович работал в Военно-химической академии, за крупные военно-научные труды был удостоен ученой степени доктора военных наук.
В тот же день Реввоенсовет армии издал приказ на прорыв неприятельского фронта.
Операция намечалась на утро 4 июня. Но выпавший вечером сильный дождь расквасил дороги. Возникло опасение, что войска не успеют выйти в исходные районы к назначенному времени, да и конский состав утомится так, что не в состоянии будет после прорыва неприятельского фронта сделать в тот же день двадцатипяти-, тридцатикилометровый бросок в оперативную глубину противника.
С разрешения командующего фронтом начало наступления перенесли на 5 июня.
По нашему замыслу главные силы армии сосредоточивались в мощный кулак на участке Самгородок - Озерна - Снежна шириной 10-12 километров. Оперативное построение войск предусматривалось в два эшелона. В первом эшелоне наступали 4-я, а за ее флангами, уступами назад, 14-я и 11-я кавалерийские дивизии, последняя без 3-й бригады. При этом правофланговой 14-й дивизии приказывалось наносить удар на Самгородок, 4-й, в центре, - на Озерну, левофланговой 11-й - на Снежну. Для развития успеха после прорыва от дивизий первого эшелона требовалось в первый день выйти на рубеж реки Растовица и нарушить железнодорожное сообщение противника между Казатином и Киевом.
Сложный маневр предстояло совершить назначенной во второй эшелон 6-й кавалерийской дивизии. В ночь на 5 июня она должна была сдать свой участок в районе Липовца и к утру сосредоточиться в селе Бурковцы. С началом наступления ей приказывалось двигаться на Снежну и быть готовой развить успех любой из дивизий. 6-й конартдив направлялся в район сосредоточения 4-й дивизии, где создавалась артиллерийская группа обеспечения прорыва.
3-я бригада 11-й дивизии, усиленная всеми нашими бронепоездами, сменяла 6-ю дивизию у Липовца. Ее задача - с рассветом 5 июня под прикрытием всех огневых средств демонстрировать наступление и этим отвлечь внимание противника от направления нашего главного удара. В дальнейшем бригаде предстояло, обеспечивая левый фланг ударной группы, оказать правофланговым частям 14-й армии помощь в овладении Гайсином.
В резерве оставался Особый кавалерийский полк, который к утру 5 июня сосредоточивался в населенном пункте Татариновка, куда переходил и полевой штаб армии.
Начальнику воздухофлота армии М. П. Строеву ставилась задача с рассветом 5 июня вести разведку, следить за движением колонн противника в районах городов Бердичев, Казатин, Белая Церковь, Липовец и наносить бомбовые удары.
Предстоящая операция, и особенно действия в оперативной глубине противника, требовали от соединений большей маневренности. Поэтому Реввоенсовет армии принял решение освободить дивизии от лишнего груза. Разрешалось брать только обозы первого разряда с боеприпасами,
продовольствием и санитарные перевязочные отряды.
Обозы второго разряда сводились в отдельную группу и направлялись на станцию Поташ. Здесь предусматривалось пополнить их патронами, снарядами, продовольствием, фуражом из армейских баз, а затем подтянуть к армии либо через образовавшийся прорыв, либо за Фастовской группой. Руководство этим поручалось С. К. Минину и С. Н. Орловскому.
С утра 4 июня армия начала перегруппировку. Погода стояла отвратительная. Прекратившийся было ночью дождь к утру пошел снова, и не было надежды, что он скоро кончится. Хмурые промокшие бойцы нехотя строились в колонны, покрикивали на лошадей и на чем свет стоит кляли распутицу.
И все-таки даже непогодь имела свои преимущества. Хоть и неприятно было долгие часы качаться в седле под потоками воды да месить грязь, зато гарантия - польская авиация не нападет. Думалось, и наземный противник в такую погоду был менее бдительным. Дождь обеспечивал нам скрытность передвижения.
Польское командование, озадаченное затишьем, предприняло разведку боем. В 12 часов крупные силы пехоты и конницы из района Сквиры перешли в наступление против 14-й дивизии. Они оттеснили наши правофланговые части и создали угрозу тылу Конармии. Чтобы ликвидировать опасность, пришлось ввести в бой всю 14-ю дивизию и одну бригаду 4-й. Только к вечеру удалось отбросить противника и продолжать начатую перегруппировку.
После обеда мы с К. Е. Ворошиловым выехали в 4-ю дивизию, чтобы утром следующего дня лично руководить операцией. Погода по-прежнему была пасмурной. Небо, обложенное сплошными мутно-серыми тучами, поливало землю мелким дождем.
Сопровождаемые эскадроном Реввоенсовета, мы ехали молча, кутаясь в плащи, придерживая лошадей на размытом проселке.
Ночевать решили в Татариновке, в пяти километрах от Рыбчинцев, куда к утру должны были прибыть начальники дивизий для доклада о готовности к атаке и для получения последних указаний.
Татариновка встретила нас тишиной. Она казалась вымершей, не слышалось даже лая собак на околице. Остановились в доме, утопающем в зелени большого сада.
День подходил к концу. Быстро опустились сумерки. Дождь понемногу слабел, а к полуночи совсем прекратился.
Поужинав, стали укладываться спать. Ворошилов аккуратно свернул свою видавшую виды кожаную тужурку и положил на широкую лавку. Расстегнув воротник гимнастерки, он прилег и закрыл глаза. Я последовал его примеру.
Но заснуть в эту ночь не удалось. В комнате было душно, а на душе неспокойно. Казалось, все рассчитано, предусмотрены любые случайности. А получится ли, как задумано? Успеют ли дивизии к утру выйти в исходные районы? И не раскроет ли противник нашего замысла?
Ворошилов ворочался с боку на бок, а потом привстал и начал растирать большими пальцами рук свои тронутые сединой виски. Это было первым признаком, что у него разболелась голова. Как-то Климент Ефремович рассказывал мне, что головные боли стали донимать с тех пор, как в 1905 году во время одной из забастовок в Луганске жандармы избили его до потери сознания.
Понимая, как он мучается, я предложил выйти во двор, на воздух. Ворошилов согласился, и мы присели на мокром крыльце, всматриваясь в темноту, прислушиваясь к ночным звукам.
Прямо против нас, в дальнем углу двора, похрустывали овсом и позванивали удилами лошади. Справа от крыльца раскинулся густой сад, огороженный низким частоколом. Оттуда тянуло туманной сыростью и прохладой. Слева, под навесом, тихо переговаривалась разместившаяся на ночлег группа бойцов.
Откуда-то издалека прилетел гул артиллерийского выстрела, и как бы отзвуком его раскатилась длинная пулеметная очередь. На западе небосвод озарился багровыми вспышками ракет. И снова все тихо.
Мы сидели молча. Я думал о бойцах, которые в эту сырую, туманную ночь по раскисшим дорогам и просто без дорог, по лощинам и через темные перелески двигались на новый рубеж, помогая лошадям тянуть по липкой грязи орудия, пулеметные тачанки, повозки. А с восходом солнца, не успев отдохнуть, они пойдут на штурм неприятельской обороны...
На рассвете прискакал Зотов, мокрый с головы до ног и страшно расстроенный.
- Что случилось, Степан Андреевич? - удивленный его видом, спросил я.
- Выкупаться пришлось, - сердито ответил Зотов, стряхивая с фуражки воду. - В тумане да в темноте свалился вместе с конем в грязную яму, будь она неладна.
Степан Андреевич доложил, что все соединения вышли в исходные районы. Противник, по всему видно, ничего не заметил.
Наскоро позавтракав, мы с К. Е. Ворошиловым выехали в Рыбчинцы. Отдохнувшие за ночь кони шли бодрой рысцой, гулко шлепая копытами по грязной дороге. Густой туман скрывал широкие лощины, серой пеленой окутывал перелески и разросшийся в низинах кустарник.
Первые километры проехали в сравнительной тишине, особо не ощущая близости фронта. Но вот с юга, со стороны Липовца, донесся гул артиллерийской канонады, и сразу же на некоторых участках обороны противника в небо взвились ракеты. Это 3-я бригада 11-й дивизии и бронепоезда начали демонстрацию наступления.
Через полчаса мы были на месте. У деревенской церкви уже ожидали Д. Д. Коротчаев, Ф. М. Морозов и А. Я. Пархоменко. Отсутствовал только С. К. Тимошенко. Его 6-я дивизия форсированным маршем двигалась из-под Липовца в Бурковцы.
- Ну как у вас дела? - спросил я начдивов.
- Все идет хорошо, - за всех ответил Коротчаев. - Туман нам на руку. Части занимают исходное положение. Вторая бригада спешилась и продвигается к восточной окраине Озерны. Третью направил в обход этой деревни. Первая бригада Литунова в резерве, здесь, на окраине Рыбчинцев. Дивизионная артиллерия и артдивизион шестой дивизии заняли огневые позиции. Правда, в грязи застряли броневики, которые должны сопровождать в атаке части второй бригады. Послал эскадрон вытаскивать их.
- Третья бригада осталась у Липовца, - доложил Ф. М. Морозов. Остальные здесь. Первую спешил и двинул в обход Снежны с юго-запада, а вторую нацелил на северную окраину. Не могу использовать автоотряд имени Свердлова - машины буксуют.
- А твои где? - повернулся к Пархоменко Ворошилов.
- Головная вторая бригада выдвигается к юго-восточной окраине Самгородка. Главные силы идут туда же по большой дороге из Горобеевки. Противник проявляет беспокойство: местность освещает ракетами, периодически ведет огонь из Самгородка.
Потом мы вместе с начдивами поднялись на колокольню, надеясь рассмотреть положение дивизий и передний край обороны противника. Но увидеть ничего не удалось. Туман, словно дымовая завеса, закрывал все вокруг. Только когда стреляли вражеские батареи или в небе вспыхивали ракеты, на мгновение выступали смутные очертания высот.
Противник вел огонь вслепую. Мне вспомнилось, как два дня назад на допросе пленные показали, что польское командование если и ожидает наступления Конной армии, то только на липовецком направлении, где в последние дни активно действовали наша самая многочисленная 6-я кавдивизия и бронепоезда. А вообще среди неприятельских войск ходили слухи об отходе красной конницы к станции Поташ. Вероятно, противник заметил перемещение обозов второго разряда, и это ввело его в заблуждение.
Словом, все говорило за то, что наступление будет для него неожиданным. Конная армия, словно сжатая пружина, изготовилась для нанесения сокрушительного удара.
Посоветовавшись, мы с К. Е. Ворошиловым решили начинать атаку. Вместе с Д. Д. Коротчаевым и А. Я. Пархоменко отправились в 4-ю дивизию.
Миновав притихшую деревню, оказались на холме, вблизи артиллерийских позиций артгруппы. Туман начал редеть, и на широком ржаном поле стали видны полки 2-й бригады И. В. Тюленева. Совсем недавно М. И. Калинин вручил им Почетные Красные знамена ВЦИК.
Спешенные эскадроны под покровом тумана без выстрелов приближались к восточной окраине Снежны. Вначале все шло тихо. Но потом послышались беспорядочные выстрелы. Очевидно, конармейцы натолкнулись на боевое охранение противника.
Из Рыбчинцев вышли три броневика 32-го автобронеотряда А. Ю. Войткевича. Набирая скорость, они устремились к эскадронам. Как только броневики поравнялись с передовыми цепями наступающих, бригада И. В. Тюленева с криком "ура" поднялась в атаку. Левее наступали полки 3-й бригады А. А. Чеботарева.
Казалось, никто и ничто не может остановить эту стремительно надвигавшуюся на врага лавину. Но противник не дрогнул. Из Озерны ударила артиллерия, тут же застрочили пулеметы, раздались винтовочные залпы. Прижатые ливнем свинца, наши цепи залегли, а затем стали откатываться назад, в рожь. Только броневики, лавируя между столбами вздымаемой разрывами земли, продолжали огневой бой, прикрывая отход.
Почти то же самое произошло и в 11-й дивизии. Бригада, атаковавшая юго-восточную окраину Снежны, смяла боевое охранение противника и устремилась к его окопам, но, встреченная в упор сильнейшим ружейно-пулеметным огнем, отскочила назад, залегла и завязала перестрелку. Попытка другой бригады ворваться в Снежну в конном строю также успеха не имела.
Итак, атака захлебнулась. Противник выдержал наш первый натиск. Орешек оказался более крепким, чем мы думали. И все-таки я ни на минуту не сомневался в окончательном успехе.
Решили очередную атаку подготовить огнем артдивизионов. Условились, что К. Е. Ворошилов останется здесь и будет руководить наступлением 4-й и 11-й дивизий, а я отправлюсь в 14-ю.
Вскочив на коней, мы с А. Я. Пархоменко поскакали на север. За нами следовали полуэскадрон ординарцев и связные.
Километрах в двух от Рыбчинцев, в лощине у небольшого ручья, заросшего мелким ивняком и осокой, заметили около сотни всадников. Это оказался эскадрон 2-й бригады дивизии Пархоменко, выдвинутый сюда еще ночью. Промокшие и озябшие, с серыми, небритыми лицами, бойцы, съежившись, сидели на понуро опустивших головы лошадях.
- Откуда здесь лучше виден противник?
- А вот с той высотки, товарищ командарм, чуток левее ветряка, показал рукой командир эскадрона.
Действительно, от ветряной мельницы была видна вся местность впереди. Осмотрев позиции неприятельской пехоты перед собой, я перевел бинокль левее, на лощину, полого спускавшуюся к ручью прямо против только что встреченного эскадрона 14-й дивизии. И вдруг среди кустов в туманной дымке заметил всадников на светло-серых лошадях. Они стояли неподвижно, словно изваяния, метрах в десяти друг от друга, растянувшись в цепочку на всю ширину лощины. "Стык между частями или опорными пунктами", - осенила меня мысль.
- Ручей здесь топкий? - повернулся я к командиру эскадрона.
- Нет.
На карте же это место значилось болотистым. Видимо, потому и не оборонялось противником, а только контролировалось.
- Александр Яковлевич, где же ваша дивизия? Давайте ее сюда быстрее, медлить нельзя ни минуты.
- Должна сейчас подойти, - ответил Пархоменко, прощупывая взглядом лесок восточнее Самгородка, из которого как раз начали выходить колонны конницы. - Да вот и она.
- Быстрее развертывайте! - крикнул я и, круто повернув коня, поскакал назад.
Меня подгоняло стремление ворваться в лощину и удержать ее до подхода 14-й дивизии. Желание использовать благоприятный момент было настолько велико, что я решил сам повести в атаку оставшийся внизу эскадрон и своих ординарцев.
- Эскадрон, шашки к бою! За мной, в атаку - марш, марш!
И вот мы перед польскими всадниками. Их немного. К тому же наше неожиданное появление ошеломило улан, и они нервно дергали поводья, стараясь повернуть лошадей и ускакать.
Одного из зазевавшихся я настиг и столкнул с седла. Решил взять живым и уточнить у него, не ошибочно ли мое предположение о стыке. Мой конь проскочил вперед, а когда я остановил его, сзади раздался выстрел. Стрелял вышибленный из седла улан, но не попал. Тут же последовал еще выстрел, и снова мимо.
Подняв коня на дыбы, я бросил его на поляка и тупой стороной шашки выбил у него карабин. Обезоруженный улан присел, прикрыв голову руками и ожидая второго удара. Я попытался было допросить его, но от страха он совсем ее мог говорить.
Подъехал мой адъютант Петр Зеленский.
- Передай пленного ординарцам, а сам быстрее гони к Литунову. Пусть ведет бригаду сюда.
Прошло несколько томительных минут. Было ясно, что мы нашли слабое место в обороне противника, и следовало как можно быстрее использовать это. А 14-й дивизии все не было.
Но вот наконец показались конники. Впереди вместе с комбригом Григорием Бондаревым скакал Пархоменко. Шла, значит, 2-я бригада. Перевалив через ручей, она покатилась на меня, сверкая сотнями клинков и оглашая лощину мощным "ура".
Я выехал навстречу и шашкой указал Пархоменко путь на север, в обход Самгородка. С востока уже атаковала 1-я бригада 14-й дивизии, которую вел комбриг Алексей Корниенко.
А от Рыбчинцев во весь опор мчалась резервная 1-я бригада 4-й дивизии. Я узнал ее по фигуре Литунова. Он скакал метрах в двадцати впереди полков, размахивая над головой клинком.
20-й полк бригады под командой донского казака Петра Чекунова недалеко от меня стремительно развернулся фронтом на юго-запад и, выравнявшись с 19-м полком Петра Стрепухова, понесся к окраине Озерны.
Бригада катилась так быстро, что я начал опасаться, как бы она с ходу "е попала в полосу, обстреливаемую нашей артиллерией. Но, к счастью, взрывы стали перемещаться на окопы противника против левого фланга 4-й дивизии.
Участь Самгородка была решена. Пришла пора возвращаться в Рыбчинцы. Я направился к Коротчаеву, осматривая в бинокль поле боя. Здесь всюду кипели ожесточенные схватки. Спешенные бригады И. В. Тюленева и А. А. Чеботарева при поддержке двух бронеавтомобилей штурмовали позиции противника. Бойцы бросали на проволочное заграждение верхнюю одежду, доски, бревна, связанные из сучьев маты. Другие рубили колючую проволоку шашками, рвали ее прикладами, растаскивали руками. В ряде мест заграждения были уже преодолены, и в окопах шла ожесточенная борьба. Тут и там слышались взрывы гранат, беспорядочная стрельба.
Противник сопротивлялся упорно и умело, пуская в ход штыки, которых наши бойцы не имели. И все-таки выдержать натиск красноармейцев было уже невозможно. Если бы польские солдаты своевременно это поняли, многие из них сохранили бы жизнь. Но, охваченные яростью, они бешено отбивались, сражаясь даже в полном окружении без всякой надежды выстоять.
Полки 2-й бригады 4-й дивизии овладели польскими позициями и, круто завернув правый фланг, начали отбрасывать неприятеля на юг, под удар атаковавшей с юго-запада 3-й бригады. К тому времени и одна из частей 11-й дивизии, обойдя Снежну с запада, в конном строю устремилась в тыл противника. Кольцо вокруг Снежны и Озерны замыкалось. Прорыв медленно, но неотвратимо расширялся.
И тут в поле моего зрения попала группа польских всадников. Они выехали из леса в полутора километрах северо-западнее Озерны. Вначале я решил, что уланы принадлежат к какой-нибудь разбитой в бою польской части. Но сразу же понял, что ошибся. Вслед за первой группой из леса стала выходить и разворачиваться в боевой порядок крупная кавалерийская часть. Это, как мне после стало известно, была бригада генерала Савицкого.
Противник явно намеревался атаковать 4-ю дивизию во фланг. Чтобы предупредить Коротчаева, послал к нему Зеленского с двумя ординарцами.