Буковски Чарльз. Самая красивая женщина в городе и другие рассказы

   - 2 яйца, 2 ломтика бекона.
   - Голодный?
   - Да. Но ты устала. Расслабься. Выпей.
   - Я расслабляюсь, когда готовлю. Но сначала мне нужно в горячую ванну.
   - Валяй.
   - Ладно. - Она протянула руку и включила телевизор, а потом ушла в ванную.
   Пришлось слушать телевизор. Выпуск новостей. Изумительно уродливый ублюдок. 3 ноздри. Изумительно омерзительный ублюдок, разряженная бессмысленная куколка, потеет, лыбится на меня, произносит слова, которые я едва понимаю или на которые вообще плевать. Я знал, что Мари готова смотреть телевизор часами, поэтому придется приспосабливаться. Когда она вернулась, я смотрел прямо в стекло, отчего ей стало лучше. Выглядел я безобидным - как человек с шахматной доской и спортивной страницей под мышкой.
   Мари вышла, обернутая еще в один наряд. Она бы могла даже выглядеть хорошенькой, если б не была так дьявольски жирна. Ладно, как бы то ни было, я не на скамейке в парке все-таки ночую.
   - Хочешь, чтобы я приготовил, Мари?
   - Нет, все в порядке. Я уже не так устала.
   Она начала готовить еду. Поднявшись за следующим пивом, я поцеловал ее за ухом.
   - Ты хорошая баба, Мари.
   - Тебе хватит выпивки на остаток ночи? - спросила она.
   - Конечно, маленькая. Еще и квинта осталась. Все прекрасно. Мне просто хочется тут посидеть, посмотреть телик, тебя послушать. Ничего?
   - Разумеется, Чарли.
   Я сел. У нее что-то варилось. Пахло хорошо. Очевидно, что она была хорошей поварихой. По стенам просто ползал теплый запах еды. Не удивительно, что она такая толстая: и готовит хорошо, и пожрать не дура. Мари готовила рагу. То и дело вставала и добавляла что-нибудь в кастрюльку. Луковицу. Кусок капусты.
   Несколько морковок. Знаток. А я пил и смотрел на эту большую, неопрятную на вид толстую деваху, а она сидела и мастерила самые волшебные на свете шляпки: руки ее пробирались в корзинку, подбирали сначала этот цвет, за ним другой, третий, такую ленту, такую, сплетала их, сшивала, пристраивала к шляпке, а эта двухцветная солома сама по себе казалась еще одним чудом. Мари творила шедевры, которых никогда не обнаружат - они будут гулять по улицам на макушках богатых сучек.
   Работая и помешивая рагу, она говорила.
   - Сейчас не то что раньше. У людей денег нет. Везде аккредитивы, чековые книжки, кредитные карточки. У людей просто нет денег. Они их с собой не носят.
   Всё в кредит. Парень зарплату получает, а она уже тю-тю. Закладывают всю свою жизнь, чтобы один дом купить. А потом обязательно надо набить этот дом говном и машину купить. Они у этого дома на крючке, а власти это знают и давят их до смерти налогами на недвижимость. Ни у кого денег нет. Маленьким предприятиям просто не выжить.
   Мы уселись за рагу - оно было изумительным. После ужина вытащили виски, она принесла мне две сигары, мы смотрели на телевизор и много не разговаривали.
   Казалось, я живу тут уже много лет. Она продолжала мастерить шляпки, то и дело заговаривая со мной, а я отвечал: "ага", "правильно" или "вот как?" А шляпки все слетали с ее рук, шедевры.
   - Мари, - сказал я, - я устал. Пойду-ка я спать.
   Она разрешила мне взять виски с собой, и я так и сделал. Но вместо того, чтобы улечься к себе в постель, я откинул покрывало на кровати Мари и вполз туда.
   Предварительно раздевшись, естественно. Прекрасный матрац. Прекрасная постель.
   Такая старомодная, с высокими столбиками и деревянной крышей или как их там называют. Наверное, если уебешься до того, что крышу снесет, значит, получилось. Мне же эту крышу не снести никогда без помощи богов.
   Мари по-прежнему смотрела телевизор и мастерила шляпки. Потом я услышал, как она его выключила, погасила свет на кухне и вошла в спальню, миновала кровать, не заметив меня, и упылила прямиком в нужник. Просидела там некоторое время, а потом я полюбовался, как она скидывает свою одежу и влатывается в здоровенную розовую ночнушку. Она поебошилась немножко со своей физиономией, махнула рукой, нацепила пару бигудей, развернулась, направилась к постели и увидела меня.
   - Господи, Чарли, ты не в ту постель попал.
   - Не-а.
   - Послушай, голубчик, я - не такая женщина.
   - О, кончай базар и заваливайся!
   Она завалилась. Боже мой, одно мясо. На самом деле, я немного испугался. Что же делать со всем этим хозяйством? Так, я в ловушке. Вся постель со стороны Мари провалилась.
   - Послушай, Чарли...
   Я схватил ее за голову, развернул к себе, мне показалось, что она плачет, и тут губы мои накрыли ее рот. Мы поцеловались. Черт возьми, хуй у меня затвердел.
   Боже милостивый. Что это такое?
   - Чарли, - сказала она, - тебе вовсе не нужно...
   Я взял ее за руку и обхватил ею свой хуй.
   - Ох черт, - вымолвила она. - Ох черт!
   Тут она уже поцеловала меня, взасос. Язычок у нее оказался небольшой хоть что-то маленькое, - и он трепетал туда-сюда, довольно-таки слюняво и страстно.
   Я отстранился.
   - Что такое?
   - Ща, погоди.
   Я дотянулся до бутылки, долго и хорошо приложился, поставил ее на место, а потом подлез и приподнял эту огромную розовую ночнушку. Немного помацал и уж не знаю, что именно нащупал, но мне показалось - то, что надо, хоть и очень маленькое, но в нужном месте. Да, то была ее пизда. Я ткнулся в неё своим краником. Затем дотянулась она и направила меня куда надо. Еще одно чудо. Штука эта оказалась тугой. Чуть шкуру с меня не содрала. Мы заработали. Мне хотелось поскакать подольше, но плевать. Она меня имела. Лучшая ебка в моей жизни. Я стонал и верещал, затем кончил, скатился. Невероятно. Когда она вернулась из ванной, мы немного поговорили, потом Мари заснула. Но она храпела. Поэтому пришлось ретироваться в свою кровать. И проснулся я только на следующее утро, когда она уходила на работу.
   - Пора бежать, Чарли, - сказала она.
   - Конечно, крошка.
   Как только она ушла, я сходил на кухню и выпил стакан воды. Она оставила там сумочку. Десять долларов. Я их не взял. Вернулся в ванную, хорошенько посрал, уже без паука. Потом принял ванну. Попробовал почистить зубы, слегка сблевнул.
   Оделся и снова вышел на кухню. Раздобыл кусок бумаги и карандаш:
   Мари, Я люблю тебя. Ты ко мне очень хорошо отнеслась. Но я должен уйти. Даже толком не знаю, почему. Спятил, наверное. До свиданья, Чарли
   Я прислонил записку к телевизору. Мне было нехорошо. Хотелось плакать. Там было так спокойно, как раз то спокойствие, которое мне нравилось. Даже печка с холодильником выглядели человечески, то есть - по-хорошему человеческими, казалось, что у них есть руки, голоса, что они говорят: потусуйся тут немного, парнишка, тут хорошо, тут может быть даже очень хорошо. В спальне я нашел то, что осталось от квинты. Выпил. Потом в холодильнике отыскал банку пива. Выпил и ее. Потом встал, прогулялся по этому узкому коридору - долго, чуть не сотню ярдов. Дошел до двери и вспомнил, что у меня ключ остался. Вернулся, вложил ключ в записку. Потом снова посмотрел на десятку в кошельке. Оставил ее там.
   Прогулялся еще раз. Дойдя до двери, я уже знал, что как только я ее закрою, обратного пути не будет. Закрыл ее. Окончательно. Вниз по ступенькам. Я снова был один, и всем плевать. Пошел на юг, затем свернул направо. Шел себе, шел и вышел из Французского Квартала. Пересек Канал-Стрит. Прошел несколько кварталов, а потом свернул, миновал еще какую-то улицу и свернул в другую сторону. Я не знал, куда иду. По левую руку оказалось какое-то заведение, в дверях стоял человек, он спросил меня:
   - Эй, мужик, работа нужна?
   Заглянул я в ту дверь: целые ряды людей выстроились вдоль деревянных столов с молотками в руках, они разбивали какие-то штуки в раковинах, похожие на моллюски, они ломали эти раковины и что-то делали с мясом, и там стояла темень; казалось, эти люди лупят по самим себе молотками и выбрасывают то, что от них остается, поэтому я ответил человеку:
   - Нет, мне не нужна работа.
   Я шел, и солнце светило мне в лицо.
   Оставалось 74 цента.
   Нормальное такое солнышко.
   КАКОЙ ПИЗДЫ НИ ПОЖЕЛАЕШЬ
   Гарри и Дьюк. Пузырь примостился между ними в номере дешевого лос-анжелесского гадюшника. Субботний вечер в одном из самых жестоких городов мира. У Гарри лицо было довольно круглым и глупым, выглядывал только кончик носа, а глаза его вызывали только ненависть; фактически, ненависть с одного взгляда вызывал и сам Гарри, поэтому на него не глядели. Дьюк был помоложе, хороший слушатель, лишь слабенькая улыбочка мельтешила на лице, когда слушал. Слушать он любил; люди для него были самым грандиозным зрелищем, к тому же за вход денег не брали. Гарри был безработным, а Дьюк работал дворником. Оба они сидели и сядут снова. Оба это знали. Не имело значения.
   Квинту опорожнили уже на треть, а на полу валялись пустые пивные банки. Мужики вертели самокрутки с естественным спокойствием людей, чья жизнь была трудна и невозможна до 35 лет, но они до сих пор живы. Они знали, что все вокруг - ведро навоза, но бросать не хотелось.
   - Видишь, - сказал Гарри, отхлебывая, - я тебя выбрал, чувак. Я могу тебе доверять. У тебя очко не заиграет. Я думаю, машина у тебя потянет. Разделим ровно напополам.
   - Рассказывай, - сказал Дьюк.
   - Ты не поверишь.
   - Рассказывай.
   - Ну что - там лежит золото, прямо на земле, настоящее золото. Надо только выйти и подобрать. Я знаю, что похоже на бредятину, но оно там, я его видел.
   - А в чем загвоздка?
   - Ну, это армейский артиллерийский полигон. Бомбят весь день, а иногда - и ночью, вот в чем загвоздка. Надо не зассать. Но золото - там. Может, его снарядами из земли вывернуло, не знаю. Но по ночам обычно не пуляют.
   - Значит, поедем ночью.
   - Правильно. И просто подберем его с земли. Разбогатеем. Какой пизды ни пожелаешь - любая нашей будет. Подумай только - какой пизды ни пожелаешь.
   - Неплохо.
   - А если начнут пулять, прыгнем в первую же воронку. Туда они по-новой целиться не будут. Если собьют мишень, им этого хватит. А если нет - в следующий раз бахнут куда-нибудь еще.
   - Логично.
   Гарри нацедил немного виски.
   - Но есть еще один прикол.
   - Во как?
   - Там змеи. Поэтому нужно ехать вдвоем. Я знаю, ты хорошо с оружием управляешься. Пока я буду золото собирать, ты постоишь на васаре, змеям головы поотшибаешь. Там гремучки водятся. Мне кажется, ты как раз подходишь.
   - Чего не попробовать, к чертовой матери?
   Они сидели, пили и курили, обдумывая.
   - Все это золото, - промолвил Гарри, - любая пизда.
   - Знаешь, - сказал Дьюк, - а может, этими пушками они старый клад разворотили.
   - Что б там ни было, золото есть.
   Они еще немного поразмышляли.
   - А откуда ты знаешь, - спросил Дьюк, - что как только ты соберешь все золото, я тебя там не пришью?
   - Что ж, придется рискнуть.
   - Ты мне доверяешь?
   - Я никому не доверяю.
   Дьюк открыл еще пива, разлил еще выпивки.
   - Бля, значит, на работу в понедельник нет смысла ходить, так?
   - Уже нет.
   - Я уже чувствую, как разбогател.
   - Я как бы тоже.
   - Человеку просто как-то оторваться нужно, - сказал Дьюк, - и тогда к нему начнут относиться как к джентльмену.
   - Ну.
   - А где это место? - спросил Дьюк.
   - Увидишь, когда приедем.
   - Делим напополам?
   - Делим напополам.
   - Ты уже не волнуешься, что я тебя пришью?
   - Чего ты твердишь одно и то же, Дьюк? Ведь и я тебя пришить могу.
   - Господи, я об этом не подумал. Но ты ж не будешь в кореша стрелять, правда?
   - А мы кореша?
   - Н-ну, да, я б так сказал, Гарри.
   - Там хватит и золота, и пизды на обоих. На всю жизнь втаримся. Никаких тебе больше судебных приставов. Никакого мытья посуды за гроши, когда подопрет. Бляди с Беверли-Хиллз будут сами за нами гоняться. Всяким хлопотам конец.
   - Ты в самом деле думаешь, мы этот шмат оторвем?
   - Еще бы.
   - А там в самом деле золото есть?
   - Слушай, чувак, я же тебе уже сказал.
   - Ладно.
   Они еще некоторое время пили и курили. Не разговаривали. Оба думали о будущем.
   Стояла жаркая ночь. У некоторых постояльцев двери были распахнуты настежь. У большинства оставалось лишь по бутылке вина. Мужчины сидели в одних майках, расслабленные, разбитые, в непонятках. У некоторых даже имелись женщины - не сильно-то и леди, но вино в желудке держать умели.
   - Давай-ка еще пузырь возьмем, - сказал Дьюк, - пока не закрылось.
   - У меня денег нет.
   - Я достану.
   - Валяй.
   Они поднялись и вышли за дверь. Свернули в коридор и направились к черной лестнице. Винная лавка стояла дальше по переулку, слева от выхода. На верхних ступеньках черного хода, загораживая путь, валялся мужик в перепачканной и мятой одежде.
   - Эй, это ж мой старинный приятель Фрэнки Кэннон. Ну, он сегодня дал копоти...
   Наверное, стоит его от дверей оттащить.
   Гарри приподнял его за ноги и отодвинул в сторону. Потом наклонился над ним.
   - Интересно, до него кто-нибудь уже добрался?
   - Не знаю, - ответил Дьюк, - проверь.
   Дьюк вывернул у Фрэнки все карманы. Прощупал рубашку. Расстегнул штаны, проверил пояс. Нашел только спичечный коробок, гласивший:
   УЧИТЕСЬ РИСОВАТЬ ДОМА Вас ждут тысячи высокооплачиваемых заказов
   - Наверное, кто-то его уже пощупал, - сказал Гарри.
   Они спустились по черной лестнице и вышли в проулок.
   - Ты уверен, что золото - там? - спросил Дьюк.
   - Слушай, - ответил Гарри. - Ты меня просто бесишь! Ты что думаешь - - я совсем чокнулся?
   - Нет.
   - Так не спрашивай меня тогда больше!
   Они зашли в винную лавку. Дьюк заказал квинту виски и полудюжину больших банок пива. Гарри спер пакет с разными орешками. Дьюк заплатил за свое, и они вышли.
   Не успели они ступить в проулок, как к ним подошла молодая женщина; ну, для этого района молодая, около тридцатника, хорошая фигура, но волосы нерасчесаны и речь слегка невнятна.
   - Что у вас, парни, в этом пакете?
   - Кискины сиськи, - ответил Дьюк.
   Она подвалила к Дьюку поближе и потерлась о пакет.
   - Я вина не хочу. У вас там вискач есть?
   - Конечно, малышка, пошли.
   - Дай бутылку посмотреть.
   Дьюку она показалась ничего. Стройная, платье узкое, жопку как надо обтягивает, черт побери. Он извлек пузырь.
   - Ладно, - решила она, - пошли.
   Он пошли по переулку, девка - посередине. Ляжкой она стукалась о Гарри. Тот облапал ее и поцеловал. Она вырвалась.
   - Сукин ты сын! - заорала она. - Пусти сейчас же!
   - Ты все испортишь, Гарри! - сказал Дьюк. - Еще раз так сделаешь, и я тебе вломлю!
   - Не вломишь.
   - Только попробуй!
   Они дошли до черного входа, поднялись, открыли дверь. Девка посмотрела на распростертого Фрэнки Кэннона, но ничего не сказала. Вошли в комнату. Девка села и закинула ногу на ногу. Ноги у нее были хорошие.
   - Меня зовут Джинни, - сказала она.
   Дьюк разлил.
   - Я Дьюк. Он Гарри.
   Джинни улыбнулась и взяла стакан.
   - Один засранец, с которым я сейчас живу, голой меня держал, всю одежду в чулане запер. Я там неделю просидела. Потом дождалась, пока он вырубится, сняла с него ключ, забрала вот это платье и сбежала.
   - Красивое платье.
   - Нормальное.
   - Оно лучшее в тебе подчеркивает.
   - Спасибо. Эй, слушайте, парни, а чем вы занимаетесь?
   - Занимаемся? - переспросил Гарри.
   - Ага, то есть, как вам жить удается?
   - Мы золотопромышленники, - ответил Гарри.
   - Ой, бросьте, не надо мне баки заколачивать.
   - Все правильно, - подтвердил Дьюк. - Мы золотопромышленники.
   - Мы наткнулись на жилу. Разбогатеем за неделю, - сказал Гарри.
   Потом Гарри понадобилось отлить. Сортир располагался в конце коридора. Когда он вышел, Джинни сказала:
   - Тебя я хочу выебать первым, Миленький. Тот меня не очень-то заводит.
   - Это ничего, - ответил Дьюк.
   Он разлил еще раз на троих. Когда Гарри вернулся, Дьюк сообщил ему:
   - Она трахнет меня первым.
   - Кто сказал?
   - Мы сказали, - ответил Дьюк.
   - Точно, - поддакнула Джинни.
   - Я думаю, нам следует взять ее с собой, - сказал Дьюк.
   - Сначала поглядим, как она трахается, - ответил Гарри.
   - Я свожу мужчин с ума, - сказала Джинни. - Мужики от меня благим матом орут.
   У меня самая тугая пизда во всем штате Калифорния!
   - Ладно, - сказал Гарри, - давай проверим.
   - Сначала налейте мне еще, - ответила она, допивая залпом то, что оставалось.
   Дьюк восполнил.
   - У меня тоже кое-что имеется, малышка, я тебя, наверное, напополам разворочу!
   - Только если ногу туда засунешь, - встрял Гарри.
   Джинни лишь ухмыльнулась поверх стакана. Допила.
   - Давай, - сказала она Дьюку, - чего тянуть?
   Джинни подошла к кровати и стащила с себя платье. На ней остались голубенькие трусики и застиранный розовый лифчик, скрепленный на спине булавкой. Дьюку пришлось эту булавку откалывать.
   - Он что - смотреть останется? - спросила она Дьюка.
   - На здоровье, если хочет, - ответил тот. - Какого черта?
   - Ладно, - согласилась Джинни.
   Они залегли под простыни. Прошло несколько минут разминки и маневров; Гарри наблюдал. Одеяло сползло на пол. Гарри видны были лишь колыхания довольно грязной простыни.
   Затем Дьюк взгромоздился. Гарри видел, как его задница подскакивает под полотном.
   Тут Дьюк выругался:
   - Ёбть!
   - Чё такое? - спросила Джинни.
   - Я выскользнул! Я думал, ты сказала, что у тебя там тесный гробик!
   - Давай вложу обратно! Мне кажется, ты и внутрь еще не попал!
   - Ну, куда-то же я попал! - ответил Дьюк.
   И дьюкова задница запрыгала снова. Вообще не надо было ничего говорить этому пиздюку про золото, думал Гарри. А сейчас еще и сучка эта на шею сядет. Могут против меня стакнуться. Конечно, если он случайно коньки отбросит, я ей, наверное, больше понравлюсь.
   Тут Джинни застонала и начала молоть языком:
   - Ох, миленький мой, миленький! Ох, Господи, миленький, ох бож-же мой!
   Какой пиздёж, подумал Гарри.
   Он встал и подошел к заднему окну. Зады ночлежки выходили в аккурат на съезд с голливудской трассы на Вермонт. Он смотрел, как машины светят фарами и мигают поворотниками. Его постоянно изумляло, что некоторые так торопятся в одном направлении, а некоторые в то же самое время - в другом. Кто-то из них неправ, поскольку иначе останется просто грязная игра. Снова раздался голос Джинни:
   - Я щас КОНЧУ! О бож-же мой, я щас КОНЧУ! О, бож-же м-мой! Я...
   Хуйня, подумал Гарри и повернулся поглядеть. Дьюк пыхтел изо всех сил. Глаза Джинни, казалось, остекленели; она уставилась прямо в потолок, прямо в голую лампочку; и такая остекленевшая - то есть, повидимому остекленевшая - она смотрела прямо поверх левого уха Дьюка...
   Наверное, придется все-таки пристрелить его на этом полигоне, подумал Гарри.
   Особенно если у нее там действительно тесный гробик.
   золото, всё это золото.
   НОВИЧОК
   В общем, слез я со смертного одра, выписался из окружной больницы и устроился экспедитором. По субботам и воскресеньям - выходные, и как-то в субботу мы с Мадж все и обсудили:
   - Смотри, крохотуля, я обратно в эту благотворительную палату не тороплюсь.
   Следует найти что-то такое, что мешало бы мне кирять. К примеру, сегодня. Делать нечего - можно только нарезаться. А кино я не люблю. Зоопарки - глупо. Ебаться весь день мы с тобой не можем. Вот проблема.
   - Ты на ипподроме когда-нибудь бывал?
   - Это еще что такое?
   - Лошадей гоняют. А ты на них ставишь.
   - А какой-нибудь ипподром сегодня открыт?
   - Голливуд-Парк.
   - Поехали.
   Мадж показала, как туда добираться. До первого заезда оставался час, и стоянка была вся под завязку. Пришлось оставить машину чуть ли не в полумиле от входа.
   - Сюда, кажется, много народу ездит, - заметил я.
   - Это точно.
   - А что делать, когда придем?
   - Ставить на лошадь.
   - На какую?
   - На какую хочешь.
   - И деньги можно выиграть?
   - Иногда.
   Мы заплатили за вход, и тут нам замахали бумажками мальчишки-газетчики:
   - Хватайте своих победителей! Вам деньги нравятся? Тут все ваши рискованные ставки!
   Стояла будка, в ней сидело 4 человека. Трое продавали свои выборки по 50 центов, четвертый - по доллару. Мадж велела мне купить 2 программки и Беговой Формуляр.
   В Формуляре, объяснила она, приводится история, запись всего, чего лошади достигли. Потом растолковала ставки на победителя, на второе и на третье место, а также ставки сразу на несколько условий.
   - А тут пиво подают? - спросил я.
   - Еще бы. Бары здесь тоже есть.
   Войдя внутрь, мы обнаружили, что все места заняты. Нашли скамейку где-то на задворках, где у них было что-то вроде парка, взяли 2 пива и раскрыли Формуляры.
   Одни кучки цифр.
   - Я ставлю просто на имена лошадей, - сказала она.
   - Одерни юбку. Все на твою жопу уставились.
   - Ой! Прости, папочка.
   - Вот тебе 6 долларов. Все твои ставки на сегодня.
   - Ты - сама щедрость, Гарри, - ответила она.
   Ну что, мы всё читали их и читали, то есть - я читал, выпили еще пива, а потом прошли под большой трибуной к самым дорожкам. Лошади выходили на первый заезд.
   На них сидели такие шибздики, разодетые в чересчур яркие шелковые рубахи. Кто-то из болельщиков орал что-то жокеям, однако, те нимало не смущались. Зрителей они игнорировали, казалось даже, что им скучно.
   - Вон Вилли Шумейкер, - показала она мне одного. По всему было видать, что Вилли сейчас зевнет. Мне тоже было скучно. Вокруг - слишком много народу, а люди всегда как-то угнетают.
   - Теперь делай ставку, - сказала она.
   Я показал Мадж, где мы с нею встретимся, и встал в одну из 2-долларовых очередей на победителя. Все очереди были очень длинными, и мне показалось, что народу не очень-то хочется делать ставки. Безжизненный какой-то народ. Только мне выдали билетик, как комментатор объявил:
   - Они в воротах!
   Я нашел Мадж. Заезд был на милю, мы стояли как раз возле финишной прямой.
   - У меня ЗЕЛЕНЫЙ КЛЫК, - сообщил я.
   - У меня тоже, - ответила она.
   Такое чувство, что мы выиграем. С таким именем, с таким последним заездом похоже было, что у нас верняк. К тому же 7 к одному.
   Вот они рванулись из ворот, и комментатор начал выкликать их по одному. Когда он вызвал ЗЕЛЕНОГО КЛЫКА довольно поздно, Мадж завопила:
   - ЗЕЛЕНЫЙ КЛЫК! - вопила она.
   Я ничего не видел. Везде толпились люди. Кого-то вызывали еще, и Мадж запрыгала вверх-вниз, вопя:
   - ЗЕЛЕНЫЙ КЛЫК! ЗЕЛЕНЫЙ КЛЫК!
   Остальные тоже орали и прыгали. Я ничего не говорил. Тут лошади пронеслись мимо.
   - Кто победил? - спросил я.
   - Не знаю, - ответила Мадж. - Здорово, правда?
   - Ага.
   На табло выставили номера. Выиграл фаворит 7/5, 9/2 пришел вторым, а 3 к одному - третьим.
   Мы порвали билетики и вернулись на свою скамейку.
   Открыли Формуляр на следующем заезде.
   - Давай отойдем от финиша, чтоб хоть что-то увидеть в следующий раз.
   - Ладно, - согласилась Мадж.
   Мы взяли себе по пиву.
   - Вся эта игра - глупая, - сказал я. - Прыгают и орут, как дураки, каждый свою лошадь зовет. Что случилось с ЗЕЛЕНЫМ КЛЫКОМ?
   - Понятия не имею. У него было такое славное имя.
   - А лошади разве знают свои имена? Они от этого что - бегают по-другому?
   - Ты просто злишься, потому что заезд проиграл. Их еще много будет.
   Она оказалась права. Их было еще много.
   Мы все время проигрывали. Расписание близилось к концу, и народ начал выглядеть очень несчастным, даже отчаявшимся. Их как по голове огрели фу, уроды. Они натыкались на нас, толкались, наступали на ноги и ни разу никто не сказал "Простите". Или хотя бы "Извиняюсь".
   Я делал ставки чуть ли не механически, просто потому, что я там сидел. 6 баксов Мадж закончились после первых же 3 заездов, и больше я ей не дал. Я уже видел, что выиграть тут очень сложно. Какую бы лошади ни выбрал, выигрывала какая-нибудь другая. На их шансы я больше не обращал внимания.
   В особом заезде я поставил на лошадь по имени КЛЭРМАУНТ III. Свой последний заезд она выиграла легко, и на гандикап ей скинули десять фунтов. Мадж у меня стояла к тому времени возле поворота на финиш, и выиграть я уже сильно не надеялся. Я посмотрел на табло: КЛЭРМАУНТ III шел 25 к одному. Я допил пиво и выкинул стаканчик. Они обрулили угол, и тут комментатор объявил:
   - К финишу приближается КЛЭРМАУНТ III!
   И я сказал:
   - Ох, нет!
   И Мадж сказала:
   - У тебя он?
   И я ответил:
   - Ага.
   КЛЭРМАУНТ обошел 3 лошадей впереди и на финише опережал чуть ли не на 6 корпусов. В полном одиночестве.
   - Господи ты боже мой! - сказал я. - Моя лошадь.
   - Ох, Гарри! Гарри!
   - Пошли выпьем, - сказал я.
   Мы нашли бар и заказали. Только на этот раз не пиво. Виски.
   - У него КЛЭРМАУНТ III был, - сообщила Мадж бармену.
   - Ну да, - согласился тот.
   - Ага, - подтвердил я, стараясь походить на завсегдатая. Как бы они там ни выглядели.
   Я обернулся и посмотрел на табло. КЛЭРМАУНТ оплачивался 52.40.
   - Мне кажется, в этой игре можно обставить, - сказал я Мадж. Видишь, если ставишь на победителя, необязательно выигрывать каждый заезд. Одно-два попадания - и расходы покрыты.
   - Правильно, правильно, - согласилась Мадж.
   Я дал ей два доллара и мы раскрыли Формуляр. Я ощущал уверенность. Пробежал по лошадкам, глянул на табло.
   - Вот он, - сказал я. - ВЕЗУНЧИК МАКС. Сейчас идет 9 к одному. Если не поставишь на ВЕЗУНЧИКА МАКСА, ты сошла с ума. Совершенно очевидно, что лучше никого нет, и идет он 9 к одному. Все просто глупые.
   Мы подошли к кассе, и я забрал свои 52.40.
   Потом пошел и поставил на ВЕЗУНЧИКА МАКСА. Причем шутки ради взял 2 двухдолларовых билетика на победителя.
   Забег на милю и одну шестнадцатую. И финиш - как кавалерийский натиск. У ленточки чуть ли не 5 лошадей оказалось. Мы подождали результатов фото. ВЕЗУНЧИК МАКС бежал под номером 6. Тут вспыхнул номер победителя:
   6.
   Господи боже ты мой милостивый. ВЕЗУНЧИК МАКС.
   Мадж обезумела, тискала и целовала меня, прыгала вокруг.
   Она тоже купила себе лошадку. Та поднялась до десяти к одному. Оплачивалась $22.80. Я показал Мадж лишний билетик на победителя. Она заорала. Мы вернулись в бар. Там по-прежнему наливали. Мы еле успели взять себе по стаканчику, как они закрылись.