губернаторскую дочку?
- Верно, - говорит Ноздрев. - И я сам ему помогал. Договорился с попом
из Турмачевки. Поп взял за венчание сто рублей.
- Но... Зачем же для этого покупать мертвых? - недоумевает
председатель.
- А... чтобы подарить их губернаторской дочке. За ее здоровье! - подняв
бокал, говорит Ноздрев и залпом выпивает.
Чиновники невероятно смущены и подавлены... Пауза...
- А не делатель ли он фальшивых ассигнаций? - привстав с места,
спрашивает полицмейстер.
- Делатель, - спокойно подтверждает Ноздрев. - И очень, подлец,
ловкий...
Прокурор в ужасе поднимается и, подойдя к Ноздреву, тихо спрашивает:
- По городу ходят слухи... что будто Чичиков... Наполеон?
Ноздрев одним духом выпивает рюмку водки и, в упор уставившись на
прокурора, страшным шепотом произносит:
- На-поле-он!
Прокурор отшатнулся, со стуком опрокинул стул... Чиновники в смятении
вскочили, попятились...
Ноздрев тоже встал, пальцем поманил их к себе и, наклонившись к ним,
вполголоса продолжал:
- Англичане выпустили его с острова святой Елены... Вот он и
пробирается в Россию... - на словах "пробирается" Ноздрев, сверля рукой
воздух, таинственно подошел к арке, закрытой портьерой, и, погрозив
чиновникам пальцем, скрылся... Чиновники в недоумении переглядываются... и
вдруг все в ужасе отшатываются...
Откинув портьеру, в том квадрате арки стоял Наполеон-Ноздрев. Он в
треугольной шляпе полицмейстера и мантилий полицмейстерши, которая
драпируется на нем, как плащ. Руки его скрещены на груди, клок волос выпущен
из-под треуголки.
Чиновники в страхе прячутся за стулья, кресло, стол.
- Вив лемперер! Ура! - заорал Ноздрев и, пошатнувшись, упал на диван и
замолк.
Выйдя осторожно из-за прикрытия, чиновники подошли к нему.
- Пьян... - констатировал вслух полицмейстер.
- А знаете, господа, кто этот Чичиков? - хлопнув себя по лбу, внезапно
вскричал почтмейстер.
- Кто? Кто? - разом обернувшись, спросили чиновники.
- Это, господа, никто иной, как капитан Копейкин!..
Вдруг грохот в дверь. Все вздрагивают... смотрят на дверь. Грохот
сильней... Полицмейстер с испугом открывает дверь, в ней появляется
жандармский ротмистр, за ним "странная личность" в темных очках.
- Господа! - выступая вперед, заявляет "личность". - В город только что
прибыл генерал-губернатор князь Хованский. Его сиятельство незамедлительно
просит вас всех пожаловать к нему!.. - четко и громко объявив это,
"личность" и капитан исчезают.
Полицмейстер, испуганно вскрикнув "Ах!", бросается вслед за
"личностью", за ним ринулись председатель и вице-губернатор. Прокурор было
тоже рванулся, но хватается за сердце, меняется в лице и падает на пол...
Инспектор и почтмейстер остолбенело смотрят на прокурора, потом
начинают метаться.
- Ах, батюшки! - кричит инспектор, бросаясь в дверь. - Доктора!
Доктора!
- Воды! Воды! - кричит почтмейстер, выбегая вслед за ним.
Ноздрев поднимается с дивана, оглядывается, видит лежащего на полу
прокурора, берет свечу, наклоняется к нему...
Вбегает дрожащий инспектор, у которого в руках графин и стакан с водой.
Ноздрев властным жестом берет у инспектора стакан, выпивает воду и, указывая
пальцем на прокурора, громко говорит:
- Умер...
Вечер. Двор гостиницы. Фонарь. У крыльца снаряженная бричка, около
брички Петрушка и Селифан укладывают последние вещи.
Номер. Пусто. На полу валяются обрывки бумаг, на табуретке в
подсвечнике догорает свеча... Чичиков в шинели и картузе стоит посреди
номера и тревожно прислушивается, затем осторожно подходит к окну,
выглядывает, берет под мышку шкатулку и, крадучись, идет к дверям... вдруг
останавливается.
В дверях стоит дама в черной мантилий и вуали, в руках у нее саквояж.
- Нет, я должна была к тебе прийти! - трагически восклицает дама и,
рванувшись к ошеломленному Чичикову, обнимает его. - Что свет? Толпа людей,
которые не чувствуют! - целуя его, страстно шепчет дама. - Что жизнь? Долина
горестей...
- Но позвольте! - с трудом вырвавшись из объятий, перебивает ее
Чичиков. - Кто вы? Что вам угодно?
- Я та, что вам писала... - откинув вуаль, говорит дама.
Чичиков отпрянул. Перед ним стояла Анна Григорьевна.
- ...и та, которую вы отвергли на балу... - грустно улыбнувшись,
добавляет она.
- Простите, но я... - чуть смущенно, но вместе с тем сухо произносит
Чичиков. - Мне, видите ли, надо немедля ехать... бежать... - вырывается
вдруг у него.
- Да, да, бежать! Бежать! - подхватывает Анна Григорьевна. - В пустыню!
В горы! На край света! - вдохновенно продолжает она, снова обнимая Чичикова.
- О, как я мечтала навсегда покинуть этот город!..
- Оставьте меня!.. - грубо отстраняя ее, кричит Чичиков. И для
осторожности несколько отступает.
- Это у вас от безделья, сударыня... - зло говорит он. - Шили бы вы
рубахи... вязали чулки, да рожали...
- Ах, вот как?! - гневно перебивает его Анна Григорьевна. И, закрывшись
вуалью, поворачивается и гордо направляется к дверям...
...Две горлицы покажут
Тебе мой хладный прах.
Воркуя, томно расскажут,
Как я умерла в слезах!..
Остановившись у дверей, трагически, с надрывом произносит она и, как
видение, исчезает...
- Дура... Черт бы ее побрал... - облегченно вздохнув, выругался
Чичиков... и замер... услышав шум подъехавших к гостинице экипажей.
Подскочив к окну, он выглянул и, схватив шкатулку, стремительно кинулся к
дверям...
Но из дверей, навстречу ему, появляются: жандармский ротмистр,
"странная личность", за ними два жандарма.
- По приказу его сиятельства генерал-губернатора, - четко говорит
ротмистр, - вы арестованы... Чичиков в ужасе застывает...
- ...В острог! В Сибирь! С мерзавцами и разбойниками! - кричит
генерал-губернатор... на стоящего перед ним в его кабинете Чичикова.
- Виноват, ваше сиятельство! - падая на колени, вскричал Чичиков. - Я
мерзавец! Я негодяй! Но бог свидетель, я всегда исполнял долг гражданина! Я
всегда любил и уважал начальство! - задыхаясь от страха, он подползает к
ногам генерала.
- Подите прочь!.. - кричит генерал, отпихивая его носком сапога.
- Смилуйтесь! Пощадите, ваше сиятельство... - хватаясь за сапог и целуя
его, плача, выкрикивает Чичиков.
- Прочь! Взять его!
- Сжальтесь! Пощадите! Старуха мать! Жена! Дети! - орет, лобзая сапоги,
Чичиков. Жандармы оттаскивают его, волокут по полу к дверям. Чичиков
отбивается, визжит, плачет...
- В острог! В Сибирь! На каторгу! - орет взбешенный генерал-губернатор.
Особая комната главной канцелярии. Шкафы. У одного из шкафов стоит
какой-то пожилой, важный чиновник и "странная личность". В руках чиновника
толстая книга "Купчих крепостей". У "странной личности" опечатанная
чичиковская шкатулка.
Книгу и шкатулку вкладывают в шкаф, а шкаф закрывают на ключ и
запечатывают сургучной печатью...
- Шка-ту-лка! - доносится издалека чичиковский вопль...
- Шкатулка!.. - кричит Чичиков, бешено колотя кулаками железную дверь
мрачной, полуподвальной камеры острога.
- Моя шкатулка... - стонет он, бессильно прислонясь к стене. - Ведь там
все!.. Имущество... Деньги... Бумаги... Все разнесут... Все украдут...
Где-то далеко возникает похоронный звон.
- О боже... - тяжело дыша, продолжает Чичиков. - Какая судьба! Какая
судьба... Потом и кровью добывал я копейку, чтобы в довольстве остаток дней
прожить... Покривил, не спорю, покривил... Но ведь я трудился, я изощрялся.
А эти мерзавцы, что тысячи с казны берут, что грабят небогатых и последнюю
копейку сдирают с того, у кого нет ничего! За что же мне такие несчастье?..
Почему же другие благоденствуют! Всякий раз, как только я начинаю достигать
плодов... и уже, кажется, рукой их... Вдруг буря! Вихрь! Подводный камень...
И сокрушение в щепки всего корабля! За что же такие удары... - с болью
стонет он. - Где справедливость небес?! Ведь я три раза сызнова начинал!
Снова терял... И опять начинал! За что же такие удары? О господи! За что?! -
в отчаянии Чичиков разрывает на себе одежду и, громко зарыдав, падает на
солому...
Похоронный звон ближе. Запел, нарастая, хор певчих:
- Святой боже, святой крепкий.
Святой бессмертный, помилуй нас...
Недвижно, словно мертвый, лежит на соломе Чичиков. Поет, разрастается
похоронный хор, наполняя собой камеру... Медленно приподнимаясь, Чичиков
испуганно вслушивается... Затем вдруг вскакивает, бросается к окну и,
прильнув к решетке, смотрит.
- А-а, прокурора хоронят! - зло усмехаясь, кричит он. - Жил, жил и
умер. И вот напечатают теперь в газетах, - издевательски продолжает Чичиков,
- что скончался почтенный гражданин, редкий отец, примерный супруг... Эх вы!
Мошенники! - потрясая кулаком, кричит он. - Весь город мошенники. Один был
порядочный человек, да и тот свинья!..
Злобно захохотав, Чичиков плюнул в окно и, отойдя, с тяжелым стоном
опустился на скамейку...
Затихает похоронный хор, удаляясь все дальше и дальше...
Вдруг Чичиков насторожился, приподнял голову. За дверью послышались
шаги, лязг ключей, запоров, наконец, дверь с визгом отворяется и в камере
появляется "странная личность", за ней силуэтом виднеется жандармский
ротмистр.
"Личность" подошла к Чичикову и, вежливо поклонившись,
отрекомендовалась:
- Самосвитов.
Встречались.
Знаю все...
Но... не отчаивайтесь... -
загадочно улыбнувшись, "личность" приблизилась к Чичикову и тихо
добавила, - тридцать тысяч. Чичиков вздрогнул, отшатнулся.
- Тут уж всем: и нашим, и генерал-губернаторским, и... - жестом
дополнила "личность".
- И мне... мне, удастся освободиться?.. - взволнованно спросил Чичиков.
"Личность" молча кивнула головой.
- Но позвольте... - дрожащим от волнения голосом спрашивает Чичиков, -
как же я могу... Мои бумаги, деньги... Шкатулка...
- Не беспокойтесь... - перебивает его "личность". - Ночью получите все.
- А лошади?.. А бричка?..
- Все будет готово. Ждите, - спокойно сказала "личность" и, еще раз
улыбнувшись, двинулась к дверям...
Ночь. Особая комната главной канцелярии генерал-губернатора. Шкафы. В
дверь быстро одна за одной входят две фигуры в темных плащах. Войдя, они
открывают плащом небольшой фонарь, тускло освещая себя и комнату, - это
"странная личность" и жандармский ротмистр. Подойдя к одному из шкафов,
"личность" срывает печать, открывает его и вынимает шкатулку.
Ротмистр тем временем сгребает к шкафам какие-то бумаги и, достав из
фонаря огарок свечи, поджигает их. Вспыхнули, загорелись бумаги, повалил
дым... юркнув, скрылись за дверью фигуры...
Рассвет. Тревожные удары набата. Из-за угла выскакивает закутанный в
шинель Чичиков, за НИМ СО шкатулкой в руках Петрушка.
Испуганно озираясь, они бегут под нарастающий гул набата по переулку...
подлазят под какие-то покосившиеся ворота... перескакивают через изгородь...
прыгая с могилы на могилу, проносятся через кладбище и, шатаясь от
изнеможения, подбегают к стоящей на дороге тройке.
Вскочив в бричку, Чичиков, с трудом переводя дыхание, смотрит на
виднеющийся внизу город.
В центре города огромное зарево пожара. Багровый дым... доносится гул
тревожного набата...
- Пошшшел! Гони! - падая в бричку, крикнул Чичиков...
И тройка рванулась, понеслась, помчалась...
- Э! э-эх, любезные! - кричит Селифан, нахлестывая и чубарого, и
гнедого, и каурую пристяжную...
Мчится тройка... то взлетая на пригорок... то срываясь вниз... то снова
взлетая... Словно по воздуху, почти не трогая копытами земли - летят,
несутся кони...
13 апреля 1934 года Е. Булгакова записала в "Дневнике": "На днях
приходил кинорежиссер Пырьев с предложением делать сценарий для кино по
"Мертвым душам". М. А. согласился - будет делать летом".
"Мертвые души" с успехом шли во МХАТе, Пырьев только что закончил
съемки антифашистского фильма "Конвейер смерти", положительно встреченного
на первых просмотрах специалистами и зрителями. Он был свободен, видел успех
"Мертвых душ" в театре, а потому кинорежиссер задумал экранизировать великий
роман Гоголя. В своих мемуарах "О прожитом и пережитом" И. А. Пырьев
вспоминает о посещении Булгаковых: "Отворил мне дверь сам Михаил Афанасьевич
в узбекской тюбетейке и узбекском халате, надетом на голое тело. Церемонно
поздоровавшись, он попросил меня пройти в его кабинет, а сам исчез.
Войдя в небольшую комнату с книжными шкафами и полками, я с недоумением
увидел висящие на стенках аккуратно окантованные, под стеклом, самые
ругательные рецензии на спектакли по булгаковским пьесам. Очевидно, хозяин
хотел предупредить гостя или посетителя, чтобы тот знал, к кому он попал и с
кем ему придется иметь дело....
- Чем могу служить? - прервав мое обозрение рецензий, спросил, входя в
кабинет, успевший переодеться хозяин.
- Я бы хотел, - назвав себя, смущенно начал я, - чтобы вы написали для
меня сценарий "Мертвых душ"...
- Душ? - воскликнул Булгаков, - А каких вам нужно душ?.. И почем вы
изволите их покупать?.. - лукаво улыбнувшись, заговорил он со мной языком
Гоголя".
11 мая запись в "Дневнике": "Вчера вечером - Пырьев и Вайсфельд по
поводу "Мертвых душ". М. А. написал экспозицию. Пырьев:
- Вы бы М. А., поехали на завод, посмотрели бы... (Дался им этот
завод!) М. А.:
- Шумно очень на заводе, а я устал, болен. Вы меня отправьте лучше в
Ниццу".
В июле 1934 года Булгаков закончил первый вариант сценария, Пырьев
попросил переделать. 19 июля Булгаков начал диктовать Е. С. Булгаковой
второй вариант сценария. 15 августа Е. С. Булгакова записывает: "М. А. очень
мучился, сдавая "Мертвые", - теперь сдан уже третий вариант".
18 октября следует запись в "Дневнике": "Пришли домой - письмо с
фабрики, требуют поправок к "Мертвым душам" - какая мука..."
"Начался подготовительный период, - вспоминал Пырьев. - Я договорился с
Н. П. Акимовым - о художественном оформлении им будущего фильма. Д. Д.
Шостакович согласился писать музыку. В. Э. Мейерхольд обещал играть
Плюшкина. На роль Ноздрева был намечен Н. П. Охлопков, Ю. А. Завадский на
роль Манилова, а К. А. Зубов должен был играть Чичикова. Уже начали
готовиться к пробам. Шить костюмы, делать парики..."
Но начались разногласия между Булгаковым и Пырьевым, написавшим
режиссерский сценарий. Об этом есть запись в "Дневнике" 26 марта 1935 года:
"Наконец сегодня М. А. написал отзыв о режиссерском сценарии "Мертвых душ".
Про многое: "Это надо исключить!" Но исключит ли Пырьев?"
И действительно, как и предполагала Е. С. Булгакова, Пырьев не
согласился "исключать" то, что ему казалось необходимым, к сценарию охладел,
стал снимать фильм "Партийный билет",, вышедший на экраны в апреле 1936
года, как раз тогда, когда вокруг Булгакова снова поднялись критические
волны после снятия "Мольера". К тому же статьи против Шостаковича, Булгакова
и других видных деятелей литературы и искусства насторожили его, и вскоре он
вообще отказался снимать фильм. "И я отказался от постановки "Мертвых душ" -
заключает И. А. Пырьев.
Творческая история киносценария "Мертвых душ" подробно освещена в
статьях Григория Файмана под общим названием "Кинороман Михаила Булгакова"
(Искусство кино, 1987, ээ 7, 8, 9, 12), острых, полемичных, насыщенных
новыми материалами, служебной перепиской, извлеченной из архивов,
дневниковыми записями, цитатами из газет того времени. В многотиражке
кинокомбината "За большевистский фильм" 25 августа 1934 года опубликовано
интервью М. А. Булгакова: "Я закончил сценарий "Похождения Чичикова, или
Мертвые души" по гоголевской поэме.
Ранее, работая над инсценировкой "Мертвых душ" для театра, я убедился в
том, что это сложное произведение Гоголя представляет для инсценировщика
величайшие трудности. Превращение "Мертвых душ" в кинопоэму, с моей точки
зрения, представляет работу еще более трудную, но увлекательную,
Работа эта, надо сказать, протекала в очень благоприятной обстановке.
Режиссер Пырьев; заместитель директора И. Б. Вайсфельд сделали все, чтобы
такую обстановку создать. С самых первых шагов они поддерживали со мной
постоянную связь, и наши живые беседы значительно помогли мне в поисках
способа, при помощи которого можно было бы труднейший в композиционном
смысле роман-поэму превратить в стремительную и достаточно острую пьесу для
экрана.
Мне понадобилось три варианта, чтобы пройти через все ухабы и добиться
результата, который мог бы меня удовлетворить (см.: Искусство кино, 1987, э
7, с. 87).
Но после этого начались предложения по переработке сценария; Прежде
всего Пырьев, узнав о мнении ответственного работника Кинокомиссии ЦК партии
т. Храпченко, внес в сценарий "кое-какие режиссерские поправочки", попросил
в письме на них не обижаться. А мнение Храпченко в сущности было
отрицательным: многое не удалось показать в сценарии - "Сценарий
развертывает один за другим ряд гоголевских образов - вне определенной
социально-исторической обусловленности. Основным недостатком сценария
является отсутствие крепостной деревни..." Экранизация "Мертвых душ"
неизбежно должна сопровождаться преодолением реакционных сторон
мировоззрения Гоголя, выраженного в "Мертвых душах". По мнению партийного
чиновника и литературоведа, Булгаков обеднил гоголевские образы, не показал
"хищническую сущность" Чичикова, не преодолел "статичность" "Мертвых душ",
не дал полного представления об эпохе.
25 октября 1934 года начальник ГУКФ Шумяцкий писал руководству
Московского кинокомбината: "Главное управление кино-фотопромышленности при
СНК СССР ставит Вас в известность, что сценарий Булгакова "Мертвые души"
директивной инстанцией предложено переработать согласно указаний тов.
Храпченко. Заключение тов. Храпченко Вам своевременно передано" (Искусство
кино, э 8, с. 93).
5 ноября 1934 года Булгаков резко возражал против "поправочек" Пырьева:
"На сценарии стоит моя фамилия, и я, как автор, настаиваю на том, чтобы
текст был мною выправлен". 27 ноября руководство кинофабрики довело до
сведения Булгакова, что оно не удовлетворено доработкой киносценария и
"вынуждена отказаться от предложенных Вами поправок". А между тем группа 1
декабря 1934 года должна была приступить к съемкам фильма. Но работа над
сценарием все еще продолжалась.
Дирекция Кинокомбината направила письмо в
Художественно-производственный отдел ГУКФа следующее письмо: "Направляя Вам
два экземпляра режиссерского сценария "Мертвые души", сообщаем, что в основу
режиссерской разработки были положены: литературный сценарий Булгакова,
отзывы начальника ГУКФа тов. Шумяцкого и тов. Храпченко. Главное внимание
было обращено на придание сценарию наибольшей сюжетной стройности, усиление
роли Чичикова как выразителя "буржуазного стяжательства эпохи
капиталистического накопления", на более яркую обрисовку социального фона,
на большую выпуклость характеристик главных действующих лиц..."
Доработанный сценарий вновь прочитал Храпченко и высказал положительное
отношение: качество сценария значительно улучшилось, "огромные трудности,
заключающиеся в экранизации "Мертвых душ", - преодолены".
Но возникли другие трудности и преграды: Пырьев в своих интервью
постоянно подчеркивал, что сценарий "Мертвых душ" написан при его "ближайшем
участии". "Вечерняя Москва" 20 января 1935 года прямо сообщила, что
"сценарий написан М. А. Булгаковым и Ив. Пырьевым". 28 января 1935 года Е.
С. Булгакова, приглашая Пырьева на обсуждение сценария "Мертвых душ",
писала: "Кроме того, я попрошу Вас сообщить мне, что означает заметка в
"Веч. Москве" от 20.01 сего года, в которой сообщается, что сценарий
"Мертвых душ" написан Булгаковым и Вами".
М. А. Булгаков вынужден был написать в Управление по охране авторских
прав два письма 10 и 11 февраля 1935 года, в которых доказывал, что И. А.
Пырьев "никаких прав в результате этих переделок не приобрел и соавтором
сценария не сделался" (Искусство кино, э 9, с. 82-83).
После этого И. А. Пырьев "остыл" к будущему фильму по "Мертвым душам" и
стал снимать фильм, который получил название - "Партийный билет".
Приведу свидетельство еще одного участника работы над фильмом по
"Мертвым душам". "Работа над сценарием шла трудно, - вспоминает И. В.
Вайсфельд. - Михаил Афанасьевич Булгаков видел дальше и знал о Гоголе
больше, чем кинематографические производственники... пресс вульгаризаторских
оценок литературы и кино сжимал замыслы экранизаторов, и очертания будущего
фильма постепенно менялись... Чичикова усердно гримировали под героев
Островского. Ему надлежало стать выразителем "торгового капитала". Все, что
помогало прямолинейному иллюстрированию этого нехитрого литературоведческого
открытия, всячески поощрялось, а все действительно гоголевское, сложное,
причудливое, необычайное, потрясающее встречало недоверие... Режиссерский
сценарий его в какихто своих элементах смещался под уклон от Гоголя к его
противоположности... В э 1 за 1978 год журнала "Москва" был опубликован
сценарий "Мертвые души" с указанием двух авторов - М. А. Булгакова и И. А.
Пырьева. Это ошибка... Двойного авторства литературного сценария не
существовало". (Воспоминания о Михаиле Булгакове, - М. 1988, с. 423, 427)
Этой публикацией исправляем допущенную ошибку.
Публикуется по ксерокопии журнала. Публикация Ю. П. Тюрина.
- Верно, - говорит Ноздрев. - И я сам ему помогал. Договорился с попом
из Турмачевки. Поп взял за венчание сто рублей.
- Но... Зачем же для этого покупать мертвых? - недоумевает
председатель.
- А... чтобы подарить их губернаторской дочке. За ее здоровье! - подняв
бокал, говорит Ноздрев и залпом выпивает.
Чиновники невероятно смущены и подавлены... Пауза...
- А не делатель ли он фальшивых ассигнаций? - привстав с места,
спрашивает полицмейстер.
- Делатель, - спокойно подтверждает Ноздрев. - И очень, подлец,
ловкий...
Прокурор в ужасе поднимается и, подойдя к Ноздреву, тихо спрашивает:
- По городу ходят слухи... что будто Чичиков... Наполеон?
Ноздрев одним духом выпивает рюмку водки и, в упор уставившись на
прокурора, страшным шепотом произносит:
- На-поле-он!
Прокурор отшатнулся, со стуком опрокинул стул... Чиновники в смятении
вскочили, попятились...
Ноздрев тоже встал, пальцем поманил их к себе и, наклонившись к ним,
вполголоса продолжал:
- Англичане выпустили его с острова святой Елены... Вот он и
пробирается в Россию... - на словах "пробирается" Ноздрев, сверля рукой
воздух, таинственно подошел к арке, закрытой портьерой, и, погрозив
чиновникам пальцем, скрылся... Чиновники в недоумении переглядываются... и
вдруг все в ужасе отшатываются...
Откинув портьеру, в том квадрате арки стоял Наполеон-Ноздрев. Он в
треугольной шляпе полицмейстера и мантилий полицмейстерши, которая
драпируется на нем, как плащ. Руки его скрещены на груди, клок волос выпущен
из-под треуголки.
Чиновники в страхе прячутся за стулья, кресло, стол.
- Вив лемперер! Ура! - заорал Ноздрев и, пошатнувшись, упал на диван и
замолк.
Выйдя осторожно из-за прикрытия, чиновники подошли к нему.
- Пьян... - констатировал вслух полицмейстер.
- А знаете, господа, кто этот Чичиков? - хлопнув себя по лбу, внезапно
вскричал почтмейстер.
- Кто? Кто? - разом обернувшись, спросили чиновники.
- Это, господа, никто иной, как капитан Копейкин!..
Вдруг грохот в дверь. Все вздрагивают... смотрят на дверь. Грохот
сильней... Полицмейстер с испугом открывает дверь, в ней появляется
жандармский ротмистр, за ним "странная личность" в темных очках.
- Господа! - выступая вперед, заявляет "личность". - В город только что
прибыл генерал-губернатор князь Хованский. Его сиятельство незамедлительно
просит вас всех пожаловать к нему!.. - четко и громко объявив это,
"личность" и капитан исчезают.
Полицмейстер, испуганно вскрикнув "Ах!", бросается вслед за
"личностью", за ним ринулись председатель и вице-губернатор. Прокурор было
тоже рванулся, но хватается за сердце, меняется в лице и падает на пол...
Инспектор и почтмейстер остолбенело смотрят на прокурора, потом
начинают метаться.
- Ах, батюшки! - кричит инспектор, бросаясь в дверь. - Доктора!
Доктора!
- Воды! Воды! - кричит почтмейстер, выбегая вслед за ним.
Ноздрев поднимается с дивана, оглядывается, видит лежащего на полу
прокурора, берет свечу, наклоняется к нему...
Вбегает дрожащий инспектор, у которого в руках графин и стакан с водой.
Ноздрев властным жестом берет у инспектора стакан, выпивает воду и, указывая
пальцем на прокурора, громко говорит:
- Умер...
Вечер. Двор гостиницы. Фонарь. У крыльца снаряженная бричка, около
брички Петрушка и Селифан укладывают последние вещи.
Номер. Пусто. На полу валяются обрывки бумаг, на табуретке в
подсвечнике догорает свеча... Чичиков в шинели и картузе стоит посреди
номера и тревожно прислушивается, затем осторожно подходит к окну,
выглядывает, берет под мышку шкатулку и, крадучись, идет к дверям... вдруг
останавливается.
В дверях стоит дама в черной мантилий и вуали, в руках у нее саквояж.
- Нет, я должна была к тебе прийти! - трагически восклицает дама и,
рванувшись к ошеломленному Чичикову, обнимает его. - Что свет? Толпа людей,
которые не чувствуют! - целуя его, страстно шепчет дама. - Что жизнь? Долина
горестей...
- Но позвольте! - с трудом вырвавшись из объятий, перебивает ее
Чичиков. - Кто вы? Что вам угодно?
- Я та, что вам писала... - откинув вуаль, говорит дама.
Чичиков отпрянул. Перед ним стояла Анна Григорьевна.
- ...и та, которую вы отвергли на балу... - грустно улыбнувшись,
добавляет она.
- Простите, но я... - чуть смущенно, но вместе с тем сухо произносит
Чичиков. - Мне, видите ли, надо немедля ехать... бежать... - вырывается
вдруг у него.
- Да, да, бежать! Бежать! - подхватывает Анна Григорьевна. - В пустыню!
В горы! На край света! - вдохновенно продолжает она, снова обнимая Чичикова.
- О, как я мечтала навсегда покинуть этот город!..
- Оставьте меня!.. - грубо отстраняя ее, кричит Чичиков. И для
осторожности несколько отступает.
- Это у вас от безделья, сударыня... - зло говорит он. - Шили бы вы
рубахи... вязали чулки, да рожали...
- Ах, вот как?! - гневно перебивает его Анна Григорьевна. И, закрывшись
вуалью, поворачивается и гордо направляется к дверям...
...Две горлицы покажут
Тебе мой хладный прах.
Воркуя, томно расскажут,
Как я умерла в слезах!..
Остановившись у дверей, трагически, с надрывом произносит она и, как
видение, исчезает...
- Дура... Черт бы ее побрал... - облегченно вздохнув, выругался
Чичиков... и замер... услышав шум подъехавших к гостинице экипажей.
Подскочив к окну, он выглянул и, схватив шкатулку, стремительно кинулся к
дверям...
Но из дверей, навстречу ему, появляются: жандармский ротмистр,
"странная личность", за ними два жандарма.
- По приказу его сиятельства генерал-губернатора, - четко говорит
ротмистр, - вы арестованы... Чичиков в ужасе застывает...
- ...В острог! В Сибирь! С мерзавцами и разбойниками! - кричит
генерал-губернатор... на стоящего перед ним в его кабинете Чичикова.
- Виноват, ваше сиятельство! - падая на колени, вскричал Чичиков. - Я
мерзавец! Я негодяй! Но бог свидетель, я всегда исполнял долг гражданина! Я
всегда любил и уважал начальство! - задыхаясь от страха, он подползает к
ногам генерала.
- Подите прочь!.. - кричит генерал, отпихивая его носком сапога.
- Смилуйтесь! Пощадите, ваше сиятельство... - хватаясь за сапог и целуя
его, плача, выкрикивает Чичиков.
- Прочь! Взять его!
- Сжальтесь! Пощадите! Старуха мать! Жена! Дети! - орет, лобзая сапоги,
Чичиков. Жандармы оттаскивают его, волокут по полу к дверям. Чичиков
отбивается, визжит, плачет...
- В острог! В Сибирь! На каторгу! - орет взбешенный генерал-губернатор.
Особая комната главной канцелярии. Шкафы. У одного из шкафов стоит
какой-то пожилой, важный чиновник и "странная личность". В руках чиновника
толстая книга "Купчих крепостей". У "странной личности" опечатанная
чичиковская шкатулка.
Книгу и шкатулку вкладывают в шкаф, а шкаф закрывают на ключ и
запечатывают сургучной печатью...
- Шка-ту-лка! - доносится издалека чичиковский вопль...
- Шкатулка!.. - кричит Чичиков, бешено колотя кулаками железную дверь
мрачной, полуподвальной камеры острога.
- Моя шкатулка... - стонет он, бессильно прислонясь к стене. - Ведь там
все!.. Имущество... Деньги... Бумаги... Все разнесут... Все украдут...
Где-то далеко возникает похоронный звон.
- О боже... - тяжело дыша, продолжает Чичиков. - Какая судьба! Какая
судьба... Потом и кровью добывал я копейку, чтобы в довольстве остаток дней
прожить... Покривил, не спорю, покривил... Но ведь я трудился, я изощрялся.
А эти мерзавцы, что тысячи с казны берут, что грабят небогатых и последнюю
копейку сдирают с того, у кого нет ничего! За что же мне такие несчастье?..
Почему же другие благоденствуют! Всякий раз, как только я начинаю достигать
плодов... и уже, кажется, рукой их... Вдруг буря! Вихрь! Подводный камень...
И сокрушение в щепки всего корабля! За что же такие удары... - с болью
стонет он. - Где справедливость небес?! Ведь я три раза сызнова начинал!
Снова терял... И опять начинал! За что же такие удары? О господи! За что?! -
в отчаянии Чичиков разрывает на себе одежду и, громко зарыдав, падает на
солому...
Похоронный звон ближе. Запел, нарастая, хор певчих:
- Святой боже, святой крепкий.
Святой бессмертный, помилуй нас...
Недвижно, словно мертвый, лежит на соломе Чичиков. Поет, разрастается
похоронный хор, наполняя собой камеру... Медленно приподнимаясь, Чичиков
испуганно вслушивается... Затем вдруг вскакивает, бросается к окну и,
прильнув к решетке, смотрит.
- А-а, прокурора хоронят! - зло усмехаясь, кричит он. - Жил, жил и
умер. И вот напечатают теперь в газетах, - издевательски продолжает Чичиков,
- что скончался почтенный гражданин, редкий отец, примерный супруг... Эх вы!
Мошенники! - потрясая кулаком, кричит он. - Весь город мошенники. Один был
порядочный человек, да и тот свинья!..
Злобно захохотав, Чичиков плюнул в окно и, отойдя, с тяжелым стоном
опустился на скамейку...
Затихает похоронный хор, удаляясь все дальше и дальше...
Вдруг Чичиков насторожился, приподнял голову. За дверью послышались
шаги, лязг ключей, запоров, наконец, дверь с визгом отворяется и в камере
появляется "странная личность", за ней силуэтом виднеется жандармский
ротмистр.
"Личность" подошла к Чичикову и, вежливо поклонившись,
отрекомендовалась:
- Самосвитов.
Встречались.
Знаю все...
Но... не отчаивайтесь... -
загадочно улыбнувшись, "личность" приблизилась к Чичикову и тихо
добавила, - тридцать тысяч. Чичиков вздрогнул, отшатнулся.
- Тут уж всем: и нашим, и генерал-губернаторским, и... - жестом
дополнила "личность".
- И мне... мне, удастся освободиться?.. - взволнованно спросил Чичиков.
"Личность" молча кивнула головой.
- Но позвольте... - дрожащим от волнения голосом спрашивает Чичиков, -
как же я могу... Мои бумаги, деньги... Шкатулка...
- Не беспокойтесь... - перебивает его "личность". - Ночью получите все.
- А лошади?.. А бричка?..
- Все будет готово. Ждите, - спокойно сказала "личность" и, еще раз
улыбнувшись, двинулась к дверям...
Ночь. Особая комната главной канцелярии генерал-губернатора. Шкафы. В
дверь быстро одна за одной входят две фигуры в темных плащах. Войдя, они
открывают плащом небольшой фонарь, тускло освещая себя и комнату, - это
"странная личность" и жандармский ротмистр. Подойдя к одному из шкафов,
"личность" срывает печать, открывает его и вынимает шкатулку.
Ротмистр тем временем сгребает к шкафам какие-то бумаги и, достав из
фонаря огарок свечи, поджигает их. Вспыхнули, загорелись бумаги, повалил
дым... юркнув, скрылись за дверью фигуры...
Рассвет. Тревожные удары набата. Из-за угла выскакивает закутанный в
шинель Чичиков, за НИМ СО шкатулкой в руках Петрушка.
Испуганно озираясь, они бегут под нарастающий гул набата по переулку...
подлазят под какие-то покосившиеся ворота... перескакивают через изгородь...
прыгая с могилы на могилу, проносятся через кладбище и, шатаясь от
изнеможения, подбегают к стоящей на дороге тройке.
Вскочив в бричку, Чичиков, с трудом переводя дыхание, смотрит на
виднеющийся внизу город.
В центре города огромное зарево пожара. Багровый дым... доносится гул
тревожного набата...
- Пошшшел! Гони! - падая в бричку, крикнул Чичиков...
И тройка рванулась, понеслась, помчалась...
- Э! э-эх, любезные! - кричит Селифан, нахлестывая и чубарого, и
гнедого, и каурую пристяжную...
Мчится тройка... то взлетая на пригорок... то срываясь вниз... то снова
взлетая... Словно по воздуху, почти не трогая копытами земли - летят,
несутся кони...
13 апреля 1934 года Е. Булгакова записала в "Дневнике": "На днях
приходил кинорежиссер Пырьев с предложением делать сценарий для кино по
"Мертвым душам". М. А. согласился - будет делать летом".
"Мертвые души" с успехом шли во МХАТе, Пырьев только что закончил
съемки антифашистского фильма "Конвейер смерти", положительно встреченного
на первых просмотрах специалистами и зрителями. Он был свободен, видел успех
"Мертвых душ" в театре, а потому кинорежиссер задумал экранизировать великий
роман Гоголя. В своих мемуарах "О прожитом и пережитом" И. А. Пырьев
вспоминает о посещении Булгаковых: "Отворил мне дверь сам Михаил Афанасьевич
в узбекской тюбетейке и узбекском халате, надетом на голое тело. Церемонно
поздоровавшись, он попросил меня пройти в его кабинет, а сам исчез.
Войдя в небольшую комнату с книжными шкафами и полками, я с недоумением
увидел висящие на стенках аккуратно окантованные, под стеклом, самые
ругательные рецензии на спектакли по булгаковским пьесам. Очевидно, хозяин
хотел предупредить гостя или посетителя, чтобы тот знал, к кому он попал и с
кем ему придется иметь дело....
- Чем могу служить? - прервав мое обозрение рецензий, спросил, входя в
кабинет, успевший переодеться хозяин.
- Я бы хотел, - назвав себя, смущенно начал я, - чтобы вы написали для
меня сценарий "Мертвых душ"...
- Душ? - воскликнул Булгаков, - А каких вам нужно душ?.. И почем вы
изволите их покупать?.. - лукаво улыбнувшись, заговорил он со мной языком
Гоголя".
11 мая запись в "Дневнике": "Вчера вечером - Пырьев и Вайсфельд по
поводу "Мертвых душ". М. А. написал экспозицию. Пырьев:
- Вы бы М. А., поехали на завод, посмотрели бы... (Дался им этот
завод!) М. А.:
- Шумно очень на заводе, а я устал, болен. Вы меня отправьте лучше в
Ниццу".
В июле 1934 года Булгаков закончил первый вариант сценария, Пырьев
попросил переделать. 19 июля Булгаков начал диктовать Е. С. Булгаковой
второй вариант сценария. 15 августа Е. С. Булгакова записывает: "М. А. очень
мучился, сдавая "Мертвые", - теперь сдан уже третий вариант".
18 октября следует запись в "Дневнике": "Пришли домой - письмо с
фабрики, требуют поправок к "Мертвым душам" - какая мука..."
"Начался подготовительный период, - вспоминал Пырьев. - Я договорился с
Н. П. Акимовым - о художественном оформлении им будущего фильма. Д. Д.
Шостакович согласился писать музыку. В. Э. Мейерхольд обещал играть
Плюшкина. На роль Ноздрева был намечен Н. П. Охлопков, Ю. А. Завадский на
роль Манилова, а К. А. Зубов должен был играть Чичикова. Уже начали
готовиться к пробам. Шить костюмы, делать парики..."
Но начались разногласия между Булгаковым и Пырьевым, написавшим
режиссерский сценарий. Об этом есть запись в "Дневнике" 26 марта 1935 года:
"Наконец сегодня М. А. написал отзыв о режиссерском сценарии "Мертвых душ".
Про многое: "Это надо исключить!" Но исключит ли Пырьев?"
И действительно, как и предполагала Е. С. Булгакова, Пырьев не
согласился "исключать" то, что ему казалось необходимым, к сценарию охладел,
стал снимать фильм "Партийный билет",, вышедший на экраны в апреле 1936
года, как раз тогда, когда вокруг Булгакова снова поднялись критические
волны после снятия "Мольера". К тому же статьи против Шостаковича, Булгакова
и других видных деятелей литературы и искусства насторожили его, и вскоре он
вообще отказался снимать фильм. "И я отказался от постановки "Мертвых душ" -
заключает И. А. Пырьев.
Творческая история киносценария "Мертвых душ" подробно освещена в
статьях Григория Файмана под общим названием "Кинороман Михаила Булгакова"
(Искусство кино, 1987, ээ 7, 8, 9, 12), острых, полемичных, насыщенных
новыми материалами, служебной перепиской, извлеченной из архивов,
дневниковыми записями, цитатами из газет того времени. В многотиражке
кинокомбината "За большевистский фильм" 25 августа 1934 года опубликовано
интервью М. А. Булгакова: "Я закончил сценарий "Похождения Чичикова, или
Мертвые души" по гоголевской поэме.
Ранее, работая над инсценировкой "Мертвых душ" для театра, я убедился в
том, что это сложное произведение Гоголя представляет для инсценировщика
величайшие трудности. Превращение "Мертвых душ" в кинопоэму, с моей точки
зрения, представляет работу еще более трудную, но увлекательную,
Работа эта, надо сказать, протекала в очень благоприятной обстановке.
Режиссер Пырьев; заместитель директора И. Б. Вайсфельд сделали все, чтобы
такую обстановку создать. С самых первых шагов они поддерживали со мной
постоянную связь, и наши живые беседы значительно помогли мне в поисках
способа, при помощи которого можно было бы труднейший в композиционном
смысле роман-поэму превратить в стремительную и достаточно острую пьесу для
экрана.
Мне понадобилось три варианта, чтобы пройти через все ухабы и добиться
результата, который мог бы меня удовлетворить (см.: Искусство кино, 1987, э
7, с. 87).
Но после этого начались предложения по переработке сценария; Прежде
всего Пырьев, узнав о мнении ответственного работника Кинокомиссии ЦК партии
т. Храпченко, внес в сценарий "кое-какие режиссерские поправочки", попросил
в письме на них не обижаться. А мнение Храпченко в сущности было
отрицательным: многое не удалось показать в сценарии - "Сценарий
развертывает один за другим ряд гоголевских образов - вне определенной
социально-исторической обусловленности. Основным недостатком сценария
является отсутствие крепостной деревни..." Экранизация "Мертвых душ"
неизбежно должна сопровождаться преодолением реакционных сторон
мировоззрения Гоголя, выраженного в "Мертвых душах". По мнению партийного
чиновника и литературоведа, Булгаков обеднил гоголевские образы, не показал
"хищническую сущность" Чичикова, не преодолел "статичность" "Мертвых душ",
не дал полного представления об эпохе.
25 октября 1934 года начальник ГУКФ Шумяцкий писал руководству
Московского кинокомбината: "Главное управление кино-фотопромышленности при
СНК СССР ставит Вас в известность, что сценарий Булгакова "Мертвые души"
директивной инстанцией предложено переработать согласно указаний тов.
Храпченко. Заключение тов. Храпченко Вам своевременно передано" (Искусство
кино, э 8, с. 93).
5 ноября 1934 года Булгаков резко возражал против "поправочек" Пырьева:
"На сценарии стоит моя фамилия, и я, как автор, настаиваю на том, чтобы
текст был мною выправлен". 27 ноября руководство кинофабрики довело до
сведения Булгакова, что оно не удовлетворено доработкой киносценария и
"вынуждена отказаться от предложенных Вами поправок". А между тем группа 1
декабря 1934 года должна была приступить к съемкам фильма. Но работа над
сценарием все еще продолжалась.
Дирекция Кинокомбината направила письмо в
Художественно-производственный отдел ГУКФа следующее письмо: "Направляя Вам
два экземпляра режиссерского сценария "Мертвые души", сообщаем, что в основу
режиссерской разработки были положены: литературный сценарий Булгакова,
отзывы начальника ГУКФа тов. Шумяцкого и тов. Храпченко. Главное внимание
было обращено на придание сценарию наибольшей сюжетной стройности, усиление
роли Чичикова как выразителя "буржуазного стяжательства эпохи
капиталистического накопления", на более яркую обрисовку социального фона,
на большую выпуклость характеристик главных действующих лиц..."
Доработанный сценарий вновь прочитал Храпченко и высказал положительное
отношение: качество сценария значительно улучшилось, "огромные трудности,
заключающиеся в экранизации "Мертвых душ", - преодолены".
Но возникли другие трудности и преграды: Пырьев в своих интервью
постоянно подчеркивал, что сценарий "Мертвых душ" написан при его "ближайшем
участии". "Вечерняя Москва" 20 января 1935 года прямо сообщила, что
"сценарий написан М. А. Булгаковым и Ив. Пырьевым". 28 января 1935 года Е.
С. Булгакова, приглашая Пырьева на обсуждение сценария "Мертвых душ",
писала: "Кроме того, я попрошу Вас сообщить мне, что означает заметка в
"Веч. Москве" от 20.01 сего года, в которой сообщается, что сценарий
"Мертвых душ" написан Булгаковым и Вами".
М. А. Булгаков вынужден был написать в Управление по охране авторских
прав два письма 10 и 11 февраля 1935 года, в которых доказывал, что И. А.
Пырьев "никаких прав в результате этих переделок не приобрел и соавтором
сценария не сделался" (Искусство кино, э 9, с. 82-83).
После этого И. А. Пырьев "остыл" к будущему фильму по "Мертвым душам" и
стал снимать фильм, который получил название - "Партийный билет".
Приведу свидетельство еще одного участника работы над фильмом по
"Мертвым душам". "Работа над сценарием шла трудно, - вспоминает И. В.
Вайсфельд. - Михаил Афанасьевич Булгаков видел дальше и знал о Гоголе
больше, чем кинематографические производственники... пресс вульгаризаторских
оценок литературы и кино сжимал замыслы экранизаторов, и очертания будущего
фильма постепенно менялись... Чичикова усердно гримировали под героев
Островского. Ему надлежало стать выразителем "торгового капитала". Все, что
помогало прямолинейному иллюстрированию этого нехитрого литературоведческого
открытия, всячески поощрялось, а все действительно гоголевское, сложное,
причудливое, необычайное, потрясающее встречало недоверие... Режиссерский
сценарий его в какихто своих элементах смещался под уклон от Гоголя к его
противоположности... В э 1 за 1978 год журнала "Москва" был опубликован
сценарий "Мертвые души" с указанием двух авторов - М. А. Булгакова и И. А.
Пырьева. Это ошибка... Двойного авторства литературного сценария не
существовало". (Воспоминания о Михаиле Булгакове, - М. 1988, с. 423, 427)
Этой публикацией исправляем допущенную ошибку.
Публикуется по ксерокопии журнала. Публикация Ю. П. Тюрина.