Страница:
– Вообще-то шести еще нет. – Нужно поговорить. Давайте пройдем внутрь, на площадке неудобно…
Сергеи пропустил Кактуса в квартиру, выглянул на площадку – больше никого. Запер дверь.
Кактус, не снимая плаща, прошел на кухню, нашарил на стене выключатель, щелкнул. Не дожидаясь приглашения, уселся и постучал ногтем по одной из рюмок, стоявших на столе:
– Гости?
– Я человек холостой, – ухмыльнулся Сергей, в глубине души леденея от мысли, что Хейти снова побежит блевать и наткнется на Кактуса. Фээсбэшник был настроен игриво и уточнил:
– Разведенный, а не холостой. Это, согласитесь, несколько иной коленкор.
– Анализ помады с рюмки брать не будете? – деловито осведомился Сергей.
– Зачем же. Ее тут и нету.
– Не люблю, когда много косметики. Чаю хотите?
– Нет, спасибо.
– А я хочу. – Сергей трюкнул чайник на плиту и зачиркал спичками. Первая зашипела, огненный шарик стрельнул в сторону Кактуса, тот ловко увернулся.
– Как в анекдоте: плохо спички обсеривают, – хихикнул он. – Я, собственно, по важному вопросу.
– Да уж, в такую рань… Вас не смущает, что я в исподнем?
– Не смущает. Ваша пассия там крепко спит?
– Без задних ног.
– Так вот. – Кактус понизил голос и придвинулся к Сергею ближе. – Недавно вы имели разговор с нашим сотрудником, капитаном Усиковым. По поводу эстонского коллеги.
– Было такое, – кивнул Сергей. – Не скажу, что я сильно обрадовался. А что, едет уже?
– В том-то и дело, что не едет. Пропал.
Сергеи поднял брови:
– В вашем ведомстве?
– По пути, – покачал головой Кактус.
– Странно. Украли? Или пьяный потерялся? Кактус развел руками.
– По вытрезвителям поспрашивайте по ходу следования, – посоветовал Сергей. – Знаю я этих варягов… Только в Россию – сразу водку хлебать. А что вы хотите от меня?
– Приглашаю к сотрудничеству. Всякое бывает… Вдруг объявится у вас? Есть такая информация… Все-таки вы – лицо задействованное, так что имейте в виду. Если появится, постарайтесь сразу сообщить нам.
– Сообщу, конечно. А каков он с виду?
– Вот вам фотография. – Кактус достал ее из внутреннего кармана куртки. Сергей посмотрел и едва не ляпнул: «Похож». Перевернул и положил на стол, рядом с рюмками.
– Чудно! Вчера еще был блядин сын, а топерво батюшко миленькой, – задумчиво изрек Сергей, протягивая руку и выключая огонь под закипевшим чайником. Кактус непонимающе воззрился на него:
– Кто блядин сын?
– Это протопоп Аввакум. Цитирую. Случайно прочитал лет пять назад, и, поди ж ты, запомнилось…
– А-а… Это в смысле на себя экстраполируете? – усмехнулся Кактус. – Батюшко миленькой? Что ж, считайте, что так. Глупую историю с институтом и покойным стариком можете забыть, надеюсь, мы подружимся. А теперь позвольте, я пойду.
В дверях Кактус повернулся и, словно только что вспомнив, проронил:
– А со штучкой той, что нам отдали, не очень хорошо получилось. Не догадываетесь, о чем я?
– Нет, – развел руками Сергей. – Неужто сломал что нечаянно?
– Хуже, – кисло сказал Кактус и потопал по лестнице вниз.
Сергей прикрыл дверь, но не полностью, и услышал, как он переговаривается с кем-то на нижней площадке. Конечно, один небось не пошел… Зря я ему про Аввакума загнул – в образ мента-придурка не слишком вписывается.
Хейти высунулся из комнаты – видимо, он проснулся и все слышал. Сергей не стал таиться:
– Ищут вас. Быстро работают, хочу заметить.
– Быстро. Извините, я, наверное… У вас будут неприятности?
– У меня вся жизнь состоит из неприятностей. Особенно в последние несколько дней, – невесело улыбнулся Сергей. – Вы все слышали? От начала до конца?
– Все. Как только он вошел.
– Тогда объяснять нечего. Вот, узнаете? Он показал эстонцу фотографию.
– Трехлетней давности, – заметил тот.
– Сдать вас, что ли? Медаль дадут, денег…
Хейти внимательно посмотрел на Сергея, понял, что тот шутит, и поджал губы. «Не нравлюсь я ему, конечно же, – подумал Сергей. – Злой недалекий туземец, живу в бардаке, жру дерьмо, издеваюсь… А он, видите ли, в бегах, обманут своими и чужими спецслужбами, пешка в чужой игре. Похудеет после этих передряг, как пить дать. Если выживет».
Он налил в кружку чаю, почти одной заварки, и залпом выпил.
– Вы думаете, они будут за вами следить? – спросил Хейти.
– Я думаю, уже следят. Да не в этом дело… Что-нибудь придумаем. Я просто не представляю, что вообще с вами делать. Поживете пока…
– Могу уйти, – гордо сказал Хейти.
– Бросьте… Так что там у вас за цилиндрические видения были?
– Я же говорю, бред, – уже более спокойно ответил Хейти. – Вы православный?
– Чего-о? – опешил Сергей.
– Православный? То есть в Бога веруете?
– Не задумывался как-то… Наверное, нет. Атеисты мы. Хейти посмотрел на иконку, висящую над холодильником.
– А-а, это. – Сергей улыбнулся. – У меня в комнате на книжной полке будда стоит, деревянный. Но я не буддист, честное слово. А вы, наверное, католик?
– Тоже, наверное, атеист… Это я вспомнил мои сегодняшние видения. Только не думайте, что я сумасшедший. Вот немного еще поспал, отдохнул и понял: не сны это все и не галлюцинации. И не черные силы. Что-то вполне обыденное, людское, просто непонятное. Что-то вот тут… – Хейти постучал себя пальцем по лбу, – и ничего не поделаешь…
– Ладно, мне на работу надо собираться. Вы сидите тихонько, смотрите телевизор, книжки у меня разные на полках. Поесть спроворите что-нибудь, там в холодильнике яйца, теф… Хотя нет, тефтели отставить.
В троллейбусе, как всегда, яблоку было негде упасть. И даже не яблоку, а более мелкому фрукту – вишне например. Сергея вдавили между двумя низенькими старухами, которые продолжали разговор как ни в чем не бывало.
– …а она, сучка, гуляет от него налево и направо, – возмущенно глаголила одна, в цветастом платке с надписями по-французски «Пьер Карден». – Морду свою смазливую выставит, и вперед…
– …а он-то, дурак, не видит, – вторила другая, с пучком бесцветных волос. – А деда кто убил? Старый дед же был совсем, нос совал куда не надо…
Сергей профессионально насторожился. Бабки продолжали беседу.
– Да ясно, кто убил. Она, сучка-то, любовника своего наняла, черножопого этого, он и убил. Они такие, им только дай прирезать кого, а за деньги и подавно… – продолжала первая.
– А как доказать? – спросила вторая. – У них денег много, адвоката наймут.
– А подруга ж ее видела, – радостно восклицала первая. – Ну, бывшая, та, что ей в морду вцепилась! Она и видела, я знаю. И сразу расскажет, никаких денег не укупишься!
– Бабушки, – осторожно сказал Сергей, вися на поручне. – Кого убили-то?
– Да Хулио, – с готовностью сообщили старухи дуэтом. Сергей едва не плюнул: речь шла о герое очередного сериала. Не в силах более выносить старушечьи переговоры, он вышел, не доехав одну остановку, и пошел пешком.
За Хейти можно было не волноваться. Если только ФСБ придет в отсутствие Сергея порыться в шкафах, но и то вряд ли. Пускай эстонец понервничает на положении нелегала, ничего с ним не случится. А как поутихнет, выведу…
Войдя в отделение, Сергей привычно махнул рукой дежурному. Сегодня за перегородкой сидел Акулов, дядька с вислыми белорусскими усами, добрейшей души человек. Обыкновенно он говорил в качестве приветствия какую-нибудь поговорку или шутку, но сегодня выглядел непривычно тихим. Сергей тормознул.
– Случилось что, Семеныч? – осведомился он, по глазам дежурного догадываясь, что тот сейчас скажет нечто очень и очень плохое.
Акулов подвигал усами, вздохнул и сказал:
– Зотова убили, товарищ капитан.
ГЛАВА 20
Оставшись один, Хейти первым делом заварил себе кофе. Сначала заварил, а потом удивился, что этот продукт обнаружился у капитана. Слесарев не производил впечатления человека, который может держать дома пакет кофе «Паулиг Президент». Причем не растворимый какой-нибудь, состряпанный в соседнем подъезде, а натуральный, молотый…
Наученный горьким опытом Хейти посмотрел на упаковку, ожидая увидеть зачириканныи черным срок годности и какую-нибудь совсем уж фантастическую марку производителя, однако все было по-честному: «Паулиг экспорт. Хельсинки. Финляндия».
Хейти заваривал традиционный напиток всех работников спецслужб так, как это делалось в его семье. Без использования кофеварки, которой, кстати, у капитана Слесарева дома не было, а в кружке. Некоторые несознательные и неискушенные в традиционном кофепитии граждане признавали этот способ противоестественным и считали молотый кофе особым придатком к кофеварке, не имеющим собственной ценности без этого агрегата.
«Чудаки, честное слово, – подумал Хейти, глубоко вдыхая густой аромат, идущий из открытого пакета. – Заваривать кофе нужно в кружке… Дать отстояться, чтобы все частички осели на дно, оставив на поверхности тонкий слой пенки».
Хейти где-то слышал, что именно эта пенка является показателем правильно заваренного кофе. А где вы видели пенку в кофеварке?
Попробовав напиток, Хейти подумал, что капитан вообще мужик со странностями. Потому что только такой человек может держать дома тефтели с просроченным сроком годности и дорогой кофе.
«Впрочем, это его проблемы, тем более что пачка почти не использована. Из чего можно сделать вывод, что „Паулиг“ попал сюда случайным образом. Как, например, я, – подумал Хейти, подойдя к окну. За окном медленно светлело весеннее небо, день обещал быть жарким. – Впрочем, насчет меня вопрос остается открытым».
Хейти тяжело вздохнул и вдруг понял, что проголодался. Видимо, организм уже достаточно оправился от коварных тефтелей и требовал подпитки слабеющих сил.
«Похудеть, что ли?» – спросил себя Хейти, поглаживая живот.
В холодильнике обнаружилось четыре яйца и пачка маргарина «Делми» с каким-то добродушным монстром на этикетке, а также некоторое количество пустых кастрюль, сковородок с остатками чего-то непонятного.
Покопавшись в этих развалах, Хейти обнаружил сковородку с остатками вчерашней картошки. Поставил сковородку на плиту, а когда масло достаточно разогрелось, вылил туда три яйца. Правда, делал он это с некоторой осторожностью, так как немного опасался, что из яиц повыскакивают цыплята. После вчерашних тефтелей тут могло быть все что угодно.
Когда яичница весело зашкворчала и наполнила квартиру запахами готовящейся еды, Хейти почувствовал себя почти счастливым. Не хватало только душа, но этим он решил заняться после завтрака.
Выложив еду в тарелку, Хейти прихватил с собой кружку кофе и направился в комнату, где увидел телевизор.
Щелкнул переключателем. Экран осветился.
– О, как ты мог?! – громко закричал кто-то. Закричал так громко, что Хейти чуть не выронил тарелку.
Оказалось, что у телевизора звук был включен. Пришлось спешно искать пульт управления под неумолчные стенания черноволосой женщины, лицо которой выражало крайнюю степень страдания. Страдание было нарисовано толстым слоем макияжа.
Показанная крупным планом, женщина смотрела с экрана, обращаясь как бы непосредственно к зрителю. Таким образом, Хейти узнал о себе много интересного, например, что он лично задушил какого-то старичка, милого человека, судя по всему, но излишне любопытного. Потом что он, Хейти, подло изменяет ей, несчастной и красивой, с этой богатой уродиной Матильдой, но она, страдающая и брошенная, найдет на него управу. И может быть, даже обратится к местным властям, к дону Карлосу, хотя это…
Женщина еще долго бы распространялась о злодеяниях неизвестного негодяя, но вовремя обнаружившийся пульт управления положил конец ее обличительным речам.
Начисто убрав звук, Хейти с удовольствием наблюдал за перипетиями сложной жизни любвеобильных мексиканцев.
«Оказывается, полезная штука сериалы…» – подумал Хейти, восторгаясь хитроумным Хулио, который умудрился выжить в такой ситуации, в которой и Шварценеггер отбросил бы копыта. А старикан ничего, только память потерял.
Всю эту латиноамериканскую муть можно было сравнить с пресловутыми глушилками, которые во времена Советского Союза давили вражеские голоса, дабы у честных граждан не возникало разнообразных неправильных мыслей. Сериалы можно было рассматривать как следующий шаг в развитии техники подавления народного недовольства. Средство превентивного плана.
Мексиканские страсти наглухо убивали всякую способность критически воспринимать окружающую действительность. И тот факт, что в России еще не случилось очередной революции и возмущенные своей жизнью пролетарии не стремились выйти на улицы, подняв свое традиционное оружие, можно было отнести только на счет того, что все проблемы частного характера, безусловно, отметались проблемами дона Хулио. Бессмертного, страдающего, но не побежденного…
Нынешние власти должны бы на главной площади страны поставить памятник Великому Герою Мексиканских Сериалов. За вклад в упрочение стабилизации общества.
Когда по экрану потекли титры, выполненные в традиционно розовых тонах, Хейти решил принять душ.
Он вошел в ванную без страха. Хейти знал: то, что привиделось ему этой ночью, является скорее особенностью его разума, нежели специфическим свойством ванной капитана Слесарева, как, например, отсутствие горячей воды.
Делать было нечего, и Хейти, морщась, принял холодный душ.
Он даже ухитрился вымыть голову, дико подвывая и поливая себя веселеньким шампунем с названием «Утенок». Шампунь пах западными жевательными резинками…
Когда Хейти закончил растираться жестким полотенцем, в дверь постучали. Звонок, видимо, не работал.
В глазок Хейти увидел женщину приятной наружности. Поколебавшись некоторое время, Хейти решил не открывать. Тем более что капитан Слесарев никаких указаний относительно гостей не давал и вообще велел сидеть тихо и смотреть телевизор.
Женщина некоторое время стучала, потом прислушивалась, приложив ухо к дверной щели. Потом постаралась что-либо рассмотреть через глазок, и Хейти некоторое время ничего не видел. Затем женщина сильно стукнула в дверь носком ботинка и удалилась…
«Вот и замечательно, – подумал Хейти про себя. – Вот и ладненько… Только не совсем ясно одно, она разве не в курсе, что капитан на работе?.. Чем дальше, тем интереснее…»
Он снова прошел в комнату с телевизором и обомлел.
На экране он сам, Хейти Карутар, следователь отдела и так далее, шествовал вместе с какими-то личностями по направлению к автомобилю…
– …дружественный обмен специалистами между спецслужбами проходит по заранее оговоренному плану. Как нам сообщила пресс-служба ФСБ России, визит эстонских коллег проходит под эгидой международной программы «Новое время». По этой программе… – девушка-диктор была мила, однако Хейти все смотрел и смотрел на застывшую за ее спиной картинку, на которой дружественный Хейти Карутар с задумчивым лицом о чем-то беседует с сопровождающими.
– Вот это номер! – произнес Хейти.
– А чего ты хотел? – тут же возник в голове собеседник. – Чтобы они тут же тебя объявили во всероссийский розыск? Это же спецслужбы, а не лавочники, которых обокрали. Им сейчас шуметь смысла нет. В Эстонии свой человек сидит, сам понимаешь, ответственность…
– Понял. Вопросов не имею. Я, стало быть, официально знакомлюсь со спецификой службы… А неофициально вся ФСБ на ушах стоит.
– Именно.
– А Мельников?
– А что Мельников? Не знаю… У мента надо бы спросить, может, он чего по своим каналам растрясет.
– Может, и растрясет… А может, в кутузку отволочет… За убийство лейтенанта ФСБ. И отмазаться будет трудно.
– Вряд ли, – ответил ворчун. – Мент сам в этом деле, кажется, заинтересован…
– Каким это боком?
– А ты сам подумай, вокруг посмотри… У него спроси, если сам не додумаешься.
– Да чего спрашивать? – Хейти всплеснул руками. – Зачем ему нужен полусумасшедший работник Полиции Безопасности? В чем он может быть заинтересован? И я тут при чем?..
– Не знаю… Если бы вопрос только в тебе был. Тут еще какой-то люпин. Какой-то цилиндр. Полуразобранный. И что-то нестабильное. Ну что может быть нестабильное, ты сам понимаешь. Понимаешь?
– Вроде бы понимаю. Взрывчатка.
– Либо нечто, способное разрушиться, детонировать или еще каким-нибудь образом ликвидироваться из-за определенных действий. – Чьих?
– Ну, знаешь! Ты сам думать умеешь или нет? У кого это все в памяти? Вот и думай, чьих действий…
В дверь снова тихо заскреблись. Теперь уже не стучали. Скреблись.
Хейти подскочил к глазку. То, что он увидел, ему совсем не понравилось.
На площадке стояли трое. Не исключено, что еще несколько человек стояли вне видимости дверного глазка. Один что-то делал с дверным замком, остальные обеспечивали прикрытие.
Ориентировка на местности или нелегальный обыск.
Ожидать скорого возвращения Слесарева не приходится. Если ведется ориентировка, то капитан домой не доедет. Его остановят, попросят помочь или еще что-нибудь в этом стиле, но домой к сроку он не дойдет.
Дверная ручка стала поворачиваться.
Хейти, совершенно неожиданно для себя, ухватил ее рукой и с силой вернул в первоначальное положение.
Ручка снова пошла вниз. Хейти воспрепятствовал этому.
Некоторое время Хейти и тот, кто стоял снаружи, боролись друг с другом, потом стоящие на лестнице вдруг встрепенулись и резво, единым порывом сбежали по лестнице вниз. Сверху послышался какой-то шум, что-то упало. Верхний сосед пошел выносить мусор.
Хейти сполз по двери вниз. Сел на пол… По лицу обильно тек пот.
«Засветил квартирку…» – словно обезумевший воробей, металась в голове мысль.
ГЛАВА 21
Вместе с Сергеем и тремя оперативниками поехал сам Глазычев. Он мрачно дымил своей «Новостью» и растирал шею, заклеенную неаккуратными кусочками туалетной бумаги – видно, порезался при бритье. Подполковник отказался ехать на своей «Волге», согнал с переднего сиденья «козлика» оперативника и сел туда сам.
Ехать пришлось недалеко. Зотова убили прямо в подъезде дома по Телевизорному переулку, где он жил, угрюмого серого параллелепипеда со стоматологической поликлиникой на первом этаже. Зотов, жил на втором и все время жаловался, что больные противно верещат и мешают ему культурно отдыхать… Больше не будет жаловаться.
У подъезда их встретил участковый, очень старенький капитан в мятой фуражке. Руки у него тряслись, в глазах стояли слезы. Фамилия капитана была, кажется, Шулыа, но точно Сергей не помнил. Выбитая подъездная дверь болталась на одной петле.
– Непорядок, – машинально буркнул Глазычев, проходя мимо.
Зотов лежал на небольшой площадке первого этажа. Лежал навзничь, глаза широко открыты. Грудь разворочена выстрелом, повсюду кровь. Сергей уже не в первый раз поражался, откуда в человеке может быть столько крови… Вокруг сновал фотограф, разрывая пыльную внутренность подъезда вспышками.
– Жена где? – спросил один из оперативников, Мезин.
– «Скорая» увезла, – ответил участковый, вытирая глаза тыльной стороной руки. – Истерика. Он на работу шел, а тут…
– Никто и ничего, разумеется? – утвердительно-злобно бросил Глазычев. Участковый горестно кивнул.
Мезин опустился на колени, тщательно выбрав не заляпанное кровью место. Что-то напевая себе под нос, нагнулся над телом.
– Помповое, – сказал он.
– И так видно. – Глазычев поискал глазами, куда бросить окурок, поплевал на него и сунул в искореженный почтовый ящик. – Слесарев, что думаешь?
– Ничего пока не думаю, – чуть слышно сказал Сергей. – Ничего такого Зотов не говорил, ничем особенным в последнее время не занимался… Вчера, правда, с одним мудаком поцапались, девку на стройке кадрил, зотовскую соседку…
– У мента враги всегда найдутся, – заметил Мезин, отряхивая брюки. – У Зотыча тоже хватало. Любой дурак с помповухой… А с девкой надо побеседовать. Может, означенный мудак и нарисовался.
– Может, и так, – согласился Глазычев. А когда они вышли из подъезда, отвел Сергея от машины и сказал вполголоса: – Слесарев, на тебя дело вешать не стану, как ни проси – друзья были. Кого-нибудь нейтрального… Симоняну или Пашинскому отдам. И никаких самостоятельных расследований, понял? Знаю я тебя… А парня жалко. По-настоящему жалко. Семье поможем, хотя какая тут помощь…
– Хорошо, товарищ подполковник, – кивнул Сергей. Ему и в самом деле было все равно, потому что смерть Зотова угнетала своей нелепостью. «Поймают убийцу, не поймают – что теперь? Смертную казнь отменили, в Европу хотим, гуманностью кичимся… когда старики от голода дохнут, в переходах дети вшивые денег просят, а министры с депутатами от бабок лопаются. И если Зотова застрелил именно тот, в киношном багровом пиджаке, – ничего удивительного. Мало того, из-за своей нелепости это наиболее проходной вариант. Пожалуй, если возьмут суку, попрошу ребят, чтобы впустили меня к нему в камеру минут на пять, – решил Сергей. – С демократизатором. Спишут на сопротивление, им не привыкать…»
Главное – лишь бы не из-за чертовой тарелки.
Лишь бы не из-за НИИ.
Ведь если из-за нее, из-за института, то виноват он, Сергей.
Хотя Зотыч расплевался с этим делом, из игры вышел… Они не могли не знать, они должны были знать!!!
Стоп, сказал себе Сергей.
Хватит.
Этак далеко можно забраться, посему лучше на этом и стопорнем. За Зотыча потом, если надо, глотки порву, но это потом, когда все узнаю. А пока – пока потерпим.
В отделении было непривычно тихо, встречавшиеся в коридорах сотрудники прятали глаза. Такого здесь не было с девяносто третьего, когда смоленские гастролеры положили из автомата двух сержантов и майора Томцева… Конечно, были еще и те, кто не возвращался из чеченских командировок, но это, во-первых, из ОМОНа и СОБРа, а во-вторых, все-таки война, пусть и идиотская… А тут – в подъезде, утром. Шел на работу…
Свинтус стоял на задних лапах, тянулся к краю баночного горлышка, и Сергей вспомнил, что не принес ему ничего пожрать. Поискал в ящиках стола, в сейфе. Под кипой бумаг обнаружилось два завалявшихся печенья, которые и получил Свинтус. Он недоверчиво их обнюхал и принялся грызть.
Сергей рассеянно переложил несколько папок с места на место, поправил покосившийся портрет Дзержинского и пробормотал себе под нос:
– А вы на земле проживете, как черви слепые живут. И сказок про вас не напишут, и песен про вас не споют.
Подумал и добавил:
– Александр Сергеевич Пушкин.
Потом взглянул на пыльный колпак люстры и прикинул, как сейчас охреневают чекисты, если они успели-таки всунуть туда жука. Или в телефон. Или куда они там обычно их вставляют… Думают, верно, что мент чокнулся. Не дождетесь, господа.
Он сел и набрал номер Пашинского. Скорее всего, убийство повесят на него: честный мужик, трудоголик…
– Николай Ильич? Привет.
– Здравствуйте. Как же вышло так? – убитым голосом спросил Пашинский, и Сергей представил, как он сидит в своем маленьком кабинете этажом выше и жалобно морщит брови, была у него такая привычка.
– Ладно, Ильич, что теперь… Дело Глазычев тебе дал?
– Мне.
– Слушай, мы тут мужика со стройки гоняли. Пиджак багрового цвета, штаны не помню. Стриженый, толстоват, рост около метр восемьдесят, весит под сотню, наверное. Особых нет, но потряси некую Маринку из зотовского дома, учится в девятом классе, батька на макаронке трудится. Смазливая мокрощелка, она с мужиком и была, когда Зотов вступился. Не думаю, что это он Зотыча убил, но покопаться стоит. Все равно начинать больше не с чего.
– Спасибо, Сергей, – не к месту сказал Пашинский. – Фигня, Ильич. Я к тебе лезть не буду, у меня своих дел хватает…
– А по этому… генералу из КГБ Зотов глубоко был завязан? – спросил Пашинский.
– Да нет, Ильич. Выезжал со мной на место, а так и не особенно в курсе был…
– Если не возражаешь, мы и в эту сторону проверим, – сказал Пашинский.
– Хорошо, Ильич. Тебе виднее. Удачи.
В дверь постучали, вошел мужичок лет сорока, в камуфляже и больших резиновых сапогах. Он с ужасом посмотрел вокруг и пролепетал срывающимся голосом:
– Лодочка моя…
Сергей с интересом уставился на мужика. Тот горько, прерывисто вздохнул и повторил:
– Лодочка…
– Вы к кому? – осведомился Сергей.
– Пятнадцатый, – сказал мужик, притопывая сапогами от страха. – Лодочку у-украли. Угнали. «Пелла-Фиорд».
– Чего? – не понял Сергей.
– «Пелла-Фиорд». П-пластиковая.
– Пятнадцатый дальше по коридору. – Сергей неопределенно махнул рукой. Мужик присел и скрылся за дверью.
«Трагикомедия, – подумал Сергей. – Ладно хоть настроение поднял. И еще эстонец дома обретается, не наделал бы чего. Он же как дитя малое, еще сожрет какую гадость или током ударится. Надо было предупредить, что в прихожей выключатель отваливается… Приду домой, а там труп. Мало мне трупов разных».
Странно, но почти никаких отрицательных эмоций Сергей не испытывал. Скажи ему кто-нибудь вчера, что Зотова убьют в собственном подъезде, а он будет сидеть и думать, чем накормить морскую свинью, Сергей бы обиделся. А так оно и есть. Поди ж ты, черствая я скотина… Несентиментальная свинья.
Сергеи пропустил Кактуса в квартиру, выглянул на площадку – больше никого. Запер дверь.
Кактус, не снимая плаща, прошел на кухню, нашарил на стене выключатель, щелкнул. Не дожидаясь приглашения, уселся и постучал ногтем по одной из рюмок, стоявших на столе:
– Гости?
– Я человек холостой, – ухмыльнулся Сергей, в глубине души леденея от мысли, что Хейти снова побежит блевать и наткнется на Кактуса. Фээсбэшник был настроен игриво и уточнил:
– Разведенный, а не холостой. Это, согласитесь, несколько иной коленкор.
– Анализ помады с рюмки брать не будете? – деловито осведомился Сергей.
– Зачем же. Ее тут и нету.
– Не люблю, когда много косметики. Чаю хотите?
– Нет, спасибо.
– А я хочу. – Сергей трюкнул чайник на плиту и зачиркал спичками. Первая зашипела, огненный шарик стрельнул в сторону Кактуса, тот ловко увернулся.
– Как в анекдоте: плохо спички обсеривают, – хихикнул он. – Я, собственно, по важному вопросу.
– Да уж, в такую рань… Вас не смущает, что я в исподнем?
– Не смущает. Ваша пассия там крепко спит?
– Без задних ног.
– Так вот. – Кактус понизил голос и придвинулся к Сергею ближе. – Недавно вы имели разговор с нашим сотрудником, капитаном Усиковым. По поводу эстонского коллеги.
– Было такое, – кивнул Сергей. – Не скажу, что я сильно обрадовался. А что, едет уже?
– В том-то и дело, что не едет. Пропал.
Сергеи поднял брови:
– В вашем ведомстве?
– По пути, – покачал головой Кактус.
– Странно. Украли? Или пьяный потерялся? Кактус развел руками.
– По вытрезвителям поспрашивайте по ходу следования, – посоветовал Сергей. – Знаю я этих варягов… Только в Россию – сразу водку хлебать. А что вы хотите от меня?
– Приглашаю к сотрудничеству. Всякое бывает… Вдруг объявится у вас? Есть такая информация… Все-таки вы – лицо задействованное, так что имейте в виду. Если появится, постарайтесь сразу сообщить нам.
– Сообщу, конечно. А каков он с виду?
– Вот вам фотография. – Кактус достал ее из внутреннего кармана куртки. Сергей посмотрел и едва не ляпнул: «Похож». Перевернул и положил на стол, рядом с рюмками.
– Чудно! Вчера еще был блядин сын, а топерво батюшко миленькой, – задумчиво изрек Сергей, протягивая руку и выключая огонь под закипевшим чайником. Кактус непонимающе воззрился на него:
– Кто блядин сын?
– Это протопоп Аввакум. Цитирую. Случайно прочитал лет пять назад, и, поди ж ты, запомнилось…
– А-а… Это в смысле на себя экстраполируете? – усмехнулся Кактус. – Батюшко миленькой? Что ж, считайте, что так. Глупую историю с институтом и покойным стариком можете забыть, надеюсь, мы подружимся. А теперь позвольте, я пойду.
В дверях Кактус повернулся и, словно только что вспомнив, проронил:
– А со штучкой той, что нам отдали, не очень хорошо получилось. Не догадываетесь, о чем я?
– Нет, – развел руками Сергей. – Неужто сломал что нечаянно?
– Хуже, – кисло сказал Кактус и потопал по лестнице вниз.
Сергей прикрыл дверь, но не полностью, и услышал, как он переговаривается с кем-то на нижней площадке. Конечно, один небось не пошел… Зря я ему про Аввакума загнул – в образ мента-придурка не слишком вписывается.
Хейти высунулся из комнаты – видимо, он проснулся и все слышал. Сергей не стал таиться:
– Ищут вас. Быстро работают, хочу заметить.
– Быстро. Извините, я, наверное… У вас будут неприятности?
– У меня вся жизнь состоит из неприятностей. Особенно в последние несколько дней, – невесело улыбнулся Сергей. – Вы все слышали? От начала до конца?
– Все. Как только он вошел.
– Тогда объяснять нечего. Вот, узнаете? Он показал эстонцу фотографию.
– Трехлетней давности, – заметил тот.
– Сдать вас, что ли? Медаль дадут, денег…
Хейти внимательно посмотрел на Сергея, понял, что тот шутит, и поджал губы. «Не нравлюсь я ему, конечно же, – подумал Сергей. – Злой недалекий туземец, живу в бардаке, жру дерьмо, издеваюсь… А он, видите ли, в бегах, обманут своими и чужими спецслужбами, пешка в чужой игре. Похудеет после этих передряг, как пить дать. Если выживет».
Он налил в кружку чаю, почти одной заварки, и залпом выпил.
– Вы думаете, они будут за вами следить? – спросил Хейти.
– Я думаю, уже следят. Да не в этом дело… Что-нибудь придумаем. Я просто не представляю, что вообще с вами делать. Поживете пока…
– Могу уйти, – гордо сказал Хейти.
– Бросьте… Так что там у вас за цилиндрические видения были?
– Я же говорю, бред, – уже более спокойно ответил Хейти. – Вы православный?
– Чего-о? – опешил Сергей.
– Православный? То есть в Бога веруете?
– Не задумывался как-то… Наверное, нет. Атеисты мы. Хейти посмотрел на иконку, висящую над холодильником.
– А-а, это. – Сергей улыбнулся. – У меня в комнате на книжной полке будда стоит, деревянный. Но я не буддист, честное слово. А вы, наверное, католик?
– Тоже, наверное, атеист… Это я вспомнил мои сегодняшние видения. Только не думайте, что я сумасшедший. Вот немного еще поспал, отдохнул и понял: не сны это все и не галлюцинации. И не черные силы. Что-то вполне обыденное, людское, просто непонятное. Что-то вот тут… – Хейти постучал себя пальцем по лбу, – и ничего не поделаешь…
– Ладно, мне на работу надо собираться. Вы сидите тихонько, смотрите телевизор, книжки у меня разные на полках. Поесть спроворите что-нибудь, там в холодильнике яйца, теф… Хотя нет, тефтели отставить.
В троллейбусе, как всегда, яблоку было негде упасть. И даже не яблоку, а более мелкому фрукту – вишне например. Сергея вдавили между двумя низенькими старухами, которые продолжали разговор как ни в чем не бывало.
– …а она, сучка, гуляет от него налево и направо, – возмущенно глаголила одна, в цветастом платке с надписями по-французски «Пьер Карден». – Морду свою смазливую выставит, и вперед…
– …а он-то, дурак, не видит, – вторила другая, с пучком бесцветных волос. – А деда кто убил? Старый дед же был совсем, нос совал куда не надо…
Сергей профессионально насторожился. Бабки продолжали беседу.
– Да ясно, кто убил. Она, сучка-то, любовника своего наняла, черножопого этого, он и убил. Они такие, им только дай прирезать кого, а за деньги и подавно… – продолжала первая.
– А как доказать? – спросила вторая. – У них денег много, адвоката наймут.
– А подруга ж ее видела, – радостно восклицала первая. – Ну, бывшая, та, что ей в морду вцепилась! Она и видела, я знаю. И сразу расскажет, никаких денег не укупишься!
– Бабушки, – осторожно сказал Сергей, вися на поручне. – Кого убили-то?
– Да Хулио, – с готовностью сообщили старухи дуэтом. Сергей едва не плюнул: речь шла о герое очередного сериала. Не в силах более выносить старушечьи переговоры, он вышел, не доехав одну остановку, и пошел пешком.
За Хейти можно было не волноваться. Если только ФСБ придет в отсутствие Сергея порыться в шкафах, но и то вряд ли. Пускай эстонец понервничает на положении нелегала, ничего с ним не случится. А как поутихнет, выведу…
Войдя в отделение, Сергей привычно махнул рукой дежурному. Сегодня за перегородкой сидел Акулов, дядька с вислыми белорусскими усами, добрейшей души человек. Обыкновенно он говорил в качестве приветствия какую-нибудь поговорку или шутку, но сегодня выглядел непривычно тихим. Сергей тормознул.
– Случилось что, Семеныч? – осведомился он, по глазам дежурного догадываясь, что тот сейчас скажет нечто очень и очень плохое.
Акулов подвигал усами, вздохнул и сказал:
– Зотова убили, товарищ капитан.
ГЛАВА 20
Стукач не выдаст, свинья не съест.
Егор Летов
Оставшись один, Хейти первым делом заварил себе кофе. Сначала заварил, а потом удивился, что этот продукт обнаружился у капитана. Слесарев не производил впечатления человека, который может держать дома пакет кофе «Паулиг Президент». Причем не растворимый какой-нибудь, состряпанный в соседнем подъезде, а натуральный, молотый…
Наученный горьким опытом Хейти посмотрел на упаковку, ожидая увидеть зачириканныи черным срок годности и какую-нибудь совсем уж фантастическую марку производителя, однако все было по-честному: «Паулиг экспорт. Хельсинки. Финляндия».
Хейти заваривал традиционный напиток всех работников спецслужб так, как это делалось в его семье. Без использования кофеварки, которой, кстати, у капитана Слесарева дома не было, а в кружке. Некоторые несознательные и неискушенные в традиционном кофепитии граждане признавали этот способ противоестественным и считали молотый кофе особым придатком к кофеварке, не имеющим собственной ценности без этого агрегата.
«Чудаки, честное слово, – подумал Хейти, глубоко вдыхая густой аромат, идущий из открытого пакета. – Заваривать кофе нужно в кружке… Дать отстояться, чтобы все частички осели на дно, оставив на поверхности тонкий слой пенки».
Хейти где-то слышал, что именно эта пенка является показателем правильно заваренного кофе. А где вы видели пенку в кофеварке?
Попробовав напиток, Хейти подумал, что капитан вообще мужик со странностями. Потому что только такой человек может держать дома тефтели с просроченным сроком годности и дорогой кофе.
«Впрочем, это его проблемы, тем более что пачка почти не использована. Из чего можно сделать вывод, что „Паулиг“ попал сюда случайным образом. Как, например, я, – подумал Хейти, подойдя к окну. За окном медленно светлело весеннее небо, день обещал быть жарким. – Впрочем, насчет меня вопрос остается открытым».
Хейти тяжело вздохнул и вдруг понял, что проголодался. Видимо, организм уже достаточно оправился от коварных тефтелей и требовал подпитки слабеющих сил.
«Похудеть, что ли?» – спросил себя Хейти, поглаживая живот.
В холодильнике обнаружилось четыре яйца и пачка маргарина «Делми» с каким-то добродушным монстром на этикетке, а также некоторое количество пустых кастрюль, сковородок с остатками чего-то непонятного.
Покопавшись в этих развалах, Хейти обнаружил сковородку с остатками вчерашней картошки. Поставил сковородку на плиту, а когда масло достаточно разогрелось, вылил туда три яйца. Правда, делал он это с некоторой осторожностью, так как немного опасался, что из яиц повыскакивают цыплята. После вчерашних тефтелей тут могло быть все что угодно.
Когда яичница весело зашкворчала и наполнила квартиру запахами готовящейся еды, Хейти почувствовал себя почти счастливым. Не хватало только душа, но этим он решил заняться после завтрака.
Выложив еду в тарелку, Хейти прихватил с собой кружку кофе и направился в комнату, где увидел телевизор.
Щелкнул переключателем. Экран осветился.
– О, как ты мог?! – громко закричал кто-то. Закричал так громко, что Хейти чуть не выронил тарелку.
Оказалось, что у телевизора звук был включен. Пришлось спешно искать пульт управления под неумолчные стенания черноволосой женщины, лицо которой выражало крайнюю степень страдания. Страдание было нарисовано толстым слоем макияжа.
Показанная крупным планом, женщина смотрела с экрана, обращаясь как бы непосредственно к зрителю. Таким образом, Хейти узнал о себе много интересного, например, что он лично задушил какого-то старичка, милого человека, судя по всему, но излишне любопытного. Потом что он, Хейти, подло изменяет ей, несчастной и красивой, с этой богатой уродиной Матильдой, но она, страдающая и брошенная, найдет на него управу. И может быть, даже обратится к местным властям, к дону Карлосу, хотя это…
Женщина еще долго бы распространялась о злодеяниях неизвестного негодяя, но вовремя обнаружившийся пульт управления положил конец ее обличительным речам.
Начисто убрав звук, Хейти с удовольствием наблюдал за перипетиями сложной жизни любвеобильных мексиканцев.
«Оказывается, полезная штука сериалы…» – подумал Хейти, восторгаясь хитроумным Хулио, который умудрился выжить в такой ситуации, в которой и Шварценеггер отбросил бы копыта. А старикан ничего, только память потерял.
Всю эту латиноамериканскую муть можно было сравнить с пресловутыми глушилками, которые во времена Советского Союза давили вражеские голоса, дабы у честных граждан не возникало разнообразных неправильных мыслей. Сериалы можно было рассматривать как следующий шаг в развитии техники подавления народного недовольства. Средство превентивного плана.
Мексиканские страсти наглухо убивали всякую способность критически воспринимать окружающую действительность. И тот факт, что в России еще не случилось очередной революции и возмущенные своей жизнью пролетарии не стремились выйти на улицы, подняв свое традиционное оружие, можно было отнести только на счет того, что все проблемы частного характера, безусловно, отметались проблемами дона Хулио. Бессмертного, страдающего, но не побежденного…
Нынешние власти должны бы на главной площади страны поставить памятник Великому Герою Мексиканских Сериалов. За вклад в упрочение стабилизации общества.
Когда по экрану потекли титры, выполненные в традиционно розовых тонах, Хейти решил принять душ.
Он вошел в ванную без страха. Хейти знал: то, что привиделось ему этой ночью, является скорее особенностью его разума, нежели специфическим свойством ванной капитана Слесарева, как, например, отсутствие горячей воды.
Делать было нечего, и Хейти, морщась, принял холодный душ.
Он даже ухитрился вымыть голову, дико подвывая и поливая себя веселеньким шампунем с названием «Утенок». Шампунь пах западными жевательными резинками…
Когда Хейти закончил растираться жестким полотенцем, в дверь постучали. Звонок, видимо, не работал.
В глазок Хейти увидел женщину приятной наружности. Поколебавшись некоторое время, Хейти решил не открывать. Тем более что капитан Слесарев никаких указаний относительно гостей не давал и вообще велел сидеть тихо и смотреть телевизор.
Женщина некоторое время стучала, потом прислушивалась, приложив ухо к дверной щели. Потом постаралась что-либо рассмотреть через глазок, и Хейти некоторое время ничего не видел. Затем женщина сильно стукнула в дверь носком ботинка и удалилась…
«Вот и замечательно, – подумал Хейти про себя. – Вот и ладненько… Только не совсем ясно одно, она разве не в курсе, что капитан на работе?.. Чем дальше, тем интереснее…»
Он снова прошел в комнату с телевизором и обомлел.
На экране он сам, Хейти Карутар, следователь отдела и так далее, шествовал вместе с какими-то личностями по направлению к автомобилю…
– …дружественный обмен специалистами между спецслужбами проходит по заранее оговоренному плану. Как нам сообщила пресс-служба ФСБ России, визит эстонских коллег проходит под эгидой международной программы «Новое время». По этой программе… – девушка-диктор была мила, однако Хейти все смотрел и смотрел на застывшую за ее спиной картинку, на которой дружественный Хейти Карутар с задумчивым лицом о чем-то беседует с сопровождающими.
– Вот это номер! – произнес Хейти.
– А чего ты хотел? – тут же возник в голове собеседник. – Чтобы они тут же тебя объявили во всероссийский розыск? Это же спецслужбы, а не лавочники, которых обокрали. Им сейчас шуметь смысла нет. В Эстонии свой человек сидит, сам понимаешь, ответственность…
– Понял. Вопросов не имею. Я, стало быть, официально знакомлюсь со спецификой службы… А неофициально вся ФСБ на ушах стоит.
– Именно.
– А Мельников?
– А что Мельников? Не знаю… У мента надо бы спросить, может, он чего по своим каналам растрясет.
– Может, и растрясет… А может, в кутузку отволочет… За убийство лейтенанта ФСБ. И отмазаться будет трудно.
– Вряд ли, – ответил ворчун. – Мент сам в этом деле, кажется, заинтересован…
– Каким это боком?
– А ты сам подумай, вокруг посмотри… У него спроси, если сам не додумаешься.
– Да чего спрашивать? – Хейти всплеснул руками. – Зачем ему нужен полусумасшедший работник Полиции Безопасности? В чем он может быть заинтересован? И я тут при чем?..
– Не знаю… Если бы вопрос только в тебе был. Тут еще какой-то люпин. Какой-то цилиндр. Полуразобранный. И что-то нестабильное. Ну что может быть нестабильное, ты сам понимаешь. Понимаешь?
– Вроде бы понимаю. Взрывчатка.
– Либо нечто, способное разрушиться, детонировать или еще каким-нибудь образом ликвидироваться из-за определенных действий. – Чьих?
– Ну, знаешь! Ты сам думать умеешь или нет? У кого это все в памяти? Вот и думай, чьих действий…
В дверь снова тихо заскреблись. Теперь уже не стучали. Скреблись.
Хейти подскочил к глазку. То, что он увидел, ему совсем не понравилось.
На площадке стояли трое. Не исключено, что еще несколько человек стояли вне видимости дверного глазка. Один что-то делал с дверным замком, остальные обеспечивали прикрытие.
Ориентировка на местности или нелегальный обыск.
Ожидать скорого возвращения Слесарева не приходится. Если ведется ориентировка, то капитан домой не доедет. Его остановят, попросят помочь или еще что-нибудь в этом стиле, но домой к сроку он не дойдет.
Дверная ручка стала поворачиваться.
Хейти, совершенно неожиданно для себя, ухватил ее рукой и с силой вернул в первоначальное положение.
Ручка снова пошла вниз. Хейти воспрепятствовал этому.
Некоторое время Хейти и тот, кто стоял снаружи, боролись друг с другом, потом стоящие на лестнице вдруг встрепенулись и резво, единым порывом сбежали по лестнице вниз. Сверху послышался какой-то шум, что-то упало. Верхний сосед пошел выносить мусор.
Хейти сполз по двери вниз. Сел на пол… По лицу обильно тек пот.
«Засветил квартирку…» – словно обезумевший воробей, металась в голове мысль.
ГЛАВА 21
Буду пух глотать, буду в землю нырять,
И на все вопросы отвечать: «Всегда живой!»
Егор Летов
Вместе с Сергеем и тремя оперативниками поехал сам Глазычев. Он мрачно дымил своей «Новостью» и растирал шею, заклеенную неаккуратными кусочками туалетной бумаги – видно, порезался при бритье. Подполковник отказался ехать на своей «Волге», согнал с переднего сиденья «козлика» оперативника и сел туда сам.
Ехать пришлось недалеко. Зотова убили прямо в подъезде дома по Телевизорному переулку, где он жил, угрюмого серого параллелепипеда со стоматологической поликлиникой на первом этаже. Зотов, жил на втором и все время жаловался, что больные противно верещат и мешают ему культурно отдыхать… Больше не будет жаловаться.
У подъезда их встретил участковый, очень старенький капитан в мятой фуражке. Руки у него тряслись, в глазах стояли слезы. Фамилия капитана была, кажется, Шулыа, но точно Сергей не помнил. Выбитая подъездная дверь болталась на одной петле.
– Непорядок, – машинально буркнул Глазычев, проходя мимо.
Зотов лежал на небольшой площадке первого этажа. Лежал навзничь, глаза широко открыты. Грудь разворочена выстрелом, повсюду кровь. Сергей уже не в первый раз поражался, откуда в человеке может быть столько крови… Вокруг сновал фотограф, разрывая пыльную внутренность подъезда вспышками.
– Жена где? – спросил один из оперативников, Мезин.
– «Скорая» увезла, – ответил участковый, вытирая глаза тыльной стороной руки. – Истерика. Он на работу шел, а тут…
– Никто и ничего, разумеется? – утвердительно-злобно бросил Глазычев. Участковый горестно кивнул.
Мезин опустился на колени, тщательно выбрав не заляпанное кровью место. Что-то напевая себе под нос, нагнулся над телом.
– Помповое, – сказал он.
– И так видно. – Глазычев поискал глазами, куда бросить окурок, поплевал на него и сунул в искореженный почтовый ящик. – Слесарев, что думаешь?
– Ничего пока не думаю, – чуть слышно сказал Сергей. – Ничего такого Зотов не говорил, ничем особенным в последнее время не занимался… Вчера, правда, с одним мудаком поцапались, девку на стройке кадрил, зотовскую соседку…
– У мента враги всегда найдутся, – заметил Мезин, отряхивая брюки. – У Зотыча тоже хватало. Любой дурак с помповухой… А с девкой надо побеседовать. Может, означенный мудак и нарисовался.
– Может, и так, – согласился Глазычев. А когда они вышли из подъезда, отвел Сергея от машины и сказал вполголоса: – Слесарев, на тебя дело вешать не стану, как ни проси – друзья были. Кого-нибудь нейтрального… Симоняну или Пашинскому отдам. И никаких самостоятельных расследований, понял? Знаю я тебя… А парня жалко. По-настоящему жалко. Семье поможем, хотя какая тут помощь…
– Хорошо, товарищ подполковник, – кивнул Сергей. Ему и в самом деле было все равно, потому что смерть Зотова угнетала своей нелепостью. «Поймают убийцу, не поймают – что теперь? Смертную казнь отменили, в Европу хотим, гуманностью кичимся… когда старики от голода дохнут, в переходах дети вшивые денег просят, а министры с депутатами от бабок лопаются. И если Зотова застрелил именно тот, в киношном багровом пиджаке, – ничего удивительного. Мало того, из-за своей нелепости это наиболее проходной вариант. Пожалуй, если возьмут суку, попрошу ребят, чтобы впустили меня к нему в камеру минут на пять, – решил Сергей. – С демократизатором. Спишут на сопротивление, им не привыкать…»
Главное – лишь бы не из-за чертовой тарелки.
Лишь бы не из-за НИИ.
Ведь если из-за нее, из-за института, то виноват он, Сергей.
Хотя Зотыч расплевался с этим делом, из игры вышел… Они не могли не знать, они должны были знать!!!
Стоп, сказал себе Сергей.
Хватит.
Этак далеко можно забраться, посему лучше на этом и стопорнем. За Зотыча потом, если надо, глотки порву, но это потом, когда все узнаю. А пока – пока потерпим.
В отделении было непривычно тихо, встречавшиеся в коридорах сотрудники прятали глаза. Такого здесь не было с девяносто третьего, когда смоленские гастролеры положили из автомата двух сержантов и майора Томцева… Конечно, были еще и те, кто не возвращался из чеченских командировок, но это, во-первых, из ОМОНа и СОБРа, а во-вторых, все-таки война, пусть и идиотская… А тут – в подъезде, утром. Шел на работу…
Свинтус стоял на задних лапах, тянулся к краю баночного горлышка, и Сергей вспомнил, что не принес ему ничего пожрать. Поискал в ящиках стола, в сейфе. Под кипой бумаг обнаружилось два завалявшихся печенья, которые и получил Свинтус. Он недоверчиво их обнюхал и принялся грызть.
Сергей рассеянно переложил несколько папок с места на место, поправил покосившийся портрет Дзержинского и пробормотал себе под нос:
– А вы на земле проживете, как черви слепые живут. И сказок про вас не напишут, и песен про вас не споют.
Подумал и добавил:
– Александр Сергеевич Пушкин.
Потом взглянул на пыльный колпак люстры и прикинул, как сейчас охреневают чекисты, если они успели-таки всунуть туда жука. Или в телефон. Или куда они там обычно их вставляют… Думают, верно, что мент чокнулся. Не дождетесь, господа.
Он сел и набрал номер Пашинского. Скорее всего, убийство повесят на него: честный мужик, трудоголик…
– Николай Ильич? Привет.
– Здравствуйте. Как же вышло так? – убитым голосом спросил Пашинский, и Сергей представил, как он сидит в своем маленьком кабинете этажом выше и жалобно морщит брови, была у него такая привычка.
– Ладно, Ильич, что теперь… Дело Глазычев тебе дал?
– Мне.
– Слушай, мы тут мужика со стройки гоняли. Пиджак багрового цвета, штаны не помню. Стриженый, толстоват, рост около метр восемьдесят, весит под сотню, наверное. Особых нет, но потряси некую Маринку из зотовского дома, учится в девятом классе, батька на макаронке трудится. Смазливая мокрощелка, она с мужиком и была, когда Зотов вступился. Не думаю, что это он Зотыча убил, но покопаться стоит. Все равно начинать больше не с чего.
– Спасибо, Сергей, – не к месту сказал Пашинский. – Фигня, Ильич. Я к тебе лезть не буду, у меня своих дел хватает…
– А по этому… генералу из КГБ Зотов глубоко был завязан? – спросил Пашинский.
– Да нет, Ильич. Выезжал со мной на место, а так и не особенно в курсе был…
– Если не возражаешь, мы и в эту сторону проверим, – сказал Пашинский.
– Хорошо, Ильич. Тебе виднее. Удачи.
В дверь постучали, вошел мужичок лет сорока, в камуфляже и больших резиновых сапогах. Он с ужасом посмотрел вокруг и пролепетал срывающимся голосом:
– Лодочка моя…
Сергей с интересом уставился на мужика. Тот горько, прерывисто вздохнул и повторил:
– Лодочка…
– Вы к кому? – осведомился Сергей.
– Пятнадцатый, – сказал мужик, притопывая сапогами от страха. – Лодочку у-украли. Угнали. «Пелла-Фиорд».
– Чего? – не понял Сергей.
– «Пелла-Фиорд». П-пластиковая.
– Пятнадцатый дальше по коридору. – Сергей неопределенно махнул рукой. Мужик присел и скрылся за дверью.
«Трагикомедия, – подумал Сергей. – Ладно хоть настроение поднял. И еще эстонец дома обретается, не наделал бы чего. Он же как дитя малое, еще сожрет какую гадость или током ударится. Надо было предупредить, что в прихожей выключатель отваливается… Приду домой, а там труп. Мало мне трупов разных».
Странно, но почти никаких отрицательных эмоций Сергей не испытывал. Скажи ему кто-нибудь вчера, что Зотова убьют в собственном подъезде, а он будет сидеть и думать, чем накормить морскую свинью, Сергей бы обиделся. А так оно и есть. Поди ж ты, черствая я скотина… Несентиментальная свинья.