Страница:
В этом огромном чувстве страха за все земное он даже не слышал, как загремели рушащиеся конструкции, как жалобно зазвенели вылетающие стекла, как свистели в небе осколки чего-то, уже не существующего на этом свете. Он даже не слышал, как покрывал все вокруг матом патриотически настроенный капитан Слесарев, который лишил свою державу уникальной летающей тарелки. Потому что хотел, чтобы держава эта была лучше, еще лучше, все время лучше…
Сергей стоял на коленях, словно молился, и материл и небо, и землю, и правительство, и инопланетян, и все, что видел, и насколько хватало его могучего словарного запаса. Когда слова наконец кончались, он начинал заново. Он видел, как обрушился корпус Е, словно под ним образовалась пустота и фундамент стремительно ушел под землю, как столбы пламени взметнулись к небу и опали, чтобы снова появиться уже почему-то над главным корпусом.
Факт, что НИИ и Объект разрушены окончательно и бесповоротно, не оставлял сомнений. Пропала цель, пропало все, что было смыслом жизни капитана в последние несколько дней. Казалось – ложись и помирай.
– Вот тебе, м-мать, и кризис среднего возраста! Справил праздничек… – негромко, после ругани, сказал капитан.
Хейти оторвался от травы и, тяжело дыша, словно действительно в одиночку удерживал землю от катастрофы, спросил:
– Чего кризис?
– Среднего возраста, – отозвался капитан. Хейти кивнул и снова уткнулся в траву.
– Вставай! – сказал Слесарев. – Идти надо…
– Куда?
– Если бы я знал… Куда-нибудь, но надо… У тебя какие-нибудь инструкции есть на этот счет?
– Нет у меня ни хрена… Надо будет, эти сволочи меня сами найдут. Уж не беспокойся.
– Да я и не беспокоюсь… Я теперь ни о чем, на хрен, не беспокоюсь! – сказал капитан и хихикнул.
Хейти подхватил.
Минуты три их бил тихий смех. Безрадостный, нервный.
Когда наконец напряжение отпустило, Слесарев мотнул головой и продолжил:
– Все равно уходить надо. Так что вставай и потопали.
Хейти поднялся на ноги. Сергей уже шел впереди, слегка пошатываясь.
У обоих было такое ощущение, как будто силы покинули их, вылились куда-то. Хотелось спать.
– Так куда идем? – Хейти догнал Сергея.
– Слушай, не знаю я, куда идем… На стройку идем.
– Нельзя туда, там нас уже видели. Два раза в одно и то же место нельзя…
– Предложить что-нибудь хочешь?
– Не хочу… У меня-то сценарий ясный. Меня найдут и, жив я или мертв, переправят куда следует.
– Откуда такая уверенность? – спросил капитан.
– Не знаю. Есть, и все.
– Это неплохо… – одобрительно сказал Слесарев. – Это очень даже неплохо… Вот только когда они тебя найдут?
Хейти ничего не ответил. Ему в голову пришла одна занятная мысль.
– Погоди… – Он остановился и посмотрел на Сергея, вставшего шагах в пяти. – Мне тут подумалось… Не переправят они меня.
– Почему так? – По тону, каким Сергей это произнес, Хейти понял, что тому все и без того ясно.
– Потому. Им ведь не я нужен, а материалы Кожемякина. Ну и я, чтобы следов таких явных не оставлять… Я в последнюю очередь.
Сергей молчал, исподлобья глядя на Хейти.
Хейти всем телом ощутил недоверие и усталость, возникшие между ними. Капитан был готов умереть, но ничего не отдать эстонцу. Он был готов убить Хейти и себя, но не выпустить полученный диск из рук.
Хейти прочистил горло:
– Ты… Ты ведь получил что-то у Кожемякина? Получил? Точно получил, иначе ты меня не держал бы за дверью.
– Ну, допустим. И что теперь?
– В смысле?..
– В смысле, ты и меня, как Кожемякина, постараешься утрамбовать? – спросил Слесарев, поправляя что-то во внутреннем кармане пиджака. Хейти понял, что материалы лежали именно там. – У тебя что говорится насчет меня? В программе твоей, в «тараканах»? О капитане Слесареве имеется ссылка?
Хейти выдохнул и расслабил напрягшееся было тело.
Помолчал, а затем сказал неожиданно:
– Выпить бы… Чего-нибудь такого… Покрепче. Найдем?
– Найдем, понятное дело… – ошарашенно ответил Сергей. – Ты чего это вдруг?..
– Побыстрее бы надо… А то…
Слесарев ничего не ответил, а просто быстрой рысью рванул в сторону заправки.
Хейти побрел следом.
Вдалеке уныло гудели какие-то сирены, гудки. Город, грубо разбуженный взрывом, в страхе зарыдал сиренами пожарных и милицейских машин…
«Скоро тут будет не протолкнуться… Может, кого из старых знакомых увидим…» – подумал Хейти, стараясь двигаться быстрее.
Неизвестно, какими путями и уговорами, но Слесарев выбил из дежурного на заправочной станции бутылку водки.
Хейти успел дойти только до кустиков, которые ограждали заправку, а Сергей уже вернулся, неся добычу перед собой. Ни слова не говоря, он кинул ее Хейти в руки, а сам упал на землю, тяжело дыша.
Хейти начал неравную борьбу с хитрым козырьком бутылки. Пальцы не слушались.
– Давай сюда, дитя капитализма… – проворчал Слесарев и в один миг свернул пузырю голову. Сделал большой глоток. Сморщился, наклонив голову вперед, втянул в себя воздух. – Ох и сучок… Чья? – Он посмотрел на этикетку. – Странно. Должно быть, просто поддельная… Обычно такая ничего идет. Бодро.
Сергей передал бутылку Хейти.
Тот тоже придирчиво оглядел этикетку. Водка называлась «Славянская звезда» и выглядела вполне прилично.
Он запрокинул голову, и прозрачная жидкость хлынула в горло, прожигая путь к желудку. Несколько глотков Хейти вытерпел, но затем закашлялся, хватая воздух ртом. Слесарев напрасно грешил на водку, она была вполне сносная. Просто крепкая и какая-то царапающая горло, но сивушных масел, характерных для подделок, не чувствовалось.
– Нормально, – прохрипел Хейти. – То что надо… У нас такой фестиваль проходит.
– Где? – не понял Сергей.
– Дома. В Таллине…
– Фестиваль? По водке?
– Сам ты по водке. – Хейти снова проглотил несколько больших порций. Именно проглотил разом, чтобы не обжигало рот, – По названию. «Славянский венок» называется… Или базар… Славянский… Хейти снова присосался к горлышку.
– Тоже придумали, «Славянский базар»… Название… – усмехнулся Слесарев, вероятно припоминая блатное значение слова «базар». – Ты осторожней там. Оставь мне.
Хейти молча протянул бутылку, в которой осталось на донышке пальца с три. Сергей пил не торопясь, короткими глотками.
– А тебе водка зачем понадобилась? – допив до конца, спросил Сергей.
Хейти, который уже начал ощущать опасность поглощения спиртных напитков на пустой желудок, только помотал головой.
– Не понял, – констатировал Слесарев, желудок которого был также пуст.
– Программе мешает, – наконец сказал Хейти. – Мне тут разъяснили, что к чему… А то я опасался, что я и тебя того.
Слесарев издал какой-то странный хрюкающий звук. Хейти обиженно посмотрел на него. Сергей беззвучно смеялся, держась за грудь.
– Ну и… – требовательно сказал Хейти.
– На-сме-шил… – наконец простонал капитан. – Ой, насмешил!!! Умора!!!
– Какая умора? Давай колись… – Хейти мотнул головой, вспоминая… – Ты… Волчище позорный!
От этих слов капитана вообще стал трясти дикий хохот.
– Чего смешного?! – вконец озверел Хейти и треснул бутылкой о какой-то камень. Стекло полетело в разные стороны.
Капитан наконец взял себя в руки и откинулся на траву.
– Фух… Нет, ты только пойми… Если водка действует на эту твою программу, то Россию ну никак не за, за… зазомбируешь! Все потуги будут наталкиваться на упорное сопротивление! А какие-то кретины утверждали, что водка Россию погубит… Это ж, понимаешь, в ней одной спасение!
Сергей обессиленно лежал на спине, глядя в небо немигающими глазами. Хейти растянулся рядом.
Тут по месту, где они только что сидели, полоснули яркие фары, и мимо них пронеслась по дороге пожарная машина. Следом за ней, заливая все синим огнем мигалок, промчались три милицейские машины.
– Да тут все наше отделение… – пробормотал Сергей, выглядывая из кустов. – И «скорая» тоже тут… Им не одна «скорая» понадобится. По крайней мере, пока фээсбэшники не примчатся. Или эти… «вневедомственные». Должны же быть у них на этот случай какие-то инструкции и все такое… А тут ментов понаехало. Бардак! Ох, барда-а-ак!
Хейти подумал, что за последние несколько десятков лет слово «бардак», произносимое со смаком, стало наиболее часто употребляемым словом среди русских людей.
– Кстати, идея! – воскликнул Сергей, поднимая указательный палец, – Пошли!
– Куда?! – спросил Хейти, которому совершенно не хотелось куда-то идти.
– Туда! Я знаю куда! Я вас всех выведу… – Голос Слесарева уже терялся где-то за кустами.
«Неистощимой энергии человек», – с грустью подумал Хейти, поднимаясь на нетвердые ноги.
Они тащились по каким-то зарослям, натыкаясь на деревья, мусорные кучи, спящих бомжей. Все это с руганью расшвыривалось ногами или с еще большей руганью обходилось. Потом они выползли на обочину шоссе и, освещаемые разноцветными огнями неисчислимых служебных автомобилей, топали по нему, ругаясь и падая. Два пьяных, смертельно усталых человека. Запутавшихся, замерзших и уже почти ничего не желающих, кроме как идти куда-то, идти, пока можно…
На них никто не обратил внимания.
Вдалеке, за поворотом, где разглядеть что-либо было уже невозможно, множество пожарных машин, машин «скорой помощи» и милиции выстроились в огромную сверкающую змею перед разгорающимся пожаром.
Пожарные пытались запустить какой-то насос, путались в неправильно уложенных шлангах, ругались и трясли насмерть перепуганного вахтера, который выскочил из пылающего вовсю главного корпуса. Вахтер заикался, пожарные орали и выпытывали у него, есть ли кто-нибудь в здании… Врачи пытались сделать «пострадавшему» какой-то укол… Неразбериха, свойственная первым минутам любой трагедии, властвовала безраздельно.
Наконец по дороге на большой скорости примчалось несколько черных «Волг» с личностями в штатском. Однако пробиться ближе к Объекту они не смогли и были вынуждены пристроить свои машины в конец разноцветной змеи. В конец этой очереди за солнцем, разгорающимся на руинах корпуса Е.
Слесарев толкнул дверь УВД, толкнул ногой, чего ранее себе никогда не позволял.
– Ну! – с порога заорал он. – Где тут товарищ начальник?!!
Хейти ввалился следом, размахивая подобранной где-то арматуриной.
Дежуривший на дверях молоденький младший сержант подскочил от удивления. Нападения на милицейский участок тут явно не ожидали.
– Где, я тебя, ментовская морда, спрашиваю, начальник?!! – Слесарев кинулся к дежурному. – Открывай!!!
– Он в кабинете, товарищ капитан… – пролепетал дежурный, потеряв дар речи, но тем не менее узнав Сергея. – ЧП у нас… Всех подняли.
– ЧП?! Знаю я ваше ЧП! Проворонили! – Слесарев разошелся не на шутку. – Открывай!!
– Посторонние лица… – продолжал лепетать сержант. – Не могу без разрешения… ЧП… Особый случай… В нетрезвом виде…
– Это не посторонние! Это коллега мой! – Сергей указал на Хейти. Тот сразу уронил арматурину на пол и состроил важный вид.
Обоим было совершенно наплевать на все… Наверное, поэтому их и пустили.
Когда они ворвались в кабинет начальника, генерал Бельский кормил зеленым листиком капусты маленькую морскую свинку, которая сидела у него на столе в низеньком ящичке. Вид у генерала был на редкость умиротворенный. Глядя на него, невозможно было предположить, что только минуту назад все отделение было поднято в ружье и направлено в «зону чрезвычайного происшествия» этим человеком.
Бельский осуществлял стратегическое планирование, а сейчас, в отсутствие сообщений с фронта, расслаблялся.
– Вот уж не ожидал, – брякнул Слесарев. – Вот уж не ожидал такой любви к животным! А ведь это мой Свинтус! А?! – Сергей повернулся к Хейти. – Это мой Свинтус! В генеральские свиньи выбился!
– Гхм, что все это значит, капитан?! – пророкотал начальственный голос.
ГЛАВА 37
Некоторое время генерал говорил исключительно матом.
Так умеют только генералы. Наверное, их учат этому на специальных генеральских курсах специальные лингвисты. Он ни разу не повторился и выдал несколько уникальных конструкций, а в паре мест даже угадал в рифму.
Морская свинка забилась в угол ящичка, бросив свой листик, и пережидала, пока над ней отгремит гром.
Выдохшись, Бельский икнул, схватил графин и стал пить воду прямо из горлышка. Струйки стекали на распущенный узел галстука, на воротник форменной рубахи…
– Это что за мудень? – спросил он, грохнув графин и ткнув пальцем в Хейти.
– Это не мудень. Это товарищ из Эстонии, – солидно поправил Сергей.
– Из Эстонии товарищ… – повторил генерал. – Чудно. И что мне с вами делать? Много народу вас видело, пока вы сюда рвались?
– Дежурный… Секретарь в приемной…
– Ладно, замнем пока. Кто внизу дежурил?
– Младший сержант, с усиками, молодой такой.
– Рюмин. Этот не настучит, слава богу. – Генерал позвонил секретарю и сказал, что занят. – Так что мне с вами делать?
– А посадите нас, товарищ генерал.
Бельский вздохнул. Поднялся, подошел к серванту, открыл один из ящиков, достал бутылку водки «Гжелка», тарелку с бутербродами, поставил на стол. Придвинул два кожаных кресла.
– Садитесь.
– Любимая водка Ельцина Бориса Николаича, – пояснил эстонцу Сергей, указывая на бутылку.
– Серьезно?
– А хрен его знает. Читал где-то… У него, по-моему, все было любимое, что ни налей.
– А вот наш президент пьет очень мало, – ностальгически сказал Хейти. Генерал по праву хозяина разлил водку в хрустальные фужеры и заметил:
– Вас бы стрелять надо, паскудников, а вы водку жрете у меня в кабинете. Ну, кто я после этого?
– Отец родной, товарищ генерал, – прочувствованно сказал Сергей.
Приключения последних дней были с ярко выраженным алкогольным уклоном, и сегодняшняя пьянка в гостях у начальника УВД тянула на удачное их завершение. И антураж-то каков: кожаные кресла, малахитовый письменный прибор, кондиционер шуршит…
– Значит, говоришь, посадить вас… Чудно. А мораль? – спросил генерал, чокаясь.
Сергей опрокинул фужер, сунул в рот бутерброд с какой-то колбасной пастой и пояснил, жадно жуя:
– Выигрываем день. Пока на Добровольского прознают, пока бумаги выправят нужные… Вы ж нас сразу не отдадите?
– Не отдам. Хотя почему не отдам? Я вообще как дурак тут сижу, не знаю ничего, как та обезьяна…
– Какая обезьяна?
– Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не скажу. – Генерал снова налил. – Рассказывай всю историю. И не брехать, понял?!
Сергей уложился в остаток «Гжелки» и один разлив из новой бутылки, на сей раз «Золотого кольца». Генерал крутил головой, крякал и иногда переспрашивал.
– Только в книжках такое читал, – признался он. – Ну и что дальше?
– А дальше мы пришли сюда. Я решил, что хватит шифроваться по подвалам.
– Видишь, значит, в моем лице союзника? Чудно. А подумал ли ты, что мне не резон вешать вот сюда, – генерал похлопал себя по багровой шее, – взорванный НИИ и хрен знает сколько народу, которых вы там положили?
– Дело в том, товарищ генерал, что этот факт так и останется не установленным. Не станут же товарищи оттуда, – капитан выразительно посмотрел в потолок, – оглашать истинные причины взрыва и фамилии тех, кто там сидел? А официальные сотрудники института по ночам не работают.
– Оно так… И жалеть их всех вроде не с руки, если правда, что ты говоришь… – Бельский с усмешкой посмотрел на эстонца. – А у тебя, стало быть, в голове компьютер?
– Да не компьютер… – поправил Сергей. – Тем более он как водки выпьет, так на человека похож.
– А мы все так: как водки выпьем, только тогда на человека и похожи. – Бельский вздохнул, болтнул бутылкой и решительно разлил «Золотое кольцо».
– Посадить я вас посажу, хорошо. И даже не буду оформлять явку с повинной и все прочее – разберемся. Но дальше что? Придут ведь за вами, и с солидными бумагами.
– С какими? В чем мы виноваты?
– Взрыв НИИ.
– Доказательства?
– Хорошо. На хате у тебя майора ихнего кокнули.
– А я при чем? А товарищ эстонец и подавно не виноват. Он и так чуть живой от ужаса. Так ведь?
– Чуть живой, – согласился Хейти, который, похоже, пригрелся в уютном большом кресле и слегка задремал. Сергей и сам бы придавил минуток тышу двести, но это потом, в камере… Сейчас главное – уговорить генерала, который, похоже, уже уговорился. А что ему, он и не рискует ничем, если что – посадил до выяснения обстоятельств. Умница, а не генерал.
Бельский выпил, поискал, чем закусить, не нашел и отобрал у Свинтуса более-менее целый листок капусты. Вкусно захрустел, потом подошел к своему столу, нажал кнопку селектора:
– Вызовите Старикова. С машиной, да.
– Генку, что ли? – спросил Сергей.
– Его.
Стариков был старый знакомец еще по академии, мужик хороший, болтать не будет. В молчаливом ожидании они допили вторую бутылку, и генерал заметил:
– Споил вам, сволочам, неприкосновенный запас.
– Воздается, товарищ генерал, – сказал Сергей. Сейчас он был готов расцеловать морщинистую физиономию Бельского. У них появлялся по крайней мере день, притом день спокойный, с едой, под охраной.
– А свинку вы где мою взяли? – поинтересовался капитан.
– В кабинете твоем забрал. Жалко скотину стало, сдохнет ведь… Хотел внуку отнести, да она как-то прижилась у меня, развлекает, настроение создает…
– Ну, спасибо. А то я, признаться, волновался.
Стариков лишних вопросов не задавал. Он погрузил их в «бобик» и отвез в отделение на Толстого, где сдал дежурному, наказав посадить в камеру, хорошо кормить и никого не пускать ни с какими бумагами, пока не поступит личное разрешение от начальника управления. Ошарашенный дежурный – белобрысый лейтенантик, которого Сергей не знал, – едва ли не с почестями проводил их в КПЗ и даже выгнал оттуда мирно спавшего пьяницу, тот уходить не хотел и плакался, что уже очень поздно и домой он не доберется.
– Спокойной ночи, – пожелал лейтенант и ушел, заперев дверь.
Хейти тут же заснул, устроившись на жесткой лежанке, а к Сергею сон не шел. Поди ж ты, совсем недавно только того и хотелось, что упасть и уснуть. А теперь вот ни хрена не получается…
Вспомнились слова генерала: «Хрен знает сколько народу вы там положили». А действительно, он ведь до последнего не думал, старался не думать о неминуемых жертвах Понятно, что они там по ночам не работают, нет такой нужды, но охрана-то была… И старик-сторож, которого уложил Хейти со своими «тараканами»… И Кожемякин, хоть его уж совсем не жалко, но ведь убил-то тот же самый Хейти, мирно сопящий в метре от Сергея.
Страшно.
Жутко.
И никаких угрызений совести. То ли перегорело, то ли и не было их вовсе…
И внеземное чудо, сгоревшее в подвалах института, тоже не жалко. Если все, что они сумели оттуда выковырнуть за столько лет, – это мерзкие штучки для штамповки зомби, туда этому чуду и дорога. Не лекарство от рака или СПИДа, не вечный двигатель, не антигравитация…
А какие они были? Лежали, наверное, в капсулах больших и прозрачных, наполненных фосфоресцирующей жидкостью… Или в морозильниках. А что еще вернее, разобрали их еще полвека назад на органы и развезли по стране… Как, между прочим, могли развезти и хитрую начинку, так что рванули мы институт или не рванули, а следы-то остались, следы никуда не делись… И пластинка. Осталась у Борисыча в мусорном ящике. Одна надежда, выбросит он ее. А может, и не выбросит. Может, отнесет куда следует, когда услышит, в какую историю вляпался капитан милиции Слесарев.
Так какие же они были?
Зеленые человечки с маленькими ртами и лягушачьими зенками?
Или со щупальцами, костисто-слизистые, как в дерьмовом ура-патриотическом боевике «День независимости»?
Или такие же, как мы? Только начинка другая. Желудок, к примеру, в голове, а мозги – в заднице.
Сергей хихикнул.
Ах да. Старик Жабенко сказал: «Как жабы, только с волосами». Забыл, совсем забыл…
Смешно. Жабенко – жабы.
Ква-ква.
Некстати – или кстати – припомнилась песенка его, и Сергей забормотал под нос:
Сергей обернулся.
– Пою вот, – смущенно сказал он.
– Что за песня?
– Группа такая, «Гражданская Оборона».
– Название странное.
– У вас и таких небось нету. Один этот… Тынис Мяги, – обиделся Сергей. – Жирный такой. Он жив еще?
– Не знаю. Я «Роллинг Стоунз» люблю.
– Вот и слушай.
Посидев в молчании, Сергей хотел сказать эстонцу еще что-нибудь обидное, но тот снова уснул. Сон упорно не шел, и Сергей побродил по камере, почитал однообразные надписи на стенах.
«Выйду отсюда… Если выйду, подам заявление в Чечню. Не смогу здесь больше, – решил он, – Но это все вилами на воде… Если в органах оставят, если не прихлопнут, если вообще что-то будет ПОСЛЕ. Вот господин Карутар спокойно поедет в Эстонию… Если опять же не помрет в дороге от инфаркта, например. Инфаркты у нас делать умеют».
Надо спать. Спать.
Посчитать, что ли, белых тигров?
Сергей опустился на доски, устроился поудобнее, закрыл глаза.
Один белый тигр…
Два белых тигра…
Три белых тигра…
Четыре белых тигра…
Пять белых тигров…
Сергей хихикнул: лейтенант его с перепугу даже не обыскал, и автомат по-прежнему был тут, больно давил на ребра. Сижу в КПЗ с автоматом… Анекдот.
Четыре белых тигра…
Нет, четыре уже, кажется, было.
И пять было. Кто вообще придумал этот бред? Он только отвлекает. А еще, говорят, овечек считают, которые прыгают через барьерчик, и бегемотиков каких-то…
«Хорошо Хейти. Спит без задних ног, если только не притворяется и не обдумывает, как бы меня прищучить. Словно с миной замедленного действия сосуществую. А ну как я усну, а он меня душить станет?
Чушь.
Столько моментов уже было, а я жив.
А ну-ка, еще раз…»
Один белый тигр.
Два белых тигра.
Три белых тигра…
ГЛАВА 38
Пьяное марево перед глазами коверкало картину мира. Уже привычно.
Генерал милиции из наиболее вероятного противника оказался вполне мирным и приятным человеком, готовым помочь и вообще… предоставить камеру в личное пользование на неограниченный срок. А большего от него, собственно говоря, и не требовалось.
Надо отметить, что разговор Слесарева со своим руководством Хейти упустил. О чем говорили и каким путем Сергей уломал генерала предоставить им камеру, все это прошло мимо.
В голове было пусто, глаза постоянно норовили закатиться, а сознание то и дело срывалось в темноту. Хейти хватало только на то, чтобы регулярно накачиваться генеральским спиртным. После очередного провала он очнулся на жесткой поверхности нар, удивился и уснул, мигом погрузившись в глубокий сон, насыщенный алкогольными испарениями.
В темноте угадывались стены. Бревенчатые, сложенные на многие и многие сотни лет. В воздухе пахло так… Как не пахло никогда и нигде. Пахло как будто домом и чем-то другим, незнакомым. Угадывался запах еловой хвои, можжевельника, березовых веников и дыма.
Стены были где-то далеко, как будто вне пределов видимости. Только иногда вдруг из темноты, которая окружала Хейти, выглядывали округлости бревен, обработанные сучки. Пространство вокруг могло стать твердым, могло пропустить, могло задержать. Оно жило своей жизнью, само по себе.
«Это же я во сне… – пришла в голову Хейти очевидная мысль, – Мне все это снится».
И он с уже подзабытым удовольствием провел ладонью по шершавой и бугристой поверхности стены, потрогал твердый пол под ногами и, вытянув руки, начал медленно двигаться в темноту, туда, где угадивались какие-то смутные очертания и, кажется, горел маленький огонек свечи, а может быть, даже лучины.
Он шел долго, обходя странные углы, полки и постоянно натыкаясь на стопки бумаг, папок, предписаний.
«Что это?» – сердито подумал Хейти, в очередной раз разбросав стопку неаккуратно сложенных бумажек.
Он поднял одну из них и, приглядевшись, понял, что она исписана мелким, очень знакомым почерком. Поднес ее к глазам. Как по команде, где-то позади него загорелся свет, и сквозь путаницу строк удалось прочитать:
Сергей стоял на коленях, словно молился, и материл и небо, и землю, и правительство, и инопланетян, и все, что видел, и насколько хватало его могучего словарного запаса. Когда слова наконец кончались, он начинал заново. Он видел, как обрушился корпус Е, словно под ним образовалась пустота и фундамент стремительно ушел под землю, как столбы пламени взметнулись к небу и опали, чтобы снова появиться уже почему-то над главным корпусом.
Факт, что НИИ и Объект разрушены окончательно и бесповоротно, не оставлял сомнений. Пропала цель, пропало все, что было смыслом жизни капитана в последние несколько дней. Казалось – ложись и помирай.
– Вот тебе, м-мать, и кризис среднего возраста! Справил праздничек… – негромко, после ругани, сказал капитан.
Хейти оторвался от травы и, тяжело дыша, словно действительно в одиночку удерживал землю от катастрофы, спросил:
– Чего кризис?
– Среднего возраста, – отозвался капитан. Хейти кивнул и снова уткнулся в траву.
– Вставай! – сказал Слесарев. – Идти надо…
– Куда?
– Если бы я знал… Куда-нибудь, но надо… У тебя какие-нибудь инструкции есть на этот счет?
– Нет у меня ни хрена… Надо будет, эти сволочи меня сами найдут. Уж не беспокойся.
– Да я и не беспокоюсь… Я теперь ни о чем, на хрен, не беспокоюсь! – сказал капитан и хихикнул.
Хейти подхватил.
Минуты три их бил тихий смех. Безрадостный, нервный.
Когда наконец напряжение отпустило, Слесарев мотнул головой и продолжил:
– Все равно уходить надо. Так что вставай и потопали.
Хейти поднялся на ноги. Сергей уже шел впереди, слегка пошатываясь.
У обоих было такое ощущение, как будто силы покинули их, вылились куда-то. Хотелось спать.
– Так куда идем? – Хейти догнал Сергея.
– Слушай, не знаю я, куда идем… На стройку идем.
– Нельзя туда, там нас уже видели. Два раза в одно и то же место нельзя…
– Предложить что-нибудь хочешь?
– Не хочу… У меня-то сценарий ясный. Меня найдут и, жив я или мертв, переправят куда следует.
– Откуда такая уверенность? – спросил капитан.
– Не знаю. Есть, и все.
– Это неплохо… – одобрительно сказал Слесарев. – Это очень даже неплохо… Вот только когда они тебя найдут?
Хейти ничего не ответил. Ему в голову пришла одна занятная мысль.
– Погоди… – Он остановился и посмотрел на Сергея, вставшего шагах в пяти. – Мне тут подумалось… Не переправят они меня.
– Почему так? – По тону, каким Сергей это произнес, Хейти понял, что тому все и без того ясно.
– Потому. Им ведь не я нужен, а материалы Кожемякина. Ну и я, чтобы следов таких явных не оставлять… Я в последнюю очередь.
Сергей молчал, исподлобья глядя на Хейти.
Хейти всем телом ощутил недоверие и усталость, возникшие между ними. Капитан был готов умереть, но ничего не отдать эстонцу. Он был готов убить Хейти и себя, но не выпустить полученный диск из рук.
Хейти прочистил горло:
– Ты… Ты ведь получил что-то у Кожемякина? Получил? Точно получил, иначе ты меня не держал бы за дверью.
– Ну, допустим. И что теперь?
– В смысле?..
– В смысле, ты и меня, как Кожемякина, постараешься утрамбовать? – спросил Слесарев, поправляя что-то во внутреннем кармане пиджака. Хейти понял, что материалы лежали именно там. – У тебя что говорится насчет меня? В программе твоей, в «тараканах»? О капитане Слесареве имеется ссылка?
Хейти выдохнул и расслабил напрягшееся было тело.
Помолчал, а затем сказал неожиданно:
– Выпить бы… Чего-нибудь такого… Покрепче. Найдем?
– Найдем, понятное дело… – ошарашенно ответил Сергей. – Ты чего это вдруг?..
– Побыстрее бы надо… А то…
Слесарев ничего не ответил, а просто быстрой рысью рванул в сторону заправки.
Хейти побрел следом.
Вдалеке уныло гудели какие-то сирены, гудки. Город, грубо разбуженный взрывом, в страхе зарыдал сиренами пожарных и милицейских машин…
«Скоро тут будет не протолкнуться… Может, кого из старых знакомых увидим…» – подумал Хейти, стараясь двигаться быстрее.
Неизвестно, какими путями и уговорами, но Слесарев выбил из дежурного на заправочной станции бутылку водки.
Хейти успел дойти только до кустиков, которые ограждали заправку, а Сергей уже вернулся, неся добычу перед собой. Ни слова не говоря, он кинул ее Хейти в руки, а сам упал на землю, тяжело дыша.
Хейти начал неравную борьбу с хитрым козырьком бутылки. Пальцы не слушались.
– Давай сюда, дитя капитализма… – проворчал Слесарев и в один миг свернул пузырю голову. Сделал большой глоток. Сморщился, наклонив голову вперед, втянул в себя воздух. – Ох и сучок… Чья? – Он посмотрел на этикетку. – Странно. Должно быть, просто поддельная… Обычно такая ничего идет. Бодро.
Сергей передал бутылку Хейти.
Тот тоже придирчиво оглядел этикетку. Водка называлась «Славянская звезда» и выглядела вполне прилично.
Он запрокинул голову, и прозрачная жидкость хлынула в горло, прожигая путь к желудку. Несколько глотков Хейти вытерпел, но затем закашлялся, хватая воздух ртом. Слесарев напрасно грешил на водку, она была вполне сносная. Просто крепкая и какая-то царапающая горло, но сивушных масел, характерных для подделок, не чувствовалось.
– Нормально, – прохрипел Хейти. – То что надо… У нас такой фестиваль проходит.
– Где? – не понял Сергей.
– Дома. В Таллине…
– Фестиваль? По водке?
– Сам ты по водке. – Хейти снова проглотил несколько больших порций. Именно проглотил разом, чтобы не обжигало рот, – По названию. «Славянский венок» называется… Или базар… Славянский… Хейти снова присосался к горлышку.
– Тоже придумали, «Славянский базар»… Название… – усмехнулся Слесарев, вероятно припоминая блатное значение слова «базар». – Ты осторожней там. Оставь мне.
Хейти молча протянул бутылку, в которой осталось на донышке пальца с три. Сергей пил не торопясь, короткими глотками.
– А тебе водка зачем понадобилась? – допив до конца, спросил Сергей.
Хейти, который уже начал ощущать опасность поглощения спиртных напитков на пустой желудок, только помотал головой.
– Не понял, – констатировал Слесарев, желудок которого был также пуст.
– Программе мешает, – наконец сказал Хейти. – Мне тут разъяснили, что к чему… А то я опасался, что я и тебя того.
Слесарев издал какой-то странный хрюкающий звук. Хейти обиженно посмотрел на него. Сергей беззвучно смеялся, держась за грудь.
– Ну и… – требовательно сказал Хейти.
– На-сме-шил… – наконец простонал капитан. – Ой, насмешил!!! Умора!!!
– Какая умора? Давай колись… – Хейти мотнул головой, вспоминая… – Ты… Волчище позорный!
От этих слов капитана вообще стал трясти дикий хохот.
– Чего смешного?! – вконец озверел Хейти и треснул бутылкой о какой-то камень. Стекло полетело в разные стороны.
Капитан наконец взял себя в руки и откинулся на траву.
– Фух… Нет, ты только пойми… Если водка действует на эту твою программу, то Россию ну никак не за, за… зазомбируешь! Все потуги будут наталкиваться на упорное сопротивление! А какие-то кретины утверждали, что водка Россию погубит… Это ж, понимаешь, в ней одной спасение!
Сергей обессиленно лежал на спине, глядя в небо немигающими глазами. Хейти растянулся рядом.
Тут по месту, где они только что сидели, полоснули яркие фары, и мимо них пронеслась по дороге пожарная машина. Следом за ней, заливая все синим огнем мигалок, промчались три милицейские машины.
– Да тут все наше отделение… – пробормотал Сергей, выглядывая из кустов. – И «скорая» тоже тут… Им не одна «скорая» понадобится. По крайней мере, пока фээсбэшники не примчатся. Или эти… «вневедомственные». Должны же быть у них на этот случай какие-то инструкции и все такое… А тут ментов понаехало. Бардак! Ох, барда-а-ак!
Хейти подумал, что за последние несколько десятков лет слово «бардак», произносимое со смаком, стало наиболее часто употребляемым словом среди русских людей.
– Кстати, идея! – воскликнул Сергей, поднимая указательный палец, – Пошли!
– Куда?! – спросил Хейти, которому совершенно не хотелось куда-то идти.
– Туда! Я знаю куда! Я вас всех выведу… – Голос Слесарева уже терялся где-то за кустами.
«Неистощимой энергии человек», – с грустью подумал Хейти, поднимаясь на нетвердые ноги.
Они тащились по каким-то зарослям, натыкаясь на деревья, мусорные кучи, спящих бомжей. Все это с руганью расшвыривалось ногами или с еще большей руганью обходилось. Потом они выползли на обочину шоссе и, освещаемые разноцветными огнями неисчислимых служебных автомобилей, топали по нему, ругаясь и падая. Два пьяных, смертельно усталых человека. Запутавшихся, замерзших и уже почти ничего не желающих, кроме как идти куда-то, идти, пока можно…
На них никто не обратил внимания.
Вдалеке, за поворотом, где разглядеть что-либо было уже невозможно, множество пожарных машин, машин «скорой помощи» и милиции выстроились в огромную сверкающую змею перед разгорающимся пожаром.
Пожарные пытались запустить какой-то насос, путались в неправильно уложенных шлангах, ругались и трясли насмерть перепуганного вахтера, который выскочил из пылающего вовсю главного корпуса. Вахтер заикался, пожарные орали и выпытывали у него, есть ли кто-нибудь в здании… Врачи пытались сделать «пострадавшему» какой-то укол… Неразбериха, свойственная первым минутам любой трагедии, властвовала безраздельно.
Наконец по дороге на большой скорости примчалось несколько черных «Волг» с личностями в штатском. Однако пробиться ближе к Объекту они не смогли и были вынуждены пристроить свои машины в конец разноцветной змеи. В конец этой очереди за солнцем, разгорающимся на руинах корпуса Е.
Слесарев толкнул дверь УВД, толкнул ногой, чего ранее себе никогда не позволял.
– Ну! – с порога заорал он. – Где тут товарищ начальник?!!
Хейти ввалился следом, размахивая подобранной где-то арматуриной.
Дежуривший на дверях молоденький младший сержант подскочил от удивления. Нападения на милицейский участок тут явно не ожидали.
– Где, я тебя, ментовская морда, спрашиваю, начальник?!! – Слесарев кинулся к дежурному. – Открывай!!!
– Он в кабинете, товарищ капитан… – пролепетал дежурный, потеряв дар речи, но тем не менее узнав Сергея. – ЧП у нас… Всех подняли.
– ЧП?! Знаю я ваше ЧП! Проворонили! – Слесарев разошелся не на шутку. – Открывай!!
– Посторонние лица… – продолжал лепетать сержант. – Не могу без разрешения… ЧП… Особый случай… В нетрезвом виде…
– Это не посторонние! Это коллега мой! – Сергей указал на Хейти. Тот сразу уронил арматурину на пол и состроил важный вид.
Обоим было совершенно наплевать на все… Наверное, поэтому их и пустили.
Когда они ворвались в кабинет начальника, генерал Бельский кормил зеленым листиком капусты маленькую морскую свинку, которая сидела у него на столе в низеньком ящичке. Вид у генерала был на редкость умиротворенный. Глядя на него, невозможно было предположить, что только минуту назад все отделение было поднято в ружье и направлено в «зону чрезвычайного происшествия» этим человеком.
Бельский осуществлял стратегическое планирование, а сейчас, в отсутствие сообщений с фронта, расслаблялся.
– Вот уж не ожидал, – брякнул Слесарев. – Вот уж не ожидал такой любви к животным! А ведь это мой Свинтус! А?! – Сергей повернулся к Хейти. – Это мой Свинтус! В генеральские свиньи выбился!
– Гхм, что все это значит, капитан?! – пророкотал начальственный голос.
ГЛАВА 37
Запуталась культя в рукаве —
А в целом было все нормально.
Егор Летов
Некоторое время генерал говорил исключительно матом.
Так умеют только генералы. Наверное, их учат этому на специальных генеральских курсах специальные лингвисты. Он ни разу не повторился и выдал несколько уникальных конструкций, а в паре мест даже угадал в рифму.
Морская свинка забилась в угол ящичка, бросив свой листик, и пережидала, пока над ней отгремит гром.
Выдохшись, Бельский икнул, схватил графин и стал пить воду прямо из горлышка. Струйки стекали на распущенный узел галстука, на воротник форменной рубахи…
– Это что за мудень? – спросил он, грохнув графин и ткнув пальцем в Хейти.
– Это не мудень. Это товарищ из Эстонии, – солидно поправил Сергей.
– Из Эстонии товарищ… – повторил генерал. – Чудно. И что мне с вами делать? Много народу вас видело, пока вы сюда рвались?
– Дежурный… Секретарь в приемной…
– Ладно, замнем пока. Кто внизу дежурил?
– Младший сержант, с усиками, молодой такой.
– Рюмин. Этот не настучит, слава богу. – Генерал позвонил секретарю и сказал, что занят. – Так что мне с вами делать?
– А посадите нас, товарищ генерал.
Бельский вздохнул. Поднялся, подошел к серванту, открыл один из ящиков, достал бутылку водки «Гжелка», тарелку с бутербродами, поставил на стол. Придвинул два кожаных кресла.
– Садитесь.
– Любимая водка Ельцина Бориса Николаича, – пояснил эстонцу Сергей, указывая на бутылку.
– Серьезно?
– А хрен его знает. Читал где-то… У него, по-моему, все было любимое, что ни налей.
– А вот наш президент пьет очень мало, – ностальгически сказал Хейти. Генерал по праву хозяина разлил водку в хрустальные фужеры и заметил:
– Вас бы стрелять надо, паскудников, а вы водку жрете у меня в кабинете. Ну, кто я после этого?
– Отец родной, товарищ генерал, – прочувствованно сказал Сергей.
Приключения последних дней были с ярко выраженным алкогольным уклоном, и сегодняшняя пьянка в гостях у начальника УВД тянула на удачное их завершение. И антураж-то каков: кожаные кресла, малахитовый письменный прибор, кондиционер шуршит…
– Значит, говоришь, посадить вас… Чудно. А мораль? – спросил генерал, чокаясь.
Сергей опрокинул фужер, сунул в рот бутерброд с какой-то колбасной пастой и пояснил, жадно жуя:
– Выигрываем день. Пока на Добровольского прознают, пока бумаги выправят нужные… Вы ж нас сразу не отдадите?
– Не отдам. Хотя почему не отдам? Я вообще как дурак тут сижу, не знаю ничего, как та обезьяна…
– Какая обезьяна?
– Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не скажу. – Генерал снова налил. – Рассказывай всю историю. И не брехать, понял?!
Сергей уложился в остаток «Гжелки» и один разлив из новой бутылки, на сей раз «Золотого кольца». Генерал крутил головой, крякал и иногда переспрашивал.
– Только в книжках такое читал, – признался он. – Ну и что дальше?
– А дальше мы пришли сюда. Я решил, что хватит шифроваться по подвалам.
– Видишь, значит, в моем лице союзника? Чудно. А подумал ли ты, что мне не резон вешать вот сюда, – генерал похлопал себя по багровой шее, – взорванный НИИ и хрен знает сколько народу, которых вы там положили?
– Дело в том, товарищ генерал, что этот факт так и останется не установленным. Не станут же товарищи оттуда, – капитан выразительно посмотрел в потолок, – оглашать истинные причины взрыва и фамилии тех, кто там сидел? А официальные сотрудники института по ночам не работают.
– Оно так… И жалеть их всех вроде не с руки, если правда, что ты говоришь… – Бельский с усмешкой посмотрел на эстонца. – А у тебя, стало быть, в голове компьютер?
– Да не компьютер… – поправил Сергей. – Тем более он как водки выпьет, так на человека похож.
– А мы все так: как водки выпьем, только тогда на человека и похожи. – Бельский вздохнул, болтнул бутылкой и решительно разлил «Золотое кольцо».
– Посадить я вас посажу, хорошо. И даже не буду оформлять явку с повинной и все прочее – разберемся. Но дальше что? Придут ведь за вами, и с солидными бумагами.
– С какими? В чем мы виноваты?
– Взрыв НИИ.
– Доказательства?
– Хорошо. На хате у тебя майора ихнего кокнули.
– А я при чем? А товарищ эстонец и подавно не виноват. Он и так чуть живой от ужаса. Так ведь?
– Чуть живой, – согласился Хейти, который, похоже, пригрелся в уютном большом кресле и слегка задремал. Сергей и сам бы придавил минуток тышу двести, но это потом, в камере… Сейчас главное – уговорить генерала, который, похоже, уже уговорился. А что ему, он и не рискует ничем, если что – посадил до выяснения обстоятельств. Умница, а не генерал.
Бельский выпил, поискал, чем закусить, не нашел и отобрал у Свинтуса более-менее целый листок капусты. Вкусно захрустел, потом подошел к своему столу, нажал кнопку селектора:
– Вызовите Старикова. С машиной, да.
– Генку, что ли? – спросил Сергей.
– Его.
Стариков был старый знакомец еще по академии, мужик хороший, болтать не будет. В молчаливом ожидании они допили вторую бутылку, и генерал заметил:
– Споил вам, сволочам, неприкосновенный запас.
– Воздается, товарищ генерал, – сказал Сергей. Сейчас он был готов расцеловать морщинистую физиономию Бельского. У них появлялся по крайней мере день, притом день спокойный, с едой, под охраной.
– А свинку вы где мою взяли? – поинтересовался капитан.
– В кабинете твоем забрал. Жалко скотину стало, сдохнет ведь… Хотел внуку отнести, да она как-то прижилась у меня, развлекает, настроение создает…
– Ну, спасибо. А то я, признаться, волновался.
Стариков лишних вопросов не задавал. Он погрузил их в «бобик» и отвез в отделение на Толстого, где сдал дежурному, наказав посадить в камеру, хорошо кормить и никого не пускать ни с какими бумагами, пока не поступит личное разрешение от начальника управления. Ошарашенный дежурный – белобрысый лейтенантик, которого Сергей не знал, – едва ли не с почестями проводил их в КПЗ и даже выгнал оттуда мирно спавшего пьяницу, тот уходить не хотел и плакался, что уже очень поздно и домой он не доберется.
– Спокойной ночи, – пожелал лейтенант и ушел, заперев дверь.
Хейти тут же заснул, устроившись на жесткой лежанке, а к Сергею сон не шел. Поди ж ты, совсем недавно только того и хотелось, что упасть и уснуть. А теперь вот ни хрена не получается…
Вспомнились слова генерала: «Хрен знает сколько народу вы там положили». А действительно, он ведь до последнего не думал, старался не думать о неминуемых жертвах Понятно, что они там по ночам не работают, нет такой нужды, но охрана-то была… И старик-сторож, которого уложил Хейти со своими «тараканами»… И Кожемякин, хоть его уж совсем не жалко, но ведь убил-то тот же самый Хейти, мирно сопящий в метре от Сергея.
Страшно.
Жутко.
И никаких угрызений совести. То ли перегорело, то ли и не было их вовсе…
И внеземное чудо, сгоревшее в подвалах института, тоже не жалко. Если все, что они сумели оттуда выковырнуть за столько лет, – это мерзкие штучки для штамповки зомби, туда этому чуду и дорога. Не лекарство от рака или СПИДа, не вечный двигатель, не антигравитация…
А какие они были? Лежали, наверное, в капсулах больших и прозрачных, наполненных фосфоресцирующей жидкостью… Или в морозильниках. А что еще вернее, разобрали их еще полвека назад на органы и развезли по стране… Как, между прочим, могли развезти и хитрую начинку, так что рванули мы институт или не рванули, а следы-то остались, следы никуда не делись… И пластинка. Осталась у Борисыча в мусорном ящике. Одна надежда, выбросит он ее. А может, и не выбросит. Может, отнесет куда следует, когда услышит, в какую историю вляпался капитан милиции Слесарев.
Так какие же они были?
Зеленые человечки с маленькими ртами и лягушачьими зенками?
Или со щупальцами, костисто-слизистые, как в дерьмовом ура-патриотическом боевике «День независимости»?
Или такие же, как мы? Только начинка другая. Желудок, к примеру, в голове, а мозги – в заднице.
Сергей хихикнул.
Ах да. Старик Жабенко сказал: «Как жабы, только с волосами». Забыл, совсем забыл…
Смешно. Жабенко – жабы.
Ква-ква.
Некстати – или кстати – припомнилась песенка его, и Сергей забормотал под нос:
На картинке – красная морковь Поезд крикнул – дернулась бровь Лишь калитка по-прежнему настежь Лишь поначалу слегка будет больно
Кто здесь самый главный анархист?
Кто здесь самый хитрый шпион?
Кто здесь самый мудрый судья?
Кто здесь самый удалой Господь?
Неба синь да земли конура.
Тебя магазин да меня дыра.
Пока не поздно – пошел с ума на х…!
Пока не поздно – из крысы прямо в ангелы.
Эй… – тихонько позвал его проснувшийся Хейти.
Бери шинель – пошли домой,
Бери шинель – айда по домам.
Сергей обернулся.
– Пою вот, – смущенно сказал он.
– Что за песня?
– Группа такая, «Гражданская Оборона».
– Название странное.
– У вас и таких небось нету. Один этот… Тынис Мяги, – обиделся Сергей. – Жирный такой. Он жив еще?
– Не знаю. Я «Роллинг Стоунз» люблю.
– Вот и слушай.
Посидев в молчании, Сергей хотел сказать эстонцу еще что-нибудь обидное, но тот снова уснул. Сон упорно не шел, и Сергей побродил по камере, почитал однообразные надписи на стенах.
«Выйду отсюда… Если выйду, подам заявление в Чечню. Не смогу здесь больше, – решил он, – Но это все вилами на воде… Если в органах оставят, если не прихлопнут, если вообще что-то будет ПОСЛЕ. Вот господин Карутар спокойно поедет в Эстонию… Если опять же не помрет в дороге от инфаркта, например. Инфаркты у нас делать умеют».
Надо спать. Спать.
Посчитать, что ли, белых тигров?
Сергей опустился на доски, устроился поудобнее, закрыл глаза.
Один белый тигр…
Два белых тигра…
Три белых тигра…
Четыре белых тигра…
Пять белых тигров…
Сергей хихикнул: лейтенант его с перепугу даже не обыскал, и автомат по-прежнему был тут, больно давил на ребра. Сижу в КПЗ с автоматом… Анекдот.
Четыре белых тигра…
Нет, четыре уже, кажется, было.
И пять было. Кто вообще придумал этот бред? Он только отвлекает. А еще, говорят, овечек считают, которые прыгают через барьерчик, и бегемотиков каких-то…
«Хорошо Хейти. Спит без задних ног, если только не притворяется и не обдумывает, как бы меня прищучить. Словно с миной замедленного действия сосуществую. А ну как я усну, а он меня душить станет?
Чушь.
Столько моментов уже было, а я жив.
А ну-ка, еще раз…»
Один белый тигр.
Два белых тигра.
Три белых тигра…
ГЛАВА 38
Лишь калитка по-прежнему настежь
Лишь поначалу слегка будет больно.
Егор Летов
Пьяное марево перед глазами коверкало картину мира. Уже привычно.
Генерал милиции из наиболее вероятного противника оказался вполне мирным и приятным человеком, готовым помочь и вообще… предоставить камеру в личное пользование на неограниченный срок. А большего от него, собственно говоря, и не требовалось.
Надо отметить, что разговор Слесарева со своим руководством Хейти упустил. О чем говорили и каким путем Сергей уломал генерала предоставить им камеру, все это прошло мимо.
В голове было пусто, глаза постоянно норовили закатиться, а сознание то и дело срывалось в темноту. Хейти хватало только на то, чтобы регулярно накачиваться генеральским спиртным. После очередного провала он очнулся на жесткой поверхности нар, удивился и уснул, мигом погрузившись в глубокий сон, насыщенный алкогольными испарениями.
В темноте угадывались стены. Бревенчатые, сложенные на многие и многие сотни лет. В воздухе пахло так… Как не пахло никогда и нигде. Пахло как будто домом и чем-то другим, незнакомым. Угадывался запах еловой хвои, можжевельника, березовых веников и дыма.
Стены были где-то далеко, как будто вне пределов видимости. Только иногда вдруг из темноты, которая окружала Хейти, выглядывали округлости бревен, обработанные сучки. Пространство вокруг могло стать твердым, могло пропустить, могло задержать. Оно жило своей жизнью, само по себе.
«Это же я во сне… – пришла в голову Хейти очевидная мысль, – Мне все это снится».
И он с уже подзабытым удовольствием провел ладонью по шершавой и бугристой поверхности стены, потрогал твердый пол под ногами и, вытянув руки, начал медленно двигаться в темноту, туда, где угадивались какие-то смутные очертания и, кажется, горел маленький огонек свечи, а может быть, даже лучины.
Он шел долго, обходя странные углы, полки и постоянно натыкаясь на стопки бумаг, папок, предписаний.
«Что это?» – сердито подумал Хейти, в очередной раз разбросав стопку неаккуратно сложенных бумажек.
Он поднял одну из них и, приглядевшись, понял, что она исписана мелким, очень знакомым почерком. Поднес ее к глазам. Как по команде, где-то позади него загорелся свет, и сквозь путаницу строк удалось прочитать: