Бурден Француаза. Хрустальное счастье

   В Винсена она по-настоящему влюбилась с первого взгляда. Он был именно тем, кого она всегда хотела встретить с тех пор, как покинула Анже. И он был свободен… Она любила бы его, даже если он был бы привязан к другой, но он был один, и она не могла помешать себе представить их возможное будущее. С первого взгляда она почувствовала себя готовой ко всему – продолжение это доказало, даже если на настоящий момент она не была способна продолжать практику в конторе. Рядом с ним она не думала ни о чем, кроме, как потеряться в его светлых глазах.
   – Вот вы и на месте, моя милая крошка! – сообщил ей шофер, паркуясь у тротуара.
   Когда она опустила голову, чтобы найти свой кошелек на дне сумки, она была удивлена, услышав голос Винсена.
   – Сдачи не надо, – сказал он шоферу, протягивая купюру.
   Он открыл дверь, помог ей выйти.
   – Я потратил уйму времени, чтобы поставить машину, – объяснил он. – Я боялся, что ты меня не дождешься, но ты тоже опаздываешь, тем лучше! Мы получим все-таки столик. Я надеюсь…
   Нагнув к ней голову, он слегка коснулся ее губ, потом на мгновение прижал к себе. Под его белым шелковым шарфом она почувствовала запах Ветивье Герлена и неожиданно прошептала:
   – Я люблю тебя.
   Она заметила, как он задрожал, засомневался, но не стал отвечать. Пока он шел к входу в ресторан, обняв ее рукой за талию, она пребывала в уверенности, что в будущем он ответит ей тем же.

VI

   Париж, 1975
   Все еще оглушенная, Мари выпрямилась и села на край кровати. Через мгновение она бросила взгляд через плечо и уловила радостную улыбку Эрве.
   – Тебя что-то забавляет? – спросила она напряженно.
   – Забавляет меня? Нет, я не считаю все это шуткой…
   Он сделал серьезное лицо, потом рассмеялся и перевернулся, чтобы приблизиться к ней. Он обнял ее за талию и слегка поцеловал в спину.
   – Не уходи сразу, ничто не заставляет тебя уходить.
   Она чуть было не сдалась, но вовремя взяла себя в руки.
   – У меня сумасшедшая работа, – защищалась она, – мне завтра очень рано вставать.
   – Это уже не завтра, это скоро. Я поставлю будильник, на какое тебе будет угодно время…
   Так как он мешал ей встать, она вдруг почувствовала себя неловко, потому что была голой. Она резко оттолкнула его. Быстро встав, она проскользнула в ванную и закрыла дверь, немного запыхавшись. Потом с любопытством осмотрелась вокруг. Она хотела прийти к нему домой, заинтригованная тем, как он живет, какие у него вкусы. В любом случае она не могла привести его на авеню Малахов.
   Помещение, которое она обнаружила, было просторным, с мягкими полотенцами, с красивым голубым ковром, большими безупречными зеркалами. Она открыла дверцу душа, и прежде чем включить воду проверила, что на фаянсовых полках есть мыло и шампунь. Оказавшись под теплой водой, она стала размышлять о том, что произошло. Они вместе поужинали, как минимум в шестой раз, бессвязно разговаривая, как старые друзья, и незадолго до того, как принесли десерт, она решила провести с ним ночь. Почему именно в этот вечер? Он преследовал ее уже месяцы, не утомляясь ее отказами, оставаясь веселым и галантным. Игра могла бы продолжаться долго, каждый раз она испытывала внезапное желание заняться с ним любовью, дать себя соблазнить. Может, это было из-за его манеры с гурманством делать глоток вина, или из-за его искреннего смеха, или из-за того внимания, которое он уделял ей, и она почувствовала себя сломленной.
   В сорок четыре года у Мари не было иллюзий, к тому же она никогда не была наивной. Эрве мог покорить женщину гораздо моложе и красивее, как Винсен с этой Беатрис например, а он определенно искал чего-то возле нее. Профессиональная выгода? Скорее всего, нет, потому что он, наконец, устроился в другую адвокатскую контору, где ему, казалось, нравилось и где он имел успех. Связь без продолжения и сложностей? Если это так, то она была бы полностью согласна.
   – Ты позволишь?
   Она подпрыгнула, попыталась открыть глаза, но была ослеплена пеной.
   – Я не слышала, как ты постучался! – бросила она злобно, заканчивая смывать шампунь.
   Когда она смогла на него посмотреть, она поняла, что он был больше удивлен, чем обеспокоен. Он открыл стеклянную дверцу душа и не решался присоединиться к ней под струей воды, и она закрыла воду. Смирившись, он немного отошел, чтобы дать ей пройти, схватил полотенце и протянул ей.
   – Ты стала очень застенчивой… – пробормотал он.
   – Я постарела на двадцать лет. Ты тоже.
   – И что? Ты красивая, Мари… И по-прежнему немного неуверенная в себе.
   Он ласково обнял ее. Она не осмелилась сопротивляться.
   – Ты хвалилась тогда, но я иногда спрашивал себя, не была ли ты слишком скромной, несмотря на твои манеры безнравственной девушки.
   – Не будь смешным! – возразила она. Раздосадованная, она завернулась в полотенце.
   Он снял его.
   – Твоя проблема в том, что ты себя не любишь, – сказал он спокойно. – Почему? Посмотри на себя…
   Он подтолкнул ее к одному из зеркал и остался стоять подле, показывая на их отражения.
   – Мы одного возраста, и ты мне нравишься. Ты можешь убедиться, что я не обманываю тебя.
   На самом деле он ее хотел, что, наконец, заставило ее улыбнуться. Он, правда, отличался от молодого человека, о котором у нее остались лишь смутные воспоминания. Ее удивляло, что он мог набраться такой решительности, юмора, стать каким-то другим. Чтобы не дать себе смягчиться, она отошла от него, заявив:
   – Я должна идти, Эрве.
   – Но ты однажды вернешься?
   Не стараясь ее удержать, он все еще странно смотрел на нее, немного склонив голову набок, рука на бедре – положение, которое непреодолимо напоминало одну из любимых поз Леи.
 
   На пороге овчарни Винсен несколько раз моргнул. Сумрак, который царил внутри, настолько резко противостоял уличному свету, что ему понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть. Наконец, он четко различил Алена, который сидел за столом. На столе перед ним были открытые книги учета. Ален так враждебно посмотрел на него, что он почувствовал необходимость заговорить первым.
   – Извини за беспокойство, – сказал он резко. – Я должен был позвонить.
   – Ты приходишь, когда хочешь… Ты прилетел на самолете? Ну заходи, прошу.
   В приглашении не было радушия, как и во взгляде, и Винсен понял, что он не желанный гость. Неохотно он сделал несколько шагов. Он не мог вспомнить, когда в последний раз был здесь. Продолговатая комната с низким потолком, узкими окнами в мелкий квадратик, стены из белой штукатурки с выделяющимися балками. Ален сохранил старую облицовку плиткой, которая по-разному отражалась в сумраке. Без сомнений, ему стоило большого труда переделать старую разрушенную овчарню. За внушительным фермерским столом, который служил ему рабочим, были застекленные полки с уймой папок и карточек. Дальше – винтовая лестница, ведущая на сенной чердак, где были оборудованы спальня и ванная.
   – Ты хорошо устроился… – иронически заключил Винсен.
   Ален продолжал избегать Валлонг, как только туда приезжал хоть один член семьи, что было очень оскорбительно.
   – Он поменьше дома, – спокойно ответил кузен, – но зато здесь тише.
   Несмотря на все их различия, Валлонг, тем не менее, оставался «домом» для каждого их них.
   – Я не нашел Виржиля, – сообщил Винсен. – Ты не знаешь, где он?
   Ален сначала закрыл ручку, потом поднял глаза и смерил его взглядом.
   – Нет, я не знаю, он делает, что захочет. По крайней мере, по выходным…
   – А на неделе?
   – Он работает со мной.
   Голос Алена был строгим и сознательно нейтральным.
   – Ты его нанял? – настаивал Винсен.
   – Да.
   – Не сочтя нужным поговорить со мной?
   Безразлично пожав плечами, Ален возразил:
   – Мы с тобой мало общаемся… Твой сын совершеннолетний. Если бы он захотел ввести тебя в курс дела, это должен был сделать он.
   – Ты сознаешь, что он скоро потеряет год своей жизни?
   Ален поднялся, пытаясь, казалось, подыскать слова. И, наконец, спросил, на этот раз более сухо:
   – Потеряет? Ты уверен?
   – Он мог бы учиться, он не глупый, жаль! Вместо того чтобы шляться здесь…
   Резко прервавшись, Винсен оставил фразу недоговоренной. Его суждения по поводу сына могли так же относиться и к Алену, и он не должен был высказывать их таким недостойным образом.
   – Ты все больше походишь на Шарля, – сказал его кузен вполголоса, – твои дети не должны смеяться каждый день.
   Сначала Винсен не прореагировал, потом подошел ближе и остановился у стола. Они были на грани ссоры, они это хорошо знали, и помолчали минуту, прежде чем Винсен смог произнести:
   – Не делай меня хуже, чем я есть, я никогда не презирал твою работу. Но я не понимаю, что здесь делает Виржиль. Ему, правда, нравится? Если это так, скажи мне, потому что ты его знаешь лучше, чем я!
   Винсен казался, скорее, грустным, чем угрожающим, и Ален дрогнул, опустил голову и ответил:
   – Я думаю, ему нравится в Валлонге, и он начинает понимать, как работает хозяйство. Это, конечно, еще не страсть, но это может стать ею…
   Говоря, он, казалось, сам размышлял об этом. Судьба Виржиля его на самом деле интересовала, каким бы ложным ни было мнение Винсена по этому поводу.
   – Он нуждается, прежде всего, в независимости, – продолжил он, – я его хорошо понимаю. Так как он не хочет питаться из воздуха и не хочет ни о чем тебя просить, я решил, что проще будет платить ему зарплату за работу. Его контракт истекает в конце августа. После этого ему решать, хочет ли он получить настоящее рабочее место, которое я могу ему предложить. Если это будет не он, то кто-то другой… Я уже не справляюсь один. В основном я живу дома, чтобы он не чувствовал себя слишком одиноким. Почти все воскресения он проводит у своей матери в Сен-Реми. Позвони ему туда, но не сваливайся как снег на голову. Вот… Это все, что ты хотел знать?
   Растерявшись, Винсен выслушал речь не прерывая. Он отошел немного от стола, молча покачал головой. Он одновременно злился на Алена и в глубине души был ему благодарен. По крайней мере, Виржиль нашел, где укрыться, нашел крыло. Он сделал еще несколько шагов, подошел к окну, взглянул на улицу. Синеющие холмы Альпин вдали были ему так знакомы, что он испытал наплыв ностальгии. На этих вершинах, и в долинах он провел годы своего детства, бегая с Аленом, Даниэлем и Готье. Что бы он ни делал, частичка его самого была навсегда закреплена здесь.
   – Я снова женюсь, – произнес он через мгновение.
   – Да. Я знаю…
   Резко повернувшись, он внимательно посмотрел на кузена с растерянным видом.
   – Откуда ты знаешь?
   – Семейные сплетни… Тифани предупредила Виржиля.
   – И что?
   – Он воспринял это очень плохо, ты можешь себе это представить…
   Голос Алена снова стал порывистым, и взгляд ожесточился.
   – Я здесь и для этого тоже, – вздохнул Винсен. – Чтобы поговорить с ним об этом. Я не знаю ни того, что он тебе рассказал, ни того, что он сам себе представляет… Короче, это он представил мне Беатрис. Ее зовут Беатрис.
   – Мне плевать. Ее могли звать Бекасин, это бы меня одинаково не интересовало.
   – Ошеломленный такой агрессией, Винсен нахмурил брови и повернулся к Алену.
   – Для тебя это проблема?
   – Для меня – никакой! Напротив. Если ты искал способ досадить Виржилю, ты его нашел. Девушка двадцати пяти лет! Это, правда, на тебя не похоже.
   – Но между ними ничего не было! В противном случае я бы никогда… В конце концов, Ален, черт! За кого ты меня принимаешь?
   – Откровенно говоря, уже не знаю.
   Они снова смерили друг друга взглядом, находясь по разные стороны стола.
   – Ты становишься занудой, господин судья. Моралист, умалишенный. У тебя только карьера на линии прицела, это уже развело тебя с одной поразительной женщиной, и это поссорило тебя с твоим старшим сыном, когда ты остановишься? Неужели молодая жена составляет часть рыцарских доспехов?
   Все их разговоры перерастали в ссору, и Винсен испытал внезапное желание его ударить, чтобы заставить замолчать. Как они могли дойти до этого, они были уже почти на грани ненависти?
   Звонок телефона удивил их обоих. Ален машинально снял трубку, и стал односложно отвечать, потом взял ручку, чтобы записать цифры в свой ежедневник. Винсен глубоко дышал, чтобы успокоиться. Он смотрел вокруг, пока Ален продолжал говорить о датах поставок. Он спросил себя, приедет ли Виржиль работать сюда, посвятит ли он себя бухгалтерии или руководству делом. И будет ли он по-прежнему расценивать Алена как человека намного более интересного, чем он сам.
   На внутренней стене, в другом конце комнаты, находилась единственная картина, хорошо освещенная лампой. Даже издалека Винсен узнал стиль Жана-Реми. Холст, безусловно, стоил очень дорого сегодня. Он подошел ближе, чтобы лучше рассмотреть зимний пейзаж, искаженные деревья, затянутое небо. Клара не ошибалась много лет назад, крича о таланте художника. Человек, которого ценила Магали, другом которого она стала. Но кроме нее никто не стремился узнать его лучше. Запретная тема, извращенная связь, которую старательно игнорировали; все, что касалось Алена, оставалось недосказанным, хотя уже некого было щадить после смерти Клары.
   Винсен обернулся, увидел, что Ален повесил трубку и смотрит на него. Он выдержал мгновение его взгляд и услышал, как тот пробормотал:
   – Извини, что так на тебя накинулся, Винсен.
   Ярость ушла и оставила их обоих в растерянности. В этот момент им ничего не стоило снова примириться, так же как пять минут назад они были на грани драки. Винсен попытался найти слова, но беспомощно отказался. Вместо того чтобы заговорить, он смягченно улыбнулся и пересек комнату.
   – Ты останешься ненадолго в Валлонге?
   – Я не знаю, я… Мне надо в любом случае поговорить с Виржилем.
   – Да.
   Винсен подошел к двери, взялся за ручку.
   – Спасибо, что занимаешься им, – сказал он тихо перед тем, как выйти.
   Оказавшись на улице, он не спеша направился к тропинке, и несколько раз чуть было не вернулся назад. Он вспоминал фразу Алена: «Извини, что так на тебя накинулся». Его интонация была печальной, почти ласковой. Ох, если бы только они могли снова вернуться в прошлое! Почему у них не получалось помириться, у обоих? Ален, тем не менее, был единственным, с кем он мог поделиться своими сомнениями, своими опасениями с уверенностью, что его поймут.
   Он доехал до Валлонга, оттуда позвонил Магали, потом вызвал такси, чтобы ехать в Сен-Реми. У него было лишь несколько часов. Беатрис должна была приехать за ним в аэропорт Орли в тот же вечер, и он не хотел опаздывать, но встречи с Виржилем было не избежать.
   Когда он позвонил в дверь Магали, то испытал странное чувство. Он не знал ее дома, как она жила и была ли она одна. На самом деле он не знал ничего об ее настоящем. Тифани и Лукас регулярно ездили к ней, но рассказывали только некоторые подробности, а он ни о чем их не спрашивал.
   – А, вот и ты! – крикнула Магали, широко распахивая дверь.
   Она оглядела его с любопытством, потом уступила ему дорогу.
   – Заходи, я приготовила тебе кофе… Ты обедал?
   Ее поющий акцент казался более явным, чем раньше. В остальном она была такой же, какой осталась в его памяти. Она прошла перед ним в гостиную, жалюзи были открыты. Он увидел новомодную мебель, поставленную на коврики с геометрическим рисунком.
   – Здесь или на кухне? – спросила она, обаятельно улыбнувшись.
   – Где хочешь…
   Она пошла в следующую комнату, которая была сильно освещена. Он увидел раковину из нержавейки, обшитую белым стойку бара с высокими табуретами из черного дерева. Было очевидно, что она поставила крест на своем прошлом, будь это ее молодость или жизнь с Винсеном. И она точно оформляла дом не сама.
   – Хочешь, я сделаю тебе омлет? – предложила она.
   – С удовольствием, спасибо.
   Он думал, что найдет своего сына в Валлонге. Он и не рассчитывал встретиться с Магали у нее дома. Здесь он был как посторонний, слишком смущенный, чтобы о чем-то говорить.
   – Виржиль сейчас придет, он пошел за сигаретами.
   Она стала разбивать яйца в миску, пока грелась сковородка.
   – Будь терпелив, он настроен, скорее, против твоей свадьбы.
   Она заговорила об этом первой, без явных эмоций. Но вместо того чтобы успокоиться, он почувствовал растущую грусть, которая поставила его в еще более неловкое положение. Она, должно быть, это поняла, так как повернулась к нему, и при этом движении ее волосы красного дерева заблестели на солнце.
   – Не стесняйся, Винсен, у тебя есть право начать жизнь заново…
   – А у тебя? – быстро ответил он.
   – Что у меня? – Нахмурив брови, она смотрела на него и не понимала. – У меня хорошая работа, которая мне очень нравится. Дети тебе не говорили об этом?
   – Немного. Это Жан-Реми устроил?
   – Да, но он мне очень хорошо платит, и я заинтересована в продажах.
   – Как ты справляешься с управлением галереей? Живопись, это область скорее…
   – Я импровизирую, пускаю пыль в глаза! И в то же время учусь. Я слушаю, что говорят люди, я наблюдаю за их реакцией. Это очень забавно, очень поучительно, я пирую.
   Выражение с юга, которое она свободно использовала и которое он забыл. Она положила недожаренный омлет в глубокую тарелку, потом добавила несколько веточек лука, прежде чем взобраться на табурет рядом с ним. Когда она скрестила свои загорелые ноги, он отвел глаза.
   – Я счастлив, что у тебя получается, – сказал он вполголоса.
   – Так. Ты пришел говорить не обо мне, – ответила она весело.
   – Да, но мы так долго не виделись… Ты в форме… очень красивая. Правда.
   Она лишь кивнула головой, принимая комплимент, потом продолжила:
   – Виржиль тебя боится, это ты, по крайней мере, понимаешь?
   – Боится? Почему?
   – Он считает тебя нетерпимым, неутомимым работником, каким он никогда не будет. Он боялся, что ты приехал сюда только за тем, чтобы устроить скандал или подраться с Аленом. И потом, когда он узнал от своей сестры, что ты женишься на этой девушке, он почувствовал, что его лишили собственности.
   Внезапно она положила руку на колено Винсена и немного наклонилась к нему.
   – Девушку он встретит другую, но выясни все между вами, поговори с ним как мужчина с мужчиной, а не как с маленьким мальчиком.
   Более чувственно отреагировав на прикосновение ее руки, чем хотел, он ответил:
   – Вы с Аленом сговорились? Оба объясняете мне, что я должен делать?
   – Почему бы и нет? У вас с Виржилем всегда были проблемы, и пришло время их решить!
   Они услышали, как хлопнула дверь. Это помешало им продолжить. Винсен отодвинулся немного от Магали в тот момент, когда их сын вошел на кухню.
   – Здравствуй, папа, – пробормотал молодой человек.
   Его плохой настрой был очевиден, он не сделал ни малейшего движения, чтобы поцеловать отца, который встал с табурета.
   – Здравствуй, Виржиль.
   Воцарилось молчание. Потом Винсен продолжил:
   – Пойдем пройдемся, хочешь? Я предлагаю тебе выпить, мне надо с тобой поговорить.
   Он повернулся к Магали, которая стояла прямо за ним, и поцеловал ее в щеку.
   – Спасибо за омлет.
   – Ты ничего не съел! – возразила она, задерживая его на мгновение.
   Ее духи были теми же, кожа той же. В двадцать лет он заболел ею и до сих пор не вылечился. Движимый противоречивыми чувствами, которые вдруг сделали его несчастным, он подошел к Виржилю. Оказавшись на улице, они сделали несколько шагов по бульвару в тени платанов, не проронив и слова.
   – Ты мог бы звонить мне время от времени, – сказал, наконец, Винсен.
   Виржиль ничего не ответил, и они продолжали идти бок – о– бок до первого уличного кафе, которое им попалось.
   – Сядем здесь? Что ты будешь пить?
   – Пиво.
   Когда официант принес разливного пива и кофе, Виржиль достал пачку сигарет и предложил отцу.
   – Так, давай сначала, – произнес Винсен спокойным голосом. – Твоя работа в хозяйстве Алена. Ты думаешь продолжать?
   – Да. Конечно. Он предоставил мне контракт, он…
   – Я знаю, я разговаривал с ним сегодня утром. Меня интересует, делаешь ли ты это по собственному желанию или по каким-то другим причинам.
   – Например?
   – Провокация, отсутствие воображения, лень… Виржиль резко поднял голову и посмотрел на него.
   – Кого провоцировать, а?
   – Никого. Если твоя жизнь в Валлонге, я могу тебя понять. Ален доказал, что здесь можно преуспеть, но я не хочу, чтобы ты ограничился лишь повторением.
   – Что касается повторения, почему ты не нашел себе новую жену сам?
   – Это и есть причина моего приезда. Я не вынесу, если это недоразумение останется между нами, – ответил без нервов Винсен.
   Его сын был натянут, взволнован, тем не менее, его состояние не лишало его обаяния. Это был очень красивый молодой человек, с зелеными глазами матери, тонкими чертами лица, и Винсен спросил себя, почему Беатрис его оттолкнула. Почему она предпочла ему мужчину сорока двух лет, не забавного, не свободного.
   – Ты считаешь, что Беатрис была твоей девушкой? – пробормотал он.
   – Нет…
   – Тогда я у тебя ничего не отнимал. Я этого никогда бы не сделал, и ты это отлично знаешь.
   Виржиль открыл рот, закрыл и, наконец, покачал головой.
   – Я не стремился жениться, – добавил Винсен, – она этого хочет. Может, так она будет чувствовать себя в большей безопасности. В моем возрасте трудно переживать любовный роман с кем-то таким молодым.
   – Ты ведь не хочешь, чтобы я тебя пожалел? Чтобы я тебе посочувствовал? Ты издеваешься над супертелкой, которая годится тебе в дочери!
   Взрыв ярости Виржиля привлек внимание многих посетителей, которые бросали любопытные и веселые взгляды в их сторону.
   – Сначала я хочу, чтобы ты сменил тон, выражения и манеру думать. Потом я хочу, чтобы ты приехал в Париж и объяснился с ней. Я не принуждаю тебя присутствовать на свадьбе, но я организую семейный ужин накануне вечером и хочу, чтобы ты там был. Если ты не приедешь, то я приеду за тобой сам. Мне осточертело, что ты сидишь на другом конце Франции и дуешься. Я тебе не сделал ничего плохого. Наконец, я хочу, чтобы ты прекратил бросать мне вызов, это ни к чему не приведет. Или давай, вставай, и посмотрим, до чего ты можешь дойти, если предпочитаешь решить это другим способом.
   Приведенный в замешательство хладнокровием отца, Виржиль внезапно почувствовал себя менее уверенным. Все, что он хотел ему сказать, застряло у него в горле.
   – Ты мне ответишь? – настаивал Винсен, слегка повысив голос.
   Его серый взгляд стал ледяным и не отпускал Виржиля, который терял почву под ногами.
   – Извини меня, – промямлил он, – но я…
   – Я жду не извинений. Я сказал, что хотел, и не услышал ответа. Решайся сейчас.
   – Я приеду, – пробормотал Виржиль.
   Винсен посмотрел на него еще некоторое время, без малейшего снисхождения потом поднялся и пошарил в кармане, откуда достал мелочь.
   – Где я могу найти такси, чтобы доехать до аэропорта?
   – Я отвезу тебя на маминой машине.
   – Не надо беспокоиться.
   – Позволь мне отвезти тебя. Пожалуйста…
   Винсен пожал плечами, и Виржиль, в свою очередь, встал. Так же молча, как по дороге сюда, они пошли обратно к дому Магали.
 
   Тифани все еще смеялась, тогда как Сирил сохранял разгневанный вид.
   – Это естественно, ты ведь представил меня, как свою кузину!
   Они провели вечер у одного университетского друга, который устроил маленькую вечеринку, когда не было родителей, и Тифани приглашали танцевать все присутствующие мальчики. Один из них вел себя слишком смело, пока Сирил грубо не вмешался.
   – Какое у него было лицо, когда ты сказал ему, чтобы он не трогал меня! Уау! Мне это понравилось, он на самом деле испугался!
   Она взяла его под руку, крепче прижалась к нему, когда они входили в метро.
   – Я больше не в силах был выносить его руку у тебя на спине, его подбородок на плече, и сверх того, вид придурка! – проворчал он.
   – Я не знала, что ты ревнуешь…
   – Ужасно, я только что понял. Это тебя раздражает?
   – Совсем нет! Если к тебе подойдет девушка, я выцарапаю ей глаза!
   Они остановились, схваченные взаимным желанием поцеловаться. С умышленной медлительностью он завладел ее губами, немного задержался, потом внезапно отошел от нее.
   – Пойдем быстрее или я займусь с тобой любовью прямо здесь на тротуаре.
   Светлый смех Тифани заставил его улыбнуться вопреки его воле. Он чувствовал себя счастливым, только когда она была около него.
   – Тифани, – вздохнул он, – мы должны им это сказать…
   Она ничего не ответила, испугавшись самой мысли, как и каждый раз, когда он намекал на это. Она даже не хотела себе представлять реакцию отца, и еще меньше реакцию Виржиля, тем не менее, их связь не могла больше оставаться тайной. До сих пор Сирил ждал, но теперь был на грани.
   – Тебе исполнилось восемнадцать лет на прошлой неделе, – только и сказал он.
   Это была отсрочка, которую она попросила уважать, а отныне у нее больше не было аргументов. Они были любовниками уже довольно давно, чтобы чувствовать уверенность в себе, в своих чувствах, в желании остаться вместе, и время противостоять семье пришло.
   Когда они подошли к особняку, они заметили свет на первом этаже и удивленно переглянулись.