Буркин Юлий Сергеевич. Королева в изгнании

   - Я не одета...
   - Так переоденься, - предложила Алка, - у тебя же платье с собой.
   - Оно мнется сильно. Если только в общежитии погладить...
   Сережа коротко оглядел ее с ног до головы. Сплошные джинсовые лохмотья.
   - Отлично, - заявил он. - Не вздумай переодеваться. Так с тобой хоть разговаривать не страшно. А когда ты при параде, все просто цепенеют.
   - Ого! - сделала большие глаза Алка. - А ты оказывается, мастер по части комплиментов!
   - Я не волшебник, - в тон ей ответил он, - я только учусь.
   Они засмеялись, и это явилось достойным началом последующей веселой оргии.
   4
   Домой возвращались втроем - Машу и Алку провожал Сергей.
   Был первый час ночи, шли пешком - просто, чтобы проветриться: все трое, особенно юноша, были изрядно подшофе.
   ...Разворошить муравейник, находясь в нем. Оскорбить СИСТЕМУ своей неуязвимостью! Возможно, Андрей Васильевич Зыков и не был уж очень плохим человеком. Но его рапорт уже обсуждался в кабинете начальника. И можно понять тех, кто принял решение: да, девчонка, да - ничего уж ТАКОГО не совершила, но потенциально она несет страшную угрозу. Как орудие. Она уже была орудием в руках уголовников средней руки, а что будет, если она попадет в иные, более крепкие и жадные, руки? Бешеная собака тоже не виновата в своей болезни и по сути своей может быть даже очень милым псом. Но бешеную собаку пристреливают.
   - Стоять! Руки за голову! - команда разорвала тишину ночи, когда ребята почти добрались до алкиного подъезда. Слепя, вспыхнули фары автомобиля.
   Реакция сработала только у видавшей виды Маши: рухнув на асфальт (вовремя!) она, уже под грохот выстрелов, откатилась в сторону, в темноту. Хмель сняло как рукой.
   Завизжала Алка. Краем глаза Маша увидела, как она и Сергей кинулись к подъезду. В них не стреляли. Стреляли в нее: пули ударялись об асфальт буквально в сантиметрах от нее. Она не успела испугаться. (Она не знала, что приказ был "уничтожить без предупреждения", а окрик "стоять!" был нарушением, глупой самодеятельностью исполнителей.)
   Фары погасли, моментально потухли и огни в доме, но Маша успела заметить, что машина МИЛИЦЕЙСКАЯ и была просто поражена этим. Но инстинкт и тренировка (не раз они с Атосом моделировали подобную ситуацию) делали свое дело: ни секунды она не оставалась на месте - то, вскакивая, перебегала зигзагами с места на место, то, упав, откатывалась в сторону.
   Наконец, она добралась до дома напротив и, шмыгнув за угол, припустила во всю прыть. Пальба тут же прекратилась. Взвыли двигатели машины.
   Знакомые с детства проулки спасали ее. Глаза привыкли к темноте. Перебравшись через штакетник, она хотела обогнуть деревянный домик (таких в центре города осталось совсем немного) и заранее опасалась двух собак, которые жили в этом дворе. Но неожиданно оказалось, что нет не только собак, но и самого дома. На его месте - стройка, только-только возведен первый этаж.
   С сердцем, бьющимся как молот, Маша по деревянному трапу вбежала в корпус. Тьма тут была кромешная, и она на ощупь добралась до лестницы. Присела на ступеньку и отдышалась.
   Итак, снова вне закона. На нее объявлена охота. Именно ОХОТА! Ее пытались расстрелять - без суда и следствия. Неужели у них не дрогнула рука? Неужели они не удивились такому заданию - не найти, не поймать, а просто-напросто убить безобидную на вид и безоружную девушку? Или как раз поэтому пули и не достигли цели? Формально подчинившись, кто-то кто решил не брать грех на душу. И оклик, возможно, был не случайной ошибкой.
   Но что же теперь делать? Без родителей, без дома, без друзей, без права на жизнь. Отчаяние не давало ей сосредоточиться.
   Она не позволила себе впасть в панику. Добраться до аэропорта, взять из камеры хранения деньги и лететь ближайшим рейсом куда угодно. Она сумела успокоиться настолько, что подумала даже о том, что часть денег нужно будет оставить, потом позвонить Алке и, назвав номер ячейки и шифр, попросить ее нанять адвоката для Атоса.
   Что Алка сделает это, Маша не сомневалась: ведь они подруги. И за работу она получит: денег нужно оставить побольше, все что сверху - Алке.
   Ее мысли оборвала прозвучавшая неподалеку милицейская сирена. Маша вздрогнула, но тут же подумала, что та машина, которая ищет ее, вряд ли стала бы оповещать о своем приближении. Или ВСЯ милиция города разыскивает ее, чтобы убить? Маловероятно. В такой беспредел она поверить не могла.
   И правильно. Дело обстояло иначе. Всем сотрудникам милиции был дан ее словесный портрет, но при обнаружении они не должны были ни задерживать ее, ни, тем паче, стрелять. Только сообщить. И уж тогда к месту помчится "машина-убийца" с особо доверенными людьми.
   ...Поймать частника до аэропорта не составило труда, с собой у нее было еще довольно много денег. Водитель - парень в очках - всю дорогу молчал, то ли думая о своем, то ли слушая музыку.
   Ей дико повезло, что прямо перед ними к стоянке напротив центрального входа аэровокзала подошел "Икарус-экспресс", и они вынуждены были остановиться чуть поодаль.
   - Доллары возьмешь? - спросила Маша. (Российские деньги лучше поберечь.)
   Парень кивнул.
   Прикинув плату за проезд по курсу, она расплатилась и вышла. И тут же, через стеклянные стены увидела у входа в ярко освещенный холл группу милиционеров. Происходило что-то вроде таможенного досмотра.
   Дверца автомобиля была еще приоткрыта, и Маша юркнула обратно.
   - Поехали назад.
   - За доллары? - вроде бы даже не удивившись, спросил парень.
   - Yes.
   Он угрюмо усмехнулся и пошел на разворот, как раз мимо стеклянных дверей ("Икарус" уже отъехал). Маша моментально сползла с сидения и выбралась обратно только за пределами аэропорта. Ее невозмутимый водитель не повел и бровью, только зачем-то погромче сделал магнитофон, словно хотел, чтобы ее не только не увидели но и не услышали.
   Заморосил дождик, и освещенная фарами дорога ярко заблестела.
   Куда теперь? На вокзал? Что толку, там, конечно же тоже "досмотр"... А может это и не ее вовсе ищут? С чего это она возомнила? Но нет, интуиция подсказывала ей, что ищут именно ее. А проверять - не стоило.
   Единственная возможность скрыться из города - по автотрассе. Не перекрыли же они все дороги.
   Она посмотрела на водителя. Спросила:
   - А в Новосибирск поедем?
   Парень удивленно покачал головой. Потом спросил:
   - Сколько?
   Маша прикинула, какой суммой она сейчас располагает, разделила ее пополам и назвала число.
   Парень присвистнул: цена была очень хорошая.
   - Утром, - предложил он.
   Это было бы правильно, но где переждать ночь?
   - Сейчас, - не согласилась она.
   - Гнать всю ночь, - предостерег парень.
   - Поедешь или нет? - Маша не скрывала раздражения.
   - Ладно. - Парень помолчал. - Только ко мне заедем. Возьму жратву и бензин, на заправках сейчас не всегда бывает.
   - Я вооружена, - зачем-то предупредила Маша, к тому же соврав.
   - Я - тоже, - невозмутимо ответил он.
   ...Остановились возле девятиэтажной малосемейки.
   - Пойдем со мной, поможешь, - позвал парень, выходя. - Да не стесняйся, я один живу.
   Маша засомневалась-было, но он резонно заметил:
   - Я тебя в машине не могу оставить. Вдруг угонишь. Кто тебя знает.
   Она хотела обидеться, но почему-то у нее это не получилось.
   Поднялись на третий этаж, вошли в квартиру. Хозяин заглянул за дверь, извлек оттуда огромную канистру и поставил перед дверью. Потом достал и положил туда же какой-то объемистый сверток.
   - Спальный мешок, - пояснил он. - На всякий случай.
   - Один?
   - Я и так обойдусь, - усмехнувшись, ответил он. Потом заглянул в холодильник. Предложил:
   - Слушай, давай хотя бы поедим, что ли?
   Есть хотелось безумно: бутерброды со студенческой вечеринки были уже не актуальны.
   - Давай, - согласилась она и разулась. - Где руки помыть?
   - Вот, - он зажег свет в малюсеньком совмещенном санузле с сидячей ванной.
   Маша взглянула на себя в зеркало. Мама родная! Перекатывание по земле не прошло даром. Гаврош какой-то.
   Когда она, сполоснувшись и слегка приведя себя в порядок, вышла, он мельком глянув на нее, флегматично заметил:
   - Ух ты. А это, оказывается, девушка. - Он нравился ей все больше. И запах яичницы тоже нравился - Садись, готово. Меня Игорь, к стати, зовут.
   - Мария.
   - "Просто Мария"? - улыбнулся он.
   - Ага. Только кепочку забыла.
   Они принялись за еду.
   На краю стола Маша увидела книжку, лежащую обложкой вниз, взяла, перевернула. "Малыш и Карлсон, который живет на крыше".
   - Это ты, что ли, читаешь?
   - Ну, - пробурчал он, жуя.
   - Не поздновато?
   - Ничуть. Любимая книжка. Да!.. - Игорь, не вставая, дотянулся до дверцы холодильника и извлек початую бутылку "Слънчева бряга". - Давай-ка, для аппетита. - И он налили ей рюмочку.
   - А ты?
   - Я за рулем.
   Маше стало слегка совестно перед ним. А еще - отступило чувство опасности. Поэтому она сказала:
   - Слушай, вообще-то, если я у тебя могу переночевать без... глупостей, то утром поедем.
   - Случилось чудо! Друг спас друга! - произнес он дурашливым "карлсоновским" голосом. А затем - нормальным: - А то выпить страсть как хочется.
   Он поднялся и достал из пенала вторую рюмку.
   - Буду спать на раскладушке.
   ...После ужина Маша снова отправилась в ванную, чтобы на этот раз основательно принять душ.
   - Там халатик махровый, можешь одеть, - крикнул Игорь, моя посуду.
   Когда она вышла, он курил на кухне.
   - Ложись, я постелил.
   - Сбросив халатик, она забралась в постель и потянулась от удовольствия. Она чувствовала бы себя счастливой, если бы не острая заноза одиночества.
   Вошел Игорь и принялся греметь, разворачивая раскладушку.
   - Может, не надо? - неожиданно для себя сказала Маша.
   - Что?
   - Не надо раскладушки.
   Он помолчал, снял зачем-то очки и посмотрел на нее беззащитным близоруким взглядом. Потом сказал неуверенно:
   - Вообще-то, это не в моих правилах...
   - И не в моих.
   - Хорошо. Исключения только подтверждают правило. - Он принялся сворачивать раскладушку обратно.
   - "Хорошо", - передразнила она. - Его еще уговаривать надо.
   МАРУСЯ
   1
   Они не слышали будильника, а потом она гладила платье, и выехали они только в три часа дня. Маша сосредоточенно размышляла.
   Никогда она не считала себя девицей способной спать с первым встречным. Она ошибалась в себе? Она - шлюха?
   Нет, - тут же оборвала она себя, - я просто взрослею. Ничего себе! До чего же так можно довзрослеться?..
   И вдруг ее пронзила мысль: может быть, дело в том, что я уже никого не люблю? Она попыталась почувствовать - любит она еще Атоса или нет. Ничего не вышло. Но она сказала себе: "Я должна его любить. Иначе все теряет смысл. А это... - она покосилась на Игоря, - это не считается. Если ничего, кроме физического удовольствия не чувствуешь, то не считается..."
   Одновременно мелькнули две мысли: "Так ли уж ничего?" и "Сколько может быть таких "Не считается?", но она подавила их в зачатке и заставила себя думать о вещах практических.
   Скоро будет окраина города. С чего, собственно, она решила, что так трудно поставить милицейские кордоны и на автострадах, их не так уж много. Обычная гаишная проверка...
   - Игорь, - позвала она.
   - Да? - отвлекся он от своих мыслей.
   - Если остановит милиция, веди себя так, будто меня нет. - "Как глупо звучит", подумала она. - Понимаешь...
   - Можешь не объяснять, - кивнул он. - Я два-три раза в неделю катаю девушек-невидимок.
   - Маша испуганно уставилась на него и вся напряглась. Ловушка?
   - Расслабься. Нужно быть идиотом, чтобы не догадаться, - словно читая ее мысли, сказал он, - о тебе по всей стране легенды ходят. А на днях слух прошел, что ты сюда, в родной город вернулась. Народ знает своих героев.
   Вот так. Живешь и не ведаешь, что ты - знаменитость.
   Но было приятно.
   ...Никто их не остановил (или никаких кордонов не установлено, или их уже сняли), и в Новосибирск они прибыли в середине ночи. Поехали по городу, ища надпись "гостиница".
   Остановились возле красивого современного здания "Hotel Novosibirsk". Причуда архитектора - шестиугольные окна - делали его похожим на пчелиный улей.
   - Я жил тут как-то, - заметил Игорь. - Поляки строили. Очень уютно. Но дорого.
   Маша полезла в сумочку, отсчитала деньги, протянула ему.
   - Тебе самой они сейчас не лишние.
   - Ой-ой-ой, какие мы благородные!
   - Кстати, и такая ночь кое-что стоит.
   - Бери, бери. А то я буду чувствовать себя проституткой.
   - Ничего, дело-то житейское, - снова голосом Карлсона успокоил он.
   - Дурак.
   - Дура.
   И они засмеялись вдруг.
   - Ладно. - Игорь взял деньги. - Мне не помешают.
   С полминуты посидели молча.
   - Жалко, телефона нет, - нарушил тишину Игорь. - Оставить адрес?
   - Писать я тебе не собираюсь. Если вернусь домой, где живешь - помню.
   - Зайдешь?
   - Может быть.
   Она открыла дверцу:
   - Все. Привет.
   - Подожди, - остановил он. - Ты очень красивая. Очень.
   ...Устроилась без проблем, хотя и подобралась вся, когда увидела в фойе двух ментов.
   Но это были просто дежурные. В ее сногсшибательный вид не вписывалась кошмарная сумка, но милиционеры не были большими эстетами и ничего подозрительного не заметили.
   Подавая паспорт, приготовилась к обработке обоих стражей порядка: два исчезновения подряд были бы хоть и неприятны, но вполне возможны. Но ничего экстремального не последовало. Значит, розыск не объявлен.
   Войдя в номер, она упала на кровать. Только сейчас почувствовала, как вымотала ее дорога.
   Но почему же здесь милиция ею не интересуется? В родном городе гоняются по пятам. Или просто до сюда информация просто еще не дошла? Она чувствовала, что ответ где-то рядом, неспроста ведь она так стремилась за пределы города...
   Допустим, делу был бы дан стандартный ход: объявлен всероссийский розыск. Она без труда избежала бы ареста, исчезнув. И Зыков понимает это. А дать команду без суда и следствия расстреливать девчонку, руководствуясь словесным портретом, он конечно же не в праве.
   Может, в этом дело?
   Интуиция и логика не подвели ее. Андрей Васильевич Зыков не спал в эту ночь. Вместо этого он, в компании своего начальника, составлял подробную докладную записку в Москву - генеральному прокурору.
   Это было достаточно сложно: так изложить факты, чтобы "наверху" не решили, что "на местах" едет крыша.
   Нужно отдать ему должное: одновременно с досадой следователь испытывал и облегчение от того, что их местная инициатива провалилась, и патрульная машина-убийца не справилась со своей задачей. Хоть это так все упростило бы.
   И еще от того он испытывал облегчение, что ответственность с его плеч перекладывалась на плечи вышестоящих инстанций.
   Зыков не спал. Чего нельзя сказать о нашей героине. Решив утром перво-наперво позвонить по межгороду Алке, Маша спала мертвым сном.
   Проснувшись в одиннадцатом часу, она, не выходя из номера набрала по коду телефон подруги.
   - Алло!
   - Слушаю вас, - голос звучал настороженно.
   - Алка, это я.
   - Слава Богу! Живая! Откуда ты?
   - Я из другого города. Называть не хочу - вдруг у тебя телефон прослушивается.
   - Прослушивается? Ну и кашу ты, Машка, заварила!..
   - Ты же знаешь, я тут ни при чем. Ладно, слушай, у меня дело к тебе. Ручка под руками есть?
   - Да.
   - Тогда записывай.
   И она, выговаривая тщательно, с расстановкой, продиктовала цифры.
   - Это номер кабинки и номер шифра ячейки камеры хранения в аэропорту. Съезди туда и забери деньги. Найди Атосу хорошего адвоката, себе возьми сколько надо, остальное - сдай в милицию.
   - Не поняла...
   - Сдай в милицию от моего имени. Только обязательно возьми какую-нибудь бумажку, чек, там, квитанцию, расписку, я не знаю...
   - Подожди. Если у меня телефон прослушивается, то я там уже ничего не найду.
   - Ну и ладно тогда. А если нет, сделай, как я сказала. Не хочу, чтобы на мне "эти" деньги висели.
   - Ты собираешься вернуться?
   - Когда-нибудь.
   - Они убьют тебя.
   - Посмотрим.
   - Ну, ты даешь... Да! Твоя мама приехала.
   - Черт... Скажи ей, что я жива и здорова. Пока звонить ей не буду, а то расспрашивать начнет. Пусть не беспокоится. И про то, как за мной гонялись - не рассказывай.
   - Она уже знает... Моя мама рассказала. Твоя сегодня собралась в милицию...
   О-о-о... Не хватало еще впутывать сюда маму...
   - Отговори ее! Скажи, что я ее просила не вмешиваться. Ничего хорошего она не добьется, только неприятности себе.
   - Ладно. Что ты собираешься делать?
   - Я? - Маша нахмурилась. Хотела бы она знать ответ на этот вопрос. Я... пока еще не решила.
   - А я знаю, Машка. Уезжай за бугор. Любыми путями. Тут тебя в покое не оставят.
   Вот это поворот! Самой ей такое в голову не приходило. За бугор? А где он, этот бугор?
   - Нет, Алка. Там начнется то же самое. Нужны будут деньги, я начну исчезать, воровать... Какая разница?
   - Тогда вот что. Научись становиться видимой. Ты же ни разу не пыталась этому научиться.
   - Но как? Я и исчезать не училась, оно само получается.
   - А ты постарайся! Найди психиатра какого-нибудь, гипнотизера или экстрасенса... Пока ты не научишься, не жить тебе по-человечески. Да хотя бы ради Атоса своего!
   Что-то в этом было. Ведь действительно, после двух-трех неудачных попыток она отказалась от идеи научиться снимать свои чары. В начале это было просто ни к чему - досадное, но не слишком уж угнетающее неудобство... А потом уже просто не задумывалась над этим.
   - Ладно. Я подумаю. Я тебе еще позвоню - недели через две. И маме. Скажи ей. И сделай все, как я сказала. О'кей?
   - Я постараюсь. Удачи!
   Маша положила трубку и задумалась. Легко сказать - научись, найди... Все эти Кашпировские и Чумаки - в центре, в Москве да в Питере. Или уже в Америке давно. Искать можно долго, а как все это время жить? Как жить, когда просто не с кем перекинуться словом, нет своего угла, а деньги можно только украсть?..
   Внезапно вспомнилась цитата, произнесенная как-то Атосом: "Грабь награбленное". Пока ничего умнее она не придумала. Единственная возможность безнаказанно добывать средства к существованию "экспроприировать" деньги у воров. Благо, их среди ее знакомых достаточно много. Можно сказать, подавляющее большинство. Только они в Питере.
   Отсюда вывод: нужно возвращаться в Ленинград.
   2
   - Мышонок, я не понял, куда ты положил деньги? - Гога недоуменно наморщив лоб, стоял возле открытого сейфа.
   Его "мышонок" - флегматичная рыжая лярва с неожиданным именем Амалия - лениво перекатила дородное тело с боку на бок.
   - Тама они. Где всегда. Не по глазам, что ли?
   - Да где "тама", дура?! - неожиданно взъярился Гога, - где - "тама"?! - последнее слово он выкрикнул с привизгиванием, словно собрался плакать.
   "Мышонок" установила свое полное веснушчатое тело в вертикальное положение, протопала босыми ногами к сейфу и Пизанской башней нависла над Гогой.
   - Вот тут они все были. И те, что вчера дал, я сюда поклала, - ткнула она пальцем в среднюю полочку. - Как ты вчера мне их отдал, так я и положила.
   - Ну, и где они? - с надрывом поинтересовался Гога.
   - Нету, - констатировал "Мышонок"-Амалия.
   - Вижу, - печально согласился Гога.
   Они одновременно повернулись кругом, подошли к кровати и уселись на краешек.
   - А! - понимающе улыбнулась Амалия, - ты меня разыгрываешь. Ох, шутник! - и она восхищенно покивала головой.
   - Какой там шутник! - снова взорвался Гога и даже подскочил на кровати. - Клоуна нашла! Сказала б мне, сколько тебе надо, я бы сам дал!
   - Да ты че, Гога, обезумел? Не брала я твоих денег!
   - А кто?! Кто?! Сами ускакали? Куда они деться-то могли? ТЫ одна в доме! Не надо меня за фраера держать!
   Все сказанное было столь резонно, что "Мышонок", не найдя убедительного ответа, просто захныкал, размазывая слезы по щекам.
   - Не зна-аю я, не брала-а...
   И слезы эти неожиданно убедили Гогу. Бабы, они, конечно, дуры, и выкинуть могут все что угодно. Взять и потерять, взять и прокутить, взять и отдать - новому, к примеру, любовнику... (Последняя идея кольнула его иголочкой ревности.) Но потом - так натурально сыграть неведение и невинность... Он слишком хорошо знал ее. Не смогла бы.
   - К нам заходил кто-нибудь? - Гога трясущейся рукой успокаивающе погладил ее плечо.
   - Никто-о-о, - продолжала скулить Амалия, - не было никого-о... Девка какая-то заходила, тебя спрашивала. - И тут же слезы высохли на ее щеках. - Ага. Девка. Я ей говорю через дверь: "Нету его". А она: "Можно я записку оставлю?" Я открыла, а ее уже нету.
   - Маруся, - сразу все понял Гога. - Маруся вернулась. Труба нам всем. - И он уточнил: - Ты открыла, а ее нет - так?
   - Ну, - неуверенно начала Амалия, - вообще-то, я когда открыла, она, вроде, стояла еще. А потом - р-раз - и нету. Ну, думаю, глюки... Я датая была. Скучно же одной... Точно! Это она! Теперь-то я вспомнила, что ты рассказывал, а тогда - не поняла!
   - Линять надо, Мышонок, - аж перекосился от страха Гога. И повторил: - Иначе - труба нам всем! За Кису своего она нам всем глотки перережет.
   - Ты ж говорил, она добрая...
   - Добрая... А вон Шахиня как умчалась, только пятки сверкали!
   - Ты-то в чем виноват? Ты ж ее Кису не трогал.
   - А она знает? Разбираться будет? - Гога сокрушенно почесал загривок. - Вот же напасть. Откуда она нарисовалась? Вот и верь после этого газетам...
   - Слушай, - выпучила глаза Амалия, - а может она и сейчас - тут?
   Моментально в комнате воцарилась гнетущая тишина. Маша действительно была тут. Никак не удавалось выскользнуть из квартиры. Мстить она никому не собиралась, а уж Гоге - и подавно. Денег из его сейфа ей хватило бы надолго... Одно непонятно: о каких газетах он только что толковал?
   И тут она впервые заметила то, на что доселе не обращала внимания. Над диваном, на стене висела пришпиленная канцелярской кнопкой небольшая газетная вырезка - текст и фото. Это было тем удивительнее, что Маша была уверена: за всю свою жизнь Гога вряд ли прочел хоть одну газету.
   Не обращая внимания на нахохлившуюся парочку на диване, она приблизилась и разглядела на снимке... себя. В наручниках, с двумя милиционерами за спиной. И взгляд - испуганный и беспомощный...
   Маша потрясла головой. Что это? Фотография из будущего? Из невеселого довольно будущего.
   Прочла заголовок: "Девочка-невидимка поймана с поличным". И дальше: "Мы уже не раз писали о девушке-невидимке, входящей в одну из преступных группировок Санкт-Петербурга. Редакция..."
   - Маруся, ты здесь? - ласково-ласково спросил Гога пустоту.
   - Здесь, здесь, помолчи немного, - довольно бесцеремонно ответила ему пустота. Маша продолжала жадно читать. (Она не видела как побелело и вытянулось в этот момент "мышоночье" лицо.)
   "Редакция не могла не отреагировать на слухи и свидетельства, однако всегда подчеркивала, что "девочка-невидимка" - это нечто вроде лохнесского чудовища, бермудского треугольника или, к примеру, инопланетян с летающей тарелки. Но мало-помалу подробности о ее реальном существовании и деятельности стали просачиваться и из официальных источников.
   И вот, наконец, преступница арестована, прямо в момент очередного криминального акта. Возбуждено уголовное дело. Трудно поверить, что на счету у нее, как минимум, 17 преступных эпизодов (в основном - ограбления крупных коммерческих учреждений).
   Более полную информацию по "делу Маруси" генеральная прокуратура, занимающаяся им, дать отказалась, апеллируя к соответствующей статье Закона о печати. Так что подробнее о природе удивительных способностей этой девушки, о том, как удалось ее "взять" и о ее дальнейшей судьбе мы сможем рассказать Вам лишь после суда, имея санкцию Генерального прокурора.
   Обидно: любопытство так и гложет. Но придется потерпеть, раз уж мы взялись строить правовое государство.
   Соб. корр.
   P.S. Следственные органы обратились в редакцию с просьбой опубликовать номера телефонов в Москве - [phone] - и С.-Петербурге - [phone] - для тех, кто может сообщить по "делу Маруси" какие-либо дополнительные сведения."
   Маша не верила своим глазам. Это было невозможно, необъяснимо... А главное - была фотография...
   - Гога, - позвала она.
   - Ась? - подобострастно отозвался тот.
   - Да расслабься ты, не буду я тебя убивать... И деньги верну. Даже сейчас половину верну... - Из воздуха возникли толстенькие пачечки баксов и легли на стол. - А вторую половину, считай, я у тебя заняла.
   - Конечно, конечно, об чем речь, - суетливо согласился тот.
   - Расслабься, я сказала. Деньги я действительно верну. И ни тебя, ни подругу твою не трону. Мне сейчас помощь нужна. Не обижу... Или так: если мне сейчас поможешь, когда-нибудь и я - тебе. А помощь невидимки может быть незаменимой.
   - Соглашайся, соглашайся, - выказывая чисто женскую дальновидность (или жадность?), затараторила Амалия. А Гога, видно, действительно, наконец, расслабившись, развел руками:
   - Могла бы и не спрашивать, Маруся... Дай-ка, я хоть потрогаю тебя.
   Секунду поколебавшись, Маша опустилась на колени возле дивана, взяла в свою ладонь гогину руку, положила ее на свое лицо.
   Тот, убеждаясь в ее материальности, ощупал нос, губы, волосы, прошелся по шее, груди (по старой памяти Маша позволила ему это), затем улыбнулся наконец-то искренней, почти счастливой улыбкой и неожиданно заставил Машу покраснеть, заявив с причмокиванием:
   - Хороша, чертовка!
   - Хороша Маша, да не ваша, - несмотря на испуг, ревниво проворчала Амалия.
   - Вот-вот! - строго сказала Маша, но и сама почувствовала, что голос ее прозвучал как-то уж слишком тоненько. Неубедительно.