Буркин Юлий Сергеевич. Королева в изгнании

   Довольно хохотнув, Гога окончательно успокоился:
   - Ладно, Маруся. Чего тебе надо-то?
   Помолчав, Маша ответила:
   - Понимаешь, Гога... меня никто не арестовывал.
   - Так это не ты, что ли? - ткнул пальцем Гога в бумажку на стене.
   - Вроде, я... Только не было меня там... Вот в этом я и хочу разобраться.
   - Ясненько, - покивал Гога, - ясненько... - И вдруг обернулся к "Мышонку": - Ты бы поесть собрала, а? У нас все-таки гость. Она, хоть и невидимая, а кушать тоже хочет...
   Действительно, два батончика "Сникерс" за сутки - не самая сытная пища.
   ..."Мышонок" уютно повизгивал, наблюдая за тем, как в пустоте над столом исчезают куски мяса жареного под сметанным соусом, хлеб и ломтики овощей из приготовленного ею салата. (Только теперь Маша смогла по достоинству оценить Гогин выбор подруги жизни: готовила Амалия отменно.) "Мышонок" повизгивал, а Гога и Маша, то и дело перескакивая на захватывающие воспоминания, говорили о том, что и где им предстоит делать.
   Собственно, Маша и сама толком не понимала, какую именно помощь она ждет от Гоги. По большому счету, ей просто нужен был ХОТЬ КТО-ТО. Одиночество, отсутствие близких людей угнетало ее. А теперь, прочтя эту газетную вырезку, она растерялась и вовсе... Да что там вырезка! Гога сказал ей:
   - Как тебя менты повязали, я сначала-то по телику увидел, в "новостях"... Я сам-то тебя только раз в жизни видел, да и то - мельком, когда Прорву покоцали. Али-Бабе позвонил, а он телевизор не смотрел. Так я потом пол дня перед телеком сидел, все ждал, может, повторят, чтобы на видик записать. И повторили! Я Али-Бабе запись показал, он говорит: "Маруся. Никакой ошибки..." Тут-то у меня чуток и отлегло от сердца...
   - Ну спасибо!
   - А ты как думала? Я как узнал, что они Кису твоего пришили, так, думаю, все - хана нам всем.
   - Жив он... Да и не в этом дело... А запись у тебя не сохранилась, скорее, не спросила, а констатировала она.
   Гога хлопнул себя по лбу:
   - Точно! Есть!
   Информационный сюжет об ее аресте был совсем коротким: за кадром звучал комментарий журналиста, почти дословно совпадающий с газетным текстом, а на экране мелькали какие-то люди, милицейские машины, роскошное фойе какого-то учреждения... И вот через это-то фойе и волокли ее двое спецназовцев - к дверям, на улицу. Всего - секунд пять-шесть.
   Пока съемка велась в помещении, Маша еще сомневалась, но вот камера переместилась на тротуар, под яркий солнечный свет, оператор дал крупный план, и Маша ясно увидела себя. Именно СЕБЯ. Сомнений быть не могло. Даже свитер она свой узнала... Слезы на глазах...
   Под конец комментатор продиктовал те же телефоны, что были указаны в публикации, внизу экрана пробежали цифровые титры.
   Гога выключил телевизор. Маша глянула на себя в зеркало. Те же глаза. Те же слезы.
   - Давай-ка, Маруся, позвоним, для начала, - предложил Гога. - Типа, мы - свидетели. Придумаем чего-нибудь. Хотя мне, ох, как не охота с прокуратурой связываться!..
   Маша провела рукой по лицу, утирая слезы (хорошо, ее хоть не видят):
   - Ты и не будешь связываться. Меня проводишь, и все.
   - Добро.
   - А как, к стати, Шахиня поживает?
   - Кто ж ее знает. С тех пор, как она с Кисой твоим в бега подалась, я и не видел ее. И век бы еще не видел.
   - И меня.
   - А тебя я и так - не вижу. Теперь, правда, кажись, увижу - ты же раздваиваться стала...
   Но Маша уже не слушала его, а, взяв радиотелефон, набирала номер. Что сказать? С чего начать разговор?
   - Дежурный слушает.
   - Здравствуйте. Я - по "делу Маруси".
   - Одну минуту. Соединяю.
   В трубке колокольчиками проиграла какая-то мелодия, затем прозвучал властный, слегка раздраженный мужской голос:
   - Да! Слушаю вас.
   Маша слегка оробела:
   - Я по "делу Маруси"...
   - Вы можете назвать себя?
   - Не хотелось бы.
   - То есть вы желаете остаться инкогнито. Хорошо. Что вы имеете сообщить?
   - Все. Я знаю о ней все. Каждый ее шаг.
   - Вот как. - Голос слегка смягчился. - Тогда не хотелось бы по телефону. Может, вы могли бы подъехать сюда?
   Маша уже сумела взять себя в руки. Пусть у простых смертных при слове "прокуратура" сердчишко колотится, ей-то чего бояться? И она решила говорить с позиции силы:
   - Но у меня есть условие.
   На том конце провода помолчали. Потом раздался мягкий смешок, и голос поинтересовался:
   - Ну-ну, и что же это за условие?
   - Она должна присутствовать при разговоре. Иначе, я не скажу ни слова.
   - То есть, вам необходима очная ставка?
   - Пусть так.
   - Нет проблем. Сегодня подъедите?
   Внезапно Маша испугалась. Очная ставка с собой...
   - Нет, лучше завтра... Во второй половине дня.
   - В четырнадцать ноль-ноль.
   - Хорошо.
   - Записывайте адрес. - Он продиктовал, затем добавил: - Если бы вы назвали себя, выписал бы вам пропуск. А так - придется встретить на вахте. Как я вас узнаю?
   - Я... - начала Маша, но тут же спохватилась. - Вы меня узнаете. Точно узнаете.
   - Вы уверены? - в голосе звучало то ли сомнение, то ли тщательно скрываемое возбуждение. Маша промолчала, и он продолжил: - Хорошо, договорились. Завтра в два я встречу вас на вахте, возле дежурного. Постарайтесь не опаздывать.
   ...Возле прокуратуры Гога с каменной мордой остался ждать ее в своем "москвиче". А Маша прошла внутрь. Не успела она сделать по ковровой дорожке и пяти шагов к милиционеру, как навстречу ей со стула поднялся высокий подтянутый мужчина лет сорока.
   Его густая шевелюра была почти полностью седой, лишь кое-где пробивались темные пряди. Его смуглое лицо сразу расположило Машу к доверию, особенно - то, как насмешливо поблескивали его черные глаза. Насмешливо, но - с интересом... Ну, еще бы, ведь вряд ли он ожидал увидеть перед собой вторую Машу.
   - Да, вас трудно не узнать! Ничего не понимаю! Объясните, что происходит?
   - Может быть, не здесь? - Легко улыбнулась Маша. Легко, оттого, что человек этот был явно симпатичен ей. Сейчас, приглядевшись, она поняла, что сходу не верно определила его возраст: обманула выправка - явно военная. Ему уже далеко за сорок, а то и все пятьдесят.
   - Да-да, конечно, - кивнул он и представился: Илья Аркадьевич Берман.
   Она пожала его сухую крепкую руку.
   - Мария.
   - Феноменально! - вскричал Илья Аркадьевич. - Все, оказывается, еще интересней, чем я предполагал! Но как вы... - И тут же оборвал себя. Пойдемте-пойдемте... Это со мной, - бросил он дежурному и повел ее вверх по лестнице.
   Вошли в светлый просторный кабинет. Он разительно отличался от рабочего места следователя Зыкова: бежевая офисная мебель, большое, забранное белыми жалюзи, окно, компьютер...
   - Неплохо живут, оказывается, следователи, - заметила Маша.
   - Дешево цените, - доброжелательно откликнулся Илья Аркадьевич, - не следователи, а референты генерального прокурора республики. Точнее референт, потому что он один. И это - я. Да вы садитесь!
   - А что такое "референт"?
   - Помощник, советник, ну, и все такое...
   - Понятно.
   Внезапно, без всякой видимой на то причины, Маше почудилось во всем происходящем что-то неестественное... Какой-то опереточный елей...
   Она села в удобное вращающееся кресло.
   - Ну, и где вторая я?
   Илья Аркадьевич сел за стол напротив нее.
   - А вам не кажется, что логичнее будет сперва нам побеседовать вдвоем?
   - Нет. Я, по-моему, ясно вам по телефону сказала.
   - Хорошо, хорошо, - непринужденно улыбнулся Илья Аркадьевич. Но Маше почему-то показалось, что непринужденность эта дается ему с трудом. Только за ней ехать придется. Я сейчас дам команду, а пока - посидим, поболтаем...
   - Сколько времени придется ждать?
   - Минут сорок. Не много.
   И ТУТ ЛЕГКОЕ ДОСЕЛЕ ОЩУЩЕНИЕ ОПАСНОСТИ, СЛОВНО ВЗОРВАВШИСЬ, ЗАПОЛНИЛО ЕЕ ВСЮ. Словно она оказалась в логове волка или в пещере, в полной темноте. Она порывисто встала.
   - Проводите меня к выходу.
   - Ну что вы, право, - вскочил вместе с ней Илья Аркадьевич. - Я пошутил. Очень уж хотелось побеседовать с вами наедине. Маша - здесь, сейчас ее приведут.
   Скорее всего, где-то под столом была кнопка, потому что, не успел он закончить фразу, как дверь открылась, и на пороге возник молоденький старшина милиции.
   - Володя, - явно не по уставу обратился к нему Илья Аркадьевич, сходи-ка за Марией.
   Старшина нахмурился.
   - А эта? - пробасил он, указывая на Машу.
   - Иди, иди... Это - другая, - раздраженно повысил голос Илья Аркадьевич. - И быстрее! - И снова повернулся к собеседнице: - Совсем тут разболтались.
   Маша сидела, нахохлившись, как воробей. Она ожидала любой провокации.
   С минуту длилось тягостное молчание. Наконец, тишину прервали шаги, дверь вновь отварилась.
   На пороге стояли двое.
   3
   Ощущение реальности на миг покинуло Машу.
   Когда, у Гоги, она увидела газетную фотографию, она решила сначала, что это - или фотомонтаж (только не понятно, кому это было нужно), или результат каких-то невероятных событий (а к невероятному, благодаря своему дару, она была вполне подготовлена). Затем, посмотрев кассету, она утвердилась именно во втором мнении. И ей страстно захотелось разобраться, что же тут к чему. Ведь, в конце концов, ЦЕНТРОМ ЭТИХ СОБЫТИЙ БЫЛА ОНА!
   Оказавшись в этом кабинете, ощутив неискренность в поведение его хозяина, она вновь заподозрила подделку. Но вот она видит своего двойника во плоти... И странное оцепенение охватило ее... Чего, собственно, она хочет от этой девочки? От СЕБЯ... Спросить: "Ты кто?" - она и без того знает ответ... Сказать: "Я хочу тебе помочь..." - но ведь она не может сделать больше чем... она. "Откуда ты взялась?" А если этот вопрос та, вторая, задаст раньше?!
   Все эти, порождающие смущение, вопросы пронеслись в ее голове буквально в несколько мгновений. Пока "Маша-2" не приблизилась. Когда же та сделала это, все моментально встало на свои места. Словно ветер подул, и густой туман рассеялся. Это была НЕ ОНА!
   Не так опущены уголки губ, нет характерной легкой асимметрии бровей... И самое главное, самое разительное: ЦВЕТ ГЛАЗ! ТОЧНЕЕ, ОТТЕНОК.
   Да, похожа. А одежда и грим сделали это сходство почти идеальным. Для посторонних.
   Маша даже удивилось, как такое простое решение сразу не пришло ей в голову. И ТЕПЕРЬ АБСОЛЮТНО ЯСНО, ЧТО ЦЕЛЬ ВСЕЙ ЭТОЙ ЗАТЕИ - ЗАМАНИТЬ ЕЕ В ЛОВУШКУ!
   Моментально вскипевшая в ее душе ярость вылилась почему-то не на того, кто явно был главным устроителем этого постыдного балагана. И, то ли противоестественность происходящего, то ли - сила пережитого потрясения заставила Машу совершить абсолютно неожиданный для себя поступок. Она вскочила и, вскрикнув: "Дрянь!", ударила самозванку ладонью по лицу...
   И тут же опомнилась, ощутив стыд за содеянное. А та, ссутулившись и закрыв лицо руками, зарыдала так, словно эти слезы копились уже много дней. Сквозь жалобные всхлипывания прорывалось:
   - Не я... я не хотела... Они заставили!.. Они угрожали маме...
   Маша обернулась к Берману.
   - Немедленно объясните, что все это значит! - сдерживаясь сказала она и не узнала своего голоса.
   События явно развивались не так, как планировал Илья Аркадьевич. Он волновался.
   - Я все объясню, - подчеркнуто спокойно, с расстановкой, ответил он. - Я прошу только одного: не исчезайте. Уверяю, все делается единственно для вашего же блага. Я просто не мог изобрести другого способа найти вас. Пожалуйста, сядьте... - Его голос звучал все тверже, он вновь овладевал ситуацией. - И ты - сядь! - приказал он псевдо-Маше.
   Та послушно опустилась в кресло, а Машу окатила новая волна ярости, вызванная презрительной, даже брезгливой интонацией, с которой была произнесена эта последняя его фраза. Вдруг она поняла, что она и ее двойник находятся, по-видимому, в очень схожих положениях. С той только разницей, что она-то, исчезнув, может в любой момент прекратить этот фарс...
   Все эти камеры, кабинеты, коридоры... Уж если на нее они наводят такую тоску, что же тогда говорить о человеке незащищенном? И она дала себе обещание во что бы то ни стало вытащить отсюда эту бедную девочку, даже если их отношения и останутся натянутыми, даже если они не понравятся друг другу... В конце концов, не по своей, наверное, воле та втянута в происходящую катавасию, и она - Маша - по-своему виновна в ее неприятностях.
   Обдумывая все это, она пропустила мимо ушей несколько фраз Бермана, и вникать начала лишь с середины произносимой фразы.
   - ...таким образом, вы подвергаетесь ежеминутной опасности быть расстрелянной без суда и следствия. И личный интерес генерального прокурора тут ничего не меняет. Мы же можем предложить вам очень и очень выгодные условия. Вы будете использовать ваш талант на благо нашей страны и при этом - щедро вознаграждаться. Законным, подчеркиваю, ЗАКОННЫМ образом.
   Сделка. Опять сделка.
   Маша встала.
   - Как тебя звать? - спросила она девушку.
   - Соня.
   - Пошли отсюда, Соня.
   Та испуганно переводила взгляд с Маши на Бермана.
   - Но если я... они же могут все... Мама...
   - Запомните, Илья Аркадьевич, - произнесла Маша с нажимом: - Если с головы ее матери упадет хоть волос... Если что-то случится с ней самой, вы об этом горько, очень горько пожалеете.
   - Вы совершаете ошибку, - Илья Аркадьевич поднялся тоже. В голосе его звучала почти детская обида.
   - Возможно, - с вызовом ответила Маша, повернулась и двинулась к двери, потянув Соню за рукав. Та послушно пошла за ней.
   Щелчок снимаемого с предохранителя пистолета был знакомым ей звуком, и реакция не раз выручала ее.
   Когда пули пробили пластиковую обшивку двери и прогремело два выстрела, Маша уже лежала на полу.
   Первым ее побуждением было - исчезнуть. Но что-то остановило ее от этого привычного шага - то ли упрямое желание победить этого опасного и умного противника ЕГО ЖЕ - обычным - способом, без "запрещенных" приемов, то ли сознание неравенства в положении между ней и Соней - теперь уже ее подопечной.
   Мягко спружинив, она поднялась лицом к Берману. Ствол пистолета смотрел ей в грудь, и ничто не мешало референту генерального прокурора вновь нажать на спусковой крючок. Но страх уступил место какому-то странному отчаянному азарту.
   - Стреляйте, - онемевшими от напряжения губами улыбнулась она. - Но учтите, это ваш последний шанс. Если я выживу... я растопчу вас как мокрицу. Только не так быстро. Вы будете умирать долго и страшно...
   Лицо Ильи Аркадьевича исказили ненависть и страх. Но длилось это долю секунды. Он умел держать себя в руках. И он улыбнулся в ответ. Опустил пистолет.
   - Мы еще встретимся?
   Дверь с грохотом распахнулась, и Маша краем глаза увидела того самого молодого старшину, который привел Соню.
   - Руки! - крикнул он боязливым звонким голосом. Но Берман, не отрывая взгляда от машиного лица, остановил его жестом.
   - Мы еще встретимся? - настойчиво повторил он.
   Почему-то она не ответила "нет". Все с этим человеком было не просто. Она ответила:
   - Я помню ваш телефон.
   - Вас проводят, - кивнул тот. - Больше сюрпризов не будет. ОБЕЩАЮ.
   - Обойдемся без провожатых, - как-то обыденно, словно отделываясь от назойливого кавалера, ответила она.
   - Вас без него не выпустят, - окончательно вернув самообладание, покачал головой он. - До встречи.
   - Дайте мне пистолет, - шагнула она вперед и кивнула на старшину, - я ему на выходе отдам.
   - Хорошо. Играем в светлую. - Илья Аркадьевич плавно и точно бросил пистолет ей, и она легко поймала его. - Только верните, это еще одна статья.
   - Пока, - пробурчала она, не зная что ответить, и повернулась к старшине: - Пойдем что ли? Слышал, что начальник сказал?
   - Дела-а-а!.. - протянул тот и поплелся вперед.
   - ...Куда едем? - спросил Гога, разворачивая машину.
   Появлению Сони он не удивился. "Я пока тебя ждал, сам до того, что это - двойник, додумался", - объяснил он, когда они садились.
   - Куда тебе? - глянула Маша на Соню. - По пути поговорим или заедем куда-нибудь? Ты есть хочешь?
   - Может, ко мне? - предложил Гога.
   - Нет, - девушка немного смущалась, ей, видимо, не верилось, что ее злоключения окончились. - Мама с ума сходит. Только я далеко живу - в Репино.
   - Где это?
   - Я знаю, - заверил Гога. - Минут через сорок будем.
   - Тогда - давай. Туда и поехали. По пути поболтаем.
   ...Поначалу, пока ехали по городу, разговор не клеился. Соня, иногда сразу, а иногда - подумав, отвечала на машины вопросы, но больше это походило на допрос, нежели на дружескую беседу.
   Картина складывалась такая.
   Однажды в школе (Соня учится в одиннадцатом классе) объявили, что завтра к ним придет съемочная группа какой-то киностудии, которая ищет девушку на главную роль в новом фильме. Все девчонки, само-собой, навалились на макияж и понаделали причесок. И действительно, назавтра к ним пришли трое: молодой испуганный мужчина, еще один - с фотокамерой и жеманная молодящаяся дама.
   Разглядывая школьниц, дама изредка заглядывала в какой-то альбом, словно с чем-то сверяясь. Очень быстро, лишь обведя класс взглядом, она выбрала двоих - Соню и еще одну ее одноклассницу - и попросила их спуститься вниз, в спортзал. Остальные чуть не лопнули от зависти.
   В спортзале уже сидело шестеро девчонок. Они бурно обсуждали маячившие перед ними грандиозные перспективы, гадали, будут ли из них выбирать одну или двоих, или вообще - возьмут всех отобранных. Соня обратила внимание, что все отобранные, в том числе и она, - одного роста и имеют примерно один - славянский - тип лица. И все - более или менее симпатичные.
   Вскоре "киношники" появились с еще одной девчонкой, попросили всех встать, пройтись, сказать пару слов, фотограф при этом непрерывно щелкал аппаратом. Они записали адреса и телефоны девочек, сказали, что в течении двух дней обязательно позвонят тем из них, кто прошел первую пробу и, пояснив, что "у них сегодня еще две школы", торопливо исчезли.
   Школу лихорадило. И, когда, назавтра, Соне позвонили и попросили подъехать по такому-то адресу, она даже никому не сказала об этом, чтобы, во-первых, не завидовали, во-вторых, не смеялись, если она не пройдет следующие пробы. К тому же молчали и остальные "отобранные", боясь признаться то ли как она - что позвонили, то ли - что НЕ позвонили.
   Даже родителям она ничего не сказала (отец терпеть не может никаких разговоров о том, что она может стать кем-то другим, а не врачом, как у них в семье было решено уже давно). И, вместо того, чтобы отправиться в школу, она, никому не сказав ни слова, поехала в Ленинград.
   Дойдя примерно до этой части повествования, Соня разговорилась, и Маше уже не приходилось вытягивать из нее в час по чайной ложке. Их машина к тому времени вышла на окраину.
   - Я сначала удивилась, когда увидела, что по тому адресу - не киностудия или, скажем, театр, а прокуратура. Но потом подумала, мало ли что: может быть они детектив снимают? Или это какая-то новая маленькая студия, и они тут арендуют одну-две комнаты... Сейчас всякое бывает.
   Захожу в фойе, смотрю, там еще три девчонки ждут, я, оказалось, последняя приехала. И мы четверо дико друг на друга похожи были. Разные, конечно, но - как сестры. Мы сразу с ними решили, что кино будет историческое, и надо, чтобы девушка на кого-то в копейку походила. Одна из них, Надя, по-моему, была старше всех, и она работала секретаршей в какой-то фирме. Две - студентки: музыкального училища и какого-то института, я не запомнила. И все - ленинградки, из пригорода я одна была, и я - самая младшая.
   Мы только успели познакомиться, как появился Берман. Он сначала мне очень понравился.
   - Мне тоже, - заметила Маша.
   - Я подумала, что это, наверное, режиссер... Он провел нас в кабинет, а там уже сидит какой-то парень, весь в наколках... Да не в наколках дело. Он был в наручниках, а рядом с ним милиционер стоял. Мы только вошли, парень сразу вскочил и стал в меня пальцем тыкать: "Вот она, - кричит, бля буду!"
   Гога только крякнул, но промолчал.
   - Я так удивилась, что к чему? Даже подумала, может, это уже кино репетируют? Хотя парень такой... Ну, как бы... Он уж СЛИШКОМ на бандита похож: в тельняшке, рожа толстая, курчавый и - в наколках...
   - Это Слон, - узнал Гога.
   - Берман говорит: "Ты уверен?" А тот: "Она это, она! А остальные непохожи даже". Ну, вот и все. Парня увели, девчонок отпустили, он долго извинялся сначала... А я осталась. И все.
   - И что было дальше?
   - Дальше? - Соня неопределенно пожала плечами. - Дальше все интересное кончилось. - И она снова замолчала.
   Но вскоре продолжила сама:
   - Он взял мой паспорт, что-то из него выписал. Потом говорит, сейчас будем делать первые пробы. Ну, и повез в какой-то банк. Сначала меня вот в это переодели... Какая-то женщина грим делала. Потом сняли, как будто меня арестовали, как будто я этот банк грабила... Это сразу - в первый же день. Я чувствовала - что-то не так: никаких прожекторов, никаких "дубль первый, дубль второй..." Но спросить боялась, мало ли что... Пробы...
   А когда вернулись, Берман говорит: "Тебе придется тут пожить". Ну, и начал рассказывать, что никакое это не кино, что я участвую в поимке опасного преступника, на которого очень похожа... Я испугалась. Не знаю, чего, но испугалась. Что-то типа истерики. Хотела уйти. Но милиционеры меня не выпустили. И когда он понял, что по-хорошему со мной не получится, он мне показал ордер на арест...
   - Сволочь! - в сердцах прошептала Маша.
   - Потом он разрешил позвонить маме, она приехала... Плакала. Они с папой все никак не могли поверить, что я ничего плохого не натворила. Соня сама начала шмыгать носом. - А он пообещал, что со мной все будет в порядке, что в школе все уладят, что даже мне деньги заплатят потом... Мы не соглашались, а он угрожал... Мама говорит, я в суд подам, а он засмеялся: "Выше генерального прокурора - некуда..."
   - Гад, гад! - уже в голос произнесла Маша и даже ударила себя кулаком по коленке.
   - Я учила твою биографию... Я про тебя все знаю. Я должна была при необходимости играть, как будто я - это ты. А потом... потом он хотел, чтобы я с ним спала...
   Маша поперхнулась и, прокашлявшись, спросила с хрипотцой:
   - А ты?
   Соня исподлобья глянула на нее.
   - Я... спала.
   - И как? - неожиданно для себя спросила Маша.
   - Нормально, - как-то виновато, и, в то же время, с вызовом ответила та. И добавила: - Даже хорошо! - И Маша сразу почувствовала, что в этом вопросе ее двойник разбирается лучше, чем она.
   Гога возмутился:
   - Ну вы, курицы! Хоть бы меня постеснялись, что ли!
   - А ты не лезь не в свое дело! - рявкнула Маша и снова обратилась к Соне:
   - Так ты, наверное, не хотела, чтобы я тебя увозила? Вернуть тебя?
   - Я его НЕ-НА-ВИ-ЖУ! - не поднимая головы, по слогам процедила та.
   - Так как же ты... как ты могла?
   Соня подняла на нее покрасневшие от слез глаза и зло ответила:
   - Легко тебе! Невидимка. Раз, и нету! А мне как прикажешь? Что я могла сделать? Я боялась - за себя и за маму!..
   Они замолчали. И Маша вновь почувствовала, какая глубокая пропасть отделяет ее от "обычных" людей. "Могу ли я осуждать ее? - думала она. - Я - "девочка-монстр". Легко быть щепетильной, никогда не позволять себе унижаться, никогда не идти на компромиссы, когда у тебя всегда наготове запасной выход..."
   Их "москвич" тем временем уже двигался по загородной автостраде. За окнами то и дело мелькали аккуратные коттеджики Домов отдыха и пансионатов. И тут Гога странным, напряженным голосом произнес:
   - А за нами, между прочим, едут...
   4
   Маша оглянулась и через заднее стекло увидела нагоняющую их милицейскую машину.
   - Может, это не за нами?
   - От самого Ленинграда...
   - Почему же ты сразу не сказал?
   - А толку-то?
   - Оторваться не пробовал?
   - Давно бы оторвался, если бы не эти - впереди...
   Действительно, она заболталась, раз не заметила до сих пор эту огромную "тойоту-джип" с затемненными стеклами.
   - Чего им надо? - забеспокоилась Соня.
   Ей не ответили. Ведь ни Маша, ни Гога не знали, что люди, преследующие их в милицейской машине, имеют приказ без допроса уничтожить их на месте, ибо они - опаснейшие уголовники, и один из них - нашумевшая невидимка. Приказ прошел по линии МВД, и генеральный прокурор не мог, во всяком случае, достаточно оперативно, повлиять на него. Но он знал о приказе (как ни странно МВД, прокуратура и органы безопасности далеко не всегда работают согласованно и даже наоборот, соперничая, часто суют друг другу палки в колеса и имеют в параллельных ведомствах собственных тайных осведомителей).
   Не знали наши герои и того, что ту же цель - уничтожить их - имеют и пассажиры "тойоты", люди Шахини, так же имеющей своих осведомителей.
   Но ни те, ни другие не решались остановить машину Гоги: люди Шахини решили, что милицейская машина сзади ОХРАНЯЕТ Машу, а менты - что охрана в "тойоте".
   Минуты три Маша и ее спутники молчали, не зная, что предпринять.
   - Чего им надо? - повторила вопрос Соня, первой нарушив тишину.
   - Уж точно - ничего хорошего, - резонно ответила Маша.
   Сейчас они со средней скоростью двигались по широкой односторонней автостраде на насыпи.
   - Значит так, - Маша тронула гогино плечо. - Давай-ка, потихоньку уменьшай скорость...
   - Там еще за ментовкой "Волга" какая-то, белая, зацепилась и тоже, вроде, отставать не собирается...
   - Это что-то меняет?
   Гога пожал плечами.
   - Тогда делай, как я сказала. А когда совсем остановишься, падай на пол и не высовывайся. И ты, - бросила она Соне.
   - Ясно, - ответил Гога, но добавил: - У меня пушка, кстати, есть...
   - Дай сюда.
   Гога передал ей через плечо "парабеллум" и начал медленно снижать обороты. Маша еще не знала толком, что собирается делать. Главное, что она решила - отвести огонь от доверившихся ей людей и взять его на себя. А уж ей-то попроще будет выкрутится из любой ситуации.
   Наконец их "москвич" остановился, и Гога, кряхтя, устроился под переднем сидением. Соскользнула вниз и Соня. А Маша, пригнувшись, осторожно приоткрыла дверцу. "Только бы не начали палить сразу", взмолилась она про себя.