Буркин Юлий Сергеевич. Королева в изгнании

Буркин Юлий
Королева в изгнании

   Юлий БУРКИН
   КОРОЛЕВА В ИЗГНАНИИ
   МАРИЯ
   1
   - Ну, вот мы и дома, - с явным облегчением сказал следователь, открыв кабинет и усевшись. Это были его первые слова с того момента, как они влезли в машину. - Что ж, Мария Викторовна, давайте поговорим начистоту.
   Маша неопределенно кивнула. Ей казалось, все у нее внутри заковано в лед, и вряд ли этот лед когда-нибудь растает.
   - В первую очередь объясните мне, - продолжал следователь, - почему вы не стали невидимой? Я знаю, вы умеете это.
   Так же неопределенно она пожала плечами. Почему не исчезла? Она и сама еще не успела осмыслить это. Хотя... Что ей принес ее "божественный дар"? Что кроме боли? Она потеряла дом и друзей, она потеряла себя - ту, какой бы ей хотелось быть... Человек, которого она любит, предал ее. А сейчас, когда она смогла простить его, он умирает... Когда-то она должна была остановиться.
   - Будем молчать? - поинтересовался следователь, - или...
   Она подняла глаза и ТАК на него взглянула...
   - Что с ним? - спросила она шепотом.
   - Сейчас, - торопливо кивнул следователь, поднял трубку и набрал номер.
   - Алло, это прокуратура вас беспокоит. Это Зыков, следователь. Там к вам должны были доставить... Да, ножевое... Да-да, Кислицын... - Некоторое время длилась пауза, во время которой Зыков покачивал головой, вникая в то, что слышал. - Спасибо, - сказал он наконец и положил трубку.
   - Сильный мальчик, - улыбнулся он Маше. - С ним - полный порядок. А мы - будем говорить?
   - Будем, - согласилась она, ощущая как что-то оживает в ней. - Только без абстрактных вопросов. Типа - почему не исчезла. Не исчезла и все.
   - Что ж, меня это устраивает, - сухо согласился Зыков. - Я многое знаю о вас. С точки зрения закона вы виновны. Но я знаю, что вас обманывали, и все, что вы совершали делалось не по собственной воле. Машу передернуло: она была не согласна с тем, что он говорил, и она не нуждалась в подачках следователя. По его выходило, она - какая-то тварь бессловесная... Но он продолжал: - Так что обещаю: в крайнем случае - два года условно. А вы мне - адреса, имена, суммы...
   - Не надо со мной торговаться. Вы... - она остановилась, вспоминая, как его звать. "Андрей Владимирович", - подсказал Зыков. - Вы, Андрей Владимирович, знать-то знаете, а вот понять еще не умеете. Я все могу.
   - Да ну, - запротестовал следователь. - Возможности ваши ограничены. Комната заперта, за дверью - охранник...
   - Я сейчас исчезну, - перебила его Маша, - и сколько бы вы не бегали по этой комнате, вам меня не поймать. А когда подходящий момент представится - шарахну чем-нибудь тяжелым по голове. Вот, стулом, например.
   - Стул привинчен.
   - Ну, ящиком от стола. Да просто пну между ног, так что загнетесь, и пистолет отберу. Пусть тогда ваш охранник приходит.
   - Начнете стрелять, сбежится вся прокуратура.
   - Вы в жмурки когда-нибудь играли? - недобро усмехнулась Маша. - Так вот, вы все - голите...
   Она блефовала, но и сама в тот момент верила в то, что говорит.
   Зыков озадаченно потер подбородок.
   - Ну ладно, ладно, - пошел он на перемирие, - один ноль в вашу пользу. Что мы как дети: а я - сильнее, а у меня брат есть...
   - Дайте бумагу и ручку. Напишу все, что знаю. Только не потому, что ВЫ так хотите, а потому, что Я так хочу. Потому что все они - мизинца его не стоят.
   ...Информации оказалось не так-то много. Где искать Копченого или Али-Бабу? Она не знала не только адресов, но даже настоящих имен всех этих сошек. Так, некоторые номера телефонов, автомобилей, "криминальные эпизоды". Однажды заезжали домой к Гоге, и визуально она могла бы найти его квартиру, но адреса не знала тоже. Да и меньше всего ей хотелось "закладывать" именно Гогу.
   - Сколько ему дадут? - спросила она, протягивая Зонову лист.
   - Трудно сказать. "Восток - дело темное". Думаю, от трех до семи.
   - Я хочу взглянуть на него.
   - Не раньше завтрашнего дня. Так врач сказал: нельзя беспокоить.
   - Я не буду его беспокоить. Он меня не увидит... - И тут же поправилась с горечью в голосе: - Он меня не видит.
   Зыков вскинул брови:
   - Из показаний следует, что вы не умеете возвращать людям способность видеть вас. Или научились?
   - Нет, - ответила Маша. - Так я увижу его сегодня?
   - То, что знаем мы, врачам не объяснишь. Они не пустят. Или пустят, но потом руководству моему пожалуются. Будут неприятности. Так что... - Он что-то чиркнул на бумажке и протянул ее Маше. - Вот. Повестка. Явитесь ко мне завтра в двенадцать ноль-ноль, поедем к нему. Хотя... - Зыков испытующе глянул ей в лицо, - вы могли бы воспользоваться своими способностями и пройти к нему невидимой, адрес больницы я вам дам.
   - Не надо, - двумя пальцами Маша взяла протянутую бумажку. И, вставая, закончила, повторив: - Завтра в двенадцать ноль-ноль.
   ...Алкины родители были уже в курсе событий, но милая ее рыжая мама делала вид, что "все как всегда". И это было даже хуже. Если бы Маше было куда пойти, она с удовольствием покинула этот гостеприимный, даже слишком гостеприимный дом. Но пойти было некуда. В родном городе отправиться в гостиницу ей как-то не пришло в голову.
   - И что же ты теперь? - спрашивала мама Алки, хозяйничая на кухне. Поступать будешь? Год, конечно, потеряла, но это не беда, какие наши годы?!
   - Не знаю, - уклончиво отвечала Маша. Поступать? Вот, наверное, удивилась бы эта добрая домашняя женщина, если бы узнала, что ее юная собеседница ухитрилась даже не закончить школу.
   - А чего тут думать? Город у нас маленький, но недаром его студенческим называют. Жить тут и не закончить вуз - просто не принято.
   Самым глупым в этой ситуации было то, что разговор явно был не нужен ни Маше, ни алкиной маме, но взаимная вежливость заставляла их поддерживать его.
   Алка краем глаза наблюдала за Машей и в один прекрасный момент вдруг заявила:
   - Ладно, мама, мы пошли спать.
   - Да ведь рано еще. Подождите, я ужин сделаю...
   Но Маша уже поднялась с облегчением со стула и направилась к двери вслед за Алкой.
   - Спокойной ночи, - недовольно сказала им в спину мама.
   - Ну что с тобой?! - накинулась на Машу Алка в комнате. - Чего ты как замороженная? Леша жив, что еще тебе надо?
   - У тебя валерьянка есть?
   - Сейчас, - осеклась Алка. - Только в таблетках, вот. Подожди, я воды принесу.
   - Не надо, - махнула рукой Маша и проглотила несколько сладковатых пилюль. - А снотворное?
   Алка молча протянула ей стандарт. Потом вдруг отдернула руку и, оторвав от целлофановой упаковки две таблетки, выдала их Маше.
   - Да не бойся, травиться я не собираюсь, - усмехнулась та.
   - Кто тебя знает, - сделала Алка гримаску, потом вышла на минутку и вернулась со стаканом воды. - На.
   Маша запила лекарство и забралась в постель. Глянула на Алку. Та смотрела на нее с жалостью и участием, но самым сильным чувством, написанным на ее лице было всепоглощающее любопытство. Маша сжалилась:
   - Завтра в двенадцать я к нему в больницу пойду. Со следователем. Пойдешь со мной?
   - Конечно!
   Переодевшись в пижаму и погасив свет, Алка забралась к Маше под одеяло, и некоторое время, лежа друг к другу спинами, они активно делали вид, что спят. Наконец Алка не выдержала:
   - И все-таки я не понимаю. Зачем тебе все это? Исчезла бы и все.
   - Что - все? - Маша повернулась к Алке лицом. - Что - все? Опять в бега? Я хочу жить дома. Просто жить, понимаешь?
   - Просто жить? И деньги ты им вернула?
   Деньги. Про них она просто забыла, даже не упомянула в показаниях. Или это сработала подсознательная жадность?
   Нет. Действительно забыла.
   - В следующий раз - сдам.
   - Ну и зря. Если бы у меня были такие деньги, я бы... - Она замолчала.
   - Что - ты бы? - Покачала головой Маша, чувствуя, как дремота сковывает ее тело. - Подумай, подумай. Если найдешь им классное применение, я их не в милицию, а тебе отдам... Ну ладно, все. Спокойной ночи.
   И, снова повернувшись к стенке, она моментально уснула.
   ...Поднялись в половине девятого и целый час наводили марафет. Потом вышли из дома, поймали тачку и помчались в центр. Остановились у магазина "Фасон". Магазин работал с десяти и до открытия было еще минут пятнадцать. Но Маша ждать не стала, а нажала кнопку звонка. В витрину выглянула пожилая женщина, молча указала на табличку с расписанием. Маша в ответ покачала головой. Женщина кивнула и удалилась. Тут же к витрине подошла другая - знакомая Маше продавщица, улыбнулась ей и открыла дверь.
   - Вы извините, что так рано, - сказала Маша после приветствия, - мне нужно забрать свою одежду. Даже лучше у вас переодеться.
   - В это тряпье? - женщина с изломом приподняла красивую бровь. Девочка, тебе нужно носить красивые дорогие вещи. И, поверь мне, я знаю жизнь: для этого тебе не нужно даже шевелить пальцем. К таким как ты, а таких мало, деньги липнут сами.
   У Маше по спине пробежал холодок. Ведь действительно последние годы деньги сами липли к ней. Деньги, а не счастье.
   Продавщица говорила что-то еще, но Маша, не слушая ее, зашла за ширму и переоделась в свой видавший виды джинсовый костюм, кроссовки и, сложив новую одежду в сумку, вышла на улицу.
   - Да-а, - протянула Алка, увидев ее, - вот это маскарад. Ты что, милостыню просить собралась?
   - Врачи сказали, его нельзя беспокоить. А в этой одежде он меня не видит.
   ...К прокуратуре шли пешком, но все равно добрались немного раньше срока.
   2
   У входа в палату Зыков обернулся к девушкам.
   - Вам, - кивнул он Алке, - придется подождать тут. А вы, Мария Викторовна, войдете вместе со мной, но своего присутствия ничем не выдавайте.
   Сопровождавший их дежурный врач вопросительно посмотрел на них, но, не дождавшись разъяснений, промолчал.
   В палате стояло четыре кровати. Две из них были пусты и аккуратно застелены, на одной сидел щуплый мужчина лет пятидесяти; Алексей лежал на койке возле окна.
   Тихо пройдя, Зыков сел на табурет, доктор остановился справа от него, а Маша встала у изголовья. Атос (так Маша снова начала называть его про себя) лежал с закрытыми глазами и выглядел совсем неживым. Маша прижала к губам ладонь, чтобы не вскрикнуть. Почему-то больше всего ее напугала капельница, присосавшаяся трубочкой к его забинтованной руке.
   Атос застонал и открыл глаза. Отсутствующим взглядом обвел комнату.
   - Пить... - Это был даже не шепот. То, что он сказал, угадывалось только по движению губ.
   - Пить вам пока нельзя, - отозвался врач. - Все, что вы можете себе позволить - вот: смачивать губы. - Он взял с тумбочки стеклянное блюдце с водой и ватный тампон на палочке. - Можете держать?
   Атос еле заметно покачал головой.
   - Ну, потом будете это делать сами, - и доктор осторожно провел тампоном по потрескавшимся лиловым губам Атоса. Тот закрыл глаза, сглотнул и скривился от боли.
   - Еще, - прошептал он, не открывая глаз.
   Врач повторил процедуру, Атос поморщился - то ли от боли, то ли от удовольствия. Потом открыл глаза и уже более осмысленно взглянул на окружающее. Однако взгляд его без интереса скользнул по лицам доктора и следователя, поднялся вверх...
   - Маша, - через силу улыбнулся он. - Маша...
   Она чуть было не закричала в ответ. Ты видишь меня, видишь!.. Но нет, он смотрит не в глаза, не в лицо, он смотрит... Проклятье! Как она могла забыть снять новые часики! Атос их раньше не видел, и теперь они висят прямо над его головой...
   А он вновь прикрыл веки, застонал и затих.
   Зыков настороженно смотрел то на него, то на Машу.
   - Все, все, все, - засуетился врач. - Он впал в бессознательное состояние. Все-таки еще рано, он слишком слаб. Давайте перенесем встречу на завтра?
   Зыков кивнул, поднялся и глазами сделал знак Маше: "Идем".
   Она, не отрывая ладонь от губ, отрицательно замотала головой и свободной рукой еще крепче вцепилась в металлическую спинку кровати.
   Зыков взял ее за локоть и настойчиво потянул к себе. Несколько секунд она сопротивлялась, затем разомкнула пальцы и, как механическая кукла двинулась за ним к двери.
   Они были уже на пороге, когда Атос вновь застонал. Маша замерла, но Зыков просто вытолкнул ее в коридор и прикрыл дверь. Доктор остался в палате.
   - Ну что он?! Как?! - Налетела на них Алка.
   - Жив, жив, - успокаивающе хмыкнул Зыков. - Дуракам везет. Поехали-ка ко мне. Поговорим. И вы, - кивнул он Алке, - то же.
   ...С Алкой следователь говорил недолго, к тому же она спешила на занятия. Следующей Зыков вызвал в кабинет Машу.
   - Присаживайтесь.
   Маша села. И вдруг остро почувствовала страх и жалость к себе. Как будто вся жизнь ее будет теперь состоять из таких вот пыльных милицейских комнат и пропахших лекарствами палат, нестерпимого чувства вины и утраты. Это длилось мгновение, но не ушло совсем, а вечным пониманием спряталось где-то в глубине ее сознания.
   - Ну-с, милая, - произнес Зыков и вальяжно откинулся на спинку стула. - А вот теперь-то мы поговорим серьезно.
   Все в нем изменилось - поза, выражение лица, интонации. Все дышало самоуверенностью и самодовольством.
   - Я по-моему все написала, - ответила Маша, специально чуть нагловато, чтобы сбить накатившую на следователя спесь.
   - Не-ет, Мария Викторовна, нет, милая, - Зыков принялся раскачиваться на стуле, - вовсе даже не все. Это - так... - он двумя пальцами поднял со стола исписанный ею на прошлом допросе листок, - фрагменты... - И листок, отпущенный им, спланировал на пол. - А меня интересует все. Вся история. Вся, понимаете? До мельчайших подробностей.
   - Но мы же договорились...
   - Договорились, - с легкой иронией в голосе перебил он так, как говорят иногда с детьми, - а теперь передоговорились.
   Он перестал раскачиваться, уперся руками в стол и вдруг заорал:
   - Где деньги, сука!
   Такой поворот, наверное, сработал бы безотказно, будь перед ним обыкновенная девушка. Но Маша... Мария. Ее уверенность в себе, сознание вседозволенности и безнаказанности хоть и пошатнулись заметно в последние дни, но все же оставались чуть ли не главными составляющими характера.
   - По какому праву вы разговариваете со мной таким тоном? - спросила она стеклянным слегка дрожащим голосом.
   - Прекрасное самообладание. - Зыков потер подбородок ладонью и, буравяще глядя Маше в глаза, почти любуясь ею, пальцами другой руки принялся барабанить по столу.
   Абсолютно спокойной Маша оставалась только внешне. В душе же ее что-то дрогнуло. "Почему?! Почему он вдруг решил, что на нее можно кричать, можно оскорблять ее? Ведь еще вчера он говорил с ней уважительно, чуть ли не со страхом... Он сказал, деньги. Почему он заговорил о деньгах? Арестован кто-то из банды? Или Алка? Нет, скорее - первое. Денег мне не жалко, отдам хоть сейчас. Но если он так... Война так война".
   - "По какому праву", вы спрашиваете, Мария Викторовна? - следователь вновь неожиданно сменил интонацию на подчеркнуто корректную. - Да по такому, что вы - прекрасная актриса. Только на хитрую жопу, Мария Викторовна, есть, извините, член с винтом!..
   - Маша порывисто поднялась и двинулась к двери.
   - На место! - рявкнул Зыков.
   На место Маша не села, но остановилась:
   - Если вы еще раз повысите на меня голос, я просто исчезну.
   - Исчезнешь? - следователь ухмыльнулся. - Ну-ну, давай, а мы посмотрим... Чего ж раньше не исчезла? Это же элементарно, Ватсон: девочка-невидимка дает вдруг себя арестовать... девочка-невидимка не желает незаметно пройти в больницу... И наконец: девочку-невидимку узнает ее заколдованный принц!
   Ах вот в чем дело! Следователь просто решил, что она по каким-то причинам потеряла свои сверхъестественные способности, если они вообще были, и это не легенда. Что ж, все логично. И он перестал бояться ее, перестал быть эдаким старшим товарищем - предупредительным и участливым, а стал - грубым и вульгарным... ментом.
   "Вульгарным ментом", - повторила про себя Маша, и вдруг это выражение показалось ей до невозможности смешным.
   Одновременно с этим она испытала несказанное облегчение от того, что все стало понятно. Не удержавшись, она сначала прыснула в ладонь, а потом, убрав руку расхохоталась во весь голос и уселась обратно на стул.
   - Актриса, актриса! - восхищенно улыбаясь, покачал головой Зыков.
   - Вульгарный мент, - вслух произнесла она в ответ, сразу успокоилась и, утерев выступившие слезы, продолжила: - Значит, говоришь, я разучилась исчезать. Давай проверим.
   На миг легкая неуверенность коснулась ее сердца. А может быть он прав? Может быть, не часики, а ЕЕ увидел Атос в больнице? Может быть, ее давешнее решение не пользоваться своим даром повлияло на него уничтожающе?
   Она испугалась и, чтобы быстрее избавится от сомнений, глядя Зыкову в глаза, дала ему посыл...
   Знакомый толчок в виски, знакомый звон в ушах. Знакомое выражение в глазах следователя.
   То, как он повел себя в дальнейшем, характеризует его, как человека действительно умного и прозорливого. А может быть - просто трусливого, но способного держать себя в руках.
   - Ладно, - напряженно сказал он пустоте перед собой. - Два - ноль. Только, Мария Викторовна, пожалуйста, без излишеств. Думаю, вы уже не сидите на стуле, так что не бойтесь. Я сдаю оружие. - Он расстегнул кобуру и выложил на стол пистолет. - Но брать его не советую. Из соображений вашей же пользы.
   К пистолету Маша не притронулась.
   - Сейчас я вызову конвойного, - продолжал он уже спокойнее. - Он проводит вас к выходу. - Он нажал кнопку под столом, затем чиркнул что-то на бумажке:
   - Это - повестка на завтра. Тут будет другой следователь. Я, сами понимаете, не справился.
   Маша не притронулась и к повестке.
   Дверь отворилась, вошел молодой милиционер.
   - Ну что ж, жаль, что так вышло. - Следователь поднялся. - До свидания. Или прощайте?
   - Второе, - лаконично ответила Маша.
   Конвойный удивленно покосился на нее.
   - Проводите девушку, - вздохнул Зыков.
   Выходя, Маша с опаской поглядывала на следователя: сейчас не трудно было определить ее местоположение, не схватится ли он за пистолет. Только потом она поняла, что если бы он сделал это и сумел убить ее, он никому не смог бы объяснить этот поступок, и это стоило бы ему, как минимум, карьеры.
   3
   "Моя душа принадлежит хаосу, - с легким испугом думала Маша, шагая по тротуару. Как иначе расценивать ту эйфорию, в которой я сейчас нахожусь?" Ведь, выходит, не тяжелое состояние Атоса более всего угнетало ее, а тот моральный запрет, который наложила она на свой дар, решение жить "нормальной" СКУЧНОЙ жизнью. Но вот запрет снят, и как же легко стало на душе.
   "Вульгарный мент", - вспомнила она и опять хихикнула сама с собой. Может быть, все-таки, потому ей так хорошо, что она разоблачила лицемера и победила его? Он был таким беспомощным, таким униженным!
   Как бы там ни было, ей было хорошо, и она прекратила бессмысленный самоанализ, интуитивно чувствуя, что, стоит ей докопаться до причины своей радости, как та сейчас же улетучится.
   Он жив! И он выздоровеет!.. И что тогда? Интересно, может ли мужчина любить женщину, которую не видит? Вспомнилась где-то слышанная поговорка "мужчина любит глазами". А если даже не так, все равно им годы не быть вместе. От трех до семи, так, кажется, сказал Зыков.
   Но и эти невеселые мысли не развеяли ее благодушия. Тут же она подумала: может быть уже вернулась мама и ждет ее? Телефон-автомат был поблизости, а рядом в киоске "Союзпечати" продавались жетоны.
   Но когда она набрала свой домашний номер, трубка не ожила.
   Идти сейчас к Алке? Хоть Маше и был дан ключ от ее квартиры, идти в пустое чужое жилье (Алка-то в институте) казалось ей чем-то неправильным. Слишком часто бывала она в чужих квартирах без приглашения и даже без ведома хозяев.
   Нужно было подумать о последствиях своей сегодняшней выходки в прокуратуре, но в голову ничего не приходило.
   Она присела на скамейку и закурила.
   Оставаться на улице тоже не прельщало: становилось по-осеннему прохладно. И хотелось есть.
   И вдруг, словно похмелье, черная волна нахлынула на нее. Одиночество. Все это время она не ощущала, как она одинока. В Питере был папа со своей смешной заботой, потом - Атос; и "бандиты" (для кого-то - бандиты, а для нее - безопасные и забавные человечки). Потом была всепоглощающая ревность, обида, страстная жажда мести... Плотность чувств с лихвой заменяла ей общение. Потом - радость встречи с домом, Алка, возвращение веры в любовь...
   Сейчас - пустота. Пустота, пустота, пустота...
   Это было ужасно глупо с ее стороны - вот так сидеть и упиваться своим одиночеством, и, наконец, она решила, куда сейчас отправится: в политех к Алке на занятия. И посоветуется с ней. Или посоветуется потом, а сегодня снова сходит с ней к ее ребятам в общежитие. Развеяться. А там - будет видно.
   ...Звонок возвестил об окончании пары, и из аудитории в коридор посыпались симпатичные молодые ребята. Это явно были совмещенные занятия нескольких групп: ребят было много. Нескольких она узнала, узнавали и ее кивали, приветливо улыбались.
   Алка вышла одна из последних в сопровождении тоже знакомого Маше парня - того самого Сережи, который ухаживал за ней на той, памятной, вечеринке. "Очень характерно", - отметила про себя Маша. Алка с детства усиленно кокетничала именно с ЕЕ мальчиками. Они никогда не ссорились по этому поводу, ведь шансов у Алки "увести" мальчика практически не было, сама же она объясняла свое поведение так: "Просто, Машка, у тебя вкус хороший: только ты скажешь, что тебе мальчик нравится, смотрю, а он точно - классный..."
   Увидев Машу, Алка обрадованно помахала рукой, а Сережа потупился. Маша внутренне усмехнулась: какие они все-таки дети.
   - У нас еще пара, я тебе очень нужна? - спросила Алка, поравнявшись с ней.
   - Да, у меня, кажется, неприятности.
   - Ты в своем амплуа... Ладно, тогда я смываюсь, - Алка обернулась к Сергею. - Будь другом, устрой, чтобы на перекличке кто-нибудь за меня крикнул.
   - Устрою, - вроде бы даже с облегчением тряхнул тот светлой шевелюрой и побежал догонять остальных.
   - Что у тебя опять стряслось, пропащая ты душа? - накинулась Алка.
   - Сейчас все расскажу. Где тут присесть можно?
   - Деньги есть с собой?
   - Смотря сколько.
   - Тут прямо в корпусе кафе недавно открылось...
   - Ну, на это-то хватит...
   - Я всяко не "Форд" у тебя хотела попросить.
   - Кто тебя знает. Хотя, если сильно попросишь...
   - Ты уже достала своими барскими замашками. Пойдем.
   ...После рассказа Маши они довольно долго молчали, потягивая через соломинку коктейль. Неважный коктейль - отметила про себя Маша. За то - не дорогой.
   - Знаешь, - начала наконец Алка, - когда мы от Леши шли, и ты не захотела исчезнуть, я тебя не понимала. Я привыкла думать, что ты живешь в Питере, что тут ты - в гостях... Но потом поняла: тебе, везде было плохо, дома ты - только здесь...
   - Да нет, - перебила Маша, - иногда мне было очень хорошо...
   - С ним, - кивнула Алка. - А знаешь почему? Потому что в нем твоя душа неприкаянная нашла хоть что-то стабильное. Домашнее. Ведь не влюбилась же ты в какого-нибудь пижона питерского, мало их там что ли?
   - Хватает, - улыбнулась Маша, припомнив "Охту" и ее постоянных посетителей.
   - Так вот. Он для тебя был частицей дома...
   - Ну, не только...
   - Не перебивай, дай договорить, - чуть повысила Алка голос, и Маша, кивнув, стала внимательно слушать ее.
   - Из дома ты не сама уехала, тебя выперли. Отчим выпер. В Питере друзей настоящих ты себе не завела. И тут - Леша. Может быть, он для тебя и что-то большее, только лучше всего тебе было бы С НИМ и ЗДЕСЬ, понимаешь?
   Маша кивнула:
   - Да, ты, наверное, права.
   - Короче, что я хочу сказать. Я поняла, почему ты не исчезла. Ты вернулась НАСОВСЕМ. Но тем, что ты устроила сегодня, ты себе это сильно усложнила.
   Нельзя сказать, что Алка сообщила ей что-то новое, но она как бы упорядочила в машиной голове то, что она знала и раньше. И Маша была благодарна ей за это.
   - И как мне быть дальше?
   - К черту гордость. Нужно звонить в прокуратуру. Твоего Зыкова от дела отстранят, это факт...
   - Да, он и сам сказал...
   - Ну вот. А новый следователь поуважительней будет. И очень хорошо, что ты деньги не отдала. Нужно нанять самых лучших в городе адвокатов для тебя и для твоего Атосика. Тебе придется пройти через всю эту судебную волокиту, если ты действительно хочешь вернуться к спокойной жизни. Второй вариант - в бега.
   - Нет. Меня больше устраивает первый. А насчет адвокатов, думаешь, это может помочь? Со мной-то проще, а вот Леша...
   - Да там куча смягчающих обстоятельств! Его ведь тоже, как и тебя, использовали. И чем, к стати, дело кончилось: он пытался вырваться, ушел, не взяв ни копейки, а его "подельщики" приехали и ножом пырнули. За что? За то, что "завязал"... Чистосердечное признание, раскаяние, хороший адвокат, глядишь - три года строгого режима. Потом - за примерное поведение еще год скостят, останется два - как в армии. А то и вовсе под амнистию попадет...
   Маша смотрела на подругу и поражалась.
   - Откуда ты все это знаешь? Я помню, ты мечтала на юрфак поступить, но ведь не стала же.
   - Потому и не стала, что всей этой ерунды объелась. "Открою кодекс на любой странице и не могу - читаю до конца..." Противно стало. Когда маленькая была, во всей этой уголовщине какая-то романтика виделась. А потом поняла: это же люди... Плохие люди.
   К их столику кто-то подошел. Маша подняла голову. Сережа.
   - Так и знал, что тут вас поймаю, - присаживаясь, сказал он.
   Алка глянула на часы:
   - Ни фига себе, всю пару проболтали.
   - Пойдемте к нам, там сегодня опять какой-то сабантуй намечается, предложил Сергей.
   - В связи?
   - Двести лет граненому стакану, - плоско пошутил он.
   - Ясно, - удовлетворенно кивнула Алка и обратилась к Маше: - Двинем?
   Маша пожала плечами, хотя на самом деле чувствовала, что ей очень не лишним будет слегка развеяться. С этими ребятами она начинала чувствовать себя такой же маленькой, и это было приятно. Надо еще позвонить в прокуратуру... Да ладно, лучше сразу приду завтра. Тут она спохватилась: