Обнаружил удивительное явление – вырождение и упадок советской аристократии. Всемогущие партийные деятели, военачальники, писатели, артисты, чекисты, ученые и пр. сталинские соколы – они были во всех сферах общественной деятельности – ушли из жизни и оставили своим детям огромные квартиры-хоромы, сказочные дачи в подмосковных лесах, редкие фотографии, многочисленные награды и неумение жить, неприспособленность к волчьей московской жизни. На смену сталинским гигантам идут другие, деловые и денежные люди, но это не их дети.
 
   Молодежь на подъеме, молодежь, захватившая инициативу в театре (имею в виду театр Станиславского). Я для них стар и в прошлом, актер на небольшие, второстепенные роли стариков. Когда-то, приблизительно в их возрасте, я так же свирепствовал в Кемерове. Ситуация похожая, если не учитывать мой уже сложившийся авторитет и постоянную работу в кино. Да и многое другое. Потом эта молодежь постареет, превратится в союз (круговая порука) мэтров и будет долго, не обращая внимания на свой солидный возраст и позабыв, что когда-то именно этот самый возраст ставили в главную вину другим, диктовать театральную моду. И все, казалось бы, просто, закономерно, как в жизни вообще. Молодежь агрессивно борется за свои единственные идеи, от которых отречется позже во имя более глубоких и более единственных идей. В этом есть рост и это естественно, повторяю.
   И ничего нет удивительного и в том, что, приходя в сложившийся театр, молодая режиссура переиначивает репертуар, переиначивает и труппу. Все так. Если бы дело не касалось в данный момент лично меня, моей дальнейшей, актерской пока, судьбы. Мне предлагают, вернее, навязывают, подпольный, подвальный вариант табеля о рангах. Вот что главное. Из подвалов они постепенно выходят наверх. С будто бы совершенной программой театрального обновления и, естественно, с новой шкалой ценностей в актерском искусстве. Лоскутное одеяло из Фрейда, Брука, Ионеско, Беккета, нового американского кино, Феллини и пр.
   Временное и вечное.
   Временное – это реальный взгляд на жизнь Театра. Система рассчитана ровно на 12-15 лет. Вечное гибнет, застигнутое врасплох. Театр нельзя планировать на века, он быстротечен и быстро стареет. Поэтому реалисты, ограниченные и циничные, к великому сожалению, правы. В чем спасение вечного? Видимо, система должна быть рассчитана на один спектакль. Не знаю! Буду пока думать так. Театру не нужны философы, нужны верткие исполнители. Актеры-философы одиноки. Остальное – от удачи.
   Тема не ироническая, а серьезная, философская. Она серьезна еще и вот почему: я не собираюсь заниматься возвеличением Человека-Личности и уничтожением Государства-Стада. Задача моя: найти гармоническое соединение людей в такую общность, которая не ограничивала бы Человека, а, наоборот, способствовала бы его выявлению, была бы заинтересована в его выявлении.

1980

   О воспитании.
   Шукшин не любил рассказывать замыслы. Да и никто не любит. А кто любит, не пишет. В кино замысел картины, пока идешь к съемкам, надо подробно рассказать раз 20. На разных уровнях чиновничества и редактуры и на разных уровнях культуры.
   Желательно угодить на все вкусы и на все, что очень важно, особенности характеров начальников. Потом приходит группа – художник, оператор, композитор, актеры и т. д.
   И все сначала.
   Театр – настоящий – устроен по-другому. Сговор происходит постепенно. На следующих этапах можно уже опускать общие места. Можно не расшифровываться до конца. Начинается понимание с полуслова. Приближаешься к языку образному. Образование должно стать действительно высшим, а не начальным: театр должен давать гарантии, что молодые актеры будут продолжать совершенствоваться в том, чему их учили.
   Театр представления – это кружной путь к переживанию.
   В конце концов студенты начинают понимать, что мечта ограничится дипломом. И отбывают цинично годы.
 
   Ученик никогда не станет мастером. Поэтому мастер должен воспитывать против себя. Иногда – врагов.
   Как возвести профессию на уровень Любви? Через любовь же?
   Это не теория. Ну, например, зачем я занимаюсь актерством? Чтобы заработать на жизнь? Или потому, что ничего другого не умею? А те, кто плох в актерстве? Халтурщики? И хорош ли я сам? И долго ли буду хорошим, если так? Не стану ли я скоро плох?
 
   Идея Бога, христианская культура в жизни русского народа, и Социализм, социалистическая культура. Болезненное расставание с христианством и погружение в духовный сон под монотонную и однообразную музыку Демагогии. И не имеет уже никакого значения, что делает и как живет народ: носит ли на руках обыкновенное ничтожество, поет ли этому ничтожеству гимны, строит ли индустриальную махину, поднимает ли целину, истребляет ли бесцельно и бессмысленно своих соседей, просто спивается ли… Все это не имеет значения. Страшный сон духа. Массовая летаргия, «жизнь – есть сон». Сон русской нации – не смерть! И не всепрощение. Даже не смерть памяти. Нельзя жить тем, чем сейчас будто бы живет русский человек. Но нельзя жить и для того, чтобы активно и безжалостно бороться с тем, что есть сейчас. Единственный выход в наше время – сон.
   Вот когда начнет рождаться новая духовная культура, новая «религия», тогда медленно будет выходить и подыматься из глубокого сна русская нация. Не для того нация проснется, чтобы мстить (За что мстить? За сон? Кому мстить?), а для того, чтобы жить в заново обретенном единстве. А сон сам по себе спадет, как пелена с глаз, и – забудется.
 
   О кладбищах.
   Для «Советской России»?
   Вытаптываем и загаживаем могилы предков, сознательно уничтожаем прошлое, уничтожаем память народную, сжигаем архивы русской истории, т. к. места захоронения – это тоже архивы, но, скажем, для художника архивы, м. б., более ценные, т. к. они наглядны.
   Мы поклоняемся великим могилам, но не дорожим окружением их, не понимая, что великие могилы, обнажаясь, хиреют и гибнут. Как в природе.
   Пора объявить кладбища памятниками культуры, каковыми они и являются.
 
   Борьба против русского шовинизма переросла в борьбу против русской нации. Поучительна история о том, как, совершив революцию, народ русский потерял Родину. За что боролись – на то и напоролись. Все завоевания были отобраны.
   Сопровождает нас в светлое будущее постоянный торжественный экскорт: демагогия, анонимки, алкоголизм и что-то еще.
 
   Мы уже привыкли наблюдать, как талантливые и популярные актеры разрываются между театром и кино, испытывают тяжелые нагрузки, ибо требования и театра, и кино очень жесткие. Как правило, актеры не выдерживают перегрузок и отказываются от театра и становятся «свободными художниками». В конечном счете страдает зритель. Да и актеры. Покидают они театр, как правило, в расцвете сил, как раз к этому моменту готовые к своим главным открытиям и свершениям. И на сцене, и на экране. Давно уже замечено, что без системной работы над ролью, какую дает театр, без работы на живой публике актер быстро теряет форму, начинает повторяться, а иногда и просто «выпадает» в типажность. Мы только можем догадываться о внутренних драмах, а иногда и трагедиях, происходящих с известными, любимыми народом актерами. И только когда приходит твой черед мучиться и решать свою судьбу в одиночку, вдруг начинаешь понимать, что в сущности до нас никому нет дела. Проблема «блуждающих звезд» давно стала общей. Зрители спрашивают: почему давно не видно Х-а, что делает сейчас У, куда девался ЗЭТ, не помер ли он?
 
   Репетиционный период давно исчез из практики советского кино. У режиссеров нет для этого ни времени, ни пространства. А в последнее время, что естественно, не стало навыков, да и попытки поработать с актерами над ролью или над трудной сценой в кабинете или в гостиничном номере жалки и смехотворны. И неудивительно, что репетиционный период из стадии подготовительного инкогнито вполз на съемочную площадку под псевдонимом «освоение». В результате колоссальные потери качества и времени, потери, которые никогда и никем не учитывались. И не подсчитывались. Многие кинорежиссеры хотели бы поставить спектакль. Но негде и не с кем. Попытки сделать это на сцене какого-либо театра, как правило, не давали желаемого результата.

1982

   Смерть Брежнева.
   Началось. Программа странно без музыки. На светло-розовом фоне возник (именно возник из ничего) скорбный и торжественный Кириллов. Так вот закончилась первая стадия догадок, недоразумений, предположений… Должен сказать, что догадываюсь о состоянии всего населения нашей страны. Его можно выразить двумя словами! Ожидание перемен, но каких?! Перемены необходимы. Страна нравственно парализована. Страна давно уже находится в состоянии грандиозной войны. Сталинисты мечтают о железной дисциплине, о порядке. С другой стороны, напор мечтателей о свободе, людей, которые не верят уже в коммунистическую демагогию. И те и другие говорят об изменениях в границах сложившихся отношений. Но все отлично понимают, что любые изменения в ту или иную сторону не ограничатся малыми дозами. Либо – сталинизм, репрессии, концлагерный коммунизм, либо капитализм. Стоят друг против друга, не стреляют пока (частные случаи с обоих сторон – я не беру), но состояние войны налицо. Одним словом, как это ни прискорбно говорить, смерти Брежнева в общем-то рады.
 
   У нас на набережной совсем не чувствуется, что страну потрясло великое горе. Идут с сумками озабоченные хозяйки. Гуляют с собаками, шныряют по магазинам. Простые будни. Идет навстречу работяга в грязной телогрейке, несет под мышкой несколько траурных флагов.
 
   Государство пытается все взять под свой контроль, все пропустить через себя и вернуть людям, своим подопечным, казалось бы, то же самое по форме, но совершенно противоположное по содержанию: «национальное по форме, социалистическое по содержанию».
 
   С «ужасом» думаю о переменах курса. Вдруг я выпаду из новой системы. И будут говорить обо мне, как о Петрове-Водкине или о Бурлаке (Андреев), в прошедшем времени. Смешно. Я-то все знаю. Святого нет. Ни в чем. Лишь бы выжить. Остальное (я в том числе) мешает. Страшно подумать, что будет. Одни подонки на самом верху. Я думал, что угадал спад индивидуальностей в руководстве. Но денщики. Страшны.
 
   Социализм – упадок требовательности к Человеку, нарушение законов природы. Социализм – отказ от опыта «меньшинства». «Меньшинство» – цвет наций. Нужна новая демократия, которая учитывает интересы большинства (чтоб они не сдохли и не убили друг друга из-за бездарности), выражает которые только «меньшинство», но не меньшинство из большинства (т. е. проходимцы, пусть талантливые, но проходимцы!), а меньшинство, выбранное генетически.
 
   Дон Кихот.
   Сервантес – сборщик податей (Матфей), представитель власти. Вот это, последнее, чрезвычайное. Гибель системы заключена в глубине самой системы, как червоточина. Люди подавлены системой, но на самом деле никогда не впускали эту систему внутрь себя. Государство всегда было враждебно Человеку.
   Сервантес говорит о верности христианству в мусульманском плену, т. е. о настоящем героизме. Над ним хихикают, потому что смеяться над официальным героизмом пока еще опасно. И долго еще будет опасно. Тем значимее это заспинное хихикание. Сервантес может замечать и не замечать издевательства – не это главное. Скорее всего, замечает. Иначе он не был бы Сервантесом. Смеются и над Сервантесом, и над Дон Кихотом, смеются вообще над героическим. Вот это уже важно, это главное, но как же быть с Человеком? Т. е. с людьми, которые не принимают систему (любую), не принимают Государства? Ведь они смеются над героическим.
   Вот в этом-то и есть один из главных секретов – дегероизации жизни. Положительны не отдельные люди, а сама жизнь, а значит, Человек. Противопоставление героев и простых людей фальшиво. Герои мечтают о неосуществимой жизни, а люди живут, просто живут.
   В свете моей новой терминологии: Дон Кихот – это контрреволюционер, белая гвардия. Его ностальгия по «золотому веку» должна стать стержневой темой всей вещи. Тогда только конфликт Человеческого (языческого) и Государственого (христианство) приобретает вселенские масштабы.
   Прочел эту запись и понял, что не прав в формулировке. Все гораздо сложнее. Спор о героическом? Не только. Надо вместить огромный роман почти в одноактную пьесу! Да что роман. Всего Сервантеса.
   Меня многие родственники и знакомые, да незнакомые тоже, обвиняют в том, что я никому не отвечаю на письма, на поздравления, на телефонные звонки и т. д. Обвиняют в эгоизме, в черствости, в зазнайстве, в высокомерии и черт знает еще в чем. Можно отговориться нехваткой времени, что я и делаю иной раз, можно сослаться на наш быстрый век, дескать, эпистолярный жанр отмирает почти так же быстро, как, скажем, рвутся родственные связи. Да мало ли отговорок, тем более что в Демагогии мы все изрядно поднаторели. Но я буду неискренен в своих отговорках. Потребность писать у меня великая. Некому. И не о чем.
   Я был удивлен, друг, когда увидел на твоей могиле много писем и открыток. Удивлен и потрясен.
 
   Сейчас очень широко развернулось антигосударственное движение и по многим направлениям: пацифизм, охрана окружающей среды, охрана памятников культуры, различные общества дружбы, города-побратимы, города-герои, города-жертвы, борьба за безъядерные зоны и т. д.
   Нужно внимательно следить за такими проявлениями Человеческих попыток высвободиться из-под гнета Государства. Понимаю, что рано делать выводы. Все эти свободные движения души Человека пытаются оседлать самые разные (противоборствующие порой) политические силы, которые давно уже ведут подпольную террористическую войну между собой, а по сути – против всех. Но уж больно привлекательны идеи, выдвигаемые безвластными, но очень авторитетными (Эйнштейн, Швейцер, Сахаров) людьми.
   Истинно Человеческий гуманизм находится сейчас в состоянии эмбриональном, но он не овладел еще даже ничтожным меньшинством людей, он не обрел еще общего, единого фундамента. Начинает вырисовываться лишь относительно единое антигосударственное направление. Вот это и занимает меня сейчас. Этому, думаю, и будет посвящена одна из главных тем писем погибшему другу. И еще: не спорить и не подвергать сомнению то, что успел сказать мой друг и что оставил после себя. Жизнь продолжается, в том числе и жизнь моего друга.
 
   В театральной библии обязательно проследить, как возникал и возник образ положительного героя, как его, беднягу, хилого и неживого, изо всех сил поддерживают под руки и не дают ему рухнуть, как заставляют насильно верить в него зрителей и читателей, как скоморохи увиливают и ловчат, чтоб не играть эту мертвечину, да еще и прибавляют от себя живину случайную, как пытаются спасаться в «советской классике», мол, тогда все было наивно и четко. Хотя все гораздо проще. Соцреализм – рыцарские романы. Но только неправды еще больше.
 
   Иван и ворота.
   Возвращение к старой теме. Если говорить откровенно, то сказка о воротах – это история о Монастыре – как черти проникли в храм русский – из пьесы Шукшина. Странное дело: в свое время про ворота я рассказывал Шукшину, еще до начала работы над «Петухами». Рассказ явно запал ему в душу, и при осуществлении исповедально-автобиографического замысла история эта всплыла в странной, почти исторической, обработке.
   Рассказ очень органично привился и прижился к автобиографии Шукшина и к истории России. Но меня такой поворот не очень-то устроил. С одной стороны, ушла этичность и философская широта, с другой – сказалась робкость Шукшина, писателя заземленного и прочно привязанного к нашему времени. Сказки философской и народной не получилось. Получилась исповедь. Сильная, личная, современная. Шукшинская.
   Вернувшись к своим воротам, я должен пройти путь к новому месту, совершенно не похожему на шукшинское, но близкое по духу шукшинскому.
   Послали дурака за справкой (или еще за чем-то), а он пропал. Ждали, ждали его, пошли искать. А их, дураков, много! И все со справками. И все при деле и все командуют.
 
   Коллаборационизм в России.
   Очень важный вопрос. И его крайне необходимо решить. Сотрудничество с оккупационными властями даже во имя светлого будущего собственного народа все равно предательство. «Светлое будущее» в такой связке – обман. И за ним стоит сегодняшняя корысть и убийство собственного народа в будущем. В наше время не может быть тайных приятных сюрпризов для своего народа, дескать заблуждений. То, что сейчас готовится для нашего, тайно, омерзительно и подло. Надо сейчас же, сегодня бороться с этим. Ползучая оккупация не пройдет, если ее обнаруживать и уничтожать в зародыше.
 
   Для чего человеку нужна независимость и личная свобода от общества? Хотя бы незначительная, хотя бы мнимая? Видимо, для того, чтобы осуществиться в тех своих помыслах и мечтах, которые осуждаются или не одобряются правилами общества. Значит, общество несовершенно для человеческой природы? Значит, резервы у общества еще значительные? Человек постепенно, тайна за тайной, открывается перед остальными. Сначала это вызывает шок и не принимается, осваивается, делается нужным, иногда возводится в ранг нравственного закона. Так было с Любовью, так было с Талантом. Простое отправление такого инстинкта, как продолжение рода, без любви сейчас и не мыслится. Пусть это только видимость любви. Ведь истинная любовь требует большого труда нескольких поколений. Да и самих любящих. Так же и с Талантом.

1983

   Большевики давно уже не верят в правильность того, что и как ими делается. Ярость, с какой преследуются, изолируются, изгоняются и убиваются сомневающиеся, лишь подтверждает догадку. Идет борьба за хорошую жизнь за счет других. Вот и все.
 
   Кстати, о волнах эмиграции. Их было несколько. И, конечно же, нужно тщательно проанализировать каждую из волн. Но прежде всего следует изучить единое целое откуда исходят эти волны, целое, которое возникло давно, как явление серьезное и жизненное, народное.
   Волны эмиграции – это проявление постоянной внутренней эмиграции, народной эмиграции. Волны – это пар, который вынуждены власти иногда выпускать из огромного котла-вулкана, чтобы не потерять контроля над ним.
   Коммунистический колониализм – явление новое в 20-м веке. Неясное еще, таинственное. Его механизм пока что мало изучен. Утописты и колонисты (связать). Меня последнее время не перестает удивлять одна простая истина: все, что мы сегодня имеем и чем возмущаемся и от чего хотим избавиться, как от кошмара, все это было обещано нам утопистами, социалистами и коммунистами. И ничего другого нам не обещали. Они честны перед нами. Кто виноват?
 
   Сколько масштабных кампаний и чисток прошло у нас в стране за какие-то 60 лет? На разных уровнях, во всех слоях общества! Истреблен и истребляется цвет народа. Военной терминологией пропитана вся жизнь: на научном фронте, на литературном фронте и т. д.
   Мгновенная картинка. Прощание с семьей во время атомного налета. Рыдания, решимость, любовь, и все в самом высшем проявлении. Как папа Ваня. Люблю! Но не могу я ехать!
   Русская нация сильна вне государственности. Тайга, вьюга, Север – это не страшно. Страшна государственность. И чужда. Русские бесстрашно шли на край света в поисках земли обетованной. Не все, естественно, а самые отчаянные из них. Может быть, редкое упорство русских и шло от высокой идеи начать жизнь сначала и утвердить на новой земле истинную веру в Христа, очистить ее?
 
   Энциклопедичность – один из китов моего театрального метода. Два слова в пояснение. Любое драматургическое произведение, если оно действительно талантливое, несет на себе «мусор» времени, или, иначе, следы культурного слоя. Ибо истинное произведение отливается в почве времени, как отливались раньше колокола. И еще. Почва сама диктует форму, т. е. куда-то пускает «авторскую лаву», а где-то неподатлива, не пропускает. Больше того, почва времени сама и выбирает автора. Сама и формирует его. Это только ему, автору, кажется, что он хозяин положения. Если автору, человеку городскому, допустим, вздумается написать истинную, художественную, книгу о жизни малознакомой – о деревне, например, то почему бы и не написать такую книгу, можно. Но автору предстоит долгий, как в сказке, путь, на котором ждут его приключения и смертельные опасности. И он узнает землю, которая его позвала! Только сам-то изменится до неузнаваемости. А если, сделав хорошо дело, возмечтает вернуться обратно, ему предстоит не менее тяжелый путь. Вернувшись, он опять изменится. И не будет похож на того, кто был в той земле. Еще меньше он будет похож на того, кто отправлялся отсюда в позвавшую его землю.
 
   Меня выбрали в правление общества СССР – Колумбия. Почему? Кого я представляю в этом обществе? Кого представляют другие? Кого представляет само общество? И зачем оно вообще? Кому польза от этого фиктивного общества? Почему на него тратят деньги? Зачем отрывают от серьезных дел взрослых людей и превращают их в смехотворные декоративные фигуры? Много еще вопросов! Вообще-то я не дурак и хорошо понимаю, что это общество – одно из средств проникновения в другие страны и наведения нужных «нам» мостов. Общество дружбы – удобное и хорошо отработанное орудие идеологической экспансии, великолепная крыша для диверсий. Не зря же этим занимается военная (так я думаю, догадываюсь) разведка. Им и зарплата идет. Нас же, марионеток, могут за шмотками свозить, ну и мир показать любознательным, непьющим. Ну, а при чем же здесь «первичная» организация? Что это за идея? Да еще новая? Вкратце идея заключается в следующем: первичная организация – это Государство, в разнообразных и многочисленных проявлениях. Другого и не может быть. Мы, советские люди, нигде и никогда никого не представляем. Мы – маскарадные маски, в которые постоянно рядится Государство, «наша» первичная (и единственная) организация! Все это записываю к разговору о Государстве, к общему разговору.
   И еще. Если взять какое-либо «общество дружбы» в его естественном, изначальном, виде, очистить от государственной направленности и непомерных Государственных нагрузок, то это «общество» может принести действительную пользу народам в их стремлении узнать друг друга и понять, что им нечего делить и нет никаких причин воевать друг с другом. Это особый разговор на серьезную тему «Международные связи». Они, естественные связи, опасны для нашего Государства.

1984

   Мы живем отчаянно лживо, сознательно лживо.
   Живем как будто для того лишь, чтоб в конце, перед последним вздохом, страстно и сладостно отказаться от своей лживой и грязной жизни. Или мы ведем себя как Нобель. Всю жизнь изобретаем динамит (орудие разрушения), зарабатываем на нем бешеные деньги, а после смерти завещаем премии для поощрения людей, которые будут бороться против разрушения.
   Типичная черта русского интеллигента: иметь в глубокой заначке на самый крайний случай либо самоубийство, либо разоблачительную книгу о нашей преступной жизни.
 
   Конечно же, нет ничего более опасного и враждебного для Государства, чем разговор без него, чем народная литература.
   Опять уперся в Народ. Народ – это не бесформенная масса людей. Народ – это хорошо организованное, по нравственным прежде всего принципам, единство людей вокруг одной идеи. Идея спрятана в языке. Язык – это духовная сокровищница Народа.
 
   Религиозное чувство готово к восприятию и вере в любую религию, удобную в данный момент, лишь бы религия снова отодвинула конечную цель в небытие.
   Коммунизм сейчас самая удобная религия, но самая недолговечная из всех существовавших до нас. В конечном счете религию оседлали те, кто хотел управлять толпой и жить за ее счет.
 
   Революция – это война варваров против других варваров. Созидают же историю не варвары.
 
   Демагогия вожаков и цинизм подчиненных – одно и то же. Нельзя на этот счет заблуждаться. Дескать, «я обманываю бандитов и сам бандитствую для себя принципиально». Нет, ты бандитствуешь потому, что тебя устраивает бандитская власть и ты существуешь благодаря ей и поддерживаешь ее!
 
   Когда отвлечешься от чинов, от общественного положения человека, перед тобой всякий раз оказывается просто человек определенного возраста с достоинствами и недостатками на данный период. И вот в этот момент имеют значение только его человеческие качества. И понятно становится, что человек слаб, не защищен. Бренное существо. Иуда – это явление не просто библейское. Это явление социальное, историческое. Человек, прошедший через идеалы человеческого братства, искренне поверивший в эти идеалы. Но вдруг он понял, что не будет в этом братстве первым, не будет вождем. Ренегатство – путь многих. Оно выражается по-разному и не всегда открыто и с библейским размахом на века. Корысть Иуды в том, что братство и равенство предполагаются им для всех остальных людей. Не для себя. Вождизм таит в себе ренегатство. Почти в каждом вожде – Иуда.

1985

   В конце концов судьба преподносит мне тяжелые испытания в стиле Сервантеса или еще чего похуже. Надо к тому времени быть образованным и духовно готовым, чтобы родить свое детище. Я верю в мудрую и жестокую судьбу.