Страница:
Числилась в устных летописях и душераздирающая история о пьяном японце. Сын Страны восходящего солнца, попавший в закрытый город с делегацией настрого проверенных коммунистов, вдруг обнаружил мелкобуржуазные оппортунистические наклонности – проще говоря, вульгарно запил в обкомовском буфете, а дойдя до кондиции, преспокойно прошел мимо ничего не подозревавшего постового у входа и растворился в Шантарске, уже тогда миллионном. Поскольку по-русски он знал ровным счетом два слова, «водка» и «Ленин», существовала нешуточная опасность, что он будет принят за обыкновенного сибирского инородца и в таковом качестве прибит шпаной либо терроризирован суровыми сержантами из вытрезвителя. Тогда-то по всем милицейским волнам и пронесся лесным пожаром исторический приказ: «Вылавливать всех косоглазых! Обращаться вежливо, свозить для проверки!» Городские вытрезвители получили строжайший приказ: с любым, кто хоть мало-мальски смахивает на косоглазого азиата, обращаться так бережно, словно он – японский император.
Милиция, ни черта не понимая, приказ исправно выполняла. В актовом зале на Черского маялись казахские студенты, хакасский доцент, безнадежно опоздавший на областную конференцию археологов, табунок тохарских плотников-шабашников, знатный эвенкийский оленевод (разумевший по-русски не больше канувшего в безвестность японца) и вдребезину пьяный представитель экзотической народности кето, с восточным фатализмом блевавший прямо на паркет и изумлявшийся, отчего ему за это не бьют морду, а лишь тоскливо таращатся и гадают вслух, японец это или нет. Бледный, как полотно, секретарь обкома по идеологии время от времени пытался сортировать улов, осознавая, к ужасу своему, что и сам толком не помнит, как выглядел японец, – а по пятам за ним ходил унылый полковник КГБ и ныл, что это, несомненно, происки классового врага и японец был на самом деле замаскированным шпионом, ворующим сейчас на номерном заводе ракету средней дальности…
Японец исчез в десять утра, а город трясло до шести вечера – пока положение, как это частенько случается, не спас бдительный сержант. Проезжая на своем «луноходе» по центральному рынку, он обратил внимание на потасканного бича, менявшего на литр водки чересчур уж роскошный пиджачок. Бича сцапали, молниеносно провели расследование – и уже через полчаса сержант с напарником бережно грузили в машину бесчувственного японца, обнаруженного на окраине Шантарска, в районе, именуемом «бичградом». Неведомыми путями заморский гость прибился к отбросам общества, телепатически угадав в них родственные души. Отбросы (все это время, как выяснилось, принимавшие собутыльника за подгулявшего хакасского интеллигента) обращались с новым другом вполне доброжелательно, языковый барьер их ничуть не смутил – вот только, как водится, они моментально пропили часы и плейер косоглазого, а потом покусились на пиджак…
Бывало всякое. Однако переданное от имени генерала Трофимова распоряжение изумило даже привыкших ко всему орлов из ППС и дежурного батальона ГАИ. Всем находящимся на дежурстве сотрудникам милиции категорически предписывалось немедленно доводить до сведения самого высокого начальства любое заявление о пропаже или краже домашней собаки…
Естественно, никто и не подозревал, что это вступила в действие операция «Полнолуние». Что штаб в лице ближайших Дашиных сподвижников с помощью десятка приданных оперов моментально проверяет любые сигналы, пытаясь установить, не подыскивают ли сатанисты очередную жертву в лице брата нашего меньшого. Что специальные группы со второй половины дня томятся в полной готовности, за всеми выявленными поклонниками нечистого установлена слежка, а на всех городских кладбищах ближе к вечеру появились прекрасно замаскированные под ищущих уединения алкашей опытные «тихари».
Сама Даша часов до пяти вечера пребывала в своем кабинете. Она и не представляла, сколько, оказывается, каждый день пропадает в Шантарске породистых собак – сообщения шли косяком, лавиной: то поднимала шум бабушка, утратившая вдруг любимую болонку, то обнаруживалось, что в Киржаче неизвестные злоумышленники увели оставленного хозяином у магазина кавказского овчара размером с теленка.
Определенно, по городу вскоре должна была пройти волна похвал четкой и высокопрофессиональной работе милиции: как правило, возле осиротевшего хозяина, метавшегося с поводком и призывавшего криками утраченного любимца, чуть ли не моментально вырастали предупредительные люди в форме и живо интересовались подробностями, обещая всяческое содействие. Многие прямо-таки умилялись, не подозревая о потаенных пружинах происходящего…
В половине четвертого прошло крайне интересное сообщение. Возле девятиэтажки на Щорса исчез годовалый миттельшнауцер, неосмотрительно отпущенный хозяйкой побегать в одиночестве. Игравшие во дворе дети рассказали, что собаку утащил в машину «дядька со шрамом на роже». Машина, по их описаниям, была с двумя дверками, синего цвета.
Через три минуты в рамках стандартной операции «Гарпун» все патрули получили ориентировку на синюю «восьмерку» Паленого. Еще через четверть часа она была обнаружена на проспекте Авиаторов, прижата к тротуару двумя машинами и тщательно обыскана под предлогом поиска оружия и наркотиков согласно очередному месячнику борьбы и известному указу Президента. Однако собаки в машине не оказалось – как и какого-либо другого компромата. Паленый, переживший обыск философски, был с подобающими извинениями отпущен. Странное дело, но на сей раз он не закатил истерики и никого не обвинял в преследовании демократических журналистов – должно быть, ничегошеньки не заподозрил. Или (если покражу устроил все-таки он) прекрасно знал, что никакого компромата не найти… За четверть часа можно было сто раз передать украденного песика кому-то еще.
В шестом часу Даша вернулась «домой» – то бишь на конспиративную квартиру. Отыскала в окрестностях работающий телефон-автомат и позвонила Хрумкиной. Та, голоском крайне экзальтированным и интригующим, заверила, что все идет согласно утвержденным высшей силой планам и другу Дашеньке надлежит преспокойно сидеть дома, приводя себя в должное состояние души с выходом в соответствующий астрал Черного Круга. Когда будет пора, за ней приедут. Даша пообещала, что немедленно начнет выходить в астрал, вернулась в квартиру и стала собираться.
С одеждой проблем не было – как и в первый визит в «Бульварный листок», следовало придать туалету максимум вульгарности и обнажиться, насколько удастся. Все равно, сердце чуяло, без стриптиза опять не обойдется. А вот с оружием проблема как раз возникает. В последнее время к Ватагину поступила масса материалов, которыми он честно и незамедлительно делился с Дашей, – сообщения о нравах и привычках разнообразнейших сатанистов, резвившихся на просторах Родины чудесной… Добрая половина из них, оказав должные почести «невесте луны», или «королеве шабаша», тут же пускала таковую по кругу – а Даше как-то не хотелось служить станком для эротическо-чернокнижных упражнений. Тут не поможет и знание боевых рукопашных искусств – дадут сзади по голове, прежде чем успеет включить одноразовую рацию, и грусти потом… Воловиков предлагал снабдить ее каким-нибудь достаточно мотивированным оружием из того, что может оказаться в руках наплевательски относящегося к законам гражданина, – скажем, кустарной малокалиберкой из тех, что клепали на «Шантармаше», или почтенного возраста наганом.
Как ни велико было искушение, Даша отказалась. Спрятать пушку негде, а насторожить «клиентов» может. Остановились на газовом пистолетике в виде авторучки – патрон там, правда, был один-единственный, но будет достаточно, чтобы ошеломить, а там, заслышав выстрел через направленный микрофон, придет на выручку бравая камуфляжная братия. Шеф хотел навязать ей еще крошку-микрофон (подсуетившись, раздобыли все же миниатюрную технику), однако Даша отказалась и от него, и от крохотного «маячка». Если Мастер и его особо приближенные чернокнижники – люди крайнесерьезные, у них может среди прочего отыскаться и детектор таких игрушек. А если театр у сатанистов все же устроен на уровне художественной самодеятельности сельского клуба – беспокоиться тем более нечего. В общем, приходится полагаться на везение и фортуну – что, как ни удивительно, сплошь и рядом, с завидным постоянством вывозит на кривой. Не зря говорится, что везение – такая же физическая категория, как и особая склонность организма к алкоголю…
Конечно, со стороны уголовки самодеятельностью и не пахло. Объект был иной, непривычный, но методика для таких случаев отработана и обкатана. Машин, людей и техники выделено в достатке, предусмотрено вроде бы все – и единственная загвоздка в том, что самые изощренные операции порой рушились из-за случайности или пустячка…
Даша волновалась, но не особенно. Привыкла. Сатанистская шпана выглядела противником похлипче, чем прежний, обычный. И потому она, облачившись для предстоящих гастролей, довольно быстро увлеклась обычным женским наведением красоты, даренной Глебом косметикой превращая себя в произведение искусства. За этим увлекательным занятием ее и застала прибывшая в девятом часу вечера хозяйка «Бульварного листка». Украдкой бросая тоскующие и безнадежные взоры на прилипшую к зеркалу Дашу, усатенькая сатанистка рассыпалась мелким бисером перед «почтенной матушкой», заверяя ее, что на дне рождения, куда она забирает обожаемую подругу Дашеньку, соберутся невероятно приличные люди, так что никаких оснований для беспокойства нет. Почтенная матушка Вера Климовна, повидавшая за четверть века следовательской работы и не таких мастеров гнать туфту, про себя конечно же хихикала и ржала, но на публике блестяще сыграла роль слегка озабоченной старомодной дамочки – в ее времена приличные девушки не устраивали гулянок до утра, пусть даже в обществе невероятно приличных кавалеров. Вы только поймите меня правильно, милая Екатерина, Дашенька у меня одна, никак замуж не соберется, сердце материнское – оно, конечно, не камень, хотя я понимаю, разумеется, что молодежь живет по своим законам…
Разменявшей шестой десяток Хрумкиной крайне льстило, что и ее записали в «молодежь» – хотя, как тут же подметила Даша, блаженное состояние незадачливой ухажерши и ненормально блестевшие глазки определенно были следствием принятой внутрь дури (еще в прошлый раз, когда выяснилось, что объект вожделения безжалостно перехвачен Мастером, «милая Екатерина» принялась принародно кушать горстью таблетки).
На улице Дашу встретил приятный сюрприз номер один – у подъезда помурлыкивала мотором «восьмерка» Паленого, сидевшего за рулем с видом мрачным и нахохленным. Знаменитый шрам четко виднелся в свете уличного фонаря, шапка надвинута на глаза, у ветрового стекла болтается на резинке зеленый резиновый чертик, а на переднем сиденье, рядом с «законным супругом» разместился томный кудряш Дугин.
Дашу с Хрумкиной усадили в «западню», на заднее сиденье двухдверной машины, и тачка, на семьдесят пять процентов нафаршированная сатанистами, энергично рванула в неизвестность. Даша чувствовала на горле под шарфом пластиковый кулончик, полусферу размером с голубиное яйцо – это и была рация одноразового действия, впервые применявшаяся еще абверовскими диверсантами в конце Второй мировой. Достаточно с силой раздавить не особенно прочный пластик – игрушка и сработает, подав единственный в своей жизни сигнал. Но это, понятно, на самый крайний случай…
Когда они вырулили со двора, Паленый врубил какую-то довольно неприятную музычку – резкие «космические» аккорды, словно то и дело лопалась в атмосфере протянутая от Азии до Австралии великанская струна, булькающие вздохи и придыхания без капли эротического подтекста, странный глухой звон и бормотанье на пределе слышимости – невнятный голос, совершенно незнакомый язык, если это вообще был язык…
– Что это за кошачий концерт? – спросила Даша крайне капризным тоном развязной фаворитки.
Паленого, похоже, эта симфония заворожила. Он не сразу и ответил, а когда открыл рот, голос звучал придушенно-умильно, словно в этот самый миг Дугин оказывал ему известные услуги, сгубившие героя одного из самых известных романов Стивена Кинга:
– «Ноктюрн мрака»…
– Это нашамузыка, – пояснила Хрумкина шепотом. – Прислали друзья из Европы, – и значительно добавила: – Из Западной.
– Тоже хочу такую кассету, – еще капризнее заявила Даша. Она все время ощущала со стороны Паленого глухое недоброжелательство и потому усиленно дразнила его, держась словно недалекая служанка, в одночасье ставшая пассией всемогущего короля. – Он подарит?
– Попросишь у Мастера, – тихо сказала Хрумкина.
Паленый безмолвствовал. Вряд ли он владел телепатией – скорее всего, виной всему была его пресловутая ориентация и откровенная ревность. Насколько Даша знала, он у сатанистов был чем-то вроде члена Политбюро – конечно, нелегко обнаружить вдруг, что на передний план моментально выдвинулась провинциальная дурочка, оттого только, что загадочный Мастер ее возжелал…
– Ты объяснишь наконец, что мне там предстоит делать? – спросила она соседку.
– Дашенька, тебе отведена крайне почетная роль, сама все увидишь… – Хрумкина придвинулась и прошептала ей на ухо: – А хитрая ты лисичка, пришла скромненькой и вежливой, да быстро так освоилась…
– Значит, Он меня этим одарил, – беззаботно ответила Даша. – Ты что, хотела бы быть на моем месте?
– Я в отличие от тебя на монетку с двумя сторонами не похожа, у меня одна устойчивая страсть, – грустно ответила Дашина Вергилиха. – Но в смысле почета – конечно, хотела бы, однако не дано…
«Пожалуй, не будут они меня привязывать к столбу и палить заживо, – подумала Даша. – Однако эротические поползновения неизбежны. Уединиться бы с Мастером, вырубить, содрать маску – и… И – что? Казмина с паршивкой Анжеликой моментально опознают эту физиономию? Они и Паленого-то затруднились опознать, хотя подходит по всем приметам. Отчего мы, в конце концов, вбили себе в голову, что предстоящий шабаш что-то даст? Неужели и в самом деле насмотрелись ужастиков, где собравшиеся в глуши упыри громко похваляются, перечисляя все пакости, устроенные ими за минувшую неделю роду человеческому? Нет, ну чем черт не шутит…»
Машина проехала мимо бело-синего «форда» ГАИ. Трое в бушлатах с автоматами на плече бдительно зыркнули, но останавливать не стали. Даша вдруг ощутила себя персонажем дурного сна – рядом только что были свои, а она в обществе накачавшихся наркотиками придурков проехала мимо на взаправдашний шабаш… Идиотство какое. Раньше такого не испытывала при любых внедрениях…
Паленый вел уверенно, держась главных улиц. Даша временами косилась на зеркальце заднего вида, но ничего подозрительного не отметила – их, конечно, вели, но делали это крайне умело. Не похоже, чтобы Паленый проверялся – не петлял, не возвращался назад, не метался из ряда в ряд. Похоже, куруманская фемина пока что вне подозрений…
Неаппетитная музыка неустанно звенела, булькала, бормотала. Они проезжали по знаменитому шантарскому мосту, угодившему недавно на десятитысячные купюры, машина свернула к заводу медпрепаратов, но не доехала до него, запетляла по кривым улочкам Вознесенки, вновь выбралась на асфальт. Ну, дальше одна дорога, моментально прикинула Даша, – дачи на пологих склонах, нависших над левым берегом лесистых сопок, раскинувшиеся на огромной площади и правым флангом вторгшиеся глубоко в тайгу, поднимавшиеся ступенчато чуть ли не к самым вершинам сопок. Днем оттуда открывается прекрасный вид на Шантарск, да и ночью разноцветные огни являют впечатляющее зрелище.
В определенном смысле эти дачи – неплохая ловушка. Машина оттуда может уйти по одной-единственной дороге, которую легко перекрыть. Параллельная дорога – по ту сторону сопок, к ней придется пробираться по тайге, километра два. Путний снег, правда, еще не выпадал, но все равно, по темной чащобе не больно-то разбежишься…
Мимо потянулись темные, пустые дачи – богатые и не особенно. Больше было фанерных курятников, воздвигнутых в застойную эпоху, место считалось не особенно и престижным, потому что его периодически накрывали промышленные выбросы, а в особо невезучие дни смог висел жуткой сизой пеленой.
Ну, наконец-то! Паленый притормозил перед распахнутыми двустворчатыми воротами, медленно въехал во двор, затормозил рядом с полудюжиной машин.
Даша вылезла и откровенно огляделась. Это была, собственно, не дача, а деревенский дом с пристройками, богатое подворье – огромный огород (где, сразу видно, никто в этот сезон не ковырялся), дом-пятистенок, банька в глубине, высоченный то ли амбар, то ли бывшая конюшня. Все сложено из потемневших, старых бревен лиственницы, способных просуществовать еще лет двести. Явно дореволюционная «фазенда». В Шантарске их можно было пересчитать по пальцам, но все же торчали кое-где по окраинам, невольно внушая уважение к прадедам. Кажется, в этом конце при последнем государе обитали старообрядцы, непревзойденные шантарские пчеловоды и огородники. Надо же, сколь злобная ирония судьбы получается – истово верующих сменили христопродавцы, старые хозяева, должно быть, в гробах ворочаются на сровненном с землей дореволюционном кладбище. Ага! – тут же сработала у нее ассоциация. В одном из подметных писем грозившие сатанистам всеми небесными и земными карами казаки как раз и упрекали дьяволопоклонников в «осквернении некогда осиянных духом истинного православия мест». Что это, звонкая фраза, чистая теория, или лампасники кое-что выведали о сатанистских «малинах»?
Даша прислушалась – где-то в одном из строений весело повизгивала собака. В доме определенно кто-то есть, но занавески плотно задернуты, свет едва пробивается, и оттуда не доносится ни звука…
Хрумкина повела ее в дом. Электричеством там и не пахло – повсюду горят знакомые черные свечи: и в прихожей, и в большой горнице, где на стене, на видном месте (явно в бывшем «красном углу») красуется отлитая из меди рогатая физиономия высунувшего язык черта. Показалось в полумраке, или рот у него и в самом деле вымазан чем-то темным, жидким?
За столом, протянувшимся вдоль горницы, сидели человек двадцать. Многих Даша помнила по первому визиту – тут и Фарафонтов, и Светик у него на коленях, и «хранительница очага», только на сей раз одетая, и морды из «Листка», и тот лысоватый пузан, что в прошлый раз поцапался с Паленым из-за Дугина. Конечно, сизые облака конопляного дыма так и плавали под потолком, на столе теснились бутылки с водкой, а кое-кто отрешенно глотал таблетки. Один, довольно шикарно одетый, занимался тем, что Даша до сих пор видела лишь в западном кино: насыпав белый порошок на свернутый в длину, уголком, новенький доллар, старательно втягивал его то одной, то другой ноздрей. Нюхал кокаин – удовольствие не из дешевеньких, особенно в Сибири, набитой ширпотребовской наркотой. Словом, атмосфера царила самая непринужденная, лица понемногу тупели, взгляды мутнели, хохотки становились все бессмысленнее, а ухаживания друг за другом все откровеннее. Даша скромно присела в уголке, на сей раз она вместо шприца (а вдруг кому-то взбредет в голову проверить?) прихватила с собой полдюжины таблеток аскорбинки, каковые демонстративно и слопала. Соседи к ней не цеплялись с нежностями – заветы Мастера сохраняли прежнюю силу.
– А где Гроссмейстер? – шепотом спросила Даша соседку, довольно молодую и смазливую девицу, пребывавшую в средней степени отмороженности.
– Никто не знает, где Гроссмейстер, – ответила та, не поворачивая головы, оцепенелым взором уставясь на медную маску. – Он приходит, когда пожелает, и растворяется в воздухе, когда Великий Черный призовет его на совет…
Даша с понимающим видом кивнула и стала озираться. Эта грязноватая, захламленная горница ничуть не походила на место, где устраиваются торжественные действа во славу Сатаны. Даже та квартирка выглядела не в пример экзотичнее. Здесь же, кроме черных свеч и скалящейся маски (положительно, харя вымазана чем-то!), не было никаких сатанинских причиндалов. Стол составлен из нескольких, обшарпанных, разной высоты, такое впечатление, притащенных из захолустной канцелярии, решившей поменять мебель, а то и подобранных на ближайшей помойке. Бутылки и скудные закуски расставлены и разложены на газетках, словно домик служил приютом самым обыкновенным бомжам.
Даша полезла двумя пальцами за ворот красной блузки и выпустила поверх нее шнурок с амулетом-рацией (черного чертика на нем намалевал сам Славка, пользуясь в качестве образца рисунком к одной из статей «Бульварного листка», и получилось убого, но более-менее убедительно). Со двора вновь донесся веселый собачий лай – похоже, собачка была некрупная.
Меж Хрумкиной и Фарафонтовым разгорелся склочный спор вполголоса – насколько Даша расслышала краем уха, грызня возникла из-за временного обладания Светиком (сам объект спора все это время хихикал и таращил глазенки то одному диспутанту, то другой). Остальные не обращали на Дашу внимания. Воспользовавшись благоприятной минутой, она встала, достала сигареты и вышла на крыльцо.
Постояла, закутавшись в наброшенный на плечи пуховик, озирая окрестности. Круг света от фонаря на высоком столбе падал на сбившиеся в кучку машины, но остальное подворье, весьма обширное, тонуло в тени. Дача была последней на пути к вершине сопки, дальше чернела подступившая к высоченному забору тайга. Ворота уже захлопнули. Забор сработан на совесть, там, куда падает свет, не удается рассмотреть ни малейшей щели. Тут и резать будут – никто не увидит… Никто?
Она посмотрела вниз, под уклон. Глаза уже привыкли к темноте. Внизу, широко раскинувшись на обе стороны, сияли разноцветные россыпи городских огней, дальше тянулась темная широкая Шантара, кое-где покрытая светящимися полосами, отражениями огней, а за нею – другой берег, тоже расцвеченный уличными фонарями, сине-белыми прожекторами лесосплавных причалов, длинными цепочками освещенных окон, юркими огоньками автомобильных фар. Она никогда не смотрела на город с этой сопки, но легко узнавала улицы, даже рассмотрела далекое здание Октябрьского райотдела. Прикинула, где могут размещаться наблюдатели – там, там, да и возле тех дач, пожалуй… Она ни минуты не сомневалась, что страховавшие ее сыскари взяли след. Сейчас они с соблюдением всех охотничьих предосторожностей подтягиваются все ближе, и один из них ни на секунду не снимает наушников, готовясь принять сигнал. На душе сразу стало спокойнее.
Спустилась с крыльца, прошла несколько метров. Из широкой, высокой двери амбара сочился тусклый свет. В баньке тоже горело окошечко – точно, собачонка лаяла и повизгивала именно там…
Дверь баньки скрипнула, оттуда вышел, согнувшись под низкой притолокой… священник? Да нет, что за глупости, откуда здесь священник? Просто на нем был черный балахон до пят, вышитый отливающими в свете фонаря золотистыми огромными каббалистическими знаками – на рукавах и боках извивались то ли иероглифы, то ли неведомые символы, а во всю грудь изображена рогатая харя Сатаны. Маски на лице нет, обычная физиономия мужчины лет сорока, двигавшегося быстро и уверенно, ничуть не походившего на принявшего дозу расслабленного наркомана.
Он направился было к крыльцу, но заметил Дашу, вгляделся, решительно подошел к ней:
– Это вы, сестра Дарья?
– Это я, неизвестный брат по Черной Службе, – ответила она, гигантским усилием воли постаравшись не расхохотаться.
– Да восславится имя Великого Черного под всеми широтами…
– Да восславится, – кивнула Даша.
Удивительно, но ей все время удавалось отвечать впопад, и поведение ее, судя по их реакции, казалось совершенно естественным – ну, разумеется, не было какого-то единого ритуала, достаточно им подыгрывать с самым серьезным видом, добавляя толику собственной галиматьи…
– Великий Мастер приглашает вас к себе, – он кивнул в сторону баньки. – Следует обсудить церемониал, вы ведь впервые принимаете участие в столь торжественном действе, в столь почетной роли…
Даша отбросила окурок под колесо ближайшей машины и пошла впереди его к баньке. Старательно пригнула голову, чтобы не треснуться макушкой о притолоку.
Вот это уже походило на логово главы сатанистов. Ни печки, ни лавок нет, стены, пол и потолок затянуты черной материей и украшены перевернутыми распятиями (Даша моментально опознала при ярком свете дюжины свечей еще одно, украденное из костела), связками высушенных жаб (половину дрокинского болота, должно быть, облазили, дуремары…), разномастными картинами, яркими и многоцветными, изображавшими всевозможную нечисть, – волки с оскаленными клыками и человеческими ушами, зеленокожие девки с огромными злыми глазищами и остренькими зубами, черти, какие-то вовсе уж шизофренические создания, скомбинированные из самых неожиданных частей человеческих и звериных тел…
На единственном стуле сидел Мастер – точнее, человек в том же балахоне и той же маске. Даша, смирив гордыню, скинула с плеч пуховик, опустилась на колени и прилежно прочитала «Отче наш» шиворот-навыворот, добавив мысленно: «Господи, прости…»
Милиция, ни черта не понимая, приказ исправно выполняла. В актовом зале на Черского маялись казахские студенты, хакасский доцент, безнадежно опоздавший на областную конференцию археологов, табунок тохарских плотников-шабашников, знатный эвенкийский оленевод (разумевший по-русски не больше канувшего в безвестность японца) и вдребезину пьяный представитель экзотической народности кето, с восточным фатализмом блевавший прямо на паркет и изумлявшийся, отчего ему за это не бьют морду, а лишь тоскливо таращатся и гадают вслух, японец это или нет. Бледный, как полотно, секретарь обкома по идеологии время от времени пытался сортировать улов, осознавая, к ужасу своему, что и сам толком не помнит, как выглядел японец, – а по пятам за ним ходил унылый полковник КГБ и ныл, что это, несомненно, происки классового врага и японец был на самом деле замаскированным шпионом, ворующим сейчас на номерном заводе ракету средней дальности…
Японец исчез в десять утра, а город трясло до шести вечера – пока положение, как это частенько случается, не спас бдительный сержант. Проезжая на своем «луноходе» по центральному рынку, он обратил внимание на потасканного бича, менявшего на литр водки чересчур уж роскошный пиджачок. Бича сцапали, молниеносно провели расследование – и уже через полчаса сержант с напарником бережно грузили в машину бесчувственного японца, обнаруженного на окраине Шантарска, в районе, именуемом «бичградом». Неведомыми путями заморский гость прибился к отбросам общества, телепатически угадав в них родственные души. Отбросы (все это время, как выяснилось, принимавшие собутыльника за подгулявшего хакасского интеллигента) обращались с новым другом вполне доброжелательно, языковый барьер их ничуть не смутил – вот только, как водится, они моментально пропили часы и плейер косоглазого, а потом покусились на пиджак…
Бывало всякое. Однако переданное от имени генерала Трофимова распоряжение изумило даже привыкших ко всему орлов из ППС и дежурного батальона ГАИ. Всем находящимся на дежурстве сотрудникам милиции категорически предписывалось немедленно доводить до сведения самого высокого начальства любое заявление о пропаже или краже домашней собаки…
Естественно, никто и не подозревал, что это вступила в действие операция «Полнолуние». Что штаб в лице ближайших Дашиных сподвижников с помощью десятка приданных оперов моментально проверяет любые сигналы, пытаясь установить, не подыскивают ли сатанисты очередную жертву в лице брата нашего меньшого. Что специальные группы со второй половины дня томятся в полной готовности, за всеми выявленными поклонниками нечистого установлена слежка, а на всех городских кладбищах ближе к вечеру появились прекрасно замаскированные под ищущих уединения алкашей опытные «тихари».
Сама Даша часов до пяти вечера пребывала в своем кабинете. Она и не представляла, сколько, оказывается, каждый день пропадает в Шантарске породистых собак – сообщения шли косяком, лавиной: то поднимала шум бабушка, утратившая вдруг любимую болонку, то обнаруживалось, что в Киржаче неизвестные злоумышленники увели оставленного хозяином у магазина кавказского овчара размером с теленка.
Определенно, по городу вскоре должна была пройти волна похвал четкой и высокопрофессиональной работе милиции: как правило, возле осиротевшего хозяина, метавшегося с поводком и призывавшего криками утраченного любимца, чуть ли не моментально вырастали предупредительные люди в форме и живо интересовались подробностями, обещая всяческое содействие. Многие прямо-таки умилялись, не подозревая о потаенных пружинах происходящего…
В половине четвертого прошло крайне интересное сообщение. Возле девятиэтажки на Щорса исчез годовалый миттельшнауцер, неосмотрительно отпущенный хозяйкой побегать в одиночестве. Игравшие во дворе дети рассказали, что собаку утащил в машину «дядька со шрамом на роже». Машина, по их описаниям, была с двумя дверками, синего цвета.
Через три минуты в рамках стандартной операции «Гарпун» все патрули получили ориентировку на синюю «восьмерку» Паленого. Еще через четверть часа она была обнаружена на проспекте Авиаторов, прижата к тротуару двумя машинами и тщательно обыскана под предлогом поиска оружия и наркотиков согласно очередному месячнику борьбы и известному указу Президента. Однако собаки в машине не оказалось – как и какого-либо другого компромата. Паленый, переживший обыск философски, был с подобающими извинениями отпущен. Странное дело, но на сей раз он не закатил истерики и никого не обвинял в преследовании демократических журналистов – должно быть, ничегошеньки не заподозрил. Или (если покражу устроил все-таки он) прекрасно знал, что никакого компромата не найти… За четверть часа можно было сто раз передать украденного песика кому-то еще.
В шестом часу Даша вернулась «домой» – то бишь на конспиративную квартиру. Отыскала в окрестностях работающий телефон-автомат и позвонила Хрумкиной. Та, голоском крайне экзальтированным и интригующим, заверила, что все идет согласно утвержденным высшей силой планам и другу Дашеньке надлежит преспокойно сидеть дома, приводя себя в должное состояние души с выходом в соответствующий астрал Черного Круга. Когда будет пора, за ней приедут. Даша пообещала, что немедленно начнет выходить в астрал, вернулась в квартиру и стала собираться.
С одеждой проблем не было – как и в первый визит в «Бульварный листок», следовало придать туалету максимум вульгарности и обнажиться, насколько удастся. Все равно, сердце чуяло, без стриптиза опять не обойдется. А вот с оружием проблема как раз возникает. В последнее время к Ватагину поступила масса материалов, которыми он честно и незамедлительно делился с Дашей, – сообщения о нравах и привычках разнообразнейших сатанистов, резвившихся на просторах Родины чудесной… Добрая половина из них, оказав должные почести «невесте луны», или «королеве шабаша», тут же пускала таковую по кругу – а Даше как-то не хотелось служить станком для эротическо-чернокнижных упражнений. Тут не поможет и знание боевых рукопашных искусств – дадут сзади по голове, прежде чем успеет включить одноразовую рацию, и грусти потом… Воловиков предлагал снабдить ее каким-нибудь достаточно мотивированным оружием из того, что может оказаться в руках наплевательски относящегося к законам гражданина, – скажем, кустарной малокалиберкой из тех, что клепали на «Шантармаше», или почтенного возраста наганом.
Как ни велико было искушение, Даша отказалась. Спрятать пушку негде, а насторожить «клиентов» может. Остановились на газовом пистолетике в виде авторучки – патрон там, правда, был один-единственный, но будет достаточно, чтобы ошеломить, а там, заслышав выстрел через направленный микрофон, придет на выручку бравая камуфляжная братия. Шеф хотел навязать ей еще крошку-микрофон (подсуетившись, раздобыли все же миниатюрную технику), однако Даша отказалась и от него, и от крохотного «маячка». Если Мастер и его особо приближенные чернокнижники – люди крайнесерьезные, у них может среди прочего отыскаться и детектор таких игрушек. А если театр у сатанистов все же устроен на уровне художественной самодеятельности сельского клуба – беспокоиться тем более нечего. В общем, приходится полагаться на везение и фортуну – что, как ни удивительно, сплошь и рядом, с завидным постоянством вывозит на кривой. Не зря говорится, что везение – такая же физическая категория, как и особая склонность организма к алкоголю…
Конечно, со стороны уголовки самодеятельностью и не пахло. Объект был иной, непривычный, но методика для таких случаев отработана и обкатана. Машин, людей и техники выделено в достатке, предусмотрено вроде бы все – и единственная загвоздка в том, что самые изощренные операции порой рушились из-за случайности или пустячка…
Даша волновалась, но не особенно. Привыкла. Сатанистская шпана выглядела противником похлипче, чем прежний, обычный. И потому она, облачившись для предстоящих гастролей, довольно быстро увлеклась обычным женским наведением красоты, даренной Глебом косметикой превращая себя в произведение искусства. За этим увлекательным занятием ее и застала прибывшая в девятом часу вечера хозяйка «Бульварного листка». Украдкой бросая тоскующие и безнадежные взоры на прилипшую к зеркалу Дашу, усатенькая сатанистка рассыпалась мелким бисером перед «почтенной матушкой», заверяя ее, что на дне рождения, куда она забирает обожаемую подругу Дашеньку, соберутся невероятно приличные люди, так что никаких оснований для беспокойства нет. Почтенная матушка Вера Климовна, повидавшая за четверть века следовательской работы и не таких мастеров гнать туфту, про себя конечно же хихикала и ржала, но на публике блестяще сыграла роль слегка озабоченной старомодной дамочки – в ее времена приличные девушки не устраивали гулянок до утра, пусть даже в обществе невероятно приличных кавалеров. Вы только поймите меня правильно, милая Екатерина, Дашенька у меня одна, никак замуж не соберется, сердце материнское – оно, конечно, не камень, хотя я понимаю, разумеется, что молодежь живет по своим законам…
Разменявшей шестой десяток Хрумкиной крайне льстило, что и ее записали в «молодежь» – хотя, как тут же подметила Даша, блаженное состояние незадачливой ухажерши и ненормально блестевшие глазки определенно были следствием принятой внутрь дури (еще в прошлый раз, когда выяснилось, что объект вожделения безжалостно перехвачен Мастером, «милая Екатерина» принялась принародно кушать горстью таблетки).
На улице Дашу встретил приятный сюрприз номер один – у подъезда помурлыкивала мотором «восьмерка» Паленого, сидевшего за рулем с видом мрачным и нахохленным. Знаменитый шрам четко виднелся в свете уличного фонаря, шапка надвинута на глаза, у ветрового стекла болтается на резинке зеленый резиновый чертик, а на переднем сиденье, рядом с «законным супругом» разместился томный кудряш Дугин.
Дашу с Хрумкиной усадили в «западню», на заднее сиденье двухдверной машины, и тачка, на семьдесят пять процентов нафаршированная сатанистами, энергично рванула в неизвестность. Даша чувствовала на горле под шарфом пластиковый кулончик, полусферу размером с голубиное яйцо – это и была рация одноразового действия, впервые применявшаяся еще абверовскими диверсантами в конце Второй мировой. Достаточно с силой раздавить не особенно прочный пластик – игрушка и сработает, подав единственный в своей жизни сигнал. Но это, понятно, на самый крайний случай…
Когда они вырулили со двора, Паленый врубил какую-то довольно неприятную музычку – резкие «космические» аккорды, словно то и дело лопалась в атмосфере протянутая от Азии до Австралии великанская струна, булькающие вздохи и придыхания без капли эротического подтекста, странный глухой звон и бормотанье на пределе слышимости – невнятный голос, совершенно незнакомый язык, если это вообще был язык…
– Что это за кошачий концерт? – спросила Даша крайне капризным тоном развязной фаворитки.
Паленого, похоже, эта симфония заворожила. Он не сразу и ответил, а когда открыл рот, голос звучал придушенно-умильно, словно в этот самый миг Дугин оказывал ему известные услуги, сгубившие героя одного из самых известных романов Стивена Кинга:
– «Ноктюрн мрака»…
– Это нашамузыка, – пояснила Хрумкина шепотом. – Прислали друзья из Европы, – и значительно добавила: – Из Западной.
– Тоже хочу такую кассету, – еще капризнее заявила Даша. Она все время ощущала со стороны Паленого глухое недоброжелательство и потому усиленно дразнила его, держась словно недалекая служанка, в одночасье ставшая пассией всемогущего короля. – Он подарит?
– Попросишь у Мастера, – тихо сказала Хрумкина.
Паленый безмолвствовал. Вряд ли он владел телепатией – скорее всего, виной всему была его пресловутая ориентация и откровенная ревность. Насколько Даша знала, он у сатанистов был чем-то вроде члена Политбюро – конечно, нелегко обнаружить вдруг, что на передний план моментально выдвинулась провинциальная дурочка, оттого только, что загадочный Мастер ее возжелал…
– Ты объяснишь наконец, что мне там предстоит делать? – спросила она соседку.
– Дашенька, тебе отведена крайне почетная роль, сама все увидишь… – Хрумкина придвинулась и прошептала ей на ухо: – А хитрая ты лисичка, пришла скромненькой и вежливой, да быстро так освоилась…
– Значит, Он меня этим одарил, – беззаботно ответила Даша. – Ты что, хотела бы быть на моем месте?
– Я в отличие от тебя на монетку с двумя сторонами не похожа, у меня одна устойчивая страсть, – грустно ответила Дашина Вергилиха. – Но в смысле почета – конечно, хотела бы, однако не дано…
«Пожалуй, не будут они меня привязывать к столбу и палить заживо, – подумала Даша. – Однако эротические поползновения неизбежны. Уединиться бы с Мастером, вырубить, содрать маску – и… И – что? Казмина с паршивкой Анжеликой моментально опознают эту физиономию? Они и Паленого-то затруднились опознать, хотя подходит по всем приметам. Отчего мы, в конце концов, вбили себе в голову, что предстоящий шабаш что-то даст? Неужели и в самом деле насмотрелись ужастиков, где собравшиеся в глуши упыри громко похваляются, перечисляя все пакости, устроенные ими за минувшую неделю роду человеческому? Нет, ну чем черт не шутит…»
Машина проехала мимо бело-синего «форда» ГАИ. Трое в бушлатах с автоматами на плече бдительно зыркнули, но останавливать не стали. Даша вдруг ощутила себя персонажем дурного сна – рядом только что были свои, а она в обществе накачавшихся наркотиками придурков проехала мимо на взаправдашний шабаш… Идиотство какое. Раньше такого не испытывала при любых внедрениях…
Паленый вел уверенно, держась главных улиц. Даша временами косилась на зеркальце заднего вида, но ничего подозрительного не отметила – их, конечно, вели, но делали это крайне умело. Не похоже, чтобы Паленый проверялся – не петлял, не возвращался назад, не метался из ряда в ряд. Похоже, куруманская фемина пока что вне подозрений…
Неаппетитная музыка неустанно звенела, булькала, бормотала. Они проезжали по знаменитому шантарскому мосту, угодившему недавно на десятитысячные купюры, машина свернула к заводу медпрепаратов, но не доехала до него, запетляла по кривым улочкам Вознесенки, вновь выбралась на асфальт. Ну, дальше одна дорога, моментально прикинула Даша, – дачи на пологих склонах, нависших над левым берегом лесистых сопок, раскинувшиеся на огромной площади и правым флангом вторгшиеся глубоко в тайгу, поднимавшиеся ступенчато чуть ли не к самым вершинам сопок. Днем оттуда открывается прекрасный вид на Шантарск, да и ночью разноцветные огни являют впечатляющее зрелище.
В определенном смысле эти дачи – неплохая ловушка. Машина оттуда может уйти по одной-единственной дороге, которую легко перекрыть. Параллельная дорога – по ту сторону сопок, к ней придется пробираться по тайге, километра два. Путний снег, правда, еще не выпадал, но все равно, по темной чащобе не больно-то разбежишься…
Мимо потянулись темные, пустые дачи – богатые и не особенно. Больше было фанерных курятников, воздвигнутых в застойную эпоху, место считалось не особенно и престижным, потому что его периодически накрывали промышленные выбросы, а в особо невезучие дни смог висел жуткой сизой пеленой.
Ну, наконец-то! Паленый притормозил перед распахнутыми двустворчатыми воротами, медленно въехал во двор, затормозил рядом с полудюжиной машин.
Даша вылезла и откровенно огляделась. Это была, собственно, не дача, а деревенский дом с пристройками, богатое подворье – огромный огород (где, сразу видно, никто в этот сезон не ковырялся), дом-пятистенок, банька в глубине, высоченный то ли амбар, то ли бывшая конюшня. Все сложено из потемневших, старых бревен лиственницы, способных просуществовать еще лет двести. Явно дореволюционная «фазенда». В Шантарске их можно было пересчитать по пальцам, но все же торчали кое-где по окраинам, невольно внушая уважение к прадедам. Кажется, в этом конце при последнем государе обитали старообрядцы, непревзойденные шантарские пчеловоды и огородники. Надо же, сколь злобная ирония судьбы получается – истово верующих сменили христопродавцы, старые хозяева, должно быть, в гробах ворочаются на сровненном с землей дореволюционном кладбище. Ага! – тут же сработала у нее ассоциация. В одном из подметных писем грозившие сатанистам всеми небесными и земными карами казаки как раз и упрекали дьяволопоклонников в «осквернении некогда осиянных духом истинного православия мест». Что это, звонкая фраза, чистая теория, или лампасники кое-что выведали о сатанистских «малинах»?
Даша прислушалась – где-то в одном из строений весело повизгивала собака. В доме определенно кто-то есть, но занавески плотно задернуты, свет едва пробивается, и оттуда не доносится ни звука…
Хрумкина повела ее в дом. Электричеством там и не пахло – повсюду горят знакомые черные свечи: и в прихожей, и в большой горнице, где на стене, на видном месте (явно в бывшем «красном углу») красуется отлитая из меди рогатая физиономия высунувшего язык черта. Показалось в полумраке, или рот у него и в самом деле вымазан чем-то темным, жидким?
За столом, протянувшимся вдоль горницы, сидели человек двадцать. Многих Даша помнила по первому визиту – тут и Фарафонтов, и Светик у него на коленях, и «хранительница очага», только на сей раз одетая, и морды из «Листка», и тот лысоватый пузан, что в прошлый раз поцапался с Паленым из-за Дугина. Конечно, сизые облака конопляного дыма так и плавали под потолком, на столе теснились бутылки с водкой, а кое-кто отрешенно глотал таблетки. Один, довольно шикарно одетый, занимался тем, что Даша до сих пор видела лишь в западном кино: насыпав белый порошок на свернутый в длину, уголком, новенький доллар, старательно втягивал его то одной, то другой ноздрей. Нюхал кокаин – удовольствие не из дешевеньких, особенно в Сибири, набитой ширпотребовской наркотой. Словом, атмосфера царила самая непринужденная, лица понемногу тупели, взгляды мутнели, хохотки становились все бессмысленнее, а ухаживания друг за другом все откровеннее. Даша скромно присела в уголке, на сей раз она вместо шприца (а вдруг кому-то взбредет в голову проверить?) прихватила с собой полдюжины таблеток аскорбинки, каковые демонстративно и слопала. Соседи к ней не цеплялись с нежностями – заветы Мастера сохраняли прежнюю силу.
– А где Гроссмейстер? – шепотом спросила Даша соседку, довольно молодую и смазливую девицу, пребывавшую в средней степени отмороженности.
– Никто не знает, где Гроссмейстер, – ответила та, не поворачивая головы, оцепенелым взором уставясь на медную маску. – Он приходит, когда пожелает, и растворяется в воздухе, когда Великий Черный призовет его на совет…
Даша с понимающим видом кивнула и стала озираться. Эта грязноватая, захламленная горница ничуть не походила на место, где устраиваются торжественные действа во славу Сатаны. Даже та квартирка выглядела не в пример экзотичнее. Здесь же, кроме черных свеч и скалящейся маски (положительно, харя вымазана чем-то!), не было никаких сатанинских причиндалов. Стол составлен из нескольких, обшарпанных, разной высоты, такое впечатление, притащенных из захолустной канцелярии, решившей поменять мебель, а то и подобранных на ближайшей помойке. Бутылки и скудные закуски расставлены и разложены на газетках, словно домик служил приютом самым обыкновенным бомжам.
Даша полезла двумя пальцами за ворот красной блузки и выпустила поверх нее шнурок с амулетом-рацией (черного чертика на нем намалевал сам Славка, пользуясь в качестве образца рисунком к одной из статей «Бульварного листка», и получилось убого, но более-менее убедительно). Со двора вновь донесся веселый собачий лай – похоже, собачка была некрупная.
Меж Хрумкиной и Фарафонтовым разгорелся склочный спор вполголоса – насколько Даша расслышала краем уха, грызня возникла из-за временного обладания Светиком (сам объект спора все это время хихикал и таращил глазенки то одному диспутанту, то другой). Остальные не обращали на Дашу внимания. Воспользовавшись благоприятной минутой, она встала, достала сигареты и вышла на крыльцо.
Постояла, закутавшись в наброшенный на плечи пуховик, озирая окрестности. Круг света от фонаря на высоком столбе падал на сбившиеся в кучку машины, но остальное подворье, весьма обширное, тонуло в тени. Дача была последней на пути к вершине сопки, дальше чернела подступившая к высоченному забору тайга. Ворота уже захлопнули. Забор сработан на совесть, там, куда падает свет, не удается рассмотреть ни малейшей щели. Тут и резать будут – никто не увидит… Никто?
Она посмотрела вниз, под уклон. Глаза уже привыкли к темноте. Внизу, широко раскинувшись на обе стороны, сияли разноцветные россыпи городских огней, дальше тянулась темная широкая Шантара, кое-где покрытая светящимися полосами, отражениями огней, а за нею – другой берег, тоже расцвеченный уличными фонарями, сине-белыми прожекторами лесосплавных причалов, длинными цепочками освещенных окон, юркими огоньками автомобильных фар. Она никогда не смотрела на город с этой сопки, но легко узнавала улицы, даже рассмотрела далекое здание Октябрьского райотдела. Прикинула, где могут размещаться наблюдатели – там, там, да и возле тех дач, пожалуй… Она ни минуты не сомневалась, что страховавшие ее сыскари взяли след. Сейчас они с соблюдением всех охотничьих предосторожностей подтягиваются все ближе, и один из них ни на секунду не снимает наушников, готовясь принять сигнал. На душе сразу стало спокойнее.
Спустилась с крыльца, прошла несколько метров. Из широкой, высокой двери амбара сочился тусклый свет. В баньке тоже горело окошечко – точно, собачонка лаяла и повизгивала именно там…
Дверь баньки скрипнула, оттуда вышел, согнувшись под низкой притолокой… священник? Да нет, что за глупости, откуда здесь священник? Просто на нем был черный балахон до пят, вышитый отливающими в свете фонаря золотистыми огромными каббалистическими знаками – на рукавах и боках извивались то ли иероглифы, то ли неведомые символы, а во всю грудь изображена рогатая харя Сатаны. Маски на лице нет, обычная физиономия мужчины лет сорока, двигавшегося быстро и уверенно, ничуть не походившего на принявшего дозу расслабленного наркомана.
Он направился было к крыльцу, но заметил Дашу, вгляделся, решительно подошел к ней:
– Это вы, сестра Дарья?
– Это я, неизвестный брат по Черной Службе, – ответила она, гигантским усилием воли постаравшись не расхохотаться.
– Да восславится имя Великого Черного под всеми широтами…
– Да восславится, – кивнула Даша.
Удивительно, но ей все время удавалось отвечать впопад, и поведение ее, судя по их реакции, казалось совершенно естественным – ну, разумеется, не было какого-то единого ритуала, достаточно им подыгрывать с самым серьезным видом, добавляя толику собственной галиматьи…
– Великий Мастер приглашает вас к себе, – он кивнул в сторону баньки. – Следует обсудить церемониал, вы ведь впервые принимаете участие в столь торжественном действе, в столь почетной роли…
Даша отбросила окурок под колесо ближайшей машины и пошла впереди его к баньке. Старательно пригнула голову, чтобы не треснуться макушкой о притолоку.
Вот это уже походило на логово главы сатанистов. Ни печки, ни лавок нет, стены, пол и потолок затянуты черной материей и украшены перевернутыми распятиями (Даша моментально опознала при ярком свете дюжины свечей еще одно, украденное из костела), связками высушенных жаб (половину дрокинского болота, должно быть, облазили, дуремары…), разномастными картинами, яркими и многоцветными, изображавшими всевозможную нечисть, – волки с оскаленными клыками и человеческими ушами, зеленокожие девки с огромными злыми глазищами и остренькими зубами, черти, какие-то вовсе уж шизофренические создания, скомбинированные из самых неожиданных частей человеческих и звериных тел…
На единственном стуле сидел Мастер – точнее, человек в том же балахоне и той же маске. Даша, смирив гордыню, скинула с плеч пуховик, опустилась на колени и прилежно прочитала «Отче наш» шиворот-навыворот, добавив мысленно: «Господи, прости…»