Страница:
– Назад все, живо! Подальше!!!
Нити колебались все сильнее, Сварог еще пару раз дернул за ветку, чтобы паучок не перепутал место, в котором застряла новая несчастная жертва, и отпрыгнул, поднимая шаур.
Из тьмы на него быстро надвигалось н е ч т о. Не столь уж и огромное – размером пожалуй что с лошадь, но двигалось оно так быстро, уверенно и ровно, что Сварог на всякий случай сделал еще пару-тройку шагов назад. Прицелился и, когда на свету оказалась раздутая шарообразная туша с цепочкой рубиновых глаз вокруг «талии», с шевелящимися жвалами и дюжиной мелькающих щетинистых лап, ловко перебирающих паутину, выстрелил.
Вспышка, вспышка, вспышка… Звездочки касались трупно-бледных маслянистых боков твари и, блеснув на прощание, исчезали. А кворкас продолжал как ни в чем не бывало нестись по паутине. К тому месту, где висела ветка.
– Это с т а р а я магия, мастер капитан! – страшным шепотом подсказал Пэвер. – Ваше серебро на него не действует!
Ах ты ж, дьявольщина…
– Чуба! – крикнул Сварог. – Быстро! Обличья не менять!..
Паучок добрался до ветки, обнюхал ее, потыкал жвалами… и выпрямил лапы, поднявшись на метр над нитью. Замер. И Сварог отчетливо понял, что он с м о т р и т, сканирует окрестности на предмет наличия неизвестных шутников, потревоживших его покой.
– Дуй к давешнему болотцу и разбуди это лохматое диво! – сдавленно приказал Сварог, не сводя глаз с кворкаса. – Хорошенько буди, чтоб у него при виде тебя слюнки потекли. А потом бегом обратно – и чтоб с этим чучелом на хвосте. Мы тут им устроим завтрак для чемпионов на травке… Только когти по траве вжикнули.
– Вы что задумали? – тихо, будто паук мог их услышать, спросил Рошаль.
– Вот увидите… А вы, охламоны, кстати, лезьте-ка куда-нибудь повыше на деревья. Дабы не вводить, так сказать, в искушение…
Закончив исследование окрестностей и так никого и не найдя, кворкас неторопливо, но ловко развернулся на нити и уныло побрел обратно.
Повиновались бессловно, но по-прежнему ничего не понимая. Верные бойцы забрались на дальнее одинокое дерево и как бы притворились его несъедобными плодами, а Сварог уверенно подступил к обрыву и снова подергал за ветку. Не мытьем, значитца, так катаньем…
Наконец где-то далеко позади раздался мощный топот, хотя самого реликтового чудовища видно пока не было… А, нет, – вот и наш соня.
Динозавромамонт громыхал на двух лапах, и от каждого удара ступни о землю тряска докатывалась аж до пяток Сварога. Со всех ног улепетывающая под самым носом громадины Чуба-Ху на этом фоне выглядела даже не моськой рядом со слоном – блохой около экскаватора она выглядела. А в овраге, с механической точностью перебирая блестящими на солнце, будто отлитыми из высоколегированной стали и украшенными жалами зазубрин лапами, вновь нарисовался давешний кворкас. Добежал до ветки и опять завис, хищно поводя жвалами.
Чтобы членистоногое (или как там определяют эту образину в энциклопедиях) оставалось на месте, Сварог скоренько подобрал гальку и, приметившись, щелкнул камнем точно в один из десятков глаз. Паук неожиданно шустро для своих размеров замахал перед собой лапами, пытаясь сцапать обидчика, и стал похож на фехтовальщика с завязанными глазами.
Чуба-Ху неслась прямо на Сварога, а за ней надвигалось землетрясение во плоти.
– В сторону! – гаркнул Сварог оборотню. – Сворачивай!!!
Не веря, что будет услышан в накатывающемся грохоте, махнул рукой влево, а сам по кромке оврага рванул что было сил вправо. Чуба-Ху повернула по широкой дуге, но инерция была настолько сильной, что гуапа сбросило в овраг, покатило и остановило буквально в кайме от нитей.
Однако у звероящера инерция оказалась во сто крат мощнее, и эта громадина, взмыв с края обрыва, перемахнула через рыщущего лапами-ножами паука и с бешеным треском вляпалась в самую гущу паутины. Удивительное дело, но нити выдержали удар, и исполин запутался в них, как в исполинском перевернувшемся гамаке… А паук, обретя наконец врага и не тратя ни мига, прыгнул исполину на грудь – совсем как ребенок бросается к мамочке на шею после долгой разлуки. Челюсти кворкаса, разодрав космы свалявшейся шерсти и бронебойную шкуру, впились в плоть поверженного и лишившегося возможности рыпаться титана… И тут же брюхо паука на глазах стало раздуваться, будто наполняющийся гелием воздушный шар. С гребня наискосок Сварог кинулся вниз, туда, где выкусывала из лап колючки Чуба-Ху и безвольно висел на подрагивающих нитях опередивший их на базе пленник.
– Теперь можешь спокойно почесаться последний раз в жизни, – процедил Сварог, задрав голову. – И на что ты, интересно, рассчитывал? Что не превратишься в паука и сможешь от нас избавиться?.. Короче. Тварям временно не до тебя. Но за такое удовольствие я спрошу с тебя высшую цену. Ключ.
Подвешенный конвульсивно улыбнулся, опустил руку в кошель, достал треугольный осколок зеркала на цепочке – и вдруг замахнулся с явным намерением зашвырнуть его по ту сторону паутины. Лицо его исказила презрительная ухмылка, рука разжалась… Однако он не учел одного.
С места, спружинив лапами, взмывшая на два человеческих роста Чуба-Ху в полете клацнула челюстями и поймала Ключ в полете над переплетением нитей.
Сварог от бессилия зажмурился. Он знал, что сейчас произойдет… Его уши ждали предсмертного волчьего визга, – но услышали лишь глухой удар приземлившегося тела.
Сварог открыл глаза. Чуба отряхивалась, стоя на четырех лапах, и явственно улыбалась, хотя давалось ей это нелегко, поскольку в зубах блестел треугольный предмет. А еще у Чубы-Ху до крови был ободран бок, а еще одна из нитей украсилась серым пухом, будто мхом…
– Будь ты проклят… – бился в паутине пленник, и глаза его от бессильной злобы были уже не смоляно-черными, а мутно-зелеными.
– Ну и на фига было так рисковать? – поднимаясь по косогору, ворчливо принялся отчитывать капитан оборотня. – Неужели в траве бы не нашли? С гикоратом-то… Я к тебе привык, Чуба, ты уж постарайся выжить в этом путешествии…
С кромки оврага им снова стало видно паучье пиршество. Пузо кворкаса расперлось до невероятных размеров. Доисторического чудовища под этим шаром уже было не разглядеть.
– Погоди, это надо видеть, – придержал Сварог четвероногую спутницу и, вынимая у нее из пасти трофей, развернул мордой к оврагу.
В этот самый момент паучье тело лопнуло, как брюки по швам на неосторожно присевшем жирном трактирщике, и освободившаяся жижа водопадом хлынула вниз, на обтянутый одной кожей исполинский скелет мамонтоящера, потекла мутным ручьем по днищу оврага, под равнодушно раскачивающимися белыми нитями паутины.
– Вечно голодный, говоришь? Бессмертный? – зло прошептал сам себе Сварог и повернулся к бессловесному оборотню. – Не знаю почему, но еще со школы в голову засело, что паукам от природы не дана такая радость, как чувство насыщения. Любой паук будет жрать, пока не лопнет [4]. А природа регулирует процесс тем, что сытый паук окажется не в силах догнать следующую жертву. А вот магия… Что ж, магия, как видно, пожиже матушки-природы…
Тут от обвисших грязным бельем на паутине ошметков кворкаса, по девственно белым нитям во все стороны побежали радужные огоньки – вроде как по новогодней гирлянде. И стоило одному из светлячков наткнутся на продолжающего трепыхаться неудачливого охотника за Ключом, как остальные, будто получив сигнал, рванули в ту же сторону… И вот все светлячки заплясали на нитях вокруг подвешенного пленника… Вот плавно скользнули в н у т р ь тела… И тогда пленник забился изо всех сил.
– Будь ты проклят!.. – возопил он, и из его тела на волю полезли паучьи конечности, а кожу в миг обнесло паучьим ворсом.
– Бессмертный… – разочарованно констатировал Сварог.
Он подбросил на ладони находку. Так вот ты какой, золотой ключик… Странно, но ни радости, ни удовлетворения он не испытывал – одну лишь бескрайнюю усталость. Отряд собрался вокруг и молча разглядывал вожделенный Ключ. Теперь, при ближайшем рассмотрении, стало ясно, что никакое это не зеркало – просто треугольный кусок металла размером с ладонь, без всяческих там пояснительных надписей и украшений. Одна его сторона была шероховатой, а другая – тщательнейшим образом отполирована… но вот что странно: полированная поверхность была матовой, дымчатой, хотя, по идее, должна была отражать, как зеркало. А в остальном – простой металлический треугольник, ничего больше… И никакой тебе магии.
– Так, ребята, вот и все, – просто и устало сказал Сварог. – Привал. Овраг обходить будем завтра, завтра и наметим наиболее удобный маршрут обратно, к побережью… Всем спать.
Он повесил Ключ на шею (металл глухо звякнул о нательный крестик), повернулся и двинул прочь от оврага – к загодя присмотренной полянке.
Угомонились на удивление быстро – либо усталость была причиной, либо то обстоятельство, что им все-таки удалось раздобыть Ключ, но кроме Сварога и Каны все дружно рухнули в объятия Морфея, едва перекусив на скорую руку и застегнув спальные мешки. Сварог не спал. Смотрел на небольшой костер, возле которого этаким сидящим буддой застыла островитянка (она дежурила первой), и ни о чем не думал. Хотя подумать было о чем – например, о том, что найти Ключ еще полдела… даже не пол, а четверть. Потому что остается еще невредимыми добраться до берега, а самое главное, найти Дверь и проникнуть в нее – в обход хитроумного Вало. Как это сделать – совершенно неясно.
Но думать об этом не хотелось.
Наверное, он все-таки задремал, поскольку очнулся от чьего-то прикосновения. Дернулся, нашарил Ключ на шее, оглянулся. Кана сидела уже рядом с ним, ее чернущие глазищи в отблеске пламени казались двумя бездонными омутами.
– Что…
Сварог попытался сесть, но Кана приложила палец к губам и мягко, но настойчиво уложила его обратно на землю.
– Мое дежурство, что ли? – шепотом спросил он, чтобы не разбудить остальных, хотя мастер Пэвер храпел так, что и мертвый бы проснулся.
Нет, костер еще не прогорел, прошло минут тридцать от силы…
Кана наклонилась поближе:
– Мне страшно, мастер капитан…
На это Сварог помолчал, закурил.
– Что-нибудь случилось?
Островитянка покачала головой – и вдруг ее не по-женски сильные руки обвили Сварога. От неожиданности он уронил сигарету.
– Кана, какого… Послушай, Кана, сейчас не вре…
Поцелуй заставил его умолкнуть. Она, дрожа, лихорадочно, на ощупь расстегивала пуговицы спального мешка. Удивление сменилось чувством, известным любому нормальному мужику, но Сварог решительно отогнал его. Попытался вырваться – да не тут-то было… А впрочем, вырывался он не очень-то яро. Руки сами собой, почему-то разуму напрочь не повинуясь, нашарили застежки ее риксы. А все остальное было уже не важно, никто из них уже не думал, разбудят они кого-нибудь или нет. Он помог ей избавиться от комбинезона, ее кожа матово блестела в свете костра. Она помогла ему избавиться от спального мешка, и два человека слились в единое целое… Увы, все произошло слишком быстро (и Сварогу показалось, что именно она так и хотела – быстро), но было подобно… черт его знает, чему это было подобно. Сварог, пожалуй, еще ни разу в жизни такого не испытывал. Неожиданное буйство огня, в котором сгорел он весь, без остатка, со всеми его мыслями, дурацкими протестами и рассудительностью. А потом внезапно – тишина, покой, умиротворение. Будто и не было ничего… Да нет, было, было…
– Прости, капитан, – шепнула она, положив голову ему на плечо. Короткие волосы приятно щекотали кожу. – Наверное, я не должна была этого делать…
– Чего ты испугалась?
– Сама не знаю… Может быть, тебя. Не надо видеть во мне врага, капитан. Я просто выполняю свою работу. Как и ты.
Она не врала.
– И что это за работа? – осторожно спросил Сварог.
– Я должна привезти Ключ на Острова.
– С нами или без нас?
– С вами или без вас. Ключ важнее ваших жизней, как бы гнусно это не звучало. Но ведь так сплошь и рядом происходит – я знаю, я видела. Кто-то дергает за ниточки и отдает приказы во имя какой-то цели, а какой ценой эта цель будет достигнута, не столь и важно… Но я была бы рада, если б вы все вернулись целыми и невредимыми.
А вот тут она пожалуй что лукавила. Ей был нужен Ключ – и только Ключ. Остальные лишь помогают ей в доставке ценного груза… Эх, ну и жизнь…
– Собственно, – сказал он, – я тоже буду рад, если мы вернемся в полном составе… И при Ключе.
– Вот видишь…
Он закурил и выпустил в ночной воздух струйку сизого дыма – дым поплыл к темнеющим кустам, зацепился за ветки и медленно растаял. Кана проворно выскользнула из его объятий, скользнула в комбинезон.
– Прости, капитан. Тебе надо поспать. Я не должна была…
– Еще слово – и пойдешь в два наряда вне очереди.
Она грустно улыбнулась, наклонилась и легко коснулась губами его губ, провела горячей ладонью по щеке Сварога.
– Есть два наряда. Спи, мастер капитан. Завтра предстоит тяжелый день.
– Не тяжелее предыдущих… – вздохнул Сварог.
Если б он знал тогда, как ошибается…
Часть третья
Глава двенадцатая
Нити колебались все сильнее, Сварог еще пару раз дернул за ветку, чтобы паучок не перепутал место, в котором застряла новая несчастная жертва, и отпрыгнул, поднимая шаур.
Из тьмы на него быстро надвигалось н е ч т о. Не столь уж и огромное – размером пожалуй что с лошадь, но двигалось оно так быстро, уверенно и ровно, что Сварог на всякий случай сделал еще пару-тройку шагов назад. Прицелился и, когда на свету оказалась раздутая шарообразная туша с цепочкой рубиновых глаз вокруг «талии», с шевелящимися жвалами и дюжиной мелькающих щетинистых лап, ловко перебирающих паутину, выстрелил.
Вспышка, вспышка, вспышка… Звездочки касались трупно-бледных маслянистых боков твари и, блеснув на прощание, исчезали. А кворкас продолжал как ни в чем не бывало нестись по паутине. К тому месту, где висела ветка.
– Это с т а р а я магия, мастер капитан! – страшным шепотом подсказал Пэвер. – Ваше серебро на него не действует!
Ах ты ж, дьявольщина…
– Чуба! – крикнул Сварог. – Быстро! Обличья не менять!..
Паучок добрался до ветки, обнюхал ее, потыкал жвалами… и выпрямил лапы, поднявшись на метр над нитью. Замер. И Сварог отчетливо понял, что он с м о т р и т, сканирует окрестности на предмет наличия неизвестных шутников, потревоживших его покой.
– Дуй к давешнему болотцу и разбуди это лохматое диво! – сдавленно приказал Сварог, не сводя глаз с кворкаса. – Хорошенько буди, чтоб у него при виде тебя слюнки потекли. А потом бегом обратно – и чтоб с этим чучелом на хвосте. Мы тут им устроим завтрак для чемпионов на травке… Только когти по траве вжикнули.
– Вы что задумали? – тихо, будто паук мог их услышать, спросил Рошаль.
– Вот увидите… А вы, охламоны, кстати, лезьте-ка куда-нибудь повыше на деревья. Дабы не вводить, так сказать, в искушение…
Закончив исследование окрестностей и так никого и не найдя, кворкас неторопливо, но ловко развернулся на нити и уныло побрел обратно.
Повиновались бессловно, но по-прежнему ничего не понимая. Верные бойцы забрались на дальнее одинокое дерево и как бы притворились его несъедобными плодами, а Сварог уверенно подступил к обрыву и снова подергал за ветку. Не мытьем, значитца, так катаньем…
Наконец где-то далеко позади раздался мощный топот, хотя самого реликтового чудовища видно пока не было… А, нет, – вот и наш соня.
Динозавромамонт громыхал на двух лапах, и от каждого удара ступни о землю тряска докатывалась аж до пяток Сварога. Со всех ног улепетывающая под самым носом громадины Чуба-Ху на этом фоне выглядела даже не моськой рядом со слоном – блохой около экскаватора она выглядела. А в овраге, с механической точностью перебирая блестящими на солнце, будто отлитыми из высоколегированной стали и украшенными жалами зазубрин лапами, вновь нарисовался давешний кворкас. Добежал до ветки и опять завис, хищно поводя жвалами.
Чтобы членистоногое (или как там определяют эту образину в энциклопедиях) оставалось на месте, Сварог скоренько подобрал гальку и, приметившись, щелкнул камнем точно в один из десятков глаз. Паук неожиданно шустро для своих размеров замахал перед собой лапами, пытаясь сцапать обидчика, и стал похож на фехтовальщика с завязанными глазами.
Чуба-Ху неслась прямо на Сварога, а за ней надвигалось землетрясение во плоти.
– В сторону! – гаркнул Сварог оборотню. – Сворачивай!!!
Не веря, что будет услышан в накатывающемся грохоте, махнул рукой влево, а сам по кромке оврага рванул что было сил вправо. Чуба-Ху повернула по широкой дуге, но инерция была настолько сильной, что гуапа сбросило в овраг, покатило и остановило буквально в кайме от нитей.
Однако у звероящера инерция оказалась во сто крат мощнее, и эта громадина, взмыв с края обрыва, перемахнула через рыщущего лапами-ножами паука и с бешеным треском вляпалась в самую гущу паутины. Удивительное дело, но нити выдержали удар, и исполин запутался в них, как в исполинском перевернувшемся гамаке… А паук, обретя наконец врага и не тратя ни мига, прыгнул исполину на грудь – совсем как ребенок бросается к мамочке на шею после долгой разлуки. Челюсти кворкаса, разодрав космы свалявшейся шерсти и бронебойную шкуру, впились в плоть поверженного и лишившегося возможности рыпаться титана… И тут же брюхо паука на глазах стало раздуваться, будто наполняющийся гелием воздушный шар. С гребня наискосок Сварог кинулся вниз, туда, где выкусывала из лап колючки Чуба-Ху и безвольно висел на подрагивающих нитях опередивший их на базе пленник.
– Теперь можешь спокойно почесаться последний раз в жизни, – процедил Сварог, задрав голову. – И на что ты, интересно, рассчитывал? Что не превратишься в паука и сможешь от нас избавиться?.. Короче. Тварям временно не до тебя. Но за такое удовольствие я спрошу с тебя высшую цену. Ключ.
Подвешенный конвульсивно улыбнулся, опустил руку в кошель, достал треугольный осколок зеркала на цепочке – и вдруг замахнулся с явным намерением зашвырнуть его по ту сторону паутины. Лицо его исказила презрительная ухмылка, рука разжалась… Однако он не учел одного.
С места, спружинив лапами, взмывшая на два человеческих роста Чуба-Ху в полете клацнула челюстями и поймала Ключ в полете над переплетением нитей.
Сварог от бессилия зажмурился. Он знал, что сейчас произойдет… Его уши ждали предсмертного волчьего визга, – но услышали лишь глухой удар приземлившегося тела.
Сварог открыл глаза. Чуба отряхивалась, стоя на четырех лапах, и явственно улыбалась, хотя давалось ей это нелегко, поскольку в зубах блестел треугольный предмет. А еще у Чубы-Ху до крови был ободран бок, а еще одна из нитей украсилась серым пухом, будто мхом…
– Будь ты проклят… – бился в паутине пленник, и глаза его от бессильной злобы были уже не смоляно-черными, а мутно-зелеными.
– Ну и на фига было так рисковать? – поднимаясь по косогору, ворчливо принялся отчитывать капитан оборотня. – Неужели в траве бы не нашли? С гикоратом-то… Я к тебе привык, Чуба, ты уж постарайся выжить в этом путешествии…
С кромки оврага им снова стало видно паучье пиршество. Пузо кворкаса расперлось до невероятных размеров. Доисторического чудовища под этим шаром уже было не разглядеть.
– Погоди, это надо видеть, – придержал Сварог четвероногую спутницу и, вынимая у нее из пасти трофей, развернул мордой к оврагу.
В этот самый момент паучье тело лопнуло, как брюки по швам на неосторожно присевшем жирном трактирщике, и освободившаяся жижа водопадом хлынула вниз, на обтянутый одной кожей исполинский скелет мамонтоящера, потекла мутным ручьем по днищу оврага, под равнодушно раскачивающимися белыми нитями паутины.
– Вечно голодный, говоришь? Бессмертный? – зло прошептал сам себе Сварог и повернулся к бессловесному оборотню. – Не знаю почему, но еще со школы в голову засело, что паукам от природы не дана такая радость, как чувство насыщения. Любой паук будет жрать, пока не лопнет [4]. А природа регулирует процесс тем, что сытый паук окажется не в силах догнать следующую жертву. А вот магия… Что ж, магия, как видно, пожиже матушки-природы…
Тут от обвисших грязным бельем на паутине ошметков кворкаса, по девственно белым нитям во все стороны побежали радужные огоньки – вроде как по новогодней гирлянде. И стоило одному из светлячков наткнутся на продолжающего трепыхаться неудачливого охотника за Ключом, как остальные, будто получив сигнал, рванули в ту же сторону… И вот все светлячки заплясали на нитях вокруг подвешенного пленника… Вот плавно скользнули в н у т р ь тела… И тогда пленник забился изо всех сил.
– Будь ты проклят!.. – возопил он, и из его тела на волю полезли паучьи конечности, а кожу в миг обнесло паучьим ворсом.
– Бессмертный… – разочарованно констатировал Сварог.
Он подбросил на ладони находку. Так вот ты какой, золотой ключик… Странно, но ни радости, ни удовлетворения он не испытывал – одну лишь бескрайнюю усталость. Отряд собрался вокруг и молча разглядывал вожделенный Ключ. Теперь, при ближайшем рассмотрении, стало ясно, что никакое это не зеркало – просто треугольный кусок металла размером с ладонь, без всяческих там пояснительных надписей и украшений. Одна его сторона была шероховатой, а другая – тщательнейшим образом отполирована… но вот что странно: полированная поверхность была матовой, дымчатой, хотя, по идее, должна была отражать, как зеркало. А в остальном – простой металлический треугольник, ничего больше… И никакой тебе магии.
– Так, ребята, вот и все, – просто и устало сказал Сварог. – Привал. Овраг обходить будем завтра, завтра и наметим наиболее удобный маршрут обратно, к побережью… Всем спать.
Он повесил Ключ на шею (металл глухо звякнул о нательный крестик), повернулся и двинул прочь от оврага – к загодя присмотренной полянке.
Угомонились на удивление быстро – либо усталость была причиной, либо то обстоятельство, что им все-таки удалось раздобыть Ключ, но кроме Сварога и Каны все дружно рухнули в объятия Морфея, едва перекусив на скорую руку и застегнув спальные мешки. Сварог не спал. Смотрел на небольшой костер, возле которого этаким сидящим буддой застыла островитянка (она дежурила первой), и ни о чем не думал. Хотя подумать было о чем – например, о том, что найти Ключ еще полдела… даже не пол, а четверть. Потому что остается еще невредимыми добраться до берега, а самое главное, найти Дверь и проникнуть в нее – в обход хитроумного Вало. Как это сделать – совершенно неясно.
Но думать об этом не хотелось.
Наверное, он все-таки задремал, поскольку очнулся от чьего-то прикосновения. Дернулся, нашарил Ключ на шее, оглянулся. Кана сидела уже рядом с ним, ее чернущие глазищи в отблеске пламени казались двумя бездонными омутами.
– Что…
Сварог попытался сесть, но Кана приложила палец к губам и мягко, но настойчиво уложила его обратно на землю.
– Мое дежурство, что ли? – шепотом спросил он, чтобы не разбудить остальных, хотя мастер Пэвер храпел так, что и мертвый бы проснулся.
Нет, костер еще не прогорел, прошло минут тридцать от силы…
Кана наклонилась поближе:
– Мне страшно, мастер капитан…
На это Сварог помолчал, закурил.
– Что-нибудь случилось?
Островитянка покачала головой – и вдруг ее не по-женски сильные руки обвили Сварога. От неожиданности он уронил сигарету.
– Кана, какого… Послушай, Кана, сейчас не вре…
Поцелуй заставил его умолкнуть. Она, дрожа, лихорадочно, на ощупь расстегивала пуговицы спального мешка. Удивление сменилось чувством, известным любому нормальному мужику, но Сварог решительно отогнал его. Попытался вырваться – да не тут-то было… А впрочем, вырывался он не очень-то яро. Руки сами собой, почему-то разуму напрочь не повинуясь, нашарили застежки ее риксы. А все остальное было уже не важно, никто из них уже не думал, разбудят они кого-нибудь или нет. Он помог ей избавиться от комбинезона, ее кожа матово блестела в свете костра. Она помогла ему избавиться от спального мешка, и два человека слились в единое целое… Увы, все произошло слишком быстро (и Сварогу показалось, что именно она так и хотела – быстро), но было подобно… черт его знает, чему это было подобно. Сварог, пожалуй, еще ни разу в жизни такого не испытывал. Неожиданное буйство огня, в котором сгорел он весь, без остатка, со всеми его мыслями, дурацкими протестами и рассудительностью. А потом внезапно – тишина, покой, умиротворение. Будто и не было ничего… Да нет, было, было…
– Прости, капитан, – шепнула она, положив голову ему на плечо. Короткие волосы приятно щекотали кожу. – Наверное, я не должна была этого делать…
– Чего ты испугалась?
– Сама не знаю… Может быть, тебя. Не надо видеть во мне врага, капитан. Я просто выполняю свою работу. Как и ты.
Она не врала.
– И что это за работа? – осторожно спросил Сварог.
– Я должна привезти Ключ на Острова.
– С нами или без нас?
– С вами или без вас. Ключ важнее ваших жизней, как бы гнусно это не звучало. Но ведь так сплошь и рядом происходит – я знаю, я видела. Кто-то дергает за ниточки и отдает приказы во имя какой-то цели, а какой ценой эта цель будет достигнута, не столь и важно… Но я была бы рада, если б вы все вернулись целыми и невредимыми.
А вот тут она пожалуй что лукавила. Ей был нужен Ключ – и только Ключ. Остальные лишь помогают ей в доставке ценного груза… Эх, ну и жизнь…
– Собственно, – сказал он, – я тоже буду рад, если мы вернемся в полном составе… И при Ключе.
– Вот видишь…
Он закурил и выпустил в ночной воздух струйку сизого дыма – дым поплыл к темнеющим кустам, зацепился за ветки и медленно растаял. Кана проворно выскользнула из его объятий, скользнула в комбинезон.
– Прости, капитан. Тебе надо поспать. Я не должна была…
– Еще слово – и пойдешь в два наряда вне очереди.
Она грустно улыбнулась, наклонилась и легко коснулась губами его губ, провела горячей ладонью по щеке Сварога.
– Есть два наряда. Спи, мастер капитан. Завтра предстоит тяжелый день.
– Не тяжелее предыдущих… – вздохнул Сварог.
Если б он знал тогда, как ошибается…
Часть третья
…НО ОБРАТНО – НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО ДОМОЙ
Глава двенадцатая
Только бегом
Обнаруженный Чубой лось был настоящий.
Они подошли, постучали по лосю. Раздался звук, словно стучишь по сухому полену. Открытой ладонью можно было лишь прикоснуться к животному – и тут же руку отдернуть. Кожу прожигал холод.
– У-у, дрянь! Как из ледника вытащили.
– Заморожен, – согласился с Олесом Сварог.
– А кругом лето и лес, – задумчиво дополнил картину Рошаль. – И ничего кроме леса и лета…
Лось – то ли тот же самый, что в панике выскочил на полянку возле канала, то ли другой – стоял в зарослях невысокого орешника, доходящего ему до груди, голова высоко задрана, рот открыт, словно животное исторгало из себя призывный или угрожающий крик в тот момент, когда… когда на него р у х н у л мороз.
Листья орешника в радиусе каймов семи от лося превратились в ледышки, ветки, как на новогодних открытках, иней перекрасил в белое. Трава под лосем напоминала мороженую зелень, всякие там петрушки и укропы, которыми хозяйки и н о г о мира набивали полиэтиленовые пакеты и закладывали до зимы в морозилки. Такая трава вскоре оттает – и станет мокрой и вялой…
В который раз вечерело. Давно уже накрапывал мелкий дождик. Спасибо костюмам от дамургов – небесная водица не доставляла особых неприятностей. Ткань не намокала, вода за шиворот – они, разумеется, накинули капюшоны – не лилась. Доведись ночевать на земле, перебедовали бы вполне комфортно, по походным-то меркам.
Капли колотили по замороженному зверю и, не успевая стечь, превращались в длинные белые запятые – такими замерзшими потеками исчерчены трамвайные стекла в холода.
– Что-нибудь знаешь о подобном… феномене? – спросил Сварог у Каны, бродя по орешнику к внимательно осматривая почву, траву, заросли.
Мерзлая трава хрустела под ногами, раздвигаемые руками ветви не шуршали, а потрескивали.
– Совершенно ничего, – уверенно ответила Кана.
– Разве что был в прошлом веке такой нурский принц Феонис, любил пытать холодом, – сказал Рошаль. – И казнил, запирая приговоренных в ледяном подвале… Отчего-то нравилось ему выдавать родственникам для погребения тела вот в таком вот виде, как у лося.
– Принц тут ни при чем. Уходим, – скомандовал Сварог. Ничего примечательного поблизости от лося он не обнаружил и круг поисков расширять не намеревался. – И быстро.
Были у Сварога основания считать, что задерживаться тут надолго вовсе не безопасно… Ни к селу ни к городу он неожиданно вспомнил некоего загадочного Ледяного Доктора и выругался: только этого нам не хватало…
И опять в дождь. Опять походный порядок. По лесам и перелескам, открытые пространства пересекая, конечно же, не бегом, но в усиленном темпе. По холмам и взгоркам, вверх и вниз, вниз и вверх, перепрыгивая ручьи и вброд переходя речушки… К берегу возвращались другим маршрутом – неохота снова было попадать в прежние ловушки.
– Тарки нашли лося, – сообщила Чуба-Ху вскоре после того, как они отошли на четверть кабелота от ледяной находки. Действительно, если вслушаться, можно было разобрать пощелкивания, доносящиеся как раз с той стороны, будто хлещут цыганской плетью, и взвизги.
– Может, им лось на что и сгодится. Растопят дыханием своих черных вампирских сердец… Давайте, давайте, не копайтесь…
Тарки по-прежнему тащились за ними. Иногда совершали рывки, забегали вперед и встречали отряд Сварога, сидя рядком где-нибудь на открытом месте, но на безопасном для себя расстоянии.
Сварог уже воспринимал их как свою домашнюю скотинку. Бредет сзади послушно этакое вот эксцентричное стадо, вампирская, понимаешь, отара. И опасны тарки так же, как страшна и опасна та же корова. Буренка, конечно, безобидна и покорна до отвращения, но лягнуть может, причем иногда без всяких веских к тому оснований. Будь настороже, сзади не заходи, под копыта не лезь – и все обойдется. Так же с тарками: не будь полным растяпой, не зевай, держи под рукой серебро – и никакие тарки не тронут. Правда вот, молока и шерсти от тарков не дождешься. Но, с другой-то стороны, они могут принести некоторую пользу – часовым, например. Часовые не сомкнут глаз, слыша, как рядом шипят и пощелкивают представители воинства нежити, и видя, как горят во тьме угольки их злых глазенок. Впрочем, может и не горят, может, Сварог наговаривает на тарков…
Дождь усиливался. Завеса из ливневых струй, накладываясь на вечер, семимильными шагами сдвигала видимость к нулевой отметке. «Кошачий глаз» Сварога помогал, конечно… но только ему одному и только отчасти: дождевые потоки «кошачий глаз» не пробивал, вот беда-то.
Шли по компасу дамургов. Карту Сварог не доставал уже давно. Пользы от нее в такую погоду – что рыбе от самоката: к местности не привязаться, поскольку доступная взгляду местность катастрофически сузилась до границы носа привязывающегося. Вот разве если стукнешься лбом в подходящий к привязке ориентир…
Комбезы дамургов предохраняли от ручьев, бегущих по спине, животу и прочей анатомии, но маски в экипировку дамургов не входили, и лицо заливали струи – теплые струи, следует признать, – однако от того не менее мокрые, не менее надоедливые и дыхание затрудняющие весьма.
Остановившись, Сварог собрал отряд вокруг себя. Развернул-таки карту, над которой Олес держал рогталь.
– Как бы медленно мы не продвигались последние часы, скоро должны выйти к реке. Если верить карте, река достаточно широкая… Достаточно настолько, что сегодня переправляться не будем. Шут его знает, что там, на том берегу. Выйдем к речке, пройдем берегом влево. Доберемся вот до этого скального массива… э-э… названия не разобрать… да и ладно. Скалы – это пещера, на худой конец – ниша или просто карниз. Там и заночуем, переждем дождик…
Двинулись дальше и скоро услышали за спиной громкий прерывистый вой.
– Тарки, – сказала Чуба-Ху. – Предупреждают, что чувствуют опасность.
– Н а с предупреждают? – удивился Сварог.
– Так больше вроде и некого…
– А если это еще одна семейка тарков крутится поблизости? – спросил Рошаль, ладонью сбрасывая воду с лица.
– Если б они почувствовали другую семью, мы услышали бы свист и стрекот. – Чуба шла вместе со всеми, давно уже не принимая волчье обличье – дождь сбивает запахи, объяснил гуап: далеко отбежишь, можно заблудиться. – Это сигналы убираться подальше с их земли… или от их добычи. Семьи тарков ненавидят друг друга так же сильно, как люди ненавидят… подобных существ. Да откуда взяться еще одной семье? Я вообще до сегодняшнего дня думала, что тарков всех повывели.
– Это на Атаре, – сказал Пэвер. – Действительно ни одной особи не осталось. А здесь, пока людей еще нет…
– Мало ли что могло их насторожить, – перебил Рошаль. – Как я понимаю, трусости им не занимать…
Темнота аккурат на их пути сделалась гуще, стала непроницаемой. И эта густая непроницаемость по мере приближения начала принимать некие вполне определенные очертания.
Сварогу, вооруженному «кошачьим зрением», первому удалось разглядеть, что на пути вырастает…
Да, корабль. Вскоре его увидели все – когда подошли почти вплотную. Заваленный на бок деревянный галеон, пузатый весельный корабль, около пятидесяти каймов в длину. Если он пролежал на дне тысячу лет, то его можно поздравить с тем, к а к он сохранился: не то что не превратился в труху – даже не заметно щербин от выгнивших и провалившихся досок. И ракушками с засохшими водорослями галеон облеплен лишь до ватерлинии… За что такое счастье, спрашивается? Определенно без магической подмоги не обошлось. Или…
Или тому есть иное, менее мистическое объяснение: кто-то из отчаянных атарских мореплавателей, не шибко чтоб давно, на этой лоханке сумел пересечь Океан и добраться до вод, многослойным одеялом укрывающих спящий под водой материк. И аккурат над будущим Граматаром затонул. Так что вот он и лежит, тот смелый кругосветник, сохраняя вполне сносный вид… И опять Сварога посетило премерзкое чувство дежа вю. Ведь однажды уже он встречал корабль посреди леса – едва прибыв на Атар…
Большого удивления и переполоха в рядах сей предмет, украшающий собой граматарскую равнину, также не вызвал. И действительно, что им, людям, также добравшимся до Граматара, какая-то затонувшая рухлядь…
– Вот об э т о м тарки нас предупреждали? – Сварог закурил, держа сигарету по-солдатски, в кулаке.
– Думаю, да, – неуверенно сказала Чуба-Ху. – Нехорошее место. Погодите, – она закрыла глаза, подняла лицо к небу и дождю, наклонила голову набок, глубоко вздохнула. – И м не нужны люди.
– Кому – им? – быстро спросил Рошаль, продолжая нервно стряхивать воду с лица.
– Я не знаю, кто они. Они рядом… но не здесь.
– Это как тебя понимать? – Сигарета Сварга быстро размокла под дождем, пришлось выбросить.
– Сама не знаю… Но чувствую, что они не смогут к нам прикоснуться. И мы не сможем соприкоснуться с ними.
– Аг-га… Другой мир, стало быть?
– Не знаю… Похоже…
– Обойдем и взглянем, – решил командир. – Н е н а ш и миры в последнее время меня жуть как занимают… Раньше, правда, тоже увлекался…
Они обошли… Пробоина над самым килем, аккуратное круглое входное отверстие, словно от бивня гигантского нарвала… угадывающееся по остаткам букв название «Кроскотеро», носовая фигура в виде женщины со сложенными крыльями, но без головы… Впрочем, голову-то явно снесло прямым попаданием. Предположительно ядра.
И взглянули… Взглянуть было на что. Противоположный борт почти полностью сгнил – отчего-то ему меньше повезло, нежели прочим частям корабля, – и взорам всех любопытных гуляк по Граматару открылись подпалубные тайны галеона.
Галеон, оказывается, под завязку был забит золотом.
– От это да! – шепотом воскликнул Пэвер. – Да тут добра во сто годовых доходов Гаэдаро! А, Олес?
– Да чтоб я эту лодчонку раньше нашел… – потрясенно отозвался Олес.
– А помните бумагу, которую мы выловили из воды? – Рошаль сунул голову внутрь корабля, под защиту более-менее сохранившихся палубных досок. – В ней говорилось о каком-то Золотом Караване. Правда, там же утверждалось, что караван лежит в море, на огромной глубине. Но, может быть, одно судно отнесло течением… или…
– Да какая разница, мастер Рошаль! – перебил Олес. Он опустился на колени возле галеона и переводил восхищенный взгляд с золотой чаши, с горкой наполненной опалами и изумрудами, на тяжелый двуручный меч, отделанный серебром, золотом и каменьями, с груды золотых слитков на сундук, у которого была отколота доска – это позволяло увидеть, что тот набит золотыми монетами. – Ведь когда-то золото снова будет в цене и на Граматаре! Да и сейчас люди не смогут устоять!
– Организуешь отдельную экспедицию, – отрезал Сварог. – Слушай сюда, боевая дружина! Карманы не набивать, вообще не дотрагиваться. Сдается мне…
Со звяком петель, со скрипом и стуком крышка одного из сундуков откинулась. Закачалась и отвалилась. А потом в воздух поднялась горсть монет, повисела – и со звоном посыпалась обратно в сундук, будто кто-то разжал невидимые ладони. Вспыхнуло несколько факелов, укрепленных в петлях на стенах трюма, и все это богатство – не иначе, как перенесенное из арабских сказок про аладдинов, лампы и пещеры разбойников, – заиграло отсветами и бликами. Взмыла вверх чаша с камнями, наклонилась; посыпались опалы и изумруды и, словно ударяясь о подставленную ладонь, разлетались в разные стороны. Задвигались слитки и золотые, украшенные резьбой и инкрустацией блюда, разворачивались тряпичные свертки, являя фигурки божков, подлетали, крутясь, отдельные монеты, словно кто-то их подбрасывал на «орел» или «решка», ордена, все в лучах и алмазах и размером с чайные блюдца, выстраивались положенным порядком, украшая чью-то невидимую грудь…
Дошла очередь и до двуручного меча. Он взлетел, перевернулся клинком вниз, клинком вверх, рубанул воздух, взял «на караул», перепрыгнул из одной невидимой руки в другую.
– Ну что, твое высочество, – сказал Пэвер, который всем своим видом демонстрировал, что золотой запас занимает его не более, чем простенькая загадка природы, видали, мол, и похитрее, – не пропало желание набивать карманы этим золотишком?
Они подошли, постучали по лосю. Раздался звук, словно стучишь по сухому полену. Открытой ладонью можно было лишь прикоснуться к животному – и тут же руку отдернуть. Кожу прожигал холод.
– У-у, дрянь! Как из ледника вытащили.
– Заморожен, – согласился с Олесом Сварог.
– А кругом лето и лес, – задумчиво дополнил картину Рошаль. – И ничего кроме леса и лета…
Лось – то ли тот же самый, что в панике выскочил на полянку возле канала, то ли другой – стоял в зарослях невысокого орешника, доходящего ему до груди, голова высоко задрана, рот открыт, словно животное исторгало из себя призывный или угрожающий крик в тот момент, когда… когда на него р у х н у л мороз.
Листья орешника в радиусе каймов семи от лося превратились в ледышки, ветки, как на новогодних открытках, иней перекрасил в белое. Трава под лосем напоминала мороженую зелень, всякие там петрушки и укропы, которыми хозяйки и н о г о мира набивали полиэтиленовые пакеты и закладывали до зимы в морозилки. Такая трава вскоре оттает – и станет мокрой и вялой…
В который раз вечерело. Давно уже накрапывал мелкий дождик. Спасибо костюмам от дамургов – небесная водица не доставляла особых неприятностей. Ткань не намокала, вода за шиворот – они, разумеется, накинули капюшоны – не лилась. Доведись ночевать на земле, перебедовали бы вполне комфортно, по походным-то меркам.
Капли колотили по замороженному зверю и, не успевая стечь, превращались в длинные белые запятые – такими замерзшими потеками исчерчены трамвайные стекла в холода.
– Что-нибудь знаешь о подобном… феномене? – спросил Сварог у Каны, бродя по орешнику к внимательно осматривая почву, траву, заросли.
Мерзлая трава хрустела под ногами, раздвигаемые руками ветви не шуршали, а потрескивали.
– Совершенно ничего, – уверенно ответила Кана.
– Разве что был в прошлом веке такой нурский принц Феонис, любил пытать холодом, – сказал Рошаль. – И казнил, запирая приговоренных в ледяном подвале… Отчего-то нравилось ему выдавать родственникам для погребения тела вот в таком вот виде, как у лося.
– Принц тут ни при чем. Уходим, – скомандовал Сварог. Ничего примечательного поблизости от лося он не обнаружил и круг поисков расширять не намеревался. – И быстро.
Были у Сварога основания считать, что задерживаться тут надолго вовсе не безопасно… Ни к селу ни к городу он неожиданно вспомнил некоего загадочного Ледяного Доктора и выругался: только этого нам не хватало…
И опять в дождь. Опять походный порядок. По лесам и перелескам, открытые пространства пересекая, конечно же, не бегом, но в усиленном темпе. По холмам и взгоркам, вверх и вниз, вниз и вверх, перепрыгивая ручьи и вброд переходя речушки… К берегу возвращались другим маршрутом – неохота снова было попадать в прежние ловушки.
– Тарки нашли лося, – сообщила Чуба-Ху вскоре после того, как они отошли на четверть кабелота от ледяной находки. Действительно, если вслушаться, можно было разобрать пощелкивания, доносящиеся как раз с той стороны, будто хлещут цыганской плетью, и взвизги.
– Может, им лось на что и сгодится. Растопят дыханием своих черных вампирских сердец… Давайте, давайте, не копайтесь…
Тарки по-прежнему тащились за ними. Иногда совершали рывки, забегали вперед и встречали отряд Сварога, сидя рядком где-нибудь на открытом месте, но на безопасном для себя расстоянии.
Сварог уже воспринимал их как свою домашнюю скотинку. Бредет сзади послушно этакое вот эксцентричное стадо, вампирская, понимаешь, отара. И опасны тарки так же, как страшна и опасна та же корова. Буренка, конечно, безобидна и покорна до отвращения, но лягнуть может, причем иногда без всяких веских к тому оснований. Будь настороже, сзади не заходи, под копыта не лезь – и все обойдется. Так же с тарками: не будь полным растяпой, не зевай, держи под рукой серебро – и никакие тарки не тронут. Правда вот, молока и шерсти от тарков не дождешься. Но, с другой-то стороны, они могут принести некоторую пользу – часовым, например. Часовые не сомкнут глаз, слыша, как рядом шипят и пощелкивают представители воинства нежити, и видя, как горят во тьме угольки их злых глазенок. Впрочем, может и не горят, может, Сварог наговаривает на тарков…
Дождь усиливался. Завеса из ливневых струй, накладываясь на вечер, семимильными шагами сдвигала видимость к нулевой отметке. «Кошачий глаз» Сварога помогал, конечно… но только ему одному и только отчасти: дождевые потоки «кошачий глаз» не пробивал, вот беда-то.
Шли по компасу дамургов. Карту Сварог не доставал уже давно. Пользы от нее в такую погоду – что рыбе от самоката: к местности не привязаться, поскольку доступная взгляду местность катастрофически сузилась до границы носа привязывающегося. Вот разве если стукнешься лбом в подходящий к привязке ориентир…
Комбезы дамургов предохраняли от ручьев, бегущих по спине, животу и прочей анатомии, но маски в экипировку дамургов не входили, и лицо заливали струи – теплые струи, следует признать, – однако от того не менее мокрые, не менее надоедливые и дыхание затрудняющие весьма.
Остановившись, Сварог собрал отряд вокруг себя. Развернул-таки карту, над которой Олес держал рогталь.
– Как бы медленно мы не продвигались последние часы, скоро должны выйти к реке. Если верить карте, река достаточно широкая… Достаточно настолько, что сегодня переправляться не будем. Шут его знает, что там, на том берегу. Выйдем к речке, пройдем берегом влево. Доберемся вот до этого скального массива… э-э… названия не разобрать… да и ладно. Скалы – это пещера, на худой конец – ниша или просто карниз. Там и заночуем, переждем дождик…
Двинулись дальше и скоро услышали за спиной громкий прерывистый вой.
– Тарки, – сказала Чуба-Ху. – Предупреждают, что чувствуют опасность.
– Н а с предупреждают? – удивился Сварог.
– Так больше вроде и некого…
– А если это еще одна семейка тарков крутится поблизости? – спросил Рошаль, ладонью сбрасывая воду с лица.
– Если б они почувствовали другую семью, мы услышали бы свист и стрекот. – Чуба шла вместе со всеми, давно уже не принимая волчье обличье – дождь сбивает запахи, объяснил гуап: далеко отбежишь, можно заблудиться. – Это сигналы убираться подальше с их земли… или от их добычи. Семьи тарков ненавидят друг друга так же сильно, как люди ненавидят… подобных существ. Да откуда взяться еще одной семье? Я вообще до сегодняшнего дня думала, что тарков всех повывели.
– Это на Атаре, – сказал Пэвер. – Действительно ни одной особи не осталось. А здесь, пока людей еще нет…
– Мало ли что могло их насторожить, – перебил Рошаль. – Как я понимаю, трусости им не занимать…
Темнота аккурат на их пути сделалась гуще, стала непроницаемой. И эта густая непроницаемость по мере приближения начала принимать некие вполне определенные очертания.
Сварогу, вооруженному «кошачьим зрением», первому удалось разглядеть, что на пути вырастает…
Да, корабль. Вскоре его увидели все – когда подошли почти вплотную. Заваленный на бок деревянный галеон, пузатый весельный корабль, около пятидесяти каймов в длину. Если он пролежал на дне тысячу лет, то его можно поздравить с тем, к а к он сохранился: не то что не превратился в труху – даже не заметно щербин от выгнивших и провалившихся досок. И ракушками с засохшими водорослями галеон облеплен лишь до ватерлинии… За что такое счастье, спрашивается? Определенно без магической подмоги не обошлось. Или…
Или тому есть иное, менее мистическое объяснение: кто-то из отчаянных атарских мореплавателей, не шибко чтоб давно, на этой лоханке сумел пересечь Океан и добраться до вод, многослойным одеялом укрывающих спящий под водой материк. И аккурат над будущим Граматаром затонул. Так что вот он и лежит, тот смелый кругосветник, сохраняя вполне сносный вид… И опять Сварога посетило премерзкое чувство дежа вю. Ведь однажды уже он встречал корабль посреди леса – едва прибыв на Атар…
Большого удивления и переполоха в рядах сей предмет, украшающий собой граматарскую равнину, также не вызвал. И действительно, что им, людям, также добравшимся до Граматара, какая-то затонувшая рухлядь…
– Вот об э т о м тарки нас предупреждали? – Сварог закурил, держа сигарету по-солдатски, в кулаке.
– Думаю, да, – неуверенно сказала Чуба-Ху. – Нехорошее место. Погодите, – она закрыла глаза, подняла лицо к небу и дождю, наклонила голову набок, глубоко вздохнула. – И м не нужны люди.
– Кому – им? – быстро спросил Рошаль, продолжая нервно стряхивать воду с лица.
– Я не знаю, кто они. Они рядом… но не здесь.
– Это как тебя понимать? – Сигарета Сварга быстро размокла под дождем, пришлось выбросить.
– Сама не знаю… Но чувствую, что они не смогут к нам прикоснуться. И мы не сможем соприкоснуться с ними.
– Аг-га… Другой мир, стало быть?
– Не знаю… Похоже…
– Обойдем и взглянем, – решил командир. – Н е н а ш и миры в последнее время меня жуть как занимают… Раньше, правда, тоже увлекался…
Они обошли… Пробоина над самым килем, аккуратное круглое входное отверстие, словно от бивня гигантского нарвала… угадывающееся по остаткам букв название «Кроскотеро», носовая фигура в виде женщины со сложенными крыльями, но без головы… Впрочем, голову-то явно снесло прямым попаданием. Предположительно ядра.
И взглянули… Взглянуть было на что. Противоположный борт почти полностью сгнил – отчего-то ему меньше повезло, нежели прочим частям корабля, – и взорам всех любопытных гуляк по Граматару открылись подпалубные тайны галеона.
Галеон, оказывается, под завязку был забит золотом.
– От это да! – шепотом воскликнул Пэвер. – Да тут добра во сто годовых доходов Гаэдаро! А, Олес?
– Да чтоб я эту лодчонку раньше нашел… – потрясенно отозвался Олес.
– А помните бумагу, которую мы выловили из воды? – Рошаль сунул голову внутрь корабля, под защиту более-менее сохранившихся палубных досок. – В ней говорилось о каком-то Золотом Караване. Правда, там же утверждалось, что караван лежит в море, на огромной глубине. Но, может быть, одно судно отнесло течением… или…
– Да какая разница, мастер Рошаль! – перебил Олес. Он опустился на колени возле галеона и переводил восхищенный взгляд с золотой чаши, с горкой наполненной опалами и изумрудами, на тяжелый двуручный меч, отделанный серебром, золотом и каменьями, с груды золотых слитков на сундук, у которого была отколота доска – это позволяло увидеть, что тот набит золотыми монетами. – Ведь когда-то золото снова будет в цене и на Граматаре! Да и сейчас люди не смогут устоять!
– Организуешь отдельную экспедицию, – отрезал Сварог. – Слушай сюда, боевая дружина! Карманы не набивать, вообще не дотрагиваться. Сдается мне…
Со звяком петель, со скрипом и стуком крышка одного из сундуков откинулась. Закачалась и отвалилась. А потом в воздух поднялась горсть монет, повисела – и со звоном посыпалась обратно в сундук, будто кто-то разжал невидимые ладони. Вспыхнуло несколько факелов, укрепленных в петлях на стенах трюма, и все это богатство – не иначе, как перенесенное из арабских сказок про аладдинов, лампы и пещеры разбойников, – заиграло отсветами и бликами. Взмыла вверх чаша с камнями, наклонилась; посыпались опалы и изумруды и, словно ударяясь о подставленную ладонь, разлетались в разные стороны. Задвигались слитки и золотые, украшенные резьбой и инкрустацией блюда, разворачивались тряпичные свертки, являя фигурки божков, подлетали, крутясь, отдельные монеты, словно кто-то их подбрасывал на «орел» или «решка», ордена, все в лучах и алмазах и размером с чайные блюдца, выстраивались положенным порядком, украшая чью-то невидимую грудь…
Дошла очередь и до двуручного меча. Он взлетел, перевернулся клинком вниз, клинком вверх, рубанул воздух, взял «на караул», перепрыгнул из одной невидимой руки в другую.
– Ну что, твое высочество, – сказал Пэвер, который всем своим видом демонстрировал, что золотой запас занимает его не более, чем простенькая загадка природы, видали, мол, и похитрее, – не пропало желание набивать карманы этим золотишком?