– Не знаю, – Чуба опустила голову. – Немного. Может быть, месяц. Потом люди опять заселят эту сушу.
   – Опять… – грустно протянул Пан. – А ты… с ними?
   – Это мои друзья.
   – Это хорошо. Что ж, ж и в и т е… люди. До следующего раза.
   Он ловко соскочил с пня и повернулся к ним спиной. Сказал, тыкая пальцем в разные стороны:
   – Туда, к распадку не ходи, сестра. Туда, где раздвоенный дуб, тоже. Там плохо. Для людей очень плохо. Идите вон туда, там тоже есть люди. Прощай, сестра, встретимся в следующий раз.
   Туман рассеивался под солнечными лучами – и вместе с ним рассеялся, пропал Пан…

Глава восьмая
Шагом и бегом

   Сохраняли прежний порядок: Чуба двигалась впереди, разведывая обстановку, изредка возвращалась и вновь убегала вперед. Остальные, растянувшись цепочкой, шли след в след, осторожно и внимательно. На этот раз Чуба вернулась явно взволнованной. Забежав за спины идущим, она обратилась в женщину и догнала экипаж.
   – Впереди… недалеко, – она никак не могла освоить человеческие меры длины и каждый раз мучительно подыскивала замену каймам и кабелотам, – дойти до того пригорка, видите, где кривые деревья без листьев, потом останется спуститься вниз, к подножию. Там канава из камней. Неглубокая, но очень длинная, конца не видно.
   – А начала? – поинтересовался Олес.
   …Начала у той канавы тоже не было.
   – Линия обороны, – это предположение Пэвер высказал еще с вершины холма, едва углядев углубление в земле, выбегающее из леса, пересекающее по прямой, по горбам всех взгорков-пригорков равнинную часть и вдалеке скрывающееся за холмом.
   – А где блиндажи, брустверы, ходы сообщения, долговременные огневые точки? – спросил Сварог.
   – Так может, это только мы с вами, граф, такие умные, – веско парировал суб-генерал. – А эти строители о войне имели такое же представление, как… – Пэвер покрутил головой, выбирая жертву, – ну скажем, как Олес о посевной жатве и уборочной страде…
   Сварог, усмехнувшись «посевной жатве», повел отряд к преграде, миновать которую было пожалуй что и невозможно, как ни исхитряйся.
   И вообще, то был самый настоящий канал, а никакая не канава. Кайма три в глубину, кайма четыре в ширину, сложенный из белых камней. Кладка идеальная, сработанная мастерами даже уж не по линеечке, а не иначе как по лазерному шаблону микронной точности. По дну рукотворного русла не текла вода, даже самые нижние камни оказались совершенно сухими. И еще одна любопытная особенность сразу бросалась в глаза – канал был чист. Ну не то чтобы безупречно, кое-какой мусор все же присутствовал – вроде песка, мелких камней, листьев и сухих клубков странствующей травы (к мусору условно причислялись и гусеницы, и жуки, и суетливые ящерицы, и что-то шустрое и мохнатое, бросившееся по дну наутек, едва люди приблизились к каналу). Однако же напрочь нет ни костей, ни донных отложений, ни вездесущих ракушек, ни других, уже намозоливших глаза следов длительного пребывания под водой. И это тянуло на загадку.
   Чуба заверила, что ни человеческий, ни иной запах в камни не въелся, либо же, за давностью времен, выветрился без остатка.
   – Что-то мне этот кирпич напоминает, – присел на корточки Рошаль. – Белый, и никакого налета, будто к нему грязь не пристает…
   – Старый Город, – подсказал Олес, тоже присел и провел ладонью по верхней грани кладки.
   Пронзительно-голубая искра проскочила между ладонью молодого князя и строительным камнем.
   – Водяная смерть! – Олес отшатнулся.
   – Всем на три шага! – скомандовал Сварог, молниеносно просчитав, что если изнутри жахнет, то каменные стены канала примут взрывную волну и осколки на себя, а что не примут, то уйдет вертикально вверх.
   Но взрыв не прогрохотал. Также не выехал из засады Страж, как когда-то у Старого Города… Зато послышалось журчание. Сильный и слаженный звук исходил из канавы.
   Они вновь подошли ближе. Из незаметных глазу микроскопических отверстий между кирпичами кладки по всей ее длине и высоте в канал натекала вода. Ее уже набралось – ежели спрыгнуть вниз, то будет аккурат по лодыжку. И самое любопытное: вода со стремительностью горной реки неслась по каменному желобу. Причем огромную скорость потока тяжело было объяснить одним лишь наклоном искусственного русла…
   Все, не сговариваясь, посмотрели на Олеса.
   – А я-то что? – пожал плечами князь.
   – Кана? – повернулся Сварог к воительнице.
   – Первый раз вижу такое… такую постройку, – стриженая девка с любопытством заглядывала в канал. – И никогда не слышала про что-нибудь подобное.
   – Этот тип с копытами говорил, что здесь есть люди… – задумчиво пробормотал Пэвер.
   – Может быть, вы, мастер Олес, о чем-то нам все-таки не рассказываете? – с нехорошим прищуром спросил Рошаль. – Я не утверждаю, что скрываете или боитесь в чем-то признаться, но может быть, просто не считаете некоторые обстоятельства важными, а на самом деле именно они…
   – Не забывайтесь, ваше ф а л а ф е л ь с к о е сиятельство! – гневно перебил князь. – То, что мы выполняем задание людей, не признающих дворянство, еще не избавляет вас…
   – А-атставить, мастера бретеры и спорщики! Не в Гаэдаро. Все разногласия между бойцами решает командир отряда. И я сейчас решаю более важные задачи – например, как использовать нежданно-негаданно свалившееся на нас открытие. Хотите услышать сумасшедшую версию? Пришла тут одна в голову…
   Водный поток пронес мимо сгрудившихся на берегу людей суслика, отчаянно кувыркающегося в стремнине.
   – Представления не имею, кто построил это чудо света, разве что те же самые неизвестные строители Старого Города. Но вот зачем? Версия такова: перед нами не что иное, как средство передвижения. Водная самодвижущаяся дорога. Видимо, в комплект входит лодка, в нее садится перемещаемое лицо и дует к пункту назначения… Так они и катались.
   Иллюстрацией к гипотезе Сварога по каналу пронесло рыбу, которая изо всех рыбьих сил пыталась зачем-то противиться течению, плыть против него… Да куда там!
   – Где бы еще эту лодку раздобыть, – мрачно произнес Олес.
   – Так ты и попробуй вызвать! – сказал Пэвер, который с победительным видом фельдмаршала прогуливался по краю канала, словно принимал водный парад. – Похлопай по кирпичам, подергай за что-нибудь! Тебя эта траншея не тронет, ты для нее свой… Интересно, а тут что прикажете делать, если мне не по пути с течением, если я в другую сторону хочу?..
   – Короче, Склифосовский, – устало прервал его Сварог, – даже если мы…
   – Погодите, граф, – насупился суб-генерал. – То, чем вы меня сейчас назвали – это, надеюсь, не оскорбление?
   – Напротив, – успокоил его Сварог, – это комплимент. Итак. Даже если мы развернем поток в другую сторону, это, увы, нам не поможет. – Присев на кочку, он разложил на коленях карту, закурил. – Наша цель находится строго перпендикулярно этому каналу, как мы его сейчас видим. Не исключаю, что дальше канал сворачивает, очень может быть – что разветвляется, и одна ветвь упирается точнехонько в нее, в нашу цель. Однако то нам знать не дано, на карте уважаемых дамургов ни следочка канала. Проще говоря, канала, согласно карте, в природе не существует…
   Сварог загасил сигарету.
   – Ладно, привал окончен. Жаль расставаться с таким чудом, но нам, увы, с ним не по дороге.
   Сварог поднялся, свернул карту. А Олес все-таки не удержался от продолжения экспериментов. Он щупал камни, постукивал по ним пальцами, пытался их сдвинуть, бил по ним каблуком, даже попытался засунуть кинжал в щель кладки – тщетно. Никаких лодок вызвать не удавалось, как, впрочем, и вообще что-либо еще изменить. Прозрачный до хрустального звона поток стремглав несся по белокаменному руслу, воды как набралось в половину высоты канала, так больше не прибывало…
   Нарастающий гул. Где-то очень далеко, на окраине горизонта. И звук нарастал, нарастал в их сторону. Знакомый, чертовски знакомый звук…
   Включились рефлексы, сработала сигнальная система, которая не умеет рассуждать, а умеет лишь действовать.
   – В укрытие! В канал! – Сварог ухватил Кану за плечи и прыгнул с нею вниз, не думая о силе водного потока. С этим он уж как-нибудь справится, удержится, – может, даже и ничего, даже как раз кстати, что отнесет от этого места, которое сейчас черт те во что может превратиться. По привычке задержал дыхание, сжался, готовясь к обжигающему холоду «горного потока», однако водичка оказалась неожиданно теплой – как в нагретом солнцем лесном озере.
   Гул, похожий на слаженное гудение осиной орды, но идущей со скоростью боевого вертолета. А шут этот Граматар ведает с его феноменом, как его, первозданности, этот феномен запросто отмочит шутку и с осиной ордой…
   Уже из канала Сварог рванул за ногу Олеса, который застыл на краю, вглядываясь вдаль, завалил и внизу подхватил. Рядом, подняв тучу брызг, приводнился Пэвер. Сварог огляделся. Все.
   – Прижаться к стенам! Сесть и прижаться к стенам! К левой! Всем к левой стене! К левой по ходу течения стене!
   Только сейчас Сварог обратил внимание, что едва они оказались в воде, как поток остановился. Замер и не двигался, словно вода в ванне. Но сейчас было не до поисков ответов на древние головоломки…
   Ввв-жиу! Звук, мощный, уши не закладывающий, но неприятный, как гудение бормашины, прошел над головами и – внезапно прекратился. Исчез, словно выключили…
   Зато никуда не исчез его источник.
   Тень от него накрыла вжавшихся в камни людей. Тень – нетрудно разглядеть ее края – здоровенная. Поневоле задумаешься, каких размеров сам предметец и сколько всего может оказаться на его борту…
   Слово «борт» пришло Сварогу даже не на ум – куда-то в подкорку. Нарастающий гул всколыхнул десантную память о воздушных атаках, о ковровых бомбометаниях и крупнокалиберной смерти, прошивающей все под собой на сто кругов. Сейчас Сварог был бы рад, если б эта дрянь оказалась живым существом, которое легче обмануть и проще напугать… Но эта тень ни в малейшей степени не походила на тень от живого существа – иначе как-нибудь двигалась бы, изменялись бы очертания, крылышки, что ли, трепетали бы… Тут же – полная неподвижность. И никаких звуков отчего-то эта штука не издавала. Если висит в воздухе, то должны же работать лопасти, что-то еще должно работать… А если что-то живое, то должно сопеть, трещать, опять же, крыльями, зубами скрежетать. Эта дура висела в сторонке от канала. Задумчиво так висела, тварь. Сварогу категорически не нравились ее неподвижность и беззвучие. Словно бы ищет, падла, куда запропастилась издали замеченная группка… Теплая вода канала как замерла, так и стояла мертво, уже не журчала, подражая шебутным весенним ручьям, и позволяла людям слышать дыхание друг друга.
   Раздалось тарахтенье, ничуть не напоминающее прежний осиный гул, тень неспешно переместилась, ушла за пределы видимости…
   Ввв-жиу! И с прежним звуком, что давеча нарастал, а теперь убывал, летающее н е ч т о унеслось прочь.
   Они дождались полной, окончательной тишины.
   – Что это было? – шепотом задал Олес вполне уместный вопрос. Ответа, судя по взгляду, он ожидал непосредственно от мастера Сварога.
   – Какая-то тварь, – сказал Рошаль. – Или какой-то аппарат.
   – Нет, для машины слишком быстро, – покачал головой князь, знакомый лишь с летательными аппаратами на паровых движителях.
   – Надо было высунуться, глянуть, – с укором, неизвестно кому адресованным, произнес Пэвер.
   – Они, похоже, как раз этого и ждали, – сказал Сварог. – Что ж… Раз такие неопознанные дуры бороздят воздушные просторы Граматара, отныне придется с этим считаться… Открытых участков по возможности будем избегать, мало ли что. Сейчас же по каналу дойдем до леса, там по карте определимся с маршрутом. Придется, наверное, попетлять.
   – До тебя никаких запахов не донесло? – спросил Рошаль у Чубы.
   – Нет. И потом… в этом облике у меня не такой чуткий нос.
   – Ах да, забываю делать поправки на контекст. Ну ты тогда почаще… – Рошаль щелкнул пальцами, – принимай тот, другой облик. Сама понимаешь, в н а ш и х интересах следует идти на некоторые… неудобства, если они, конечно, имеются.
   – Не вы ли, мастер охранитель, были тем, кто в свое время предлагал оставить гуапа на Атаре? – с раздражением напомнил Олес.
   Рошаль преспокойно пожал плечами.
   – Ну раз уж так случилось, мой юный мастер новоявленный князь, что не оставили…
   Они двигались по пояс в воде, которая хоть и обездвижела, но меньше ее не стало. Поэтому шли медленно и тяжело. Одно утешало – до леса было не больше полукабелота.
   Черт побери, уж больно это напоминало «вертушку». Или даже реактивный самолет. И хотя сейчас Сварог спорил сам с собой – дескать, откуда могли взяться что вертолеты, что самолеты боевой авиации, ведь если б они и были изобретены в этом странном мире, то вездесущие дамурги хоть что-то про это должны коли не знать, то слышать, а Кана утверждает, что ни о чем подобном… И все же, все же… Следовало убраться как можно быстрее из опасной зоны. Брести по пояс в воде – это не сахар медом намазывать, тут уж придется потерпеть. Перестраховочка не будет лишней, уж лучше, как говорится, перебдеть. Эта летающая неопознанность больно проворно носится по воздуху, того и жди – выскочит внезапно и застанет честную компанию на голом, отлично простреливаемом месте. Да и ее, неопознанности, беззвучный з а в и с наводит на раздумья, напрочь лишенные всякой приятности. Например: а не выброшен ли с борта прибор, заменяющий наблюдателя. Сам наблюдатель вряд ли высажен – штуковина не приземлялась…
   Как ни странно, в воде появилось необъяснимое, но явственное чувство защищенности, и мастер Пэвер сделал неожиданный вывод из сопутствующих ходьбе по каналу странностей.
   – Тебя, испытуемый, надо почаще заставлять хвататься за незнакомые предметы, – проворчал он, брюхом вспенивая воду, точно всплывшая подлодка. – Глядишь, еще чего проявится. Может, в следующий раз более полезное…
   У самого леса они обнаружили ступени, сбегающие к поверхности воды. Если канал действительно служил этаким водным транспортным средством, то перед ними, как пить дать, – один из причалов, возле которого древние обитатели Граматара останавливали свои гондолы, выбирались из них и шли… Куда, кстати говоря, шли? К замкам, к фазендам, к городам? И когда это было? И кем были те люди?..
   А вот люди сегодняшнего дня выбрались из канала не по ступеням. Выбрались, подтягиваясь за верхнюю кромку, уже в самом лесу.
   – Придется объявлять еще один привал. Заодно и перекусим… Надо проложить курс с учетом вновь открывшихся обстоятельств. По лесам. Чертовски не нравится мне эта летающая хренотень, – сказал Сварог и скинул ругталь посередь уютной полянки неподалеку от канала.
   – А почему не нравится? – спросил Пэвер. – Вроде бы никаких оснований к тому. Всего лишь пролетело что-то мимо…
   – Не знаю, генерал, но вот хоть ты тресни, не нравится. И по полям я отряд не поведу… Вы верите в солдатские инстинкты?
   – Еще бы, – фыркнул суб-генерал и деловито принялся пучком травы очищать шпагу от влаги. – Коли именно они вывели меня из ущелья Гольмогор, а я с их помощью вывел и свой батальон. Причем без единой потери, если не считать рядового Шопри, налопавшегося сучьей ягоды. Славный поход был, я вам скажу…
   Тем временем Олес, раскинувшись на траве в позе отдыхающего патриция, рассказывал Кане о Старом Городе.
   – Потомок Древних? – задумчиво протянула островитянка, глядя на князя, мягко говоря, заинтересованно. – Я должна была догадаться…
   Громко хрустнула ветка под ногой Чубы. Женщина-оборотень стала преображаться, но на полпути передумала и вновь вернулась к человечьему облику.
   – Да, мне уже говорили, что я потомок какой-то исчезнувшей расы, – небрежно бросил князь, довольный тем, что его ревнуют.
   – Мы, дамурги, убеждены, что Древние ушли з а Звезды, – сказала Кана, то ли не заметившая, то ли сделавшая вид, что не замечает опасности заполучить недруга в лице человека-волка. – Их цель – вернуться, когда они будут готовы обуздать землю, прекратить приходы Тьмы и, соединив Атар и Граматар, воссоздать тот большой континент, что был изначально…
   – Сказки, – буркнул Пэвер. – Никакого единого континента не было, были всего лишь…
   – Ша! – шепотом рявкнул Сварог.
   Кто-то ломился сквозь заросли. Все вскочили на ноги. Сварог выхватил шаур, Чуба мигом обернулась в волка. Отряд разошелся в стороны, готовясь встретить неприятеля по всей науке… Что-то крупное и массивное продиралось сквозь лес, судя по звукам – особо не разбирая дороги. Ох, лишь бы оно не торопилось попировать человечинкой…
   Наконец с треском, грохоча копытами, как кастаньетами, на поляну вылетел лось. Взмыленный, перепуганный. Провел шалым взглядом по компании двуногах тварей, развернулся, перебежав поляну, вломился в заросли и напролом помчался прочь.
   – Тьфу ты! – сплюнул Пэвер, откладывая шпагу. – Небось какая-нибудь акула спугнула…
   – Птиц не слышно, – заметила Чуба. – Они не улетели – они попрятались…
   Так же непонятно птицы вели себя и дальше. Будто над ними, не переставая, кружил выбирающий жертву коршун. Но ничего угрожающего ни Сварог, ни его чувство опасности в пределах видимости пока не отмечали. Чуба, правда, утверждала, что нечисть в округе имеется, но ее немного. Применяя к нечисти канцелярский язык, она наличествует в допустимой концентрации…
   Может быть, предположила Чуба, все дело в т а р к а х – из-за них и приутихла напуганная пернатая братия.
   Их давно уже сопровождали, «подхватив» у поляны возле канала, эти самые тарки – нечто вроде полувампиров со слабыми зачатками разума. Чуба рыкнула на них пару раз, отогнала подальше, но они не отстали, шлепали сзади, на что-то надеясь – например, может, кто-то отстанет, кого-то раненого бросят товарищи, кто-то теплокровный и вкусненький, разругавшись с друзьями, продолжит путь в одиночку…
   И на одном из плановых привалов они увидели этих самых тарков. Семья (Чуба сказала, что тарки живут не стаями, а семьями) количеством в семь голов расселась в сторонке на открытом месте, посреди лесной лужайки. С поваленного дерева, под которым расположился Сварог энд компани, открывался прекрасный вид на любителей полакомиться человеческой кровушкой. Быть может, тарки специально так и устроились, зачатками разума уповая на то, что их вид посеет страх в теплокровных созданиях и из этого что-нибудь да выгорит. Однако видок полувампирской семьи пробуждал лишь жалость и сострадание.
   Самый крупный из семейки – не иначе, вожак и предводитель – ростом не превышал немецкую овчарку. Морды гиен с торчащими изо рта клыками, тонкие шеи, впалые животы, выпирающие ребра – вот вам и весь тарк. Перемещались они смешно: переваливались на задних кенгуриных лапах, потом опирались о землю или, вернее сказать, заваливались вперед на короткие передние лапы, заканчивающиеся вполне человеческими, но детского размера ладонями, отталкивались ими, выпрямлялись и снова переваливались. Выходило неуклюже и медленно. Ясно, что охотники из них были никакие. Потому и грызли они на своем нелюдском привале какие-то старые кости. Или, может быть, наоборот? Зачатками разума они рассчитывали как раз таки пробудить в людях не страх, а жалость, переходящую в донорскую помощь?
   Впрочем, кое-чего тарки все-таки добились – разжалобили-таки, рассиропили-таки командира теплокровных. Сварог сотворил кусок говядины и швырнул его нечистой семье. Семейство тут же сплелось в клубок в жестокой схватке за обладание мясом. Пришлось Сварогу еще немного поколдовать и накормить говяжьей вырезкой этих упырей, этих кровожадных и безжалостных порождений зла. Так, не ровен час, и подружишься. Потом придется зачислять кровососов в команду, а там и выделять нечистую силу в отдельный взвод. Готовый взводный уже есть – гуап по имени Чуба-Ху.
   Собственно, благодаря этой грустной, голодной и злобной семье вурдалаков, они и обнаружили следы – неприязненно поглядывая в сторону тарков, Рошаль заметил на лужайке странные пятна, в расположении которых явно просматривалась некая геометрия. Объявив об окончании привала, Сварог вздохнул, отчего-то прекрасно сознавая, что ничего хорошего от этих следов ждать не придется, и сказал:
   – Ну-с, пойдем глянем, что это такое…

Глава девятая
«Жидкий камень»

   Распугивать тарков серебром не пришлось (Чуба заверяла, что мало кто еще так чувствителен к серебру, как тарки, – обычное прикосновение какой-нибудь серебряной пустяковины приведет горе-вампира к быстрой, но мучительной смерти). Те удрали, как только отряд людей двинулся в их сторону.
   …Обычный лесной граматарский лужок: одуванчики качают желтыми головами над розовыми завитками рапанов, а кусты земляники окружают убеленный сединами морской соли валун. И даже не слишком граматарский пейзаж – не видно кораллов, прижившихся водорослей, морской песок надежно скрыла от глаз буйная молодая зелень…
   И три одинаковых следа – как три вершины равнобедренного треугольника. Придавленная трава и глубокие… очень глубокие вмятины в земле: круг диаметром в полтора кайма, а в нем четыре небольшие квадрата.
   – Ну? – спросил Сварог. – Кто-нибудь знает, что это такое?
   – Что-то здесь стояло, – задумчиво сказал Олес. – А потом это убрали.
   – Причем в количестве трех штуковин стояло, – добавил Пэвер.
   – Или одной, но на трех опорах, – внес свою лепту Рошаль, с помощью сучка измеряя глубину вмятин.
   – Гениально, Ватсон. Теперь хотелось бы знать: ч т о это такое?..
   Тарки, оказывается, убежали недалеко, таращились из зарослей, издавая щелкающие звуки. То ли ругались, то ли причмокивали от вожделения, а скорее всего подавали сигналы Чубе-Ху, с в о е й среди чужих. Наверное, взывали к ее второй, нечеловеческой ипостаси и предлагали честно поделить носителей свежей кровушки.
   Три одинаковых следа – это оказалось еще не все, чем был богат лужок. И Сварога больше заинтересовала непонятность номер два – следы-то что, тут, как говорится, неясно, но понятно… хотя ничего обнадеживающего и приятного та понятность не подарила. Луговая загадка номер два отыскалась в трех с половиной каймах от ближайшего к ней круга с квадратами.
   Пятно мокрой травы. И опять же, если приглядеться и сделать поправки на размытые границы, то становится очевидным: пятно имеет строгую геометрическую форму трапеции.
   Чубе-Ху тем временем надоело выслушивать занудные пощелкивания тарков, она обернулась волком, зарычав, прыгнула к зарослям – и семья вурдалаков бросилась наутек, затрещав ветками на весь лес и сверкая пятками.
   – Роса? – подошла Кана, села на корточки, посмотрела на мокрую траву, пальцами ее, однако, не касаясь.
   – Разве что очень редкий вид росы, – задумчиво пробормотал Сварог. – Которому, когда придет пора составлять отчеты, можешь присвоить наименование «роса граматарская, насквозь необыкновенная»…
   Сварог осторожненько потрогал поникшую траву. Трава была не только мокрой, но и вялой. А земля под ней – холодной. Очень холодной. И заметьте, никакой магии не обнаруживается…
   – Это след моря, – уверенно сказала Кана. – Такое бывает. Океанская вода ушла под грунт, скопилась в какой-нибудь подземной чаше. А ее испарения пробиваются на поверхность.
   – Может быть. – Сварог поднялся, отряхнул ладони. – А может, и что-то другое… Ну полюбовались, и будя. Пора в путь, мастера скитальцы по Граматару. Нас ждут непройденные кабелоты, коих осталось не так уж много…
   Он не стал делиться с остальными своими соображениями и зародившимися подозрениями. Никакой пользы в том нет. Честно сказать, он и сам не был ни в чем до конца уверен. И притом его догадки все равно не увязывались в единый тугой узел, некоторые вопросы пока еще болтались, как незавязанные шнурки. Вполне допустимо, что им явила себя всего лишь очередная из неподдающихся объяснению тайн, которыми полон всплывший материк. И очень хотелось бы, чтобы так оно и было.
   На счастье, вскоре они углубились в настоящую чащобу, словно по заказу выросшую аккурат на пути следования. Чащоба удалась на славу – не то что сверху, но и с боков, со всех сторон на расстоянии десяти каймов уже совершенно невозможно было углядеть, есть ли кто-нибудь там, в паутине лиан, зарослях колючих кустов и частоколе деревьев, или же нет там никого – по той простой причине, что никому и в голову не придет соваться в этакое буйство граматарской флоры.
   Судя по карте, Ключ ждал кобелотах в трех от них, точнехонько за чащобой, отмеченной на пергаменте двумя невинными значками елочки и клена. И, судя по плотности зарослей, проходить эту дистанцию они будут до самой смерти.
   Тем более что с чащобой было не все так просто. Не простая это была чащоба.
   Сварог и сам уже некоторое время ощущал что-то не то в окружающей обстановке, но процесс продирания сквозь чащу, поиска опоры при каждом шаге, чтоб не переломать ноги, обрубания переплетений веток и лиан с помощью мало приспособленной для этого шпаги (могли бы, черти островные, мачете какое-нибудь дать, что ли), в общем, он настолько был поглощен, что не предавал особого значения смутному чувству некоего непорядка (а точнее именно что п о р я д к а) вокруг – до тех пор, пока Кана вдруг не остановилась как вкопанная и не сказала тихо:
   – Что-то не так.
   Остановились и все остальные. Сил радоваться передышке и принимать боевую стойку не было ни у кого. Откуда-то издалека доносились треск ломаемых ветвей и жалобное подвывание – несчастные тарки с упорством, достойным лучшего применения, продолжали тащиться следом.