Бушков Александр Александрович. Капкан для Бешенной (Бешеная - 2)

   ...Майор Шевчук - тот, что мужского рода - обожал, возникнув после долгого исчезновения, гордо выложить некий нестандартный гостинец. Каковому обыкновению не изменил и на сей раз, плюхнув на стол домашним образом закопченную сохатину и сопроводив комментарием: - Чтобы пожрала как следует, а то осунулась тут без меня... В майорах нелегко, меня самого из майоров выперли, так что учен жизнью. - Не переживай, - сказала она рассеянно. - Меня, может, тоже скоро выпрут, вот и будем квиты. Только не надо трагических гримас, я тебя умоляю, пошутила просто... Не ожидается пока громов с молниями. - А почему тогда тебя пасут? - серьезно спросил отец. - Ты что городишь, майор? - Да ничего. Двое многообещающих мальчиков торчали в подъезде, и пока я поднимался, один пошел следом, с понтом звонить в квартиру повыше - только я в прихожей послушал, как он потом на цыпочках назад возвращается... "Волхович? - подумала Даша. - А может, и Фрол - в целях бережения". Правда, будь это Фрол, выдумал бы что-нибудь нестандартное, вроде выездного заседания клуба филателистов аккурат возле ее площадки... - Мальчики на криминальных не похожи, - уточнил майор. - Глупости, - сказала она. - Показалось. - Ни хрена подобного. - Ну ладно, поделюсь служебными секретами, - лихо солгала она. - Охрана это, родитель. Ничего страшного, не переживай, просто пару деньков следует поберечься... Подумала: не вызвать ли Пашу Горбенко с соответствующим сопровождением? Не мог майор ошибиться, по пустякам панику, не поднимает. Нет, не пойдет. Возьмешь их, а потом окажется, что это благонамереннейшие - по документам - обыватели... Не будут мочить - никакого чувства опасности нет, так что пусть себе топчут подъезд... - Ага, - сказал майор. - То-то у тебя карман халата пушечкой оттянут... Слушай, может, мне свистнуть своих частников и устроить панихиду с танцами? - Остынь, - сказала она решительно. - Нет, серьезно, будь это опасно по-настоящему, не стала бы я дома торчать. Так, игры конца двадцатого века... У молодежи кровь играет. - Подумав, она добавила: - С бело-зелеными малость поцапалась. Сам подумай, какой от них вред? Пустячки... Шарахнуть разок в потолок, им и хватит. И выдержала его взгляд с самым невинным видом. Поверил, кажется. - Ну да, говорил мне кто-то, что ты их намедни потрепала... Лопай мясо. - Где это тебе перепало? - В "пятнашке", - поведал майор. - Они там сейчас веселенькие ходят, деньги поступили. Наша фирмочка туда перевозила кое-что, то есть, конечно, перевозил заказчик, а мы охраняли. В обстановке жуткой тайны. - Тоже мне, тайны, - сказала Даша. - Лепят они там зенитные комплексы для эллинов, а перевозили вы, скорее всего, электронику из "Шантартриггера". Заказик и в самом деле хлебный... только об этом каждая собака знает, так что не строй ты из себя Джеймса Бонда... - Точно, знают? - Вся губерния вкупе со всей Россией, - сказала Даша. - Газеты читать надо, а не одну только "Секс-миссию"... Когда раздался звонок в дверь, она даже не вздрогнула - с чего бы вдруг? спокойно поднялась. - Сиди, - сказал майор, ловким движением извлекая на свет божий тяжелый газовик. - Сам пойду, и если что, влеплю резинкой промеж глаз, так что мало не покажется... Она все же двинулась следом, опустила руку в карман халата и сдвинула предохранитель. Паниковать раньше времени не стоило, но и сегодняшний налет на машины Бека беспечности не прибавлял. Взвела кругленький курок плоского ПСМ и стояла так, чтобы при нужде моментально шарахнуть поверх отцовского плеча. Майор оглянулся, оценил обстановку и, подавшись вправо, чуть приоткрыл дверь, держа газовик за спиной. Даша досадливо вздохнула про себя: на площадке стоял Роман - с невозмутимой американской улыбкой, с большой коробкой, перевязанной розовой лентой, с ярким пакетом и упакованным в целлофан букетиком. Майор вопросительно кашлянул. Устраивать при нем выяснение отношений никак не хотелось, и Даша, вынув руку из кармана, спросила: - Какими судьбами? - Ты же приглашала, - сияя белозубой улыбкой, как ни в чем не бывало заявил Роман. - Вот и осмелился... Впустишь? - Заходи, - сказала она, чертыхнувшись мысленно. Роман вошел, преподнес ей цветы, поздоровался с майором, едва успевшим сунуть газовик за пояс под свитер, совершенно непринужденно подал ему пакет, пояснив: "Тут, по русскому обычаю..." - и протянул Даше коробку: - Должок от нашего общего знакомого, полковника... - Вот от полковника я и спички горелой не приму, - сухо сказала она. - Вру, - сказал Роман с видом крайнего раскаяния. - На самом деле подарок от меня. Я-то, кажется, ничем не прогневил? - Он повернулся к майору: - Рассудите, как беспристрастный арбитр: может мужик сделать подарок близкой женщине от чистого сердца? - А запросто, - сказал майор. - Смотря что, конечно... - Да пустяк, платьишко из "Шарма". - Ну, это вполне в традициях, - с непроницаемым видом одобрил майор. Ежели близкой - тогда конечно... Даша не сомневалась, что в глубине души любящий родитель если и не надрывается от хохота, то все равно считает происходящее бесплатным развлечением. В его взгляде определенно читалось: "Самостоятельная, говоришь, и в личной жизни терпеть не можешь подсказок? Вот и выкарабкивайся... Не маленькая, чай". Примерно так он иногда и выражался вслух. Она сердито приняла дурацкую коробку, тут же положила на ящик для обуви, сунула сверху букет. - Я тут коньячок прихватил, - сообщил Роман, вешая дубленку. - Тот, что тебе на даче понравился. Если ты не в настроении, выставляй без церемоний, я ж на тебя сердиться совершенно не в состоянии, проклятье ты мое... Майор невозмутимо принялся натягивать пуховик: - Ну, я побежал, а то еще машину раскурочат, я ее на сигнализацию не ставил. Даш, а этих, в подъезде, мимоходом воспитаю, не беспокойся... - Я вас умоляю, не надо, - сказал Роман. - Это мои, изволите ли видеть, охраннички, дергаются следом, положено им. Времена нынче беспокойные, вот и опасаются, только что в туалет не таскаются. - Вот оно что, - успокоился майор. - Тогда, конечно, не буду. Ну, я исчез, а ты, егоза, гостя не обижай, гость, знаешь ли, от бога... - Хорошо, папочка, - сказала она тоном воспитанной девочки (но прямо-таки источавшим змеиный яд). - Постараюсь. Когда за майором звучно захлопнулась дверь, она спокойно скрестила руки на груди и уставилась на незваного гостя: - Ты случайно не помнишь, кто там хуже татарина? - Два татарина, наверно, - пожал плечами Роман. - Или - три. Даша, я безумно рад тебя видеть. Хочешь, на колени встану? - Хочу, - сказала она с вызовом. Он, не чинясь, опустился на колени и, задрав голову, поинтересовался: - Долго стоять? Чтобы не выгнала? - Вставай, клоун, - фыркнула она со вздохом. - От тебя, я смотрю, не отделаешься... - А ты хочешь отделаться? Ну, честно? - Ты себя в самом деле полагаешь роковым соблазнителем? - Ни капельки, - сказал он. - Вот ты себя полагаешь роковой красоткой? Нет? И правильно. Я тоже кто угодно, только не роковой соблазнитель. Мужик, которого чертовски тянет к конкретной женщине, у которой прикосновение его руки, смею надеяться, омерзения не вызывает... Я тебе говорил, и еще раз повторю - не буду вкручивать про внезапно вспыхнувшую любовь и прочие красивости. Не те мы с тобой субъекты. Но вот в то, что мы двое - два осколочка гармонии, я твердо верю. Ведь не зря искра проскакивает, электрическая... Даша не отстранилась, когда он притянул ее к себе. Немного погодя высвободилась, запахнула халат и, не глядя на него, сказала: - Подожди, рюмки достану... Расставляя на столике в своей комнате нехитрую утварь для легкой пьянки, она попыталась прислушаться к собственным ощущениям - и вынуждена была признать, что в душе царит полный сумбур. В чем его обвинять, она пока решительно не представляла - не было полной уверенности, что он причастен к происходящему, то, что поведал Фрол, касается лишь самого Фрола и его компании, пусть специфически сводят специфические счеты. То, что иные "дачники" Романа побаиваются и уважают, ни о чем еще не свидетельствует. В конце концов, то, что произошло с Беком, - следствие жизни, которую выбрал сам Бек. Вот если бы оказалось, что Роман хоть каким-то боком имеет отношение к двум другим смертям, что он наследил на Короленко - разговор будет иной, собственно, и. не разговор вовсе... - Знаешь, за что ты на меня ощериваешься? - спросил Роман негромко. - Не за то, что я будто бы подавляю твою волю, - да боже упаси, подавишь твою волю, как же... Сама кого хочешь подавишь... У меня создалось впечатление, что ты чертовски боишься быть обыкновенной. Взять да и простецки взвыть от удовольствия. Суперменшей тебе надо быть двадцать четыре часа в сутки... Вот и щетинишься. - Ладно, психолог, - сказала она, усмехнувшись. - Разлей коньяк. Что там Волхович, он-то как щетинится? - Плевать мне, как он щетинится, - отмахнулся Роман. - Ежели по большому счету, ваши с ним дела меня не касаются. Ну зачем мне это надо? Конечно, если он вздумает тебе делать пакости, скажи. Найду способ утихомирить. - Бог ты мой, какие мы влиятельные... - Не в том дело. Кого-кого, а уж свою женщину я защитить обязан. Ты только не начинай опять, прекрасно понимаю, что ты в этом городе самая крутая... Но должно же быть что-то чисто человеческое? - Ну, я, вообще-то, не уверена, будто я - твоя женщина, - сказала Даша. А защищаться сама привыкла. - Из-за чего Волхович у тебя на крючке? Даша молча смотрела на него и улыбалась. - Вопрос снимается, как политически незрелый, - сказал Роман весело. - А я у тебя не на крючке? - Гоняла бы я с тобой в таком случае коньяки... Пистолет неприятно оттягивал карман халата. Даша сердито вынула его и сунула в секретер. - Я-то думал, вроде бы под подушку полагается, ежели классически... Она промолчала. Подумала, что сама себе противоречит: то считает его главной пружиной неведомого механизма, то пытается зациклиться на презумпции невиновности. Неужели только оттого, что готова стонать в его объятиях от неприкрытого звериного удовольствия? "Я не потеряла голову, повторяла она, как заклинание, - я не потеряла голову, просто испытываю нечто, чего прежде не было, вот и весь сказ... Вот именно, не было. Я играю, да и он лицедействует, умом мы, скорее всего, понимаем все про другого, но присутствует еще что-то, и это загадочное нечто нельзя списать на изощренную игру: противоестественная тяга жертвы и охотника, ежесекундно меняющихся ролями, стремление выиграть... и тут же жажда наслаждения, не имеющая ничего общего со сложнейшей шахматной партией... может, мы оба такие уроды, что даже лицедействовать стремимся насквозь естественно. Неразрывно сплести охоту и удовольствие друг от друга? Что ж, в мире, где столько уродов, никого это не удивит ни капельки..." Она машинально доложила ногу на ногу, перехватила его взгляд и уселась, как школьница в классе. - Интересно, ты краснеть умеешь? - спросил он тихо. - Разучилась, - отрезала Даша. - Музыку поставим? - Подожди, я сам. - Он вынул из кармана кассету. - Запись где-то уникальная - домашний концерт Риточки Монро, который в серию не пошел по причине несоответствия примитивным вкусам толпы... Вмажем? Она налила себе доверху немаленькую рюмку, спасаясь от тягостных раздумий, ахнула, как воду. И тут же наполнила вновь, откинулась на спинку потертого кресла, слушая ленивый, богатый, хрипловато-сонный голос: - Афиши старого спектакля мы в речку выбросим, смеясь. Вина не пролили ни капли, но жизнь до капли пролилась. Творим легенды невозбранно, и непохожи оттого герои вашего романа на героиню моего... Она прикрыла глаза - казалось, засасывает некая бездна. Она раздвоилась на рыжую стерву, умевшую бить так, что хрустели кости, и беспомощную, испуганную девочку. И поразилась лицу Романа, слушавшего песню с небывалой сосредоточенностью, - у него был вид человека, тщетно пытавшегося вспомнить растаявший сон. - Но в парадоксы мы одеты, но сроду нет на нас креста, и не хотим держать в секрете, что жизнь запутанно проста. И только небо, только звезды под ногами, и все вопросы чуть жестоко решены, и ей одной, лишь ей одной, Прекрасной Даме все наши мудрые грехи посвящены... - Как ты думаешь, кто ее убил? - спросила она. - Кого? - Роман и в самом деле очнулся, как разбуженный. - А... Жизнь. У жизни есть свойство убивать... Дашенька, до того я устал от этой жизни... Что самое скверное, другой не хочется... "Ибо иго мое благо и бремя мое легко". Евангелие от Матфея. А вот интересно, могла бы ты войти в мою жизнь? - Дорогой шлюхой? - усмехнулась она. - Волком в стаю, Дашка. - Настоящие волки из стаи в стаю не переходят. Так-то вот. Они сидели, касаясь друг друга коленями, и Даша поразилась странной смеси жестокости и беспомощности, на миг исказившей его лицо. Впервые ей встретился человек, которого невозможно было понять до конца... Через миг она оказалась в его объятиях. Первое время боролась - совсем не так, как следовало бы бороться обученной боевой собаке, чисто по-женски трепыхаясь. Что-то за всем за этим стояло, и объятия были не просто объятия, и в воздухе неощутимым электричеством витало что-то непонятное... мотом сломалась, позволила опустить себя на диван, закинула руки за голову, подчиняясь его движениям, не шевельнулась, когда он длинным и прочным поясом от старого халата привязывал ее запястья к обшарпанному поручню дивана. Увидела совсем рядом его лицо, легонько попыталась освободиться. Запястья были привязаны бережно, так что боли не было, но освободиться не удалось бы. - Настоящий столичный стиль кавалера из метрополии... - усмехнулась она, чувствуя, как голос временами пресекается. - А не боишься, что я тебя убью? - спросил он вдруг. - Нет... - Потому что отец меня видел? - Да нет, я про вообще... - Она улыбнулась и помотала головой, разметав волосы по плечам, она и в самом деле нисколечко не боялась, потому что обрела способность угадывать ходы наперед, по крайней мере, в этой игре. Не от твоей руки, милый, мне пасть суждено... Роман вышел и тут же вернулся со своим узким шелковым шарфом. Наклонившись над ней, неторопливо завязал ей глаза, крепко поцеловал в губы. - Свет погаси, - попросила Даша шепотом. - А вот уж нет. Погашу, когда покраснеешь. - Дождешься... Почувствовав губами касание стекла, она приоткрыла рот, проглотила коньяк, не поперхнувшись. Полы халатика разлетелись, она ощущала прикосновения ладоней и губ, как никогда прежде остро, ожогами, постанывая и зажмурившись под повязкой - волки любили друг друга. Это волчьи зубы осторожно покусывали ее живот, опускаясь все ниже, волчьи лапы сжимали ее бедра под беспощадным электрическим светом. Кажется, она жарко покраснела, сообразив наконец, что с ней сейчас проделают, - но волчицы столь же бесстыдны, как и волки, и Даша, открыв настойчивой пасти самое сокровенное местечко, слепо закинула голову, ища губами напрягшуюся плоть. Волк и волчица содрогались от дикого наслаждения властью над самым интимным, победителей и побежденных не было, звери правили брачный танец... Они измотали друг друга - когда магнитофон давно умолк, а глупые причиндалы первых любовных игр улетели в угол, - то ли любили, то ли насиловали, впиваясь зубами, переплетаясь наобум, но с удивительной гармонией, сливщись в одно нерассуждающее, налитое наслаждением тело с единой, растворившейся в затмении душой, и эта душа была - волчья, и не было ничего удивительного в том, что за окном стояла почти полная луна, так оно и полагалось... Одновременно почувствовали, что не в силах больше шевельнуться, замерли на смятых простынях. Свет давно уже погасили, как-то ненароком, и серебристое лунное сияние прочертило поперек комнаты призрачную полосу. По всем канонам жанра именно сейчас должны были последовать роковые признания, разнеженная выдача тайн, но жизнь не имеет ничего общего с детективными штампами, и они просто-напросто валялись обессиленно, временами легонько касаясь друг друга, что снова вызывало ощущение электрического ожога. Первые струйки сигаретного дыма заклубились в лунном сиянии. На улице припозднившийся пьяный с преогромным воодушевлением исполнял народную песню "Ой мороз, мороз!" - Странное дело, но мне тебя почему-то хочется убить, - сказал Роман. Даша хмыкнула, легонько сжав притомившуюся плоть: - Легче сказать... Я вот за всю жизнь никого еще не убила... - Серьезно? - Ага. Так что могу тебе сказать авторитетно: предприятие это непростое. Правда, ежели сжать как следует и давануть... - Дашка, больно! - То-то. Убивец выискался. А вот если я сейчас не ослаблю хватки, а вовсе даже наоборот? Сумеешь высвободиться? - Ну нет, конечно. - Вот видишь. И начну допрашивать с пристрастием. Скажем, что вас, гражданин, связывает с неким полковником Волховичем? - Вино и бабы. - Неубедительный ответ. - Чем богаты. Почему это - неубедительный? И вообще оставь ты этих солдафонов в покое. Я понимаю, они тебя чем-то там обидели, но ничего ведь не добьешься. - Это в порядке запугивания? - Брось, Даша... В порядке доброго совета. Все равно твое же начальство с превеликим удовольствием на тебя и свалит все шишки. Только ты не напрягай проницательность, никто меня ни о чем не просил, да и не согласился бы я по просьбе какого-то полковничка пугать женщину, с которой мне так хорошо... Пусть сами стараются, коли охота, - но вот как раз этого мне категорически и не хочется. - Что, защитить тянет? - Вполне естественное мужское желание. - Не привыкла я, чтобы меня защищали. - Не в том дело, - сказал Роман задумчиво. - Не в твоей половой принадлежности. Тут получается так, что не женщину защищаешь, а индивида. Которого угораздило во что-то вляпаться. - Интересно, во что? - А я знаю? - сказал Роман. - Дураку ясно, что они прокручивают какую-то гнусь. С ними это время от времени случается, с золотопогонниками. - А эта гнусь случайно не именуется операцией "Гроза"? Чуда не произошло - опять-таки вопреки канонам жанра Роман нисколечко не вздрогнул, не вскинулся порывисто, преспокойно лежал, обняв ее, легонько водя ладонями по влажной коже. И голос звучал совершенно бесстрастно: - В жизни не слышал. Мое дело - финансы и бизнес. Тут уж я, как рыбка в воде. А лезть в их операции - головы не сносишь. Бог ты мой, как правдиво и убедительно это прозвучало... Не встреться Даша с воскресшим из мертвых Фролом - вообще не связала бы лежащего рядом мужика с двойной игрой, вторым дном и подтекстами. Даже на даче могла бы не обратить внимания на то, как он умело дирижировал неким процессом... - А убить-то меня почему хочется? - фыркнула она. - Потому что не могу тебя не то что укротить - привязать к себе. А хочется, честно тебе скажу... Его жаркое дыхание приблизилось, и вновь - бешеное слияние тел...
   ...Вранье, будто истина открывается после методичных раздумий за столом и решение соскальзывает с кончика пера, словно результат долгих, старательных, несуетливых вычислений. Обычно озарение приходит вспышкой. Не само по себе, конечно, - после того, как мозг долго и мучительно перебирает все мыслимые варианты, не в силах поймать ускользающую истину, после того, как человек ощущает лбом холодный камень тупика, совершенно внезапно подсознание выбрасывает отгадку, словно игральный автомат звенящую груду монет. Примеров в истории хватало - а уж в сыскном деле тем более... "Случай, все случай!" - любил восклицать один из лучших сыщиков России Иван Путилин, Именно так с ней произошло - и тоже не впервые. Потому что пребывала в некоем измененном сознании - после бешеной любви, коньяка, ощущения противоестественной игры с партнером, который, в свою очередь, старательно ведет свою игру... Уже ближе к утру, лежа в объятиях заснувшего Романа и ощущая вокруг зыбкий полусон-полуявь, она вдруг поняла, почему ее до сих пор не убили. Почему ее и не собираются убивать. А самое главное - нашла крота. Ошибиться она не могла по одной-единственной, чертовски веской причине: стоило сделать оба пришедших ей в голову допущения, как абсолютно все происходящее нашло свое место в мозаике. Не осталось никаких противоречий, все до единого факты получили объяснение, все странности перестали быть таковыми, ни одной загадки не осталось. Правда, она не чувствовала ни малейшей радости - одно тупое отвращение от того, что в наш богатый на гнусности век, как оказалось, все-таки возможно выдумать вовсе уж запредельную пакость... Даже в жар бросило, она испугалась умереть в следующую секунду - и унести все это с собой. Как ни удивительно, теперь стало еще труднее: она совершенно не представляла, как следует играть в изменившихся обстоятельствах. Плюнуть на этику и неписаный кодекс, разыскать Фрола и выложить все? Самой можно и не справиться... Нет, не пойдет. Самой придется расхлебьпзать. И мстить - тоже самой...
   Глава девятнадцатая
   ИГРА С БОЛВАНОМ
   Шумков вошел соколом, не глядя по сторонам, приблизился к столу и, придерживая генеральскую шашку, отвесил короткий поклон по всем правилам русской императорской армии. - Садитесь, - как ни в чем не бывало сказала Даша. - Шапочку снимите, а то у нас жарко, голова взопреет... Орел-атаман одарил ее неприязненным взглядом, но папаху снял и положил на колено. С шашкой у него проблем было больше - то стукала по полу, то скребла, стоило ему пошевелиться. - Может, в уголок поставите? - невинно спросила Даша.