Страница:
«Ниссан» свернул с тракта в совершеннейшем мраке, покатил к ограде, увенчанной по углам потускневшими полумесяцами. Все трое были в очках ночного видения – прямоугольные коробочки с двумя окулярами пристегнуты к затылку широкими «шлейками» – и оттого мир вокруг выглядел мрачно-сумеречным, полным всевозможных оттенков серого, резких полутонов, словно бы напрочь чужим уголком иномерного пространства. Оттого и потайные похороны казались чем-то чуточку нереальным…
Данил загнал машину в ворота, поставил так, чтобы ограда ее прикрывала. Наблюдать за ними, правда, было некому – движения на тракте почти нет, как обычно в эту пору, только однажды навстречу пронеслась издали ослеплявшая фарами легковушка. Импортные «совиные глазки» моментально накрылись бы – сильный луч света мгновенно и бесповоротно выводит из строя фотокатод – но их снаряжение было отечественным. Не из патриотизма, а оттого, что полуголодные научные головы где-то на Урале выдумали ночные гляделки, света, пусть от прожектора, ничуть не боявшиеся.
Данил шагал впереди, неся лопаты. Кондрат и дядя Миша волокли следом длинный, смутно белевший в темноте сверток. Покосившиеся каменные доски, закругленные сверху, обелиски с полуосыпавшейся золоченой вязью, шарами, увенчанными полумесяцами, истлевшие доски, неожиданная надпись на русском: «О Аллах, суди Равиля не по его делам, а по милосердию твоему».
Пока те двое копали, Данил прохаживался вокруг, время от времени трогая рукоятку «Беретты» на поясе. У него редко выпадали случаи, когда общение с представителями власти оказалось бы столь неприятным, буде таковые нагрянут. Вполне вероятно, Кузьмич не одобрил бы, из очень гнилой ситуации пришлось бы потом вытаскивать – но он должен сделать все именно так, как Самур и просил. Иначе окончательно превратимся в волчью стаю, обреченную в любой момент на отстрел с вертолетов.
Ходили слухи, что на заброшенные кладбища вокруг города начали собираться местные сатанисты, неведомо откуда вынырнувшие с началом перестройки, Мазуркевич говорил, что у них лежит рапорт ППС о распятой на кресте собаке с выколотыми глазами – но то, правда, было на православном, а сюда вроде бы полезть не должны… Еще трижды по тракту проносились огни, два раза это были трейлеры, один раз – мотоцикл.
Все. Дядя Миша, тихонько поругиваясь и утирая ползущий из-под «коробочки» пот, тронул его за рукав. Данил обернулся, подошел. Яма тщательно забросана вровень с землей, прикрыта трухлявыми досками из кучи поблизости. Что ж, все лучше, чем у иных, о которых неизвестно даже, какой смертью они погибли, не говоря уж о могилах… «Стечкин» с глушителем давно разобран на детали, а детали, упакованные в мятые консервные банки, покоятся в дюжине урн по всем концам города. Квартира старательно почищена. Все концы оборвались…
Он сходил к машине, принес толстую книгу, сказал негромко:
– Хотите, ждите в машине…
Кондрат, пожав плечами, ушел к «Ниссану», а дядя Миша остался, стоял рядом, сдернув «очки» и слушал, как Данил негромко читает из Корана:
– Во имя Аллаха милостивого, милосердного!
Клянусь утром и ночью, когда она густеет!
Не покинул тебя твои Господь и не возненавидел.
Ведь последнее для тебя – лучше, чем первое.
Ведь даст тебе твои Господь, и ты будешь доволен.
Разве не нашел Он тебя сиротой – и приютил?
И нашел тебя заблудшим – и направил на путь?
И нашел тебя бедным – и обогатил?
И вот сироту ты не притесняй,
А просящего не отгоняй,
А о милости твоего Господа возвещай.
Во имя Аллаха милостивого, милосердного!
Разве Мы не раскрыли тебе твою грудь?
И не сняли с тебя твою ношу,
Которая тяготила твою спину?
И возвысили твое поминание?
Ведь, поистине, с тягостью легкость, –
Поистине, с тягостью легкость!
И когда ты покончишь, то труждайся
И к твоему Господу устремляйся!
Захлопнул книгу,постоял.
– Мой друг уехал в Магадан, снимите шляпу… – проворчал, пошевелившись, дядя Миша. – Хоть ихнюю Библию почитали… Родные-то есть?
– Да вроде, – сказал Данил.
…Лалетин сидел в его кабинете, закинув ногу на ногу, говорил негромко, порой блуждая взглядом по кропотливо отреставрированной лепнине потолка:
– У следствия – ни малейших зацепок, какую бы то ни было связь с нами установить невозможно. То же и с нападавшими. Люди из ниоткуда. Максим там уже накопал какие-то детальки, потом посмотришь. Последнюю добычу они унесли, оставили лишь горсточку для усугубления декораций. Даже если не будет целенаправленной печатной атаки вроде той, что с контейнером, шила в мешке, конечно, не утаишь, немного обязательно просочится, деревенским рот не завяжешь, да и кто-нибудь из погонников рано или поздно проговорится… Самое интересное начнется потом, эту шахточку придется оприходовать в доход области и позаботиться о ее дальнейшей судьбе. Тут-то и посмотрим, как поведет себя Соколик… Выдели для этого дела особую группу, в дубляж Максимке. Если мы прииск подгребем вполне легально и законно, кое-что вернем… Губернатор вернется из заграниц через неделю, но возня начнется, как только пронюхают. Если Соколик и впрямь вильнет на сторону, придется болезному припомнить все съеденные пирожные… Этот вариант тоже учитывай. Папочка на него хорошая?
– Потоньше, чем на нас, но увесистая… – хмыкнул Данил.
– Не лыбься, – сквозь зубы сказал Кузьмич. – Нашу папочку еще не вытащили. Однако пыль с нее сдули… Фрол что-то занервничал, а у него нюх не хуже нашего с тобой… Так, что еще?
– Что-то ты словно прощаешься… – сказал Данил. – Уезжаешь?
– Да. На недельку, ориентировочно.
– В столицу?
– Да нет. На остров Мэн.
– Так… – сказал Данил. – В царство бесхвостых кошек и оффшорных компаний… Что, колокольчик брякнул?
– С чего ты взял?
Данил посмотрел ему в глаза:
– Слушай, мне-то уж надо знать. Полагается просто.
– Не дергайся, – сказал Кузьмич. – Я ж тебе не институтка в конце-то концов. Нам крепко напинали под жопу, согласен, но сматываться за бугор в такой ситуации станет лишь мелкая сявка, – он жестко усмехнулся. – Мы-то понимаем, что при нужде звякнет какая-нибудь падла инглезам, закопошится Интерпол – и выдернут тебя, раба божьего, хоть с Фолклендов, невзирая на твою британскую паспортину. Это ведь островитяне, кстати, и пустили в оборот мыслишку, что джентльмен – тот, кто не попадается…
– Да ладно, – сказал Данил. – Я чисто теоретически…
– А мыслишка-то у тебя была?
– Ну, тень мыслишки, – сказал Данил без всякого смущения. – Я ведь в эти игры играю неполных полтора года, не то, что некоторые, имею право на скороспелые… мыслишки.
– Ты что, так до сих пор и не понял, с кем связался? – усмешка у друга детства была волчьей. – Я не для того лез из Сударчаги, чтобы при первом звоночке понапихать долларов за голенища и смываться доживать век в обществе бесхвостых кошек… Мы еще побарахтаемся, как те лягушки в сметане. Гильдия нас пока что не списала, и в Шантарске еще долго не осмелятся палить нам в спину из рогатки… Только, видишь ли, бывают моменты, когда жизненно необходимо отъехать подальше и посидеть недельку-другую на далекой веранде. Исключительно для того, чтобы твоя персона не дразнила своим присутствием, чтобы не задавали тебе лишних вопросов, пусть неофициальных, но, право, абсолютно тебе ненужных. Если бы Меченый вздумал в августе отсиживаться не в Крыму, а где-нибудь в Испании с визитом, смотришь, и не турнули бы по тридцать третьей… Порекомендовали мне так, понимаешь ли.
– Ну, тогда я чуточку иначе сформулирую, – сказал Данил. – Не получится ли, что после твоего отъезда кое-кто обнаглеет не по чину? И труднее станет работать?
– Выкинь из головы. Во-первых, не обнаглеют, хреновенький был бы механизм, держись он на мне одном. Во-вторых, все замотивировано, там, на Мэне, как раз собирают тусовочку некие потенциальные инвесторы – народец, как достоверно известно, бедноватый и жуликоватый, но кто здесь об этом ведает-то? И в-третьих, я тут не особенно и нужен, согласись. Тебя и без меня прикроют, возникни такая нужда.
– Логично, – сказал Данил. – От Карема так и не позвонили?
– Нет. Он определенно не успел… Правда, беднее мы от этого не стали, верно? В общем, на хозяйстве остается Стрельников. Имеет строжайшие указания тебе ни в коем случае не мешать. Его распоряжения выполнять только в той части, что касается охраны предприятий и противодействия экономическому шпионажу. Во всем остальном у тебя руки развязаны. Если что, выходи на Фрола, пора вам познакомиться наконец, он тобой интересовался…
– А с кладом как быть? Лалетин досадливо поморщился:
– Брось ты это к чертовой матери. Не верю я в клад.
– Очень уж гладко все притирается, – упрямо сказал Данил. – Все. И непонятные наезды, и то, что положили кучу народу, статуэтки, наконец…
– А в статуэтках был план, начерченный в Маньчжурии снедаемыми эмигрантской тоской поручиком Голицыным и корнетом Оболенским… – Лалетин глянул на часы, поудобнее устроился в кресле. – Время еще есть, делать больше нечего, давай развеемся, о кладах поболтаем. Не забыл, как мы в Судорчаге под кузницей копали? Тридцать пять лет пролетело, пора бы и охолонуть. Скажи-ка мне, как связать с золотом Колчака или Иваницкого всех этих столичных специалистов по древне-тюркской мове? Что, Иваницкий, спрятав захоронку, писал пояснения этими каракульками? – он взял закатанный в пластик пергамент, повертел. – Непонятно даже, как его правильно держать, то ли этак, то ли так, то ли вообще набок повернуть… Или это каппелевские офицеры, прятавшие золото адмирала, другого языка не нашли?
– Вообще-то да, – сказал Данил раздумчиво. – Есть некоторое несоответствие. Иваницкий, конечно, трахал приятных девочек из сагайских кочевий, как на счетах щелкал, но не было тогда у сагайцев письменности, как и у прочих племен…
– А эта твоя Лолита, Ларочка, меня не убеждает. Потому что у нее нет ничего, кроме завлекательных побасенок. Положи ее в постельку, если так хочется, при глубочайшей конспирации, только зачем уши развешивать?
– И все равно, – сказал Данил. – Ивлева ведь грохнули из-за Будды…
– А у тебя есть точные доказательства, что – , из-за Будды? – прищурился Кузьмич.
– Нет, – признался Данил.
– Вот видишь? Нет никаких доказательств. Участие Скаличева меня тоже не убеждает. Во-первых, он сам мог погнаться за миражом, а во-вторых, ты опять-таки не знаешь точно, вошел он в игру или нет. Чего ни коснись – догадки, гипотезы, версии… В конце концов эти иероглифы с несравнимо большей долей вероятности могут оказаться буддийской молитвой. Ом-мане падми хум… На чем все держится? На том, что некая Юлия сказала, будто в статуэтке лежала бумажка, а на бумажке де намазюканы координаты клада… Вдобавок никто эту Юлию и в глаза-то не видел. Очень может быть, она еще появится, и выдоит приличные денежки у которого-нибудь дурака – на накладные расходы, плату консультантам, переводчикам, на закупку снаряжения… Конечно, и у нас в отечестве есть профессиональные искатели кладов, этакая микромафия. Только гораздо чаще под этой маркой работают Бендеры. И на западе тоже. Там целая индустрия – карты фабрикуют, миноискатели списанные под шумок распродают вагонами… Сколько раз продавали Эйфелеву башню, ты не помнишь? И ведь облапошивали не наших пенсионеров, социализмом вскормленных, – коренных западных людей, вроде бы всосавших с материнским молочком иммунитет… Когда у тебя выдастся свободная минутка, поговори с Максимкой. Он тебя сводит в архив, к рассекреченному по давности лет и благодаря перестройке. Есть там любопытная папочка – эмигранты-кладоискатели на территории бывшей Шан-тарской губернии. Я весной одалживал для Элки, да и сам не удержался, прочитал. Очень, знаешь ли, завлекательно. Чертежами с крестиками «эмики» торговали что в Европе, что в Маньчжурии; И попадалась на эту удочку куча народа, в том числе и импортного. Выкладывали приличные денежки, лезли через границу, кто сам, кто нанимал ходоков – а потом выяснялось, что и часовен-то таких сроду не стояло, и сопок таких нет, от которых следует де отсчитывать семьдесят лаптей на запад и три аршина на восток… А если и было что, давненько выковыряли комиссары и пустили на мировую революцию, или, как в случае с Бендером, построили клуб – люстры с висюльками, в пальто не пускают. Между прочим, такая китайская грамота даже удобнее, чем чертеж с крестиками. Гораздо дольше можно голову морочить…
– Очень уж древний вид и у пергамента, и у Будд…
– Значит, это не золото Колчака и не клад Иваницко-го. Априорно. Ты, кстати, возраст не изучал?
– Максим занимается.
– Только, я тебя умоляю, воздержись от лишних трат… – поморщился Лалетин. – Фирма, конечно, все снесет, но это же выйдет сплошное удовлетворение любопытства за казенный счет.
– Могу заплатить из своих.
– Господи, да брось ты эти игрушки! – с сердцем сказал Кузьмич. – Как дите, ну честное слово… Сплошной детский сад. Ну, с Бесом все более-менее просто – мало он читал в детстве, насмотрелся по видаку триллеров с кладами, глазенки разгорелись… Скаличев тоже дуб хороший. А Глаголеву в столицу хочется, он ради такого шанса не то что клад Колчака искать будет – нас с тобой в китайские шпионы произведет… Кстати, я не верю, что у Колчака было время и возможность зарывать золото. Повсюду ведь напирали партизаны. Господа офицеры, похоже, растаскали – сколько могли напихать в карманы. А у Иваницкого много и не было. Ну, пудик, два… Это не кубометры. Как услышишь про кубометры – тут обычно сказка и начинается… И если уж строить максимально приближенные к реальности версии, то вполне может оказаться, что всей этой дурацкой болтовней о кладах прикрывали другую, более плотскую операцию… Налет на «заимку», скажем. Ты такой вариант не просчитывал?
– Нет.
– Подумай в тишине, – сказал Лалетнн. – Кто бы сейчас, после прискорбных событий, ни завладел «заимкой» официально, при некоторой изворотливости ума и Должных связях без особого труда обеспечит неплохой левый доход… Что, если всеми сюрреалистическими наездами, всеми побасенками о золоте адмирала как раз и прикрывали интерес к «заимке»? Впереди аж две предвыборных кампании, и денег они потребуют диких… От всех заинтересованных лиц. А платина – это денежки. И, между прочим, ради такого куша вполне рентабельным было бы истратить груду зеленых на наркотик для Байкальска и остальные курбеты. Окупится за месяц, а потом пойдет чистая прибыль.
– Об этом, каюсь, я что-то и не подумал, – сказал Данил.
– А ты подумай. Отнюдь не поздно. Вполне реальное и насквозь земное объяснение. Глаз не спускай с Соколика. Если он собрался торгануть «заимку» на сторону, обязательно зашевелится, это ж блядь редкостная… Прошли уже сутки. Никто и не пытался устроить какую-то инсценировку, доказывающую якобы нашу связь с прииском. Его просто засветили. Выставили на всеобщее обозрение, а значит, на продажу… Постарайся не оплошать. За то, что истратил кучу денег на отработку всех этих вариантов с престарелыми профессорами, не упрекаю – но впредь с этим кончай. И если попадет тебе в руки совершенно надежный план с крестиками, ты уж сначала точно выясни, не в Ольховке ли его нарисовали в запрошлую пятницу… – Кузьмич встал и похлопал его по плечу. – Ладно, я полетел. Держи ухо востро, – дружески ухмыльнулся. – А если и в самом деле откопаешь у нас в подвале колчаковское золотишко, бери его себе, может, на портсигар хватит… Не верю я в этот клад, а потому и на долю не претендую.
– Слово не воробей, – ухмыльнулся и Данил, потягиваясь.
– Не претендую, так и запиши, – Кузьмич откровенно забавлялся. – Тебе генеральская дочка в жены набивается, такая супружница, привыкшая к Европам, расходов потребует. Считай, мой подарок на свадебку. Разве что мне – монетку на брелок… И не более того. Чао!
Данил долго сидел, глядя на обитую коричневой кожей дверь. Пробормотал под нос:
– Мой друг уехал в Магадан, снимите шляпу, снимите шляпу…
Не было поводов ни для печали, ни для обид. На то и шеф, чтобы осуществлять общее руководство, ломать голову над делами банковскими, заводскими и гильдейскими. Чирикать с импортными людьми и мило беседовать с истеблишментом. Для грязных дел есть майор в отставке, которого для того и нанимали, чтобы чистил сортиры. Бели уехал, значит, так надо. Полезно иногда пересидеть подобные нервотрепки. Не попросит политического убежища в стране бесхвостых кошек, в самом-то деле. И ни за что не бросит всего, что оттяпано в незримых миру, бесшумных акульих поединках у кусачих рыбок, оказавшихся нерасторопнее и мельче. Вернется…
А вот что до клада… Друг Ванюша – золотая голова, прошел лучшую в мире школу делового человека, академию советских аппаратных игр. В «кузнице кадров» хватало и дураков, но многие вышли оттуда волчарами с компьютером в голове. В мире деловых интриг, противоречащих друг другу законов и неисполняемых указов, в бардаке, именуемом «экономикой постсоветского пространства», в мире биржевых котировок, прибылей-убытков, словом, в том самом мире, где сам Данил остается не более чем позавчера спрыгнувшим с дерева туземцем, Иван Кузьмич Лалетин – царь и бог, любое его суждение следует принимать безоговорочно.
Другое дело – мир плаща и кинжала. Вот здесь уже Данил – идеально подогнанный по резьбе шурупчик.
В «пространстве Лалетина» кладов попросту не существует. Господа банкиры и заводчики в такие игры не играют. И не понять им, что такое – предчувствия сыскаря…
Он не смог бы облечь в слова то, что чувствовал. Вполне вероятно, и не было на свете таких слов. Зато была уверенность – что-то все же есть. Клад – не обманка и не болтовня вокруг пустого места. Пусть и Нет пока членораздельных аргументов…
Подумав, он встал и пошел в конец коридора, на «склад». Это была самая обыкновенная комнатка, оставленная свободной на случай, если придется ненадолго складывать разные пустячки, не заслуживающие почетного хранения в подвале, бронированной двери и сложного замка.
На стеллаже – два картонных ящика с газовыми баллонами в полиэтиленовой упаковке, целлофановый пакет с полураздетой девицей (кто-то забрал из буфета продуктовый заказ, ветчинкой явственно попахивает), наплечная кобура с порванной поясной петлей, стопочка глянцевито-ярких каталогов немецкой фирмы, промышлявшей оружием самозащиты, непочатая банка кофе и початый блок «Мальборо». В углу, прямо на полу, – ивлевский компьютер и магнитофон с колонками… а где Будды?!
Данил прилежно потыкался во все углы, как будто фигурки могли самостоятельно убежать за холодильник. И, не тратя времени на чесанье в затылке, признаваемое некоторыми за важный компонент мыслительного процесса, бросился к коменданту. У его третьего этажа был свой комендант (выполнявший, честно признаться, главным образом функции Данилова внутреннего надзирателя и стукача).
Внутреннее расследование, длившееся не больше двадцати минут, выявило простой, как мычание, факт: фигурки Будды пропали бесследно, а за компанию с ними исчез миляга Подснежник, которому сейчас полагалось бы сидеть в кабинете и корпеть над конкретными текущими делами. Часа полтора назад он как ни в чем не бывало покинул здание, и охранники припомнили, что сумка висела у него через плечо, а без специального распоряжения своих на выходе не шмонали.
Он, конечно, не вернется. Такие номера откалывают, чтобы не возвращаться. Данил, как ни странно, ощущал скорее удовлетворение. Что-то: подтвердилось. Хоть он и не понимал, что…
Каретников пожимал плечами раз, наверное, в пятый:
– Тайника в них быть не могло. Просвечивали рентгеном обе. Никаких пустот. Есть, правда, раковины, но это уже дефекты изготовления, определенно массового производства…
– В институт цветных металлов обращались? – хмыкнул Данил.
Верный сподвижник, из-за волнения глухой к любой иронии, пожал плечами в шестой раз:
– Нет, в лабораторию радиозавода. Все-таки наше хозяйство, так было проще и быстрее – по-прежнему режимное, обошлось без лишних вопросов… Я попросил сделать рентгеновские снимки, лежат у меня в столе.
– Материал – бронза?
– Бронза, никаких сомнений. И не лучшего качества. Они наскоблили опилок, сделали спектральный анализ, результаты изложены письменно. Статуэтки вышли из одной мастерской. Эксперт заверяет: на той, что досталась нам уже выпотрошенной, было закрепленное намертво основание, наверняка идентичное «вашей» фигурке. Его сняли, судя по микроследам, от десяти до пятнадцати дней назад. Как он сказал, внутренняя поверхность обеих статуэток все время их существования была защищена от внешних воздействий.
– Консервная банка, другими словами? – сказал Данил.
– Можно и так сказать.
– А возраст этих консервных банок?
– Возраст? – Каретников развел руками. – Вот с определением возраста было посложнее. У нас нет такой аппаратуры. Здесь необходимо…
– Я помню, какая аппаратура необходима, – угрюмо сказал Данил. – Но статуэток у нас уже нет, так что бессмысленно… Нет, ну зачем он спер обе фигурки? И, кстати, вы стопроцентно уверены, что он работал на милицию?
– Георгин его сдал четко. Звание, анкетные данные, круг интересов…
– Перепроверяли?
– Чисто формально. Следуя вашему указанию…
– Да что вы, я вас ни в чем не упрекаю, – сказал Данил. – Ну кто мог подумать… Обстоятельства, правда, имеют пакостное свойство меняться. Займитесь лично. Потревожьте Георгина, дерните за все ниточки, какие только есть.
– Вы подозреваете, что он работал не только на милицию?
– Начинаю я что-то так подозревать, – признался Данил. – Сюрреализм и милиция – две вещи несовместные. А здесь пошел сюрр…
Глава 20
Данил загнал машину в ворота, поставил так, чтобы ограда ее прикрывала. Наблюдать за ними, правда, было некому – движения на тракте почти нет, как обычно в эту пору, только однажды навстречу пронеслась издали ослеплявшая фарами легковушка. Импортные «совиные глазки» моментально накрылись бы – сильный луч света мгновенно и бесповоротно выводит из строя фотокатод – но их снаряжение было отечественным. Не из патриотизма, а оттого, что полуголодные научные головы где-то на Урале выдумали ночные гляделки, света, пусть от прожектора, ничуть не боявшиеся.
Данил шагал впереди, неся лопаты. Кондрат и дядя Миша волокли следом длинный, смутно белевший в темноте сверток. Покосившиеся каменные доски, закругленные сверху, обелиски с полуосыпавшейся золоченой вязью, шарами, увенчанными полумесяцами, истлевшие доски, неожиданная надпись на русском: «О Аллах, суди Равиля не по его делам, а по милосердию твоему».
Пока те двое копали, Данил прохаживался вокруг, время от времени трогая рукоятку «Беретты» на поясе. У него редко выпадали случаи, когда общение с представителями власти оказалось бы столь неприятным, буде таковые нагрянут. Вполне вероятно, Кузьмич не одобрил бы, из очень гнилой ситуации пришлось бы потом вытаскивать – но он должен сделать все именно так, как Самур и просил. Иначе окончательно превратимся в волчью стаю, обреченную в любой момент на отстрел с вертолетов.
Ходили слухи, что на заброшенные кладбища вокруг города начали собираться местные сатанисты, неведомо откуда вынырнувшие с началом перестройки, Мазуркевич говорил, что у них лежит рапорт ППС о распятой на кресте собаке с выколотыми глазами – но то, правда, было на православном, а сюда вроде бы полезть не должны… Еще трижды по тракту проносились огни, два раза это были трейлеры, один раз – мотоцикл.
Все. Дядя Миша, тихонько поругиваясь и утирая ползущий из-под «коробочки» пот, тронул его за рукав. Данил обернулся, подошел. Яма тщательно забросана вровень с землей, прикрыта трухлявыми досками из кучи поблизости. Что ж, все лучше, чем у иных, о которых неизвестно даже, какой смертью они погибли, не говоря уж о могилах… «Стечкин» с глушителем давно разобран на детали, а детали, упакованные в мятые консервные банки, покоятся в дюжине урн по всем концам города. Квартира старательно почищена. Все концы оборвались…
Он сходил к машине, принес толстую книгу, сказал негромко:
– Хотите, ждите в машине…
Кондрат, пожав плечами, ушел к «Ниссану», а дядя Миша остался, стоял рядом, сдернув «очки» и слушал, как Данил негромко читает из Корана:
– Во имя Аллаха милостивого, милосердного!
Клянусь утром и ночью, когда она густеет!
Не покинул тебя твои Господь и не возненавидел.
Ведь последнее для тебя – лучше, чем первое.
Ведь даст тебе твои Господь, и ты будешь доволен.
Разве не нашел Он тебя сиротой – и приютил?
И нашел тебя заблудшим – и направил на путь?
И нашел тебя бедным – и обогатил?
И вот сироту ты не притесняй,
А просящего не отгоняй,
А о милости твоего Господа возвещай.
Во имя Аллаха милостивого, милосердного!
Разве Мы не раскрыли тебе твою грудь?
И не сняли с тебя твою ношу,
Которая тяготила твою спину?
И возвысили твое поминание?
Ведь, поистине, с тягостью легкость, –
Поистине, с тягостью легкость!
И когда ты покончишь, то труждайся
И к твоему Господу устремляйся!
Захлопнул книгу,постоял.
– Мой друг уехал в Магадан, снимите шляпу… – проворчал, пошевелившись, дядя Миша. – Хоть ихнюю Библию почитали… Родные-то есть?
– Да вроде, – сказал Данил.
…Лалетин сидел в его кабинете, закинув ногу на ногу, говорил негромко, порой блуждая взглядом по кропотливо отреставрированной лепнине потолка:
– У следствия – ни малейших зацепок, какую бы то ни было связь с нами установить невозможно. То же и с нападавшими. Люди из ниоткуда. Максим там уже накопал какие-то детальки, потом посмотришь. Последнюю добычу они унесли, оставили лишь горсточку для усугубления декораций. Даже если не будет целенаправленной печатной атаки вроде той, что с контейнером, шила в мешке, конечно, не утаишь, немного обязательно просочится, деревенским рот не завяжешь, да и кто-нибудь из погонников рано или поздно проговорится… Самое интересное начнется потом, эту шахточку придется оприходовать в доход области и позаботиться о ее дальнейшей судьбе. Тут-то и посмотрим, как поведет себя Соколик… Выдели для этого дела особую группу, в дубляж Максимке. Если мы прииск подгребем вполне легально и законно, кое-что вернем… Губернатор вернется из заграниц через неделю, но возня начнется, как только пронюхают. Если Соколик и впрямь вильнет на сторону, придется болезному припомнить все съеденные пирожные… Этот вариант тоже учитывай. Папочка на него хорошая?
– Потоньше, чем на нас, но увесистая… – хмыкнул Данил.
– Не лыбься, – сквозь зубы сказал Кузьмич. – Нашу папочку еще не вытащили. Однако пыль с нее сдули… Фрол что-то занервничал, а у него нюх не хуже нашего с тобой… Так, что еще?
– Что-то ты словно прощаешься… – сказал Данил. – Уезжаешь?
– Да. На недельку, ориентировочно.
– В столицу?
– Да нет. На остров Мэн.
– Так… – сказал Данил. – В царство бесхвостых кошек и оффшорных компаний… Что, колокольчик брякнул?
– С чего ты взял?
Данил посмотрел ему в глаза:
– Слушай, мне-то уж надо знать. Полагается просто.
– Не дергайся, – сказал Кузьмич. – Я ж тебе не институтка в конце-то концов. Нам крепко напинали под жопу, согласен, но сматываться за бугор в такой ситуации станет лишь мелкая сявка, – он жестко усмехнулся. – Мы-то понимаем, что при нужде звякнет какая-нибудь падла инглезам, закопошится Интерпол – и выдернут тебя, раба божьего, хоть с Фолклендов, невзирая на твою британскую паспортину. Это ведь островитяне, кстати, и пустили в оборот мыслишку, что джентльмен – тот, кто не попадается…
– Да ладно, – сказал Данил. – Я чисто теоретически…
– А мыслишка-то у тебя была?
– Ну, тень мыслишки, – сказал Данил без всякого смущения. – Я ведь в эти игры играю неполных полтора года, не то, что некоторые, имею право на скороспелые… мыслишки.
– Ты что, так до сих пор и не понял, с кем связался? – усмешка у друга детства была волчьей. – Я не для того лез из Сударчаги, чтобы при первом звоночке понапихать долларов за голенища и смываться доживать век в обществе бесхвостых кошек… Мы еще побарахтаемся, как те лягушки в сметане. Гильдия нас пока что не списала, и в Шантарске еще долго не осмелятся палить нам в спину из рогатки… Только, видишь ли, бывают моменты, когда жизненно необходимо отъехать подальше и посидеть недельку-другую на далекой веранде. Исключительно для того, чтобы твоя персона не дразнила своим присутствием, чтобы не задавали тебе лишних вопросов, пусть неофициальных, но, право, абсолютно тебе ненужных. Если бы Меченый вздумал в августе отсиживаться не в Крыму, а где-нибудь в Испании с визитом, смотришь, и не турнули бы по тридцать третьей… Порекомендовали мне так, понимаешь ли.
– Ну, тогда я чуточку иначе сформулирую, – сказал Данил. – Не получится ли, что после твоего отъезда кое-кто обнаглеет не по чину? И труднее станет работать?
– Выкинь из головы. Во-первых, не обнаглеют, хреновенький был бы механизм, держись он на мне одном. Во-вторых, все замотивировано, там, на Мэне, как раз собирают тусовочку некие потенциальные инвесторы – народец, как достоверно известно, бедноватый и жуликоватый, но кто здесь об этом ведает-то? И в-третьих, я тут не особенно и нужен, согласись. Тебя и без меня прикроют, возникни такая нужда.
– Логично, – сказал Данил. – От Карема так и не позвонили?
– Нет. Он определенно не успел… Правда, беднее мы от этого не стали, верно? В общем, на хозяйстве остается Стрельников. Имеет строжайшие указания тебе ни в коем случае не мешать. Его распоряжения выполнять только в той части, что касается охраны предприятий и противодействия экономическому шпионажу. Во всем остальном у тебя руки развязаны. Если что, выходи на Фрола, пора вам познакомиться наконец, он тобой интересовался…
– А с кладом как быть? Лалетин досадливо поморщился:
– Брось ты это к чертовой матери. Не верю я в клад.
– Очень уж гладко все притирается, – упрямо сказал Данил. – Все. И непонятные наезды, и то, что положили кучу народу, статуэтки, наконец…
– А в статуэтках был план, начерченный в Маньчжурии снедаемыми эмигрантской тоской поручиком Голицыным и корнетом Оболенским… – Лалетин глянул на часы, поудобнее устроился в кресле. – Время еще есть, делать больше нечего, давай развеемся, о кладах поболтаем. Не забыл, как мы в Судорчаге под кузницей копали? Тридцать пять лет пролетело, пора бы и охолонуть. Скажи-ка мне, как связать с золотом Колчака или Иваницкого всех этих столичных специалистов по древне-тюркской мове? Что, Иваницкий, спрятав захоронку, писал пояснения этими каракульками? – он взял закатанный в пластик пергамент, повертел. – Непонятно даже, как его правильно держать, то ли этак, то ли так, то ли вообще набок повернуть… Или это каппелевские офицеры, прятавшие золото адмирала, другого языка не нашли?
– Вообще-то да, – сказал Данил раздумчиво. – Есть некоторое несоответствие. Иваницкий, конечно, трахал приятных девочек из сагайских кочевий, как на счетах щелкал, но не было тогда у сагайцев письменности, как и у прочих племен…
– А эта твоя Лолита, Ларочка, меня не убеждает. Потому что у нее нет ничего, кроме завлекательных побасенок. Положи ее в постельку, если так хочется, при глубочайшей конспирации, только зачем уши развешивать?
– И все равно, – сказал Данил. – Ивлева ведь грохнули из-за Будды…
– А у тебя есть точные доказательства, что – , из-за Будды? – прищурился Кузьмич.
– Нет, – признался Данил.
– Вот видишь? Нет никаких доказательств. Участие Скаличева меня тоже не убеждает. Во-первых, он сам мог погнаться за миражом, а во-вторых, ты опять-таки не знаешь точно, вошел он в игру или нет. Чего ни коснись – догадки, гипотезы, версии… В конце концов эти иероглифы с несравнимо большей долей вероятности могут оказаться буддийской молитвой. Ом-мане падми хум… На чем все держится? На том, что некая Юлия сказала, будто в статуэтке лежала бумажка, а на бумажке де намазюканы координаты клада… Вдобавок никто эту Юлию и в глаза-то не видел. Очень может быть, она еще появится, и выдоит приличные денежки у которого-нибудь дурака – на накладные расходы, плату консультантам, переводчикам, на закупку снаряжения… Конечно, и у нас в отечестве есть профессиональные искатели кладов, этакая микромафия. Только гораздо чаще под этой маркой работают Бендеры. И на западе тоже. Там целая индустрия – карты фабрикуют, миноискатели списанные под шумок распродают вагонами… Сколько раз продавали Эйфелеву башню, ты не помнишь? И ведь облапошивали не наших пенсионеров, социализмом вскормленных, – коренных западных людей, вроде бы всосавших с материнским молочком иммунитет… Когда у тебя выдастся свободная минутка, поговори с Максимкой. Он тебя сводит в архив, к рассекреченному по давности лет и благодаря перестройке. Есть там любопытная папочка – эмигранты-кладоискатели на территории бывшей Шан-тарской губернии. Я весной одалживал для Элки, да и сам не удержался, прочитал. Очень, знаешь ли, завлекательно. Чертежами с крестиками «эмики» торговали что в Европе, что в Маньчжурии; И попадалась на эту удочку куча народа, в том числе и импортного. Выкладывали приличные денежки, лезли через границу, кто сам, кто нанимал ходоков – а потом выяснялось, что и часовен-то таких сроду не стояло, и сопок таких нет, от которых следует де отсчитывать семьдесят лаптей на запад и три аршина на восток… А если и было что, давненько выковыряли комиссары и пустили на мировую революцию, или, как в случае с Бендером, построили клуб – люстры с висюльками, в пальто не пускают. Между прочим, такая китайская грамота даже удобнее, чем чертеж с крестиками. Гораздо дольше можно голову морочить…
– Очень уж древний вид и у пергамента, и у Будд…
– Значит, это не золото Колчака и не клад Иваницко-го. Априорно. Ты, кстати, возраст не изучал?
– Максим занимается.
– Только, я тебя умоляю, воздержись от лишних трат… – поморщился Лалетин. – Фирма, конечно, все снесет, но это же выйдет сплошное удовлетворение любопытства за казенный счет.
– Могу заплатить из своих.
– Господи, да брось ты эти игрушки! – с сердцем сказал Кузьмич. – Как дите, ну честное слово… Сплошной детский сад. Ну, с Бесом все более-менее просто – мало он читал в детстве, насмотрелся по видаку триллеров с кладами, глазенки разгорелись… Скаличев тоже дуб хороший. А Глаголеву в столицу хочется, он ради такого шанса не то что клад Колчака искать будет – нас с тобой в китайские шпионы произведет… Кстати, я не верю, что у Колчака было время и возможность зарывать золото. Повсюду ведь напирали партизаны. Господа офицеры, похоже, растаскали – сколько могли напихать в карманы. А у Иваницкого много и не было. Ну, пудик, два… Это не кубометры. Как услышишь про кубометры – тут обычно сказка и начинается… И если уж строить максимально приближенные к реальности версии, то вполне может оказаться, что всей этой дурацкой болтовней о кладах прикрывали другую, более плотскую операцию… Налет на «заимку», скажем. Ты такой вариант не просчитывал?
– Нет.
– Подумай в тишине, – сказал Лалетнн. – Кто бы сейчас, после прискорбных событий, ни завладел «заимкой» официально, при некоторой изворотливости ума и Должных связях без особого труда обеспечит неплохой левый доход… Что, если всеми сюрреалистическими наездами, всеми побасенками о золоте адмирала как раз и прикрывали интерес к «заимке»? Впереди аж две предвыборных кампании, и денег они потребуют диких… От всех заинтересованных лиц. А платина – это денежки. И, между прочим, ради такого куша вполне рентабельным было бы истратить груду зеленых на наркотик для Байкальска и остальные курбеты. Окупится за месяц, а потом пойдет чистая прибыль.
– Об этом, каюсь, я что-то и не подумал, – сказал Данил.
– А ты подумай. Отнюдь не поздно. Вполне реальное и насквозь земное объяснение. Глаз не спускай с Соколика. Если он собрался торгануть «заимку» на сторону, обязательно зашевелится, это ж блядь редкостная… Прошли уже сутки. Никто и не пытался устроить какую-то инсценировку, доказывающую якобы нашу связь с прииском. Его просто засветили. Выставили на всеобщее обозрение, а значит, на продажу… Постарайся не оплошать. За то, что истратил кучу денег на отработку всех этих вариантов с престарелыми профессорами, не упрекаю – но впредь с этим кончай. И если попадет тебе в руки совершенно надежный план с крестиками, ты уж сначала точно выясни, не в Ольховке ли его нарисовали в запрошлую пятницу… – Кузьмич встал и похлопал его по плечу. – Ладно, я полетел. Держи ухо востро, – дружески ухмыльнулся. – А если и в самом деле откопаешь у нас в подвале колчаковское золотишко, бери его себе, может, на портсигар хватит… Не верю я в этот клад, а потому и на долю не претендую.
– Слово не воробей, – ухмыльнулся и Данил, потягиваясь.
– Не претендую, так и запиши, – Кузьмич откровенно забавлялся. – Тебе генеральская дочка в жены набивается, такая супружница, привыкшая к Европам, расходов потребует. Считай, мой подарок на свадебку. Разве что мне – монетку на брелок… И не более того. Чао!
Данил долго сидел, глядя на обитую коричневой кожей дверь. Пробормотал под нос:
– Мой друг уехал в Магадан, снимите шляпу, снимите шляпу…
Не было поводов ни для печали, ни для обид. На то и шеф, чтобы осуществлять общее руководство, ломать голову над делами банковскими, заводскими и гильдейскими. Чирикать с импортными людьми и мило беседовать с истеблишментом. Для грязных дел есть майор в отставке, которого для того и нанимали, чтобы чистил сортиры. Бели уехал, значит, так надо. Полезно иногда пересидеть подобные нервотрепки. Не попросит политического убежища в стране бесхвостых кошек, в самом-то деле. И ни за что не бросит всего, что оттяпано в незримых миру, бесшумных акульих поединках у кусачих рыбок, оказавшихся нерасторопнее и мельче. Вернется…
А вот что до клада… Друг Ванюша – золотая голова, прошел лучшую в мире школу делового человека, академию советских аппаратных игр. В «кузнице кадров» хватало и дураков, но многие вышли оттуда волчарами с компьютером в голове. В мире деловых интриг, противоречащих друг другу законов и неисполняемых указов, в бардаке, именуемом «экономикой постсоветского пространства», в мире биржевых котировок, прибылей-убытков, словом, в том самом мире, где сам Данил остается не более чем позавчера спрыгнувшим с дерева туземцем, Иван Кузьмич Лалетин – царь и бог, любое его суждение следует принимать безоговорочно.
Другое дело – мир плаща и кинжала. Вот здесь уже Данил – идеально подогнанный по резьбе шурупчик.
В «пространстве Лалетина» кладов попросту не существует. Господа банкиры и заводчики в такие игры не играют. И не понять им, что такое – предчувствия сыскаря…
Он не смог бы облечь в слова то, что чувствовал. Вполне вероятно, и не было на свете таких слов. Зато была уверенность – что-то все же есть. Клад – не обманка и не болтовня вокруг пустого места. Пусть и Нет пока членораздельных аргументов…
Подумав, он встал и пошел в конец коридора, на «склад». Это была самая обыкновенная комнатка, оставленная свободной на случай, если придется ненадолго складывать разные пустячки, не заслуживающие почетного хранения в подвале, бронированной двери и сложного замка.
На стеллаже – два картонных ящика с газовыми баллонами в полиэтиленовой упаковке, целлофановый пакет с полураздетой девицей (кто-то забрал из буфета продуктовый заказ, ветчинкой явственно попахивает), наплечная кобура с порванной поясной петлей, стопочка глянцевито-ярких каталогов немецкой фирмы, промышлявшей оружием самозащиты, непочатая банка кофе и початый блок «Мальборо». В углу, прямо на полу, – ивлевский компьютер и магнитофон с колонками… а где Будды?!
Данил прилежно потыкался во все углы, как будто фигурки могли самостоятельно убежать за холодильник. И, не тратя времени на чесанье в затылке, признаваемое некоторыми за важный компонент мыслительного процесса, бросился к коменданту. У его третьего этажа был свой комендант (выполнявший, честно признаться, главным образом функции Данилова внутреннего надзирателя и стукача).
Внутреннее расследование, длившееся не больше двадцати минут, выявило простой, как мычание, факт: фигурки Будды пропали бесследно, а за компанию с ними исчез миляга Подснежник, которому сейчас полагалось бы сидеть в кабинете и корпеть над конкретными текущими делами. Часа полтора назад он как ни в чем не бывало покинул здание, и охранники припомнили, что сумка висела у него через плечо, а без специального распоряжения своих на выходе не шмонали.
Он, конечно, не вернется. Такие номера откалывают, чтобы не возвращаться. Данил, как ни странно, ощущал скорее удовлетворение. Что-то: подтвердилось. Хоть он и не понимал, что…
Каретников пожимал плечами раз, наверное, в пятый:
– Тайника в них быть не могло. Просвечивали рентгеном обе. Никаких пустот. Есть, правда, раковины, но это уже дефекты изготовления, определенно массового производства…
– В институт цветных металлов обращались? – хмыкнул Данил.
Верный сподвижник, из-за волнения глухой к любой иронии, пожал плечами в шестой раз:
– Нет, в лабораторию радиозавода. Все-таки наше хозяйство, так было проще и быстрее – по-прежнему режимное, обошлось без лишних вопросов… Я попросил сделать рентгеновские снимки, лежат у меня в столе.
– Материал – бронза?
– Бронза, никаких сомнений. И не лучшего качества. Они наскоблили опилок, сделали спектральный анализ, результаты изложены письменно. Статуэтки вышли из одной мастерской. Эксперт заверяет: на той, что досталась нам уже выпотрошенной, было закрепленное намертво основание, наверняка идентичное «вашей» фигурке. Его сняли, судя по микроследам, от десяти до пятнадцати дней назад. Как он сказал, внутренняя поверхность обеих статуэток все время их существования была защищена от внешних воздействий.
– Консервная банка, другими словами? – сказал Данил.
– Можно и так сказать.
– А возраст этих консервных банок?
– Возраст? – Каретников развел руками. – Вот с определением возраста было посложнее. У нас нет такой аппаратуры. Здесь необходимо…
– Я помню, какая аппаратура необходима, – угрюмо сказал Данил. – Но статуэток у нас уже нет, так что бессмысленно… Нет, ну зачем он спер обе фигурки? И, кстати, вы стопроцентно уверены, что он работал на милицию?
– Георгин его сдал четко. Звание, анкетные данные, круг интересов…
– Перепроверяли?
– Чисто формально. Следуя вашему указанию…
– Да что вы, я вас ни в чем не упрекаю, – сказал Данил. – Ну кто мог подумать… Обстоятельства, правда, имеют пакостное свойство меняться. Займитесь лично. Потревожьте Георгина, дерните за все ниточки, какие только есть.
– Вы подозреваете, что он работал не только на милицию?
– Начинаю я что-то так подозревать, – признался Данил. – Сюрреализм и милиция – две вещи несовместные. А здесь пошел сюрр…
Глава 20
Будни кладоискателей
– Нападение? – спросил Каретников, морща лоб.
– Вряд ли, – сказал Данил. – Автоматная очередь по окнам, граната, нечто в этом роде…
– Где?
– Представления не имею.
Они обменялись напряженными взглядами.
– Я, конечно, дам сигнал на "состояние «Бастион», но гарантии… – пожал плечами Данил.
Не было никаких гарантии. И дивизии в их распоряжении не было. Невозможно угадать, какое из разбросанных по всему городу предприятий «Интеркрайта» подвергнется налету, охрана, конечно, везде поднята на ноги и усилена, насколько возможно. Однако в такой ситуации все козыри у нападающего, только он знает мест о…
– Вы все-таки едете?
– Да, – сказал Данил. – Я беру минимум людей, все равно полдюжины мальчиков в данной ситуации ничего не решают…
– И все остается на мне… Данил усмехнулся:
– На вас, Максим, хлопоты. А ответственность, увы, остается на мне. Это ж я, зная о готовящейся пакости, уехал все же лично руководить не самой важной операцией… Так и будете говорить в свое время.
– Неужели вы думаете…
– Да ничего я не думаю, – сказал Данил. – Просто знаю, что никому не хочется оставаться крайним, вот и все… Такова селяви. Я грустный философ… Сейчас двадцать минут десятого. Инцидент, вероятнее всего, произойдет около десяти, не ровно в десять, но около.
– Насколько я понимаю, вы не хотите, чтобы я выходил с вами на связь, если…
– Боюсь, мне попросту будет некогда, – сказал Данил. – Вам опять написать бумажечку, как в прошлый раз, по поводу бесславно провалившейся операции «Хаджи»?
– Не нужно.
– Благородно с вашей стороны…
– Данила Петрович, можно откровенно?
– Боже мой, мы ж свои люди, затаившиеся наемники партократии…
– Согласитесь, что во всем этом есть какой-то оттенок устройства за казенный счет личных дел…
Данил долго смотрел на Каретникова кроткими глазами газели – пока верный зам не стал нервничать, хоть и старался этого не показать.
– Максим, это уже запредел, я ведь и обидеться могу… – сказал он тихо. – Тут не личные дела, тут контрвербовочная операция в ее классической наготе. Вы профессионал или уже где?
– Я сказал, если помните – оттенок. – Каретников помолчал. – Глупо прикидываться, что у меня нет потаенных желаний – где вы видели заместителя, ни разу не мечтавшего сесть на место начальника? Но я не собираюсь целиться вам в спину, если вы это имеете в виду. И не млею от восторга, глядя, как вы сами загоняете себя в ловушку. Вы все поставили на зеро. На этот клад, которого, быть может, и не существует. Простите, но это имеет кое-что общее с паранойей. Параноик тупо и целеустремленно подгоняет все под свою версию. Его размышления и действия отличаются безукоризненной логикой – вот только исходная посылка с самого начала была неверна… Вы загоняете себя на тот же путь. Ваши действия…
Данил встал и не улыбнулся – просто растянул губы в подобии улыбки:
– Максим, я, право, ценю вашу заботу обо мне, равно как и корпоративную солидарность. На этой мажорной ноте и закончим…
– Вряд ли, – сказал Данил. – Автоматная очередь по окнам, граната, нечто в этом роде…
– Где?
– Представления не имею.
Они обменялись напряженными взглядами.
– Я, конечно, дам сигнал на "состояние «Бастион», но гарантии… – пожал плечами Данил.
Не было никаких гарантии. И дивизии в их распоряжении не было. Невозможно угадать, какое из разбросанных по всему городу предприятий «Интеркрайта» подвергнется налету, охрана, конечно, везде поднята на ноги и усилена, насколько возможно. Однако в такой ситуации все козыри у нападающего, только он знает мест о…
– Вы все-таки едете?
– Да, – сказал Данил. – Я беру минимум людей, все равно полдюжины мальчиков в данной ситуации ничего не решают…
– И все остается на мне… Данил усмехнулся:
– На вас, Максим, хлопоты. А ответственность, увы, остается на мне. Это ж я, зная о готовящейся пакости, уехал все же лично руководить не самой важной операцией… Так и будете говорить в свое время.
– Неужели вы думаете…
– Да ничего я не думаю, – сказал Данил. – Просто знаю, что никому не хочется оставаться крайним, вот и все… Такова селяви. Я грустный философ… Сейчас двадцать минут десятого. Инцидент, вероятнее всего, произойдет около десяти, не ровно в десять, но около.
– Насколько я понимаю, вы не хотите, чтобы я выходил с вами на связь, если…
– Боюсь, мне попросту будет некогда, – сказал Данил. – Вам опять написать бумажечку, как в прошлый раз, по поводу бесславно провалившейся операции «Хаджи»?
– Не нужно.
– Благородно с вашей стороны…
– Данила Петрович, можно откровенно?
– Боже мой, мы ж свои люди, затаившиеся наемники партократии…
– Согласитесь, что во всем этом есть какой-то оттенок устройства за казенный счет личных дел…
Данил долго смотрел на Каретникова кроткими глазами газели – пока верный зам не стал нервничать, хоть и старался этого не показать.
– Максим, это уже запредел, я ведь и обидеться могу… – сказал он тихо. – Тут не личные дела, тут контрвербовочная операция в ее классической наготе. Вы профессионал или уже где?
– Я сказал, если помните – оттенок. – Каретников помолчал. – Глупо прикидываться, что у меня нет потаенных желаний – где вы видели заместителя, ни разу не мечтавшего сесть на место начальника? Но я не собираюсь целиться вам в спину, если вы это имеете в виду. И не млею от восторга, глядя, как вы сами загоняете себя в ловушку. Вы все поставили на зеро. На этот клад, которого, быть может, и не существует. Простите, но это имеет кое-что общее с паранойей. Параноик тупо и целеустремленно подгоняет все под свою версию. Его размышления и действия отличаются безукоризненной логикой – вот только исходная посылка с самого начала была неверна… Вы загоняете себя на тот же путь. Ваши действия…
Данил встал и не улыбнулся – просто растянул губы в подобии улыбки:
– Максим, я, право, ценю вашу заботу обо мне, равно как и корпоративную солидарность. На этой мажорной ноте и закончим…