Бушков Александр Александрович. На то и волки – 2

   – Так вот, – сказал Казимир, – Некоторые начинают вести себя так, словно Батьки нет. Словно его неким чудом растворило в воздухе или подхватило смерчем и унесло на край света, откуда он не скоро доберется назад. Вы понимаете, хороший шахматист всегда рассчитывает на несколько ходов вперед.
   И я с недавнего времени стал замечать, что иные рассчитанные в будущее ходы совершенно не предусматривают существования Батьки как реального, оказывающего воздействия на события и людей фактора. Не предусматривают вообще. Не требуйте от меня конкретных имен – дело не в именах, ситуациях, разговорах и поступках. Тенденция порхает. И понемногу оформляется. Вплотную подходя к формулировке «Есть мнение».
   – Идея овладевает массами? – с усмешкой бросил реплику Данил.
   – Ну, до этой стадии еще не дошло. Никаких масс. Идея, я повторяю, порхает… И откровенно не предусматривает Батьки. Я понятно излагаю?
   – Абсолютно, – сказал Данил.
   Бесполезно и бессмысленно было бы требовать протокольной точности.
   Наверняка ее и не существует, сытенький интриган прав – причем тут имена, поступки и разговоры? Порхает идея. Но что это может быть? До выборов далеко. Никогда не удастся превратить кучку демонстрантов в возмущенные массы. Армия и КГБ, насколько нам известно, лояльны. МВД – тоже. Не может же это быть… А почему не может? Ежели даже у янкесов, почитаемых светочем демократии, не единожды проскакивало…
   – Это, так сказать, теоретическая часть, – продолжал Казимир, убедившись, что Данил не собирается задавать уточняющих вопросов. – Касающаяся главным образом наших палестин. Есть и практическая. Та, что касается вас. Не вас лично, я имею в виду, а вашего «Интеркрайта». В последнее время в наших коридорах опять-таки порхает мнение, будто в свое время некоторые излишне поторопились приглашать вас в инвесторы. Говорят, не только ваше прошлое, но и настоящее гм… изрядно запачкано весьма неблаговидной деятельностью…
   – Интересно, – сказал Данил. – Что-нибудь формулируется точно?
   – Нет. Пожалуй, нет. Тут опять-таки избегают конкретики. Но мнение старательно поддерживается. Начинают говорить даже, что ваши пресловутые инвестиционные проекты – мошенничество чистой воды. Что в России не сегодня-завтра за вас примутся всерьез инстанции, и тогда мы здесь окажемся в дурацком положении, хорошо, если просто скомпрометированными, но что, если еще и понесшими крупные убытки? Некоторые нервничают… Самое прискорбное я начинаю подозревать, что это мнение пытаются довести до президента.
   Дозированно, якобы объективно, по капельке… Есть примеры, когда подобное воздействие, став достаточно массированным, достигало цели…
   Пожалуй, он был искренне озабочен. Без дураков. С уходом из его жизни «Интеркрайта» иссякал и приятно шелестящий ручеек, было о чем сожалеть…
   – Значит, конкретики вы представить не в состоянии…
   – Поверьте, представил бы, если бы мог. Одно вам могу сказать со всей уверенностью: ниточка тянется в белокаменную. В столицу вашей родины, город-герой… Кто-то там чертовски хочет подставить вам ножку – иначе я происходящее просто не могу и объяснить. Некие эмиссары, информационный вброс, мягкое прощупывание и целенаправленное воздействие. Хотя… Вы готовы выслушать мои теоретические абстракции?
   – Сделайте одолжение, – кивнул Данил.
   – По моему глубокому убеждению, это кто-то из новых, – произнес Казимир с ноткой легкого презрения к выскочкам, не прошедшим суровой советской школы. – Из новоиспеченных. Не знаю, поймете ли, но эти комбинации, на мой взгляд, лишены ранешней отточенности, воспитанной ранешним опытом. Положительно, это кто-то из новых…
   – А есть шанс добиться конкретики?
   – Шанс есть всегда, – дипломатично сказал Казимир.
   – Приложите все силы, – сказал Данил. – Вам и карты в руки, с вашим-то неоценимым опытом. С одной стороны, осталось совсем мало времени, кто бы там ни противодействовал, они просто не успеют заплести тропку колючей проволокой и поставить мины. С другой… Слишком легко обрушить в одночасье то, что строилось долго и тяжело. Бывали примерчики, так что вы постарайтесь, одно дело делаем, в одной лодке плывем…
   «Постарается», – подумал он со здоровым цинизмом. Как только распотрошит конвертик и убедится, что нынешний «подарок» потяжелее обычного среднемесячного содержания. А насчет того, что может продать… Рано.
   Продаст, конечно, буде возникнет удобный случай, но до этого еще далеко…
   – И еще одно небольшое дельце… – сказал он небрежно. – На сей раз самого что ни на есть практического характера.
   – Ну, попробуем…
   – Да уж попробуйте, – сказал Данил. – Завтра, в первой половине дня, в вашей почтенной конторе появится вот этот человек, – он показал фотографию. – Мне нужно, чтобы у вас его приняли за крайне серьезного визитера из Москвы.
   Не беспокойтесь, не придется заключать никаких соглашений, не придется давать никаких обещаний, просто… Достаточно широкий круг людей должен поверить, что администрацию президента посетил весомый гость из Москвы. Он пробудет у вас всего несколько часов – после чего навсегда исчезнет, и никто о нем никогда больше не услышит. Но это впечатление, о котором я говорил, должно на несколько дней остаться. Вы можете поспособствовать рождению этой легенды, этого миража и при этом не подставиться слишком явно? Я ни в коем случае не хочу вас подставлять…
   На сей раз собеседник замолчал надолго. Шахматисты наверняка взвыли бы от зависти, проникни они в суть крутившихся под номенклатурной черепушкой комбинаций…
   – Постараюсь вам помочь, – наконец заговорил Казимир. – При некоторой сноровке то, чего вы хотите, можно устроить… так, чтобы остаться в стороне самому.
   Странно, но его сытая физиономия озарилась словно бы неким приятным предвкушением. Вполне может оказаться, у этих есть непонятные прочим стимулы, кроме денег, и оргазм им доставляет плетение интриг само по себе, как вид искусства. Кто знает?
   – Я могу быть вам еще чем-нибудь полезен?
   – Подвезите меня до метро, – сказал Данил.
   …Он проехал две станции, проверяясь, вышел, пересел на встречный поезд, отмахал еще парочку. Оказавшись на поверхности, не спеша пересек улицу, свернул в скверик и опустился на третью от входа скамейку. Время рассчитал точно – до встречи оставалось целых пять минут.
   Володя Валахов появился справа, сел рядом и негромко спросил:
   – Здесь продается бюст Моники Левински работы Церетели?
   – Не заметил что-то, – проворчал Данил. – Откедова такая игривость в тоне?
   Результаты имеете, милый?
   – А как же. Он приходил к Вере.
   – Кто, милый? – переспросил Данил. – Тень отца Гамлета? Ты уж, бога ради, не расхолаживайся. Здесь не курорт, здесь наших мочат…
   – Извините. В двадцать три ноль девять к Вере позвонили. Она спросила через дверь, кто это и, услышав фамилию – или прозвище, я до конца не определил – «Лесь», дверь открыла после некоторых колебаний, выраженных в том числе и вслух. Разговор длился около десяти минут, моего присутствия он не заметил. Запись прилагается. – Он положил в протянутую ладонь Данила крохотную кассетку. – Потом он ушел. Наблюдатели на улице, оповещенные мною посредством условленного сигнала, сфотографировали его, после чего Костя пошел следом… но его за углом дожидалась машина. Номер имеется. Вести наблюдение на наших колесах не смогли, поскольку имели от вас недвусмысленный приказ: оставаться на месте до утра.
   – Вот это уже лучше, – проворчал Данил. – Доклад по всей форме. Ладно, расслабься. Какие у вас впечатления?
   – Это профессионал. Хороший такой, тверденький. Все поведение доказывает.
   Волчара. В одном лопухнулся – меня не обнаружил в соседней комнате, но я там не столбом стоял посреди, а в полной мере ваши уроки использовал…
   Данил разглядывал фотографию: полностью соответствует словесному портрету, нарисованному с грехом пополам Верой. Тот самый вербовщик. Ну вот и познакомились заочно…
   – Это номер его тачки, что дальше?
   – А ничего, – сказал Данил, подумав. – Послушаю пленку, прикину известный предмет к носу, там и решим.
   – Но ведь номер…
   – Я знаю, – прервал Данил. – Номера с такой серией принадлежат здешним оперативным машинам… но это еще ни о чем не говорит. Может, у него зять генерал и этот номерок по блату достался. А то и сам соорудил, бывают такие наглецы, я в собственном прошлом могу припомнить авантюры не хуже… Так что давай без поспешных выводов. Есть дела поважнее. Скажи Лемке, что завтра с раннего утречка придется поработать. На железной дороге меж русской границей и здешней столицей есть всего три места, где останавливается московский скорый. Ромены, Орешковичи и Жабрево. Расстояние, соответственно…

Глава 9
ОЛЛУ ОДЖАК, КЫРЫЛЫ НАДЖАК

   Когда за окнами стемнело, он так и не зажег света, лежал на застеленной постели, глядя, как в бледной полоске света от уличного фонаря, косо падавшей поперек комнаты, извиваются прозрачные клубы табачного дыма.
   Картинка не складывалась. Ничего не получалось. А ведь он имел дело не с хаотической игрой природы, набросавшей на пляже кучу разнокалиберных камешков, а с чем-то рукотворным. Скорее уж перед ним оказалось несколько ведер с разноцветной смальтой – и чистая стена, на которой эти стекляшки по замыслу неведомого художника должны были расположиться в строгом, заранее продуманном порядке, так, чтобы потом любой пентюх глянул и определил: ага, это кентавр, это пальма, а это, изволите видеть, гетерочка, сатира завлекает, шельма…
   Одна беда: художник, сволочь такая, умышленно не озаботился набросать на стене контуры будущей картины. Не хотел он, скот, чтобы замысел просекли до времени.
   Чем больше Данил думал, тем четче оформлялась не столь уж сложная идея: не в недостатке информации дело. И не в его тупости, просто-напросто перед ним оказалось две мозаики. Две головоломки, из которых он поначалу ретиво взялся сложить одну, а это было глубоко не правильно…
   Стоящая идея. И поработать над ней нужно…
   Он распахнул окно, чтобы как следует проветрить изрядно прокуренную комнату, прислушался, подойдя к двери и чуточку ее приоткрыв. Внизу было шумновато – посиделки далеки от финишной прямой, все только начинается…
   Вышел в коридор, постучал в соседнюю дверь. Вошел. Паша старательно вывязывал перед зеркалом шелковый галстук, дорогой, а потому вполне комильфотный: приглушенных тонов, с лошадками и светло-коричневыми полосочками.
   – Это правильно, – сказал Данил, плюхнувшись в кресло и перекинув ногу через подлокотник. – В такой именно «гаврилке» и следует шествовать в респектабельный кабак в сопровождении следователя прокуратуры, пусть даже юного и очаровательного. Успехи есть?
   – Определенные, – скромно сказал Паша. – На Уровне пионерских провожаний.
   Мы что, все же будем через нее что-то ихним правоохранителям вбрасывать?
   – Не знаю, – признался Данил. – Но канал надо держать и лелеять. Вне зависимости от его очарования…
   Он вышел вместе с расфранченным Пашей, на первом этаже свернул вправо, в большую комнату, где имелся лишь стол посреди.
   Хорошо или плохо работает частная фирмочка, крепнет она или хиреет, неизменным остается устоявшийся ритуал советских времен: застолья по поводу и без повода. Западные люди этого не поймут, у них так сроду не принято, а вот славяне, хоть и именуются теперь менеджерами и клерками, с прежней сноровкой будут крошить салаты в устрашающем количестве, гасить окурки в блюдечках и до двух часов ночи посылать гонцов за добавкой, благо нынче эту добавку изыскать не в пример проще…
   Музыки, конечно, не было, как и особенно уж шумного веселья – как-никак поминки, повод не из самых веселых. Однако так уж повелось у славян, что поминки – особенно если на них не присутствует родня безвременно усопшего постепенно все же некую долю веселья обретают: тут вам и анекдотики, и болтовня, и легкий флирт. И правильно, вообще-то. У многих народов испокон веку полагалось на тризнах как раз веселиться…
   Он приостановился на миг, высматривая себе место, но его тут же подхватила под локоток секретарша Ира и прямиком провела на свободное место, меж Тышецким и Оксаной. Очень удачно там оказался свободный стул, можно бы и списать на случайность, но Данил успел заметить, что Ирочку на этот гостеприимный жест подвигла Оксана небрежным, но решительным мановением руки.
   Он сел, и ему тут же набулькали полную стопочку водки. На поминках, как известно, не чокаются, и Данил без церемоний опрокинул в рот стопарик, метнул следом ломтик красной рыбы и отметил, что непринужденно вписался в застолье, никто на него не обратил особого внимания.
   Покосился на Оксану – она, конечно же, была великолепна, темно-синий брючный костюм при некотором напряжении фантазии можно и счесть за намек на траур, если бы не алая ленточка на обнаженной шее, выбивавшаяся из траурных канонов. Ну не посыпать же, в самом деле, главу пеплом…
   Зато Тышецкий идеально соответствовал застолью, созванному по печальному поводу, – в черном костюме, с черным галстуком, ухоженной седой шевелюрой, он даже курил с этакой тоскливой отрешенностью, словно выражал этим должный респект перед той, что приходит за всеми людьми, как выражается мусульманский народ. Массивный серебряный перстень на пальце, старинный «сыгнет», напоминающий скорее кастет, массивный серебряный портсигар с гравированным гербом Топоров – бывший профессор кафедры экономики изо всех сил старался изобразить осанистого пана былых времен.
   Вздор, конечно. Данил, сам происходя из этих мест, в таких вещах разбирался – какая там «прямая линия», у Топоров было столько дальних родственничков, седьмой воды на киселе, что упомнить всех не было никакой возможности, иные шляхтичи сами пахали земельку, как миленькие, повесив на бок для отличия от мужиков вырезанную из жести сабельку, и все сословные различия заключались лишь в том, что мужиков можно было невозбранно пороть, а со шляхтой этого не полагалось… Но, в конце концов, Тышецкий был идеальной представительской фигурой, которую не грех и выпускать в общество, пока такие, как Данил, ворочали грязную работу…
   Поймав взгляд Данила, Тышецкий склонил седовласую главу и с приличествующей скорбью негромко произнес:
   – Это ужасно…
   Данил вяло кивнул. Не было никакого желания вступать в разговор, да потомок славных Топоров и не набивался – Данила он малость побаивался, брала свое извечная интеллигентская робость перед Лубянкой…
   Оксана заботливо налила ему еще стопочку, он подумал и выпил, присмотрелся к ней – не мужским взглядом, а исключительно деловым. Успела поддать, конечно, щечки раскраснелись, но для серьезного разговора годится.
   А откладывать этот разговор не стоит…
   Не подыскав пока что подходящей фразы, способной послужить мостиком, он вынул старинную серебрушку, поставил на ребро и крутанул. Монета звякнула о блюдечко, упала профилем вверх.
   – Можно взглянуть? – Оксана подняла монету двумя пальцами, присмотрелась. – Вы что, тоже ударились в нумизматику?
   – Не совсем, – сказал Данил. – Нашел вот…
   – А она вам дорога как память?
   – Ничуть.
   – Сделайте мне приятное, спрячьте, а? Меня это дома достало. Супруг полагает, мне чертовски интересно будет узнать, чем пражский грош отличается от тымфа, а талер – от гульдена. От этих лекций впору на потолок залезть.
   Хорошо еще, последнее время Климов принимал удар на себя: тоже увлекся, такое впечатление, сядут оба вечером, пивко выставят и тарахтят на птичьем языке – ах, левендалер, ах, боратинки…
   – Выходит, вы все же кое-что усвоили? – спросил Данил.
   – Усвоишь тут, когда три часа зудят в уши… По-моему, эта серебрушка как раз мужнина. Подарочек начинающему.
   Данил внутренне подобрался. Нет, не стал бы Серега тратить драгоценное время на вечернюю болтовню о монетах. Что же, на поверхность вынырнул искомый ключ? Ведь монета-то лежала в потайном карманчике…
   – Уверены?
   – Очень похоже. Монетка не из редких, у моего дражайшего они на столе кучкой валяются… Вам еще налить?
   – А пожалуй что, – сказал Данил. Тышецкий повернулся к нему, чуть приподняв свою стопку, с той же приличествующей случаю скорбью произнес:
   – Безвременная кончина – это особенно печально…
   – Судьба, – сказал Данил, глядя на Оксану. – Оллу оджак, кырылы наджак, как выразился бы ваш папенька…
   – Что?
   – А вы по-турецки не понимаете?
   – Увы…
   – Я тоже не особенно силен. Но парочку пословиц помню. В вольном переводе – чему быть, тому не миновать… Кисмет, сиречь-судьба…
   Что-то изменилось в ее лице, но Данил не понял смысла. Она пожала плечами:
   – А я вот в турецком совершенно не разбираюсь. И в Турции не была ни разу, хотя сейчас уж вроде бы чего проще… Ничуть не воодушевляет историческая родина. Хотя фамилия, быть может, и знатная…
   – Должен вас разочаровать, – сказал Данил. – У турок фамилии появились лишь в двадцатом веке.
   – Ну, это еще ничего не значит, верно? Можно было быть знатным и без всякой фамилии…
   – Тоже верно, – сказал Данил. – Хочется верить, что происходите от пашей или беков, а?
   – А почему бы и нет? Ужасно думать, что твои предки лет этак пятьсот ковыряли землицу… Данила Петрович, мы с вами так и не поговорили касаемо завтрашней пресс-конференции… Почему бы сейчас не обсудить?
   – Ну, в принципе…
   – Пойдемте? – она гибко выпрямилась. Вот все само по себе и уладилось…
   Шагая за ней следом, Данил успел перехватить чей-то насмешливый взгляд с другого конца стола, но это его нисколечко не задело. Пусть себе думают, что хотят, лишь бы в качестве объектов разработки не подворачивались и хлопот не прибавляли…
   – А сплетни не пойдут? – усмехнулся он, когда они поднялись на второй этаж.
   Оксана остановилась, повернулась к нему:
   – О репутации заботитесь?
   – Не особенно, – хмыкнул он. – Даму не хочется компрометировать.
   – Рыцарь вы наш… Вопрос можно? Почему вы даже здесь ходите в этих дурацких очках? Они ж у вас с простыми стеклами… и прическа дурацкая, совершенно вам не идет. Хотите, причешу как следует?
   – Нам нужно серьезно поговорить…
   – А кто спорит? – усмехнулась Оксана.
   – Мне кажется…
   – Глупости, – отрезала она. – Чтобы совершенно сбиться с делового настроя, мне нужно выпить раз в пять больше, а я пока что исключительно пригубливала… Ну, показывайте ваше логово. Выпить, надеюсь, найдется?
   – Был где-то коньяк, – проворчал Данил, извлекая бутылку из шкафа.
   – Зажгите настольную лампу, а верхнего света не надо, ладно? Создайте должную атмосферу для секретов и роковых тайн…
   – А что, грядут роковые тайны? – серьезно спросил Данил, наклоняя бутылку над немаленьким бокалом.
   – Как знать, как знать. Учитывая, что любая женщина сама по себе роковая тайна. – Оксана положила указательный палец на горлышко бутылки и держала, пока бокал не наполнился до краев. – Не сквалыжничайте, голова у меня крепкая… Видите, отпиваю глоточек, и не более того.
   – Да бога ради, – проворчал он. – Как выражался классик, кушайте чаю сколько влезет и даже можете домой взять…
   Оксана отпила еще глоточек, устроилась на диване и вытянула ноги:
   – Вы не снимете с меня туфли?
   Данил подошел, расстегнул субтильные ремешки, снял узенькие туфельки и аккуратно поставил их рядом с диваном.
   – Благодарю вас, – церемонно раскланялась Оксана. – Теперь, если вас не затруднит, расстегните мне верхнюю пуговицу, здесь душновато.
   – Пардон, на брюках или на жакете? – спросил он совершенно нейтральным тоном.
   – На жакете, конечно.
   Данил наклонился к ней и преспокойно расстегнул.
   – Следующую.
   Он выполнил просьбу с бесполым равнодушием, словно вскрывал конверт.
   – Садитесь вон туда, – сказала Оксана. – Можно, я положу ноги вам на колени?
   – Сделайте одолжение, – кивнул Данил. И с расстановкой принялся выпускать дым, посмеиваясь про себя. Молчание затягивалось, он все так же с отсутствующим видом дымил, откинувшись на мягкую спинку и не чувствуя ни малейшей неловкости из-за затянувшейся паузы, наоборот.
   – Господи ты боже мой! – фыркнула Оксана. – Вас что, так уж и нереально вывести из себя?
   – Интересный вопрос, – сказал он без всяких эмоций. – Пожалуй что можно. Но только не стандартным набором шаловливых дамских капризов.
   – А вы, часом, не педик?
   – Ничуть, – сказал он спокойно. – Но и не сексуально озабоченный юнец. Я на службе, Оксана Моллаховна. Неужели всерьез думаете, что я так и кинусь, пыхтя и сопя, совлекать с вас одежды? Я в жизни расстегнул чертову уйму женских пуговиц и снял немало туфелек, но это всегда было только в тот прекрасный миг, когда я начисто был свободен от дел…
   – А я…
   – А вы умнее, чем прикидываетесь, – сказал Данил. – Это ж ясно. Можете вы мне с ходу ответить на парочку вопросов? Почему вы решили, что в вашем кабинете могут быть микрофоны? Откуда вообще такое убеждение?
   – А если я сейчас запущу в вас бокалом, встану и уйду? – спросила Оксана, впрочем, без скандальных ноток в голосе. – Неужели думаете, трудно будет отыскать новую работу в этом городе? Не столь уж… Запустить?
   – Только не бокалом, – сказал Данил. – Ненавижу подбирать осколки стекла.
   Да и одежда спиртным вонять будет.
   – Ну, в таком случае – даю вам легонькую пощечину и гордо ухожу?
   – Не выйдет.
   – Интересно, почему?
   – Сам не знаю, – сказал Данил. – Я еще не понял, что мешает вам так именно и поступить… но что-то мешает. Вы не должны сердиться на меня. Я ничего плохого вам не сделал, ни прямо, ни косвенно. Меж тем у вас проглядывает нотка наигранной злости… Климов вас чем-то обидел? Но причем здесь я?
   – Причем? – Оксана гибко извернулась, сбросила ноги с его колен, мимоходом отставила бокал на столик и, скрипнув плотным шелком костюма, придвинулась вплотную, окутав облачком из аромата дорогих духов и чистой, свежей кожи. – Вы-то как раз и причем. Очень даже, пан Черский. Вы ведь всем заправляете, верно? Это ваши люди здесь у нас суперменствуют… точнее, кое-кто в прошедшем времени… Я о Климове. Хотите откровенно, не по-женски? Я – молодая, здоровая баба, при всем моем, смею думать, уме и, искренне надеюсь, деловой хватке мне иногда нужно, чтобы нормальный здоровый мужик разложил на постели и затрахал до звона в ушах… а главное, чтобы это происходило чаще, чем раз в месяц или даже неделю… Тут есть какое-то извращение?
   – Нет.
   – Великодушно благодарю за понимание… Так вот, мне в жизни попадались и плохие любовники, и неумелые, и даже один альфонс современного розлива, который пытался решать финансовые проблемы за мой счет. И по физиономии от мужика получала о, единожды… Это опять-таки нормально, жизненный опыт, он же сексуальный. Но я впервые столкнулась с ситуацией, когда мужчина меня использует не в финансовом плане, не в сексуальном, не в житейском… Даже не знаю, как это назвать… Ситуация, когда ты служишь вывеской-прикрытием для занятого своими делишками промышленного шпиона.
   – Климов?
   – Ага. Этакая удобная декорация. «Глядите, люди, я блядую!» «Все видели?»
   А на самом деле сей супермен вышмыгивает из моей постели в удобный момент и мчится делать дело…
   – Можно нескромный вопрос? Только без швырянья бокалами.
   – Валяйте, – фыркнула она, еще не остывши.
   – Искомое удовольствие получали? До звона в ушах?
   – Ну, большей частью…
   – Опять-таки, откуда такая злость? – спокойно спросил Данил. – Только из-за осознания того, что вас использовали в виде декорации? Не очень верится. Раз вы для себя не ищете глубоких чувств а-ля Анжелика, то и от партнера их наверняка не ждете. Ну не романтическая ж вы школьница, в самом-то деле? Вот, держите ваш бокал, закурите… Успокойтесь немножко, ладно? В чем проблема?
   Оксана отхлебнула коньяка, поперхнулась, по-детски промокнула губы тыльной стороной ладони. Данил терпеливо ждал, поднеся ей зажигалку.
   Возбуждение охотника на тропе легонько пульсировало в висках размеренными толчками крови.
   – Я боюсь, – наконец призналась она со вздохом. – Серьезно. Вокруг что-то неприятное заворачивается.
   – Думаете, он не просто так утонул?
   – Думаю, подозреваю.
   – Он вас во что-то такое посвящал?
   – Да как сказать…
   – Неподходящий оборот речи, – сухо сказал Данил. – Человек либо знает точно, либо нет. Для страха должны быть серьезные основания. Вы, может быть, расскажете подробнее? Лично я вас ни во что не втравливал… и не давал таких распоряжений. И так уж теперь повернулось, что защитить вас могу только я. Ну что поделать – получилось так… Можно ругать меня последними словами, можно швыряться туфельками и бокалами – но что вы этим исправите?
   Вы ж умница…
   – Дура, – огрызнулась она. – Раньше следовало обеспокоиться… Но кто мог подумать?
   – Рассказывайте, Оксана, – сказал он мягче. – Будем думать, как вас вытаскивать… если только и в самом деле у страхов есть основание.
   – Есть, будьте уверены.
   – Итак? Соберитесь с мыслями, я не тороплю…
   – Только извините уж, если чем шокирую…
   – Нереальная задача – меня шокировать, – признался Данил.