Страница:
– А хрен его знает, – честно признался Данил. – Сомневаюсь, что я вообще когда-нибудь знал.
– Прекрасно. Интеллигенты тем более не обременены точным знанием географии. А вот то, что слава их могучего Народного фронта докатилась аж до знойной жаркой Африки, прямехонько до республики Котт-Гранжер, их заставит испытать такой оргазм, что ни единого въедливого вопроса не дождешься…
Видишь во всем этом какие-то изъяны?
– Пожалуй, нет, – добросовестно подумав, сказал Данил. – Однако ушки держи на макушке. Я тебе с ходу могу назвать полдюжины сопредельных и отдаленных держав, которые подпитывают «возняков» и денежкой, и техникой, а значит, и агентуру свою к ним давно инфильтровали…
– Я тебе эти державы и сам назову… Не бери в голову. За то ты мне и платишь, чтобы я рисковал жопой. Ну, а моя забота – отработать денежки, уберегши при этом жопу… Короче, тебе нужно что-то конкретное?
– Трудно сказать, – признался Данил. – Не знаю пока. Расклад такой: против нашей фирмы здесь начали работать. Люди – наши люди, я имею в виду – гибнут при загадочных обстоятельствах, исчезают бесследно, перевербовываются непонятно кем. При этом народофронтовская пресса, стараясь не делать этого слишком явно, организовала нехилый наезд. В самое ближайшее время через наши структуры сюда должны пойти хорошие деньги… Я ничего пока толком не знаю, но обязан подозревать, что кто-то хочет этому помешать. Вот и все, что тебе надо знать, ты же и сам не стремишься знать больше?
– Разумеется, – сказал Франсуа. – Чем меньше знаешь, тем крепче спишь и дольше живешь… Деньги, значит, хорошие?
– Более чем. Ох, более чем…
– Понятно. Значит, мне следует закинуть невод в здешние сточные воды и трудолюбиво исследовать улов, не обращая внимания на амбре… Так?
– Так, – Данил достал из сумки пакет, который Франсуа тут же ловко убрал в «дипломат». – Здесь все, что мои ребята накопали в прессе, кое-какие схемы и построения. И аванец, конечно. В гостиницу, извини за черствость, устраивайся сам – чем меньше мы с тобой будем общаться, тем лучше. Связь сейчас тщательно обговорим, просчитаем все возможные варианты. И, я тебя умоляю, вывернись вон из кожи…
– Кстати, о коже. Мне, не исключено, понадобится помощник с самым что ни на есть белым цветом кожи. Самому не всегда удобно крутить чисто оперативные дела…
– Сделаем, – кивнул Данил. – Ты поосторожнее там…
– Что это с тобой? Не припомню, чтобы ты столь трогательно напоминал об осторожности.
– Стареем, – усмехнулся Данил.
Глава 6
Глава 7
– Прекрасно. Интеллигенты тем более не обременены точным знанием географии. А вот то, что слава их могучего Народного фронта докатилась аж до знойной жаркой Африки, прямехонько до республики Котт-Гранжер, их заставит испытать такой оргазм, что ни единого въедливого вопроса не дождешься…
Видишь во всем этом какие-то изъяны?
– Пожалуй, нет, – добросовестно подумав, сказал Данил. – Однако ушки держи на макушке. Я тебе с ходу могу назвать полдюжины сопредельных и отдаленных держав, которые подпитывают «возняков» и денежкой, и техникой, а значит, и агентуру свою к ним давно инфильтровали…
– Я тебе эти державы и сам назову… Не бери в голову. За то ты мне и платишь, чтобы я рисковал жопой. Ну, а моя забота – отработать денежки, уберегши при этом жопу… Короче, тебе нужно что-то конкретное?
– Трудно сказать, – признался Данил. – Не знаю пока. Расклад такой: против нашей фирмы здесь начали работать. Люди – наши люди, я имею в виду – гибнут при загадочных обстоятельствах, исчезают бесследно, перевербовываются непонятно кем. При этом народофронтовская пресса, стараясь не делать этого слишком явно, организовала нехилый наезд. В самое ближайшее время через наши структуры сюда должны пойти хорошие деньги… Я ничего пока толком не знаю, но обязан подозревать, что кто-то хочет этому помешать. Вот и все, что тебе надо знать, ты же и сам не стремишься знать больше?
– Разумеется, – сказал Франсуа. – Чем меньше знаешь, тем крепче спишь и дольше живешь… Деньги, значит, хорошие?
– Более чем. Ох, более чем…
– Понятно. Значит, мне следует закинуть невод в здешние сточные воды и трудолюбиво исследовать улов, не обращая внимания на амбре… Так?
– Так, – Данил достал из сумки пакет, который Франсуа тут же ловко убрал в «дипломат». – Здесь все, что мои ребята накопали в прессе, кое-какие схемы и построения. И аванец, конечно. В гостиницу, извини за черствость, устраивайся сам – чем меньше мы с тобой будем общаться, тем лучше. Связь сейчас тщательно обговорим, просчитаем все возможные варианты. И, я тебя умоляю, вывернись вон из кожи…
– Кстати, о коже. Мне, не исключено, понадобится помощник с самым что ни на есть белым цветом кожи. Самому не всегда удобно крутить чисто оперативные дела…
– Сделаем, – кивнул Данил. – Ты поосторожнее там…
– Что это с тобой? Не припомню, чтобы ты столь трогательно напоминал об осторожности.
– Стареем, – усмехнулся Данил.
Глава 6
ХАНУМ ОКСАНА
Сдается, он оказался неплохим актером – со своей унылой мордой преждевременно одряхлевшего язвенника, дурно скроенным костюмом и понурой сутулостью. В автобусе, едва он вошел, с сиденья вспорхнуло юное создание женского пола (невинная мордашка первоклассницы и вполне женская фигурка) и громко, как полагалось благовоспитанной пионерке былых времен, предложило:
– Садитесь, дедушка!
Звонко это прозвучало, со всей возможной юной безжалостностью. Что тут сделаешь? Данил без церемоний поблагодарил добрую самаритянку, уселся, прикрыл глаза. Пытался в десятый раз прокрутить в уме собственные действия и оценить, все ли было сделано правильно.
Получалось, что – все. Кто бы им ни противостоял – ревнивый обожатель Оксаны Башикташ, не гнушавшийся откровенным криминалом, или неизвестный конкурент, – в данной ситуации именно так и следовало поступать. Во-первых, всегда в таких случаях нужно действовать, исходя из самого худшего варианта.
Подозревать самое скверное. Если перебдишь, ухмылочки за спиной – дело десятое. Значительно страшнее-недобдить.
И второе… Так следует работать и впредь: в глухой конспирации, будто Штирлиц в тылу врага" опираясь исключительно на своих «нелегалов» и здешних знакомых, не входящих в систему. Он на многие кнопки мог бы нажать здесь совершенно легально, задействовать и здесь, и в столице людей, по влиянию и значимости даже превосходивших генерала Басенка, но сие противоречило бы не просто деловой этике – правилам игры. На то ты и поставлен главным волкодавом «Интеркрайта», чтобы справляться собственными силами, а за помощью обращаться лишь при крайней нужде…
До «Клейнода» он добрался, опять-таки не отягощенный топтунами.
Учрежденьице, не подозревая о своем истинном – и единственном – грядущем предназначении, работало в обычном ритме. На Данила, откровенно говоря, не обратили и внимания, многие его попросту не знали. План действий был продуман заранее. Поговорив с Бесединым минут десять, Данил немного повисел на телефоне и, узнав, что «груз 200», то есть рефрижератор в сопровождении вооруженной охраны, благополучно прибыл в столицу, слегка расслабился.
Самую чуточку. Не больше, чем на одно деление. Расслабиться, скажем, на два деления не позволял примечательный фактик: с помощью нехитрого, заранее обговоренного словесного кода Довнар сообщил, что за ними какое-то время тащилась машина, выполняя, вне всякого сомнения, функции хвоста…
Повесив трубку, он пытливо осмотрел в зеркале свою унылую физиономию, вышел в коридор и вразвалочку направился к двери, украшенной табличкой «менеджер по связям с общественностью». Открыл ее без стука – какие формальности в учреждении в рабочее время – и, убедившись, что хозяйка пребывает в одиночестве, вежливо осведомился:
– Простите, не помешал?
– Не помешали, – обнадежила хозяйка, послав ему безликую профессиональную улыбку. – Вы из трансагентства?
– Отнюдь, – сказал он, садясь. – Я из Сибири, из головного, так сказать, предприятия, Черский моя фамилия, по паспорту, вы только не смейтесь, Данила, а по отчеству Петрович…
– Ого! – Какой-то миг казалось, что она по-мальчишески вдруг присвистнет. – Мне встать в знак почтения?
– Да что вы, дамам вроде бы и не положено…
– Данила Петрович… – протянула она. – Смеяться я не буду, я и сама по паспорту – Оксана Моллаховна. Ужас, верно?
Данил откровенно ее разглядывал, прежде всего, она вовсе не производила впечатления убитой горем, что для ветреной красотки, которую иные обзывают вовсе уж непечатно, в общем, объяснимо… Самую чуточку перефразируя классика, можно сказать: перед ним сидела совершеннейшая красавица. Вместо роскошной косы, правда, роскошные распущенные волосы, а вот ресницы и в самом деле стрельчатые, а уж синие глазищи… черные волосы и синие глаза сочетание, будоражащее кровь, можно приревновать и наделать глупостей. Из-за такой вот – можно.
– Может, мне встать и повернуться вправо-влево? – спросила она с самым невинным видом.
– Зачем?
– Вы с меня прямо-таки мерку взглядом снимаете…
– А вдруг – раздеваю? – усмехнулся он.
– Да нет, – серьезно сказала она. – Именно мерку снимаете, когда взглядом раздевают, глаза совершенно другие… Каков же итог?
– Стараетесь показать, что вы чертовски независимы, – сказал Данил. – В чем истоки и корни, понятно – хороший специалист, да еще с вашей внешностью, без работы долго не останется. Про вас говорили, что вы хороший специалист…
– А у вас что, к независимым женщинам какое-то особое отношение? С ноткой негатива?
– Помилуйте, – сказал Данил. – Независимые женщины мне всегда нравились:
Маргарет Тэтчер там, миледи Винтер… Знаете, я просто раздумываю, с чего начать…
– А это зависит от того, что вам про меня наговорили.
– Почему непременно «наговорили», а не «рассказали»?
– Ох, да знаю я наши злые язычки, частная фирма кое в чем от коммунальной кухни мало отличается…
– Это точно, – философски сказал Данил. – Итак, Оксана… вас нужно называть по отчеству?
– Совсем не обязательно. Я от родителя не отрекаюсь, с чего бы вдруг, но все равно звучит и в самом деле смешно… Хватит с меня школьных дразнилок. – Она наигранно вздохнула, без нужды одернула строгий красный жакетик в черный горошек.
У Данила понемногу стало складываться впечатление, что под этим жакетиком либо ничего нет, либо наличествует самый минимум. Но главное, конечно, в другом. Ее стол чертовски похож на климовский – ничего лишнего, только то, что необходимо в данный момент, и вообще, если не знать заранее, что кабинет принадлежит женщине, ни за что этого не определишь при простом беглом осмотре. Никаких посторонних безделушек, даже сумочки не видно – видимо, лежит в шкафу. Стандартное обиталище делового человека, не имеющего на службе ни пола, ни возраста. Что ж, девочка непроста…
– Итак, Оксана… – произнес Данил нейтральным тоном. – Скажите-ка, вы ждете неприятных вопросов?
– Конечно.
– Почему?
– Ой, да не играйте вы в прятки! – досадливо поморщилась она. – Я о вас чуточку наслышана. Вы из безопасности или как там это называется… Хотя, конечно, судя по Сереже Климову и этому… – она на миг замолчала, – называется это как-нибудь нейтрально. Второй отдел, второе бюро, «общие вопросы» и «исследования»… И вам непременно Должны были открыть глаза на наши с Сергеем отношения. Так что вы с меня начали, а?
– Люблю я умных женщин, – сказал Данил. – И боюсь я умных женщин.
Подсознательно. Как всякий мужик… Так вот, что касается взаимоотношения полов. Месткомов давно уже простыл и след, а потому меня совершенно не интересует, чем занимаются взрослые люди в постели. Меня интересует другое: влияют ли в данном и конкретном случае постельные отношения на все прочее.
– То есть?
– Погиб человек, – сказал Данил. – Обстоятельства, мягко скажем, странноватые. Многое я за ним знал, но не было у него привычки в пьяном виде лазать по водоемам…
Он осекся: черноволосая красавица, выразительно на него глядя, приложила палец к губам. Ах, вот даже как… Мгновенно сориентировавшись, Данил продолжал, ничуть не сбившись:
– Да и в трезвом виде недолюбливал он воду…
Оксана тем временем что-то лихорадочно писала на нервом попавшем под руку листочке. Толкнула его ногтем через стол Данилу. Он моментально прочитал единственную строчку, написанную твердым, разборчивым почерком.
«Не здесь. Потом. Позже».
Глядя ей в глаза, Данил многозначительно покрутил пальцем вокруг правого уха. Когда она кивнула с облегченным вздохом, мысленно выругался и произнес самым нормальным тоном:
– Но это, если подумать, еще не предмет для немедленных допросов. В конце концов, в прокуратуре не сообщили ничего такого, что заставило бы меня подозревать уголовщину.
– Вот и не надо копаться в моем белье, – сказала Оксана. – Если нет на то особой необходимости.
А взглядом меж тем показывала на бумажку в руке Данила.
– Пожалуй что нет, – сказал он, подыскивая нужные обороты. – Но я теперь, сами понимаете, опрашиваю всех подряд…
– А вам не кажется, что проще поговорить с женой, нежели с… любовницей?
– Говорил уже, – сказал Данил. – Тут, знаете ли, кроется еще один камень преткновения. Вы слышали про вчерашние события в климовской квартире?
– Еще бы. С самого утра приходили из КГБ… Говорили главным образом с Багловским, но и остальных мимоходом порасспросили – не было ли у Климова привычки держать на столе гранаты или прогуливаться во дворике с автоматом наперевес… В таком примерно ключе, – она фыркнула, кажется, без всякого наигрыша.
– Об этом-то и разговор… – сказал Данил. – Вы, Оксана, – здешняя связь с общественностью номер один. А поэтому не можете не знать, что пишут о фирме иные газетки…
Пытливо взглянул на нее, но она не подала никаких знаков. Похоже, эта тема, по ее мнению, могла обсуждаться и при наличии гипотетических «жучков».
– Глупости, – пожала она плечами. – Кто эти газетки читает…
– И все-таки. Кое-какое мнение может сформироваться. У определенного процента читателей.
– Вас что, волнует этот процент? – досадливо поморщилась она. – Знаете, это для меня больной вопрос, у меня благоверный как дитятко играет во все эти фронты, да и его сестрица тоже… А потому проблема знакома не понаслышке, несерьезно все это, Данила Петрович.
– И тем не менее, – настойчиво продолжал он. – Должна быть какая-то тактика противодействия…
– А почему вы решили, что такой тактики нет? – серьезно спросила Оксана. – Давно отработана тактика… Продемонстрировать?
– Сделайте одолжение, – кивнул он, заинтересовавшись.
Оксана, бросив на него лукавый взгляд, вышла из-за стола. Лишь теперь обнаружилось, что строгий, напрочь деловой жакетик сочетается с малиновой юбкой-недомеркой, расклешенной и оттого колыхавшейся при каждом движении.
– Теперь сосредоточьтесь, Данила Петрович, и представьте, что вы – это вовсе не вы, а дюжина шустрых мальчиков, газетчиков новейшей формации, созванных на пресс-конференцию, – сообщила Оксана с лукавой улыбкой.
– Представил, – сказал он без улыбки. Она присела на короткий диванчик в углу, закинула ногу на ногу, отчего юбка стала вовсе уж предельно символической, обворожительно улыбнулась и с выверенной насмешкой начала:
– Господа, неужели вы всерьез полагаете, что мы будем это комментировать?
Ну разумеется, разумеется! Целая гора оружейного плутония валяется у нас в подвале, пьяные, как водится, грузчики ворочают его лопатами так, что пыль стоит столбом, а нейтроны разлетаются по всему двору, мерзко пищат и светятся… – Она выпрямилась, как струнка, ухитрилась вроде бы мимолетным движением пальцев одернуть жакетик так, что он обтянул все, достойное внимания. – И, конечно же, каждый, у кого зрение в порядке, тут же определит, что я – классическая жертва радиации. Безусловно, именно так и выглядят радиоактивные мутанты. Вы согласны? – И состроила жалобную гримаску: Господа, ну неужели у вас нет более серьезных занятий, чем читать эти газетенки? Ну что тут прикажете комментировать?
И развела руками с видом оскорбленной невинности. Данил пару раз беззвучно хлопнул в ладоши.
– Вот так, – не без гордости сказала Оксана. – Между прочим, действует безотказно. Присутствующие похохатывают, пытаясь в то же время определить, что у меня под жакетом, а потом наперебой просят у меня телефончик и независимо от того, отошьют их или нет, впоследствии пишут обо всех выдумках народофронтовцев с должной издевкой. Могу показать вырезки, у меня здесь подшито все, что касается «Клейнода»…
– А что делают газетчики женского пола? – по-деловому поинтересовался Данил. – С их-то подсознательной завистью к посторонней красавице?
Затмевающей, бьюсь об заклад, иных репортесс?
– Нормальные газетчики женского пола – особы молодые, эмансипированные и тоже отнюдь не уродки. А потому демократы их мало привлекают – они ж, как на подбор, лишены того мужского начала, какое только и способно взволновать эмансипированных особ…
– Здорово и лихо, – констатировал Данил. – Значит, все сводится к голому фрейдизму?
– Ну, далеко не все, однакож тактика, могу вас заверить, беспроигрышная.
С одной стороны – зацикленные старые мальчики, сыплющие лозунгами и штампами, с другой – неглупая, смею думать, и в меру циничная особа с острым язычком… – Она прищурилась. – А вы не смеетесь… Это мне нравится.
– Помилуйте, – сказал Данил серьезно. – Зачем же смеяться, если эта тактика, как вы заверяете, себя полностью оправдывает? Нужно и дальше ее эксплуатировать без всякого смеха…
В дверь деликатно постучали, и показалась озабоченная физиономия Паши Беседина. Данил поднялся:
– Извините, Оксана, дела…
Послал ей многозначительный взгляд, помахав в воздухе той самой записочкой, быстренько вышел в коридор, тихо приказал:
– Проверишь насчет «ушей», – и показал большим пальцем за плечо, на дверь только что покинутого им кабинета. – Что стряслось?
– Там к вам приехали… – со странным выражением лица сказал Паша и от дальнейших комментариев воздержался.
Шагая за ним следом, Данил пытался в темпе обмозговать весьма интересную мысль: почему Красавина Оксана боится микрофонов? Точнее говоря, почему ей вообще пришло в голову, что в ее кабинете могут оказаться микрофоны? Только потому, что она неглупа? Да нет, должны быть более серьезные причины…
Он энергично распахнул дверь, с кресла в углу неторопливо поднялся человек лет тридцати пяти, в штатском, с неброским лицом субъекта определенной профессии. Не представившись, спросил негромко:
– Здесь можно говорить… свободно?
– Можно, – сказал Данил. – Нужно, чтобы… – сделал выразительный жест, указав на Пашу.
– Желательно.
Данил кивнул, и Паша молча вышел.
– Товарищ генерал-лейтенант считает, что вам имеет смысл взглянуть… – с расстановочкой произнес гость, ухитрившийся так и не представиться.
Расстегнул свою желтую папочку, вынул несколько больших черно-белых снимков и, не выпуская из рук с профессиональной сноровкой, развернул веером, показал Данилу:
– Этого человека вы, случайно, не знаете? Данил всмотрелся – и почувствовал, как сердце мерзко ворохнулось в груди. Стандартные снимки, сделанные, судя по всему, ночью, с сильной фотовспышкой, стандартная мерная линейка, а здесь в кадр попал носок форменного сапога…
– Знаю, – медленно произнес Данил. – И не случайно. Это – Кирилл Николаевич Ярышев, работник фирмы «Интеркрайт», некоторое время назад командированный в наш здешний филиал, то бишь «Клейнод»…
– И он, насколько я понимаю, выполнял те же функции, что и покойный гражданин Климов? Данил, поразмыслив пару секунд, молча кивнул.
– Я думаю, в ближайшее время будут проведены допросы по всей форме….так же негромко сообщил безымянный гость.
– Где его нашли?
– На тракте Калюжин-Жодино. Примерно в трех километрах от Калюжина.
Характер травм вроде бы указывает на обыкновенный наезд, совершенный автомобилем неизвестной марки… однако при вскрытии обнаружен след ножевого ранения. Одного-единственного. Ранение было нанесено под левую лопатку и, несомненно, оказалось смертельным.
– А потом его кинули под колеса…
– Не обязательно, – мотнул головой незнакомец. – Мог просто лежать на дороге. Дорога проселочная, неосвещенная, водитель, чего доброго, решил, что переехал пьяного, задавил насмерть, – и рванул с места происшествия. Машину, конечно, ищут, но найти ее будет трудновато… Отпечатки протектора нечеткие, их пока что не идентифицировали.
– При нем что-нибудь нашли?
– Совершенно ничего. Ни даже спичечного коробка…
– Он не курил, – устало уточнил Данил.
– Я для примера… Совершенно ничего. Следствие в числе прочих рассматривает и версию об ограблении. – Он аккуратно сложил фотографии в папочку и педантично застегнул ее на «молнию». – В общем, Данила Петрович, генерал просил вам передать… Не нужно заниматься самодеятельностью.
– Понимаете…
– Извините, я просто выполняю поручение, а потому абсолютно не уполномочен что бы то ни было понимать, – совсем уж сухо отрезал незнакомец. – Мне поручено передать, чтобы вы не увлекались самодеятельностью. Остальное будет происходить согласно заведенному порядку. Простите, мне пора.
Он коротко кивнул и прошел мимо Данила к двери. Данил длинно, шумно выдохнул сквозь зубы. Из глубин сознания поднималась слепая ярость. И он, чтобы не поддаться этому вреднейшему из чувств, побыстрее заглушить его работой, дернул на себя дверь, поманил Пашу. Взял его двумя пальцами за лацкан пиджака и произнес с расстановкой:
– Слушай внимательно, не переспрашивай, ничему не удивляйся. Делаем так…
– Садитесь, дедушка!
Звонко это прозвучало, со всей возможной юной безжалостностью. Что тут сделаешь? Данил без церемоний поблагодарил добрую самаритянку, уселся, прикрыл глаза. Пытался в десятый раз прокрутить в уме собственные действия и оценить, все ли было сделано правильно.
Получалось, что – все. Кто бы им ни противостоял – ревнивый обожатель Оксаны Башикташ, не гнушавшийся откровенным криминалом, или неизвестный конкурент, – в данной ситуации именно так и следовало поступать. Во-первых, всегда в таких случаях нужно действовать, исходя из самого худшего варианта.
Подозревать самое скверное. Если перебдишь, ухмылочки за спиной – дело десятое. Значительно страшнее-недобдить.
И второе… Так следует работать и впредь: в глухой конспирации, будто Штирлиц в тылу врага" опираясь исключительно на своих «нелегалов» и здешних знакомых, не входящих в систему. Он на многие кнопки мог бы нажать здесь совершенно легально, задействовать и здесь, и в столице людей, по влиянию и значимости даже превосходивших генерала Басенка, но сие противоречило бы не просто деловой этике – правилам игры. На то ты и поставлен главным волкодавом «Интеркрайта», чтобы справляться собственными силами, а за помощью обращаться лишь при крайней нужде…
До «Клейнода» он добрался, опять-таки не отягощенный топтунами.
Учрежденьице, не подозревая о своем истинном – и единственном – грядущем предназначении, работало в обычном ритме. На Данила, откровенно говоря, не обратили и внимания, многие его попросту не знали. План действий был продуман заранее. Поговорив с Бесединым минут десять, Данил немного повисел на телефоне и, узнав, что «груз 200», то есть рефрижератор в сопровождении вооруженной охраны, благополучно прибыл в столицу, слегка расслабился.
Самую чуточку. Не больше, чем на одно деление. Расслабиться, скажем, на два деления не позволял примечательный фактик: с помощью нехитрого, заранее обговоренного словесного кода Довнар сообщил, что за ними какое-то время тащилась машина, выполняя, вне всякого сомнения, функции хвоста…
Повесив трубку, он пытливо осмотрел в зеркале свою унылую физиономию, вышел в коридор и вразвалочку направился к двери, украшенной табличкой «менеджер по связям с общественностью». Открыл ее без стука – какие формальности в учреждении в рабочее время – и, убедившись, что хозяйка пребывает в одиночестве, вежливо осведомился:
– Простите, не помешал?
– Не помешали, – обнадежила хозяйка, послав ему безликую профессиональную улыбку. – Вы из трансагентства?
– Отнюдь, – сказал он, садясь. – Я из Сибири, из головного, так сказать, предприятия, Черский моя фамилия, по паспорту, вы только не смейтесь, Данила, а по отчеству Петрович…
– Ого! – Какой-то миг казалось, что она по-мальчишески вдруг присвистнет. – Мне встать в знак почтения?
– Да что вы, дамам вроде бы и не положено…
– Данила Петрович… – протянула она. – Смеяться я не буду, я и сама по паспорту – Оксана Моллаховна. Ужас, верно?
Данил откровенно ее разглядывал, прежде всего, она вовсе не производила впечатления убитой горем, что для ветреной красотки, которую иные обзывают вовсе уж непечатно, в общем, объяснимо… Самую чуточку перефразируя классика, можно сказать: перед ним сидела совершеннейшая красавица. Вместо роскошной косы, правда, роскошные распущенные волосы, а вот ресницы и в самом деле стрельчатые, а уж синие глазищи… черные волосы и синие глаза сочетание, будоражащее кровь, можно приревновать и наделать глупостей. Из-за такой вот – можно.
– Может, мне встать и повернуться вправо-влево? – спросила она с самым невинным видом.
– Зачем?
– Вы с меня прямо-таки мерку взглядом снимаете…
– А вдруг – раздеваю? – усмехнулся он.
– Да нет, – серьезно сказала она. – Именно мерку снимаете, когда взглядом раздевают, глаза совершенно другие… Каков же итог?
– Стараетесь показать, что вы чертовски независимы, – сказал Данил. – В чем истоки и корни, понятно – хороший специалист, да еще с вашей внешностью, без работы долго не останется. Про вас говорили, что вы хороший специалист…
– А у вас что, к независимым женщинам какое-то особое отношение? С ноткой негатива?
– Помилуйте, – сказал Данил. – Независимые женщины мне всегда нравились:
Маргарет Тэтчер там, миледи Винтер… Знаете, я просто раздумываю, с чего начать…
– А это зависит от того, что вам про меня наговорили.
– Почему непременно «наговорили», а не «рассказали»?
– Ох, да знаю я наши злые язычки, частная фирма кое в чем от коммунальной кухни мало отличается…
– Это точно, – философски сказал Данил. – Итак, Оксана… вас нужно называть по отчеству?
– Совсем не обязательно. Я от родителя не отрекаюсь, с чего бы вдруг, но все равно звучит и в самом деле смешно… Хватит с меня школьных дразнилок. – Она наигранно вздохнула, без нужды одернула строгий красный жакетик в черный горошек.
У Данила понемногу стало складываться впечатление, что под этим жакетиком либо ничего нет, либо наличествует самый минимум. Но главное, конечно, в другом. Ее стол чертовски похож на климовский – ничего лишнего, только то, что необходимо в данный момент, и вообще, если не знать заранее, что кабинет принадлежит женщине, ни за что этого не определишь при простом беглом осмотре. Никаких посторонних безделушек, даже сумочки не видно – видимо, лежит в шкафу. Стандартное обиталище делового человека, не имеющего на службе ни пола, ни возраста. Что ж, девочка непроста…
– Итак, Оксана… – произнес Данил нейтральным тоном. – Скажите-ка, вы ждете неприятных вопросов?
– Конечно.
– Почему?
– Ой, да не играйте вы в прятки! – досадливо поморщилась она. – Я о вас чуточку наслышана. Вы из безопасности или как там это называется… Хотя, конечно, судя по Сереже Климову и этому… – она на миг замолчала, – называется это как-нибудь нейтрально. Второй отдел, второе бюро, «общие вопросы» и «исследования»… И вам непременно Должны были открыть глаза на наши с Сергеем отношения. Так что вы с меня начали, а?
– Люблю я умных женщин, – сказал Данил. – И боюсь я умных женщин.
Подсознательно. Как всякий мужик… Так вот, что касается взаимоотношения полов. Месткомов давно уже простыл и след, а потому меня совершенно не интересует, чем занимаются взрослые люди в постели. Меня интересует другое: влияют ли в данном и конкретном случае постельные отношения на все прочее.
– То есть?
– Погиб человек, – сказал Данил. – Обстоятельства, мягко скажем, странноватые. Многое я за ним знал, но не было у него привычки в пьяном виде лазать по водоемам…
Он осекся: черноволосая красавица, выразительно на него глядя, приложила палец к губам. Ах, вот даже как… Мгновенно сориентировавшись, Данил продолжал, ничуть не сбившись:
– Да и в трезвом виде недолюбливал он воду…
Оксана тем временем что-то лихорадочно писала на нервом попавшем под руку листочке. Толкнула его ногтем через стол Данилу. Он моментально прочитал единственную строчку, написанную твердым, разборчивым почерком.
«Не здесь. Потом. Позже».
Глядя ей в глаза, Данил многозначительно покрутил пальцем вокруг правого уха. Когда она кивнула с облегченным вздохом, мысленно выругался и произнес самым нормальным тоном:
– Но это, если подумать, еще не предмет для немедленных допросов. В конце концов, в прокуратуре не сообщили ничего такого, что заставило бы меня подозревать уголовщину.
– Вот и не надо копаться в моем белье, – сказала Оксана. – Если нет на то особой необходимости.
А взглядом меж тем показывала на бумажку в руке Данила.
– Пожалуй что нет, – сказал он, подыскивая нужные обороты. – Но я теперь, сами понимаете, опрашиваю всех подряд…
– А вам не кажется, что проще поговорить с женой, нежели с… любовницей?
– Говорил уже, – сказал Данил. – Тут, знаете ли, кроется еще один камень преткновения. Вы слышали про вчерашние события в климовской квартире?
– Еще бы. С самого утра приходили из КГБ… Говорили главным образом с Багловским, но и остальных мимоходом порасспросили – не было ли у Климова привычки держать на столе гранаты или прогуливаться во дворике с автоматом наперевес… В таком примерно ключе, – она фыркнула, кажется, без всякого наигрыша.
– Об этом-то и разговор… – сказал Данил. – Вы, Оксана, – здешняя связь с общественностью номер один. А поэтому не можете не знать, что пишут о фирме иные газетки…
Пытливо взглянул на нее, но она не подала никаких знаков. Похоже, эта тема, по ее мнению, могла обсуждаться и при наличии гипотетических «жучков».
– Глупости, – пожала она плечами. – Кто эти газетки читает…
– И все-таки. Кое-какое мнение может сформироваться. У определенного процента читателей.
– Вас что, волнует этот процент? – досадливо поморщилась она. – Знаете, это для меня больной вопрос, у меня благоверный как дитятко играет во все эти фронты, да и его сестрица тоже… А потому проблема знакома не понаслышке, несерьезно все это, Данила Петрович.
– И тем не менее, – настойчиво продолжал он. – Должна быть какая-то тактика противодействия…
– А почему вы решили, что такой тактики нет? – серьезно спросила Оксана. – Давно отработана тактика… Продемонстрировать?
– Сделайте одолжение, – кивнул он, заинтересовавшись.
Оксана, бросив на него лукавый взгляд, вышла из-за стола. Лишь теперь обнаружилось, что строгий, напрочь деловой жакетик сочетается с малиновой юбкой-недомеркой, расклешенной и оттого колыхавшейся при каждом движении.
– Теперь сосредоточьтесь, Данила Петрович, и представьте, что вы – это вовсе не вы, а дюжина шустрых мальчиков, газетчиков новейшей формации, созванных на пресс-конференцию, – сообщила Оксана с лукавой улыбкой.
– Представил, – сказал он без улыбки. Она присела на короткий диванчик в углу, закинула ногу на ногу, отчего юбка стала вовсе уж предельно символической, обворожительно улыбнулась и с выверенной насмешкой начала:
– Господа, неужели вы всерьез полагаете, что мы будем это комментировать?
Ну разумеется, разумеется! Целая гора оружейного плутония валяется у нас в подвале, пьяные, как водится, грузчики ворочают его лопатами так, что пыль стоит столбом, а нейтроны разлетаются по всему двору, мерзко пищат и светятся… – Она выпрямилась, как струнка, ухитрилась вроде бы мимолетным движением пальцев одернуть жакетик так, что он обтянул все, достойное внимания. – И, конечно же, каждый, у кого зрение в порядке, тут же определит, что я – классическая жертва радиации. Безусловно, именно так и выглядят радиоактивные мутанты. Вы согласны? – И состроила жалобную гримаску: Господа, ну неужели у вас нет более серьезных занятий, чем читать эти газетенки? Ну что тут прикажете комментировать?
И развела руками с видом оскорбленной невинности. Данил пару раз беззвучно хлопнул в ладоши.
– Вот так, – не без гордости сказала Оксана. – Между прочим, действует безотказно. Присутствующие похохатывают, пытаясь в то же время определить, что у меня под жакетом, а потом наперебой просят у меня телефончик и независимо от того, отошьют их или нет, впоследствии пишут обо всех выдумках народофронтовцев с должной издевкой. Могу показать вырезки, у меня здесь подшито все, что касается «Клейнода»…
– А что делают газетчики женского пола? – по-деловому поинтересовался Данил. – С их-то подсознательной завистью к посторонней красавице?
Затмевающей, бьюсь об заклад, иных репортесс?
– Нормальные газетчики женского пола – особы молодые, эмансипированные и тоже отнюдь не уродки. А потому демократы их мало привлекают – они ж, как на подбор, лишены того мужского начала, какое только и способно взволновать эмансипированных особ…
– Здорово и лихо, – констатировал Данил. – Значит, все сводится к голому фрейдизму?
– Ну, далеко не все, однакож тактика, могу вас заверить, беспроигрышная.
С одной стороны – зацикленные старые мальчики, сыплющие лозунгами и штампами, с другой – неглупая, смею думать, и в меру циничная особа с острым язычком… – Она прищурилась. – А вы не смеетесь… Это мне нравится.
– Помилуйте, – сказал Данил серьезно. – Зачем же смеяться, если эта тактика, как вы заверяете, себя полностью оправдывает? Нужно и дальше ее эксплуатировать без всякого смеха…
В дверь деликатно постучали, и показалась озабоченная физиономия Паши Беседина. Данил поднялся:
– Извините, Оксана, дела…
Послал ей многозначительный взгляд, помахав в воздухе той самой записочкой, быстренько вышел в коридор, тихо приказал:
– Проверишь насчет «ушей», – и показал большим пальцем за плечо, на дверь только что покинутого им кабинета. – Что стряслось?
– Там к вам приехали… – со странным выражением лица сказал Паша и от дальнейших комментариев воздержался.
Шагая за ним следом, Данил пытался в темпе обмозговать весьма интересную мысль: почему Красавина Оксана боится микрофонов? Точнее говоря, почему ей вообще пришло в голову, что в ее кабинете могут оказаться микрофоны? Только потому, что она неглупа? Да нет, должны быть более серьезные причины…
Он энергично распахнул дверь, с кресла в углу неторопливо поднялся человек лет тридцати пяти, в штатском, с неброским лицом субъекта определенной профессии. Не представившись, спросил негромко:
– Здесь можно говорить… свободно?
– Можно, – сказал Данил. – Нужно, чтобы… – сделал выразительный жест, указав на Пашу.
– Желательно.
Данил кивнул, и Паша молча вышел.
– Товарищ генерал-лейтенант считает, что вам имеет смысл взглянуть… – с расстановочкой произнес гость, ухитрившийся так и не представиться.
Расстегнул свою желтую папочку, вынул несколько больших черно-белых снимков и, не выпуская из рук с профессиональной сноровкой, развернул веером, показал Данилу:
– Этого человека вы, случайно, не знаете? Данил всмотрелся – и почувствовал, как сердце мерзко ворохнулось в груди. Стандартные снимки, сделанные, судя по всему, ночью, с сильной фотовспышкой, стандартная мерная линейка, а здесь в кадр попал носок форменного сапога…
– Знаю, – медленно произнес Данил. – И не случайно. Это – Кирилл Николаевич Ярышев, работник фирмы «Интеркрайт», некоторое время назад командированный в наш здешний филиал, то бишь «Клейнод»…
– И он, насколько я понимаю, выполнял те же функции, что и покойный гражданин Климов? Данил, поразмыслив пару секунд, молча кивнул.
– Я думаю, в ближайшее время будут проведены допросы по всей форме….так же негромко сообщил безымянный гость.
– Где его нашли?
– На тракте Калюжин-Жодино. Примерно в трех километрах от Калюжина.
Характер травм вроде бы указывает на обыкновенный наезд, совершенный автомобилем неизвестной марки… однако при вскрытии обнаружен след ножевого ранения. Одного-единственного. Ранение было нанесено под левую лопатку и, несомненно, оказалось смертельным.
– А потом его кинули под колеса…
– Не обязательно, – мотнул головой незнакомец. – Мог просто лежать на дороге. Дорога проселочная, неосвещенная, водитель, чего доброго, решил, что переехал пьяного, задавил насмерть, – и рванул с места происшествия. Машину, конечно, ищут, но найти ее будет трудновато… Отпечатки протектора нечеткие, их пока что не идентифицировали.
– При нем что-нибудь нашли?
– Совершенно ничего. Ни даже спичечного коробка…
– Он не курил, – устало уточнил Данил.
– Я для примера… Совершенно ничего. Следствие в числе прочих рассматривает и версию об ограблении. – Он аккуратно сложил фотографии в папочку и педантично застегнул ее на «молнию». – В общем, Данила Петрович, генерал просил вам передать… Не нужно заниматься самодеятельностью.
– Понимаете…
– Извините, я просто выполняю поручение, а потому абсолютно не уполномочен что бы то ни было понимать, – совсем уж сухо отрезал незнакомец. – Мне поручено передать, чтобы вы не увлекались самодеятельностью. Остальное будет происходить согласно заведенному порядку. Простите, мне пора.
Он коротко кивнул и прошел мимо Данила к двери. Данил длинно, шумно выдохнул сквозь зубы. Из глубин сознания поднималась слепая ярость. И он, чтобы не поддаться этому вреднейшему из чувств, побыстрее заглушить его работой, дернул на себя дверь, поманил Пашу. Взял его двумя пальцами за лацкан пиджака и произнес с расстановкой:
– Слушай внимательно, не переспрашивай, ничему не удивляйся. Делаем так…
Глава 7
ВЕРЕЩАГИН, УХОДИ С БАРКАСА!
«Приют охотника» Данилу нравился всегда – еще и за то, что кафе практически не изменилось за те десять лет, прошедших с открытия его, по чистой случайности, троицей командированных сюда господ офицеров. Впрочем, тогда они еще были товарищами, понятное дело. Шли-шагали три товарища, прямо-таки по классику Ремарку, вдоль бесконечного проспекта (в те времена еще носившего имечко вождя, из-за коего негры преклонных годов всерьез опасались, что их заставят выучить русский) – и наткнулись на уютнейшее, как оказалось, заведение. С тех пор много воды утекло, судьба, как водится, открывателей разбросала качественно – Володе Лахову отрубили голову в Сумгаите, Дильдаш Кучукбаев стал большим чином в новехоньком, с иголочки (крохотном, одна беда) государстве, а Черский… Ну, с Черским более-менее ясно: погон лишился, деньгами разбогател, обзавелся молодой женой и кучей проблем. Знать бы только, каков будет итог?
Рассуждая философски, за эти десять лет на доброй половине земного шара все перевернулось так, что пресловутый дом Облонских не годился и в бледное подобие. Развалилась империя, именовавшаяся союзом нерушимым, новые государства плодились, как кролики, иные чудики, на которых в жизни не подумаешь, ухитрились стать кто президентами, кто генералами, кто духовными отцами нации, иные раззолоченные живые монументы, казавшиеся верными, оказались кто на виселице, кто в далеком изгнании, величаво бороздили моря громады авианосцев, метались боевые вертолеты, с лязгом и дребезгом рушились валюты, гибли принцессы и умирали короли – зато в «Приюте охотника» ничегошеньки не изменилось. Те же два тесноватых зальчика, то же чучело громадного кабана, те же деревянные прямоугольные подносы, волчья шкура на стене, шкура медведя – на другой, тот же сине-красный витраж. Настолько все прежнее, что Данила на миг пронзил иррациональный страх: вот выйдешь на улицу, а там – восемьдесят девятый, со всей его шизофренией, и нет никакого «Интеркрайта», нет «Клейнода», но при этом ты знаешь все наперед…
Рехнуться можно.
Он первым спустился на шесть ступенек, уверенно направился к заказанному столику – в самом углу, под распластанной волчьей шкурой. Следом подошли Багловский с Бесединым, поставили подносы и стали расставлять тарелки.
Вокруг стоял гомон, надежно защищавший от любых нескромных ушей, – хоть обсуждай тихонечко, как похитить Батьку Лукашевича, увезти его в мешке за город и потребовать тех самых свобод. Правда, исход проблематичен: мы-то, в России, насмотрелись, как выглядит эта свобода, призываемая на наши головы бородатыми дефективными детишками…
– Шумновато здесь, – поморщился Багловский.
– Тем надежнее, – сказал Данил. – Столик я из автомата заказывал, так что никакая подслушка не прицепилась бы…
– За нами был хвост.
– Да, я заметил, – сказал Данил. – Опять объявился старина «Фольксваген», а то я уж беспокоиться начал, не случилось ли с ним чего… Ну и что? Пусть себе топчутся на улице. Вы, я вижу, так и не стали еще настоящим вороном здешних мест, Багловский. В это время дня сюда без предварительного заказа просто-напросто не попасть, мы с вами почти что в Европах… Самое большее, чего они достигнут, – при особой удаче прорвутся к стойке выпить рюмочку, но оттуда нас не видно и не слышно… – Он обернулся и потрепал жесткое кабанье ухо, припахивающее пылью. – Сколько лет прошло, а он все стоит, клыкастый…
– Что-то вы ненормально говорливы, шеф, – усмехнулся Паша Беседин.
– Так ведь есть с чего, – сказал Данил. – Пошла работа, ребятки, пошла работа… На крыло пора, соколы вы мои винтомоторные… Другими словами, в самое ближайшее время как раз и начинается серьезная работа, для коей «Клейнод» и был изначально предназначен, как вам обоим прекрасно известно…
Он замолчал, взял туповатый нож и занялся котлетой – в меню она испокон веков значилась «котлетой из лосятины с грибами», что, конечно же, следовало считать поэтическим преувеличением. Не напастись столько лосей… Грибы, правда, были настоящие, да и поименованная лосятиной говядина – недурна.
– Ешьте, други, ешьте, – поощрил он. – Это вам не реквизит, а доподлинные яства…
По многолетней въевшейся привычке он сидел спиной к стене, лицом к арке, сквозь которую сюда попадали из примыкающего зальчика. А потому сразу засек субъекта, якобы высматривавшего свободный столик. «Якобы» – никаких сомнений. В кавычках. Тип был чересчур собран, зажат для простого прожигателя жизни, решившего побаловать себя котлетой из фальшивого лося. Не хватало ему той шпиенской утонченности, что приходит с годами…
Постаравшись не встретиться с ним взглядом, Данил держал наблюдателя в поле зрения. Надолго ты, милый, задержаться не сможешь, дураку видно, что свободных столиков нема ни единого… ну вот, побрел себе восвояси, исчез с глаз.
– Итак… – продолжал Данил, с крестьянской бережливостью подобрав вилкой остатки котлеты. – Пора заниматься настоящей работой, соколы. Беда только, что ситуация осложнилась. Я до сих пор не могу разобраться в истории с Климовым, но истина тут не столь уж и важна. Другое важнее: против нас, очень похоже, начали работать. У вас есть возражения, Виктор? Нет?
Отрадно… Наезды в печати, в том числе и заграничной, возня придурков с дозиметрами вокруг наших грузовиков, пошлая клевета в Интернете – такое случайностью не объяснишь.
– Но ведь никто не собирается ввозить сюда нечто, хоть в малейшей степени связанное с радиацией, с атомом… – пожал плечами Багловский.
– Конечно, не собирается, – сказал Данил. – Ну и что? Настоящая, штучная клевета как раз и должна быть, во-первых, смачной, во-вторых, фантастичной.
Обвинения в неуплате налогов, педофилии или контрабанде водки даже здесь выглядят уныло и читающей публике насквозь неинтересны. Зато радиация – это звучит. Ядерные отходы – это звучит…
Рассуждая философски, за эти десять лет на доброй половине земного шара все перевернулось так, что пресловутый дом Облонских не годился и в бледное подобие. Развалилась империя, именовавшаяся союзом нерушимым, новые государства плодились, как кролики, иные чудики, на которых в жизни не подумаешь, ухитрились стать кто президентами, кто генералами, кто духовными отцами нации, иные раззолоченные живые монументы, казавшиеся верными, оказались кто на виселице, кто в далеком изгнании, величаво бороздили моря громады авианосцев, метались боевые вертолеты, с лязгом и дребезгом рушились валюты, гибли принцессы и умирали короли – зато в «Приюте охотника» ничегошеньки не изменилось. Те же два тесноватых зальчика, то же чучело громадного кабана, те же деревянные прямоугольные подносы, волчья шкура на стене, шкура медведя – на другой, тот же сине-красный витраж. Настолько все прежнее, что Данила на миг пронзил иррациональный страх: вот выйдешь на улицу, а там – восемьдесят девятый, со всей его шизофренией, и нет никакого «Интеркрайта», нет «Клейнода», но при этом ты знаешь все наперед…
Рехнуться можно.
Он первым спустился на шесть ступенек, уверенно направился к заказанному столику – в самом углу, под распластанной волчьей шкурой. Следом подошли Багловский с Бесединым, поставили подносы и стали расставлять тарелки.
Вокруг стоял гомон, надежно защищавший от любых нескромных ушей, – хоть обсуждай тихонечко, как похитить Батьку Лукашевича, увезти его в мешке за город и потребовать тех самых свобод. Правда, исход проблематичен: мы-то, в России, насмотрелись, как выглядит эта свобода, призываемая на наши головы бородатыми дефективными детишками…
– Шумновато здесь, – поморщился Багловский.
– Тем надежнее, – сказал Данил. – Столик я из автомата заказывал, так что никакая подслушка не прицепилась бы…
– За нами был хвост.
– Да, я заметил, – сказал Данил. – Опять объявился старина «Фольксваген», а то я уж беспокоиться начал, не случилось ли с ним чего… Ну и что? Пусть себе топчутся на улице. Вы, я вижу, так и не стали еще настоящим вороном здешних мест, Багловский. В это время дня сюда без предварительного заказа просто-напросто не попасть, мы с вами почти что в Европах… Самое большее, чего они достигнут, – при особой удаче прорвутся к стойке выпить рюмочку, но оттуда нас не видно и не слышно… – Он обернулся и потрепал жесткое кабанье ухо, припахивающее пылью. – Сколько лет прошло, а он все стоит, клыкастый…
– Что-то вы ненормально говорливы, шеф, – усмехнулся Паша Беседин.
– Так ведь есть с чего, – сказал Данил. – Пошла работа, ребятки, пошла работа… На крыло пора, соколы вы мои винтомоторные… Другими словами, в самое ближайшее время как раз и начинается серьезная работа, для коей «Клейнод» и был изначально предназначен, как вам обоим прекрасно известно…
Он замолчал, взял туповатый нож и занялся котлетой – в меню она испокон веков значилась «котлетой из лосятины с грибами», что, конечно же, следовало считать поэтическим преувеличением. Не напастись столько лосей… Грибы, правда, были настоящие, да и поименованная лосятиной говядина – недурна.
– Ешьте, други, ешьте, – поощрил он. – Это вам не реквизит, а доподлинные яства…
По многолетней въевшейся привычке он сидел спиной к стене, лицом к арке, сквозь которую сюда попадали из примыкающего зальчика. А потому сразу засек субъекта, якобы высматривавшего свободный столик. «Якобы» – никаких сомнений. В кавычках. Тип был чересчур собран, зажат для простого прожигателя жизни, решившего побаловать себя котлетой из фальшивого лося. Не хватало ему той шпиенской утонченности, что приходит с годами…
Постаравшись не встретиться с ним взглядом, Данил держал наблюдателя в поле зрения. Надолго ты, милый, задержаться не сможешь, дураку видно, что свободных столиков нема ни единого… ну вот, побрел себе восвояси, исчез с глаз.
– Итак… – продолжал Данил, с крестьянской бережливостью подобрав вилкой остатки котлеты. – Пора заниматься настоящей работой, соколы. Беда только, что ситуация осложнилась. Я до сих пор не могу разобраться в истории с Климовым, но истина тут не столь уж и важна. Другое важнее: против нас, очень похоже, начали работать. У вас есть возражения, Виктор? Нет?
Отрадно… Наезды в печати, в том числе и заграничной, возня придурков с дозиметрами вокруг наших грузовиков, пошлая клевета в Интернете – такое случайностью не объяснишь.
– Но ведь никто не собирается ввозить сюда нечто, хоть в малейшей степени связанное с радиацией, с атомом… – пожал плечами Багловский.
– Конечно, не собирается, – сказал Данил. – Ну и что? Настоящая, штучная клевета как раз и должна быть, во-первых, смачной, во-вторых, фантастичной.
Обвинения в неуплате налогов, педофилии или контрабанде водки даже здесь выглядят уныло и читающей публике насквозь неинтересны. Зато радиация – это звучит. Ядерные отходы – это звучит…