Страница:
– И все же – двойное гражданство… Подпадающее под действие иных соглашений. В любом случае адвокат мне положен. Мало того, мне не предъявляли ни ордеров, ни обвинений, лишили свободы неведомо на каком основании…
– Вас же не бьют, не обижают. Колбасой даже покормили, как мне говорили.
– Эту бы колбасу…
– Постарайтесь встать на мою точку зрения, пан Черский. В вашем номере обнаружены секретные материалы нашего министерства обороны, позволяющие сделать вывод о несомненно имевшей место шпионской деятельности…
– Моей? Как, кстати, с отпечатками пальцев? Чует мое сердце, что моих на том пакете так и не отыскалось? Ничего удивительного, я его в руках не держал, впервые видел… Может быть, у вас есть люди, которые мне этот пакет передавали? Или видели, как я его принимал у подозрительного незнакомца с черной повязкой на глазу и с приклеенной бородой?
Барея, улыбаясь, развел руками:
– Ну кто же будет раскрывать карты в такой вот ситуации? А вы, следовательно, ни в чем противозаконном не замешаны? Интересно, у вас есть какие-нибудь свидетели вашего насквозь благонравного поведения? Или вы в нашей стране проводили время в полном одиночестве?
Данил промолчал. Рано с этим вылезать, пока неясно, как обернутся дела…
– А пана Ракуту, Михала… простите, по-вашему Михаила, вы знаете?
– Впервые это имя слышу, – сказал Данил.
– Честно?
– Честно. А что, он говорит, будто со мной знаком?
– Как сказать… – уклончиво ответил Барея. – Значит, вы ни за что не признаете этот пакет своим? И никогда в жизни не занимались шпионажем на нашей территории?
– Бог миловал.
– Вызвать господа бога в качестве свидетеля было бы крайне затруднительно… Ну, а какие у вас самого есть версии всего, с вами происшедшего? Говорите смелее, у нас с вами пока что совершенно неофициальный разговор…
– Версий всего две, – сказал Данил. – Первая. Кому-то здесь вдруг понадобился горяченький, с пылу с жару русский шпион. Вы не обижайтесь, у меня и в мыслях не было вас оскорбить, просто секретная служба – дело грязное, над профессионалами всегда политики, приказать могут черт знает что… Вряд ли у вас при этом раскладе есть свидетели, способные красиво изложить, как я на их глазах карабкался по водосточной трубе в министерство обороны или принимал документы от подкупленного швейцара… Скорее уж стоит рассматривать вариант бдительной, патриотически настроенной горничной, которая, убирая номер, обнаружила секретные бумаги, мало того, с маху опознала в них именно секретные военные документы…
– Ну, а стоит ли иронизировать над такой версией? Вы знаете, как в свое время арестовали знаменитого пирата де Сото? Именно горничная обнаружила у него под подушкой дневник одной из жертв…
– Но это же было полторы сотни лет назад, – проворчал Данил. – Одно дело разобраться в чужом дневнике, и другое – в секретных армейских документах, касающихся, как вы говорите, военной авиации… Вам что, кто-то стукнул?
– Ну, а вторая ваша версия? – преспокойно спросил Барея.
– Вторая полностью исключает вашу инициативу. Не вашу лично, конечно, а той конторы, что вы представляете. Кто-то из моих недоброжелателей решил устроить мне крупную пакость.
– У вас есть недоброжелатели?
– А у вас нет? Вы в этом случае счастливец…
– Пан Черский, я бы вам советовал быть посерьезнее. Положение ваше и вправду не из веселых.
– Да, недоброжелатели у меня есть, – сказал Данил.
– Готовые зайти настолько далеко?
– Как мне ни прискорбно говорить такое о своем Отечестве, – сказал Данил, – но там в большом ходу не одни лишь цивилизованные методы.
– Но вы же, судя по документам и отзывам, честный бизнесмен?
– А что, это что-то меняет? Увы…
– У вас есть подозрения в отношении конкретных лиц? Не расскажете ли подробнее?
– Вам это будет неинтересно, – сказал Данил. – Поскольку лежит совершенно вне сферы ваших интересов.
– И все же?
– Знаете, я бы предпочел перевести дело на официальные рельсы, – сказал Данил. – Если я совершил что-то незаконное и вы в состоянии это доказать выдвигайте обвинение, доставайте соответствующие бумаги и займемся необходимыми формальностями. К чему эти философские беседы в вонючей камере для окрестных алкашей?
Наступило долгое молчание.
– Интересно, что мне с вами делать, пан Черский?
– Натравить на меня прокурора.
– Прокуроры – это ненужное раздувание дела, – сообщил Барея. – Только ступи на эту скользкую дорожку – и не успеешь оглянуться, как вокруг уже не протолкнуться от постороннего народа: где прокуроры, там и адвокаты, где адвокаты, там и журналисты… Толчея… Может быть, мне попробовать вас легонько вербануть, пан Черский? Нет, зыбко все… – сокрушенно признался он. – У вас хорошая школа, вы не привыкли пугаться… Знаете, в чем ваше счастье? Даже не в ваших знакомых. В том, что сейчас никому в верхах не нужен разоблаченный русский шпион…
– Сомнительный шпион, – поправил Данил.
– Ну, это детали… Главное, нет заказа. А таскать головешки из огня для соседей… – Он наклонился к Данилу, понизил голос:
–Соседи, пан Черский, бывают разные, иные просто не заслуживают того, чтобы ради них обжигали пальцы…
«Ах ты, хитрован старой школы, – с облегчением подумал Данил, – и не сказал ничего, и ухитрился сказать слишком много».
– Судя по интонации, со мной произошло печальное недоразумение? – спросил он. Барея помолчал, тихонько вздохнул:
– Я уже не мальчик, пан Черский. Это юные лейтенанты так и рвутся разоблачать заговоры, хватать резидентов, накрывать явки… А человек в годах обязательно прикидывает последствия. И с определенного времени начинает безошибочно определять ситуации, когда его пытаются использовать…
Сейчас вам отдадут вещи, и мы покинем это заведение. Вы свободны, но я бы вас настоятельно попросил побыстрее отсюда уехать. Вне зависимости от того, насколько это согласуется с вашими дальнейшими планами. Считайте это дружеским приказом. Будь вы на моем месте, вам бы тоже не нравилось, возьмись на вашей территории сводить свои счеты прыткие соседи. Вы хорошо меня поняли? Уезжайте, от чистого сердца советую. Пока обстоятельства не переменились.
– Уеду, – пообещал Данил.
– Я вас убедил?
– Убедили.
Уже на ступеньках участка Барея вежливо осведомился:
– Вас подвезти до отеля?
– Спасибо, я пешком, – отмахнулся Данил. – Всего наилучшего!
Он зашагал прочь со вполне понятной торопливостью человека, ни за что ни про что отсидевшего под замком три часа, да вдобавок облыжно обвиненного в серьезных грехах. Свернул за угол, высматривая того, кто обязательно должен его подхватить. Обернувшись на негромкий свист, подошел, распахнул дверцу и плюхнулся рядом с Яниной на сиденье тесного «малыша».
– Без проблем? – поинтересовалась девушка, включая скорость.
– Да вроде бы, – сказал Данил. – Совсем было собрались упрятать меня лет на двадцать, но, как гласит Библия, змей был хитрее всех зверей полевых…
– Вы про шефа? – невинно спросила Янина.
– Ну, в том числе… Трудно было меня вытащить?
– Не особенно, хотя и не легко. Шеф вам сам потом даст все раскладки. Ну, вы и дальше намерены разгуливать по городу, подставляясь в виде живой мишени?
– Уже нет, – сказал Данил. – Дело даже не в том, что я пообещал властям отсюда убраться, а в том, что свою программу отыграл полностью. Девчонку я оставлю на ваше попечение, а самому следует срочно озаботиться билетом на самолет. Нет, не в Рутению. У меня есть еще небольшое дельце на границе…
– Я знаю, шеф предупредил.
– Как ни печально мне расставаться со столь очаровательной девушкой…
– А кто вам сказал, что мы расстаемся? – усмехнулась Янина. – Шеф как раз на меня и возложил работу на границе. В рамках профессионального усовершенствования.
Данил взглянул на нее внимательно, оценивающе: стильная, красивая девочка, хоть сейчас на цветную обложку в балахоне от Версаче… Не без грусти спросил:
– Очаровательная панна, вам и в самом деле так уж необходимо играть в эти игры?
– Но я же играю… В вас, часом, не мужской шовинизм бурлит?
– Нет, – сказал Данил. – Просто… Видите ли, нас с вашим шефом понять можно. Нас такими воспитала империя. Худо ли, хорошо ли, но мы старые цепные псы… А вы-то, молодая, красивая, умная? Вам-то это зачем?
– Хотите правду? – лукаво покосилась на него девушка. – Да затем, чтобы не щипать травку, а пугать жвачных…
«О господи, – смятенно подумал Данил, – да она еще сопливее, чем представлялось. Пантера. Багира, мать твою. Какой болван эту „Никиту“ растянул в многосерийный сериал? Вот и наблюдаем печальные последствия очередного модного поветрия…»
– Ну ладно, – сказал он задумчиво. – Пугать так пугать. Дело вкуса. Нужно озаботиться билетами на самолет, моя верная правая рука…
…Он рассеянно смотрел, как на цветном экране тайный агент в темном плаще преследует тайного агента в светлом плаще – причем оба вели себя, словно отпущенные под честное слово на побывку из ближайшей психушки неопасные идиоты. Проверялись, как идиоты, висели на хвосте, как идиоты, рубили хвост, как идиоты, не говоря уж о том, что любой, у кого в голове было больше одной извилины, за версту мог опознать в этой парочке шпионов и стукнуть куда следует.
Однако по другим каналам не нашлось ничего интереснее, и Данил добросовестно пялился на экран. Изображение то и дело искажалось, подергивалось полосами – телевизор был дохленький, видавший виды, как и вся обстановка в дешевом мотеле у самой границы, рассчитанном в первую очередь на шоферов-дальнобойщиков, «челноков» и гастролирующих шлюх. Увы, приходилось поступаться комфортом – ничего более приличного в округе не имелось на сорок верст вокруг.
Подумав, позволил себе второй бокальчик водки, благо от отечественной сивухи она отличалась, как небо от земли. Схрумкав маринованный огурчик, выглянул в окно.
На необозримой асфальтированной стоянке трейлеров так и не прибавилось, разномастные громады вытянулись в длиннющий ряд. Поблизости кто-то орал пьяным дурноматом, но по голосу пока не определить, соотечественник или импортный, – здесь все ведут себя одинаково…
Вошла Янина, ловко сбросила куртку с капюшоном, плюхнулась на свободный стул и поинтересовалась:
– И часто вы в одиночку пьете?
– Да какое там… – проворчал Данил. – Пара стопочек. Что слышно?
– Все в порядке, босс. Таможенники в игре, проверят его по полной программе, уже привезли собаку-нюхача. Грузовик только что миновал Варшаву по объездной дороге, у нас будет часа через три. Он не гонит, идет осторожно. Будем ждать, коли все готово…
– Я вас не скомпрометирую этим заведением? – спросил Данил. – Шалман, знаете ли…
– Заботитесь о моей нравственности?
– Я как-никак в Европе…
– Глупости, – энергично сказала Янина. – Лучше налейте и мне бокал. Здесь меня все равно никто не знает. Пытался сейчас какой-то неуравновешенный субъект меня пригласить в номер, но, я так прикидываю, через четверть часа очнется и пожалеет о том, что мама в детстве не учила хорошим манерам. Что вы так смотрите? Я вас шокировала? Или вы о нас судите по героиням Сенкевича? Длинные платья, томные обмороки, сентиментальные французские романы?
– Глупости, – сказал Данил. – Да, по-моему, у Сенкевича и нет ни единой томной панночки, стоит вспомнить, как Сашенька съездила князю Богуславу пистолетом по голове, а Бася Володыевская палила из мушкета и носилась на лихом аргамаке…
– А они вам нравятся?
– Ну, это было другое время, – сказал Данил. – Сабли, янычары, пушки заряжаются сдула…
– Ах, нравятся все-таки? Почему же на меня вы порой взираете с состраданием? Да-да, не притворяйтесь, я же вижу… – Она, не поперхнувшись, разделалась со своей стопочкой. – Просто вы, мужчины, удивительно порой примитивны. Прошлых лихих девушек, не боявшихся аргамаков и мушкетов, вы тайком обожаете, а нынешних, если им не хочется пощипывать травку, в душе жалеете – ах, это настолько не женское дело… Что, амазонки хороши только в прошлом?
– Ну, может быть… – пробормотал Данил.
– Шовинист вы этакий… – девушка прищурилась. – Но вы мне все равно нравитесь. – И уставилась откровенно, не без легкой насмешки. – Вы ко мне подойдете или мне самой к вам подойти?
Она гибко встала и, сунув большие пальцы в карманы джинсов, склонив голову к плечу, смотрела с откровенной подначкой. Хороша была, чертовка, о чем прекрасно знала, – как же иначе? Данил медленно поднялся с чувством приятной обреченности. Она тут же подошла, закинула руки на шею, прильнула.
Расстегивая на ней без лишней спешки пуговицы и «молнии», Данил чувствовал некое легонькое сожаление, прекрасно сообразив, что был в чем-то не более чем логическим завершением. Тайные агенты, налеты и трупы, секретная миссия, интриги и опасности – очередная серия уважающего себя кинотриллера просто обязана закончиться длиннейшим поцелуем очаровательной агентессы и ее опытного наставника с седыми висками, девочка стремится выполнить все пункты классического канона, ей, очаровательной дурехе, как раз и кажется, будто это и есть настоящая жизнь, – и, боже мой, какая она счастливая, для нее это еще не превратилось в рутину, пахоту…
Потом, конечно, все морализаторство напрочь вылетело из головы.
Глава 9
– Вас же не бьют, не обижают. Колбасой даже покормили, как мне говорили.
– Эту бы колбасу…
– Постарайтесь встать на мою точку зрения, пан Черский. В вашем номере обнаружены секретные материалы нашего министерства обороны, позволяющие сделать вывод о несомненно имевшей место шпионской деятельности…
– Моей? Как, кстати, с отпечатками пальцев? Чует мое сердце, что моих на том пакете так и не отыскалось? Ничего удивительного, я его в руках не держал, впервые видел… Может быть, у вас есть люди, которые мне этот пакет передавали? Или видели, как я его принимал у подозрительного незнакомца с черной повязкой на глазу и с приклеенной бородой?
Барея, улыбаясь, развел руками:
– Ну кто же будет раскрывать карты в такой вот ситуации? А вы, следовательно, ни в чем противозаконном не замешаны? Интересно, у вас есть какие-нибудь свидетели вашего насквозь благонравного поведения? Или вы в нашей стране проводили время в полном одиночестве?
Данил промолчал. Рано с этим вылезать, пока неясно, как обернутся дела…
– А пана Ракуту, Михала… простите, по-вашему Михаила, вы знаете?
– Впервые это имя слышу, – сказал Данил.
– Честно?
– Честно. А что, он говорит, будто со мной знаком?
– Как сказать… – уклончиво ответил Барея. – Значит, вы ни за что не признаете этот пакет своим? И никогда в жизни не занимались шпионажем на нашей территории?
– Бог миловал.
– Вызвать господа бога в качестве свидетеля было бы крайне затруднительно… Ну, а какие у вас самого есть версии всего, с вами происшедшего? Говорите смелее, у нас с вами пока что совершенно неофициальный разговор…
– Версий всего две, – сказал Данил. – Первая. Кому-то здесь вдруг понадобился горяченький, с пылу с жару русский шпион. Вы не обижайтесь, у меня и в мыслях не было вас оскорбить, просто секретная служба – дело грязное, над профессионалами всегда политики, приказать могут черт знает что… Вряд ли у вас при этом раскладе есть свидетели, способные красиво изложить, как я на их глазах карабкался по водосточной трубе в министерство обороны или принимал документы от подкупленного швейцара… Скорее уж стоит рассматривать вариант бдительной, патриотически настроенной горничной, которая, убирая номер, обнаружила секретные бумаги, мало того, с маху опознала в них именно секретные военные документы…
– Ну, а стоит ли иронизировать над такой версией? Вы знаете, как в свое время арестовали знаменитого пирата де Сото? Именно горничная обнаружила у него под подушкой дневник одной из жертв…
– Но это же было полторы сотни лет назад, – проворчал Данил. – Одно дело разобраться в чужом дневнике, и другое – в секретных армейских документах, касающихся, как вы говорите, военной авиации… Вам что, кто-то стукнул?
– Ну, а вторая ваша версия? – преспокойно спросил Барея.
– Вторая полностью исключает вашу инициативу. Не вашу лично, конечно, а той конторы, что вы представляете. Кто-то из моих недоброжелателей решил устроить мне крупную пакость.
– У вас есть недоброжелатели?
– А у вас нет? Вы в этом случае счастливец…
– Пан Черский, я бы вам советовал быть посерьезнее. Положение ваше и вправду не из веселых.
– Да, недоброжелатели у меня есть, – сказал Данил.
– Готовые зайти настолько далеко?
– Как мне ни прискорбно говорить такое о своем Отечестве, – сказал Данил, – но там в большом ходу не одни лишь цивилизованные методы.
– Но вы же, судя по документам и отзывам, честный бизнесмен?
– А что, это что-то меняет? Увы…
– У вас есть подозрения в отношении конкретных лиц? Не расскажете ли подробнее?
– Вам это будет неинтересно, – сказал Данил. – Поскольку лежит совершенно вне сферы ваших интересов.
– И все же?
– Знаете, я бы предпочел перевести дело на официальные рельсы, – сказал Данил. – Если я совершил что-то незаконное и вы в состоянии это доказать выдвигайте обвинение, доставайте соответствующие бумаги и займемся необходимыми формальностями. К чему эти философские беседы в вонючей камере для окрестных алкашей?
Наступило долгое молчание.
– Интересно, что мне с вами делать, пан Черский?
– Натравить на меня прокурора.
– Прокуроры – это ненужное раздувание дела, – сообщил Барея. – Только ступи на эту скользкую дорожку – и не успеешь оглянуться, как вокруг уже не протолкнуться от постороннего народа: где прокуроры, там и адвокаты, где адвокаты, там и журналисты… Толчея… Может быть, мне попробовать вас легонько вербануть, пан Черский? Нет, зыбко все… – сокрушенно признался он. – У вас хорошая школа, вы не привыкли пугаться… Знаете, в чем ваше счастье? Даже не в ваших знакомых. В том, что сейчас никому в верхах не нужен разоблаченный русский шпион…
– Сомнительный шпион, – поправил Данил.
– Ну, это детали… Главное, нет заказа. А таскать головешки из огня для соседей… – Он наклонился к Данилу, понизил голос:
–Соседи, пан Черский, бывают разные, иные просто не заслуживают того, чтобы ради них обжигали пальцы…
«Ах ты, хитрован старой школы, – с облегчением подумал Данил, – и не сказал ничего, и ухитрился сказать слишком много».
– Судя по интонации, со мной произошло печальное недоразумение? – спросил он. Барея помолчал, тихонько вздохнул:
– Я уже не мальчик, пан Черский. Это юные лейтенанты так и рвутся разоблачать заговоры, хватать резидентов, накрывать явки… А человек в годах обязательно прикидывает последствия. И с определенного времени начинает безошибочно определять ситуации, когда его пытаются использовать…
Сейчас вам отдадут вещи, и мы покинем это заведение. Вы свободны, но я бы вас настоятельно попросил побыстрее отсюда уехать. Вне зависимости от того, насколько это согласуется с вашими дальнейшими планами. Считайте это дружеским приказом. Будь вы на моем месте, вам бы тоже не нравилось, возьмись на вашей территории сводить свои счеты прыткие соседи. Вы хорошо меня поняли? Уезжайте, от чистого сердца советую. Пока обстоятельства не переменились.
– Уеду, – пообещал Данил.
– Я вас убедил?
– Убедили.
Уже на ступеньках участка Барея вежливо осведомился:
– Вас подвезти до отеля?
– Спасибо, я пешком, – отмахнулся Данил. – Всего наилучшего!
Он зашагал прочь со вполне понятной торопливостью человека, ни за что ни про что отсидевшего под замком три часа, да вдобавок облыжно обвиненного в серьезных грехах. Свернул за угол, высматривая того, кто обязательно должен его подхватить. Обернувшись на негромкий свист, подошел, распахнул дверцу и плюхнулся рядом с Яниной на сиденье тесного «малыша».
– Без проблем? – поинтересовалась девушка, включая скорость.
– Да вроде бы, – сказал Данил. – Совсем было собрались упрятать меня лет на двадцать, но, как гласит Библия, змей был хитрее всех зверей полевых…
– Вы про шефа? – невинно спросила Янина.
– Ну, в том числе… Трудно было меня вытащить?
– Не особенно, хотя и не легко. Шеф вам сам потом даст все раскладки. Ну, вы и дальше намерены разгуливать по городу, подставляясь в виде живой мишени?
– Уже нет, – сказал Данил. – Дело даже не в том, что я пообещал властям отсюда убраться, а в том, что свою программу отыграл полностью. Девчонку я оставлю на ваше попечение, а самому следует срочно озаботиться билетом на самолет. Нет, не в Рутению. У меня есть еще небольшое дельце на границе…
– Я знаю, шеф предупредил.
– Как ни печально мне расставаться со столь очаровательной девушкой…
– А кто вам сказал, что мы расстаемся? – усмехнулась Янина. – Шеф как раз на меня и возложил работу на границе. В рамках профессионального усовершенствования.
Данил взглянул на нее внимательно, оценивающе: стильная, красивая девочка, хоть сейчас на цветную обложку в балахоне от Версаче… Не без грусти спросил:
– Очаровательная панна, вам и в самом деле так уж необходимо играть в эти игры?
– Но я же играю… В вас, часом, не мужской шовинизм бурлит?
– Нет, – сказал Данил. – Просто… Видите ли, нас с вашим шефом понять можно. Нас такими воспитала империя. Худо ли, хорошо ли, но мы старые цепные псы… А вы-то, молодая, красивая, умная? Вам-то это зачем?
– Хотите правду? – лукаво покосилась на него девушка. – Да затем, чтобы не щипать травку, а пугать жвачных…
«О господи, – смятенно подумал Данил, – да она еще сопливее, чем представлялось. Пантера. Багира, мать твою. Какой болван эту „Никиту“ растянул в многосерийный сериал? Вот и наблюдаем печальные последствия очередного модного поветрия…»
– Ну ладно, – сказал он задумчиво. – Пугать так пугать. Дело вкуса. Нужно озаботиться билетами на самолет, моя верная правая рука…
…Он рассеянно смотрел, как на цветном экране тайный агент в темном плаще преследует тайного агента в светлом плаще – причем оба вели себя, словно отпущенные под честное слово на побывку из ближайшей психушки неопасные идиоты. Проверялись, как идиоты, висели на хвосте, как идиоты, рубили хвост, как идиоты, не говоря уж о том, что любой, у кого в голове было больше одной извилины, за версту мог опознать в этой парочке шпионов и стукнуть куда следует.
Однако по другим каналам не нашлось ничего интереснее, и Данил добросовестно пялился на экран. Изображение то и дело искажалось, подергивалось полосами – телевизор был дохленький, видавший виды, как и вся обстановка в дешевом мотеле у самой границы, рассчитанном в первую очередь на шоферов-дальнобойщиков, «челноков» и гастролирующих шлюх. Увы, приходилось поступаться комфортом – ничего более приличного в округе не имелось на сорок верст вокруг.
Подумав, позволил себе второй бокальчик водки, благо от отечественной сивухи она отличалась, как небо от земли. Схрумкав маринованный огурчик, выглянул в окно.
На необозримой асфальтированной стоянке трейлеров так и не прибавилось, разномастные громады вытянулись в длиннющий ряд. Поблизости кто-то орал пьяным дурноматом, но по голосу пока не определить, соотечественник или импортный, – здесь все ведут себя одинаково…
Вошла Янина, ловко сбросила куртку с капюшоном, плюхнулась на свободный стул и поинтересовалась:
– И часто вы в одиночку пьете?
– Да какое там… – проворчал Данил. – Пара стопочек. Что слышно?
– Все в порядке, босс. Таможенники в игре, проверят его по полной программе, уже привезли собаку-нюхача. Грузовик только что миновал Варшаву по объездной дороге, у нас будет часа через три. Он не гонит, идет осторожно. Будем ждать, коли все готово…
– Я вас не скомпрометирую этим заведением? – спросил Данил. – Шалман, знаете ли…
– Заботитесь о моей нравственности?
– Я как-никак в Европе…
– Глупости, – энергично сказала Янина. – Лучше налейте и мне бокал. Здесь меня все равно никто не знает. Пытался сейчас какой-то неуравновешенный субъект меня пригласить в номер, но, я так прикидываю, через четверть часа очнется и пожалеет о том, что мама в детстве не учила хорошим манерам. Что вы так смотрите? Я вас шокировала? Или вы о нас судите по героиням Сенкевича? Длинные платья, томные обмороки, сентиментальные французские романы?
– Глупости, – сказал Данил. – Да, по-моему, у Сенкевича и нет ни единой томной панночки, стоит вспомнить, как Сашенька съездила князю Богуславу пистолетом по голове, а Бася Володыевская палила из мушкета и носилась на лихом аргамаке…
– А они вам нравятся?
– Ну, это было другое время, – сказал Данил. – Сабли, янычары, пушки заряжаются сдула…
– Ах, нравятся все-таки? Почему же на меня вы порой взираете с состраданием? Да-да, не притворяйтесь, я же вижу… – Она, не поперхнувшись, разделалась со своей стопочкой. – Просто вы, мужчины, удивительно порой примитивны. Прошлых лихих девушек, не боявшихся аргамаков и мушкетов, вы тайком обожаете, а нынешних, если им не хочется пощипывать травку, в душе жалеете – ах, это настолько не женское дело… Что, амазонки хороши только в прошлом?
– Ну, может быть… – пробормотал Данил.
– Шовинист вы этакий… – девушка прищурилась. – Но вы мне все равно нравитесь. – И уставилась откровенно, не без легкой насмешки. – Вы ко мне подойдете или мне самой к вам подойти?
Она гибко встала и, сунув большие пальцы в карманы джинсов, склонив голову к плечу, смотрела с откровенной подначкой. Хороша была, чертовка, о чем прекрасно знала, – как же иначе? Данил медленно поднялся с чувством приятной обреченности. Она тут же подошла, закинула руки на шею, прильнула.
Расстегивая на ней без лишней спешки пуговицы и «молнии», Данил чувствовал некое легонькое сожаление, прекрасно сообразив, что был в чем-то не более чем логическим завершением. Тайные агенты, налеты и трупы, секретная миссия, интриги и опасности – очередная серия уважающего себя кинотриллера просто обязана закончиться длиннейшим поцелуем очаровательной агентессы и ее опытного наставника с седыми висками, девочка стремится выполнить все пункты классического канона, ей, очаровательной дурехе, как раз и кажется, будто это и есть настоящая жизнь, – и, боже мой, какая она счастливая, для нее это еще не превратилось в рутину, пахоту…
Потом, конечно, все морализаторство напрочь вылетело из головы.
Глава 9
СЮРПРИЗЫ НА ДОРОГАХ
В акварельной рассветной дымке, слегка изменявшей звуки и очертания, происходящее выглядело хотя и понятной, но все же сценой из какой-то иной жизни, не принадлежавшей этому пространству. Люди в куртках с огромными буквами на спине «ТАМОЖНЯ» и «ПОЛИЦИЯ», суетившиеся вокруг длинного фургона, выглядели чуточку нереальными – как и маленький кудрявый спаниель, челноком сновавший там, куда его подводили и подсаживали. Его повизгиванье, доносившееся на сей раз из кузова, казалось Данилу обиженным – пес, полное впечатление, не нашел того, что рассчитывал, и потому откровенно злился.
Данил полулежал, откинувшись на спинку переднего сиденья, – не столько в целях конспирации, сколько от усталости, чертова девчонка ухитрилась изрядно его измотать, не по вредности характера, а из бьющей ключом щенячьей жизненной энергии. Вместо раздражения он тем не менее вдруг почувствовал легкую грусть оттого, что они вряд ли когда-нибудь увидятся, шансы хотя и существуют, но весьма проблематичны, и какой-то миг он даже испугался этой грусти – говорят ведь, старость с того и начинается, что мужик вдруг всерьез тоскует по случайной подружке, – но тут же Данил сообразил, в чем дело.
Пожалуй что, не в симптомах старческой сентиментальности. Если, понятное дело, не считать законной молодой жены, он давно уже не делил постель с женщиной просто так. Всегда была дол я игры хотя ему, конечно же, о том не говорили, наоборот, изо всех сил притворялись, что случился неконтролируемый прорыв чувств или по крайней мере эмоций. Что потаенного расчета, упаси боже, нет. А на самом-то деле…
На сей раз не было никакого театра. Захотела мужика, сумасбродка сопливая, – и получила. И никакого подтекста. В его жизни, которую иные впечатлительные охотно обозвали бы исковерканной – и Данил подозревал, что они правы, – такое в последнее время случалось редко…
Все, кажется, кончено. Люди с профессиональными клеймами на спинах расходятся с таким видом, что ясно: возвращаться они не собираются. Спаниель поскучнел, тащится возле ноги проводника, охваченный тем же общим разочарованием…
Янина распахнула дверцу и плюхнулась рядом с ним, откинула капюшон, встряхнула роскошными волосами:
– Пустышка. Ничего.
– Они не обидятся?
– Ерунда, такое частенько случается. Снова не подтвердились оперативные наработки, и все тут… Бывает. Итак, груз… Все оборудование он выгрузил в Кракове, осталось только пять тонн гексотана, сотня мешков. И ничего недозволенного.
– Гексотан не может отбить у собаки чутье?
– Нет, я специально поинтересовалась. Ничего подобного. Они прекрасно знают все эти трюки с отбиванием запаха – и полный набор снадобий, которые для этого используются. Нет, полная пустышка, извини за невольный каламбур, чистая машина.
– А получатель гексотана?
– Рутения, Калюжин, фирма «Чупрей и братья». Документы в полном порядке, сейчас машину пропустят…
– Значит, мне пора, – сказал он с легкой грустью. – Прощай, амазонка, скажу тебе по секрету – ты чудесная девочка…
– Я знаю, – рассмеялась она. – А почему – «прощай»? Должны же мы когда-нибудь увидеться? «Потому что ты, дуреха, еще не привыкла расставаться, – сказал он про себя. – Не знаешь, как это бывает всерьез, брошенные мальчики пока что не в счет, речь идет об утратах».
– Наверное, – сказал Данил, чтобы сделать ей приятное. – Ну, мне пора…
– Это опасно?
– Нисколько.
– А ты без оружия…
– Голова-то здесь, – сказал он, постучав себя по лбу. – Всего тебе хорошего…
Наклонился, поцеловал ее и вылез. Не оглядываясь, прямиком пошел к кабине, обогнул ее с левой стороны, когда водитель уже собирался вскарабкаться в высоченную кабину. Совсем молодой, в тельняшке под клетчатой рубашкой.
– Эй! – окликнул Данил. – Ну что, отцепились, звери?
– Да, наконец… Два часа мурыжили. И так опоздал…
Он недвусмысленно отвернулся, поставил ногу на железную ступеньку. Данил придержал:
– Погоди, Семеныч. Получается, нам вместе ехать…
– Это с чего бы? – повернулся к нему водитель.
– А вот… – удрученно сообщил Данил, полез в бумажник и достал закатанное в пластик удостоверение. – Черский Даниил Петрович, коммерческий директор «Клейнода». Некоторым образом, стало быть, твое начальство.
– Я и смотрю, откуда отчество знаете… – Водитель пробежал глазами ксиву, ухмыльнулся. – Скорее уж не начальство, а тот самый искплутатор, а? По Карлу Марксу. А я-то все гадаю, кто это мою прибавочную стоимость лопает…
Судя по всему, он и по жизни был весельчаком, и рад был, что закончился, наконец, долгий немотивированный шмон.
– Веришь, нет, – сказал Данил задушевно, – но не видел я в жизни твоей прибавочной стоимости… А вот хлопот из-за твоего самохода у меня сегодня было предостаточно. Я как раз собирался домой из Варшавы, так нет, позвонили из таможни, велели прибыть сюда – мол, с машиной какие-то непонятки…
– Так вы все время здесь были?
– Ну да, – сказал Данил. – К машине они меня не подпускали, ходили, как павлины, слова через губу цедили. Я, грешным делом, приготовился тебя отмазывать неизвестно от чего, начал было в уме аргументы громоздить…
– Да ерунда, обошлось. Что-то я давненько такого не припомню. Обычно проходил без проблем.
– Напутали где-то, – сказал Данил с должным раздражением. – Бывает. Что мне теперь, до Бреста на вокзал за восемьдесят верст тащиться? С тобой проще…
– Я ж еще в Калюжин… Хотя, конечно, это не крюк… Или в Довмонтовичах на автобус пересядете?
– А, там видно будет, – махнул рукой Данил. – Главное, домой бы побыстрее… Едем?
– Едем.
Данил посмотрел со своего места в зеркальце заднего вида, но рассмотрел лишь смутный силуэт за лобовым стеклом белой «Мазды», не без грусти улыбнулся в пространство – мы все же еще чего-то стоим, если такие девочки выбирают в качестве равноправных партнеров, не заикаясь о деньгах…
Рано умирать.
Молодой Семеныч оказался душой незатейливой. Данил уже видел, что не вызывает у него ни малейших подозрений, – во-первых, простой водила, не соприкасавшийся с «Клейнодом» вовсе, не мог знать в лицо всех сотрудников фирмы, если вообще знал хоть кого-то. Во-вторых, Данил по-прежнему считал себя способным вскрыть актерство, даже изощренное. Как-никак за это и платили, да и акционером фирмы стал с некоторых пор не за красивые глаза и острые зубы…
В течение ближайшего часа он главным образом слушал – мысли вслух товарища Семеныча о его молодой жене, теще, работе. Батьке и общей ситуации на земном шаре. Жену молодожен обожал, с тещей конфликтов не было, благо обитала в безопасном отдалении, за Батьку бесхитростно собирался выдрать глотку кому угодно, а вот общая ситуация на земном шаре в его изложении заставляла человека вроде Данила украдкой позевывать, ибо отдавала в обрисовке шофера несказанным примитивом. Считать, что весь мир идет войной на Рутению и ее Батьку, – это, пожалуй, все же пиитическое преувеличение…
Хотя неизвестно, что хуже: такое вот примитивное убеждение, коим одержим молодой водила, или то, что Данил успел раскопать, – никоим образом не глобальное, однако полное кровавой жути и жуткой грязи…
Понемногу он мастерскими невинными вопросиками начал уводить Семеныча в сторону – исподволь расспрашивал о том, что касалось перевозок. На всякий случай свой интерес он постарался должным образом замотивировать: мол, протирает штаны в кабинете, имеет дело с массой бумаг касаемо грузов и поездок, а сам меж тем понятия не имеет, что кроется за сухими строчками накладных, ведомостей и сводок. Ну не смешно ли?
Семеныч охотно согласился, что это и в самом деле смешно. И просвещал, как мог, от всей широты наивной души. Жаль только, уцепиться в его многословных рассказах, перемежавшихся юмористическими заметками о европейских впечатлениях, толком и не за что. Нет зацепок. Загрузился отвез – выгрузил. И не более того. Ни единой детали-подробности, заставившей бы вмиг насторожиться…
Гораздо более интересным с некоторых пор стало другое – синяя машина, маячившая в отдалении, явственно видимая в зеркальце. Она и не пыталась прятаться, как села на хвост километрах в двадцати от границы, на рутенской стороне, понятно, так и держалась в отдалении два часа, то ненадолго пропадая из поля зрения, то вновь объявляясь. Даже человек вдесятеро менее опытный давно определил бы, что имеет дело с натуральнейшим хвостом.
Держится на приличном расстоянии, но и отсюда можно определить по очертаниям и радиатору, что это – не самая старая иномарка. Любая Другая давным-давно обогнала бы грузовик, как сделали это штук тридцать легковушек, в том числе и несколько вовсе уж ветхих «копеек» и «четыреста двенадцатых»…
– Ну, а на дорогах шалят? – спросил Данил. – В смысле рэкета и прочего?
– А, больше брешут про этот рэкет… Два месяца у вас баранку верчу – а ни разу не сталкивался. И ребята ничего такого не говорили. Батька в свое время так и сказал: мол, в Рутении теперь один авторитет, и авторитет этот я, так что остальных просят не беспокоиться и сидеть тихонечко, как мышь под метлой…
Очередной километровый указатель, белые цифры на синем: 251. «А ведь, пожалуй что, близимся», – подумал Данил и сказал непринужденно:
– Тебя, может, подменить?
– А что, можете?
Данил продемонстрировал свои права, где были закрыты все пять категорий.
Он не стал объяснять, что во времена оны научили водить и кое-что еще, однако в автомобильных правах это умение, понятное дело, не отражали отроду.
Пояснил лишь:
– Я, знаешь ли, не всегда в коммерсантах ходил. Был когда-то главным инженером в нефтеразведке, там водить пришлось все, что движется…
– В России, выходит? То-то говор у вас не рутенский, не «дзюкаете».
– Могу и «дзюкать», коли будзе надабнасць, – сказал Данил весело. – Умею…
Ну, даешь баранку?
– Валяйте, пан коммерческий директор, поработайте малость простым пролетариатом…
Пока грузовик стоял и они менялись местами, синяя машина тоже стояла в отдалении. Тронулся грузовик – тронулась и она. «Интересные дела, – думал Данил, ловко управляясь с баранкой, – и не особенно маскируются. На польской стороне их не было, это точно. Не смог бы не заметить. Неужели и в этом случае просчитал все точно? Не голова у тебя, Черский, а…»
Он нажал на тормоз, переглянулся с Семенычем. Тот растерянно пожал плечами:
– Чумовые какие-то…
Бежевая «Волга» так и тащилась с черепашьей скоростью им навстречу – по их же полосе, упорно идя в лобовую атаку, так и вынуждая остановиться. Уйти влево не удалось бы, дорога тут ненадолго сужалась, превращаясь лишь в две полосы, разделенных бетонным бордюром, который грузовик ни за что не одолел бы.
– Откуда ж они на нашу полосу свернули? – вслух недоумевал шофер. – От Зубаловки разве что. Это ж им полкилометра задним ходом переть придется, дернул меня черт здесь дорогу срезать… Выиграл десяток верст, называется… Тут, вообще-то, мало кто и ездит… Точно, чумовые!
Данил остановился окончательно потому что ничего другого и не оставалось. «Волга» тоже тормознула метрах в десяти от его капота.
Вылезли двое, подчеркнуто неторопливо: джинсы широченные, что запорожские шаровары, короткие кожаные куртки, стрижки ежиком, на пальцах огромные золотые гайки. Классическая картина, хоть сейчас в музей помещай в соответствующую витрину – «типичный образчик рэкетира».
– Здорово, трудяги! – весело крикнул один. – Едем, значит?
– Тьфу ты… – тихонечко сказал Семеныч. – Выходит, все же есть они, падлы… А у меня и монтировки нету…
– Сиди, – так же тихо посоветовал Данил. – Видал, у высокого?
Высокий без всякой нужды картинно поправил на себе черную кожанку, распахнув полы так, что подмышечную кобуру с большим черным револьвером мог рассмотреть и полуслепой. И вслед за напарником крикнул:
Данил полулежал, откинувшись на спинку переднего сиденья, – не столько в целях конспирации, сколько от усталости, чертова девчонка ухитрилась изрядно его измотать, не по вредности характера, а из бьющей ключом щенячьей жизненной энергии. Вместо раздражения он тем не менее вдруг почувствовал легкую грусть оттого, что они вряд ли когда-нибудь увидятся, шансы хотя и существуют, но весьма проблематичны, и какой-то миг он даже испугался этой грусти – говорят ведь, старость с того и начинается, что мужик вдруг всерьез тоскует по случайной подружке, – но тут же Данил сообразил, в чем дело.
Пожалуй что, не в симптомах старческой сентиментальности. Если, понятное дело, не считать законной молодой жены, он давно уже не делил постель с женщиной просто так. Всегда была дол я игры хотя ему, конечно же, о том не говорили, наоборот, изо всех сил притворялись, что случился неконтролируемый прорыв чувств или по крайней мере эмоций. Что потаенного расчета, упаси боже, нет. А на самом-то деле…
На сей раз не было никакого театра. Захотела мужика, сумасбродка сопливая, – и получила. И никакого подтекста. В его жизни, которую иные впечатлительные охотно обозвали бы исковерканной – и Данил подозревал, что они правы, – такое в последнее время случалось редко…
Все, кажется, кончено. Люди с профессиональными клеймами на спинах расходятся с таким видом, что ясно: возвращаться они не собираются. Спаниель поскучнел, тащится возле ноги проводника, охваченный тем же общим разочарованием…
Янина распахнула дверцу и плюхнулась рядом с ним, откинула капюшон, встряхнула роскошными волосами:
– Пустышка. Ничего.
– Они не обидятся?
– Ерунда, такое частенько случается. Снова не подтвердились оперативные наработки, и все тут… Бывает. Итак, груз… Все оборудование он выгрузил в Кракове, осталось только пять тонн гексотана, сотня мешков. И ничего недозволенного.
– Гексотан не может отбить у собаки чутье?
– Нет, я специально поинтересовалась. Ничего подобного. Они прекрасно знают все эти трюки с отбиванием запаха – и полный набор снадобий, которые для этого используются. Нет, полная пустышка, извини за невольный каламбур, чистая машина.
– А получатель гексотана?
– Рутения, Калюжин, фирма «Чупрей и братья». Документы в полном порядке, сейчас машину пропустят…
– Значит, мне пора, – сказал он с легкой грустью. – Прощай, амазонка, скажу тебе по секрету – ты чудесная девочка…
– Я знаю, – рассмеялась она. – А почему – «прощай»? Должны же мы когда-нибудь увидеться? «Потому что ты, дуреха, еще не привыкла расставаться, – сказал он про себя. – Не знаешь, как это бывает всерьез, брошенные мальчики пока что не в счет, речь идет об утратах».
– Наверное, – сказал Данил, чтобы сделать ей приятное. – Ну, мне пора…
– Это опасно?
– Нисколько.
– А ты без оружия…
– Голова-то здесь, – сказал он, постучав себя по лбу. – Всего тебе хорошего…
Наклонился, поцеловал ее и вылез. Не оглядываясь, прямиком пошел к кабине, обогнул ее с левой стороны, когда водитель уже собирался вскарабкаться в высоченную кабину. Совсем молодой, в тельняшке под клетчатой рубашкой.
– Эй! – окликнул Данил. – Ну что, отцепились, звери?
– Да, наконец… Два часа мурыжили. И так опоздал…
Он недвусмысленно отвернулся, поставил ногу на железную ступеньку. Данил придержал:
– Погоди, Семеныч. Получается, нам вместе ехать…
– Это с чего бы? – повернулся к нему водитель.
– А вот… – удрученно сообщил Данил, полез в бумажник и достал закатанное в пластик удостоверение. – Черский Даниил Петрович, коммерческий директор «Клейнода». Некоторым образом, стало быть, твое начальство.
– Я и смотрю, откуда отчество знаете… – Водитель пробежал глазами ксиву, ухмыльнулся. – Скорее уж не начальство, а тот самый искплутатор, а? По Карлу Марксу. А я-то все гадаю, кто это мою прибавочную стоимость лопает…
Судя по всему, он и по жизни был весельчаком, и рад был, что закончился, наконец, долгий немотивированный шмон.
– Веришь, нет, – сказал Данил задушевно, – но не видел я в жизни твоей прибавочной стоимости… А вот хлопот из-за твоего самохода у меня сегодня было предостаточно. Я как раз собирался домой из Варшавы, так нет, позвонили из таможни, велели прибыть сюда – мол, с машиной какие-то непонятки…
– Так вы все время здесь были?
– Ну да, – сказал Данил. – К машине они меня не подпускали, ходили, как павлины, слова через губу цедили. Я, грешным делом, приготовился тебя отмазывать неизвестно от чего, начал было в уме аргументы громоздить…
– Да ерунда, обошлось. Что-то я давненько такого не припомню. Обычно проходил без проблем.
– Напутали где-то, – сказал Данил с должным раздражением. – Бывает. Что мне теперь, до Бреста на вокзал за восемьдесят верст тащиться? С тобой проще…
– Я ж еще в Калюжин… Хотя, конечно, это не крюк… Или в Довмонтовичах на автобус пересядете?
– А, там видно будет, – махнул рукой Данил. – Главное, домой бы побыстрее… Едем?
– Едем.
Данил посмотрел со своего места в зеркальце заднего вида, но рассмотрел лишь смутный силуэт за лобовым стеклом белой «Мазды», не без грусти улыбнулся в пространство – мы все же еще чего-то стоим, если такие девочки выбирают в качестве равноправных партнеров, не заикаясь о деньгах…
Рано умирать.
Молодой Семеныч оказался душой незатейливой. Данил уже видел, что не вызывает у него ни малейших подозрений, – во-первых, простой водила, не соприкасавшийся с «Клейнодом» вовсе, не мог знать в лицо всех сотрудников фирмы, если вообще знал хоть кого-то. Во-вторых, Данил по-прежнему считал себя способным вскрыть актерство, даже изощренное. Как-никак за это и платили, да и акционером фирмы стал с некоторых пор не за красивые глаза и острые зубы…
В течение ближайшего часа он главным образом слушал – мысли вслух товарища Семеныча о его молодой жене, теще, работе. Батьке и общей ситуации на земном шаре. Жену молодожен обожал, с тещей конфликтов не было, благо обитала в безопасном отдалении, за Батьку бесхитростно собирался выдрать глотку кому угодно, а вот общая ситуация на земном шаре в его изложении заставляла человека вроде Данила украдкой позевывать, ибо отдавала в обрисовке шофера несказанным примитивом. Считать, что весь мир идет войной на Рутению и ее Батьку, – это, пожалуй, все же пиитическое преувеличение…
Хотя неизвестно, что хуже: такое вот примитивное убеждение, коим одержим молодой водила, или то, что Данил успел раскопать, – никоим образом не глобальное, однако полное кровавой жути и жуткой грязи…
Понемногу он мастерскими невинными вопросиками начал уводить Семеныча в сторону – исподволь расспрашивал о том, что касалось перевозок. На всякий случай свой интерес он постарался должным образом замотивировать: мол, протирает штаны в кабинете, имеет дело с массой бумаг касаемо грузов и поездок, а сам меж тем понятия не имеет, что кроется за сухими строчками накладных, ведомостей и сводок. Ну не смешно ли?
Семеныч охотно согласился, что это и в самом деле смешно. И просвещал, как мог, от всей широты наивной души. Жаль только, уцепиться в его многословных рассказах, перемежавшихся юмористическими заметками о европейских впечатлениях, толком и не за что. Нет зацепок. Загрузился отвез – выгрузил. И не более того. Ни единой детали-подробности, заставившей бы вмиг насторожиться…
Гораздо более интересным с некоторых пор стало другое – синяя машина, маячившая в отдалении, явственно видимая в зеркальце. Она и не пыталась прятаться, как села на хвост километрах в двадцати от границы, на рутенской стороне, понятно, так и держалась в отдалении два часа, то ненадолго пропадая из поля зрения, то вновь объявляясь. Даже человек вдесятеро менее опытный давно определил бы, что имеет дело с натуральнейшим хвостом.
Держится на приличном расстоянии, но и отсюда можно определить по очертаниям и радиатору, что это – не самая старая иномарка. Любая Другая давным-давно обогнала бы грузовик, как сделали это штук тридцать легковушек, в том числе и несколько вовсе уж ветхих «копеек» и «четыреста двенадцатых»…
– Ну, а на дорогах шалят? – спросил Данил. – В смысле рэкета и прочего?
– А, больше брешут про этот рэкет… Два месяца у вас баранку верчу – а ни разу не сталкивался. И ребята ничего такого не говорили. Батька в свое время так и сказал: мол, в Рутении теперь один авторитет, и авторитет этот я, так что остальных просят не беспокоиться и сидеть тихонечко, как мышь под метлой…
Очередной километровый указатель, белые цифры на синем: 251. «А ведь, пожалуй что, близимся», – подумал Данил и сказал непринужденно:
– Тебя, может, подменить?
– А что, можете?
Данил продемонстрировал свои права, где были закрыты все пять категорий.
Он не стал объяснять, что во времена оны научили водить и кое-что еще, однако в автомобильных правах это умение, понятное дело, не отражали отроду.
Пояснил лишь:
– Я, знаешь ли, не всегда в коммерсантах ходил. Был когда-то главным инженером в нефтеразведке, там водить пришлось все, что движется…
– В России, выходит? То-то говор у вас не рутенский, не «дзюкаете».
– Могу и «дзюкать», коли будзе надабнасць, – сказал Данил весело. – Умею…
Ну, даешь баранку?
– Валяйте, пан коммерческий директор, поработайте малость простым пролетариатом…
Пока грузовик стоял и они менялись местами, синяя машина тоже стояла в отдалении. Тронулся грузовик – тронулась и она. «Интересные дела, – думал Данил, ловко управляясь с баранкой, – и не особенно маскируются. На польской стороне их не было, это точно. Не смог бы не заметить. Неужели и в этом случае просчитал все точно? Не голова у тебя, Черский, а…»
Он нажал на тормоз, переглянулся с Семенычем. Тот растерянно пожал плечами:
– Чумовые какие-то…
Бежевая «Волга» так и тащилась с черепашьей скоростью им навстречу – по их же полосе, упорно идя в лобовую атаку, так и вынуждая остановиться. Уйти влево не удалось бы, дорога тут ненадолго сужалась, превращаясь лишь в две полосы, разделенных бетонным бордюром, который грузовик ни за что не одолел бы.
– Откуда ж они на нашу полосу свернули? – вслух недоумевал шофер. – От Зубаловки разве что. Это ж им полкилометра задним ходом переть придется, дернул меня черт здесь дорогу срезать… Выиграл десяток верст, называется… Тут, вообще-то, мало кто и ездит… Точно, чумовые!
Данил остановился окончательно потому что ничего другого и не оставалось. «Волга» тоже тормознула метрах в десяти от его капота.
Вылезли двое, подчеркнуто неторопливо: джинсы широченные, что запорожские шаровары, короткие кожаные куртки, стрижки ежиком, на пальцах огромные золотые гайки. Классическая картина, хоть сейчас в музей помещай в соответствующую витрину – «типичный образчик рэкетира».
– Здорово, трудяги! – весело крикнул один. – Едем, значит?
– Тьфу ты… – тихонечко сказал Семеныч. – Выходит, все же есть они, падлы… А у меня и монтировки нету…
– Сиди, – так же тихо посоветовал Данил. – Видал, у высокого?
Высокий без всякой нужды картинно поправил на себе черную кожанку, распахнув полы так, что подмышечную кобуру с большим черным револьвером мог рассмотреть и полуслепой. И вслед за напарником крикнул: