Страница:
Мазур ударил – раз, другой, добавил правой ногой, на лету подхватив падающего и выдернув у того из руки пистолет с глушителем. Времени на дальнейший осмотр дома было не много и не мало, в самый раз, но все равно следовало поторопиться. Его беспокоил неведомо где отсутствующий пятый, верзила Чахлый – не следовало оставлять в тылу столь габаритный экземпляр, который царапнуло лишь самую чуточку.
Ни во дворе, ни в сторожке никого не было. Там стоял лишь автомобиль Тони, роскошный синий «бьюик», сверкавший лаком и никелем так, что глаза резало. Поскольку шофера нигде не видно, босс, надо думать, сам любил повертеть баранку…
Но где же? Оба этажа проверены… Пару секунд подумав, Мазур вернулся в дом, распахнул дверь, ведущую в подвал, включил свет и спустился по узкой крутой лестнице.
Там Чахлый и отыскался – он лежал ничком на бетонном полу, аккурат под яркой лампочкой, головой в подсохшей темной луже, и в затылке у него Мазур сразу углядел аккуратное входное отверстие. Нагнулся, потом присел на корточки, зацепил указательным пальцем небрежно наложенную повязку.
Ага, вот оно что… Царапина, хоть и пустяковая, все же не прошла без последствий – рана под повязкой изрядно вспухла, успела загноиться. Ну вот, начинает выстраиваться крайне похожая на правду версия: должно быть, грязь попала, нагноение пошло, Чахлый, как любой на его месте, возжаждал срочной медицинской помощи – но Тони предпочел гораздо более рациональное решение вопроса. То ли не было под рукой доверенного врача, то ли здешний босс по каким-то причинам не захотел обременять группу раненым.
Стоя над покойником, Мазур печально покривил губы – и на этом завершил траурную церемонию. Как-никак не брат, не сват, не сослуживец, за что боролся, криминальный элемент, на то и напоролся.
Поднимаясь на второй этаж, подбирая моток веревки и примериваясь к нему прихваченным в подвале складным ножом, он уже принял четкое решение. Находясь на задании, он отроду не страдал ни излишним гуманизмом, ни благодушием, – но эту четверку стоило оставить в живых из соображений чисто практических. Совершенно неизвестно, сколько еще ему придется пробыть на этом острове, суверенной территории США, какие перипетии грядут и чем все обернется. При таком раскладе крайне неосмотрительно было бы оставлять за собой столько трупов – в доме, где полным-полно его отпечатков пальцев, где его видели и сумеют опознать те четыре шлюхи. Все отпечатки ни за что не отыщешь и не уничтожишь – как и помянутых шлюх. Крайне неразумно пребывать на нелегальном положении на территории, находящейся под полной и безраздельной юрисдикцией Штатов, имея за спиной столько покойников – на него их в первую очередь и повесят если что, и, между прочим, будут совершенно правы… Так что пусть живут, уроды. Все равно жаловаться властям на то, как с ними обошлись, безусловно не побегут, – а сами в беспомощном состоянии проваляются достаточно долго, чтобы Мазур успел раствориться в безвестности, в роковой пропащности, как выражался классик…
Разрезав веревку, он на совесть потрудился над тремя гангстерами, завязав узлы так, чтобы не перехватило кровообращение, но и освободиться они сумели через сутки-двое, не раньше, да и то предельным изощрением усилий. Затыкать рты не стал – орать они все равно ни за что не станут. В доме как-никак лежит сумка с изрядной порцией некоего наркотика, а в подвале валяется труп. Орать выйдет себе дороже…
Он тщательно обыскал троицу, вытрясая из карманов все мало-мальски полезное, особое внимание уделив цепочке с ключами, взятой у латиноса – ключ зажигания от катера пригодится как нельзя лучше. Спустился на первый этаж и столь же надежно «упаковал» мистера Тони, начавшего уже приходить в себя. Уселся над ним на стул и преспокойно закурил, стряхивая горячий пепел прямо на нос лежащего – не садизма ради, исключительно для того, чтобы побыстрее привести в чувство. Следовало вдумчиво побеседовать с этой паскудой – Мазур к тому времени успел уже продумать великолепный ложный след, не только затруднивший бы погоню, но и осложнивший ее, сбивший бы с толку…
– Кончай прикидываться, хмырь, – сказал Мазур, наклонившись и присмотревшись. – У тебя ресницы трепещут… Открой зенки, а то пулю всажу…
Тони медленно открыл глаза, попробовал пошевелиться и тут же, осознав свое положение, перестал барахтаться. «Крепкий орешек, – вновь отметил Мазур. – Кипит от злости, но не позволяет эмоциям прорваться наружу…»
– Ну что, Тони? – спросил он дружелюбно, играя трофейным пистолетом с глушителем. – Сразу тебя хлопнуть, или желаешь с разговорами, как порядочная девочка?
– Что тебе нужно? – голос был почти спокойным. – Сумку?
– Мне? – поднял брови Мазур. – Да мне, собственно говоря, ничего особенного и не нужно было. Я просто хотел побыстрее с вами развязаться и вернуться к своим делам. Ты сам отдал приказ меня придушить втихомолку, вот и пришлось… Извини, конечно, Тони, но у меня есть свои предрассудки и пунктики. И главный из них такой: не люблю, чтобы меня убивали, хочу пожить подольше. Это не слишком нагло, а? А почему ты меня ни о чем не спрашиваешь, не интересуешься судьбой твоих ребят?
– А зачем? Если ты тут сидишь совершенно спокойно, хмырь долбанный, и пыжишься, значит, уже не опасаешься за свою спину, скот…
– Одну минуту, – сказал Мазур. – Давай условимся с ходу. Разговор у нас будет насквозь деловой и спокойный, без лишних эмоций. Не то чтобы твои оскорбления меня задевали, но они затягивают беседу, усек? Еще одно ругательство, еще одна неделовая реплика – и я тебя легонечко пну по яйцам. А это больно, согласись. Ну?
– Я понял, – сказал Тони с закостеневшим лицом.
– Молодец, – сказал Мазур. – Вопросы будут?
– Тебя послал Санчес? За сумкой?
– Мимо, – сказал Мазур. – Ты, быть может, удивишься, но я понятия не имею, кто такой Санчес, и к вашим играм в самом деле не имею никакого отношения. Просто-напросто в силу тех самых предрассудков я никак не хотел, чтобы меня придушили, только и всего… Я мирный кладоискатель…
– Врешь. Мирный бродяга не смог бы справиться…
– Ну, я бывший «зеленый берет», – сказал Мазур. – Этому-то ты веришь?
– Пожалуй…
– А теперь найди мотивы, по которым я не должен тебя убивать. И побыстрее, Тони. Интересно, какие же это мотивы? Учитывая, что в соседней комнате лежит наркоты на несколько миллионов баксов и ни одна собака не сможет потом сказать, что я тут вообще был…
– А Ричарда ты тоже уберешь? И его людей? Не получится, малыш. Тебе ни за что не удастся укокошить всех, кто тебя видел на Пасагуа и знает, что к чему. Значит, у тебя всю оставшуюся жизнь будут висеть на хвосте наши люди, разыскивая со всем тщанием. Мы не одиночки, Джонни, мы – семья. Если ты хорошо понимаешь, что я имею в виду…
– Возможно, – сказал Мазур. – Но для тебя-то какое будет иметь значение все, что со мной произойдет гораздо позже? Тебя-то я могу пристукнуть в любой момент…
На лбу у Тони появилась испарина, но голос звучал все так же, почти ровно:
– Если ты меня до сих пор не стукнул, а пустился в разговоры, значит, что-то у тебя на уме…
– Угадал, – сказал Мазур. – Любопытно, а ты можешь мне что-то предложить? Что-то, что устроит нас обоих?
– Развяжи мне руки, не трогай сумку и убирайся к чертовой матери, – сказал Тони. – Это все-таки шанс, верно?
– Сомневаюсь. Очень быстро вы нагрянете на Пасагуа, а то и просто созвонитесь с Ричардом, и мне опять станет неуютно. Дурака нашел!
– Не тронешь сумку – я тебе дам шанс.
– Хочешь, чтобы я поверил? После того, как ты распорядился меня придушить? Тони, я был в подвале и видел Чахлого. Уж если ты от своих избавляешься, как от пустых сигаретных пачек, то насчет меня…
– А у тебя есть выбор, австралийская морда? Или предпочитаешь всю жизнь от нас бегать?
«Ну, хватит, – сказал себе Мазур. – Не стоит затягивать приятную беседу до бесконечности, время дорого…»
Он зажег новую сигарету, закинул ногу на ногу, покачал носком и, не сводя глаз с собеседника, спокойно спросил:
– Тони, а почему ты решил, что это я буду от вас бегать? Может быть, обернется как раз наоборот? Молчишь? Ну да, ты парень умный… Так вот, Тони, тебе не приходило в голову задуматься над примитивным вопросом: как это вышло, что обычный кладоискатель, бродяга долбанный, вмиг вырубил и спеленал твоих мальчиков, а потом и тебя самого? По глазам вижу, этот вопрос у тебя уже замаячил в башке… Ладно, не буду тебя интриговать, у меня мало времени… Слушай внимательно, макаронник. Твои ребята лежат наверху совершенно целехонькие, живые и здоровые. И ты останешься тут валяться живой. Я даже не заберу наркотик. Хочешь знать корни такого гуманизма? Хочешь, по роже видно… Тони, ты слышал хоть краем уха про веселую контору под названием Центральное разведывательное управление? Только не заливай, будто не слышал. Ну, ты понял? Понял, спрашиваю, откуда все нестыковки, несообразности и загадки? Ты, дубина итальянская, ухитрился встать поперек дороги нам, и никому другому. Мать твою, мы крутили на Пасагуа серьезнейшую операцию, о которой знают полдюжины человек в Штатах, мы удачно замаскировались под кладоискателей, и все шло просто прекрасно – и тут, как чертик из коробочки, возникает твой драный Ричард со своими гориллами… И все портит. Что, мы должны были показывать документы и звать полицию? Если ты так думаешь, то ты форменный идиот… Какие документы, какая полиция? Мы все под прикрытием, под масками… Вот и пришлось для пользы дела подыграть вам, уголовным рожам – так казалось гораздо проще. Только вы, мудаки хреновы, не цените хорошего отношения… Видит бог, если бы вы меня отпустили, я бы забыл обо всем и занялся своим делом, нам некогда гоняться за торговцами дурью, у нас свои задачи… Но ты, недоносок, решил меня убрать…
Он говорил спокойно и уверенно, небрежным тоном человека, ощущающего за собой нешуточную силу. Нисколечко не притворялся, воображал себя самого серьезным профессионалом, за которым стоит вся мощь государства – вот только вывеска была другая.
– Тони, ты и в самом деле будешь мне тут вкручивать, что вы, банда вонючая, способны серьезно обидеть мальчиков из Лэнгли? Ну, брось, не настолько ты крут… Это мы при необходимости вас всех развесим по пальмам, ты понял, ублюдок? – Мазур наклонился вперед и с ничуть не наигранной злобой пнул лежащего под ребра. – Это от нас вы будете бегать всю сознательную жизнь, что ты, что Ричард… Сидеть будете, как крысы в норе…
– Что ты хочешь? – после короткого молчания спросил Тони. Судя по его виду, он принял навязанную Мазуром легенду, – потому что она крайне походила на правду. При всем своем уме и житейской опытности этот хмырь не мог доискаться до реального положения дел: Советский Союз и тамошний спецназ для него были чисто отвлеченными понятиями, не входившими в круг повседневных забот. Точно так же, как для Мазура – торговцы наркотой, пока жизнь не свела с ними вплотную…
– Ты все понял, недоносок? – спросил Мазур тем же хозяйским, нагло-уверенным тоном. – Я бы вас всех пришил к чертовой матери, но останавливают меня чисто практические соображения. Операция еще не закончена, и мне категорически велено не привлекать к себе внимания. Я, знаешь ли, привык добросовестно выполнять приказы, у нас без этого нельзя. Иначе с превеликим удовольствием поджег бы это гнездо, чтобы вы все тут изжарились… Но ты не думай, Тони, что счастливо отделался. Уж если попал к нам в руки, мы тебя в жизни не выпустим… Чуть погодя, совсем скоро, к тебе придут другие. Расскажут, чего от тебя хотят, и ты будешь выполнять все, как робот, – потому что с Лэнгли шутить опасно, особенно таким типам, как ты. Стоит пальцем шевельнуть – и ты схватишь парочку пожизненных… А прятаться от нас бесполезно даже в Антарктиде. Так что всего хорошего, Тони. Лежи и думай о приятном. Вы все – мальчики с большим жизненным опытом, и не думаю, что вы так и будете валяться связанными, пока не сдохнете от голода и жажды… Рано или поздно распутаетесь – подозреваю, через сутки-другие, но, скажу тебе по совести, меня не волнуют ваши переживания… Захотите жить – распутаетесь. В крайнем случае, можно выкатиться на улицу и орать, призывая на помощь. Выставляя себя, скажем, жертвой грабителей. Вдруг да найдется такой дурак, что поверит. Всего наилучшего, Тони! Ты, главное, запомни, что совсем скоро к тебе обязательно придет кто-то от нас, и всю оставшуюся жизнь готовься танцевать под нашу музыку… Пока, скотина!
Пнув лежащего напоследок под ребра в виде дружеского прощания, Мазур вышел в коридор.
Прихватил с вешалки легкую курточку то ли Санни, то ли Фила – но уж никак не Чахлого, не те габариты были у покойника – и распихал по ее карманам военную добычу. Кроме цепочки с ключами, вторых ключей от «бьюика» и массивного золотого портсигара, он стал обладателем двух с лишним тысяч долларов бумажками разного достоинства, двух пар золотых часов, увесистого золотого перстня с каким-то зеленым камнем – вполне вероятно, неподдельный изумруд – и золотой же зажигалки. С мародерством все это не имело ничего общего – беглецу в чужой стране жизненно необходимы деньги и ценности, без них ничего путного и не получится, проще уж сразу сдаться властям…
После короткого размышления он оставил себе складной нож, а все пистолеты и револьверы свалил в мусорное ведро в кухне. В большом мирном городе пушка все равно ни к чему, от нее больше вреда, чем пользы. Тут вам не джунгли и не дикие окраины, на первый же выстрел слетятся полицейские, и погоришь, как мотылек на свечке…
Он прислушался. Со второго этажа не доносилось ни малейшего шума – даже если троица пришла в себя, притихли, как мышки, ожидая дальнейшего развития событий и боясь привлечь к себе внимание. На их месте Мазур тоже лежал бы смирнехонько и не пищал, – когда по дому болтается вооруженный решительный тип, которого вы с дружками недвусмысленно собирались придушить до смерти, но он ухитрился вырваться, лучше лежать и помалкивать… Прощаться с ними, разумеется, не стоит – перебьются…
Распахнув ворота, Мазур уселся за руль роскошного «бьюика», включил мотор, осторожно перекинул непривычный рычаг передач, располагавшийся прямо на руле, медленно выехал на улицу. Ногам тоже было непривычно, они искали педаль сцепления, которой тут не было вовсе – буржуйская роскошь, автоматическая коробка, педалей только две – тормоз и газ, – как в фантастическом романе, право слово…
Аккуратно притерев длинную машину к тротуару, вылез и неторопливо огляделся. Мимо ехали машины и шли люди, и никто не обращал на него внимания, Мазур ничем особенным не выделялся. Вновь на миг прошило ощущение нешуточной странности – один-одинешенек на американской территории, совершенно нелегально, и ни одна собака не подозревает…
Закрыл ворота, вернулся в машину и, включив левый поворот, отъехал от тротуара.
Глава девятая
Ни во дворе, ни в сторожке никого не было. Там стоял лишь автомобиль Тони, роскошный синий «бьюик», сверкавший лаком и никелем так, что глаза резало. Поскольку шофера нигде не видно, босс, надо думать, сам любил повертеть баранку…
Но где же? Оба этажа проверены… Пару секунд подумав, Мазур вернулся в дом, распахнул дверь, ведущую в подвал, включил свет и спустился по узкой крутой лестнице.
Там Чахлый и отыскался – он лежал ничком на бетонном полу, аккурат под яркой лампочкой, головой в подсохшей темной луже, и в затылке у него Мазур сразу углядел аккуратное входное отверстие. Нагнулся, потом присел на корточки, зацепил указательным пальцем небрежно наложенную повязку.
Ага, вот оно что… Царапина, хоть и пустяковая, все же не прошла без последствий – рана под повязкой изрядно вспухла, успела загноиться. Ну вот, начинает выстраиваться крайне похожая на правду версия: должно быть, грязь попала, нагноение пошло, Чахлый, как любой на его месте, возжаждал срочной медицинской помощи – но Тони предпочел гораздо более рациональное решение вопроса. То ли не было под рукой доверенного врача, то ли здешний босс по каким-то причинам не захотел обременять группу раненым.
Стоя над покойником, Мазур печально покривил губы – и на этом завершил траурную церемонию. Как-никак не брат, не сват, не сослуживец, за что боролся, криминальный элемент, на то и напоролся.
Поднимаясь на второй этаж, подбирая моток веревки и примериваясь к нему прихваченным в подвале складным ножом, он уже принял четкое решение. Находясь на задании, он отроду не страдал ни излишним гуманизмом, ни благодушием, – но эту четверку стоило оставить в живых из соображений чисто практических. Совершенно неизвестно, сколько еще ему придется пробыть на этом острове, суверенной территории США, какие перипетии грядут и чем все обернется. При таком раскладе крайне неосмотрительно было бы оставлять за собой столько трупов – в доме, где полным-полно его отпечатков пальцев, где его видели и сумеют опознать те четыре шлюхи. Все отпечатки ни за что не отыщешь и не уничтожишь – как и помянутых шлюх. Крайне неразумно пребывать на нелегальном положении на территории, находящейся под полной и безраздельной юрисдикцией Штатов, имея за спиной столько покойников – на него их в первую очередь и повесят если что, и, между прочим, будут совершенно правы… Так что пусть живут, уроды. Все равно жаловаться властям на то, как с ними обошлись, безусловно не побегут, – а сами в беспомощном состоянии проваляются достаточно долго, чтобы Мазур успел раствориться в безвестности, в роковой пропащности, как выражался классик…
Разрезав веревку, он на совесть потрудился над тремя гангстерами, завязав узлы так, чтобы не перехватило кровообращение, но и освободиться они сумели через сутки-двое, не раньше, да и то предельным изощрением усилий. Затыкать рты не стал – орать они все равно ни за что не станут. В доме как-никак лежит сумка с изрядной порцией некоего наркотика, а в подвале валяется труп. Орать выйдет себе дороже…
Он тщательно обыскал троицу, вытрясая из карманов все мало-мальски полезное, особое внимание уделив цепочке с ключами, взятой у латиноса – ключ зажигания от катера пригодится как нельзя лучше. Спустился на первый этаж и столь же надежно «упаковал» мистера Тони, начавшего уже приходить в себя. Уселся над ним на стул и преспокойно закурил, стряхивая горячий пепел прямо на нос лежащего – не садизма ради, исключительно для того, чтобы побыстрее привести в чувство. Следовало вдумчиво побеседовать с этой паскудой – Мазур к тому времени успел уже продумать великолепный ложный след, не только затруднивший бы погоню, но и осложнивший ее, сбивший бы с толку…
– Кончай прикидываться, хмырь, – сказал Мазур, наклонившись и присмотревшись. – У тебя ресницы трепещут… Открой зенки, а то пулю всажу…
Тони медленно открыл глаза, попробовал пошевелиться и тут же, осознав свое положение, перестал барахтаться. «Крепкий орешек, – вновь отметил Мазур. – Кипит от злости, но не позволяет эмоциям прорваться наружу…»
– Ну что, Тони? – спросил он дружелюбно, играя трофейным пистолетом с глушителем. – Сразу тебя хлопнуть, или желаешь с разговорами, как порядочная девочка?
– Что тебе нужно? – голос был почти спокойным. – Сумку?
– Мне? – поднял брови Мазур. – Да мне, собственно говоря, ничего особенного и не нужно было. Я просто хотел побыстрее с вами развязаться и вернуться к своим делам. Ты сам отдал приказ меня придушить втихомолку, вот и пришлось… Извини, конечно, Тони, но у меня есть свои предрассудки и пунктики. И главный из них такой: не люблю, чтобы меня убивали, хочу пожить подольше. Это не слишком нагло, а? А почему ты меня ни о чем не спрашиваешь, не интересуешься судьбой твоих ребят?
– А зачем? Если ты тут сидишь совершенно спокойно, хмырь долбанный, и пыжишься, значит, уже не опасаешься за свою спину, скот…
– Одну минуту, – сказал Мазур. – Давай условимся с ходу. Разговор у нас будет насквозь деловой и спокойный, без лишних эмоций. Не то чтобы твои оскорбления меня задевали, но они затягивают беседу, усек? Еще одно ругательство, еще одна неделовая реплика – и я тебя легонечко пну по яйцам. А это больно, согласись. Ну?
– Я понял, – сказал Тони с закостеневшим лицом.
– Молодец, – сказал Мазур. – Вопросы будут?
– Тебя послал Санчес? За сумкой?
– Мимо, – сказал Мазур. – Ты, быть может, удивишься, но я понятия не имею, кто такой Санчес, и к вашим играм в самом деле не имею никакого отношения. Просто-напросто в силу тех самых предрассудков я никак не хотел, чтобы меня придушили, только и всего… Я мирный кладоискатель…
– Врешь. Мирный бродяга не смог бы справиться…
– Ну, я бывший «зеленый берет», – сказал Мазур. – Этому-то ты веришь?
– Пожалуй…
– А теперь найди мотивы, по которым я не должен тебя убивать. И побыстрее, Тони. Интересно, какие же это мотивы? Учитывая, что в соседней комнате лежит наркоты на несколько миллионов баксов и ни одна собака не сможет потом сказать, что я тут вообще был…
– А Ричарда ты тоже уберешь? И его людей? Не получится, малыш. Тебе ни за что не удастся укокошить всех, кто тебя видел на Пасагуа и знает, что к чему. Значит, у тебя всю оставшуюся жизнь будут висеть на хвосте наши люди, разыскивая со всем тщанием. Мы не одиночки, Джонни, мы – семья. Если ты хорошо понимаешь, что я имею в виду…
– Возможно, – сказал Мазур. – Но для тебя-то какое будет иметь значение все, что со мной произойдет гораздо позже? Тебя-то я могу пристукнуть в любой момент…
На лбу у Тони появилась испарина, но голос звучал все так же, почти ровно:
– Если ты меня до сих пор не стукнул, а пустился в разговоры, значит, что-то у тебя на уме…
– Угадал, – сказал Мазур. – Любопытно, а ты можешь мне что-то предложить? Что-то, что устроит нас обоих?
– Развяжи мне руки, не трогай сумку и убирайся к чертовой матери, – сказал Тони. – Это все-таки шанс, верно?
– Сомневаюсь. Очень быстро вы нагрянете на Пасагуа, а то и просто созвонитесь с Ричардом, и мне опять станет неуютно. Дурака нашел!
– Не тронешь сумку – я тебе дам шанс.
– Хочешь, чтобы я поверил? После того, как ты распорядился меня придушить? Тони, я был в подвале и видел Чахлого. Уж если ты от своих избавляешься, как от пустых сигаретных пачек, то насчет меня…
– А у тебя есть выбор, австралийская морда? Или предпочитаешь всю жизнь от нас бегать?
«Ну, хватит, – сказал себе Мазур. – Не стоит затягивать приятную беседу до бесконечности, время дорого…»
Он зажег новую сигарету, закинул ногу на ногу, покачал носком и, не сводя глаз с собеседника, спокойно спросил:
– Тони, а почему ты решил, что это я буду от вас бегать? Может быть, обернется как раз наоборот? Молчишь? Ну да, ты парень умный… Так вот, Тони, тебе не приходило в голову задуматься над примитивным вопросом: как это вышло, что обычный кладоискатель, бродяга долбанный, вмиг вырубил и спеленал твоих мальчиков, а потом и тебя самого? По глазам вижу, этот вопрос у тебя уже замаячил в башке… Ладно, не буду тебя интриговать, у меня мало времени… Слушай внимательно, макаронник. Твои ребята лежат наверху совершенно целехонькие, живые и здоровые. И ты останешься тут валяться живой. Я даже не заберу наркотик. Хочешь знать корни такого гуманизма? Хочешь, по роже видно… Тони, ты слышал хоть краем уха про веселую контору под названием Центральное разведывательное управление? Только не заливай, будто не слышал. Ну, ты понял? Понял, спрашиваю, откуда все нестыковки, несообразности и загадки? Ты, дубина итальянская, ухитрился встать поперек дороги нам, и никому другому. Мать твою, мы крутили на Пасагуа серьезнейшую операцию, о которой знают полдюжины человек в Штатах, мы удачно замаскировались под кладоискателей, и все шло просто прекрасно – и тут, как чертик из коробочки, возникает твой драный Ричард со своими гориллами… И все портит. Что, мы должны были показывать документы и звать полицию? Если ты так думаешь, то ты форменный идиот… Какие документы, какая полиция? Мы все под прикрытием, под масками… Вот и пришлось для пользы дела подыграть вам, уголовным рожам – так казалось гораздо проще. Только вы, мудаки хреновы, не цените хорошего отношения… Видит бог, если бы вы меня отпустили, я бы забыл обо всем и занялся своим делом, нам некогда гоняться за торговцами дурью, у нас свои задачи… Но ты, недоносок, решил меня убрать…
Он говорил спокойно и уверенно, небрежным тоном человека, ощущающего за собой нешуточную силу. Нисколечко не притворялся, воображал себя самого серьезным профессионалом, за которым стоит вся мощь государства – вот только вывеска была другая.
– Тони, ты и в самом деле будешь мне тут вкручивать, что вы, банда вонючая, способны серьезно обидеть мальчиков из Лэнгли? Ну, брось, не настолько ты крут… Это мы при необходимости вас всех развесим по пальмам, ты понял, ублюдок? – Мазур наклонился вперед и с ничуть не наигранной злобой пнул лежащего под ребра. – Это от нас вы будете бегать всю сознательную жизнь, что ты, что Ричард… Сидеть будете, как крысы в норе…
– Что ты хочешь? – после короткого молчания спросил Тони. Судя по его виду, он принял навязанную Мазуром легенду, – потому что она крайне походила на правду. При всем своем уме и житейской опытности этот хмырь не мог доискаться до реального положения дел: Советский Союз и тамошний спецназ для него были чисто отвлеченными понятиями, не входившими в круг повседневных забот. Точно так же, как для Мазура – торговцы наркотой, пока жизнь не свела с ними вплотную…
– Ты все понял, недоносок? – спросил Мазур тем же хозяйским, нагло-уверенным тоном. – Я бы вас всех пришил к чертовой матери, но останавливают меня чисто практические соображения. Операция еще не закончена, и мне категорически велено не привлекать к себе внимания. Я, знаешь ли, привык добросовестно выполнять приказы, у нас без этого нельзя. Иначе с превеликим удовольствием поджег бы это гнездо, чтобы вы все тут изжарились… Но ты не думай, Тони, что счастливо отделался. Уж если попал к нам в руки, мы тебя в жизни не выпустим… Чуть погодя, совсем скоро, к тебе придут другие. Расскажут, чего от тебя хотят, и ты будешь выполнять все, как робот, – потому что с Лэнгли шутить опасно, особенно таким типам, как ты. Стоит пальцем шевельнуть – и ты схватишь парочку пожизненных… А прятаться от нас бесполезно даже в Антарктиде. Так что всего хорошего, Тони. Лежи и думай о приятном. Вы все – мальчики с большим жизненным опытом, и не думаю, что вы так и будете валяться связанными, пока не сдохнете от голода и жажды… Рано или поздно распутаетесь – подозреваю, через сутки-другие, но, скажу тебе по совести, меня не волнуют ваши переживания… Захотите жить – распутаетесь. В крайнем случае, можно выкатиться на улицу и орать, призывая на помощь. Выставляя себя, скажем, жертвой грабителей. Вдруг да найдется такой дурак, что поверит. Всего наилучшего, Тони! Ты, главное, запомни, что совсем скоро к тебе обязательно придет кто-то от нас, и всю оставшуюся жизнь готовься танцевать под нашу музыку… Пока, скотина!
Пнув лежащего напоследок под ребра в виде дружеского прощания, Мазур вышел в коридор.
Прихватил с вешалки легкую курточку то ли Санни, то ли Фила – но уж никак не Чахлого, не те габариты были у покойника – и распихал по ее карманам военную добычу. Кроме цепочки с ключами, вторых ключей от «бьюика» и массивного золотого портсигара, он стал обладателем двух с лишним тысяч долларов бумажками разного достоинства, двух пар золотых часов, увесистого золотого перстня с каким-то зеленым камнем – вполне вероятно, неподдельный изумруд – и золотой же зажигалки. С мародерством все это не имело ничего общего – беглецу в чужой стране жизненно необходимы деньги и ценности, без них ничего путного и не получится, проще уж сразу сдаться властям…
После короткого размышления он оставил себе складной нож, а все пистолеты и револьверы свалил в мусорное ведро в кухне. В большом мирном городе пушка все равно ни к чему, от нее больше вреда, чем пользы. Тут вам не джунгли и не дикие окраины, на первый же выстрел слетятся полицейские, и погоришь, как мотылек на свечке…
Он прислушался. Со второго этажа не доносилось ни малейшего шума – даже если троица пришла в себя, притихли, как мышки, ожидая дальнейшего развития событий и боясь привлечь к себе внимание. На их месте Мазур тоже лежал бы смирнехонько и не пищал, – когда по дому болтается вооруженный решительный тип, которого вы с дружками недвусмысленно собирались придушить до смерти, но он ухитрился вырваться, лучше лежать и помалкивать… Прощаться с ними, разумеется, не стоит – перебьются…
Распахнув ворота, Мазур уселся за руль роскошного «бьюика», включил мотор, осторожно перекинул непривычный рычаг передач, располагавшийся прямо на руле, медленно выехал на улицу. Ногам тоже было непривычно, они искали педаль сцепления, которой тут не было вовсе – буржуйская роскошь, автоматическая коробка, педалей только две – тормоз и газ, – как в фантастическом романе, право слово…
Аккуратно притерев длинную машину к тротуару, вылез и неторопливо огляделся. Мимо ехали машины и шли люди, и никто не обращал на него внимания, Мазур ничем особенным не выделялся. Вновь на миг прошило ощущение нешуточной странности – один-одинешенек на американской территории, совершенно нелегально, и ни одна собака не подозревает…
Закрыл ворота, вернулся в машину и, включив левый поворот, отъехал от тротуара.
Глава девятая
Гуд бай, Америка!
В пехоту Мазур перешел уже через четверть часа, проехав на «бьюике» не более километра. Причин было несколько, и все – серьезные.
Во-первых, он абсолютно не знал города, понятия не имел, что его ожидает за очередным поворотом – широкая улица или тупик, из которого придется долго выбираться. Во-вторых, добраться самостоятельно до того района; где жила Пакита, нечего было и думать. Пришлось бы то и дело расспрашивать аборигенов, а это чревато – человек в роскошной машине с местными номерами, совершенно не ориентирующийся на улицах, запоминается надолго. В-третьих, в любую минуту его могли тормознуть полицейские, проверить документы порядка ради, – а какие у него документы? Усы, лапы и хвост – вот и все наши документы…
Так что он очень быстро припарковался в тихом местечке, оставил ключи в замке зажигания – сопрут и ладно – и безмятежной походочкой направился неизвестно куда, в западном направлении, присматриваясь украдкой, каким именно манером местные останавливают такси – канареечно-желтые, в черную шашечку, со щитами на крышах. Ага, кое-что проясняется – небрежный свист, взмах руки, в точности как в читанных однажды романах… О том, что категорически не принято останавливать такси, в котором уже кто-то сидит, он и так знал – тут вам не Союз, тут буржуйские порядки…
Никто не обращал на него внимания. Обычная улица с самыми обычными прохожими, преобладают пуэрториканцы, смуглые и курчавые, но и белых изрядно. Магазинчики, кинотеатры, светофоры, полно красивых девушек в символических платьицах, пальмы растут, как дома – лебеда, попадаются пешие полицейские в разукрашенных яркими эмблемами рубашках, но на Мазура не обращают никакого внимания: вид приличный, в розыске не числится, общественного порядка не нарушает…
Одним словом, жить можно было и здесь. Достав из кармана пятерку, он купил в киоске ледяную банку извлеченной из холодильника кока-колы, выпил ее, присев на скамеечку, выбросил банку в урну и направился дальше. Увидев, что многие листают на ходу толстые газеты с цветными заголовками и снимками, свернул к расположившемуся прямо на улице газетчику и тоже обзавелся маскировки ради.
К его некоторому удивлению, на первой странице он узрел огромный снимок новоявленной соседки по причалу и по тихой улочке очаровательной мисс Кимберли Стентон, изображенной в красном купальнике, на который материала пошло не больше, чем на носовой платочек. Улыбалась она заученно, но выглядела весьма, весьма… Огромный заголовок гласил: «Кинозвезда отправилась ловить привидения!» Бегло пробежав первые строчки, Мазур узнал, что восходящая звездочка, оказывается, чуть ли не с детских лет питает склонность к охоте на призраков – и вот теперь сняла на Пасагуа старинный особняк, где по заверениям компетентных лиц, привидения шастают что ни ночь, толпами и шеренгами, так что, никаких сомнений, очень быстро очаровательная Ким наловит призраков столько, что цена на них на рынке моментально упадет, и окажутся посрамлены самые завзятые скептики, не верящие в реальность загробной жизни.
Тут же помещалась фотография того самого лысого типа – фамилия его, оказалось, Билли Бат, он имеет честь служить агентом-менеджером кинозвезды, ну да, все правильно…
Призраки, говорите? Мазур моментально вспомнил, как Кимберли призналась ему, что с детства боится привидений, и личико у нее при этом было достаточное серьезное. Почему же тогда? Как она выразилась? «Есть обстоятельства…»
Ах, ну во-от оно что! Кажется, он сообразил, что к чему – очередные выкрутасы растленного буржуазного мира, волчьи законы… Как там это именуется? Ага, шоу-бизнес!
Скорее всего, дело тут наверняка не в экстравагантном хобби, а в хитрой рекламной кампании. У них, в Голливуде, это обожают. Все-таки она еще, посмотрим правде в глаза, не настоящая, патентованная и признанная звезда, а именно – восходящая. Еще не факт, что восходящая звезда непременно взойдет. Может и чебурахнуться на взлете, не достигнув небосклона. Значит, все это – чисто рекламная шумиха для поддержания интереса публики: ну как же, очаровательная кинозвезда гоняет шваброй привидений по мрачному старинному особняку – и лучше всего, в том самом купальнике, так оно гораздо более зрелищно… Разлагаются господа капиталисты самым наглым образом, им бы…
– Эй, парень!
Мазур остановился, сбившись с шага, повернул голову.
– Да ты, ты, борода веником, я тебе говорю! – рявкнули уже гораздо ближе. – В белой курточке! Куда летим?
Преспокойно сложив газету, Мазур неторопливо огляделся. Он стоял возле небольшой площади, завершавшейся невысокой старинной церковью – несомненно, испанским католическим соборчиком, учитывая его облик. Зеленели аккуратно подстриженные газоны, по периметру площади стояло несколько скамеек с гнутыми спинками, но людей тут не было ни души, время уже близилось к полудню, и жара прогоняла с улиц тех, у кого не было неотложных дел.
Метрах в десяти от Мазура остановился армейский джип, покрашенный в классический оливковый цвет, с какими-то цифрами и буквами на дверках. За рулем сидел здоровенный детина в белоснежной морской форме и каске, на которой огромными литерами было выведено: «NP», рядом с ним располагался второй, форменный брат-близнец и по росту, и по грозному облику, и по одежде. А третий – та же горошина из одного стручка, отличавшийся разве что нашивками, свидетельствовавшими, что эта дылда носит гордо звание сержанта и является самым главным среди троицы, – остальные-то рядовые сразу видно…
– Ну, ближе, ближе! – словно бы с некоторой даже радостью понукал сержант, маня Мазура рукой.
Остальные двое таращились молча, но с нехорошим азартом. Мазур медленно сделал пару шагов в направлении машины.
«Ну, никакого ребуса, – подумал он. – „Нэви полис“, военно-морская полиция, обычный патруль… Но какого черта они прицепились к гражданскому? Гражданские их не должны заботить вовсе. Как в том старом анекдоте – ты мент сухопутный, ну вот и не лезь в наши морские дела…»
Военная полиция сроду не вяжется к гражданским! Что за дела? Какая-то ловушка? Но откуда?..
– Вы ко мне обращаетесь? – вежливо спросил Мазур, подпуская максимум австралийского выговора.
– К тебе, к тебе! – оскалясь в сорок два зуба, подтвердил сержант. – Ну, ближе, ближе, не укушу! Куда шлепаем?
Все трое, как и полагается правильному патрулю, были трезвехоньки – и все трое таращились на Мазура с нехорошей цепкостью во взорах, что полностью нарушало обычную практику. И крайне Мазуру не нравилось…
– Простите, офицер, – сказал он все так же вежливо, но достаточно твердо. – А какое вам, собственно, дело, куда я… шлепаю? Вы, насколько я помню свои права, только к военным можете цепляться… Тем более что я вообще ничего не нарушал.
– Нет, ну блеск! – жизнерадостно рявкнул сержант, оборачиваясь к сидевшим в машине. – Точно про тебя говорили – проныра, каких мало… Каков фрукт? Бороденку успел отрастить, даже язык коверкает совершенно не по-техасски… Даже уважать начинаешь. Другие без фантазии и пронырливости, а этот – замысловатый… Ладно, Росс, волоки сюда быстренько свою задницу, пока я не рассердился. Хуже будет!
– Как вы меня назвали? – хладнокровно осведомился Мазур.
– А что, тебя как-то по-другому зовут?
– Конечно, – сказал Мазур. – Боб Симмонс, очень приятно.
Теперь жизнерадостно ржали все трое.
– Очень приятно! – шутовски раскланялся сержант. – А я – Элизабет Тэйлор, рад знакомству! – его лицо мгновенно переменилось, он, недобро уставясь на Мазура, протянул: – А мне вот отчего-то кажется, голубь, что никакой ты не Боб Симмонс, а самый натуральный Росс Баркер, штат Техас, эсминец «Таллахаси», дезертир сраный, месяц в розыске… Рост твой, цвет глаз твой, цвет волос, нос прямой, рожа овальная… Здорово, Росс! Как опоссум не карабкайся, а охотнички под деревом! Ну, что таращишься? Лимузин подан, ваше преподобие! Поедешь на родную базу по-хорошему или тебя непременно надо поучить хорошим манерам? У меня запросто!
Он вмиг снял с пояса черную длинную дубинку и принялся крутить ее вокруг запястья с несказанным проворством, так и порхала. Тот, что сидел рядом с шофером, выпрыгнул из джипа, сделал пару шагов и остановился, зайдя Мазуру за спину, расставив ноги, грозно подбоченившись.
Ситуация накалялась. Все это ничуть не походило на шутку или дурацкий розыгрыш – вид у них был уверенный и целеустремленный, они держались крайнее серьезно, а водитель вдобавок ко всему, не таясь, расстегнул кобуру и положил на нее ладонь.
– Ну, ты непременно хочешь по-плохому? – тянул сержант, сузив глаза в щелочки. – Слушай, Росс, не усугубляй! Тебе и так трибунал светит, так что не надо… В конце концов, мне никто не приказывал доставить тебя на базу непременно со всеми зубами и целыми ребрами, усек? У меня терпение вот-вот лопнет…
«Нет, не шутят», – подумал Мазур. Какая, к черту, ловушка ЦРУ? Все выглядело бы совершенно иначе… Скорее всего, его приметы и в самом деле совпали с описанием одного из дезертиров – такое случается в любых широтах. Все это оказалось бы мелким недоразумением… будь при нем убедительные документы, позволившие бы этой горилле вмиг уяснить, что никакой он не Росс. Но документов нет никаких, ни единого клочка бумаги… На базе, конечно, в два счета разберутся, что привезли не того – но что потом? А потом, конечно же, любой мало-мальски исправный служака попросит назвать свою настоящую фамилию и адрес… и что им скажешь?
Вот это провал! Самое обидное – глупый провал, нелепый! Угодить в лапы американских спецслужб из-за дурацкой ошибки мордатого патрульного в сержантских нашивках…
Следовательно, никак нельзя ехать с ними на базу и качать права там. Мазур бросил по сторонам испытующий взгляд, не ворочая головой. Прохожих практически нет, только у скамейки торчит парочка смуглых подростков, несомненных пуэрториканцев. Вряд ли они числятся среди юных друзей полиции, у них в Штатах ничего подобного нет. И вряд ли аборигены питают любовь и уважение к янкесам…
Рискованно, но что делать?. Не на базу же с ними переться, где моментально начнутся сложности!
– Послушайте, – сказал Мазур, делая последнюю попытку. – Вы ошиблись, ребята… Я…
– Не понимает, – грустно констатировал сержант, надвигаясь с целеустремленной бездумностью асфальтового катка.
Второй надвинулся из-за спины. Все это время Мазур якобы машинально сворачивал в трубку толстую, страниц в двадцать, газету – и сейчас у него в руках оказалась надежная дубинка, которой при некотором навыке, – а Мазур такими навыками обладал – можно было не просто оглушить, а в секунду отправить на тот свет…
Во-первых, он абсолютно не знал города, понятия не имел, что его ожидает за очередным поворотом – широкая улица или тупик, из которого придется долго выбираться. Во-вторых, добраться самостоятельно до того района; где жила Пакита, нечего было и думать. Пришлось бы то и дело расспрашивать аборигенов, а это чревато – человек в роскошной машине с местными номерами, совершенно не ориентирующийся на улицах, запоминается надолго. В-третьих, в любую минуту его могли тормознуть полицейские, проверить документы порядка ради, – а какие у него документы? Усы, лапы и хвост – вот и все наши документы…
Так что он очень быстро припарковался в тихом местечке, оставил ключи в замке зажигания – сопрут и ладно – и безмятежной походочкой направился неизвестно куда, в западном направлении, присматриваясь украдкой, каким именно манером местные останавливают такси – канареечно-желтые, в черную шашечку, со щитами на крышах. Ага, кое-что проясняется – небрежный свист, взмах руки, в точности как в читанных однажды романах… О том, что категорически не принято останавливать такси, в котором уже кто-то сидит, он и так знал – тут вам не Союз, тут буржуйские порядки…
Никто не обращал на него внимания. Обычная улица с самыми обычными прохожими, преобладают пуэрториканцы, смуглые и курчавые, но и белых изрядно. Магазинчики, кинотеатры, светофоры, полно красивых девушек в символических платьицах, пальмы растут, как дома – лебеда, попадаются пешие полицейские в разукрашенных яркими эмблемами рубашках, но на Мазура не обращают никакого внимания: вид приличный, в розыске не числится, общественного порядка не нарушает…
Одним словом, жить можно было и здесь. Достав из кармана пятерку, он купил в киоске ледяную банку извлеченной из холодильника кока-колы, выпил ее, присев на скамеечку, выбросил банку в урну и направился дальше. Увидев, что многие листают на ходу толстые газеты с цветными заголовками и снимками, свернул к расположившемуся прямо на улице газетчику и тоже обзавелся маскировки ради.
К его некоторому удивлению, на первой странице он узрел огромный снимок новоявленной соседки по причалу и по тихой улочке очаровательной мисс Кимберли Стентон, изображенной в красном купальнике, на который материала пошло не больше, чем на носовой платочек. Улыбалась она заученно, но выглядела весьма, весьма… Огромный заголовок гласил: «Кинозвезда отправилась ловить привидения!» Бегло пробежав первые строчки, Мазур узнал, что восходящая звездочка, оказывается, чуть ли не с детских лет питает склонность к охоте на призраков – и вот теперь сняла на Пасагуа старинный особняк, где по заверениям компетентных лиц, привидения шастают что ни ночь, толпами и шеренгами, так что, никаких сомнений, очень быстро очаровательная Ким наловит призраков столько, что цена на них на рынке моментально упадет, и окажутся посрамлены самые завзятые скептики, не верящие в реальность загробной жизни.
Тут же помещалась фотография того самого лысого типа – фамилия его, оказалось, Билли Бат, он имеет честь служить агентом-менеджером кинозвезды, ну да, все правильно…
Призраки, говорите? Мазур моментально вспомнил, как Кимберли призналась ему, что с детства боится привидений, и личико у нее при этом было достаточное серьезное. Почему же тогда? Как она выразилась? «Есть обстоятельства…»
Ах, ну во-от оно что! Кажется, он сообразил, что к чему – очередные выкрутасы растленного буржуазного мира, волчьи законы… Как там это именуется? Ага, шоу-бизнес!
Скорее всего, дело тут наверняка не в экстравагантном хобби, а в хитрой рекламной кампании. У них, в Голливуде, это обожают. Все-таки она еще, посмотрим правде в глаза, не настоящая, патентованная и признанная звезда, а именно – восходящая. Еще не факт, что восходящая звезда непременно взойдет. Может и чебурахнуться на взлете, не достигнув небосклона. Значит, все это – чисто рекламная шумиха для поддержания интереса публики: ну как же, очаровательная кинозвезда гоняет шваброй привидений по мрачному старинному особняку – и лучше всего, в том самом купальнике, так оно гораздо более зрелищно… Разлагаются господа капиталисты самым наглым образом, им бы…
– Эй, парень!
Мазур остановился, сбившись с шага, повернул голову.
– Да ты, ты, борода веником, я тебе говорю! – рявкнули уже гораздо ближе. – В белой курточке! Куда летим?
Преспокойно сложив газету, Мазур неторопливо огляделся. Он стоял возле небольшой площади, завершавшейся невысокой старинной церковью – несомненно, испанским католическим соборчиком, учитывая его облик. Зеленели аккуратно подстриженные газоны, по периметру площади стояло несколько скамеек с гнутыми спинками, но людей тут не было ни души, время уже близилось к полудню, и жара прогоняла с улиц тех, у кого не было неотложных дел.
Метрах в десяти от Мазура остановился армейский джип, покрашенный в классический оливковый цвет, с какими-то цифрами и буквами на дверках. За рулем сидел здоровенный детина в белоснежной морской форме и каске, на которой огромными литерами было выведено: «NP», рядом с ним располагался второй, форменный брат-близнец и по росту, и по грозному облику, и по одежде. А третий – та же горошина из одного стручка, отличавшийся разве что нашивками, свидетельствовавшими, что эта дылда носит гордо звание сержанта и является самым главным среди троицы, – остальные-то рядовые сразу видно…
– Ну, ближе, ближе! – словно бы с некоторой даже радостью понукал сержант, маня Мазура рукой.
Остальные двое таращились молча, но с нехорошим азартом. Мазур медленно сделал пару шагов в направлении машины.
«Ну, никакого ребуса, – подумал он. – „Нэви полис“, военно-морская полиция, обычный патруль… Но какого черта они прицепились к гражданскому? Гражданские их не должны заботить вовсе. Как в том старом анекдоте – ты мент сухопутный, ну вот и не лезь в наши морские дела…»
Военная полиция сроду не вяжется к гражданским! Что за дела? Какая-то ловушка? Но откуда?..
– Вы ко мне обращаетесь? – вежливо спросил Мазур, подпуская максимум австралийского выговора.
– К тебе, к тебе! – оскалясь в сорок два зуба, подтвердил сержант. – Ну, ближе, ближе, не укушу! Куда шлепаем?
Все трое, как и полагается правильному патрулю, были трезвехоньки – и все трое таращились на Мазура с нехорошей цепкостью во взорах, что полностью нарушало обычную практику. И крайне Мазуру не нравилось…
– Простите, офицер, – сказал он все так же вежливо, но достаточно твердо. – А какое вам, собственно, дело, куда я… шлепаю? Вы, насколько я помню свои права, только к военным можете цепляться… Тем более что я вообще ничего не нарушал.
– Нет, ну блеск! – жизнерадостно рявкнул сержант, оборачиваясь к сидевшим в машине. – Точно про тебя говорили – проныра, каких мало… Каков фрукт? Бороденку успел отрастить, даже язык коверкает совершенно не по-техасски… Даже уважать начинаешь. Другие без фантазии и пронырливости, а этот – замысловатый… Ладно, Росс, волоки сюда быстренько свою задницу, пока я не рассердился. Хуже будет!
– Как вы меня назвали? – хладнокровно осведомился Мазур.
– А что, тебя как-то по-другому зовут?
– Конечно, – сказал Мазур. – Боб Симмонс, очень приятно.
Теперь жизнерадостно ржали все трое.
– Очень приятно! – шутовски раскланялся сержант. – А я – Элизабет Тэйлор, рад знакомству! – его лицо мгновенно переменилось, он, недобро уставясь на Мазура, протянул: – А мне вот отчего-то кажется, голубь, что никакой ты не Боб Симмонс, а самый натуральный Росс Баркер, штат Техас, эсминец «Таллахаси», дезертир сраный, месяц в розыске… Рост твой, цвет глаз твой, цвет волос, нос прямой, рожа овальная… Здорово, Росс! Как опоссум не карабкайся, а охотнички под деревом! Ну, что таращишься? Лимузин подан, ваше преподобие! Поедешь на родную базу по-хорошему или тебя непременно надо поучить хорошим манерам? У меня запросто!
Он вмиг снял с пояса черную длинную дубинку и принялся крутить ее вокруг запястья с несказанным проворством, так и порхала. Тот, что сидел рядом с шофером, выпрыгнул из джипа, сделал пару шагов и остановился, зайдя Мазуру за спину, расставив ноги, грозно подбоченившись.
Ситуация накалялась. Все это ничуть не походило на шутку или дурацкий розыгрыш – вид у них был уверенный и целеустремленный, они держались крайнее серьезно, а водитель вдобавок ко всему, не таясь, расстегнул кобуру и положил на нее ладонь.
– Ну, ты непременно хочешь по-плохому? – тянул сержант, сузив глаза в щелочки. – Слушай, Росс, не усугубляй! Тебе и так трибунал светит, так что не надо… В конце концов, мне никто не приказывал доставить тебя на базу непременно со всеми зубами и целыми ребрами, усек? У меня терпение вот-вот лопнет…
«Нет, не шутят», – подумал Мазур. Какая, к черту, ловушка ЦРУ? Все выглядело бы совершенно иначе… Скорее всего, его приметы и в самом деле совпали с описанием одного из дезертиров – такое случается в любых широтах. Все это оказалось бы мелким недоразумением… будь при нем убедительные документы, позволившие бы этой горилле вмиг уяснить, что никакой он не Росс. Но документов нет никаких, ни единого клочка бумаги… На базе, конечно, в два счета разберутся, что привезли не того – но что потом? А потом, конечно же, любой мало-мальски исправный служака попросит назвать свою настоящую фамилию и адрес… и что им скажешь?
Вот это провал! Самое обидное – глупый провал, нелепый! Угодить в лапы американских спецслужб из-за дурацкой ошибки мордатого патрульного в сержантских нашивках…
Следовательно, никак нельзя ехать с ними на базу и качать права там. Мазур бросил по сторонам испытующий взгляд, не ворочая головой. Прохожих практически нет, только у скамейки торчит парочка смуглых подростков, несомненных пуэрториканцев. Вряд ли они числятся среди юных друзей полиции, у них в Штатах ничего подобного нет. И вряд ли аборигены питают любовь и уважение к янкесам…
Рискованно, но что делать?. Не на базу же с ними переться, где моментально начнутся сложности!
– Послушайте, – сказал Мазур, делая последнюю попытку. – Вы ошиблись, ребята… Я…
– Не понимает, – грустно констатировал сержант, надвигаясь с целеустремленной бездумностью асфальтового катка.
Второй надвинулся из-за спины. Все это время Мазур якобы машинально сворачивал в трубку толстую, страниц в двадцать, газету – и сейчас у него в руках оказалась надежная дубинка, которой при некотором навыке, – а Мазур такими навыками обладал – можно было не просто оглушить, а в секунду отправить на тот свет…