Страница:
Что дела начинаются хреновые, независимо от того, собираются его отправить за борт или нет.
– Живой? – спросил Санни, все еще не в силах прогнать с лица некую оцепенелость. – Не ранен? На тебя же смотреть жутко, кровищей весь перемазан...
– Это не моя, – кратко ответил Мазур, вновь собранный, напряженный и готовый ко всему.
– Ага, ясно... – Санни печально покивал головой. – Крутой парень был Лопес, но коли уж не повезет, так не повезет... Джонни, ты, я смотрю, не великой отваги экземпляр, в углу пролежал, как мышка.
– А за что мне лоб подставлять под свинец? – пожал Мазур плечами. – За эту сумочку? Так она не моя, а ваша, моей доли там нет. Ты бы на моем месте стал благородство проявлять?
– Да вряд ли.
– Вот то-то и оно.
Проследив его взгляд, Мазур тоже оглянулся, но никого не увидел на хвосте. Одно из бесспорных преимуществ бегства по морю в том и состоит, что такие вот преследователи, вроде тех двух лодок, едва потеряв тебя из виду, вновь отыщут только по счастливой случайности. На воде следов не остается, поди угадай, в каком направлении дернул беглец, если направлений столько же, сколько румбов, а румбов, между прочим, целых тридцать два, не говоря уж о трехстах шестидесяти градусах...
– Куда мы? – спросил Мазур.
– К черту на рога, – вяло огрызнулся Санни, думая о чем-то своем. – Фил!..
– А?
– Они, точно, не знают наших гнездышек. Ни на Пасагуа, ни в Сан-Лабарро. Не зря же устроили засаду на месте...
– Очень похоже.
– Тогда что же – прежним курсом?
– А что еще делать?
– Вот именно, – не оборачиваясь, поддержал рулевой. – Самой короткой и самой безопасной дорогой. Пока сумка здесь, у меня нервы не на месте.
– А у кого они на месте?..
– Ур-роды! – взвыл Чахлый. – Дайте аптечку, пока я кровью не истек! Вон как хлещет!
– Не помирай раньше смерти, – поморщился Санни. – Не особенно-то и хлещет... Ладно, Фил, принеси ему аптечку, пусть успокоится. А мы тут быстренько почистим все, нельзя же в таком виде заявиться в порт... Джонни, помогай, быстро!
Он наклонился, без церемоний сграбастал покойника за плечи. Мазур, тоже без следа интеллигентской брезгливости, ухватил своего тяжеленного спасителя за ноги. Подняли, перевалили через невысокий борт. Раздался всплеск, полетели брызги.
– Господи, смилуйся над его душой, – все же проворчал Санни, сделав небрежный жест, отдаленно смахивавший на крестное знамение. – Помилуй его, и все, что полагается... Не хотел бы упокоиться вот так вот, булькнув в море, как кирпич... Джонни, черпай воду, не стой столбом, вон там ведро! Замывай живенько, пока не присохло! А я соберу гильзы. Никак нельзя соваться в Сан-Лабарро со всем этим добром, самый тупой коп почует неладное и начнет подкрепление высвистывать, над душой с пушкой плясать...
Взяв стоявшее у борта красное пластиковое ведерко, Мазур прилежно стал черпать воду и выплескивать ее на темные пятна. Ему становилось все неуютнее и тоскливее. Уже совершенно ясно, что убирать его никто не собирается, но не в том проблема...
Теперь не было никаких сомнений, что катер полным ходом идет в Сан-Лабарро, а это было последнее место, где Мазуру в данный момент хотелось очутиться. Сан-Лабарро – один из пуэрториканских островов, иными словами, кусочек Соединенных Штатов Америки со всеми присущими таковому особенностями, как-то: юстиция, полиция, ФБР, разведка, армия и флот. Самое подходящее место для советского боевого пловца, путешествующего без всяких документов, да вдобавок в компании несомненных гангстеров, на катере, набитом оружием, с продырявленными пулями бортами и запачканной кровью палубой...
А впрочем, все оказалось не так уж жутко, как думалось поначалу. Кровь смыли, доски отскребли, гильзы все до единой, кропотливо собравши, вывалили за борт. Туда же отправили все длинное оружие, оставив одни пистолеты. Взяв короткий багор, Санни старательно выломал прошитые пулями доски и запустил их подальше в море. Мазур не задал ни единого вопроса, он и сам прекрасно сообразил, что получившиеся проломы в борту можно списать на что угодно: шторм, неправильную швартовку, пьяную драку... Без серьезных поводов никто не станет копать глубоко. Все явные следы боя ликвидированы. Мало ли где данный индивидуум, то бишь Чахлый, мог поранить предплечье – неосторожно упал по пьянке, подлез сдуру под якорный трос, одиннадцать раз подряд наступал на грабли...
Одним словом, когда вдалеке показалась обитаемая суша, катер уже имел вполне благопристойный вид – благо, как Мазур прекрасно знал, никакие таможенники и пограничники не будут встречать их на пирсе. Эта хваленая Америка к нерушимости своих границ относилась, с точки зрения советского человека, с невероятным благодушием: приставай где хочешь, высаживайся кто хочешь. Есть, конечно, береговая охрана, но тамошние ребятки понятия не имеют, что такое «граница на замке». Азия-с...
Можно уже было рассмотреть городок, ничем особенным не отличавшийся ни от Пасагуа, ни от многих других в этих местах – косматые пальмы на улицах; хлипкие и непрочные, с точки зрения обитателя северных широт, дома, прямо-таки коробки из-под обуви, среди которых, правда, виднеются кое-где основательные кирпичные особняки той же старой испанской постройки. Пирс, к которому они направлялись, правда, не деревянный, а из серого бетона – но возле него стоят почти такие же суденышки.
Санни мечтательно пообещал:
– Как только приедем, наберу виски и свистну девок, вы все хорошо поработали, нужно оттопыриться...
– Не расслабляйся раньше времени, – процедил Фил. – В доме свободно и засада может оказаться...
– Черта с два, – уверенно сказал Санни. – Здесь они никого не знают, не станут выкидывать фокусы на чужой территории. И уж тем более в полицию не пойдут, а? Представляешь? Заходят они к шерифу и, шмыгая носами, жалуются: «У нас, знаете ли, одни наглые ребята увели из-под носа сорок кило нашего законного порошочка, который мы даже не успели еще разбодяжить мелом и тальком...» Как тебе?
Ах, вот оно что, подумал Мазур. Это, выходит, вовсе и не ваш законный порошочек, вы его у кого-то сперли... Ничего удивительного, что те, на лодках, так осерчали и принялись лупить из всех стволов...
Он посмотрел влево. Там, примерно в миле от берега, преспокойно шел серый эсминец под флагом США: на малом ходу, никуда, сразу видно, не торопясь, словно бы на прогулку вышел. Зрелище было не из приятных – Мазур в жизни не наблюдал американские боевые корабли просто так. Уж если они появлялись в пределах видимости, речь шла об очередной заварушке, сшибке сверхдержав, в которой Мазуру приходилось принимать самое активное участие...
Катер причалил, латинос перепрыгнул на берег, на ходу пряча в карман цепочку с ключами, подхватил другой рукой швартовочный трос и ловко накинул его на низенький металлический столбик.
Следом на твердую землю перешел Санни, кренившийся вправо под тяжестью драгоценной сумки, а за ним на пирс попрыгали все остальные.
«Ну, поздравляю, – сказал себе Мазур. – Кто бы подумал, что однажды придется вот так, буднично и без всякой огласки, попирать стопами суверенную территорию Соединенных Штатов? Отныне придется во всех обширных, засекреченных анкетах об этом примечательном событии упоминать. „На территории каких иностранных государств были? По какой причине?“ После любой операции за пределами приходится отписываться долго, нудно и многословно, а уж теперь, побывавши нежданно-негаданно в Штатах...»
– Виски, – пропыхтел Санни, перехватывая сумку другой рукой. – И девок поприятнее. Имеем право...
– А катер Джима, похоже, накрылся, – сказал Фил без особенных интонаций в голосе. – И они все с ним вместе.
– Ну да, так оно и бывает, – сказал Санни. – Если бы нас, а не его, поставили прикрывать, накрылись бы мы. Карточная игра, Фил, без этого в нашем бизнесе не получится. Если мы с тобой сейчас сядем на бетон и начнем рыдать, не вернем мы этим ни Джима, ни Лопеса, никого. Лучше уж оттопыриться с виски и девками...
– Да я разве против? – задумчиво произнес Фил. – Ничего не против. Только бы Тони, итальяшка долбанный, не приперся уже сегодня. Свободно может.
– Да, не хотелось бы...
– А Тони – это кто? – спросил Мазур небрежно.
– Здешний босс, – сказал Санни. – Еще один босс на нашу голову. Ну, сам знаешь, у простых парней, вроде меня с Филом, да и тебя наверняка тоже, таких боссов на горбу немерено...
– Ты, парень, с ним осторожнее, – сказал Фил. – Упаси тебя боже произвести плохое впечатление... Ричарда ты уже знаешь. Так вот, Ричард крутой, но правильный. А этот чертов макаронник – сущая паскуда. Улавливаешь разницу?
– Стараюсь, – кивнул Мазур.
Глава восьмая
– Живой? – спросил Санни, все еще не в силах прогнать с лица некую оцепенелость. – Не ранен? На тебя же смотреть жутко, кровищей весь перемазан...
– Это не моя, – кратко ответил Мазур, вновь собранный, напряженный и готовый ко всему.
– Ага, ясно... – Санни печально покивал головой. – Крутой парень был Лопес, но коли уж не повезет, так не повезет... Джонни, ты, я смотрю, не великой отваги экземпляр, в углу пролежал, как мышка.
– А за что мне лоб подставлять под свинец? – пожал Мазур плечами. – За эту сумочку? Так она не моя, а ваша, моей доли там нет. Ты бы на моем месте стал благородство проявлять?
– Да вряд ли.
– Вот то-то и оно.
Проследив его взгляд, Мазур тоже оглянулся, но никого не увидел на хвосте. Одно из бесспорных преимуществ бегства по морю в том и состоит, что такие вот преследователи, вроде тех двух лодок, едва потеряв тебя из виду, вновь отыщут только по счастливой случайности. На воде следов не остается, поди угадай, в каком направлении дернул беглец, если направлений столько же, сколько румбов, а румбов, между прочим, целых тридцать два, не говоря уж о трехстах шестидесяти градусах...
– Куда мы? – спросил Мазур.
– К черту на рога, – вяло огрызнулся Санни, думая о чем-то своем. – Фил!..
– А?
– Они, точно, не знают наших гнездышек. Ни на Пасагуа, ни в Сан-Лабарро. Не зря же устроили засаду на месте...
– Очень похоже.
– Тогда что же – прежним курсом?
– А что еще делать?
– Вот именно, – не оборачиваясь, поддержал рулевой. – Самой короткой и самой безопасной дорогой. Пока сумка здесь, у меня нервы не на месте.
– А у кого они на месте?..
– Ур-роды! – взвыл Чахлый. – Дайте аптечку, пока я кровью не истек! Вон как хлещет!
– Не помирай раньше смерти, – поморщился Санни. – Не особенно-то и хлещет... Ладно, Фил, принеси ему аптечку, пусть успокоится. А мы тут быстренько почистим все, нельзя же в таком виде заявиться в порт... Джонни, помогай, быстро!
Он наклонился, без церемоний сграбастал покойника за плечи. Мазур, тоже без следа интеллигентской брезгливости, ухватил своего тяжеленного спасителя за ноги. Подняли, перевалили через невысокий борт. Раздался всплеск, полетели брызги.
– Господи, смилуйся над его душой, – все же проворчал Санни, сделав небрежный жест, отдаленно смахивавший на крестное знамение. – Помилуй его, и все, что полагается... Не хотел бы упокоиться вот так вот, булькнув в море, как кирпич... Джонни, черпай воду, не стой столбом, вон там ведро! Замывай живенько, пока не присохло! А я соберу гильзы. Никак нельзя соваться в Сан-Лабарро со всем этим добром, самый тупой коп почует неладное и начнет подкрепление высвистывать, над душой с пушкой плясать...
Взяв стоявшее у борта красное пластиковое ведерко, Мазур прилежно стал черпать воду и выплескивать ее на темные пятна. Ему становилось все неуютнее и тоскливее. Уже совершенно ясно, что убирать его никто не собирается, но не в том проблема...
Теперь не было никаких сомнений, что катер полным ходом идет в Сан-Лабарро, а это было последнее место, где Мазуру в данный момент хотелось очутиться. Сан-Лабарро – один из пуэрториканских островов, иными словами, кусочек Соединенных Штатов Америки со всеми присущими таковому особенностями, как-то: юстиция, полиция, ФБР, разведка, армия и флот. Самое подходящее место для советского боевого пловца, путешествующего без всяких документов, да вдобавок в компании несомненных гангстеров, на катере, набитом оружием, с продырявленными пулями бортами и запачканной кровью палубой...
А впрочем, все оказалось не так уж жутко, как думалось поначалу. Кровь смыли, доски отскребли, гильзы все до единой, кропотливо собравши, вывалили за борт. Туда же отправили все длинное оружие, оставив одни пистолеты. Взяв короткий багор, Санни старательно выломал прошитые пулями доски и запустил их подальше в море. Мазур не задал ни единого вопроса, он и сам прекрасно сообразил, что получившиеся проломы в борту можно списать на что угодно: шторм, неправильную швартовку, пьяную драку... Без серьезных поводов никто не станет копать глубоко. Все явные следы боя ликвидированы. Мало ли где данный индивидуум, то бишь Чахлый, мог поранить предплечье – неосторожно упал по пьянке, подлез сдуру под якорный трос, одиннадцать раз подряд наступал на грабли...
Одним словом, когда вдалеке показалась обитаемая суша, катер уже имел вполне благопристойный вид – благо, как Мазур прекрасно знал, никакие таможенники и пограничники не будут встречать их на пирсе. Эта хваленая Америка к нерушимости своих границ относилась, с точки зрения советского человека, с невероятным благодушием: приставай где хочешь, высаживайся кто хочешь. Есть, конечно, береговая охрана, но тамошние ребятки понятия не имеют, что такое «граница на замке». Азия-с...
Можно уже было рассмотреть городок, ничем особенным не отличавшийся ни от Пасагуа, ни от многих других в этих местах – косматые пальмы на улицах; хлипкие и непрочные, с точки зрения обитателя северных широт, дома, прямо-таки коробки из-под обуви, среди которых, правда, виднеются кое-где основательные кирпичные особняки той же старой испанской постройки. Пирс, к которому они направлялись, правда, не деревянный, а из серого бетона – но возле него стоят почти такие же суденышки.
Санни мечтательно пообещал:
– Как только приедем, наберу виски и свистну девок, вы все хорошо поработали, нужно оттопыриться...
– Не расслабляйся раньше времени, – процедил Фил. – В доме свободно и засада может оказаться...
– Черта с два, – уверенно сказал Санни. – Здесь они никого не знают, не станут выкидывать фокусы на чужой территории. И уж тем более в полицию не пойдут, а? Представляешь? Заходят они к шерифу и, шмыгая носами, жалуются: «У нас, знаете ли, одни наглые ребята увели из-под носа сорок кило нашего законного порошочка, который мы даже не успели еще разбодяжить мелом и тальком...» Как тебе?
Ах, вот оно что, подумал Мазур. Это, выходит, вовсе и не ваш законный порошочек, вы его у кого-то сперли... Ничего удивительного, что те, на лодках, так осерчали и принялись лупить из всех стволов...
Он посмотрел влево. Там, примерно в миле от берега, преспокойно шел серый эсминец под флагом США: на малом ходу, никуда, сразу видно, не торопясь, словно бы на прогулку вышел. Зрелище было не из приятных – Мазур в жизни не наблюдал американские боевые корабли просто так. Уж если они появлялись в пределах видимости, речь шла об очередной заварушке, сшибке сверхдержав, в которой Мазуру приходилось принимать самое активное участие...
Катер причалил, латинос перепрыгнул на берег, на ходу пряча в карман цепочку с ключами, подхватил другой рукой швартовочный трос и ловко накинул его на низенький металлический столбик.
Следом на твердую землю перешел Санни, кренившийся вправо под тяжестью драгоценной сумки, а за ним на пирс попрыгали все остальные.
«Ну, поздравляю, – сказал себе Мазур. – Кто бы подумал, что однажды придется вот так, буднично и без всякой огласки, попирать стопами суверенную территорию Соединенных Штатов? Отныне придется во всех обширных, засекреченных анкетах об этом примечательном событии упоминать. „На территории каких иностранных государств были? По какой причине?“ После любой операции за пределами приходится отписываться долго, нудно и многословно, а уж теперь, побывавши нежданно-негаданно в Штатах...»
– Виски, – пропыхтел Санни, перехватывая сумку другой рукой. – И девок поприятнее. Имеем право...
– А катер Джима, похоже, накрылся, – сказал Фил без особенных интонаций в голосе. – И они все с ним вместе.
– Ну да, так оно и бывает, – сказал Санни. – Если бы нас, а не его, поставили прикрывать, накрылись бы мы. Карточная игра, Фил, без этого в нашем бизнесе не получится. Если мы с тобой сейчас сядем на бетон и начнем рыдать, не вернем мы этим ни Джима, ни Лопеса, никого. Лучше уж оттопыриться с виски и девками...
– Да я разве против? – задумчиво произнес Фил. – Ничего не против. Только бы Тони, итальяшка долбанный, не приперся уже сегодня. Свободно может.
– Да, не хотелось бы...
– А Тони – это кто? – спросил Мазур небрежно.
– Здешний босс, – сказал Санни. – Еще один босс на нашу голову. Ну, сам знаешь, у простых парней, вроде меня с Филом, да и тебя наверняка тоже, таких боссов на горбу немерено...
– Ты, парень, с ним осторожнее, – сказал Фил. – Упаси тебя боже произвести плохое впечатление... Ричарда ты уже знаешь. Так вот, Ричард крутой, но правильный. А этот чертов макаронник – сущая паскуда. Улавливаешь разницу?
– Стараюсь, – кивнул Мазур.
Глава восьмая
Гостеприимная Америка
Мазур проснулся, как обычно – без долгого выныривания из забытья, толчком. И в следующую секунду уже вспомнил, где он, с кем он, что было вчера. Осторожно выбрался из постели, бесшумно прошел к холодильнику, извлек банку пива и неуклюже, как всякий советский человек, не привыкший к подобным капиталистическим извращениям, дернул кольцо. Кольцо осталось у него на указательном пальце, а банка так и не открылась. Тогда Мазур с исконно русской сноровкой проткнул тем же пальцем отверстие в тонкой жести. Воровато оглянулся – в любом шпионском романе можно прочитать, что на таких вот мелочах и сыплются неопытные разведчики: разминают сигарету меж пальцев, как «Беломорину», пивные банки не умеют открывать, ширинку застегивают уже на улице...
Свидетелей не было. Пакита безмятежно дрыхла под тонким покрывалом, свесив тонкую руку с дешевеньким браслетом на запястье. Глядя на нее не без приятности, Мазур с облегчением напомнил себе, что на этом острове не сыщется ни одного особиста или замполита. К тому же никак нельзя было выходить из роли.
Санни вчера вечером, едва они приехали на стареньком расхлябанном такси в этот дом за высокой оградой, принялся претворять в жизнь оба пункта предосудительных развлечений. Спиртного в доме хватало, а вызвоненные им по телефону мучачи нагрянули уже через четверть часа. Их оказалось «четверо, а не пятеро», потому что молчаливый латинос, очень похоже, предосудительным развлечениям не предавался вовсе, пить не стал и к девкам не проявил ни малейшего интереса. Очень быстро и вовсе улетучился из дома, засел в сторожке у ворот на боевом посту. Санни мимоходом пояснил, что «с этим придурком всегда так».
Ну, а Мазуру, естественно, никак нельзя было выходить из роли, объявлять себя трезвенником и импотентом. Тем более что доставшаяся ему девочка была хороша, этакий белозубый чертенок, ничуть не похожий на унылую жертву звериной морали капитализма. И, разумеется, Мазур никак не мог вести среди нее разъяснительную работу, растолковывать озадаченной Паките, что она является несознательным элементом и обязана срочно найти себя в рядах передового пролетариата. Были подозрения, что она просто не поняла бы, о чем это талдычит странный, несомненно, блажной клиент. Да и из роли выходить никак нельзя. Одним словом, поневоле пришлось увести ее в отведенную ему комнату и пообщаться. Поскольку рядом, как уже подчеркивалось, не обреталось ни особистов, ни замполитов, Мазур наедине с собой мог сознаться, что на загнивающем Западе вообще и в разлагающейся Америке в частности все же можно порой провести время довольно приятно. Особенно если самому не нужно тратить деньги, которых в кармане все равно нет – за все платил Санни...
Он стоял у окна, дул холодное пиво и, не высовываясь из-за кисейной занавески, смотрел на улицу – тихую, залитую солнечным светом. Со второго этажа можно было рассмотреть кусочек проезжей части, неизбежные пальмы и дома напротив. Неспешно прошагали смуглые юнцы в ярких рубашках, прошла старушка с белой собачкой на поводке, проехала черно-белая полицейская машина, разрисованная надписями, эмблемами и цифрами. «Надо же, – подумал он с удивлением, от которого никак не мог избавиться. – Американская территория, хоть и Пуэрто-Рико. ЦРУ и ФБР здесь у себя дома... а я стою у окна голый и дую пиво, и ни одна собака про меня не знает – а как забегали бы империалисты, пронюхай кто!»
Бережно вытряхнув в рот последние капли, он поставил банку на подоконник. Обернулся, услышав шорох. Случайная подруга лениво потягивалась, откинув покрывало, тараща сонные черные глаза, чему-то мечтательно улыбаясь. Подумав, Мазур вернулся к постели и приличия ради натянул трусы, но без особенной поспешности.
– Принеси пива, а? – попросила она выжидательно, все еще опасаясь, что ее одернут за такую непринужденность.
Хмыкнув, Мазур принес, заодно достав вторую и себе – когда-то еще выпадет случай? Работать по своей прямой специальности сегодня уж точно не придется. Хорошо, что голова почти не трещит – выпито вчера было не так уж много...
Девчонка ловко присосалась к банке, предварительно улыбнувшись Мазуру чуть ли не лучезарно. Вполне освоилась. Убедилась, что клиент достался галантный и доброжелательный, в торец не заезжает и в душу с сапогами не лезет.
Мазуру она понравилась – потому что не строила из себя жертву роковых обстоятельств, не талдычила душещипательные сказочки о несчастной любви или чем-то похожем, толкнувшим на тернистый путь порока. Относилась ко всему философски – это была ее работа, и она работала с улыбками и прибаутками. Тоже твердый профессионал, только в другом роде.
– А ты милый, – сообщала Пакита, разделавшись с пивом. – Не хамишь, ничего такого не требуешь... Даже непохож на американца.
– Ну конечно, золотце, – сказал Мазур. – Я же из Австралии. Слыхала про такую страну?
– Это где-то на юге? Там еще кенгуру...
– Ага, – сказал Мазур. – Так и носятся – прыг-скок... Аж в глазах рябит.
– А, ну понятно, почему ты такой милый... Потому что не янки. Я их терпеть не могу. А ты здорово понимаешь девушку...
Мазур не стал ей, понятное дело, рассказывать, что не так уж давно волею обстоятельств работал какое-то время вышибалой в натуральнейшем борделе – не так уж и далеко отсюда, в Южной Америке. Нельзя ни ей, ни кому бы то ни было рассказывать такие вещи, потому что ни его, ни других словно бы и не было тогда южнее Панамского канала, севернее Патагонии... Просквозили по стране, как ветерок, и улетучились призраками...
– Ты мне что-нибудь подаришь на память? – с лукавой улыбкой поинтересовалось смазливое создание, картинно сцепив пальцы на затылке, чтобы подчеркнуть иные свои прелести.
«Какая меркантильность», – грустно подумал Мазур. И сказал:
– Золотце, я ведь только что из плаванья. Нет при мне ни гроша, и дарить нечего... Подожди немного, а? Заберу денежки из банка, разбогатею, приоденусь... И непременно загляну к тебе в гости. С полными руками подарков.
– Вы все так говорите – потом, потом... И не приходите.
– Честное слово, – сказал Мазур насколько мог убедительно. – Ты мне понравилась, с этого места не сойти. Как только разживусь деньгами, нагряну в гости. – Он огляделся. – Черт, ни бумаги, ни карандаша... Объясни, как тебя найти, я запомню.
– Ты здесь уже бывал?
– Первый раз.
– Тогда запоминай. Квартал называется Ремихио, любой таксист тебя отвезет за пятерку. Там...
Мазур старательное слушал, фиксируя в памяти названия улиц, номера домов, ориентиры в виде кафе и вывески кинотеатра. Неизвестно еще, как будут протекать дальнейшие события, чем обернутся – а в совершенно незнакомом городе да вдобавок в стране, где никогда прежде не бывал, очень полезно иметь хотя бы одного знакомого, на которого с грехом пополам можно полагаться. Девочка такой профессии без малейшего удивления воспринимает человека, которому в силу каких-то своих сложностей приходится однажды лечь на дно, притаиться ненадолго. Особенно если ей заплатить как следует. Денег, правда, нет ни гроша, но если придется уходить, ими можно разжиться, есть кое-какие соображения...
– А ты правда придешь?
– Клянусь Австралией, – сказал Мазур.
– У меня очень приличный район, я там не работаю. Не пожалеешь. Я тебе покажу город, есть масса мест, где парень с деньгами может приятно и безопасно провести время. Вот взять хотя бы...
Дверь распахнулась без малейшего стука. Мазур инстинктивно приготовился дать качественный отпор любой агрессии, но это оказался всего-навсего Санни, уже полностью одетый и без пушки в руке. Вид у него, правда, был не особенно безмятежный и довольный, как стоило бы ожидать от человека, скоротавшего ночку в обществе пары бутылок неплохого виски и смазливой подружки Пакиты. Скорее он выглядел удрученным и встревоженным. Без церемоний мотнул головой в сторону двери:
– Все, крошка, одевайся и линяй. Тебе ведь заплатили? Ну вот и ладненько. Линяй, линяй, у нас тут срочные дела...
Пакита – привыкшая, надо полагать, и к более худшему обороту дел – с гримаской вскочила, проворно накинула платье и без возражений направилась к двери, послав напоследок Мазуру выразительный взгляд, призвавший поддержать морально. Мазур ответил сочувственной мимикой – и дверь за ней захлопнулась.
Санни подошел к нему вплотную и тихо распорядился:
– Одевайся живенько. Тони приехал. Хочет на тебя посмотреть. Джонни, ты парень вроде бы ничего, и Фил то же самое говорит, вот я тебя по-дружески и предупреждаю – держи ухо востро и постарайся ему понравиться, хоть из кожи вон лезь. Он тут, на этом долбанном острове, большой босс, мы все перед ним должны ходить на цыпочках...
– Слушай, – так же шепотом ответил Мазур, – но ведь Ричард мне твердо обещал...
Оглядываясь на дверь, Санни зашептал:
– Ричарда тут нет, усек? Здесь босс – Тони. Так что ты смотри! Боссы между собой всегда договорятся, а простые парни вроде нас правды не найдут, если что, хоть тресни... Ну, поворачивайся! Тони ждать не любит...
«Вырубить его нетрудно, – подумал Мазур. – Нетрудно поступить так же и с остальными. Но что потом? Очертя голову ломиться в полную неизвестность? Нет, нужно дождаться хоть какой-то определенности и не пороть горячку. Вокруг – Соединенные Штаты, сущая терра инкогнито, до Пасагуа далековато...»
Моментально одевшись, он вслед за Санни вышел в коридор и спустился на первый этаж. Санни показал на одну из дверей, но сам следом за Мазуром внутрь не пошел.
В просторной пустоватой комнате у старинного массивного столика сидел в небрежной позе человек лет пятидесяти, одетый дорого и безукоризненно. Ничего такого специфически итальянского Мазур в нем не усмотрел – ни особенной смуглости, ни смоляных кудрей. Просто-напросто широкоплечий тип с аккуратной прической, квадратной челюстью и тяжелым взглядом.
Взгляд многое может о человеке сказать – особенно тому, кого, подобно Мазуру, учили вылавливать в глазах малейшие нюансы, оттенки, черты характера и много чего еще.
У этого типа были волчьи глаза – взгляд человека, способного без малейших колебаний запалить этот город с четырех концов, если того потребуют интересы дела. И даже если в центре пожарища окажется его собственная бабушка, подобный тип и пальцем не пошевелит. Санни прав: это, действительно, не Ричард – это гораздо хуже... Паскуда, и все тут. Ухо востро!
– Значит, Джонни, – сказал сидящий без тени улыбки. – Чем зарабатываешь на жизнь, Джонни?
– Ищу испанский галеон, – ответил Мазур, прилежно стоя перед ним, правда, все же не навытяжку. – Есть один синдикат, они меня наняли как аквалангиста... Ну, а потом Ричард меня попросил о пустяковой услуге...
– И ты моментально согласился?
– Они так настойчиво просили, что я не смог отказать...
– Бывает, – без улыбки кивнул Тони. – Ну и как ты, Джонни, себе представляешь свое ближайшее будущее? Чего бы тебе хотелось от жизни? Не от меня, а от жизни? Предположим, я тебе предложу идти на все четыре стороны. Куда ты пойдешь, оказавшись за воротами? И что перво-наперво станешь делать? Мазур пожал плечами:
– Я бы вернулся на Пасагуа. Искать галеон. Правда, денег у меня нет ни цента, но я-то полагал, что меня отвезут назад ваши ребята... Ричард мне говорил, что оставит в покое, если я для него сделаю работу... а то и предложит дальнейшее сотрудничество. Я полагал, мы обо всем с ним договорились.
– Вот как? – без выражения произнес Тони. – Вы с Ричардом, значит, договорились... Только здесь не Ричард распоряжается, а я... если ты не против, конечно.
И надолго замолчал, буравя Мазура тяжелым взглядом.
– Я, честное слово, не собираюсь ни с кем посторонним откровенничать о ваших делах, – сказал Мазур спокойно. – У меня хватает своих забот, повидал достаточно, чтобы не лезть в чужие... В общем, можете на меня положиться...
– Знаешь, Джонни, – тем же ровным, бесцветным голосом сказал Тони. – Я, кажется, сейчас разрыдаюсь от твоего благородства. Нечасто в наши подлые времена встретишь столь благородного и сознательного парня... Ладно, иди к себе, посиди там пока...
«Плохо дело, – подумал Мазур, направляясь к двери. – Кажется, появилась та самая долгожданная определенность. Он со мной держался даже не равнодушно, не брезгливо – он просто-напросто уже не видит во мне живого человека, вот и все, в глазах у него это ясно читается, никакой ошибки. Он меня уже списал, сволочь такая».
Вернувшись к себе, он проворно огляделся в поисках хоть чего-то, что можно превратить в импровизированное оружие. Стулья тяжелые, старинные, ножку голыми руками не выломать, никаких столовых ножей и вилок... Будут стрелять? Вряд ли, улица довольно оживленная, а на стволах у них нет глушаков... Придушить захотят, точно, уповая на численное превосходство...
Развязка наступила даже быстрее, чем он предполагал – положительно, Мазур недооценил напора и организаторских способностей Тони... Послышались решительные шаги, дверь распахнулась, и в комнату ввалились все трое – Санни с Филом и молчаливый латинос, недвусмысленно теребивший в руках кусок веревки. Лица у первых двух были примечательные – несколько сконфуженные, виноватые чуточку, они отводили глаза, мялись, вообще чувствовали себя неловко. «Деликатные все же ребята, – подумал Мазур иронически, отметив с радостью, что в руках у троицы не замечается ничего огнестрельного. – Совестью терзаются самую малость, но это им нисколечко не мешает добросовестно выполнять приказ...»
Старательно состроив испуганную физиономию, он попятился в угол, сгорбился и насквозь испуганным голосом зачастил:
– Ребята, вы что? Эй, парни! Что задумали? Мать вашу так, мы же в одной команде!
Санни с Филом, виновато переглядываясь, тем не менее целеустремленно подступали к нему, словно бравые гусары к горничной. Что до латиноса, то он заходил слева с совершенно непроницаемым лицом – этот, сразу видно, о существовании угрызений совести и порядочности знал лишь теоретически, да и то, надо полагать, не особенно и верил, что существует на свете этакая блажь...
– Санни! Фил! – отчаянно воззвал Мазур. – Вы что задумали?
– Да мы-то ничего... – покаянным тоном отозвался Санни. – Тони, знаешь ли... Если бы все от меня зависело, я бы совершенно по-другому переиграл... Джонни, ты, это... Не ложиться же жмуриком вместо тебя, ты нас пойми...
– Ничего личного, – поддержал Фил. – Так уж Тони распорядился...
Латинос надвигался с невозмутимым лицом, зажав в кулаках оба конца веревки и рывками натягивая ее время от времени. С его точки зрения, читалось в глазах, вся эта сентиментальная болтовня была в столь несложном деле решительно ни к чему...
Его обступили вплотную. Все еще сохраняя на лице выражение прямо-таки панического ужаса, Мазур спокойно рассчитал в уме все пируэты, выпады и прочие партитуры. И совершенно неожиданно для них прянул из своего угла, первым сшиб Фила, обрушился на двух других уже с тыла, работая всеми четырьмя конечностями, словно бездушный комбайн, рубящий колосья: «Эх, косил Ясь камышину...»
Как и было рассчитано, эта чертова мельница продолжалась краткие секунды, итог был предугадан и жесток – на полу распластались три тела, напрочь лишенные сознания на ближайшие четверть часа. По-хозяйски их охлопав, Мазур извлек три пушки, одну оставил себе на всякий пожарный, а две других зашвырнул под кровать.
И выдвинулся в коридор. Посмотрел под ноги. Прямо у его двери лежали два черных пластиковых мешка и объемистый моток отличной нейлоновой веревки. Интересно, почему мешков целых два? Кто еще ухитрился проштрафиться?
На цыпочках, совершенно бесшумно, он переместился по коридору, одну за другой открыв четыре двери, за которыми оказались лишь пустые комнаты. Второй этаж был чист, неприятеля в тылах не имелось. Убедившись в этом, он спустился вниз. Так же бесшумно и проворно, стремительно перемещаясь – и это было, как во сне, – заглянул в три комнаты, оставив ту, где беседовал с Тони, напоследок. А потом ворвался и туда...
Реакция у Тони оказалась похвально быстрая – успел вскочить и даже запустить лапу под безукоризненный пиджак, – но до Мазура, качественно надрессированного державой, ему было как до Луны...
Мазур ударил – раз, другой, добавил правой ногой, на лету подхватив падающего и выдернув у того из руки пистолет с глушителем. Времени на дальнейший осмотр дома было ни много и ни мало, в самый раз, но все равно следовало поторопиться. Его беспокоил неведомо где отсутствующий пятый, верзила Чахлый – не следовало оставлять в тылу столь габаритный экземпляр, который царапнуло лишь самую чуточку.
Свидетелей не было. Пакита безмятежно дрыхла под тонким покрывалом, свесив тонкую руку с дешевеньким браслетом на запястье. Глядя на нее не без приятности, Мазур с облегчением напомнил себе, что на этом острове не сыщется ни одного особиста или замполита. К тому же никак нельзя было выходить из роли.
Санни вчера вечером, едва они приехали на стареньком расхлябанном такси в этот дом за высокой оградой, принялся претворять в жизнь оба пункта предосудительных развлечений. Спиртного в доме хватало, а вызвоненные им по телефону мучачи нагрянули уже через четверть часа. Их оказалось «четверо, а не пятеро», потому что молчаливый латинос, очень похоже, предосудительным развлечениям не предавался вовсе, пить не стал и к девкам не проявил ни малейшего интереса. Очень быстро и вовсе улетучился из дома, засел в сторожке у ворот на боевом посту. Санни мимоходом пояснил, что «с этим придурком всегда так».
Ну, а Мазуру, естественно, никак нельзя было выходить из роли, объявлять себя трезвенником и импотентом. Тем более что доставшаяся ему девочка была хороша, этакий белозубый чертенок, ничуть не похожий на унылую жертву звериной морали капитализма. И, разумеется, Мазур никак не мог вести среди нее разъяснительную работу, растолковывать озадаченной Паките, что она является несознательным элементом и обязана срочно найти себя в рядах передового пролетариата. Были подозрения, что она просто не поняла бы, о чем это талдычит странный, несомненно, блажной клиент. Да и из роли выходить никак нельзя. Одним словом, поневоле пришлось увести ее в отведенную ему комнату и пообщаться. Поскольку рядом, как уже подчеркивалось, не обреталось ни особистов, ни замполитов, Мазур наедине с собой мог сознаться, что на загнивающем Западе вообще и в разлагающейся Америке в частности все же можно порой провести время довольно приятно. Особенно если самому не нужно тратить деньги, которых в кармане все равно нет – за все платил Санни...
Он стоял у окна, дул холодное пиво и, не высовываясь из-за кисейной занавески, смотрел на улицу – тихую, залитую солнечным светом. Со второго этажа можно было рассмотреть кусочек проезжей части, неизбежные пальмы и дома напротив. Неспешно прошагали смуглые юнцы в ярких рубашках, прошла старушка с белой собачкой на поводке, проехала черно-белая полицейская машина, разрисованная надписями, эмблемами и цифрами. «Надо же, – подумал он с удивлением, от которого никак не мог избавиться. – Американская территория, хоть и Пуэрто-Рико. ЦРУ и ФБР здесь у себя дома... а я стою у окна голый и дую пиво, и ни одна собака про меня не знает – а как забегали бы империалисты, пронюхай кто!»
Бережно вытряхнув в рот последние капли, он поставил банку на подоконник. Обернулся, услышав шорох. Случайная подруга лениво потягивалась, откинув покрывало, тараща сонные черные глаза, чему-то мечтательно улыбаясь. Подумав, Мазур вернулся к постели и приличия ради натянул трусы, но без особенной поспешности.
– Принеси пива, а? – попросила она выжидательно, все еще опасаясь, что ее одернут за такую непринужденность.
Хмыкнув, Мазур принес, заодно достав вторую и себе – когда-то еще выпадет случай? Работать по своей прямой специальности сегодня уж точно не придется. Хорошо, что голова почти не трещит – выпито вчера было не так уж много...
Девчонка ловко присосалась к банке, предварительно улыбнувшись Мазуру чуть ли не лучезарно. Вполне освоилась. Убедилась, что клиент достался галантный и доброжелательный, в торец не заезжает и в душу с сапогами не лезет.
Мазуру она понравилась – потому что не строила из себя жертву роковых обстоятельств, не талдычила душещипательные сказочки о несчастной любви или чем-то похожем, толкнувшим на тернистый путь порока. Относилась ко всему философски – это была ее работа, и она работала с улыбками и прибаутками. Тоже твердый профессионал, только в другом роде.
– А ты милый, – сообщала Пакита, разделавшись с пивом. – Не хамишь, ничего такого не требуешь... Даже непохож на американца.
– Ну конечно, золотце, – сказал Мазур. – Я же из Австралии. Слыхала про такую страну?
– Это где-то на юге? Там еще кенгуру...
– Ага, – сказал Мазур. – Так и носятся – прыг-скок... Аж в глазах рябит.
– А, ну понятно, почему ты такой милый... Потому что не янки. Я их терпеть не могу. А ты здорово понимаешь девушку...
Мазур не стал ей, понятное дело, рассказывать, что не так уж давно волею обстоятельств работал какое-то время вышибалой в натуральнейшем борделе – не так уж и далеко отсюда, в Южной Америке. Нельзя ни ей, ни кому бы то ни было рассказывать такие вещи, потому что ни его, ни других словно бы и не было тогда южнее Панамского канала, севернее Патагонии... Просквозили по стране, как ветерок, и улетучились призраками...
– Ты мне что-нибудь подаришь на память? – с лукавой улыбкой поинтересовалось смазливое создание, картинно сцепив пальцы на затылке, чтобы подчеркнуть иные свои прелести.
«Какая меркантильность», – грустно подумал Мазур. И сказал:
– Золотце, я ведь только что из плаванья. Нет при мне ни гроша, и дарить нечего... Подожди немного, а? Заберу денежки из банка, разбогатею, приоденусь... И непременно загляну к тебе в гости. С полными руками подарков.
– Вы все так говорите – потом, потом... И не приходите.
– Честное слово, – сказал Мазур насколько мог убедительно. – Ты мне понравилась, с этого места не сойти. Как только разживусь деньгами, нагряну в гости. – Он огляделся. – Черт, ни бумаги, ни карандаша... Объясни, как тебя найти, я запомню.
– Ты здесь уже бывал?
– Первый раз.
– Тогда запоминай. Квартал называется Ремихио, любой таксист тебя отвезет за пятерку. Там...
Мазур старательное слушал, фиксируя в памяти названия улиц, номера домов, ориентиры в виде кафе и вывески кинотеатра. Неизвестно еще, как будут протекать дальнейшие события, чем обернутся – а в совершенно незнакомом городе да вдобавок в стране, где никогда прежде не бывал, очень полезно иметь хотя бы одного знакомого, на которого с грехом пополам можно полагаться. Девочка такой профессии без малейшего удивления воспринимает человека, которому в силу каких-то своих сложностей приходится однажды лечь на дно, притаиться ненадолго. Особенно если ей заплатить как следует. Денег, правда, нет ни гроша, но если придется уходить, ими можно разжиться, есть кое-какие соображения...
– А ты правда придешь?
– Клянусь Австралией, – сказал Мазур.
– У меня очень приличный район, я там не работаю. Не пожалеешь. Я тебе покажу город, есть масса мест, где парень с деньгами может приятно и безопасно провести время. Вот взять хотя бы...
Дверь распахнулась без малейшего стука. Мазур инстинктивно приготовился дать качественный отпор любой агрессии, но это оказался всего-навсего Санни, уже полностью одетый и без пушки в руке. Вид у него, правда, был не особенно безмятежный и довольный, как стоило бы ожидать от человека, скоротавшего ночку в обществе пары бутылок неплохого виски и смазливой подружки Пакиты. Скорее он выглядел удрученным и встревоженным. Без церемоний мотнул головой в сторону двери:
– Все, крошка, одевайся и линяй. Тебе ведь заплатили? Ну вот и ладненько. Линяй, линяй, у нас тут срочные дела...
Пакита – привыкшая, надо полагать, и к более худшему обороту дел – с гримаской вскочила, проворно накинула платье и без возражений направилась к двери, послав напоследок Мазуру выразительный взгляд, призвавший поддержать морально. Мазур ответил сочувственной мимикой – и дверь за ней захлопнулась.
Санни подошел к нему вплотную и тихо распорядился:
– Одевайся живенько. Тони приехал. Хочет на тебя посмотреть. Джонни, ты парень вроде бы ничего, и Фил то же самое говорит, вот я тебя по-дружески и предупреждаю – держи ухо востро и постарайся ему понравиться, хоть из кожи вон лезь. Он тут, на этом долбанном острове, большой босс, мы все перед ним должны ходить на цыпочках...
– Слушай, – так же шепотом ответил Мазур, – но ведь Ричард мне твердо обещал...
Оглядываясь на дверь, Санни зашептал:
– Ричарда тут нет, усек? Здесь босс – Тони. Так что ты смотри! Боссы между собой всегда договорятся, а простые парни вроде нас правды не найдут, если что, хоть тресни... Ну, поворачивайся! Тони ждать не любит...
«Вырубить его нетрудно, – подумал Мазур. – Нетрудно поступить так же и с остальными. Но что потом? Очертя голову ломиться в полную неизвестность? Нет, нужно дождаться хоть какой-то определенности и не пороть горячку. Вокруг – Соединенные Штаты, сущая терра инкогнито, до Пасагуа далековато...»
Моментально одевшись, он вслед за Санни вышел в коридор и спустился на первый этаж. Санни показал на одну из дверей, но сам следом за Мазуром внутрь не пошел.
В просторной пустоватой комнате у старинного массивного столика сидел в небрежной позе человек лет пятидесяти, одетый дорого и безукоризненно. Ничего такого специфически итальянского Мазур в нем не усмотрел – ни особенной смуглости, ни смоляных кудрей. Просто-напросто широкоплечий тип с аккуратной прической, квадратной челюстью и тяжелым взглядом.
Взгляд многое может о человеке сказать – особенно тому, кого, подобно Мазуру, учили вылавливать в глазах малейшие нюансы, оттенки, черты характера и много чего еще.
У этого типа были волчьи глаза – взгляд человека, способного без малейших колебаний запалить этот город с четырех концов, если того потребуют интересы дела. И даже если в центре пожарища окажется его собственная бабушка, подобный тип и пальцем не пошевелит. Санни прав: это, действительно, не Ричард – это гораздо хуже... Паскуда, и все тут. Ухо востро!
– Значит, Джонни, – сказал сидящий без тени улыбки. – Чем зарабатываешь на жизнь, Джонни?
– Ищу испанский галеон, – ответил Мазур, прилежно стоя перед ним, правда, все же не навытяжку. – Есть один синдикат, они меня наняли как аквалангиста... Ну, а потом Ричард меня попросил о пустяковой услуге...
– И ты моментально согласился?
– Они так настойчиво просили, что я не смог отказать...
– Бывает, – без улыбки кивнул Тони. – Ну и как ты, Джонни, себе представляешь свое ближайшее будущее? Чего бы тебе хотелось от жизни? Не от меня, а от жизни? Предположим, я тебе предложу идти на все четыре стороны. Куда ты пойдешь, оказавшись за воротами? И что перво-наперво станешь делать? Мазур пожал плечами:
– Я бы вернулся на Пасагуа. Искать галеон. Правда, денег у меня нет ни цента, но я-то полагал, что меня отвезут назад ваши ребята... Ричард мне говорил, что оставит в покое, если я для него сделаю работу... а то и предложит дальнейшее сотрудничество. Я полагал, мы обо всем с ним договорились.
– Вот как? – без выражения произнес Тони. – Вы с Ричардом, значит, договорились... Только здесь не Ричард распоряжается, а я... если ты не против, конечно.
И надолго замолчал, буравя Мазура тяжелым взглядом.
– Я, честное слово, не собираюсь ни с кем посторонним откровенничать о ваших делах, – сказал Мазур спокойно. – У меня хватает своих забот, повидал достаточно, чтобы не лезть в чужие... В общем, можете на меня положиться...
– Знаешь, Джонни, – тем же ровным, бесцветным голосом сказал Тони. – Я, кажется, сейчас разрыдаюсь от твоего благородства. Нечасто в наши подлые времена встретишь столь благородного и сознательного парня... Ладно, иди к себе, посиди там пока...
«Плохо дело, – подумал Мазур, направляясь к двери. – Кажется, появилась та самая долгожданная определенность. Он со мной держался даже не равнодушно, не брезгливо – он просто-напросто уже не видит во мне живого человека, вот и все, в глазах у него это ясно читается, никакой ошибки. Он меня уже списал, сволочь такая».
Вернувшись к себе, он проворно огляделся в поисках хоть чего-то, что можно превратить в импровизированное оружие. Стулья тяжелые, старинные, ножку голыми руками не выломать, никаких столовых ножей и вилок... Будут стрелять? Вряд ли, улица довольно оживленная, а на стволах у них нет глушаков... Придушить захотят, точно, уповая на численное превосходство...
Развязка наступила даже быстрее, чем он предполагал – положительно, Мазур недооценил напора и организаторских способностей Тони... Послышались решительные шаги, дверь распахнулась, и в комнату ввалились все трое – Санни с Филом и молчаливый латинос, недвусмысленно теребивший в руках кусок веревки. Лица у первых двух были примечательные – несколько сконфуженные, виноватые чуточку, они отводили глаза, мялись, вообще чувствовали себя неловко. «Деликатные все же ребята, – подумал Мазур иронически, отметив с радостью, что в руках у троицы не замечается ничего огнестрельного. – Совестью терзаются самую малость, но это им нисколечко не мешает добросовестно выполнять приказ...»
Старательно состроив испуганную физиономию, он попятился в угол, сгорбился и насквозь испуганным голосом зачастил:
– Ребята, вы что? Эй, парни! Что задумали? Мать вашу так, мы же в одной команде!
Санни с Филом, виновато переглядываясь, тем не менее целеустремленно подступали к нему, словно бравые гусары к горничной. Что до латиноса, то он заходил слева с совершенно непроницаемым лицом – этот, сразу видно, о существовании угрызений совести и порядочности знал лишь теоретически, да и то, надо полагать, не особенно и верил, что существует на свете этакая блажь...
– Санни! Фил! – отчаянно воззвал Мазур. – Вы что задумали?
– Да мы-то ничего... – покаянным тоном отозвался Санни. – Тони, знаешь ли... Если бы все от меня зависело, я бы совершенно по-другому переиграл... Джонни, ты, это... Не ложиться же жмуриком вместо тебя, ты нас пойми...
– Ничего личного, – поддержал Фил. – Так уж Тони распорядился...
Латинос надвигался с невозмутимым лицом, зажав в кулаках оба конца веревки и рывками натягивая ее время от времени. С его точки зрения, читалось в глазах, вся эта сентиментальная болтовня была в столь несложном деле решительно ни к чему...
Его обступили вплотную. Все еще сохраняя на лице выражение прямо-таки панического ужаса, Мазур спокойно рассчитал в уме все пируэты, выпады и прочие партитуры. И совершенно неожиданно для них прянул из своего угла, первым сшиб Фила, обрушился на двух других уже с тыла, работая всеми четырьмя конечностями, словно бездушный комбайн, рубящий колосья: «Эх, косил Ясь камышину...»
Как и было рассчитано, эта чертова мельница продолжалась краткие секунды, итог был предугадан и жесток – на полу распластались три тела, напрочь лишенные сознания на ближайшие четверть часа. По-хозяйски их охлопав, Мазур извлек три пушки, одну оставил себе на всякий пожарный, а две других зашвырнул под кровать.
И выдвинулся в коридор. Посмотрел под ноги. Прямо у его двери лежали два черных пластиковых мешка и объемистый моток отличной нейлоновой веревки. Интересно, почему мешков целых два? Кто еще ухитрился проштрафиться?
На цыпочках, совершенно бесшумно, он переместился по коридору, одну за другой открыв четыре двери, за которыми оказались лишь пустые комнаты. Второй этаж был чист, неприятеля в тылах не имелось. Убедившись в этом, он спустился вниз. Так же бесшумно и проворно, стремительно перемещаясь – и это было, как во сне, – заглянул в три комнаты, оставив ту, где беседовал с Тони, напоследок. А потом ворвался и туда...
Реакция у Тони оказалась похвально быстрая – успел вскочить и даже запустить лапу под безукоризненный пиджак, – но до Мазура, качественно надрессированного державой, ему было как до Луны...
Мазур ударил – раз, другой, добавил правой ногой, на лету подхватив падающего и выдернув у того из руки пистолет с глушителем. Времени на дальнейший осмотр дома было ни много и ни мало, в самый раз, но все равно следовало поторопиться. Его беспокоил неведомо где отсутствующий пятый, верзила Чахлый – не следовало оставлять в тылу столь габаритный экземпляр, который царапнуло лишь самую чуточку.