Страница:
– Знаете магазин «Рукоделие»? - спросил Смолин. - Ну вот… в витрине куча старинных утюгов, прялок и прочего. Добрую половину, кстати, хозяйка у меня покупала. И что, ее можно назвать коллекционером? Это просто интерьер. Вот так и со мной обстоит. Никакой я не коллекционер, просто хочу, чтобы в кабинете было красиво… Если я, с точки зрения закона все же «коллекционер», так и объясните…
Она отмахнулась:
– В конце концов, это не мое дело… Значит, все перечисленное в акте принадлежит вам?
– Ага.
– А с какой целью вы все это держали в магазине?
– Ну уж не для продажи, конечно, - сказал Смолин спокойно. - Я, понимаете ли, через месяц планирую дом закончить, развесить все, расставить… Есть хороший мастер, который быстро, качественно и недорого все реставрирует - что опять-таки законам не противоречит. Ножны покрасить, рукоять укрепить, чтобы не болталась, винтик вставить… Реставрация, одним словом. А то половина вещей такие убитые… Почистить, чтоб блестело, а то и никелировать…
– А координаты мастера дать можете?
– Пожалуйста, пишите. Он легально работает, кузнец с лицензией…
Координаты можно давать смело, никого не подводя: Паша-Молоток человек свой, все подтвердит в лучшем виде…
– Парнишку жалко, - заметил Смолин, когда в процессе обозначилась некоторая заминка. - Вы уж скажите по секрету, какие перспективы? Ведь глупость совершеннейшая, если подумать…
– Перспективы… - Кияшко Н. В. покривилась, будто лимона щедро откусила. - У меня и так дел невпроворот, а тут еще подсовывают такое… - спохватившись, она приняла официальный вид: - Прочитайте и напишите вот здесь: «Мною прочитано и с моих слов записано верно»… Если у вас есть замечания…
– Да нет, - проворчал Смолин, - все правильно… Где, здесь?
– И внизу каждой страницы поставьте… ну, как букву «зет».
– Интересно… - сказал Смолин, притворяясь, будто рисует эти «буквы зю» впервые в жизни.
…Покидать здание, будучи отправлен восвояси, он не торопился - срочных неотложных дел не было, все только что происшедшее следовало обдумать в темпе вальса. Он стоял у выходившего на широкий двор окна, хмуро наблюдая, как здоровенные ребята с резиновыми аргументами на поясе выгружают без особых церемоний из старенького «лунохода» табунок щупленьких субъектов среднеазиатского вида: ага, опять, надо полагать, незаконных мигрантов наловили…
Итак… Судя по первым впечатлениям, дознаватель Кияшко Н. В. и впрямь является той, за кого себя выдает: то есть до предела замотанной, усталой бабой, вынужденной ежедневно перелопачивать чертову уйму казенных бумаг, значительная часть коих яйца выеденного не стоит, потому что посвящена пустякам, формализму. Девятый вал канцеляриста, какого в любой системе выше крыши…
Конечно, все это теоретически может оказаться хитрейшей игрой, а Кияшко Н.В. - великолепной актрисой, блестяще изобразившей замотанную жизнью и ненужной работой простую русскую бабу. С ментами нужно держать ухо востро и не вестись на то, как они выглядят…
Вот только у Смолина был достаточно богатый опыт общения со всевозможными операми-кумовьями - достаточный, чтобы полагаться на чутье, интуицию, нюх. Все вышеперечисленное как раз прямо-таки кричало, что верны именно первые впечатления. Что с дознавателем все обстоит именно так, как он сейчас думает: дело это она воспринимает исключительно в качестве досадной обузы, прекрасно осознавая его ничтожность и тягомотные перспективы. Премиальных ни рубля не получит, а вот времени и сил на пустяшные бумаги убьет массу…
Зачем, скажите на милость, подсовывать сейчас Смолину великолепную актрису и вести тонкую игру? Ради заполнения того убогого протокола, который он только что подписал, украсив внизу каждую страницу буквой «зю»? Не стоит овчинка выделки, ей-же-ей…
Одним словом, оставляя все же некоторый малый процент на возможные неожиданности, следует признать, что дела обстоят следующим образом: коварных подходцев пока что нет, тонкой игры нет, Смолина выдернули, чтобы подписать рядовую, формальную бумагу. Ну, а когда до этой тетки доберется в скором времени разъяренный утратой «японца» Сидорыч… В общем, еще побарахтаемся…
– Господин Смолин! - прервал его размышления хрипловатый женский голос.
Смолин остановился и без излишней поспешности поднял голову. Дорогу к машине ему преграждала целая компания: некто, судя по доступной обозрению части туловища, безусловно мужского пола, нацелился на Смолина объективом здоровенной видеокамеры, второй торчал на подхвате с охапкой каких-то кабелей, а дамочка, стоя меж обоими упомянутыми, тыкала микрофоном чуть ли не в смолинский нос и возбужденно тараторила, словно опасалась, что он все же немыслимым кенгурячьим прыжком их перепрыгнет и бросится наутек:
– Шестнадцатый канал, передача «Городские сенсации»! Господин Смолин, вы не откажетесь прокомментировать последние события?
Смолин остановился, приосанился и, от всей души надеясь, что его улыбка имеет несомненное сходство с голливудской, начал, глядя старательно в объектив:
– Охотно. Последние события, на мой непросвещенный взгляд, демонстрируют, что президентские выборы в США будут чертовски интересными и непредсказуемыми…
Телевизионная дамочка прямо-таки шарахнулась, отведя микрофон в сторону так резко, словно Смолин собирался откусить половину. Смолин таращился на нее невинно и благожелательно, с обаятельнейшей улыбкой.
Ящик он периодически смотрел, конечно - и об этой персоне имел некоторое представление, цензурными словами никак не описуемое. Это и была звезда шестнадцатого Нателла Чу-чина по прозвищу Чуча, известная фантастической тупостью и проистекавшим отсюда невежеством решительно во всем. Беда только, что она тем не менее с поразительной назойливостью маячила на экране, как ворона над помойкой, с невероятным апломбом выдавая в эфир такие перлы, что имевшие однажды неосторожность согласиться на интервью потом от нее бегали как черт от ладана. Примечательное было создание: рост метр с шиньоном, курносая вечно обиженная физиономия страдающего поносом мопса, похмельные мешки под глазами даже в трезвый период. Соплей перешибешь - но вреда и вони от нее…
Смолин моментально подобрался, словно шлепал на лыжах по заросшему летней травкой минному полю. Ухо следовало держать востро и базар фильтровать с величайшим тщанием - иначе Чуча, ухватившись за случайную обмолвку, такую интерпретацию выдаст в эфир, так расцветит собственными идиотскими комментариями, что света белого не взвидишь. Сам он до сих пор с ней не сталкивался, но телевизора-то насмотрелся…
– Ну что вы шутите, - обиженным тоном протянула репортерша, вновь тыча микрофоном ему в нос. - Я имею в виду последние события вокруг вашего магазина.
– Это какие? - с безмятежным видом осведомился Смолин, продолжая улыбаться будущим зрителям, словно два Ричарда Гира и полдюжины Ди Каприо.
– Ну у вас же в магазине торговали оружием…
– Впервые слышу, - изумился Смолин. - В моем магазине отроду оружием не торговали.
– То есть как? У вас же был обыск?
– Следственное мероприятие под названием «обыск» еще не является следствием торговли оружием, - охотно разъяснил Смолин скучней-.шим тоном бывшего лектора по марксизму-ленинизму, выступающего перед пенсионерами в ЖЭКе.
Он с нескрываемой радостью отметил, что Чуча оказалась моментально сбитой с панталыку и нить разговора на какое-то время потеряла. Впрочем, благодаря большому опыту она оклемалась почти сразу же, напористо, проку-ренно захрипела:
– Вы же не будете отрицать, что вашего продавца арестовали за торговлю оружием?
– Это вас кто-то обманул, - светски улыбаясь, поведал Смолин. - Никто моего продавца и не думал арестовывать, он на свободе пребывает, совершенно как мы с вами…
– Но он торговал оружием?
– Каким? - ласково, благожелательно спросил Смолин. - Уточните, пожалуйста. Оружие бывает огнестрельное и холодное, газовое и травматическое, спортивное, боевое и гражданское, составляющее принадлежность национального костюма. Есть еще категория предметов, оружием с точки зрения закона не являющаяся, но становящаяся таковым исключительно после того, как с помощью этих предметов было совершено деяние, подпадающее под категорию уголовного преступления…
Телезвездочка таращилась на него прямо-таки очумело - то, что Смолин говорил, явно не умещалось в пространстве ее немногочисленных извилин. Нетрудно было догадаться, что выстроенная ею нехитрая тема разговора пошла насмарку.
Смолин ждал, сияя улыбкой. От собаки бежать ни в коем случае нельзя - цапнет за ногу. Точно так же весьма чревато уходить быстрым шагом от какого-нибудь шакала телекамеры - снимет твою удаляющуюся спину и прокомментирует, как его левой пятке, угодно. Нам скрывать нечего, мы люди контактные и с прессой всегда готовые общаться живейшим образом…
После недолгого промедления Чучина вновь ринулась в атаку:
– Ваш продавец нож кому-то продал?
– У меня приличное заведение, - обиделся Смолин, - и продавец у меня - парнишка приличный, с высшим образованием, интеллигент в первом поколении, можно сказать. Ножами сроду не торговал, вас, точно, обманул кто-то…
– Кортик! - обрадованно взвизгнула репортерша, что-то определенно припомнив и вернув себе некоторую уверенность. - Он морской кортик продал!
– Да не продавал он никаких кортиков, - с величайшим терпением и нетускнеющей голливудской улыбкой сообщил Смолин. - Разве что дал кому-то посмотреть кортик, а на него зачем-то дело завели…
– В милиции говорят, что он торговал оружием…
– Говорят, в городе Рязани пироги с глазами, - резвился Смолин, - их едять, а они глядять…
– Я вас серьезно спрашиваю.
– А я вам серьезно отвечаю, мадемуазель: я же не служу в милиции и не могу знать, что там говорят…
– Но вас же только что допрашивали по этому делу?
– И тут вы что-то путаете, право, - вздохнул Смолин. - Я сюда заходил узнать, как документы на охотничье ружье выправляют. Решил вот на старости лет рябчиков пострелять, говорят, супец получается классный…
Он имел все основания чуточку гордиться собой: за все это время так и не ляпнул ни одной неосторожной фразы, которую можно было, выдравши из записи, интерпретировать гнусным образом. И сохранял полнейшее спокойствие, хотя так и подмывало высказать этой выдре все, что он о ней думает. Он помнил прошлогоднюю зимнюю передачу с участием Чучи - в центре, в арке кого-то застрелили в ходе неких разборок, и эта дура, стоя на том месте, где лежал труп, преспокойнейшим образом разгребала сапожком нападавший снег, чтобы явить взору телезрителей темное пятно заледенелой крови. Дело тут не в душевной черствости - просто такая уж дура по жизни…
– Задавайте ваши вопросы, - с той же простодушной готовностью сказал Смолин.
– Я и спрашиваю: в вашем магазине торговали оружием?
– Никогда в жизни.
– А как насчет кортика?
– Я же только что объяснил, в чем там было дело…
– Но в милиции говорят…
– Это их гражданское право - говорить, - парировал Смолин.
– Значит, вы хотите сказать, что у нас в Шантарске нет антикварной мафии?
– Да откуда ж ей взяться? - Смолин пожал плечами. - Экие вы страсти говорите. Откуда у нас антикварная мафия? Ужасы какие…
– И оружием вы не торгуете?
– Хотел я во время индо-пакистанского конфликта продать одной из сторон с дюжину танков, - сказал Смолин. - Но танков под рукой не нашлось, да и плохо представлял я, как такие дела проворачиваются…
Тот, что стоял со связкой кабелей, откровенно ухмылялся, предусмотрительно отвернув физиономию в сторону. Смолин благожелательно улыбался. Телезвездочка, дураку понятно, оказалась в тупике, что, похоже, сама понимала.
– А что у вас отобрали при обыске?
– У меня? - вновь пожал плечами Смолин. - Ничего у меня не отбирали. Вообще, в нашем законодательстве нет такого понятия «отобрать» применительно к правоохранительным органам.
– Но они у вас забрали…
– И понятия «забрать» тоже нету. Ничего у меня не забирали.
– Но у вас же был обыск?
– У меня? - недоуменно вылупился на нее Смолин. - Не было у меня никакого обыска.
– Я имею в виду, в магазине…
– Ах, в магазине… В магазине имело место…
– А что там забрали?
– Ничего там не забирали. Я же объяснял вам, что понятия «забирать» применительно к…
Тот, что с кабелями, не вытерпел, наклонился к уху начальницы и страшным шепотом подсказал:
– Изъяли…
– Вот! - обрадовалась та. - Что у вас в магазине изъяли?
– Всякую ерунду, - сказал Смолин, - пару-тройку старинных шпаг и тому подобное…
– Вот, а вы говорите, что оружием не торгуете!
– А это никакое не оружие. И я ими не торгую. Обещали посмотреть и вернуть. Нет такого закона, по которому человеку запрещалось бы держать хоть дома, хоть в магазинной подсобке старинные шпаги… У вас будут еще вопросы?
Ей давненько уж хотелось с минимальным уроном для репутации убраться восвояси, и она моментально ухватилась за смолинские слова, проворчала:
– Нет больше вопросов…
И повернулась спиной, раздосадованно сматывая шнур микрофона. Сразу видно, что задуманный ею лихой наскок на подпольного торговца оружием с треском провалился.
Все трое побрели восвояси. Смолин еще успел громко сказать вслед:
– Всегда к вашим услугам, дамы и господа! Свободная пресса - наше завоевание-Троица и ухом не повела, рысцой удаляясь к серебристой девятке с эмблемой телекомпании и соответствующей надписью во весь борт. Нехорошо прищурясь, Смолин смотрел им вслед. И в эти совпадения он не верил. Кто-то должен был дать им наводку, слить точное время и место… а кому это проще всего сделать, как не грозе преступного мира майору Летягину? Особого вреда от рыжей Чучи не будет, но ручаться можно, что какую-никакую передачку она в эфир запустит, отчего лишний раз нервы позвенят, как гитарные струны…
Отогнав соблазнительное видение - двух бородатых катов в красных рубахах, которые взапуски охаживали Чучу плетюганами по голой тошей заднице, - Смолин печально вздохнул и направился к машине.
Глава 3 ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ СОКРОВИЩА
Она отмахнулась:
– В конце концов, это не мое дело… Значит, все перечисленное в акте принадлежит вам?
– Ага.
– А с какой целью вы все это держали в магазине?
– Ну уж не для продажи, конечно, - сказал Смолин спокойно. - Я, понимаете ли, через месяц планирую дом закончить, развесить все, расставить… Есть хороший мастер, который быстро, качественно и недорого все реставрирует - что опять-таки законам не противоречит. Ножны покрасить, рукоять укрепить, чтобы не болталась, винтик вставить… Реставрация, одним словом. А то половина вещей такие убитые… Почистить, чтоб блестело, а то и никелировать…
– А координаты мастера дать можете?
– Пожалуйста, пишите. Он легально работает, кузнец с лицензией…
Координаты можно давать смело, никого не подводя: Паша-Молоток человек свой, все подтвердит в лучшем виде…
– Парнишку жалко, - заметил Смолин, когда в процессе обозначилась некоторая заминка. - Вы уж скажите по секрету, какие перспективы? Ведь глупость совершеннейшая, если подумать…
– Перспективы… - Кияшко Н. В. покривилась, будто лимона щедро откусила. - У меня и так дел невпроворот, а тут еще подсовывают такое… - спохватившись, она приняла официальный вид: - Прочитайте и напишите вот здесь: «Мною прочитано и с моих слов записано верно»… Если у вас есть замечания…
– Да нет, - проворчал Смолин, - все правильно… Где, здесь?
– И внизу каждой страницы поставьте… ну, как букву «зет».
– Интересно… - сказал Смолин, притворяясь, будто рисует эти «буквы зю» впервые в жизни.
…Покидать здание, будучи отправлен восвояси, он не торопился - срочных неотложных дел не было, все только что происшедшее следовало обдумать в темпе вальса. Он стоял у выходившего на широкий двор окна, хмуро наблюдая, как здоровенные ребята с резиновыми аргументами на поясе выгружают без особых церемоний из старенького «лунохода» табунок щупленьких субъектов среднеазиатского вида: ага, опять, надо полагать, незаконных мигрантов наловили…
Итак… Судя по первым впечатлениям, дознаватель Кияшко Н. В. и впрямь является той, за кого себя выдает: то есть до предела замотанной, усталой бабой, вынужденной ежедневно перелопачивать чертову уйму казенных бумаг, значительная часть коих яйца выеденного не стоит, потому что посвящена пустякам, формализму. Девятый вал канцеляриста, какого в любой системе выше крыши…
Конечно, все это теоретически может оказаться хитрейшей игрой, а Кияшко Н.В. - великолепной актрисой, блестяще изобразившей замотанную жизнью и ненужной работой простую русскую бабу. С ментами нужно держать ухо востро и не вестись на то, как они выглядят…
Вот только у Смолина был достаточно богатый опыт общения со всевозможными операми-кумовьями - достаточный, чтобы полагаться на чутье, интуицию, нюх. Все вышеперечисленное как раз прямо-таки кричало, что верны именно первые впечатления. Что с дознавателем все обстоит именно так, как он сейчас думает: дело это она воспринимает исключительно в качестве досадной обузы, прекрасно осознавая его ничтожность и тягомотные перспективы. Премиальных ни рубля не получит, а вот времени и сил на пустяшные бумаги убьет массу…
Зачем, скажите на милость, подсовывать сейчас Смолину великолепную актрису и вести тонкую игру? Ради заполнения того убогого протокола, который он только что подписал, украсив внизу каждую страницу буквой «зю»? Не стоит овчинка выделки, ей-же-ей…
Одним словом, оставляя все же некоторый малый процент на возможные неожиданности, следует признать, что дела обстоят следующим образом: коварных подходцев пока что нет, тонкой игры нет, Смолина выдернули, чтобы подписать рядовую, формальную бумагу. Ну, а когда до этой тетки доберется в скором времени разъяренный утратой «японца» Сидорыч… В общем, еще побарахтаемся…
– Господин Смолин! - прервал его размышления хрипловатый женский голос.
Смолин остановился и без излишней поспешности поднял голову. Дорогу к машине ему преграждала целая компания: некто, судя по доступной обозрению части туловища, безусловно мужского пола, нацелился на Смолина объективом здоровенной видеокамеры, второй торчал на подхвате с охапкой каких-то кабелей, а дамочка, стоя меж обоими упомянутыми, тыкала микрофоном чуть ли не в смолинский нос и возбужденно тараторила, словно опасалась, что он все же немыслимым кенгурячьим прыжком их перепрыгнет и бросится наутек:
– Шестнадцатый канал, передача «Городские сенсации»! Господин Смолин, вы не откажетесь прокомментировать последние события?
Смолин остановился, приосанился и, от всей души надеясь, что его улыбка имеет несомненное сходство с голливудской, начал, глядя старательно в объектив:
– Охотно. Последние события, на мой непросвещенный взгляд, демонстрируют, что президентские выборы в США будут чертовски интересными и непредсказуемыми…
Телевизионная дамочка прямо-таки шарахнулась, отведя микрофон в сторону так резко, словно Смолин собирался откусить половину. Смолин таращился на нее невинно и благожелательно, с обаятельнейшей улыбкой.
Ящик он периодически смотрел, конечно - и об этой персоне имел некоторое представление, цензурными словами никак не описуемое. Это и была звезда шестнадцатого Нателла Чу-чина по прозвищу Чуча, известная фантастической тупостью и проистекавшим отсюда невежеством решительно во всем. Беда только, что она тем не менее с поразительной назойливостью маячила на экране, как ворона над помойкой, с невероятным апломбом выдавая в эфир такие перлы, что имевшие однажды неосторожность согласиться на интервью потом от нее бегали как черт от ладана. Примечательное было создание: рост метр с шиньоном, курносая вечно обиженная физиономия страдающего поносом мопса, похмельные мешки под глазами даже в трезвый период. Соплей перешибешь - но вреда и вони от нее…
Смолин моментально подобрался, словно шлепал на лыжах по заросшему летней травкой минному полю. Ухо следовало держать востро и базар фильтровать с величайшим тщанием - иначе Чуча, ухватившись за случайную обмолвку, такую интерпретацию выдаст в эфир, так расцветит собственными идиотскими комментариями, что света белого не взвидишь. Сам он до сих пор с ней не сталкивался, но телевизора-то насмотрелся…
– Ну что вы шутите, - обиженным тоном протянула репортерша, вновь тыча микрофоном ему в нос. - Я имею в виду последние события вокруг вашего магазина.
– Это какие? - с безмятежным видом осведомился Смолин, продолжая улыбаться будущим зрителям, словно два Ричарда Гира и полдюжины Ди Каприо.
– Ну у вас же в магазине торговали оружием…
– Впервые слышу, - изумился Смолин. - В моем магазине отроду оружием не торговали.
– То есть как? У вас же был обыск?
– Следственное мероприятие под названием «обыск» еще не является следствием торговли оружием, - охотно разъяснил Смолин скучней-.шим тоном бывшего лектора по марксизму-ленинизму, выступающего перед пенсионерами в ЖЭКе.
Он с нескрываемой радостью отметил, что Чуча оказалась моментально сбитой с панталыку и нить разговора на какое-то время потеряла. Впрочем, благодаря большому опыту она оклемалась почти сразу же, напористо, проку-ренно захрипела:
– Вы же не будете отрицать, что вашего продавца арестовали за торговлю оружием?
– Это вас кто-то обманул, - светски улыбаясь, поведал Смолин. - Никто моего продавца и не думал арестовывать, он на свободе пребывает, совершенно как мы с вами…
– Но он торговал оружием?
– Каким? - ласково, благожелательно спросил Смолин. - Уточните, пожалуйста. Оружие бывает огнестрельное и холодное, газовое и травматическое, спортивное, боевое и гражданское, составляющее принадлежность национального костюма. Есть еще категория предметов, оружием с точки зрения закона не являющаяся, но становящаяся таковым исключительно после того, как с помощью этих предметов было совершено деяние, подпадающее под категорию уголовного преступления…
Телезвездочка таращилась на него прямо-таки очумело - то, что Смолин говорил, явно не умещалось в пространстве ее немногочисленных извилин. Нетрудно было догадаться, что выстроенная ею нехитрая тема разговора пошла насмарку.
Смолин ждал, сияя улыбкой. От собаки бежать ни в коем случае нельзя - цапнет за ногу. Точно так же весьма чревато уходить быстрым шагом от какого-нибудь шакала телекамеры - снимет твою удаляющуюся спину и прокомментирует, как его левой пятке, угодно. Нам скрывать нечего, мы люди контактные и с прессой всегда готовые общаться живейшим образом…
После недолгого промедления Чучина вновь ринулась в атаку:
– Ваш продавец нож кому-то продал?
– У меня приличное заведение, - обиделся Смолин, - и продавец у меня - парнишка приличный, с высшим образованием, интеллигент в первом поколении, можно сказать. Ножами сроду не торговал, вас, точно, обманул кто-то…
– Кортик! - обрадованно взвизгнула репортерша, что-то определенно припомнив и вернув себе некоторую уверенность. - Он морской кортик продал!
– Да не продавал он никаких кортиков, - с величайшим терпением и нетускнеющей голливудской улыбкой сообщил Смолин. - Разве что дал кому-то посмотреть кортик, а на него зачем-то дело завели…
– В милиции говорят, что он торговал оружием…
– Говорят, в городе Рязани пироги с глазами, - резвился Смолин, - их едять, а они глядять…
– Я вас серьезно спрашиваю.
– А я вам серьезно отвечаю, мадемуазель: я же не служу в милиции и не могу знать, что там говорят…
– Но вас же только что допрашивали по этому делу?
– И тут вы что-то путаете, право, - вздохнул Смолин. - Я сюда заходил узнать, как документы на охотничье ружье выправляют. Решил вот на старости лет рябчиков пострелять, говорят, супец получается классный…
Он имел все основания чуточку гордиться собой: за все это время так и не ляпнул ни одной неосторожной фразы, которую можно было, выдравши из записи, интерпретировать гнусным образом. И сохранял полнейшее спокойствие, хотя так и подмывало высказать этой выдре все, что он о ней думает. Он помнил прошлогоднюю зимнюю передачу с участием Чучи - в центре, в арке кого-то застрелили в ходе неких разборок, и эта дура, стоя на том месте, где лежал труп, преспокойнейшим образом разгребала сапожком нападавший снег, чтобы явить взору телезрителей темное пятно заледенелой крови. Дело тут не в душевной черствости - просто такая уж дура по жизни…
– Задавайте ваши вопросы, - с той же простодушной готовностью сказал Смолин.
– Я и спрашиваю: в вашем магазине торговали оружием?
– Никогда в жизни.
– А как насчет кортика?
– Я же только что объяснил, в чем там было дело…
– Но в милиции говорят…
– Это их гражданское право - говорить, - парировал Смолин.
– Значит, вы хотите сказать, что у нас в Шантарске нет антикварной мафии?
– Да откуда ж ей взяться? - Смолин пожал плечами. - Экие вы страсти говорите. Откуда у нас антикварная мафия? Ужасы какие…
– И оружием вы не торгуете?
– Хотел я во время индо-пакистанского конфликта продать одной из сторон с дюжину танков, - сказал Смолин. - Но танков под рукой не нашлось, да и плохо представлял я, как такие дела проворачиваются…
Тот, что стоял со связкой кабелей, откровенно ухмылялся, предусмотрительно отвернув физиономию в сторону. Смолин благожелательно улыбался. Телезвездочка, дураку понятно, оказалась в тупике, что, похоже, сама понимала.
– А что у вас отобрали при обыске?
– У меня? - вновь пожал плечами Смолин. - Ничего у меня не отбирали. Вообще, в нашем законодательстве нет такого понятия «отобрать» применительно к правоохранительным органам.
– Но они у вас забрали…
– И понятия «забрать» тоже нету. Ничего у меня не забирали.
– Но у вас же был обыск?
– У меня? - недоуменно вылупился на нее Смолин. - Не было у меня никакого обыска.
– Я имею в виду, в магазине…
– Ах, в магазине… В магазине имело место…
– А что там забрали?
– Ничего там не забирали. Я же объяснял вам, что понятия «забирать» применительно к…
Тот, что с кабелями, не вытерпел, наклонился к уху начальницы и страшным шепотом подсказал:
– Изъяли…
– Вот! - обрадовалась та. - Что у вас в магазине изъяли?
– Всякую ерунду, - сказал Смолин, - пару-тройку старинных шпаг и тому подобное…
– Вот, а вы говорите, что оружием не торгуете!
– А это никакое не оружие. И я ими не торгую. Обещали посмотреть и вернуть. Нет такого закона, по которому человеку запрещалось бы держать хоть дома, хоть в магазинной подсобке старинные шпаги… У вас будут еще вопросы?
Ей давненько уж хотелось с минимальным уроном для репутации убраться восвояси, и она моментально ухватилась за смолинские слова, проворчала:
– Нет больше вопросов…
И повернулась спиной, раздосадованно сматывая шнур микрофона. Сразу видно, что задуманный ею лихой наскок на подпольного торговца оружием с треском провалился.
Все трое побрели восвояси. Смолин еще успел громко сказать вслед:
– Всегда к вашим услугам, дамы и господа! Свободная пресса - наше завоевание-Троица и ухом не повела, рысцой удаляясь к серебристой девятке с эмблемой телекомпании и соответствующей надписью во весь борт. Нехорошо прищурясь, Смолин смотрел им вслед. И в эти совпадения он не верил. Кто-то должен был дать им наводку, слить точное время и место… а кому это проще всего сделать, как не грозе преступного мира майору Летягину? Особого вреда от рыжей Чучи не будет, но ручаться можно, что какую-никакую передачку она в эфир запустит, отчего лишний раз нервы позвенят, как гитарные струны…
Отогнав соблазнительное видение - двух бородатых катов в красных рубахах, которые взапуски охаживали Чучу плетюганами по голой тошей заднице, - Смолин печально вздохнул и направился к машине.
Глава 3 ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ СОКРОВИЩА
Давненько уж Смолин не нырял с головой в самую что ни на есть гущу народной жизни - и впечатления были, что скрывать, не из приятных. Разболтанный «пазик», ожесточенно громыхая всеми сочленениями так, словно собирался вот-вот рассыпаться на составные части, катил по раздолбанной дороге, битком набитый всевозможными обитателями райцентра Предивинска. Кто-то вез с собой неподъемные сумки, непонятно чем набитые, кто-то с провинциальной непосредственностью тыкал локтем Смолину то в грудь, то в печенку, еще кто-то непринужденно топтался по ногам. Окошки были распахнуты настежь, но все равно в автобусе витали ядреные ароматы, наглядно свидетельствовавшие, что местные жители отроду на дезодоранты не тратились и даже слова такого буржуйского не слыхивали, а носки меняли исключительно на водку. Порой в эту симфонию вплеталось благоухание технического спирта. Плотно сбитая человеческая масса равнодушно и слаженно подпрыгивала на ухабах, не замечая таковых, не заморачиваясь толкучкой и запахами, попутно ведя оживленные беседы о местных сплетнях, безрадостных перспективах на будущее и, разумеется, разворовавших страну олигархах. Зажатый на задней площадке Смолин стоически терпел всю эту экзотику, отмечая про себя, что Инге все же приходится чуточку полегче - она, бедолажка, пользуется в Шантарске общественным транспортом, а значит, обладает некоторым иммунитетом. Сам же он старательно себе внушал, что не стоит принимать все близко к сердцу - это ненадолго, в конце концов, километров шесть туда и столько же обратно, подумаешь… Угораздило же товарища Евтеева, делавшего первые шаги на скользкой дорожке подпольной торговли антиквариатом, обосноваться не в самом райцентре, а в его, изящно выражаясь, пригороде…
Можно было, конечно, двинуть в этот самый пригород на машине, что отняло бы несколько минут, но Смолин из мелочной предосторожности оставил «Паджерик» в центре Предивинска, чтобы не светиться.
Настроение, впрочем, было не таким уж и унылым. Во-первых, вскоре предстояло обрести приличную груду «скифья», сулившего нешуточную прибыль. Во-вторых, ожидая в центре Предивинска, возле мелкого базарчика, отправившуюся по своим журналистским надобностям Ингу, он не потерял времени зря. Как и подобает хваткому антиквару, случая не упустил. Углядев среди бабок с пучками редиски и пластиковыми ведрышками маслят подвыпившего деда, разложившего на брезенте всякий железный хлам вроде старых замков, гаечных ключей и вовсе уж непонятных ржавых хреновин, перекинулся с ним парой слов - и уже через минуту оба энергично двинули к деду домой. Через четверть часа Смолин за смешные по шан-тарским меркам деньги стал обладателем почти неношеных галифе с гимнастеркой (конец сороковых, п/ш), трех фарфоровых статуэток (те же времена, фарфор не битый, повезло), полузабытого ныне романа Жюля Верна «Завещание чудака» («виньетка», издание сорок первого года) и серебряной чарочки с чекухами германской империи. Уже собравшись уходить, он вдруг обнаружил, что к старому серванту в углу варварски приколочена гвоздем здоровенная, чуть ли не в ладонь бронзовая кокарда, какую носили в некоторых полках австро-венгерской армии, - двуглавый орел с мечом и скипетром в лапах. Убедившись, что странный заезжий горожанин готов и за эту дрянь кое-что заплатить, дедок кокарду в два счета отодрал. Если не считать дыры от гвоздя, состояние у нее было идеальное, разве что почистить следовало. Настоящий антиквар, как уже неоднократно подчеркивалось, не должен пренебрегать любой мелочью, поскольку продать с некоторой прибылью можно все. Тем более что конкретный покупатель на кокарду заранее имелся - один из татарских профессоров, питавший пламенную страсть к любым подлинным предметам, происходившим из Австро-Венгерской империи. Дед у него был, изволите ли видеть, австро-венгр, заброшенный в Шантарск перипетиями первой мировой да так тут и прижившийся…
«Пазик» описал широкую дугу, выкатил на обширное немощеное пространство, обрамленное покосившимся забором, затормозил с визгом и скрежетом. Судя по бодрой реакции утрамбованных аборигенов - конечная. Дождавшись, когда задняя площадка опустеет, Смолин подхватил не особенно и объемистую сумку с недавней добычей, спустился наземь и подал руку Инге.
Огляделся. С двух сторон тянулись высокие, протяженные сопки с пологими, заросшими сосняком склонами, а меж ними на пространстве шириной с километр, вольготно располагался пригород: серые унылые «хрущевки», классические двухэтажные дощатые домишки, избушки с огородами и палисадниками, какое-то здание складского облика с неразличимой отсюда вывеской и наглухо запертыми железными воротами. Там и сям лениво валялись беспородные собаки, бродили куры, в тенечке устроилась дебелая свинья. Стояла тишина, воздух был чистейший, хоть в загазованные мегаполисы его продавай в цистернах, безмятежно и величаво зеленел густой сосняк со значительными вкраплениями то ли елок, то ли пихт, над головой расстилался лазурный небосклон с белым разлохматившимся следом самолета. Классическая глушь: безмятежная, сонная, ленивая… Смолин не был восторженным интеллигентом, а потому умиляться всей этой очаровательной патриархальности не стал, он попросту стал высматривать нужный ему дом. Насколько он разглядел таблички и номера, искомой была вон та «хрущевка», где у одного из подъездов стоял двухдверный «ГАЗ-69».
– Ты меня возьмешь? - спросила Инга, в отличие от Смолина, озиравшаяся с откровенным восторгом.
– Нет, - ответил Смолин. - Вон, видишь лавочку? Там ты посидишь, пока я закончу.
– Не доверяешь? - прищурилась девушка с некоторой обидой.
– Что за глупости, зайка, - сказал Смолин. - Я б тебя и брать не стал, если б не доверял…
– А что ж тогда?
Смолин склонился к ее уху, сказал веско:
– Исключительно забота о тебе, верь не верь… Понимаешь, милая, эта негоция, которой я тут заниматься собираюсь, все же явственно попахивает нарушением закона. Мало ли что… Постой уж на всякий случай в сторонке, чтобы тебя там не было ни в каком качестве. Я-то привык выпутываться из всевозможных непоня-ток, а у тебя такой привычки нет… Уяснила?
– Тебя что, арестовать могут?
– Типун тебе на язык, - сказал Смолин без улыбки. - Да нет, не жду я таких уж пакостей, но все равно - береженого бог бережет, а небереженого конвой стережет. Есть вещи, которые нужно делать автоматически - ну, как «переходя улицу, оглянись по сторонам». Ежели покупка из-под полы неучтенной археологии носит хоть малейшие признаки незаконности - следует держать ухо востро… Ладно, я быстренько. Посиди пока.
Он поставил рядом со скамейкой сумку, одернул пиджак. Вид у него был не то чтобы представительный, но безусловно приличный и располагающий к себе. Аккуратный легкий костюмчик, не дорогой и не дешевый, глаженая белая рубашечка в полоску, очки (с простыми стеклами) и серый берет. Положительно, городской интеллигент из небогатых бюджетников. Очки, как и берет, между прочим, здорово меняют внешний облик - и сбивают с толку тех, кто в другом обличье тебя не видел. Нехитрый прием, но порой очень действенный…
Аккуратно заправив под пиджак ворот рубашки, Смолин мимоходом коснулся локтем твердой выпуклости под мышкой (впрочем, кобура-оперативка снаружи совершенно незаметна). Бумажник с документами покоился в левом внутреннем кармане, тщательно застегнутом на пуговичку, в правом, точно так же застегнутом, помещался конверт с деньгами. Триста тысяч были в рыжеватых «пятерках» и места занимали немного, так что карман совершенно не оттопыривался. В левой руке у него был свернутый полиэтиленовый пакет с логотипом одного из шантарских магазинов - достаточно объемистый и прочный, чтобы без хлопот уместить в него все здешние приобретения, ну, а газеты для упаковки у хозяина, надо полагать, найдутся…
Тишина и благолепие. Вокруг - ни единой живой души, если не считать терпеливо сидевшей на лавочке Инги. Даже если в автобусе был «хвост», укрыться ему для наблюдения было бы решительно негде. Стоп, стоп, одернул себя Смолин. Не стоит доводить разумные предосторожности до паранойи. Чересчур громоздкая и сложная ловушка для товарища Летягина - выманивать для не вполне законной сделки аж в Предивинск, подставлять безукоризненного Евтеева… у которого самый настоящий паспорт с предивинской пропиской. К тому же речь идет не о каком-нибудь парабеллуме в исправном состоянии (на котором, кстати, погорел Коляныч, тоже не малое дите), а об археологической копанке, с помощью которой, строго говоря, неимоверно трудно пришить серьезную статью. Так что не стоит усугублять…
Он вошел в обшарпанный подъезд, где изрядно пованивало кошками и пригоревшей капустой, морщась, поднялся на третий этаж, не мешкая надавил кнопочку старомодного звонка. Внутри протяжно задребезжало. Очень быстро послышались шаги, и дверь - без всяких вопросов изнутри - распахнулась. Перед Смолиным стоял Николай свет Петрович Евтеев, в дешевеньком спортивном костюме с отвисшими коленками. На лице провинциального интеллигента изобразилась нешуточная радость, и он проворно отступил:
– Заходите, Василий Яковлевич, заходите… Да не разувайтесь, к чему…
Старательно пошаркав подошвами по резиновому коврику, Смолин прошел в комнату с задернутыми наполовину шторами из дешевенького ситчика или чего-то подобного, давным-давно снятого с производства. Он не оглядывался открыто, но, прищурясь, поводил глазами вправо-влево, сторожко и цепко, как дикий зверь, впитывая впечатления и оценивая обстановку. Слева - дверь во вторую комнату. Эта, надо полагать, исполняет функции гостиной: телевизор, пара кресел, диван, книжная полка: книги в основном старые, шестидесятых-семидесятых, классический набор задрипанного интеллигента, Шукшин-Хемингуэй-Шишков-Чапек… фантастики немного, «макулатурные» книжки… история… археология… путешествия… Мебель, телевизор - все опять-таки старое…
– Опомниться не могу, - заговорил Смолин громко, весело, глядя открыто, беззаботно, - Места у вас прямо-таки чудесные, а уж вид из окна сам по себе… У нас за квартиру или дом с таким видом процентов двадцать пять накинут непременно… А из той комнаты и вовсе на тайгу вид открывается, а? Ничего, если я гляну…
Говоря это, он непринужденно, с милой бесцеремонностью распахнул дверь в соседнюю комнату, поменьше, окно которой и в самом деле выходило аккурат на пологий, заросший живописной тайгой склон. Никого. Узкая односпальная кровать, еще одна книжная полка, шифоньер. Можно, конечно, предположить, что именно в нем кто-то прячется, но это опять-таки будет паранойя, пожалуй…
– Чудесный вид, - Смолин, прикрыл дверь и вернулся в гостиную. - Так бы тут и поселился.
– Переезжайте, - усмехнулся хозяин. - У нас квартиры, по вашим меркам, стоят сущие копейки…
– Да где там, - грустно поведал Смолин, озираясь с тем же откровенным дикарским любопытством, отлично разыгранным, - привык я к Шантарску, никуда уже не денешься, да и дела… Ничего, если я руки помою? В обоих смыслах?
– Да ради бога…
Оказавшись в крохотном совмещенном санузле, Смолин моментально определил, что уж тут-то спрятаться человеку просто невозможно - разве что, сплющившись волшебным образом до толщины тарелки, забраться под ванну. Но волшебства в нашей жизни что-то не наблюдается - черт его знает, к добру или к худу…
Можно было, конечно, двинуть в этот самый пригород на машине, что отняло бы несколько минут, но Смолин из мелочной предосторожности оставил «Паджерик» в центре Предивинска, чтобы не светиться.
Настроение, впрочем, было не таким уж и унылым. Во-первых, вскоре предстояло обрести приличную груду «скифья», сулившего нешуточную прибыль. Во-вторых, ожидая в центре Предивинска, возле мелкого базарчика, отправившуюся по своим журналистским надобностям Ингу, он не потерял времени зря. Как и подобает хваткому антиквару, случая не упустил. Углядев среди бабок с пучками редиски и пластиковыми ведрышками маслят подвыпившего деда, разложившего на брезенте всякий железный хлам вроде старых замков, гаечных ключей и вовсе уж непонятных ржавых хреновин, перекинулся с ним парой слов - и уже через минуту оба энергично двинули к деду домой. Через четверть часа Смолин за смешные по шан-тарским меркам деньги стал обладателем почти неношеных галифе с гимнастеркой (конец сороковых, п/ш), трех фарфоровых статуэток (те же времена, фарфор не битый, повезло), полузабытого ныне романа Жюля Верна «Завещание чудака» («виньетка», издание сорок первого года) и серебряной чарочки с чекухами германской империи. Уже собравшись уходить, он вдруг обнаружил, что к старому серванту в углу варварски приколочена гвоздем здоровенная, чуть ли не в ладонь бронзовая кокарда, какую носили в некоторых полках австро-венгерской армии, - двуглавый орел с мечом и скипетром в лапах. Убедившись, что странный заезжий горожанин готов и за эту дрянь кое-что заплатить, дедок кокарду в два счета отодрал. Если не считать дыры от гвоздя, состояние у нее было идеальное, разве что почистить следовало. Настоящий антиквар, как уже неоднократно подчеркивалось, не должен пренебрегать любой мелочью, поскольку продать с некоторой прибылью можно все. Тем более что конкретный покупатель на кокарду заранее имелся - один из татарских профессоров, питавший пламенную страсть к любым подлинным предметам, происходившим из Австро-Венгерской империи. Дед у него был, изволите ли видеть, австро-венгр, заброшенный в Шантарск перипетиями первой мировой да так тут и прижившийся…
«Пазик» описал широкую дугу, выкатил на обширное немощеное пространство, обрамленное покосившимся забором, затормозил с визгом и скрежетом. Судя по бодрой реакции утрамбованных аборигенов - конечная. Дождавшись, когда задняя площадка опустеет, Смолин подхватил не особенно и объемистую сумку с недавней добычей, спустился наземь и подал руку Инге.
Огляделся. С двух сторон тянулись высокие, протяженные сопки с пологими, заросшими сосняком склонами, а меж ними на пространстве шириной с километр, вольготно располагался пригород: серые унылые «хрущевки», классические двухэтажные дощатые домишки, избушки с огородами и палисадниками, какое-то здание складского облика с неразличимой отсюда вывеской и наглухо запертыми железными воротами. Там и сям лениво валялись беспородные собаки, бродили куры, в тенечке устроилась дебелая свинья. Стояла тишина, воздух был чистейший, хоть в загазованные мегаполисы его продавай в цистернах, безмятежно и величаво зеленел густой сосняк со значительными вкраплениями то ли елок, то ли пихт, над головой расстилался лазурный небосклон с белым разлохматившимся следом самолета. Классическая глушь: безмятежная, сонная, ленивая… Смолин не был восторженным интеллигентом, а потому умиляться всей этой очаровательной патриархальности не стал, он попросту стал высматривать нужный ему дом. Насколько он разглядел таблички и номера, искомой была вон та «хрущевка», где у одного из подъездов стоял двухдверный «ГАЗ-69».
– Ты меня возьмешь? - спросила Инга, в отличие от Смолина, озиравшаяся с откровенным восторгом.
– Нет, - ответил Смолин. - Вон, видишь лавочку? Там ты посидишь, пока я закончу.
– Не доверяешь? - прищурилась девушка с некоторой обидой.
– Что за глупости, зайка, - сказал Смолин. - Я б тебя и брать не стал, если б не доверял…
– А что ж тогда?
Смолин склонился к ее уху, сказал веско:
– Исключительно забота о тебе, верь не верь… Понимаешь, милая, эта негоция, которой я тут заниматься собираюсь, все же явственно попахивает нарушением закона. Мало ли что… Постой уж на всякий случай в сторонке, чтобы тебя там не было ни в каком качестве. Я-то привык выпутываться из всевозможных непоня-ток, а у тебя такой привычки нет… Уяснила?
– Тебя что, арестовать могут?
– Типун тебе на язык, - сказал Смолин без улыбки. - Да нет, не жду я таких уж пакостей, но все равно - береженого бог бережет, а небереженого конвой стережет. Есть вещи, которые нужно делать автоматически - ну, как «переходя улицу, оглянись по сторонам». Ежели покупка из-под полы неучтенной археологии носит хоть малейшие признаки незаконности - следует держать ухо востро… Ладно, я быстренько. Посиди пока.
Он поставил рядом со скамейкой сумку, одернул пиджак. Вид у него был не то чтобы представительный, но безусловно приличный и располагающий к себе. Аккуратный легкий костюмчик, не дорогой и не дешевый, глаженая белая рубашечка в полоску, очки (с простыми стеклами) и серый берет. Положительно, городской интеллигент из небогатых бюджетников. Очки, как и берет, между прочим, здорово меняют внешний облик - и сбивают с толку тех, кто в другом обличье тебя не видел. Нехитрый прием, но порой очень действенный…
Аккуратно заправив под пиджак ворот рубашки, Смолин мимоходом коснулся локтем твердой выпуклости под мышкой (впрочем, кобура-оперативка снаружи совершенно незаметна). Бумажник с документами покоился в левом внутреннем кармане, тщательно застегнутом на пуговичку, в правом, точно так же застегнутом, помещался конверт с деньгами. Триста тысяч были в рыжеватых «пятерках» и места занимали немного, так что карман совершенно не оттопыривался. В левой руке у него был свернутый полиэтиленовый пакет с логотипом одного из шантарских магазинов - достаточно объемистый и прочный, чтобы без хлопот уместить в него все здешние приобретения, ну, а газеты для упаковки у хозяина, надо полагать, найдутся…
Тишина и благолепие. Вокруг - ни единой живой души, если не считать терпеливо сидевшей на лавочке Инги. Даже если в автобусе был «хвост», укрыться ему для наблюдения было бы решительно негде. Стоп, стоп, одернул себя Смолин. Не стоит доводить разумные предосторожности до паранойи. Чересчур громоздкая и сложная ловушка для товарища Летягина - выманивать для не вполне законной сделки аж в Предивинск, подставлять безукоризненного Евтеева… у которого самый настоящий паспорт с предивинской пропиской. К тому же речь идет не о каком-нибудь парабеллуме в исправном состоянии (на котором, кстати, погорел Коляныч, тоже не малое дите), а об археологической копанке, с помощью которой, строго говоря, неимоверно трудно пришить серьезную статью. Так что не стоит усугублять…
Он вошел в обшарпанный подъезд, где изрядно пованивало кошками и пригоревшей капустой, морщась, поднялся на третий этаж, не мешкая надавил кнопочку старомодного звонка. Внутри протяжно задребезжало. Очень быстро послышались шаги, и дверь - без всяких вопросов изнутри - распахнулась. Перед Смолиным стоял Николай свет Петрович Евтеев, в дешевеньком спортивном костюме с отвисшими коленками. На лице провинциального интеллигента изобразилась нешуточная радость, и он проворно отступил:
– Заходите, Василий Яковлевич, заходите… Да не разувайтесь, к чему…
Старательно пошаркав подошвами по резиновому коврику, Смолин прошел в комнату с задернутыми наполовину шторами из дешевенького ситчика или чего-то подобного, давным-давно снятого с производства. Он не оглядывался открыто, но, прищурясь, поводил глазами вправо-влево, сторожко и цепко, как дикий зверь, впитывая впечатления и оценивая обстановку. Слева - дверь во вторую комнату. Эта, надо полагать, исполняет функции гостиной: телевизор, пара кресел, диван, книжная полка: книги в основном старые, шестидесятых-семидесятых, классический набор задрипанного интеллигента, Шукшин-Хемингуэй-Шишков-Чапек… фантастики немного, «макулатурные» книжки… история… археология… путешествия… Мебель, телевизор - все опять-таки старое…
– Опомниться не могу, - заговорил Смолин громко, весело, глядя открыто, беззаботно, - Места у вас прямо-таки чудесные, а уж вид из окна сам по себе… У нас за квартиру или дом с таким видом процентов двадцать пять накинут непременно… А из той комнаты и вовсе на тайгу вид открывается, а? Ничего, если я гляну…
Говоря это, он непринужденно, с милой бесцеремонностью распахнул дверь в соседнюю комнату, поменьше, окно которой и в самом деле выходило аккурат на пологий, заросший живописной тайгой склон. Никого. Узкая односпальная кровать, еще одна книжная полка, шифоньер. Можно, конечно, предположить, что именно в нем кто-то прячется, но это опять-таки будет паранойя, пожалуй…
– Чудесный вид, - Смолин, прикрыл дверь и вернулся в гостиную. - Так бы тут и поселился.
– Переезжайте, - усмехнулся хозяин. - У нас квартиры, по вашим меркам, стоят сущие копейки…
– Да где там, - грустно поведал Смолин, озираясь с тем же откровенным дикарским любопытством, отлично разыгранным, - привык я к Шантарску, никуда уже не денешься, да и дела… Ничего, если я руки помою? В обоих смыслах?
– Да ради бога…
Оказавшись в крохотном совмещенном санузле, Смолин моментально определил, что уж тут-то спрятаться человеку просто невозможно - разве что, сплющившись волшебным образом до толщины тарелки, забраться под ванну. Но волшебства в нашей жизни что-то не наблюдается - черт его знает, к добру или к худу…