Страница:
– Что?
– Колечко видишь? – он показал в полумрак. – Ну, точно… Там подвал. Надо глянуть.
– Зачем? – устало спросила она.
– А вдруг там клад. Вот будет обидно – груда золота, и не возьмешь с собой… Все равно делать нечего, а спать рано…
Ему и в самом деле было любопытно – избушка ни капельки не походила на обычное охотничье зимовье, скорее уж на этакий таежный блокгауз. И вообще, когда это в глухой тайге, за пару сотен верст от ближайшего жилья, на двери навешивали замки? Нужно быть либо заматерелым скопидомом, одержимым патологической боязнью воров, либо предусмотрительным человеком, имеющим основания опасаться визита постороннего.
Мазур попробовал люк. Кольцо проржавело лишь сверху, но за долгие годы крышка чуть ли не срослась с досками пола, пришлось старательно поработать ножом по контуру, а потом и выломать петли. Понатужившись, рванул. Взлетело облачко древесной трухи, открылся черный проем, и оттуда шибануло застарелой затхлостью – однако не столь уж спертой, как он ожидал. Видимо, в подполье были продухи для вентиляции. Пережидая, пока туда проникнет немного свежего воздуха, Мазур оглянулся на спутницу. Покачал головой, подошел и приложил ладонь ко лбу. Жара нет, но девушку явственно трясло.
– Ну-ка, вытяни очаровательные ножки, – сказал он, доставая флягу со спиртом. – Грех тратить столь качественный продукт на растирание, но здоровье дороже… Давай ногу и не дергайся, не до эротики тут.
Старательно растерев ей ноги спиртом, решил на этом не останавливаться, извлек аптечку и принялся перебирать шприцы. Джен моментально отшатнулась.
– Да ладно тебе. – сказал Мазур терпеливо. – На сей раз – вполне безобидное зелье, для страховки от простуды. После таких прогулок и у привычного человека ноги скрутит.
– Знаю я твою фармацевтику…
– Не суетись, – сказал Мазур. – Я и себе делаю, видишь? Та же в точности маркировка… Или у тебя есть еще секреты, вовсе уж смертоносные?
– Да нет…
– Тогда давай руку и не дергайся. Скинь все остальное – пропотело, мокрое… Бушлат накидывай прямо на голое, быстрее согреешься. Потом все же попробуем костерчик… – Он отступил на шаг от лежанки, критически окинул девушку взглядом. – Ну вот, добавить обольстительную улыбку к российскому бушлату на голое тело – и готов разворот для «Плейбоя». Под заголовком типа: «Новое мышление и мирное сотрудничество». Вообще, твоему шефу я бы намылил шею: посылать милую девочку в сибирские дебри…
– Опять мужской расизм? – вполне серьезно поморщилась она, кутаясь в бушлат и в самом деле являя собою довольно приманчивую картинку.
– Глупости, – сказал он. – Всего-навсего – «бадди-систем»[13]. Тебе не плеснуть глоток спирта?
– Ага, – сказала она живо. – Сначала – глоток спирту, потом – «не холодно ли будет мне спать одной?»
– Все еще ждешь от русского подвоха?
– Вы, мужики, везде одинаковые…
– Stop catching crabs[14], – проворчал Мазур.
– Что?
– Родной язык надо знать, – отмахнулся он. – Ну ладно, если уж полезли в голову фривольности, значит, отогрелась немного да и лекарство уже действует… Пойду посмотрю, что там за пещера Аладдина.
Посветил вниз широким, пронзительно-белым лучом. Спустился на пару ступенек, осторожно пробуя их босой ногой. Присвистнул, покачал головой:
– Вот оно что…
Подпол оказался совсем маленьким – примерно четыре на четыре. По всему периметру черными щелями зияли «продухи». Не обычное деревенское подполье, а сущий склеп, сплошная каменная коробка. В одном углу громоздилась какая-то странная махина, высокий агрегат с массивным колесом, определенно чугунным.
Штабелем лежали непонятные пухлые пачки. А под лестницей навзничь лежал скелет – одежда из прочной домотканины хорошо сохранилась, рядом валяется старомодный картуз, из-под полы поддевки видна потемневшая серебряная цепочка, а на костяшках пальца тускло посверкивает широкое обручальное кольцо. Покойника и не подумали в свое время обобрать, значит, дело не в грабеже…
– Что там? – спросила сверху Джен.
– Точно, пещера Аладдина, – отозвался он. – Покойников не боишься?
– Если они по ночам не шастают.
– Есть тут скелет, один-единственный…
– Иди ты!
– Ну, спускайся. Правда, скелет. Коли уж он до сих пор не начал выступать, и дальше будет смирнехоньким…
На верхней ступеньке появилась пара стройных обнаженных ножек – Мазур мимолетно засмотрелся. Джен спустилась, встала рядом с ним, чуть вздрогнула, увидев костяк, но, в общем, не собиралась падать в обморок.
Мазур присел на корточки, посветил:
– Видишь определенно несовместимую с жизнью дырку в башке? Что скажешь, специальный агент?
Джен присмотрелась, с понимающим видом покачала головой:
– Теменная кость проломлена острым предметом, предположительно топором.
Смерть должна быть мгновенной.
– Вот и мне так кажется, – пробурчал Мазур, двумя пальцами вытянул за цепочку потемневшие серебряные часы-луковицу, глянул, положил обратно. – Его не ограбили, значит, дискуссия возникла по неким принципиальным поводам…
– А это еще что?
Он подошел поближе. Поднял ближайшую пачку, разодрал ветхую бумагу, указательным пальцем поддел бечевку, легко разорвал. В подвале не было и следа сырости, не зря его так старательно выкладывали камнем. Обертка и бумага обветшали, но содержимое свертка сохранилось почти идеально…
Деньги всегда делали из отличной бумаги. Мазур взял верхнюю купюру, непривычно большую. Из окруженного причудливыми узорами овала на него диким взором таращилась мордовская физиономия государя Петра Алексеевича.
– Это что, деньги? – догадалась Джен.
– Деньги, – сказал он. – Царские. И приличные деньги, надо тебе сказать. За одну такую бумажку можно было купить… ну, я не знаю, колье с во-от такими бриллиантами. Только они все, надо полагать, фальшивые – очень уж эта махина смахивает на печатный станок… У нас тут в старые времена хватало мастеров. Без всяких ксероксов чудеса делали. Тут миллионы… Правда, ни на что они уже не годятся.
– Почему же все это оставили?
– Ну-у… – сказал Мазур. – У нас же, если ты не знала, была гражданская война, и почище вашей. Такие бури пронеслись… Надо полагать, хозяин где-то сложил голову, посреди всех перипетий, а другие не знали…
– Может, это хозяин и есть? – она кивнула на ухмылявшийся череп, обративший пустые глазницы к никчемным сокровищам.
– Вряд ли, – подумав, сказал Мазур. – Напади на него кто-то со стороны, обязательно унес бы деньги. Я не специалист, но сделано на совесть, с большим тщанием… Это, скорее всего, и есть дизайнер, он же печатник. Может, хозяин решил, что пора вовремя остановиться. И уволил работничка. А сам уже сюда не вернулся… Скорее всего, так и было. И при Советской власти эти денежки были в обращении, еще несколько лет ходили, так что обязательно забрал бы, останься он жив… В общем, за давностью лет расследование прекращается.
– И никакого золота, – сказала Джен разочарованно. – Везде одни бумажки…
– Я ж говорю – что бы мы с золотом делали? – пожал плечами Мазур. – А в общем, нам повезло. Подвал каменный, сухо, отличной бумаги навалом разведем огонь прямо тут и одежду подсушим весьма даже качественно…
Глава 16
– Колечко видишь? – он показал в полумрак. – Ну, точно… Там подвал. Надо глянуть.
– Зачем? – устало спросила она.
– А вдруг там клад. Вот будет обидно – груда золота, и не возьмешь с собой… Все равно делать нечего, а спать рано…
Ему и в самом деле было любопытно – избушка ни капельки не походила на обычное охотничье зимовье, скорее уж на этакий таежный блокгауз. И вообще, когда это в глухой тайге, за пару сотен верст от ближайшего жилья, на двери навешивали замки? Нужно быть либо заматерелым скопидомом, одержимым патологической боязнью воров, либо предусмотрительным человеком, имеющим основания опасаться визита постороннего.
Мазур попробовал люк. Кольцо проржавело лишь сверху, но за долгие годы крышка чуть ли не срослась с досками пола, пришлось старательно поработать ножом по контуру, а потом и выломать петли. Понатужившись, рванул. Взлетело облачко древесной трухи, открылся черный проем, и оттуда шибануло застарелой затхлостью – однако не столь уж спертой, как он ожидал. Видимо, в подполье были продухи для вентиляции. Пережидая, пока туда проникнет немного свежего воздуха, Мазур оглянулся на спутницу. Покачал головой, подошел и приложил ладонь ко лбу. Жара нет, но девушку явственно трясло.
– Ну-ка, вытяни очаровательные ножки, – сказал он, доставая флягу со спиртом. – Грех тратить столь качественный продукт на растирание, но здоровье дороже… Давай ногу и не дергайся, не до эротики тут.
Старательно растерев ей ноги спиртом, решил на этом не останавливаться, извлек аптечку и принялся перебирать шприцы. Джен моментально отшатнулась.
– Да ладно тебе. – сказал Мазур терпеливо. – На сей раз – вполне безобидное зелье, для страховки от простуды. После таких прогулок и у привычного человека ноги скрутит.
– Знаю я твою фармацевтику…
– Не суетись, – сказал Мазур. – Я и себе делаю, видишь? Та же в точности маркировка… Или у тебя есть еще секреты, вовсе уж смертоносные?
– Да нет…
– Тогда давай руку и не дергайся. Скинь все остальное – пропотело, мокрое… Бушлат накидывай прямо на голое, быстрее согреешься. Потом все же попробуем костерчик… – Он отступил на шаг от лежанки, критически окинул девушку взглядом. – Ну вот, добавить обольстительную улыбку к российскому бушлату на голое тело – и готов разворот для «Плейбоя». Под заголовком типа: «Новое мышление и мирное сотрудничество». Вообще, твоему шефу я бы намылил шею: посылать милую девочку в сибирские дебри…
– Опять мужской расизм? – вполне серьезно поморщилась она, кутаясь в бушлат и в самом деле являя собою довольно приманчивую картинку.
– Глупости, – сказал он. – Всего-навсего – «бадди-систем»[13]. Тебе не плеснуть глоток спирта?
– Ага, – сказала она живо. – Сначала – глоток спирту, потом – «не холодно ли будет мне спать одной?»
– Все еще ждешь от русского подвоха?
– Вы, мужики, везде одинаковые…
– Stop catching crabs[14], – проворчал Мазур.
– Что?
– Родной язык надо знать, – отмахнулся он. – Ну ладно, если уж полезли в голову фривольности, значит, отогрелась немного да и лекарство уже действует… Пойду посмотрю, что там за пещера Аладдина.
Посветил вниз широким, пронзительно-белым лучом. Спустился на пару ступенек, осторожно пробуя их босой ногой. Присвистнул, покачал головой:
– Вот оно что…
Подпол оказался совсем маленьким – примерно четыре на четыре. По всему периметру черными щелями зияли «продухи». Не обычное деревенское подполье, а сущий склеп, сплошная каменная коробка. В одном углу громоздилась какая-то странная махина, высокий агрегат с массивным колесом, определенно чугунным.
Штабелем лежали непонятные пухлые пачки. А под лестницей навзничь лежал скелет – одежда из прочной домотканины хорошо сохранилась, рядом валяется старомодный картуз, из-под полы поддевки видна потемневшая серебряная цепочка, а на костяшках пальца тускло посверкивает широкое обручальное кольцо. Покойника и не подумали в свое время обобрать, значит, дело не в грабеже…
– Что там? – спросила сверху Джен.
– Точно, пещера Аладдина, – отозвался он. – Покойников не боишься?
– Если они по ночам не шастают.
– Есть тут скелет, один-единственный…
– Иди ты!
– Ну, спускайся. Правда, скелет. Коли уж он до сих пор не начал выступать, и дальше будет смирнехоньким…
На верхней ступеньке появилась пара стройных обнаженных ножек – Мазур мимолетно засмотрелся. Джен спустилась, встала рядом с ним, чуть вздрогнула, увидев костяк, но, в общем, не собиралась падать в обморок.
Мазур присел на корточки, посветил:
– Видишь определенно несовместимую с жизнью дырку в башке? Что скажешь, специальный агент?
Джен присмотрелась, с понимающим видом покачала головой:
– Теменная кость проломлена острым предметом, предположительно топором.
Смерть должна быть мгновенной.
– Вот и мне так кажется, – пробурчал Мазур, двумя пальцами вытянул за цепочку потемневшие серебряные часы-луковицу, глянул, положил обратно. – Его не ограбили, значит, дискуссия возникла по неким принципиальным поводам…
– А это еще что?
Он подошел поближе. Поднял ближайшую пачку, разодрал ветхую бумагу, указательным пальцем поддел бечевку, легко разорвал. В подвале не было и следа сырости, не зря его так старательно выкладывали камнем. Обертка и бумага обветшали, но содержимое свертка сохранилось почти идеально…
Деньги всегда делали из отличной бумаги. Мазур взял верхнюю купюру, непривычно большую. Из окруженного причудливыми узорами овала на него диким взором таращилась мордовская физиономия государя Петра Алексеевича.
– Это что, деньги? – догадалась Джен.
– Деньги, – сказал он. – Царские. И приличные деньги, надо тебе сказать. За одну такую бумажку можно было купить… ну, я не знаю, колье с во-от такими бриллиантами. Только они все, надо полагать, фальшивые – очень уж эта махина смахивает на печатный станок… У нас тут в старые времена хватало мастеров. Без всяких ксероксов чудеса делали. Тут миллионы… Правда, ни на что они уже не годятся.
– Почему же все это оставили?
– Ну-у… – сказал Мазур. – У нас же, если ты не знала, была гражданская война, и почище вашей. Такие бури пронеслись… Надо полагать, хозяин где-то сложил голову, посреди всех перипетий, а другие не знали…
– Может, это хозяин и есть? – она кивнула на ухмылявшийся череп, обративший пустые глазницы к никчемным сокровищам.
– Вряд ли, – подумав, сказал Мазур. – Напади на него кто-то со стороны, обязательно унес бы деньги. Я не специалист, но сделано на совесть, с большим тщанием… Это, скорее всего, и есть дизайнер, он же печатник. Может, хозяин решил, что пора вовремя остановиться. И уволил работничка. А сам уже сюда не вернулся… Скорее всего, так и было. И при Советской власти эти денежки были в обращении, еще несколько лет ходили, так что обязательно забрал бы, останься он жив… В общем, за давностью лет расследование прекращается.
– И никакого золота, – сказала Джен разочарованно. – Везде одни бумажки…
– Я ж говорю – что бы мы с золотом делали? – пожал плечами Мазур. – А в общем, нам повезло. Подвал каменный, сухо, отличной бумаги навалом разведем огонь прямо тут и одежду подсушим весьма даже качественно…
Глава 16
РЕЧНОЙ КОРОЛЬ
Мазур имел все основания гордиться собой. Пошли пятые сутки «автономного плавания», если считать с того рассвета, когда они покинули избушку со скелетом (так и не побеспокоившим ночью), а в сухопутном экипаже не было ни потерь, ни серьезных травм. Мелкие царапины в счет не шли. Как и легкая депрессия, в которую Джен помаленьку погружалась, столкнувшись с необозримостью здешних просторов, которые следовало прилежно преодолевать на своих двоих. Мазур лишь следил, чтобы эта вполне понятная тоска не переросла в безнадежность, – старался изо всех сил, чередуя кнут и пряник, порой взывая к профессиональной гордости, не позволяющей уронить престиж ФБР в глазах бывшего коммуниста, то бишь его, порой откровенно пугая, что вколет ей, скрутив по рукам и ногам, вовсе уж жуткое снадобье, превратив на недельку в совершеннейшего робота. Ничего даже отдаленно похожего у него в аптечке не имелось, но Джен, накрепко усвоившая, что русские обожают устраивать «промывание мозгов», пугалась чисто автоматически. Правда, особого беспокойства она не доставляла, пряник пока что пришлось применять лишь дважды, а кнут – вообще единожды.
Главное, от погони они оторвались. В первый день еще слышали отдаленное вертолетное зуденье у горизонта, но оно умолкло уже через каких-то полчаса.
Определенно, преследователи решили, что беглецы пойдут прямо на юг, к Шантарску, и действовали соответственно. Если еще действовали. Они быстро должны были понять, что в таких условиях беглецов не разыщет к парочка воздушно-десантных дивизий, а значит, Мазур не обольщался, скоро будет выбрана более выигрышная тактика. Кордоны у населенных пунктов, поднятая на ноги агентура, проверки на дорогах – и прочие удовольствия, которые человек с богатым опытом легко способен предвидеть. От чего, впрочем, его задача легче не становится…
Единственное светлое пятно во всей этой истории – полнейшая неосведомленность противника о том, сколько человек уцелело после бомбежки. И кто именно уцелел. Мазур успел как следует, хоть и бегло, осмотреть погибших – добрая половина из них, как ни тягостно об этом думать так отстраненно, с холодной логикой, практически испарилась, угодив в эпицентр. Вакуумная бомба такого типа в некоторых отношениях уступает лишь атомному взрыву, штука страшная… И ситуация работает на Мазура: когда невозможно дать точную ориентировку на розыск, неизбежны накладки и провалы. То, что возле Глаголева оказался стукач, не меняет дела. Мазур прекрасно представлял себя на месте того, кто руководит облавой, представлял, как скрипят мозги и пляшут разнообразнейшие комбинации: женщина и трое мужчин? Двое мужчин? Полдюжины? Здесь бессильна и ЭВМ: количество комбинаций выражается четырехзначной цифрой, если принять за исходную точку, что уцелели пятеро-шестеро диверсантов…
И все равно, в первом же населенном пункте придется нелегко. За глухонемую ее выдать, что ли? Но об этом не преминут посудачить, глухонемая красотка – отличная зацепка, остро пахнущий след… Глупо думать, что ее фотографиями погоня не располагает, а уж снимков Мазура у них столько, что можно стены оклеивать вместо обоев… Он, конечно, не брился, но особо на эту уловку не рассчитывал. Отечественные программы для ЭВМ, используемые народцем определенного пошиба, ничуть не уступают иностранным аналогам: моментально дают полный набор вариантов – подозреваемый с бородой и с усами, с длинными волосами, с короткими, вообще бритый наголо…
– О чем задумалась? – наигранно бодро окликнул он напарницу, шагавшую рядом, как автомат.
– Я и не представляла, насколько лес бывает омерзительным, когда его так много…
– Ну, это ты зря, – сказал Мазур. – Просто привыкла к городской жизни, а? Электроника, кондиционеры…
– Вот именно. Несмотря на Мичиган. Есть же разница меж пикниками и этакими вот странствиями…
– Вспомни отцов-основателей, – сказал Мазур. – Гордая тень «Мэйфлауэра», Джордж Вашингтон с его топориком – вот уж кого ты мне решительно не напоминаешь со своими увертками[15] – герои Аламо… что там еще?
– Побывал бы Вашингтон на моем месте… Посмотрела бы я, что осталось от его хваленой правдивости.
– Бог ты мой, разве я тебя обманывал в чем-то?
– Все равно… – горько вздохнула она. – Хорошо еще, ты меня не заставляешь коров доить…
– Это что, поговорка какая-то?
– Да нет, – сказала Джен. – Это роман Кеннета Скоггса «Джек на планете Канзас». Я не больно-то много читаю, времени нет, но однажды пришлось двое суток маяться бездельем в мотеле, и кто-то забыл книгу… В общем, этот самый Джек случайно, оказывается в роли Робинзона на канзасской ферме. Ехал мимо, сломалась машина, отправился за помощью – а фермер повез жену в больницу, в город, началось наводнение, и Джек оказался пленником. Вместе со всей живностью. Ферма убогая, старомодная, в Канзасе таких сколько угодно, я сама видела. Вместо холодильника – ледник, ни телевизора, ни телефона. Еды, правда, хватает – но обыкновенной, которую нужно готовить самому, с нуля, из сырых продуктов, на газовой печке.
– А он что, не умеет?
– Конечно. Он вообще городской человек, единственное, что умеет – взять упаковку чего-нибудь замороженного и всадить в микроволновую печь, а уж она сама подаст сигнал… Электронщик из Большого Яблока16]. Коров видел только по телевизору. А там, на ферме, их с дюжину. Лошадь, собаки, куры, индейки… Коров надо доить, они ревут, всех надо кормить, а он ничегошеньки не умеет. Даже не представляет, кому что давать. Вот четыреста страниц и описывается, как он учится на ходу. Вода-то спадать не собирается, это надолго… Иногда смешно, иногда – не особенно. Вообще, занятный роман. За неделю из него получился неплохой фермер, а еще через неделю он уже управляется так, словно там и родился.
– Нужда заставит калачи печь… – задумчиво сказал Мазур по-русски. – Хозяин что же, так и не вернулся?
– Там все замотивированно – у хозяина от переживаний за жену случился инфаркт, лежит без сознания, подключенный к медицинским агрегатам, никто и понятия не имеет, что ферма осталась без присмотра: все думают, там племянник, а он еще раньше решил от дяди сбежать без предупреждения… Вот и воспользовался случаем. Словом, когда вода спадает и появляется машина шерифа – решил на всякий случай посмотреть, как там и что, Джек себя уже ощущает сущим суперменом…
– Понятно, – сказал Мазур. – Надеюсь, он после таких приключений не воспылал любовью к фермерской жизни и не бросил Нью-Йорк?
– Нет, конечно. С огромным облегчением возвращается домой.
– Вот это правильно, – сказал Мазур. – Это я и называю жизненной правдой. Насильно мил не будешь. Не полюбишь вдруг коровок и лошадок только оттого, что пришлось в компании с ними пережидать наводнение, наоборот, еще сильнее возненавидишь после всего пережитого. Мне однажды три дня пришлось просидеть в компании верблюдов, и я после этого верблюда видеть не могу…
– Правда, он счастлив оттого, что показал себя настоящим мужиком, не пасующим перед трудностями…
– А, ну, это, конечно… – сказал Мазур. – Есть чем гордиться. Вот и ты постарайся рук не опускать. Никто тебя не заставляет полюбить эти места пуще жизни – но держаться нужно…
– По-моему, я держусь.
– А кто вчера ночью во сне всхлипывал? Честное слово офицера. И прижимался ко мне, как ребенок к своему плюшевому мишке. Было, мисс Деспард, что уж там…
Это была чистая правда, нынешней ночью все так и обстояло – ночевать под деревьями, пусть и завернувшись в большие куски выдуманной не самыми бестолковыми конструкторами ткани, неплохо державшей тепло, было, в общем, привычно для Мазура, но вряд ли могло устроить заокеанскую гостью, избалованную цивилизацией.
Всхлипывала она довольно жалостно. И Мазур добросовестно попытался задеть ее самолюбие. Однако на сей раз Джен что-то не вспоминала о феминизме надувшись, смолчала.
– Правда, всхлипывала, – безжалостно сказал Мазур. – Если так и дальше пойдет, во мне самым пышным цветом расцветут тезисы откровенного мужского шовинизма… тс!
Бесшумно скользнул за дерево, увлекая девушку за собой. По спине прошел холодок.
В первый миг показалось, что на поляне – вставший на задние лапы медведь, расположившийся к ним спиной у обширного малинника с перезрелой ягодой. Но теперь Мазур прекрасно видел, что ошибся. Это было нечто подобное человеку если только бывают люди в два с половиной метра ростом, сплошь заросшие длинной и густой светло-коричневой шерстью… Существо преспокойно обирало высокие кусты, работая широченной лапищей, как граблями, пропускало меж пальцами ветку, потом ело с горсти. Шеи у него, похоже, не было вовсе, голова торчала острым бугорком прямо из плеч, оно не походило ни на что, виденное прежде. И Мазура охватил незнакомый, никогда раньше не испытанный страх. Колени стали ватными, руки безвольно повисли, он смог еще подумать, что следовало бы перекинуть автомат на грудь, но схватиться за оружие не смог, окаменел… Покосившись на Джен, увидел ее совершенно белое лицо. И не шелохнулся.
Неизвестно, сколько они так простояли. Собрав в кулак всю волю, Мазур заставил себя медленно-медленно поднять руку, цепко ухватил ладонь Джен, и оба, не сговариваясь, кинулись бежать – напролом, не зная куда, с невероятным хрустом проламываясь сквозь густой кустарник, каким-то чудом огибая деревья, ни разу ухитрившись не споткнуться, словно неведомая сила, надзиравшая за их бешеным бегом, плавно несла над землей…
Опомнились на какой-то полянке, ошарашенно переглянулись и упали в мох, переводя дыхание, – сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди, покатится под ноги… Загадочный таежный житель все еще стоял у Мазура перед глазами, запечатленный мозгом с фотографической точностью, а по спине до сих пор оглаживал мягкой лапкой тот новый, ни на что не похожий страх. Помотав головой и чуточку придя в норму, он проверил, все ли на месте: ничего удивительного, если бы бросил автомат или бесценный рюкзак… Нет, ухитрился ничего не потерять, и Джен тоже.
Отстегнул флягу и вопреки всем прежним привычкам сделал приличный глоток спирта. Спирт прошел в глотку, как вода. Мазур зажмурился, все еще видя.
– Дай сигарету, – придушенным голосом попросила Джен.
– Ты же не…
– Ага, года три… Дай. – Она глубоко затянулась, с закрытыми глазами выпустила дым. – Бог мой, это же сасквоч…
– Только без ваших американских ругательств, – сказал Мазур, с радостью отмечая, что дыхание медленно приходит в норму, а страх понемногу улетучивается. – Надо же, а я думал, их уже и не осталось…
– Правда, сасквоч…
– Хозяин, – сказал Мазур. – Он же – сосед. По-здешнему. Давненько уже их не видели, думал, вымерли все…
– И ведь никто не поверит…
– Это точно, – сказал Мазур. – Поэтому потом рассказывай уж заодно и про мамонта, который нас ночью едва не растоптал. И про груду алмазов в подвале. Все равно не поверят ни единому слову, так что лучше использовать фантазию на всю катушку. Не так обидно будет…
– А он за нами не погонится?
– Что-то я не слышал, чтобы он гонялся за мирными прохожими, – серьезно сказал Мазур. – Главное, не задираться самим… При желании вполне мог догнать – мы ж шумели на весь лес, как два спятивших бульдозера…
– Черт, и никому ведь не докажешь…
– А зачем? – махнул он рукой. – Мало нам в жизни других забот? Успокоилась? Тогда пошли. Что бы там ни говорили, лучше на всякий случай убраться подальше. Это определенно его места…
…Часа через три они вышли к реке – как засвидетельствовал процессор, это была Таймунчи, бравшая истоки километров на сто южнее. Преграда солидная – метров шестьсот медленной сероватой воды, в это время года уже холодной, как мозги налогового инспектора. Это сравнение пришло в голову Джен, попробовавшей воду рукой. Мазур до столь поэтических высот не воспарял, хмуро стоял на берегу и курил, стряхивая пепел в воду.
– Ну, и какие будут приказы, командир? – спросила Джен с безразличным видом, свойственным дисциплинированным солдатам. – Мой жизненный опыт здесь решительно не годится… Вплавь, кажется, не стоит…
– Если понадобится, пойдем и вплавь, – угрюмо сообщил он. – В конце концов, не зима, спирт и лекарства есть. Плот я с помощью ножа соорудить вообще-то смогу, хоть и не Рэмбо, но времени уйдет масса. Двинемся вверх по течению, поищем брод, ассигную на это час. Если не найдем брода, придется составить конкуренцию Марку Спицу[17], тут уж ничего не поделаешь…
Джен кивнула, и они двинулись вдоль берега.
– В дождь этот пейзаж и вовсе унылый, я думаю…
Мазур остановил ее жестом, тихо сказал:
– Давай-ка помолчим. Над рекой все звуки далеко разносятся, издали услышать можно…
– Засада? – спросила она понятливо, понижая голос до старательного шепота.
– Да нет, – неопределенно сказал он. – Здесь, видишь ли, давненько ходит поговорка, что самый опасный зверь в тайге – как раз человек. И поговорочка сплошь и рядом оправдывается.
– Гос-споди… – прошептала она с чувством. – Я-то считала все это голливудскими выдумками – дебри, человек, что опаснее дикого зверя… Даже в Колумбии было поспокойнее, я там была два раза, офицером связи при группе…
– Да уж, тут тебе не Колумбия, – сказал Мазур с ноткой законной гордости. – Пусти сюда твоих колумбийцев – и косточек не найдут. Не веришь?
– Ох, верю…
– Внимание!
Мазур остановился, обратившись в слух. Вскоре подтолкнул девушку к лесу, и оба залегли за крайними деревьями. Шум мотора становился все явственнее, приближался – с верховьев реки шла лодка. Скорее уж катер, не простая моторка.
Точно, катер. Он с приличной скоростью прошел почти посередине реки дюралевый, длинный, наполовину закрытый надстройкой с большими иллюминаторами, выглядевший довольно новым. На борту не было ни номера, ни названия только у самого носа по синему фону золотой краской нарисована корона.
Мазур проводил его взглядом, почесал в затылке:
– Что-то не похож ни на военный, ни на милицейский. Да и чересчур хорош для государственного ведомства. Скорее уж какой-то богатенький субъект выбрался половить рыбку или поохотиться на природе…
– Это хорошо или плохо? – деловито спросила Джен.
– Это очень даже хорошо, – сказал Мазур. – Ручаться могу – по шуму мотора не похоже, чтобы он с постоянной скоростью шел издалека. Скорее, где-то поблизости завел мотор и отчалил от берега. Коли уж мы в том направлении двигаемся…
– И что?
– Да это же азбука, – сказал Мазур. – До ближайших обитаемых мест довольно далеко. Запас горючего с собой нужно волочь изрядный, емкость бака не бог весть какая. У него где-то поблизости должна быть база, с запасом горючего, палаткой, обустроенным бивуаком – как серьезные рыбаки и поступают…
– Слушай, никак не могу уловить твою мысль.
– Если я не ошибся и там, куда мы идем, у него бивуак, а не просто пописать к берегу причаливал… В общем, мы его дождемся, а потом вежливо попросим перевезти на тот берег.
– Что-то я, глядя на твою улыбочку, начинаю питать подозрения на счет вежливости…
– Слушай, нам нужно переправиться на тот берег или как? Тебя холодная водичка привлекает?
– Не особенно, – сказала Джен. – Но это же мирный посторонний человек.
– Законопослушный вы народ, джимены, – проворчал Мазур. – Не забыла, в каком мы положении? Брось ты эти предрассудки цивилизованных мест, тут они как-то не работают. В конце-то концов, я не собираюсь никого убивать…
Джен замолчала, но еще долго крутила головой. Мазур хмыкнул:
– Насколько я помню ваши фильмы, там любой легавый при крайней необходимости бросается навстречу первой попавшейся машине, сует под нос водителю свой значок, орет, что именем закона временно реквизирует колеса, вытряхивает бедолагу на обочину – и катит вдаль…
– Но мы же сейчас не представляем закон?
– А Дреймена в Белом Доме лицезреть хочешь? Тото… Шагай и не майся комплексами.
Приятно, когда угадываешь правильно. Минут через пятнадцать Мазур издали увидел на берегу выцветшую палатку-шестиместку. Прибывшие устроились всерьез и надолго – рядом с палаткой был установлен капитальный стол из струганных досок (привезенных с собой, конечно), над ним водружен столь же обстоятельный навес из брезента на высоких шестах. Такой же шест торчит возле палатки, и от него под полог уходит тоненькая ниточка антенны – интересно, рация у них или просто транзистор? – а на воде у палатки покачиваются две лодки: резиновая черная и дощатая плоскодонка без мотора, определенно игравшая роль грузовой баржи. Нигде не видно мусора, ни единой консервной банки, клочка газеты или смятой сигаретной пачки, не говоря уж о пустых бутылках. Хозяйственный народ, надо признать.
Сняв свой рюкзак, Мазур повернулся к девушке:
– Надевай. Поднимешься во-он туда, на пригорок… видишь? Где поваленное дерево. Притаишься там и подождешь, чем у нас закончатся дипломатические переговоры.
– А если там никого нет?
– Есть, – сказал Мазур, опуская бинокль. – У входа в палатку – две пары сапог. Значит, их там как раз двое, ручаться можно, – сменную обувь в тайгу брать как-то не принято…
– Может, револьвер отдашь?
– Дался тебе этот пугач, – проворчал Мазур. – Сама же твердила насчет законности, а где у тебя разрешение на ношение оружия в суверенных российских пределах? Шагом марш…
Он смотрел ей вслед и, лишь убедившись, что достигла места и залегла за поваленным деревом, осторожно двинулся вперед, вдоль берега. Деревья почти вплотную подступали к воде – да и палатка умещалась на узкой полосе песка не более пяти метров шириной, – так что подкрасться незамеченным оказалось нетрудно. Он еще постоял за деревом, прислушиваясь. Из палатки доносилось негромкое бормотанье, перемежавшееся музыкой, – обычная радиопередача, с уверенностью можно сказать.
Главное, от погони они оторвались. В первый день еще слышали отдаленное вертолетное зуденье у горизонта, но оно умолкло уже через каких-то полчаса.
Определенно, преследователи решили, что беглецы пойдут прямо на юг, к Шантарску, и действовали соответственно. Если еще действовали. Они быстро должны были понять, что в таких условиях беглецов не разыщет к парочка воздушно-десантных дивизий, а значит, Мазур не обольщался, скоро будет выбрана более выигрышная тактика. Кордоны у населенных пунктов, поднятая на ноги агентура, проверки на дорогах – и прочие удовольствия, которые человек с богатым опытом легко способен предвидеть. От чего, впрочем, его задача легче не становится…
Единственное светлое пятно во всей этой истории – полнейшая неосведомленность противника о том, сколько человек уцелело после бомбежки. И кто именно уцелел. Мазур успел как следует, хоть и бегло, осмотреть погибших – добрая половина из них, как ни тягостно об этом думать так отстраненно, с холодной логикой, практически испарилась, угодив в эпицентр. Вакуумная бомба такого типа в некоторых отношениях уступает лишь атомному взрыву, штука страшная… И ситуация работает на Мазура: когда невозможно дать точную ориентировку на розыск, неизбежны накладки и провалы. То, что возле Глаголева оказался стукач, не меняет дела. Мазур прекрасно представлял себя на месте того, кто руководит облавой, представлял, как скрипят мозги и пляшут разнообразнейшие комбинации: женщина и трое мужчин? Двое мужчин? Полдюжины? Здесь бессильна и ЭВМ: количество комбинаций выражается четырехзначной цифрой, если принять за исходную точку, что уцелели пятеро-шестеро диверсантов…
И все равно, в первом же населенном пункте придется нелегко. За глухонемую ее выдать, что ли? Но об этом не преминут посудачить, глухонемая красотка – отличная зацепка, остро пахнущий след… Глупо думать, что ее фотографиями погоня не располагает, а уж снимков Мазура у них столько, что можно стены оклеивать вместо обоев… Он, конечно, не брился, но особо на эту уловку не рассчитывал. Отечественные программы для ЭВМ, используемые народцем определенного пошиба, ничуть не уступают иностранным аналогам: моментально дают полный набор вариантов – подозреваемый с бородой и с усами, с длинными волосами, с короткими, вообще бритый наголо…
– О чем задумалась? – наигранно бодро окликнул он напарницу, шагавшую рядом, как автомат.
– Я и не представляла, насколько лес бывает омерзительным, когда его так много…
– Ну, это ты зря, – сказал Мазур. – Просто привыкла к городской жизни, а? Электроника, кондиционеры…
– Вот именно. Несмотря на Мичиган. Есть же разница меж пикниками и этакими вот странствиями…
– Вспомни отцов-основателей, – сказал Мазур. – Гордая тень «Мэйфлауэра», Джордж Вашингтон с его топориком – вот уж кого ты мне решительно не напоминаешь со своими увертками[15] – герои Аламо… что там еще?
– Побывал бы Вашингтон на моем месте… Посмотрела бы я, что осталось от его хваленой правдивости.
– Бог ты мой, разве я тебя обманывал в чем-то?
– Все равно… – горько вздохнула она. – Хорошо еще, ты меня не заставляешь коров доить…
– Это что, поговорка какая-то?
– Да нет, – сказала Джен. – Это роман Кеннета Скоггса «Джек на планете Канзас». Я не больно-то много читаю, времени нет, но однажды пришлось двое суток маяться бездельем в мотеле, и кто-то забыл книгу… В общем, этот самый Джек случайно, оказывается в роли Робинзона на канзасской ферме. Ехал мимо, сломалась машина, отправился за помощью – а фермер повез жену в больницу, в город, началось наводнение, и Джек оказался пленником. Вместе со всей живностью. Ферма убогая, старомодная, в Канзасе таких сколько угодно, я сама видела. Вместо холодильника – ледник, ни телевизора, ни телефона. Еды, правда, хватает – но обыкновенной, которую нужно готовить самому, с нуля, из сырых продуктов, на газовой печке.
– А он что, не умеет?
– Конечно. Он вообще городской человек, единственное, что умеет – взять упаковку чего-нибудь замороженного и всадить в микроволновую печь, а уж она сама подаст сигнал… Электронщик из Большого Яблока16]. Коров видел только по телевизору. А там, на ферме, их с дюжину. Лошадь, собаки, куры, индейки… Коров надо доить, они ревут, всех надо кормить, а он ничегошеньки не умеет. Даже не представляет, кому что давать. Вот четыреста страниц и описывается, как он учится на ходу. Вода-то спадать не собирается, это надолго… Иногда смешно, иногда – не особенно. Вообще, занятный роман. За неделю из него получился неплохой фермер, а еще через неделю он уже управляется так, словно там и родился.
– Нужда заставит калачи печь… – задумчиво сказал Мазур по-русски. – Хозяин что же, так и не вернулся?
– Там все замотивированно – у хозяина от переживаний за жену случился инфаркт, лежит без сознания, подключенный к медицинским агрегатам, никто и понятия не имеет, что ферма осталась без присмотра: все думают, там племянник, а он еще раньше решил от дяди сбежать без предупреждения… Вот и воспользовался случаем. Словом, когда вода спадает и появляется машина шерифа – решил на всякий случай посмотреть, как там и что, Джек себя уже ощущает сущим суперменом…
– Понятно, – сказал Мазур. – Надеюсь, он после таких приключений не воспылал любовью к фермерской жизни и не бросил Нью-Йорк?
– Нет, конечно. С огромным облегчением возвращается домой.
– Вот это правильно, – сказал Мазур. – Это я и называю жизненной правдой. Насильно мил не будешь. Не полюбишь вдруг коровок и лошадок только оттого, что пришлось в компании с ними пережидать наводнение, наоборот, еще сильнее возненавидишь после всего пережитого. Мне однажды три дня пришлось просидеть в компании верблюдов, и я после этого верблюда видеть не могу…
– Правда, он счастлив оттого, что показал себя настоящим мужиком, не пасующим перед трудностями…
– А, ну, это, конечно… – сказал Мазур. – Есть чем гордиться. Вот и ты постарайся рук не опускать. Никто тебя не заставляет полюбить эти места пуще жизни – но держаться нужно…
– По-моему, я держусь.
– А кто вчера ночью во сне всхлипывал? Честное слово офицера. И прижимался ко мне, как ребенок к своему плюшевому мишке. Было, мисс Деспард, что уж там…
Это была чистая правда, нынешней ночью все так и обстояло – ночевать под деревьями, пусть и завернувшись в большие куски выдуманной не самыми бестолковыми конструкторами ткани, неплохо державшей тепло, было, в общем, привычно для Мазура, но вряд ли могло устроить заокеанскую гостью, избалованную цивилизацией.
Всхлипывала она довольно жалостно. И Мазур добросовестно попытался задеть ее самолюбие. Однако на сей раз Джен что-то не вспоминала о феминизме надувшись, смолчала.
– Правда, всхлипывала, – безжалостно сказал Мазур. – Если так и дальше пойдет, во мне самым пышным цветом расцветут тезисы откровенного мужского шовинизма… тс!
Бесшумно скользнул за дерево, увлекая девушку за собой. По спине прошел холодок.
В первый миг показалось, что на поляне – вставший на задние лапы медведь, расположившийся к ним спиной у обширного малинника с перезрелой ягодой. Но теперь Мазур прекрасно видел, что ошибся. Это было нечто подобное человеку если только бывают люди в два с половиной метра ростом, сплошь заросшие длинной и густой светло-коричневой шерстью… Существо преспокойно обирало высокие кусты, работая широченной лапищей, как граблями, пропускало меж пальцами ветку, потом ело с горсти. Шеи у него, похоже, не было вовсе, голова торчала острым бугорком прямо из плеч, оно не походило ни на что, виденное прежде. И Мазура охватил незнакомый, никогда раньше не испытанный страх. Колени стали ватными, руки безвольно повисли, он смог еще подумать, что следовало бы перекинуть автомат на грудь, но схватиться за оружие не смог, окаменел… Покосившись на Джен, увидел ее совершенно белое лицо. И не шелохнулся.
Неизвестно, сколько они так простояли. Собрав в кулак всю волю, Мазур заставил себя медленно-медленно поднять руку, цепко ухватил ладонь Джен, и оба, не сговариваясь, кинулись бежать – напролом, не зная куда, с невероятным хрустом проламываясь сквозь густой кустарник, каким-то чудом огибая деревья, ни разу ухитрившись не споткнуться, словно неведомая сила, надзиравшая за их бешеным бегом, плавно несла над землей…
Опомнились на какой-то полянке, ошарашенно переглянулись и упали в мох, переводя дыхание, – сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди, покатится под ноги… Загадочный таежный житель все еще стоял у Мазура перед глазами, запечатленный мозгом с фотографической точностью, а по спине до сих пор оглаживал мягкой лапкой тот новый, ни на что не похожий страх. Помотав головой и чуточку придя в норму, он проверил, все ли на месте: ничего удивительного, если бы бросил автомат или бесценный рюкзак… Нет, ухитрился ничего не потерять, и Джен тоже.
Отстегнул флягу и вопреки всем прежним привычкам сделал приличный глоток спирта. Спирт прошел в глотку, как вода. Мазур зажмурился, все еще видя.
– Дай сигарету, – придушенным голосом попросила Джен.
– Ты же не…
– Ага, года три… Дай. – Она глубоко затянулась, с закрытыми глазами выпустила дым. – Бог мой, это же сасквоч…
– Только без ваших американских ругательств, – сказал Мазур, с радостью отмечая, что дыхание медленно приходит в норму, а страх понемногу улетучивается. – Надо же, а я думал, их уже и не осталось…
– Правда, сасквоч…
– Хозяин, – сказал Мазур. – Он же – сосед. По-здешнему. Давненько уже их не видели, думал, вымерли все…
– И ведь никто не поверит…
– Это точно, – сказал Мазур. – Поэтому потом рассказывай уж заодно и про мамонта, который нас ночью едва не растоптал. И про груду алмазов в подвале. Все равно не поверят ни единому слову, так что лучше использовать фантазию на всю катушку. Не так обидно будет…
– А он за нами не погонится?
– Что-то я не слышал, чтобы он гонялся за мирными прохожими, – серьезно сказал Мазур. – Главное, не задираться самим… При желании вполне мог догнать – мы ж шумели на весь лес, как два спятивших бульдозера…
– Черт, и никому ведь не докажешь…
– А зачем? – махнул он рукой. – Мало нам в жизни других забот? Успокоилась? Тогда пошли. Что бы там ни говорили, лучше на всякий случай убраться подальше. Это определенно его места…
…Часа через три они вышли к реке – как засвидетельствовал процессор, это была Таймунчи, бравшая истоки километров на сто южнее. Преграда солидная – метров шестьсот медленной сероватой воды, в это время года уже холодной, как мозги налогового инспектора. Это сравнение пришло в голову Джен, попробовавшей воду рукой. Мазур до столь поэтических высот не воспарял, хмуро стоял на берегу и курил, стряхивая пепел в воду.
– Ну, и какие будут приказы, командир? – спросила Джен с безразличным видом, свойственным дисциплинированным солдатам. – Мой жизненный опыт здесь решительно не годится… Вплавь, кажется, не стоит…
– Если понадобится, пойдем и вплавь, – угрюмо сообщил он. – В конце концов, не зима, спирт и лекарства есть. Плот я с помощью ножа соорудить вообще-то смогу, хоть и не Рэмбо, но времени уйдет масса. Двинемся вверх по течению, поищем брод, ассигную на это час. Если не найдем брода, придется составить конкуренцию Марку Спицу[17], тут уж ничего не поделаешь…
Джен кивнула, и они двинулись вдоль берега.
– В дождь этот пейзаж и вовсе унылый, я думаю…
Мазур остановил ее жестом, тихо сказал:
– Давай-ка помолчим. Над рекой все звуки далеко разносятся, издали услышать можно…
– Засада? – спросила она понятливо, понижая голос до старательного шепота.
– Да нет, – неопределенно сказал он. – Здесь, видишь ли, давненько ходит поговорка, что самый опасный зверь в тайге – как раз человек. И поговорочка сплошь и рядом оправдывается.
– Гос-споди… – прошептала она с чувством. – Я-то считала все это голливудскими выдумками – дебри, человек, что опаснее дикого зверя… Даже в Колумбии было поспокойнее, я там была два раза, офицером связи при группе…
– Да уж, тут тебе не Колумбия, – сказал Мазур с ноткой законной гордости. – Пусти сюда твоих колумбийцев – и косточек не найдут. Не веришь?
– Ох, верю…
– Внимание!
Мазур остановился, обратившись в слух. Вскоре подтолкнул девушку к лесу, и оба залегли за крайними деревьями. Шум мотора становился все явственнее, приближался – с верховьев реки шла лодка. Скорее уж катер, не простая моторка.
Точно, катер. Он с приличной скоростью прошел почти посередине реки дюралевый, длинный, наполовину закрытый надстройкой с большими иллюминаторами, выглядевший довольно новым. На борту не было ни номера, ни названия только у самого носа по синему фону золотой краской нарисована корона.
Мазур проводил его взглядом, почесал в затылке:
– Что-то не похож ни на военный, ни на милицейский. Да и чересчур хорош для государственного ведомства. Скорее уж какой-то богатенький субъект выбрался половить рыбку или поохотиться на природе…
– Это хорошо или плохо? – деловито спросила Джен.
– Это очень даже хорошо, – сказал Мазур. – Ручаться могу – по шуму мотора не похоже, чтобы он с постоянной скоростью шел издалека. Скорее, где-то поблизости завел мотор и отчалил от берега. Коли уж мы в том направлении двигаемся…
– И что?
– Да это же азбука, – сказал Мазур. – До ближайших обитаемых мест довольно далеко. Запас горючего с собой нужно волочь изрядный, емкость бака не бог весть какая. У него где-то поблизости должна быть база, с запасом горючего, палаткой, обустроенным бивуаком – как серьезные рыбаки и поступают…
– Слушай, никак не могу уловить твою мысль.
– Если я не ошибся и там, куда мы идем, у него бивуак, а не просто пописать к берегу причаливал… В общем, мы его дождемся, а потом вежливо попросим перевезти на тот берег.
– Что-то я, глядя на твою улыбочку, начинаю питать подозрения на счет вежливости…
– Слушай, нам нужно переправиться на тот берег или как? Тебя холодная водичка привлекает?
– Не особенно, – сказала Джен. – Но это же мирный посторонний человек.
– Законопослушный вы народ, джимены, – проворчал Мазур. – Не забыла, в каком мы положении? Брось ты эти предрассудки цивилизованных мест, тут они как-то не работают. В конце-то концов, я не собираюсь никого убивать…
Джен замолчала, но еще долго крутила головой. Мазур хмыкнул:
– Насколько я помню ваши фильмы, там любой легавый при крайней необходимости бросается навстречу первой попавшейся машине, сует под нос водителю свой значок, орет, что именем закона временно реквизирует колеса, вытряхивает бедолагу на обочину – и катит вдаль…
– Но мы же сейчас не представляем закон?
– А Дреймена в Белом Доме лицезреть хочешь? Тото… Шагай и не майся комплексами.
Приятно, когда угадываешь правильно. Минут через пятнадцать Мазур издали увидел на берегу выцветшую палатку-шестиместку. Прибывшие устроились всерьез и надолго – рядом с палаткой был установлен капитальный стол из струганных досок (привезенных с собой, конечно), над ним водружен столь же обстоятельный навес из брезента на высоких шестах. Такой же шест торчит возле палатки, и от него под полог уходит тоненькая ниточка антенны – интересно, рация у них или просто транзистор? – а на воде у палатки покачиваются две лодки: резиновая черная и дощатая плоскодонка без мотора, определенно игравшая роль грузовой баржи. Нигде не видно мусора, ни единой консервной банки, клочка газеты или смятой сигаретной пачки, не говоря уж о пустых бутылках. Хозяйственный народ, надо признать.
Сняв свой рюкзак, Мазур повернулся к девушке:
– Надевай. Поднимешься во-он туда, на пригорок… видишь? Где поваленное дерево. Притаишься там и подождешь, чем у нас закончатся дипломатические переговоры.
– А если там никого нет?
– Есть, – сказал Мазур, опуская бинокль. – У входа в палатку – две пары сапог. Значит, их там как раз двое, ручаться можно, – сменную обувь в тайгу брать как-то не принято…
– Может, револьвер отдашь?
– Дался тебе этот пугач, – проворчал Мазур. – Сама же твердила насчет законности, а где у тебя разрешение на ношение оружия в суверенных российских пределах? Шагом марш…
Он смотрел ей вслед и, лишь убедившись, что достигла места и залегла за поваленным деревом, осторожно двинулся вперед, вдоль берега. Деревья почти вплотную подступали к воде – да и палатка умещалась на узкой полосе песка не более пяти метров шириной, – так что подкрасться незамеченным оказалось нетрудно. Он еще постоял за деревом, прислушиваясь. Из палатки доносилось негромкое бормотанье, перемежавшееся музыкой, – обычная радиопередача, с уверенностью можно сказать.