Страница:
– Я только один видел. Ка-26, бело-синий. Но слышал, как другие летали. Дело поставлено с большим размахом – вы представьте, какая экономия на зарплате, любые затраты на… – он горько усмехнулся, – на благоустройство лагеря сто раз окупятся. Ну вот… Прошли, я так прикидываю, километров двести. За пять дней. Пока вроде бы оторвались… Товарищ майор, пойдемте на объект! Или… Можно, поедим сначала? Кишка к кишке липнет. Сначала боялись стрелять, шли на ягодах и червивых грибах, их тут полно…
– Ладно, – сказал Мазур. – Лопайте птичку.
Хотел было достать из рюкзака что-нибудь из своих запасов, но вовремя сообразил: после ягодно-грибной диеты набросятся на суперкалорийные продукты, как ни останавливай, понос прошибет такой, что с места не сдвинутся. А птичка не такая уж большая, не пронесет…
Он невольно отвернулся, глядя, как четверо, разодрав птицу на неровные куски, принялись вгрызаться в жестковатое мясо. Хрустели косточки. «Вот теперь понятно, что искал над тайгой тот вертолет», – подумал Мазур. В общем, ничего удивительного. В нашем нынешнем искаженном мире только сытые романтики используют людей в качестве живой охотничьей дичи – более приземленные прагматики быстренько смекнули, сколь выгодны бесплатные рабочие руки. А риск не так уж велик – кто будет искать бичей или беспаспортных китайцев, нелегально просочившихся в страну?
Капитан с набитым ртом пробубнил:
– Мы первые, кому удалось оттуда сбежать. С одной стороны, приятно даже, а с другой – душа в пятки уходит…
«Логично, – подумал Мазур. – Если вспомнить, что где-то неминуемо должны быть купленные чиновники, менты и прочие холуи, – без таких нелегальный прииск просто не выживет. Судя по рассказу, пусть беглому и отрывочному, это, конечно же, сложившаяся система, отлаженный механизм… Какой нелегал или бич, даже вырвавшись из тайги, сунется с жалобой к властям? Забьется поглубже или сбежит подальше…»
– До Шантарска рассчитывали добраться? – спросил он.
Капитан кивнул, проглотил огромный кусок, едва не поперхнувшись:
– А куда же еще? До Шантарска – и домой со всех ног. Вы уж простите, как-то не тянет искать правду. Я здесь – иностранный подданный, коробейник с видом на жительство. Сломают, как сухое печенье. Они там завели настоящие досье – сфотографировали, сняли отпечатки пальцев, заставили подписать контракты – мол, добровольно просим принять на работу в какое-то там старательское товарищество с ограниченной ответственностью, обязуемся под угрозой неустойки отработать три года. Контракты, что характерно, с открытой датой. Мы многое успели обсудить – от скуки и от голода остается только разговаривать. Ли, – он показал на одного из китайцев, – хотя и нелегал, а дома был инженером, мужик начитанный, интеллигент… И пришли к выводу, что жаловаться бесполезно. Если даже туда и поедут власти – там наверняка, зуб дать можно, обнаружится самое культурное хозяйство…
– Уж это точно… – проворчал Мазур. – А что же в КГБ стремились?
– Чтобы не приняли за настоящих зэков. Не сомневайтесь, я все могу подтвердить… если только Жамолай, муж сестры, еще в Шантарске. Мог и уехать с моими документами. Поискал меня по моргам и уехал – что тут еще сделаешь?
Мазур покосился в сторону – Джен, судя по глазам, умирала от любопытства, но дисциплинированно молчала. Из редких реплик на корявом английском она, конечно, суть дела уяснить не могла…
– Все в таких робах? – кивнул он на одежду.
– Да. Для надежности…
– А автомат? Я так понимаю, одному из охранничков очень не повезло?
– Двум, – сказал Жаксабаев с застывшим лицом. – Только у второго оружие забрать уже не удалось, некогда было. Предпочли синицу в руках и рванули в тайгу… Следы табаком посыпали – там в пайке выдавали понемножку. Но табак кончился давно… – Он не стал просить, но с глазами ничего поделать не мог.
Мазур протянул ему полупустую пачку:
– Забирай. Погоди, сейчас еще зажигалку достану, у вас спичек осталось с гулькин нос…
– Так мы же сейчас… – сказал Жаксабаев, осекся, взглянул на Мазура как-то странно, то ли испуганно, то ли зло. – Мы же сейчас пойдем на объект? Товарищ майор…
Он еще ни в чем Мазура не подозревал – просто обострившимся чутьем загнанного зверя улавливал сбой в том варианте будущего, что сам себе успел нарисовать на радостях…
– Какие у них поисковые группы? – спросил Мазур.
– Серьезные группы, – сказал Жаксабаев. – Мордовороты, как на подбор, и кое-кто, могу вам точно сказать, отслужил в хороших войсках… Я таких сразу узнаю. За месяц, что там надрывал пуп, было два побега. В первый раз беглых назад приволокли в тот же день, во второй – сутки провозились, но все равно всех выловили. Вот только меня не предусмотрели… Я сначала сделал крюк, повел ребят на север, а они, ручаюсь, сгоряча рванули на юг, им и в голову не пришло, что кто-то побежит к Полярному кругу. Иначе бы не оторваться, несмотря на табак. Овчарки, как на подбор – я про настоящих собак. И парочка каких-то импортных гончаков. Гадом буду, им охрану кто-то весьма понимающий ставил.
– Бело-синий вертолет… – задумчиво повторил Мазур. – Все сходится. Видел я, как этот вертолетик над тайгой порхал. Последний раз он мне попался примерно вот здесь… – Он вытащил из бокового кармана карту и встряхнул, разворачивая. – А вы сейчас вот здесь приблизительно. Изучите карту как следует, я на вашу зрительную память полагаюсь… а, ладно! – Он махнул рукой, извлек свой водонепроницаемый компас и протянул капитану. – Карту отдать не могу, а без компаса перебьюсь.
Жаксабаев, взяв у него квадратную черную коробочку, смотрел с тем же пытливым недоумением в раскосых глазах. Тем временем Мазур, откинув клапан рюкзака, извлекал пакеты с обезвоженным мясом, тяжелые бруски шоколада.
Положил рядом гранату с вывинченным запалом. Жестом подозвав Джен, снял у нее с пояса темно-зеленую плоскую флягу, сунул туда же.
– Вот, чем могу… – сказал он. – А вот это – от собак, наверняка имели дело с чем-то подобным. Лучше бы вам, капитан, побыстрее отсюда убираться.
– Товарищ майор…
– Насчет объекта я вам соврал, каюсь, – сказал Мазур. – Некуда мне вас вести, уж не посетуйте…
Китайцы непонимающе таращились на них, порой перекидываясь короткими щебечущими фразами.
– Товарищ майор… – капитан напоминал сейчас ребенка, которого жестоко обманули.
– Извини, – сказал Мазур. – Ничего не могу поделать. У меня свое задание, и на хвосте у меня, если уж откровенно, висят волки еще почище твоих. Так что прости, разбегаемся…
Он встал, махнул Джен и подхватил рюкзак. Держась к сидящим вполоборота, отступил в чащобу, и, широко размахнувшись, бросил поодаль от капитана запал к гранате. Когда за деревьями уже не видно было алых пятен, перешел на бег.
Джен не отставала. Описав небольшую дугу, они легли на прежний курс.
Особенных угрызений совести Мазур не испытывал. Он был профессионалом, моряком к тому же, и прекрасно знал, сколько на свете возникает нештатных ситуаций, которые можно охарактеризовать избитой фразой: «Каждый сам за себя, один бог за всех». Есть во флоте флажный сигнал, для понимающих жутковатый и зловещий – «Следую своим курсом». Случается, в бою или при торпедной атаке просто нет возможности застопорить ход и спасать качающихся на волнах людей, поскольку четкий приказ это недвусмысленно запрещает, у капитана другое задание, которое он обязан выполнять в первую очередь, что бы ни творилось вокруг. И тогда на мачте взвиваются флаги, составляющие звучащий смертным приговором сигнал, корабль идет, не сбавляя хода и не меняя курса – прямо по чернеющим в воде головам…
Глава 21
Глава 22
– Ладно, – сказал Мазур. – Лопайте птичку.
Хотел было достать из рюкзака что-нибудь из своих запасов, но вовремя сообразил: после ягодно-грибной диеты набросятся на суперкалорийные продукты, как ни останавливай, понос прошибет такой, что с места не сдвинутся. А птичка не такая уж большая, не пронесет…
Он невольно отвернулся, глядя, как четверо, разодрав птицу на неровные куски, принялись вгрызаться в жестковатое мясо. Хрустели косточки. «Вот теперь понятно, что искал над тайгой тот вертолет», – подумал Мазур. В общем, ничего удивительного. В нашем нынешнем искаженном мире только сытые романтики используют людей в качестве живой охотничьей дичи – более приземленные прагматики быстренько смекнули, сколь выгодны бесплатные рабочие руки. А риск не так уж велик – кто будет искать бичей или беспаспортных китайцев, нелегально просочившихся в страну?
Капитан с набитым ртом пробубнил:
– Мы первые, кому удалось оттуда сбежать. С одной стороны, приятно даже, а с другой – душа в пятки уходит…
«Логично, – подумал Мазур. – Если вспомнить, что где-то неминуемо должны быть купленные чиновники, менты и прочие холуи, – без таких нелегальный прииск просто не выживет. Судя по рассказу, пусть беглому и отрывочному, это, конечно же, сложившаяся система, отлаженный механизм… Какой нелегал или бич, даже вырвавшись из тайги, сунется с жалобой к властям? Забьется поглубже или сбежит подальше…»
– До Шантарска рассчитывали добраться? – спросил он.
Капитан кивнул, проглотил огромный кусок, едва не поперхнувшись:
– А куда же еще? До Шантарска – и домой со всех ног. Вы уж простите, как-то не тянет искать правду. Я здесь – иностранный подданный, коробейник с видом на жительство. Сломают, как сухое печенье. Они там завели настоящие досье – сфотографировали, сняли отпечатки пальцев, заставили подписать контракты – мол, добровольно просим принять на работу в какое-то там старательское товарищество с ограниченной ответственностью, обязуемся под угрозой неустойки отработать три года. Контракты, что характерно, с открытой датой. Мы многое успели обсудить – от скуки и от голода остается только разговаривать. Ли, – он показал на одного из китайцев, – хотя и нелегал, а дома был инженером, мужик начитанный, интеллигент… И пришли к выводу, что жаловаться бесполезно. Если даже туда и поедут власти – там наверняка, зуб дать можно, обнаружится самое культурное хозяйство…
– Уж это точно… – проворчал Мазур. – А что же в КГБ стремились?
– Чтобы не приняли за настоящих зэков. Не сомневайтесь, я все могу подтвердить… если только Жамолай, муж сестры, еще в Шантарске. Мог и уехать с моими документами. Поискал меня по моргам и уехал – что тут еще сделаешь?
Мазур покосился в сторону – Джен, судя по глазам, умирала от любопытства, но дисциплинированно молчала. Из редких реплик на корявом английском она, конечно, суть дела уяснить не могла…
– Все в таких робах? – кивнул он на одежду.
– Да. Для надежности…
– А автомат? Я так понимаю, одному из охранничков очень не повезло?
– Двум, – сказал Жаксабаев с застывшим лицом. – Только у второго оружие забрать уже не удалось, некогда было. Предпочли синицу в руках и рванули в тайгу… Следы табаком посыпали – там в пайке выдавали понемножку. Но табак кончился давно… – Он не стал просить, но с глазами ничего поделать не мог.
Мазур протянул ему полупустую пачку:
– Забирай. Погоди, сейчас еще зажигалку достану, у вас спичек осталось с гулькин нос…
– Так мы же сейчас… – сказал Жаксабаев, осекся, взглянул на Мазура как-то странно, то ли испуганно, то ли зло. – Мы же сейчас пойдем на объект? Товарищ майор…
Он еще ни в чем Мазура не подозревал – просто обострившимся чутьем загнанного зверя улавливал сбой в том варианте будущего, что сам себе успел нарисовать на радостях…
– Какие у них поисковые группы? – спросил Мазур.
– Серьезные группы, – сказал Жаксабаев. – Мордовороты, как на подбор, и кое-кто, могу вам точно сказать, отслужил в хороших войсках… Я таких сразу узнаю. За месяц, что там надрывал пуп, было два побега. В первый раз беглых назад приволокли в тот же день, во второй – сутки провозились, но все равно всех выловили. Вот только меня не предусмотрели… Я сначала сделал крюк, повел ребят на север, а они, ручаюсь, сгоряча рванули на юг, им и в голову не пришло, что кто-то побежит к Полярному кругу. Иначе бы не оторваться, несмотря на табак. Овчарки, как на подбор – я про настоящих собак. И парочка каких-то импортных гончаков. Гадом буду, им охрану кто-то весьма понимающий ставил.
– Бело-синий вертолет… – задумчиво повторил Мазур. – Все сходится. Видел я, как этот вертолетик над тайгой порхал. Последний раз он мне попался примерно вот здесь… – Он вытащил из бокового кармана карту и встряхнул, разворачивая. – А вы сейчас вот здесь приблизительно. Изучите карту как следует, я на вашу зрительную память полагаюсь… а, ладно! – Он махнул рукой, извлек свой водонепроницаемый компас и протянул капитану. – Карту отдать не могу, а без компаса перебьюсь.
Жаксабаев, взяв у него квадратную черную коробочку, смотрел с тем же пытливым недоумением в раскосых глазах. Тем временем Мазур, откинув клапан рюкзака, извлекал пакеты с обезвоженным мясом, тяжелые бруски шоколада.
Положил рядом гранату с вывинченным запалом. Жестом подозвав Джен, снял у нее с пояса темно-зеленую плоскую флягу, сунул туда же.
– Вот, чем могу… – сказал он. – А вот это – от собак, наверняка имели дело с чем-то подобным. Лучше бы вам, капитан, побыстрее отсюда убираться.
– Товарищ майор…
– Насчет объекта я вам соврал, каюсь, – сказал Мазур. – Некуда мне вас вести, уж не посетуйте…
Китайцы непонимающе таращились на них, порой перекидываясь короткими щебечущими фразами.
– Товарищ майор… – капитан напоминал сейчас ребенка, которого жестоко обманули.
– Извини, – сказал Мазур. – Ничего не могу поделать. У меня свое задание, и на хвосте у меня, если уж откровенно, висят волки еще почище твоих. Так что прости, разбегаемся…
Он встал, махнул Джен и подхватил рюкзак. Держась к сидящим вполоборота, отступил в чащобу, и, широко размахнувшись, бросил поодаль от капитана запал к гранате. Когда за деревьями уже не видно было алых пятен, перешел на бег.
Джен не отставала. Описав небольшую дугу, они легли на прежний курс.
Особенных угрызений совести Мазур не испытывал. Он был профессионалом, моряком к тому же, и прекрасно знал, сколько на свете возникает нештатных ситуаций, которые можно охарактеризовать избитой фразой: «Каждый сам за себя, один бог за всех». Есть во флоте флажный сигнал, для понимающих жутковатый и зловещий – «Следую своим курсом». Случается, в бою или при торпедной атаке просто нет возможности застопорить ход и спасать качающихся на волнах людей, поскольку четкий приказ это недвусмысленно запрещает, у капитана другое задание, которое он обязан выполнять в первую очередь, что бы ни творилось вокруг. И тогда на мачте взвиваются флаги, составляющие звучащий смертным приговором сигнал, корабль идет, не сбавляя хода и не меняя курса – прямо по чернеющим в воде головам…
Глава 21
СЛЕДУЮ СВОИМ КУРСОМ
Настроение у него было мерзейшее – история незадачливого капитана настолько походила на его собственную, что хотелось взвыть от злобы на эту жизнь и эту страну, летевшую, такое впечатление, в бездонную пропасть, где внизу похохатывал кто-то черный и рогатый, а за спиной у него колыхались отблески багрового огня.
«А не рвануть ли подальше? – подумал он вдруг, удивляясь будничной простоте этой мысли. – Законно. Выйти в отставку, выправить визу на Украину… нет, туда даже визы не надо. Сесть на кораблик с „челноками“, добраться до Стамбула… а дальше и не обязательно. С руками оторвут профессионала подводной войны, за которым не тянется хвост в виде сотрудничества с иностранной разведкой, выдачи военных секретов и прочих ужасов. Пожалуй, и гражданство получить можно. Со знанием языков, с хорошей профессией…» Нет, не выйдет. Непременно привяжутся спецслужбы, добрый десяток, у которых все они, начиная с Морского Змея и кончая Лымарем, давно значатся под всевозможными кодовыми номерами.
Он выругался вслух. Хотелось надавать себе оплеух за то, что вообще осмелился об этом думать и даже взвешивать все «за» и «против». Все от усталости. Но, мать вашу, что же должно было случиться в стране, чтобы верные офицеры Империи допускали для себя такой вариант даже в мыслях!..
– Он действительно офицер? – спросила Джен, успевшая к тому времени выслушать в кратком изложении отчет о происшедшем.
– Не сомневаюсь, – сказал Мазур. – Мы друг друга нюхом чуем, как собаки…
Показалось, она непременно отпустит какое-нибудь язвительное замечание о русских нравах. Мазур приготовился ответить откровенным хамством. Однако Джен, помолчав, вдруг сказала:
– Надо же, как похоже…
– На что?
– На то, что у нас в южных штатах случается с мексиканскими нелегалами, – задумчиво призналась она. – «Мокрые спины», слышал?
– Ага.
– Косяками идут через границу и попадают в лапы к предприимчивым ребятам. Конечно, до такого размаха – колючая проволока, частные тюрьмы – у нас никогда не допустят, но и общего больше, чем поначалу кажется…
– Ты детективы читаешь? – спросил Мазур.
– Изредка.
– Ле Карре?
– Только «Лудильщик, портной, солдат, шпион».
– Жаль, – сказал Мазур. – У него есть романчик с великолепным, я считаю, названием. «Зеркальная война». Если попадется, пробеги на досуге. Нет ни хороших парней, ни плохих. Есть отражение в зеркале. И не надо мне опять твердить про американские свободы и перечислять поправки к конституции, очень тебя прошу…
Она вздохнула, кивнула едва заметно. Хороший признак – с недельку назад обязательно бы устроила дискуссию на предмет безусловного превосходства американских свобод. Бледно улыбнулась:
– Чего доброго, ты меня скоро коммунисткой сделаешь…
– Ерунда, – сказал Мазур. – Чтобы тебя сделать коммунисткой, надо самому быть коммунистом, а я себя ни в чем таком не замечал… Просто ты у меня в конце концов накрепко усвоишь парочку простых житейских истин. Жизнь – это выбор наименьшего из зол. И не более того. Вот и вся премудрость, что бы там ни твердили философы с обеих сторон, отрабатывающие жирные гонорары.
– А как это согласуется с христианским взглядом на мир?
– Не знаю, честное слово, – сказал Мазур. – Наверное, плоховато согласуется. Вовсе даже не согласуется. Но я, с прискорбием должен признать, никудышный христианин. А ты?
– Аналогично, – пожала она плечами. – Отец меня водил к методистам, но мать вообще ни в какую церковь не ходила. А там и отец рассорился с методистами, но ни к кому другому не прибился… Как думаешь, хорошо это или плохо, что мы с тобой такие?
– А черт его знает, – сказал Мазур. – Я же тебе не гуру. Что, начала ощущать… – он помолчал, не зная, какое слово и подобрать. – Позывы?
– Как тебе сказать… – протянула она. – Здесь, в этих ваших лесах, постепенно понимаешь, какой ты крохотный, и какая огромная планета. – Джен приостановилась, огляделась вокруг. – А знаешь, что самое жуткое? Если вдруг случится какой-нибудь катаклизм, не ядерная война, а просто катаклизм… Все исчезнет: и небоскребы Манхэттена, и мост Золотые ворота, и ваш Кремль, и «Шаттлы» с мыса Канаверал – а здесь все останется в точности таким же. Как будто никогда и не было человека.
– Я тебя поздравляю, – сказал Мазур. – Еще неделя странствий – и ты начнешь понимать, отчего именно русская душа испокон веку считается загадочной. Станешь загадочным посреди таких просторов.
– Пожалуй…
– Если поймешь русскую душу, сделаешь карьеру. Перейдешь в ЦРУ, лекции будешь читать…
– А ты меня и в самом деле изнасиловал бы?
– Тьфу ты, – сказал Мазур, сбившись с шага. – Если иностранец еще способен когда-нибудь понять русскую душу, то женскую логику понять немыслимо…
– Нет, правда?
– А что, хочется?
Она возмущенно замолчала, и они долго шли локоть к локтю в напряженной тишине. Чтобы разрядить обстановку, Мазур спросил:
– А как насчет Нью-Гэмпшира? Рэмпол и Дреймен там победили на первичных?
– Вот то-то и оно, – сказала Джен. – Помимо всего прочего… – и спохватилась: – А ты откуда знаешь про…
Мазур досадливо поморщился:
– Пойми ты наконец, что мы не встречаем на улицах медведей и тостер с кофемолкой не перепутаем…
Была в американских предвыборных играх некая полумистическая закономерность: кандидат в президенты, получивший большинство голосов на первичных выборах в штате Нью-Гэмпшир, с железной непреложностью обосновывался вскоре в Белом Доме. За последние полсотни лет нашлось одно-единственное исключение, как водится, лишь подтвердившее правило…
– Странный вы народ, американцы, – сказал Мазур. – Я не говорю, что непременно следовало пускать в ход винтовку с оптическим прицелом, чтобы остановить этого типа… Но девочку-то могли подсунуть? И щелкнуть в инфракрасных лучах? Или выдумать еще что-нибудь коварное? Я о ФБР был лучшего мнения – а вы что-то напоминаете то ли институт благородных девиц, то ли помешанных на чести рыцарей без страха и упрека…
Джен повернулась к нему и, глядя с непонятным выражением, усмехнулась:
– А если у человека прекрасно подобранная группа охраны, на дальних подступах отсекающая все разработки по компрометации?
– Ах, во-от как… – сказал Мазур удовлетворенно. – Ну, извини. Я о вас хуже думал. Слушай, меня всю жизнь немножечко дразнила историческая загадка: был ваш Гувер педиком или нет?
– Иди ты!
– Ладно, не обижайся. Извращения всякие бывают: Андропов стихи писал да вдобавок, если верить нашему доктору Лымарю, иногда использовал кое-какие магические приемчики…
– Что, серьезно?
– Вернешься, поговоришь с доктором. У него на этот счет есть целая теория. Со ссылками на старинную магическую практику. Видишь ли…
Замер, перебросил автомат под руку.
Метрах в сорока от них стоял высоченный зверь, палевый, с черной спиной, вывалив широкий розовый язык и насторожив уши, вглядывался в путников, прямо-таки подрагивая всем телом в охотничьем азарте. «Опять?» – пронеслось в голове у Мазура. То ли волк, то ли собака, пойми его…
Потом зверюга повернула голову, Мазур увидел у нее на шее черный широкий ошейник с жуткими стальными шипами, способный разодрать пасть и медведю, так что любо-дорого будетпосмотреть. Все-таки овчарка – великан-восточноевропеец, из той породы, что захирела и почти исчезла после того, как подсократили северные лагеря… Мазур опустил язычок предохранителя напротив латинской буквы «Е» – одиночный огонь – и молча ждал.
Пес в неуловимый миг переменился, пропала злая напряженность, шерсть на загривке улеглась. Он широко махнул хвостом, гавкнул, взрыв передними лапами мох – и помчался дальше, обогнув стоявших. Слышно было, как он азартно лает, проламываясь сквозь кустарник.
– Фу ты, – вздохнула Джен. – Я думала, волк…
– Тут похуже, – сказал Мазур, нахмурившись. – Помолчи-ка…
Стал прислушиваться – далеко впереди похрустывал валежник, раздавался едва слышный лай.
– Ну-ка, в сторону! – распорядился Мазур, круто забирая вправо.
– Поняла, кажется, – сказала Джен, поспешая следом. – Камуфляж?
– Ага, – ответил Мазур. – Те, кто одет в камуфляж, для него – свои. По виду мы, надо полагать, от его хозяев не особенно отличаемся… А это плохо в любых смыслах… Ложись!
Они залегли за поваленным деревом. Почти повторяя путь пса, промчались еще двое, столь же огромные. Блеснули в проникших под густые кроны солнечных лучиках стальные шипы, окаймлявшие ошейники. Мазур терпеливо ждал.
Показалась еще собака – но эта, визжа и подскакивая в тщетных попытках угнаться за далеко опередившей ее сворой, была на длинном, выпущенном во всю длину, поводке. Поводок держал рослый малый в пятнистом комбинезоне и кепочке-афганке, козлом скакавший через колоды. За ним редкой цепочкой бежали еще человек десять, одетые точно так же, с «сорок седьмыми» наперевес. У одного раскачивался над головой гибкий зеленый прутик антенны висевшая на спине рация, Мазур рассмотрел, была довольно компактной. Они промчались метрах в пятидесяти, хрустя валежником, тяжело дыша, – а гораздо дальше, где-то у горизонта, стрекотал вертолет…
– Не за нами? – прошептала на ухо Джен.
– За ними, – сказал Мазур.
– А как ты думаешь…
– Ничего я не думаю! – рявкнул он яростным шепотом. – Следую своим курсом… Лежи!
Еще с четверть часа они лежали в укрытии: Мазур справедливо опасался, что охрана частного лагеря (а это, несомненно, она) при встрече с непонятными путешественниками моментально поддастся соблазну разрубить узелок старым таежным способом – нет человека, нет и проблемы. Так гораздо проще. Трупы можно искать до скончания века, в старые времена бесследно исчезали целые обозы, но с тех пор возможности органов правопорядка увеличились ненамного, в той их части, что касается тайги…
– Ну, кажется, можно… – сказал он. – Полежи, осмотрюсь…
Он приподнялся над бурым замшелым стволом, достигавшим стоящему человеку чуть ли не до пояса.
Тупой удар под левую лопатку слился с сухим хлопком винтовочного выстрела. Не успев ничего понять – подсознание сработало само, – Мазур на миг замер в неуклюжей позе, медленно завалился направо без стона и вскрика. Упал щекой в жесткую сухую траву, сделал яростную гримасу – Джен уже округлила глаза, собираясь крикнуть – прижал палец к губам и медленно потянул к себе автомат. Под лопаткой ныло, но Мазур знал, что невредим: пробей пуля бронежилет и попади прямехонько в сердце, он бы сейчас уже потихоньку остывал… Неизвестный стрелок метил наверняка, и не его вина, что Мазур остался жив. Сколько их может быть?
Джен замерла столь же недвижно. В глазах стоял немой вопрос, но Мазур пока что не мог сообразить, что делать. Уверен был в одном: стрелок видел его одного, выстрел раздался, как только Мазур поднялся над кустами…
И потому он лежал, сдвинув предохранитель на «F» – огонь очередями.
Прислушивался, не хрустнет ли ветка под ногой: бить белку в глаз и передвигаться по тайге совершенно бесшумно – две большие разницы. Таежные кочевники ходят тихо – и не более того. Не было у них жизненной необходимости перенимать навыки коммандос или ниндзя, овладевать искусством превращения в бесшумные тени – да и индейские таланты с легкой руки Фенимора Купера преувеличены до полной невозможности…
Один он там или несколько? Значит, все это время хранители пещеры неутомимо шли по следу – кто еще будет палить из винтовки? Очень похоже, противник занервничал – выстрелил, едва завидев Мазура, даже не дав себе труда проверить, где второй беглец. Они вряд ли перепутают следы двух со следами одного, просто обязаны знать, что беглецов все еще двое…
Значит, торопятся. Надо полагать, населенные места совсем близко, быть может, деревня даже ближе, чем Мазур рассчитывал. Собачьего лая не слышно, это уже лучше…
Он осторожно вытянул руку, прикоснулся к карману Джен. Она поняла, осторожно извлекла револьвер, взвела курок. Автоматчики с собаками уже далеко, вряд ли услышат одиночные выстрелы – в чащобе их глушит моментально, не получается эха…
– Пальнешь пару раз в том направлении, – показал он, касаясь губами ее уха. – Повыше, над головой… В белый свет. Как только я скроюсь с глаз… Понятно? Досчитай до шестидесяти – и снова…
Она кивнула, не отрывая щеки от земли, взгляд изменился, стал цепким и сосредоточенным. Мазур, елико мог бесшумнее, прополз метров десять – пока не кончилось толстенное поваленное дерево. Дважды бабахнул револьвер, слышно было, как пули прочертили след по вершинам елей. Посыпались иголки.
Мазур перекатился под защиту толстого ствола, замер на полусогнутых.
Затем осторожно переместился левее. Еще два выстрела из кургузой фэбээровской игрушки, пули чиркнули в кронах, звонко полетели щепки. Полное впечатление со стороны, будто потерявший голову, ошеломленный смертью напарника человек лупит наобум. В голове у Мазура лихорадочно, словно спятившая кинопленка, перематывались сцены схватки у святилища. Поняли ли охраннички Золотой Бабы, что на дерзких визитерах были бронежилеты?
Вообще-то не должны были догадаться, единственное попадание, когда Мазуру влепило в броник над поясницей; в горячке первой схватки могло сойти и за промах… Не коммандос, в конце-то концов?
Успокаивая себя этими мыслями – и помня в то же время, как опасно считать противника дураком, – он преодолел зигзагами еще метров тридцать, от ствола к стволу, огибая сухие кусты и колоды. Над головой сердито зацокали, посыпался какой-то мусор – это возмущалась белка.
Он не особенно удивился, когда понял, что вышел в тыл противнику.
Противник был один-единственный, его выгоревшая короткая брезентовая куртка четко рисовалась на фоне темно-коричневого ствола, за которым он притаился с карабином наперевес. Никакого камуфляжа – как и у тех его соплеменников, кто гнался за беглецами прежде. На одном была такая же брезентуха, на другом короткий полушубок, третий, кажется, щеголял в старомодном драповом пальто…
Содрогаясь от омерзения к себе самому, Мазур поднял автомат. По выгоревшему белесому брезенту моментально продернулась короткая строчка черных дыр с опаленными краями. Стоявший на один невыносимо долгий миг застыл в прежней позе, потом, словно выдернули некий невидимый гвоздик, странно перегнулся пополам. Рухнул в мох. Карабин, стукнув прикладом о ствол ели, упал поблизости, покатилась по земле шапка из облезлой собачины.
Прекрасно понимая, что напортачить на такой дистанции он никак не мог, Мазур все же заставил себя подойти вплотную и проверить – работал многолетний рефлекс.
Осторожно перевернул труп. На поясе нож в самодельных деревянных ножнах, какие-то полотняные мешочки. Узенькие глаза уже остекленели, теперь лицо еще больше походило на физиономию каменной бабы из сагайских степей. Ни шевеления вокруг, ни звука, ни выстрела. Последний, определенно. То ли их было немного, то ли остальные сейчас в пожарном порядке уволакивают статую на новое место…
«Джен немного ошиблась, – подумал Мазур, испытывая дикое желание выплюнуть залившую глотку противную кислятину – не существовавшую в реальности. – Если случится Большой Катаклизм, Кремль, „Шаттлы“ и манхэттенские небоскребы в самом деле исчезнут, но эти невысокие узкоглазые люди останутся. Потому что они, в отличие от нас, – столь же неотъемлемая часть тайги, как корявые сухие кусты и морщинистая еловая кора. Означает ли это, что им ведома некая правда, неизвестная нам, или все проще?»
И метнулся вперед – некогда было философствовать и терзаться угрызениями совести. В бешеном темпе, расширяя витки спирали, обежал прилегающую тайгу, но ничьего присутствия не обнаружил. Точно, этот был последний.
Направился к поваленному дереву, где Джен, должно быть, с ума сходила от беспокойства. Остановился, сдернул черную вязаную шапочку, освобождая уши.
Прислушался.
Далеко-далеко, на пределе слышимости, кто-то словно бы ломал сухие тоненькие прутики – по одному, по несколько, по одному… Так-так-так… так… нескончаемая череда прутиков разлетелась на куски длинная очередь, опустошающая магазин…
Он достал приемник, нажал кнопки. Сквозь шуршание разрядов – небо ясное, но где-то за горизонтом вновь собирается гроза – слышались раздраженные голоса:
– «Дракон», «Дракон», я «Орел». Чего телепаетесь?
– «Орел», ты бы лучше глядел в оба, а то толку от твоей вертушки нет ни хрена…
– Что у вас?
– Ребята палят со злости. Видели этих… издалека, а собаки след не берут, – приемник выплюнул связку затейливой матерщины. – Будто чутье отшибло, в бога мать…
– «Дракон», ты там осматривайся тщательнее. В пятом квадрате мотались совершенно посторонние вертушки, такое впечатление, военные. Поосторожней там, а то напоретесь черт знает на кого… Гоните этих козлов, говорю! Шкуру сдеру! Военных тут сроду не бывало, так что дело вонючее, носом чую…
– Эт-то точно, – задумчиво пробормотал Мазур, выключив приемник и ускоряя шаг.
«А не рвануть ли подальше? – подумал он вдруг, удивляясь будничной простоте этой мысли. – Законно. Выйти в отставку, выправить визу на Украину… нет, туда даже визы не надо. Сесть на кораблик с „челноками“, добраться до Стамбула… а дальше и не обязательно. С руками оторвут профессионала подводной войны, за которым не тянется хвост в виде сотрудничества с иностранной разведкой, выдачи военных секретов и прочих ужасов. Пожалуй, и гражданство получить можно. Со знанием языков, с хорошей профессией…» Нет, не выйдет. Непременно привяжутся спецслужбы, добрый десяток, у которых все они, начиная с Морского Змея и кончая Лымарем, давно значатся под всевозможными кодовыми номерами.
Он выругался вслух. Хотелось надавать себе оплеух за то, что вообще осмелился об этом думать и даже взвешивать все «за» и «против». Все от усталости. Но, мать вашу, что же должно было случиться в стране, чтобы верные офицеры Империи допускали для себя такой вариант даже в мыслях!..
– Он действительно офицер? – спросила Джен, успевшая к тому времени выслушать в кратком изложении отчет о происшедшем.
– Не сомневаюсь, – сказал Мазур. – Мы друг друга нюхом чуем, как собаки…
Показалось, она непременно отпустит какое-нибудь язвительное замечание о русских нравах. Мазур приготовился ответить откровенным хамством. Однако Джен, помолчав, вдруг сказала:
– Надо же, как похоже…
– На что?
– На то, что у нас в южных штатах случается с мексиканскими нелегалами, – задумчиво призналась она. – «Мокрые спины», слышал?
– Ага.
– Косяками идут через границу и попадают в лапы к предприимчивым ребятам. Конечно, до такого размаха – колючая проволока, частные тюрьмы – у нас никогда не допустят, но и общего больше, чем поначалу кажется…
– Ты детективы читаешь? – спросил Мазур.
– Изредка.
– Ле Карре?
– Только «Лудильщик, портной, солдат, шпион».
– Жаль, – сказал Мазур. – У него есть романчик с великолепным, я считаю, названием. «Зеркальная война». Если попадется, пробеги на досуге. Нет ни хороших парней, ни плохих. Есть отражение в зеркале. И не надо мне опять твердить про американские свободы и перечислять поправки к конституции, очень тебя прошу…
Она вздохнула, кивнула едва заметно. Хороший признак – с недельку назад обязательно бы устроила дискуссию на предмет безусловного превосходства американских свобод. Бледно улыбнулась:
– Чего доброго, ты меня скоро коммунисткой сделаешь…
– Ерунда, – сказал Мазур. – Чтобы тебя сделать коммунисткой, надо самому быть коммунистом, а я себя ни в чем таком не замечал… Просто ты у меня в конце концов накрепко усвоишь парочку простых житейских истин. Жизнь – это выбор наименьшего из зол. И не более того. Вот и вся премудрость, что бы там ни твердили философы с обеих сторон, отрабатывающие жирные гонорары.
– А как это согласуется с христианским взглядом на мир?
– Не знаю, честное слово, – сказал Мазур. – Наверное, плоховато согласуется. Вовсе даже не согласуется. Но я, с прискорбием должен признать, никудышный христианин. А ты?
– Аналогично, – пожала она плечами. – Отец меня водил к методистам, но мать вообще ни в какую церковь не ходила. А там и отец рассорился с методистами, но ни к кому другому не прибился… Как думаешь, хорошо это или плохо, что мы с тобой такие?
– А черт его знает, – сказал Мазур. – Я же тебе не гуру. Что, начала ощущать… – он помолчал, не зная, какое слово и подобрать. – Позывы?
– Как тебе сказать… – протянула она. – Здесь, в этих ваших лесах, постепенно понимаешь, какой ты крохотный, и какая огромная планета. – Джен приостановилась, огляделась вокруг. – А знаешь, что самое жуткое? Если вдруг случится какой-нибудь катаклизм, не ядерная война, а просто катаклизм… Все исчезнет: и небоскребы Манхэттена, и мост Золотые ворота, и ваш Кремль, и «Шаттлы» с мыса Канаверал – а здесь все останется в точности таким же. Как будто никогда и не было человека.
– Я тебя поздравляю, – сказал Мазур. – Еще неделя странствий – и ты начнешь понимать, отчего именно русская душа испокон веку считается загадочной. Станешь загадочным посреди таких просторов.
– Пожалуй…
– Если поймешь русскую душу, сделаешь карьеру. Перейдешь в ЦРУ, лекции будешь читать…
– А ты меня и в самом деле изнасиловал бы?
– Тьфу ты, – сказал Мазур, сбившись с шага. – Если иностранец еще способен когда-нибудь понять русскую душу, то женскую логику понять немыслимо…
– Нет, правда?
– А что, хочется?
Она возмущенно замолчала, и они долго шли локоть к локтю в напряженной тишине. Чтобы разрядить обстановку, Мазур спросил:
– А как насчет Нью-Гэмпшира? Рэмпол и Дреймен там победили на первичных?
– Вот то-то и оно, – сказала Джен. – Помимо всего прочего… – и спохватилась: – А ты откуда знаешь про…
Мазур досадливо поморщился:
– Пойми ты наконец, что мы не встречаем на улицах медведей и тостер с кофемолкой не перепутаем…
Была в американских предвыборных играх некая полумистическая закономерность: кандидат в президенты, получивший большинство голосов на первичных выборах в штате Нью-Гэмпшир, с железной непреложностью обосновывался вскоре в Белом Доме. За последние полсотни лет нашлось одно-единственное исключение, как водится, лишь подтвердившее правило…
– Странный вы народ, американцы, – сказал Мазур. – Я не говорю, что непременно следовало пускать в ход винтовку с оптическим прицелом, чтобы остановить этого типа… Но девочку-то могли подсунуть? И щелкнуть в инфракрасных лучах? Или выдумать еще что-нибудь коварное? Я о ФБР был лучшего мнения – а вы что-то напоминаете то ли институт благородных девиц, то ли помешанных на чести рыцарей без страха и упрека…
Джен повернулась к нему и, глядя с непонятным выражением, усмехнулась:
– А если у человека прекрасно подобранная группа охраны, на дальних подступах отсекающая все разработки по компрометации?
– Ах, во-от как… – сказал Мазур удовлетворенно. – Ну, извини. Я о вас хуже думал. Слушай, меня всю жизнь немножечко дразнила историческая загадка: был ваш Гувер педиком или нет?
– Иди ты!
– Ладно, не обижайся. Извращения всякие бывают: Андропов стихи писал да вдобавок, если верить нашему доктору Лымарю, иногда использовал кое-какие магические приемчики…
– Что, серьезно?
– Вернешься, поговоришь с доктором. У него на этот счет есть целая теория. Со ссылками на старинную магическую практику. Видишь ли…
Замер, перебросил автомат под руку.
Метрах в сорока от них стоял высоченный зверь, палевый, с черной спиной, вывалив широкий розовый язык и насторожив уши, вглядывался в путников, прямо-таки подрагивая всем телом в охотничьем азарте. «Опять?» – пронеслось в голове у Мазура. То ли волк, то ли собака, пойми его…
Потом зверюга повернула голову, Мазур увидел у нее на шее черный широкий ошейник с жуткими стальными шипами, способный разодрать пасть и медведю, так что любо-дорого будетпосмотреть. Все-таки овчарка – великан-восточноевропеец, из той породы, что захирела и почти исчезла после того, как подсократили северные лагеря… Мазур опустил язычок предохранителя напротив латинской буквы «Е» – одиночный огонь – и молча ждал.
Пес в неуловимый миг переменился, пропала злая напряженность, шерсть на загривке улеглась. Он широко махнул хвостом, гавкнул, взрыв передними лапами мох – и помчался дальше, обогнув стоявших. Слышно было, как он азартно лает, проламываясь сквозь кустарник.
– Фу ты, – вздохнула Джен. – Я думала, волк…
– Тут похуже, – сказал Мазур, нахмурившись. – Помолчи-ка…
Стал прислушиваться – далеко впереди похрустывал валежник, раздавался едва слышный лай.
– Ну-ка, в сторону! – распорядился Мазур, круто забирая вправо.
– Поняла, кажется, – сказала Джен, поспешая следом. – Камуфляж?
– Ага, – ответил Мазур. – Те, кто одет в камуфляж, для него – свои. По виду мы, надо полагать, от его хозяев не особенно отличаемся… А это плохо в любых смыслах… Ложись!
Они залегли за поваленным деревом. Почти повторяя путь пса, промчались еще двое, столь же огромные. Блеснули в проникших под густые кроны солнечных лучиках стальные шипы, окаймлявшие ошейники. Мазур терпеливо ждал.
Показалась еще собака – но эта, визжа и подскакивая в тщетных попытках угнаться за далеко опередившей ее сворой, была на длинном, выпущенном во всю длину, поводке. Поводок держал рослый малый в пятнистом комбинезоне и кепочке-афганке, козлом скакавший через колоды. За ним редкой цепочкой бежали еще человек десять, одетые точно так же, с «сорок седьмыми» наперевес. У одного раскачивался над головой гибкий зеленый прутик антенны висевшая на спине рация, Мазур рассмотрел, была довольно компактной. Они промчались метрах в пятидесяти, хрустя валежником, тяжело дыша, – а гораздо дальше, где-то у горизонта, стрекотал вертолет…
– Не за нами? – прошептала на ухо Джен.
– За ними, – сказал Мазур.
– А как ты думаешь…
– Ничего я не думаю! – рявкнул он яростным шепотом. – Следую своим курсом… Лежи!
Еще с четверть часа они лежали в укрытии: Мазур справедливо опасался, что охрана частного лагеря (а это, несомненно, она) при встрече с непонятными путешественниками моментально поддастся соблазну разрубить узелок старым таежным способом – нет человека, нет и проблемы. Так гораздо проще. Трупы можно искать до скончания века, в старые времена бесследно исчезали целые обозы, но с тех пор возможности органов правопорядка увеличились ненамного, в той их части, что касается тайги…
– Ну, кажется, можно… – сказал он. – Полежи, осмотрюсь…
Он приподнялся над бурым замшелым стволом, достигавшим стоящему человеку чуть ли не до пояса.
Тупой удар под левую лопатку слился с сухим хлопком винтовочного выстрела. Не успев ничего понять – подсознание сработало само, – Мазур на миг замер в неуклюжей позе, медленно завалился направо без стона и вскрика. Упал щекой в жесткую сухую траву, сделал яростную гримасу – Джен уже округлила глаза, собираясь крикнуть – прижал палец к губам и медленно потянул к себе автомат. Под лопаткой ныло, но Мазур знал, что невредим: пробей пуля бронежилет и попади прямехонько в сердце, он бы сейчас уже потихоньку остывал… Неизвестный стрелок метил наверняка, и не его вина, что Мазур остался жив. Сколько их может быть?
Джен замерла столь же недвижно. В глазах стоял немой вопрос, но Мазур пока что не мог сообразить, что делать. Уверен был в одном: стрелок видел его одного, выстрел раздался, как только Мазур поднялся над кустами…
И потому он лежал, сдвинув предохранитель на «F» – огонь очередями.
Прислушивался, не хрустнет ли ветка под ногой: бить белку в глаз и передвигаться по тайге совершенно бесшумно – две большие разницы. Таежные кочевники ходят тихо – и не более того. Не было у них жизненной необходимости перенимать навыки коммандос или ниндзя, овладевать искусством превращения в бесшумные тени – да и индейские таланты с легкой руки Фенимора Купера преувеличены до полной невозможности…
Один он там или несколько? Значит, все это время хранители пещеры неутомимо шли по следу – кто еще будет палить из винтовки? Очень похоже, противник занервничал – выстрелил, едва завидев Мазура, даже не дав себе труда проверить, где второй беглец. Они вряд ли перепутают следы двух со следами одного, просто обязаны знать, что беглецов все еще двое…
Значит, торопятся. Надо полагать, населенные места совсем близко, быть может, деревня даже ближе, чем Мазур рассчитывал. Собачьего лая не слышно, это уже лучше…
Он осторожно вытянул руку, прикоснулся к карману Джен. Она поняла, осторожно извлекла револьвер, взвела курок. Автоматчики с собаками уже далеко, вряд ли услышат одиночные выстрелы – в чащобе их глушит моментально, не получается эха…
– Пальнешь пару раз в том направлении, – показал он, касаясь губами ее уха. – Повыше, над головой… В белый свет. Как только я скроюсь с глаз… Понятно? Досчитай до шестидесяти – и снова…
Она кивнула, не отрывая щеки от земли, взгляд изменился, стал цепким и сосредоточенным. Мазур, елико мог бесшумнее, прополз метров десять – пока не кончилось толстенное поваленное дерево. Дважды бабахнул револьвер, слышно было, как пули прочертили след по вершинам елей. Посыпались иголки.
Мазур перекатился под защиту толстого ствола, замер на полусогнутых.
Затем осторожно переместился левее. Еще два выстрела из кургузой фэбээровской игрушки, пули чиркнули в кронах, звонко полетели щепки. Полное впечатление со стороны, будто потерявший голову, ошеломленный смертью напарника человек лупит наобум. В голове у Мазура лихорадочно, словно спятившая кинопленка, перематывались сцены схватки у святилища. Поняли ли охраннички Золотой Бабы, что на дерзких визитерах были бронежилеты?
Вообще-то не должны были догадаться, единственное попадание, когда Мазуру влепило в броник над поясницей; в горячке первой схватки могло сойти и за промах… Не коммандос, в конце-то концов?
Успокаивая себя этими мыслями – и помня в то же время, как опасно считать противника дураком, – он преодолел зигзагами еще метров тридцать, от ствола к стволу, огибая сухие кусты и колоды. Над головой сердито зацокали, посыпался какой-то мусор – это возмущалась белка.
Он не особенно удивился, когда понял, что вышел в тыл противнику.
Противник был один-единственный, его выгоревшая короткая брезентовая куртка четко рисовалась на фоне темно-коричневого ствола, за которым он притаился с карабином наперевес. Никакого камуфляжа – как и у тех его соплеменников, кто гнался за беглецами прежде. На одном была такая же брезентуха, на другом короткий полушубок, третий, кажется, щеголял в старомодном драповом пальто…
Содрогаясь от омерзения к себе самому, Мазур поднял автомат. По выгоревшему белесому брезенту моментально продернулась короткая строчка черных дыр с опаленными краями. Стоявший на один невыносимо долгий миг застыл в прежней позе, потом, словно выдернули некий невидимый гвоздик, странно перегнулся пополам. Рухнул в мох. Карабин, стукнув прикладом о ствол ели, упал поблизости, покатилась по земле шапка из облезлой собачины.
Прекрасно понимая, что напортачить на такой дистанции он никак не мог, Мазур все же заставил себя подойти вплотную и проверить – работал многолетний рефлекс.
Осторожно перевернул труп. На поясе нож в самодельных деревянных ножнах, какие-то полотняные мешочки. Узенькие глаза уже остекленели, теперь лицо еще больше походило на физиономию каменной бабы из сагайских степей. Ни шевеления вокруг, ни звука, ни выстрела. Последний, определенно. То ли их было немного, то ли остальные сейчас в пожарном порядке уволакивают статую на новое место…
«Джен немного ошиблась, – подумал Мазур, испытывая дикое желание выплюнуть залившую глотку противную кислятину – не существовавшую в реальности. – Если случится Большой Катаклизм, Кремль, „Шаттлы“ и манхэттенские небоскребы в самом деле исчезнут, но эти невысокие узкоглазые люди останутся. Потому что они, в отличие от нас, – столь же неотъемлемая часть тайги, как корявые сухие кусты и морщинистая еловая кора. Означает ли это, что им ведома некая правда, неизвестная нам, или все проще?»
И метнулся вперед – некогда было философствовать и терзаться угрызениями совести. В бешеном темпе, расширяя витки спирали, обежал прилегающую тайгу, но ничьего присутствия не обнаружил. Точно, этот был последний.
Направился к поваленному дереву, где Джен, должно быть, с ума сходила от беспокойства. Остановился, сдернул черную вязаную шапочку, освобождая уши.
Прислушался.
Далеко-далеко, на пределе слышимости, кто-то словно бы ломал сухие тоненькие прутики – по одному, по несколько, по одному… Так-так-так… так… нескончаемая череда прутиков разлетелась на куски длинная очередь, опустошающая магазин…
Он достал приемник, нажал кнопки. Сквозь шуршание разрядов – небо ясное, но где-то за горизонтом вновь собирается гроза – слышались раздраженные голоса:
– «Дракон», «Дракон», я «Орел». Чего телепаетесь?
– «Орел», ты бы лучше глядел в оба, а то толку от твоей вертушки нет ни хрена…
– Что у вас?
– Ребята палят со злости. Видели этих… издалека, а собаки след не берут, – приемник выплюнул связку затейливой матерщины. – Будто чутье отшибло, в бога мать…
– «Дракон», ты там осматривайся тщательнее. В пятом квадрате мотались совершенно посторонние вертушки, такое впечатление, военные. Поосторожней там, а то напоретесь черт знает на кого… Гоните этих козлов, говорю! Шкуру сдеру! Военных тут сроду не бывало, так что дело вонючее, носом чую…
– Эт-то точно, – задумчиво пробормотал Мазур, выключив приемник и ускоряя шаг.
Глава 22
ПРИЮТ УСТАЛЫХ СТРАННИКОВ
Цивилизация открылась перед ними неожиданно, как вспышка пламени в ночи: они, пробираясь густым ельником, вдруг оказались на краю обширного поля.
Далеко тянулась полоса черной рыхлой земли, вся в буграх и ямках, покрытая аккуратными рядами уже успевшей увянуть и пожухнуть картофельной ботвы, а за полем, окруженное невысоким, кое-где зиявшим прорехами забором, стояло обширное подворье. Добротный пятистенок, бревенчатые строения поменьше, сараи и сарайчики, телеантенна на высоченном шесте, круглый бак в пятнах ржавчины, поднятый на посеревшие деревянные козлы трехметровой высоты, зеленый трактор «Беларусь»…
Далеко тянулась полоса черной рыхлой земли, вся в буграх и ямках, покрытая аккуратными рядами уже успевшей увянуть и пожухнуть картофельной ботвы, а за полем, окруженное невысоким, кое-где зиявшим прорехами забором, стояло обширное подворье. Добротный пятистенок, бревенчатые строения поменьше, сараи и сарайчики, телеантенна на высоченном шесте, круглый бак в пятнах ржавчины, поднятый на посеревшие деревянные козлы трехметровой высоты, зеленый трактор «Беларусь»…