Страница:
Мысленно добавил про себя: «Потому что лезть в холоднющую сентябрьскую воду таежной реки такими вот взмыленными – значит быстренько откинуть копыта, несмотря на всю высокопробную химию из аптечки…»
– Оторвались? – спросила она слабым голосом.
– Похоже, оторвались, – сказал Мазур елико возможно бодрее.
Но особенно этому факту не радовался. Они всего-навсего ушли из прямой видимости – и только. Собак еще можно остановить аэрозолем, сбить со следа а вот их хозяева, вобравшие тысячелетний опыт предков, так просто не отвяжутся. Способны читать малейший след, от сломанной веточки до притоптанной травы так же легко, как Мазур – боевой устав морской пехоты.
Погоня будет двигаться не так уж быстро, – но скорость вполне можно компенсировать неутомимостью. Вряд ли отстанут – Мазур на их месте ни за что бы не отстал. Все-таки – Золотая Баба, наверное, самый охраняемый от белых секрет тайги…
Так что нужно побыстрее переправляться на левый берег Кигина – тогда есть шанс стряхнуть с хвоста погоню или хотя бы усложнить им задачу. У них-то аптечек нет, хоть и таежные жители, а плавать в такую погоду не любят, да и оленя в эту пору палкой не загонишь в реку… Обязательно останутся далеко позади.
Он привстал, вытянул левую руку и, взяв шею Джен в мертвый захват, метко вонзил в вену острие шприца-тюбика с «Приливом». Она не сопротивлялась – то ли от неожиданности, то ли вымоталась до предела – и Мазур без малейших хлопот, привычно и ловко выдавил тюбик.
Когда осторожненько вынимал иглу, его ударом тока прошила пренеприятнейшая мысль: а умеет ли она плавать?! До сих пор разговор об этом как-то не заходил. Правда, еще когда они приближались к Таймунчи, Мазур раза три упоминал, что переправляться придется вплавь. И она промолчала, приняла эту идею спокойно, значит, умеет… или нет?
Он пережил мгновение панического страха, что случалось раз в сто лет.
Ведь если не умеет – все рушится или по крайней мере осложняется до предела.
Она вполне могла решить, что бравый супермен измыслил какой-то хитрый способ переправы, при котором она и ног не замочит… нет, слышала же: «Вплавь».
Джен пошевелилась, проворчала:
– Эти твои хамские манеры… Скоро и вовсе на иглу посадишь…
– Прижми-ка лучше пальчиком, – сказал Мазур, накладывая на место укола смоченную спиртом ватку. Аппетитно потянул носом воздух – машинально, как любой мужик. Помедлив, спросил:
– Ты плавать умеешь?
– Конечно, – спокойно сказала она. – Это же входит в курс нашей подготовки. Я многое умею…
– Молодец, подруга Бэтмена, – облегченно вздохнул Мазур.
– А если бы не умела?
– Вот об этом лучше не думать…
…Широкая серая река несла воды равнодушно и где-то даже величественно.
Стоя рядом с Джен на берегу, Мазур на миг почувствовал себя совершеннейшим муравьишкой. А ведь в море, несмотря на его безграничный простор, такого чувства у него не возникало отроду…
– Придется лезть в воду? – спросила Джен с грустной покорностью судьбе и надеждой на чудо.
– Увы, – сказал Мазур, сбрасывая бушлат. – Одежду долой, носки долой. Белье оставь – шерсть движений не связывает, и будет некоторая иллюзия тепла, на первое время… Если сведет ногу судорогой, не паникуй. Тут же подавай голос. Главное – не паниковать. И не останавливаться. Раньше поплывем раньше выплывем…
Он говорил уверенно, даже лениво, выдерживая солидный тон самонадеянного по заслугам сибиряка, привыкшего, согласно американским представлениям, каждое утро вместо зарядки нырять в сугроб прямо из окна – за компанию с бродившими по двору белыми медведями. Но на душе было пакостно. Даже не за девчонку опасался – впервые в жизни испугался, что у него в холодной воде может схватить сердце. Хватало примеров. Что, старость подползает? Нельзя же быть вечным, с «морскими дьяволами» такого еще не случалось, даже старец Протей, по слухам, первый в истории подводный спецназовец, в конце концов помер вместе с остальными дохристианскими богами…
– И в бою неравном пал кудрявый клен… – проворчал он, нагнетая в себе бодрость и боевую злость. Увидев, что Джен, уже разоблачившаяся до шерстяного белья, собиралась попробовать воду босой ногой, поторопился крикнуть, чтобы отвлечь внимание:
– Эй, помоги! Возьми автомат, надень ботинки и подстрахуй. Мне еще деревце срубить нужно, я там заметил подходящее…
Он срубил ножом молодую елочку с пышными лапами, вполне способную поддержать на воде их багаж, весивший не меньше пуда. Когда они с Глаголевым обговаривали запасную трассу отхода, конечно же, подумали и о том, что придется переправляться через реки, не обремененные мостами и паромами. Но герметичные мешки-поплавки и баллончики со сжатым воздухом остались в рюкзаках Петрова со Смитом, ничего не попишешь…
– Ну, вперед? – спросил он, добросовестно перекрестившись.
Взял в зубы пустой шприц-тюбик, напрягши мышцы, столкнул в воду елочку с привязанными к ней тюками – все упаковано надежно, на подмокнет, но лучше не думать о том, что на время переправы остались без оружия, беспомощные, как перевернутая на спину черепаха… Подтолкнул девушку:
– Входи в воду медленно, не паниковать. Не останавливаться. Марш!
И решительно двинулся первым. Холодная вода обожгла, как кипятком, сердце на миг ухнуло куда-то вниз, как бывает в пикирующем самолете. Он загребал одной рукой, левой подталкивая деревце, так и норовившее двинуться по течению. Джен вовсю работала руками и ногами, показывая пока что неплохой стиль. Двухметровый кусок веревки, привязанной к их талиям, соединял, как пуповина.
Холод помаленьку проникал в каждую клеточку тела, казалось, он, подобно воде, плещется меж суставами, тугой струей поднимаясь по пустотелой трубе-позвоночнику в череп. Веревка рывком натянулась, Мазур поднял глаза нет, ничего страшного, просто Джен, подхлестнутая все еще бурлившим в крови «Приливом», вырвалась вперед. Он поплыл быстрее, прямо-таки волоча елку, веревка вновь ослабла.
Казалось, они пересекают море – приподнимаясь из воды при каждом гребке, Мазур видел, что берег словно бы застыл на месте, не приближаясь ничуть. Так оно всегда и кажется, когда себя не помнишь от нетерпения, в теплой воде или в холодной – все едино, но помогала эта мысль плохо… «Он приближается, приближается, берег, – повторял Мазур мысленно, чувствуя, как деревенеет тело, боясь сжать зубы посильнее, чтобы не перекусить тонкий пластик шприца. – Приближается ведь, тварь!»
Джен вскрикнула, сбившись с темпа, погрузившись в воду так, что над серой поверхностью осталось лишь ее лицо с безумными глазами, забилась, оглядываясь на него в смертной тоске. Хлебнула воды, забарахталась.
Нечеловеческим усилием Мазур наддал, подтолкнул к ней деревце. Она схватилась левой рукой, вершинка погрузилась в воду вместе с одним из тюков.
Мазур сунул ей шприц, заорал, выскочив по пояс из воды:
– Нога?! Уколи, живо!
Ее правая рука исчезла под водой – слава богу, еще не потеряла голову, ожесточенно боролась… Деревце погрузилось совсем. Выпустив его, Мазур большим и указательным пальцами левой руки, словно ухватом, подпер затылок Джен, что есть мочи подталкивая к берегу и девушку, и хлипкую пародию на плот. Успел даже примериться, как оглушит ее, если начнет цепляться за него и потянет на дно…
Ну вот, она опять гребет обеими руками, плывет как-то странно, боком, видимо, нога еще не отошла окончательно, а иглу просто выпустила, дуреха, утопила шприц, вместо того чтобы вернуть. Если у самого сведет судорогой ногу, хреновато будет…
Весь мир состоял из серой воды, тяжело и ритмично колыхавшейся перед глазами – вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз, – попадавшей в рот, в глаза, в ноздри. Еловая лапа колола щеку, на миг заслонила все, веревка то и дело натягивалась – Джен сносило по течению, и Мазур что-то хрипло рычал ей, неизвестно на каком языке. В голове крутилось: «Могло быть хуже, могло быть хуже».
Сердце пока не подвело. Спасал опыт, натренированные мускулы, умение всегда побеждать. Бывало и похуже. Всего-то – проплыть из точки А в точку Б… И все равно, ощутив, наконец, под ногами твердое дно, увидев, как Джен поднялась над водой по бедра, он едва не взвыл от дикой животной радости….
Глава 19
– Оторвались? – спросила она слабым голосом.
– Похоже, оторвались, – сказал Мазур елико возможно бодрее.
Но особенно этому факту не радовался. Они всего-навсего ушли из прямой видимости – и только. Собак еще можно остановить аэрозолем, сбить со следа а вот их хозяева, вобравшие тысячелетний опыт предков, так просто не отвяжутся. Способны читать малейший след, от сломанной веточки до притоптанной травы так же легко, как Мазур – боевой устав морской пехоты.
Погоня будет двигаться не так уж быстро, – но скорость вполне можно компенсировать неутомимостью. Вряд ли отстанут – Мазур на их месте ни за что бы не отстал. Все-таки – Золотая Баба, наверное, самый охраняемый от белых секрет тайги…
Так что нужно побыстрее переправляться на левый берег Кигина – тогда есть шанс стряхнуть с хвоста погоню или хотя бы усложнить им задачу. У них-то аптечек нет, хоть и таежные жители, а плавать в такую погоду не любят, да и оленя в эту пору палкой не загонишь в реку… Обязательно останутся далеко позади.
Он привстал, вытянул левую руку и, взяв шею Джен в мертвый захват, метко вонзил в вену острие шприца-тюбика с «Приливом». Она не сопротивлялась – то ли от неожиданности, то ли вымоталась до предела – и Мазур без малейших хлопот, привычно и ловко выдавил тюбик.
Когда осторожненько вынимал иглу, его ударом тока прошила пренеприятнейшая мысль: а умеет ли она плавать?! До сих пор разговор об этом как-то не заходил. Правда, еще когда они приближались к Таймунчи, Мазур раза три упоминал, что переправляться придется вплавь. И она промолчала, приняла эту идею спокойно, значит, умеет… или нет?
Он пережил мгновение панического страха, что случалось раз в сто лет.
Ведь если не умеет – все рушится или по крайней мере осложняется до предела.
Она вполне могла решить, что бравый супермен измыслил какой-то хитрый способ переправы, при котором она и ног не замочит… нет, слышала же: «Вплавь».
Джен пошевелилась, проворчала:
– Эти твои хамские манеры… Скоро и вовсе на иглу посадишь…
– Прижми-ка лучше пальчиком, – сказал Мазур, накладывая на место укола смоченную спиртом ватку. Аппетитно потянул носом воздух – машинально, как любой мужик. Помедлив, спросил:
– Ты плавать умеешь?
– Конечно, – спокойно сказала она. – Это же входит в курс нашей подготовки. Я многое умею…
– Молодец, подруга Бэтмена, – облегченно вздохнул Мазур.
– А если бы не умела?
– Вот об этом лучше не думать…
…Широкая серая река несла воды равнодушно и где-то даже величественно.
Стоя рядом с Джен на берегу, Мазур на миг почувствовал себя совершеннейшим муравьишкой. А ведь в море, несмотря на его безграничный простор, такого чувства у него не возникало отроду…
– Придется лезть в воду? – спросила Джен с грустной покорностью судьбе и надеждой на чудо.
– Увы, – сказал Мазур, сбрасывая бушлат. – Одежду долой, носки долой. Белье оставь – шерсть движений не связывает, и будет некоторая иллюзия тепла, на первое время… Если сведет ногу судорогой, не паникуй. Тут же подавай голос. Главное – не паниковать. И не останавливаться. Раньше поплывем раньше выплывем…
Он говорил уверенно, даже лениво, выдерживая солидный тон самонадеянного по заслугам сибиряка, привыкшего, согласно американским представлениям, каждое утро вместо зарядки нырять в сугроб прямо из окна – за компанию с бродившими по двору белыми медведями. Но на душе было пакостно. Даже не за девчонку опасался – впервые в жизни испугался, что у него в холодной воде может схватить сердце. Хватало примеров. Что, старость подползает? Нельзя же быть вечным, с «морскими дьяволами» такого еще не случалось, даже старец Протей, по слухам, первый в истории подводный спецназовец, в конце концов помер вместе с остальными дохристианскими богами…
– И в бою неравном пал кудрявый клен… – проворчал он, нагнетая в себе бодрость и боевую злость. Увидев, что Джен, уже разоблачившаяся до шерстяного белья, собиралась попробовать воду босой ногой, поторопился крикнуть, чтобы отвлечь внимание:
– Эй, помоги! Возьми автомат, надень ботинки и подстрахуй. Мне еще деревце срубить нужно, я там заметил подходящее…
Он срубил ножом молодую елочку с пышными лапами, вполне способную поддержать на воде их багаж, весивший не меньше пуда. Когда они с Глаголевым обговаривали запасную трассу отхода, конечно же, подумали и о том, что придется переправляться через реки, не обремененные мостами и паромами. Но герметичные мешки-поплавки и баллончики со сжатым воздухом остались в рюкзаках Петрова со Смитом, ничего не попишешь…
– Ну, вперед? – спросил он, добросовестно перекрестившись.
Взял в зубы пустой шприц-тюбик, напрягши мышцы, столкнул в воду елочку с привязанными к ней тюками – все упаковано надежно, на подмокнет, но лучше не думать о том, что на время переправы остались без оружия, беспомощные, как перевернутая на спину черепаха… Подтолкнул девушку:
– Входи в воду медленно, не паниковать. Не останавливаться. Марш!
И решительно двинулся первым. Холодная вода обожгла, как кипятком, сердце на миг ухнуло куда-то вниз, как бывает в пикирующем самолете. Он загребал одной рукой, левой подталкивая деревце, так и норовившее двинуться по течению. Джен вовсю работала руками и ногами, показывая пока что неплохой стиль. Двухметровый кусок веревки, привязанной к их талиям, соединял, как пуповина.
Холод помаленьку проникал в каждую клеточку тела, казалось, он, подобно воде, плещется меж суставами, тугой струей поднимаясь по пустотелой трубе-позвоночнику в череп. Веревка рывком натянулась, Мазур поднял глаза нет, ничего страшного, просто Джен, подхлестнутая все еще бурлившим в крови «Приливом», вырвалась вперед. Он поплыл быстрее, прямо-таки волоча елку, веревка вновь ослабла.
Казалось, они пересекают море – приподнимаясь из воды при каждом гребке, Мазур видел, что берег словно бы застыл на месте, не приближаясь ничуть. Так оно всегда и кажется, когда себя не помнишь от нетерпения, в теплой воде или в холодной – все едино, но помогала эта мысль плохо… «Он приближается, приближается, берег, – повторял Мазур мысленно, чувствуя, как деревенеет тело, боясь сжать зубы посильнее, чтобы не перекусить тонкий пластик шприца. – Приближается ведь, тварь!»
Джен вскрикнула, сбившись с темпа, погрузившись в воду так, что над серой поверхностью осталось лишь ее лицо с безумными глазами, забилась, оглядываясь на него в смертной тоске. Хлебнула воды, забарахталась.
Нечеловеческим усилием Мазур наддал, подтолкнул к ней деревце. Она схватилась левой рукой, вершинка погрузилась в воду вместе с одним из тюков.
Мазур сунул ей шприц, заорал, выскочив по пояс из воды:
– Нога?! Уколи, живо!
Ее правая рука исчезла под водой – слава богу, еще не потеряла голову, ожесточенно боролась… Деревце погрузилось совсем. Выпустив его, Мазур большим и указательным пальцами левой руки, словно ухватом, подпер затылок Джен, что есть мочи подталкивая к берегу и девушку, и хлипкую пародию на плот. Успел даже примериться, как оглушит ее, если начнет цепляться за него и потянет на дно…
Ну вот, она опять гребет обеими руками, плывет как-то странно, боком, видимо, нога еще не отошла окончательно, а иглу просто выпустила, дуреха, утопила шприц, вместо того чтобы вернуть. Если у самого сведет судорогой ногу, хреновато будет…
Весь мир состоял из серой воды, тяжело и ритмично колыхавшейся перед глазами – вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз, – попадавшей в рот, в глаза, в ноздри. Еловая лапа колола щеку, на миг заслонила все, веревка то и дело натягивалась – Джен сносило по течению, и Мазур что-то хрипло рычал ей, неизвестно на каком языке. В голове крутилось: «Могло быть хуже, могло быть хуже».
Сердце пока не подвело. Спасал опыт, натренированные мускулы, умение всегда побеждать. Бывало и похуже. Всего-то – проплыть из точки А в точку Б… И все равно, ощутив, наконец, под ногами твердое дно, увидев, как Джен поднялась над водой по бедра, он едва не взвыл от дикой животной радости….
Глава 19
ПОДАРОК ОТ ЗАЙЧИКА
Они выпрямились во весь рост на берегу – промокшие насквозь, трясущиеся от холода. Зубы стучали так, что. пожалуй, можно было услышать и на том берегу. Отвязав тюки, Мазур сделал над собой легкое усилие, вновь вошел в воду по колени и отпихнул ель подальше. Она идиллически поплыла по течению вершиной вперед.
Джен что-то сказала, совершенно неразборчивое, – что походило больше на звонкую трель кастаньет.
– П-помолчи, – отмахнулся Мазур, рывками развязывая хитрые морские узлы.
Прежде всего он извлек автомат, бережно уложил на сухой песок, бросил девушке ее ботинки:
– Белье снять, ботинки надеть, живо!
– Х-холодно, – наконец изрекла она что-то осмысленное.
– Ценное наблюдение, – сказал Мазур, ежась. – Тонко подмечено…
– Д-дай одежду…
– Потом, – категорическим тоном сказал он. – Сначала нужно обсохнуть, а лучшего средства, чем марш-бросок, еще не придумали. Да шевелись ты!
И, прежде чем она успела опомниться, ловко содрал с нее тонкий шерстяной свитер, наскоро выжал. Рявкнул:
– Я тебе что, горничная?
Через несколько минут они бежали по тайге, смахивая на Адама и Еву, изгнанных из рая, – только, в отличие от прародителей рода человеческого, волокли на спине угловатые тюки. Автомат болтался у Мазура на шее, чувствительно хлопая по голой груди. Зрелище, надо полагать, было препикантнейшее – жаль, некому было полюбоваться, кроме ошалело взлетавших повыше к вершине белок. Мазур безжалостно гнал девушку напрямик, хорошо еще, что быстро отыскал безотказную погонялочку – достаточно было один раз звонко шлепнуть по голой заднице. Рассерженно косясь через плечо, она промолчала. И наддала – при малейшей заминке Мазур издавал бодрый крик:
– А по заднице?
Минут через двадцать, увидев подходящий выворотень, он решил, что пора и остановиться. Нельзя сказать, что отогрелся полностью, но кровь заструилась по жилочкам бодрее. Он бросил тюк в яму, под выворотень, расстелил шуршащую непромокаемую ткань и сделал приглашающий жест:
– Прошу ложиться, мисс…
Тут только она вспомнила о правилах приличия и девичьей стыдливости, отступила, прикрываясь ладонями:
– Ты что?!
– Ложись, дура, – сказал Мазур, плеская на ладонь спирт из фляги. – Растираться будем… Ну, спиной вверх, кому говорю!
Поставив рядом автомат и чутко прислушиваясь к окружающему, он принялся растирать девушку спиртом, не особенно и экономя. Вокруг запахло, словно в забегаловке. Понемногу ее кожа под ладонями становилась сухой и горячей.
Мазур, время от времени критически озирая рабочее пространство, принялся наводить глянец собственной вязаной шапочкой. Перевернул ее на спину, как куклу, отбросил руки, когда попыталась прикрыться, и заработал в прежнем ритме, не испытывая ни малейших эротических позывов. Джен покорно лежала, закрыв глаза.
Напоследок Мазур, ловко и неожиданно нажав двумя пальцами на щеки, заставил ее открыть рот и опрокинул туда полный колпачок спирта. Она задохнулась, привстав, отчаянно кашляла.
– Ничего-ничего, – сказал Мазур, похлопывая ее по спине. – Лишь бы назад не пошло… Никто от этого еще не умирал, в Кентукки самогонку гонят и покрепче… А теперь – укольчик.
– Нет…
– Сидеть! – он уже сбросил колпачок с иглы. – Если подхватите пневмонию, мисс, вас только пристрелить останется, я серьезно говорю… А теперь одевайся быстренько.
Растерся сам, пропустил глоточек, все – на скорую руку, без прежнего тщания, полагаясь на счастливую звезду и на старую, общеизвестную истину: на войне к человеку отчего-то не вяжутся прежние гражданские хвори вроде насморка или радикулита… Блаженно откинулся, привалившись спиной к переплетению жестких корней, вытер лицо шапочкой, вкусно пахнущей спиртом и женской кожей. Выпустил густую струю дыма, окликнул:
– Мисс Деспард, как самочувствие?
Она промолчала, лежала навзничь с закрытыми глазами. Мазуру это не понравилось, и он переспросил громче:
– Самочувствие как?
Молчание. Мазур не спеша докурил сигарету до фильтра, спрятал окурок в песок, присел на корточки рядом с Джен и похлопал ее по щеке:
– Ты не уснула?
– Нет, – сказала она тусклым голосом.
– А почему молчим?
– Все надоело, – сказала она, приоткрыв глаза. – Не могу я больше.
– А как же женское равноправие? Неужели будешь перед мужчиной слабость показывать?
Она хлопнула ресницами, но промолчала. Мазур такие состояния прекрасно знал – когда люди не то чтобы ломаются в одночасье, но им вдруг начинает казаться, что все пропало, что выхода нет и все дальнейшие усилия бессмысленны. Сюсюканье здесь недопустимо, нужна шокотерапия…
– Встать, – сказал Мазур командным голосом. – За нами погоня, ты не забыла?
– Помню…
– Нужно идти.
– Не могу. Давай я останусь прикрывать, а ты беги…
– Дура, – сказал Мазур. – Это только в мыслях красиво, а на самом деле это ведь смерть… А смерть, что характерно, насовсем. Ты агент ФБР или как?
Она повернула голову, открыла глаза – взгляд был совершенно отрешенный. Не стоит и взывать к священным теням пассажиров «Мейфлауэра» и героев Потомака, напоминать о статуе Свободы и распевать с чувством «Звездное знамя». Нужно быстренько искать кнут.
Мазур приложил к ее виску холодный глушитель, поставив заранее на предохранитель и держа палец подальше от спуска. Сказал:
– Пристрелю ведь.
– Стреляй.
Мазур держал руки подальше – так и тянуло залепить ей парочку оплеух.
Чего же может бояться благовоспитанная и благополучная американская девочка, натасканная агентесса? Боли? Смерти? У нее непременно должен быть подавлен страх перед болью и смертью, не официанткой работает… А если заходить с другого конца? Она агентесса, но еще и девочка, то бишь очаровательная молодая женщина, какие там в Штатах у дам самые навязчивые фобии?
Ага. Он ухмыльнулся. Все-таки те, кто его в свое время готовил, звезды и ученые звания носили не зря…
Бесцеремонно запустив руку в карман ее бушлата, Мазур извлек револьвер, отбросил подальше, встал на колени и еще бесцеремоннее принялся возиться с застежками комбинезона.
Вот тут она быстренько привстала:
– В чем дело?!
– Ты очаровательна, – сказал Мазур голосом завзятого уличного приставалы, каковые по обе стороны океана, в общем, одинаковы. – Вот я и решил, что не стоит отпускать тебя на тот свет, не разделив предварительно с тобой страсть…
И навалился, разбрасывая ей руки, грубо целуя в шею. На какой-то миг и в самом деле потерял над собой контроль, ничуть не играя – хороша была, чертовка, тут же справился с собой и продолжал грубо тормошить ее, без малейшей фальши изображая охваченного похотью орангутанга. В отсутствии фальши он твердо убедился по ее сопротивлению – Джен отбивалась что есть сил, всерьез, панически, забыв про боевые искусства…
Когда она, по расчетам Мазура, дозрела, он разжал руки – и успел получить ногтями по щеке – откатился в сторону, делая вид, что девчонка его одолела.
Она вскочила, вся расстегнутая и растрепанная, сгоряча полезла в карман за револьвером и, обнаружив там пустоту, отпрыгнула к выворотню, наконец-то догадавшись встать в классическую «дикую кошку»:
– Не подходи! Скотина!
Мазур, потирая тыльной стороной ладони царапины на щеке, уставился на нее с хмурым одобрением. Вот что значит нащупать больное место…
– Молодец, – сказал он, покосившись на испачканную кровью ладонь. – Обожаю добродетельных девочек…
– Не подходи!
– И не думаю, – сказал Мазур. – Ну, опомнилась? Застегни все, и пойдем…
Похоже, до нее медленно-медленно начинало доходить. На лице играла разнообразнейшая гамма эмоций – так что Марсель Марсо позавидовал бы.
Опустила руки и зло выдохнула:
– Скотина. Психолог долбаный. Солдафон, медная башка…
Мазур вразвалочку подошел к ней, взял за плечи – она сначала непроизвольно шарахнулась, но опомнилась, гордо вздернула подбородок,посмотрел в глаза и сказал, цедя слова:
– Кьюти [21], это ты у меня в первый и последний раз показывала характер. Ясно? Коли уж я теперь нащупал твое слабое местечко, ничего не поделаешь. Я тебе даю слово офицера: если опять пойдут капризы типа «я дальше не пойду» или «я сломалась» – оттрахаю во все дырки так, что ты и в порнофильмах не видела…
– Я порнушки не смотрю, – огрызнулась она. – Только по работе, если придется…
– Это детали, – сказал Мазур. – Ты пойми, я не шучу. Я должен вытащить и тебя, и кассеты. А уж какой я тебя вытащу – никого не интересует. Дома будешь рассказывать, какая я сволочь… Ну, ты мне веришь насчет офицерского слова?
Она опустила глаза, зло сжав губы.
– Веришь… – сказал Мазур. – И правильно делаешь. Если…
Он умолк, повернул голову. Далеко-далеко, чуть ли не на пределе слышимости, раздался короткий грохот, несмотря на расстояние, слышно было, как раскатилось звонкое эхо.
– Это еще что? – встрепенулась Джен.
– А это я пожертвовал последней гранатой, – сказал Мазур. – Поставил «натяжку» там, где срубил деревце. Конечно, на нее мог налететь и какой-нибудь зверь, но душа мне подсказывает, что без наших стражей сокровищ не обошлось… Они уже около реки.
Вернулся к выворотню, закинул рюкзак за плечи и двинулся вперед, не оглядываясь. Почти сразу же его догнала Джен, все еще застегивая пряжки комбинезона. Мазур, молча протянул ей револьвер, похлопал по плечу и фыркнул, когда она негодующе отшатнулась.
…Мазур держал в памяти этот распадок и высоченную голую скалу, отдаленно похожую на жирафью голову, столь же надежно, как свой личный учетный номер, значившийся в супер секретной картотеке. И узнал ее моментально, когда вершина, украшенная смахивавшим на рог камнем, показалась над темно-зелеными вершинами елей. Вот только радоваться было рановато…
– Почему встали? – спросила Джен. – Ты же говорил, тайник где-то здесь…
– Потому и стою, – сказал Мазур. Они встретились взглядами. Очень похоже, она поняла. Больше ни о чем уже не спросила.
Опустив рюкзак в мох, Мазур распорядился:
– Оставайся здесь. И поглядывай назад, мало ли…
Двинулся вперед едва ли не на цыпочках. Все чувства были обострены до предела. Он приближался к скале, выписывая широкие зигзаги, параллельно подножию, рыскал «челноком», как хорошая охотничья собака, глядя, не мелькнет ли во мху зеленая ниточка «натяжки». Впрочем, не обязательно «натяжка». Ожидать следует чего угодно – «умной» мины с инфракрасным рецептором, датчика, способного послать радиосигнал о прибытии гостей к Жирафьей Голове, засады…
Вот она, громадная каменная глыба. Теперь вправо, пока не окажется прямо перед глазами острый выступ, нависший над серой жилой какого-то минерала, выделявшейся на желтоватом фоне… Сердце стучало, но он старался не поддаваться эмоциям. Кустарник стоит сплошной стеной, но если попробовать…
Куст подался под рукой. Без излишней поспешности Мазур выдернул его из земли, аккуратно отложил в сторону. Еще один, еще… Осторожно подергал бурую, под цвет сухих кустов, непромокаемую ткань, даже на расстоянии отдававшую едким химическим запахом, способным отпугнуть любое зверье, имевшее скверную привычку лазать по оставленным людьми захоронкам. Столь же аккуратно свернул ее, положил рядом. Все еще – никаких сюрпризов…
Помедлил, посветил фонариком в узкую расщелину – и вытащил оттуда три продолговатых тюка, завернутых в зеленую непромокаемую ткань. Вспорол их ножом на всю длину. Прежде чем запустить туда руки, отступил, вытер обильный пот со лба, достал сигарету.
По крайней мере, на Глаголева пока можно полагаться. Все на месте, ни засады, ни сюрпризов. Как и договаривались, генерал сделал захоронку в строжайшем секрете от своего ближайшего окружения, даже от Кацубы, использовав пребывавших в полнейшем неведении подчиненных, никоим боком с операцией «Тайга» не связанных. Приятно узнать, что полагаться можно хотя бы на одного-единственного человека из внешнего мира, – а то, что это генерал, придает бодрости…
Штатская одежда в аккуратных пакетах с пришпиленными карточками, на которых тщательно выписаны клички. Магазины к автоматам, гранаты, еда, аптечки – сокровище, да и только. В отдельном пакете – стопка паспортов, соответствующим способом состаренных, потрепанных даже, чем замызганнее, тем убедительнее, это давно известно.
Сокровище. Вот только из тех, кому оно было предназначено, до «третьей точки» добрались всего двое, а остальные уже никогда из тайги не вернутся…
Мазур, присев на корточки, задумчиво перелистывал паспорта. У него впервые в жизни возникло ощущение, что они были чудовищно обмануты, – и его коллеги, и парни с той стороны. По обе стороны океана свято верили, что служат своим империям, а посему цель оправдывает средства и любые сомнения неуместны, – и великолепно подготовленные боевые пловцы резали друг другу глотки, вырывали загубники, взрывали и жгли, считая высшим позором и немыслимым профессиональным ляпом смерть при выполнении задания. Высшим шиком было – и выполнить задание, и вернуться. Они долгие годы сходились в схватке – для чего? Чтобы жирные коты по обе стороны океана преспокойно проворачивали на пару свою коммерцию, помогая друг другу пополнять банковские счета, пугая своих сограждан кто коммунистической угрозой, кто империалистической? А потом в одночасье оказалось, что жирные всегда были заодно. Что «Серебряная Звезда» и «Золотая Звезда» – не более чем побрякушки, полученные пешками, убивавшими пешек. Что…
Он мысленно плюнул – не стоило терзать душу, поскольку ничего невозможно поправить, остается, сжав зубы, надрывать пуп ради того, чтобы хоть один жирный кот получил по заслугам…
Отложил себе в рюкзак пару комплектов одежды, подумал, кинул туда же еще пару пакетов. Оставшуюся одежду извлек из пакетов и перемешал так, чтобы непонятно было, для скольких человек она предназначалась, – карточки с кличками в карман, пусть сыщики, если доберутся, поломают голову: размеры, в принципе, одинаковые, поди догадайся, может, тут по три куртки для одного-единственного путника и предназначалось…
Прихватил несколько магазинов, пару гранат, солидную пачку денег.
Окликнул Джен и, когда она подошла, вручил ей новый паспорт, а старый забрал, предупредив:
– Та же легенда, что и по старому документу. Зовут тебя теперь Шабалина Бриджит Степановна, ничего прочего менять не придется.
– И на допросе?
– Все эти скороспелые легенды – для посторонних, ты не забыла? – сказал Мазур. – Если попадем на серьезный допрос, из нас и так все вытряхнут, никакие бумажки не спасут… А знаешь что? Как же мы раньше не подумали, болваны… Когда доберемся до обитаемых мест, ты у нас будешь глухонемая. Точно, хорошая идея, надо потом обговорить… Будешь мычать и гугукать – к глухонемым, знаешь ли, испокон веку относятся с этаким брезгливым сожалением и сторонятся…
– А это что?
– Секрет, – сказал Мазур, бережно пряча в застегивавшийся на «молнию» карман солидное красное удостоверение с золотым двуглавым орлом, византийским приблудышем. – Потом объясню… Нет, это форменное идиотство – я о твоих шефах. Что, у вас нет знатоков русского языка?
– Почти нет, – виновато пожала плечами Джен.
– Ага, – проворчал Мазур, превращая оставшиеся паспорта в кучу обрывков. – За сицилийцами следили, за колумбийцами, русскую мафию ухитрились проглядеть, а она вам и показала…
Он старательно сжег на плоском камне все обрывки, растер невесомый пепел.
Отошел, подбрасывая в руке белый шарик величиной с теннисный мяч, разматывая с него почти невесомую антенну, длиннющую, прочную. Закрепил конец на корявой ветке ближайшего куста, положил шарик на камень и что есть силы наступил на него подошвой.
От обломков потянуло паленым – миниатюрный передатчик послушно покончил с собой, передав первый и единственный в своей жизни кодированный сигнал.
Запеленговать никто не успеет, а вот Глаголев будет знать, что захоронку вынули именно те, кому она была предназначена… и кто-то еще, помимо Глаголева? Ничего не поделаешь, придется рискнуть. Зато поисковые группы «Аквариума» в темпе ринутся в несколько оговоренных точек. Может, что-то путнее из этого и выйдет…
Без всякой спешки заменил глушитель своего автомата на новешенький из захоронки, сунул в карманы пару баллонов с «Антисобакином». Подумав, прихватил еще гранат. Наблюдавшая за ним без особого воодушевления Джен пожала плечами:
– Лучше бы вместо всего этого прилетел вертолет…
– Ага, – сказал Мазур. – И на обратном пути получил в борт над тайгой совершенно неопознанным «Стингером», что было бы идеальным решением проблемы. Сражения, хорошая моя, всегда выигрывает пехота… – Развернул карту, отпечатанную на листе тончайшего пластика. – Я тебя поздравляю. Если мы будем двигаться в прежнем темпе, без случайностей, – помолчал, послав ей выразительный взгляд, – то суток через трое выйдем к железной дороге… Не слышу восторженного визга?
Джен что-то сказала, совершенно неразборчивое, – что походило больше на звонкую трель кастаньет.
– П-помолчи, – отмахнулся Мазур, рывками развязывая хитрые морские узлы.
Прежде всего он извлек автомат, бережно уложил на сухой песок, бросил девушке ее ботинки:
– Белье снять, ботинки надеть, живо!
– Х-холодно, – наконец изрекла она что-то осмысленное.
– Ценное наблюдение, – сказал Мазур, ежась. – Тонко подмечено…
– Д-дай одежду…
– Потом, – категорическим тоном сказал он. – Сначала нужно обсохнуть, а лучшего средства, чем марш-бросок, еще не придумали. Да шевелись ты!
И, прежде чем она успела опомниться, ловко содрал с нее тонкий шерстяной свитер, наскоро выжал. Рявкнул:
– Я тебе что, горничная?
Через несколько минут они бежали по тайге, смахивая на Адама и Еву, изгнанных из рая, – только, в отличие от прародителей рода человеческого, волокли на спине угловатые тюки. Автомат болтался у Мазура на шее, чувствительно хлопая по голой груди. Зрелище, надо полагать, было препикантнейшее – жаль, некому было полюбоваться, кроме ошалело взлетавших повыше к вершине белок. Мазур безжалостно гнал девушку напрямик, хорошо еще, что быстро отыскал безотказную погонялочку – достаточно было один раз звонко шлепнуть по голой заднице. Рассерженно косясь через плечо, она промолчала. И наддала – при малейшей заминке Мазур издавал бодрый крик:
– А по заднице?
Минут через двадцать, увидев подходящий выворотень, он решил, что пора и остановиться. Нельзя сказать, что отогрелся полностью, но кровь заструилась по жилочкам бодрее. Он бросил тюк в яму, под выворотень, расстелил шуршащую непромокаемую ткань и сделал приглашающий жест:
– Прошу ложиться, мисс…
Тут только она вспомнила о правилах приличия и девичьей стыдливости, отступила, прикрываясь ладонями:
– Ты что?!
– Ложись, дура, – сказал Мазур, плеская на ладонь спирт из фляги. – Растираться будем… Ну, спиной вверх, кому говорю!
Поставив рядом автомат и чутко прислушиваясь к окружающему, он принялся растирать девушку спиртом, не особенно и экономя. Вокруг запахло, словно в забегаловке. Понемногу ее кожа под ладонями становилась сухой и горячей.
Мазур, время от времени критически озирая рабочее пространство, принялся наводить глянец собственной вязаной шапочкой. Перевернул ее на спину, как куклу, отбросил руки, когда попыталась прикрыться, и заработал в прежнем ритме, не испытывая ни малейших эротических позывов. Джен покорно лежала, закрыв глаза.
Напоследок Мазур, ловко и неожиданно нажав двумя пальцами на щеки, заставил ее открыть рот и опрокинул туда полный колпачок спирта. Она задохнулась, привстав, отчаянно кашляла.
– Ничего-ничего, – сказал Мазур, похлопывая ее по спине. – Лишь бы назад не пошло… Никто от этого еще не умирал, в Кентукки самогонку гонят и покрепче… А теперь – укольчик.
– Нет…
– Сидеть! – он уже сбросил колпачок с иглы. – Если подхватите пневмонию, мисс, вас только пристрелить останется, я серьезно говорю… А теперь одевайся быстренько.
Растерся сам, пропустил глоточек, все – на скорую руку, без прежнего тщания, полагаясь на счастливую звезду и на старую, общеизвестную истину: на войне к человеку отчего-то не вяжутся прежние гражданские хвори вроде насморка или радикулита… Блаженно откинулся, привалившись спиной к переплетению жестких корней, вытер лицо шапочкой, вкусно пахнущей спиртом и женской кожей. Выпустил густую струю дыма, окликнул:
– Мисс Деспард, как самочувствие?
Она промолчала, лежала навзничь с закрытыми глазами. Мазуру это не понравилось, и он переспросил громче:
– Самочувствие как?
Молчание. Мазур не спеша докурил сигарету до фильтра, спрятал окурок в песок, присел на корточки рядом с Джен и похлопал ее по щеке:
– Ты не уснула?
– Нет, – сказала она тусклым голосом.
– А почему молчим?
– Все надоело, – сказала она, приоткрыв глаза. – Не могу я больше.
– А как же женское равноправие? Неужели будешь перед мужчиной слабость показывать?
Она хлопнула ресницами, но промолчала. Мазур такие состояния прекрасно знал – когда люди не то чтобы ломаются в одночасье, но им вдруг начинает казаться, что все пропало, что выхода нет и все дальнейшие усилия бессмысленны. Сюсюканье здесь недопустимо, нужна шокотерапия…
– Встать, – сказал Мазур командным голосом. – За нами погоня, ты не забыла?
– Помню…
– Нужно идти.
– Не могу. Давай я останусь прикрывать, а ты беги…
– Дура, – сказал Мазур. – Это только в мыслях красиво, а на самом деле это ведь смерть… А смерть, что характерно, насовсем. Ты агент ФБР или как?
Она повернула голову, открыла глаза – взгляд был совершенно отрешенный. Не стоит и взывать к священным теням пассажиров «Мейфлауэра» и героев Потомака, напоминать о статуе Свободы и распевать с чувством «Звездное знамя». Нужно быстренько искать кнут.
Мазур приложил к ее виску холодный глушитель, поставив заранее на предохранитель и держа палец подальше от спуска. Сказал:
– Пристрелю ведь.
– Стреляй.
Мазур держал руки подальше – так и тянуло залепить ей парочку оплеух.
Чего же может бояться благовоспитанная и благополучная американская девочка, натасканная агентесса? Боли? Смерти? У нее непременно должен быть подавлен страх перед болью и смертью, не официанткой работает… А если заходить с другого конца? Она агентесса, но еще и девочка, то бишь очаровательная молодая женщина, какие там в Штатах у дам самые навязчивые фобии?
Ага. Он ухмыльнулся. Все-таки те, кто его в свое время готовил, звезды и ученые звания носили не зря…
Бесцеремонно запустив руку в карман ее бушлата, Мазур извлек револьвер, отбросил подальше, встал на колени и еще бесцеремоннее принялся возиться с застежками комбинезона.
Вот тут она быстренько привстала:
– В чем дело?!
– Ты очаровательна, – сказал Мазур голосом завзятого уличного приставалы, каковые по обе стороны океана, в общем, одинаковы. – Вот я и решил, что не стоит отпускать тебя на тот свет, не разделив предварительно с тобой страсть…
И навалился, разбрасывая ей руки, грубо целуя в шею. На какой-то миг и в самом деле потерял над собой контроль, ничуть не играя – хороша была, чертовка, тут же справился с собой и продолжал грубо тормошить ее, без малейшей фальши изображая охваченного похотью орангутанга. В отсутствии фальши он твердо убедился по ее сопротивлению – Джен отбивалась что есть сил, всерьез, панически, забыв про боевые искусства…
Когда она, по расчетам Мазура, дозрела, он разжал руки – и успел получить ногтями по щеке – откатился в сторону, делая вид, что девчонка его одолела.
Она вскочила, вся расстегнутая и растрепанная, сгоряча полезла в карман за револьвером и, обнаружив там пустоту, отпрыгнула к выворотню, наконец-то догадавшись встать в классическую «дикую кошку»:
– Не подходи! Скотина!
Мазур, потирая тыльной стороной ладони царапины на щеке, уставился на нее с хмурым одобрением. Вот что значит нащупать больное место…
– Молодец, – сказал он, покосившись на испачканную кровью ладонь. – Обожаю добродетельных девочек…
– Не подходи!
– И не думаю, – сказал Мазур. – Ну, опомнилась? Застегни все, и пойдем…
Похоже, до нее медленно-медленно начинало доходить. На лице играла разнообразнейшая гамма эмоций – так что Марсель Марсо позавидовал бы.
Опустила руки и зло выдохнула:
– Скотина. Психолог долбаный. Солдафон, медная башка…
Мазур вразвалочку подошел к ней, взял за плечи – она сначала непроизвольно шарахнулась, но опомнилась, гордо вздернула подбородок,посмотрел в глаза и сказал, цедя слова:
– Кьюти [21], это ты у меня в первый и последний раз показывала характер. Ясно? Коли уж я теперь нащупал твое слабое местечко, ничего не поделаешь. Я тебе даю слово офицера: если опять пойдут капризы типа «я дальше не пойду» или «я сломалась» – оттрахаю во все дырки так, что ты и в порнофильмах не видела…
– Я порнушки не смотрю, – огрызнулась она. – Только по работе, если придется…
– Это детали, – сказал Мазур. – Ты пойми, я не шучу. Я должен вытащить и тебя, и кассеты. А уж какой я тебя вытащу – никого не интересует. Дома будешь рассказывать, какая я сволочь… Ну, ты мне веришь насчет офицерского слова?
Она опустила глаза, зло сжав губы.
– Веришь… – сказал Мазур. – И правильно делаешь. Если…
Он умолк, повернул голову. Далеко-далеко, чуть ли не на пределе слышимости, раздался короткий грохот, несмотря на расстояние, слышно было, как раскатилось звонкое эхо.
– Это еще что? – встрепенулась Джен.
– А это я пожертвовал последней гранатой, – сказал Мазур. – Поставил «натяжку» там, где срубил деревце. Конечно, на нее мог налететь и какой-нибудь зверь, но душа мне подсказывает, что без наших стражей сокровищ не обошлось… Они уже около реки.
Вернулся к выворотню, закинул рюкзак за плечи и двинулся вперед, не оглядываясь. Почти сразу же его догнала Джен, все еще застегивая пряжки комбинезона. Мазур, молча протянул ей револьвер, похлопал по плечу и фыркнул, когда она негодующе отшатнулась.
…Мазур держал в памяти этот распадок и высоченную голую скалу, отдаленно похожую на жирафью голову, столь же надежно, как свой личный учетный номер, значившийся в супер секретной картотеке. И узнал ее моментально, когда вершина, украшенная смахивавшим на рог камнем, показалась над темно-зелеными вершинами елей. Вот только радоваться было рановато…
– Почему встали? – спросила Джен. – Ты же говорил, тайник где-то здесь…
– Потому и стою, – сказал Мазур. Они встретились взглядами. Очень похоже, она поняла. Больше ни о чем уже не спросила.
Опустив рюкзак в мох, Мазур распорядился:
– Оставайся здесь. И поглядывай назад, мало ли…
Двинулся вперед едва ли не на цыпочках. Все чувства были обострены до предела. Он приближался к скале, выписывая широкие зигзаги, параллельно подножию, рыскал «челноком», как хорошая охотничья собака, глядя, не мелькнет ли во мху зеленая ниточка «натяжки». Впрочем, не обязательно «натяжка». Ожидать следует чего угодно – «умной» мины с инфракрасным рецептором, датчика, способного послать радиосигнал о прибытии гостей к Жирафьей Голове, засады…
Вот она, громадная каменная глыба. Теперь вправо, пока не окажется прямо перед глазами острый выступ, нависший над серой жилой какого-то минерала, выделявшейся на желтоватом фоне… Сердце стучало, но он старался не поддаваться эмоциям. Кустарник стоит сплошной стеной, но если попробовать…
Куст подался под рукой. Без излишней поспешности Мазур выдернул его из земли, аккуратно отложил в сторону. Еще один, еще… Осторожно подергал бурую, под цвет сухих кустов, непромокаемую ткань, даже на расстоянии отдававшую едким химическим запахом, способным отпугнуть любое зверье, имевшее скверную привычку лазать по оставленным людьми захоронкам. Столь же аккуратно свернул ее, положил рядом. Все еще – никаких сюрпризов…
Помедлил, посветил фонариком в узкую расщелину – и вытащил оттуда три продолговатых тюка, завернутых в зеленую непромокаемую ткань. Вспорол их ножом на всю длину. Прежде чем запустить туда руки, отступил, вытер обильный пот со лба, достал сигарету.
По крайней мере, на Глаголева пока можно полагаться. Все на месте, ни засады, ни сюрпризов. Как и договаривались, генерал сделал захоронку в строжайшем секрете от своего ближайшего окружения, даже от Кацубы, использовав пребывавших в полнейшем неведении подчиненных, никоим боком с операцией «Тайга» не связанных. Приятно узнать, что полагаться можно хотя бы на одного-единственного человека из внешнего мира, – а то, что это генерал, придает бодрости…
Штатская одежда в аккуратных пакетах с пришпиленными карточками, на которых тщательно выписаны клички. Магазины к автоматам, гранаты, еда, аптечки – сокровище, да и только. В отдельном пакете – стопка паспортов, соответствующим способом состаренных, потрепанных даже, чем замызганнее, тем убедительнее, это давно известно.
Сокровище. Вот только из тех, кому оно было предназначено, до «третьей точки» добрались всего двое, а остальные уже никогда из тайги не вернутся…
Мазур, присев на корточки, задумчиво перелистывал паспорта. У него впервые в жизни возникло ощущение, что они были чудовищно обмануты, – и его коллеги, и парни с той стороны. По обе стороны океана свято верили, что служат своим империям, а посему цель оправдывает средства и любые сомнения неуместны, – и великолепно подготовленные боевые пловцы резали друг другу глотки, вырывали загубники, взрывали и жгли, считая высшим позором и немыслимым профессиональным ляпом смерть при выполнении задания. Высшим шиком было – и выполнить задание, и вернуться. Они долгие годы сходились в схватке – для чего? Чтобы жирные коты по обе стороны океана преспокойно проворачивали на пару свою коммерцию, помогая друг другу пополнять банковские счета, пугая своих сограждан кто коммунистической угрозой, кто империалистической? А потом в одночасье оказалось, что жирные всегда были заодно. Что «Серебряная Звезда» и «Золотая Звезда» – не более чем побрякушки, полученные пешками, убивавшими пешек. Что…
Он мысленно плюнул – не стоило терзать душу, поскольку ничего невозможно поправить, остается, сжав зубы, надрывать пуп ради того, чтобы хоть один жирный кот получил по заслугам…
Отложил себе в рюкзак пару комплектов одежды, подумал, кинул туда же еще пару пакетов. Оставшуюся одежду извлек из пакетов и перемешал так, чтобы непонятно было, для скольких человек она предназначалась, – карточки с кличками в карман, пусть сыщики, если доберутся, поломают голову: размеры, в принципе, одинаковые, поди догадайся, может, тут по три куртки для одного-единственного путника и предназначалось…
Прихватил несколько магазинов, пару гранат, солидную пачку денег.
Окликнул Джен и, когда она подошла, вручил ей новый паспорт, а старый забрал, предупредив:
– Та же легенда, что и по старому документу. Зовут тебя теперь Шабалина Бриджит Степановна, ничего прочего менять не придется.
– И на допросе?
– Все эти скороспелые легенды – для посторонних, ты не забыла? – сказал Мазур. – Если попадем на серьезный допрос, из нас и так все вытряхнут, никакие бумажки не спасут… А знаешь что? Как же мы раньше не подумали, болваны… Когда доберемся до обитаемых мест, ты у нас будешь глухонемая. Точно, хорошая идея, надо потом обговорить… Будешь мычать и гугукать – к глухонемым, знаешь ли, испокон веку относятся с этаким брезгливым сожалением и сторонятся…
– А это что?
– Секрет, – сказал Мазур, бережно пряча в застегивавшийся на «молнию» карман солидное красное удостоверение с золотым двуглавым орлом, византийским приблудышем. – Потом объясню… Нет, это форменное идиотство – я о твоих шефах. Что, у вас нет знатоков русского языка?
– Почти нет, – виновато пожала плечами Джен.
– Ага, – проворчал Мазур, превращая оставшиеся паспорта в кучу обрывков. – За сицилийцами следили, за колумбийцами, русскую мафию ухитрились проглядеть, а она вам и показала…
Он старательно сжег на плоском камне все обрывки, растер невесомый пепел.
Отошел, подбрасывая в руке белый шарик величиной с теннисный мяч, разматывая с него почти невесомую антенну, длиннющую, прочную. Закрепил конец на корявой ветке ближайшего куста, положил шарик на камень и что есть силы наступил на него подошвой.
От обломков потянуло паленым – миниатюрный передатчик послушно покончил с собой, передав первый и единственный в своей жизни кодированный сигнал.
Запеленговать никто не успеет, а вот Глаголев будет знать, что захоронку вынули именно те, кому она была предназначена… и кто-то еще, помимо Глаголева? Ничего не поделаешь, придется рискнуть. Зато поисковые группы «Аквариума» в темпе ринутся в несколько оговоренных точек. Может, что-то путнее из этого и выйдет…
Без всякой спешки заменил глушитель своего автомата на новешенький из захоронки, сунул в карманы пару баллонов с «Антисобакином». Подумав, прихватил еще гранат. Наблюдавшая за ним без особого воодушевления Джен пожала плечами:
– Лучше бы вместо всего этого прилетел вертолет…
– Ага, – сказал Мазур. – И на обратном пути получил в борт над тайгой совершенно неопознанным «Стингером», что было бы идеальным решением проблемы. Сражения, хорошая моя, всегда выигрывает пехота… – Развернул карту, отпечатанную на листе тончайшего пластика. – Я тебя поздравляю. Если мы будем двигаться в прежнем темпе, без случайностей, – помолчал, послав ей выразительный взгляд, – то суток через трое выйдем к железной дороге… Не слышу восторженного визга?