Страница:
В межвоенное двадцатилетие, как я уже писал в первом томе, в игре азартно участвовали двое. ГПУ посылало в Польшу «партизан» вроде Ваупшасова и Хмары, а поляки, со своей стороны, отправляли на территорию СССР бандюков вроде Палияд и Булак-Балаховича. Потому что такая уж у Польши была национальная мечта: создать великую державу от Балтийского моря до Чёрного. И к середине тридцатых польские военные теоретики эти планы подробно расписывали в капитальных трудах.
Некоторые отечественные авторы именуют Пилсудского «германофилом», что истине нисколько не соответствует. Просто-напросто маршал, как де Голль впоследствии, проводил политику «равноудаленности» — старался держаться подальше и от Германии, и от Советского Союза. А вот взявшие штурвал после его смерти господа генералы подобной осторожностью похвастаться не могли. Пилсудский, как к нему ни относись, был фигурой крупной (и Геббельс в своих дневниках отзывался о нем с почтительным уважением, называя «великим человеком», и Сталин, когда Пилсудский умер, объявил в СССР траур). А преемники его, вроде Бека и маршала Рыдз-Смиглы, оказались личностями мелкими.
И принялись недвусмысленно флиртовать с Германией — авось удастся что-нибудь урвать и для себя в надвигающемся европейском хаосе. Германский министр иностранных дел Риббентроп в своём личном дневнике, для посторонних глаз не предназначенном, записал после бесед с Беком: «Г-н Бек не скрывает, что Польша претендует на Советскую Украину и на выход к Чёрному морю». А ведь добиться этого Польша могла исключительно в случае войны с СССР — не рассчитывали же в Варшаве всерьёз, что Москва им вдруг возьмёт да и подарит Украину?!
В 1938 г., когда Германия отхватила у Чехословакии Судетскую область, Польша с превеликим удовольствием заняла чехословацкий Тешинский край (правда, точности ради, следует упомянуть, что этот район чехи самочинно захапали ещё в 1918 г., до подписания Версальского договора и официального кромсания Германии державами Антанты — просто-напросто у чехов оказалась под ружьём парочка боеготовных полков, а помешать им в тогдашней неразберихе было некому…)
Одним словом, в 1939 г. советские войска вступили не на территорию прославленной многовековым нейтралитетом страны, а воспользовались случаем, чтобы посчитаться со своим старым и заклятым соперником. Согласитесь, есть некоторая разница. Точно так же в наши смутные времена польские «хоругви» как-то ненароком обосновались в Москве, откуда их пришлось долго и старательно вышибать. В поступке Сталина нет ничего подлого или демонического. Старый, как мир, политико-хозяйственный цинизм — когда у соседа дела особенно хреновы, его не грешно немного пощипать…
Особо следует подчеркнуть, что Красная Армия, собственно говоря, вступала на территории, где никакой законной власти не имелось. К 17 сентября польское правительство уже благополучно драпануло в Румынию, куда слинял и главнокомандующий польской армией маршал Рыдз-Смиглы.
Армия, конечно, ещё дралась. Польско-германская война, продолжавшаяся неполный месяц, — это как раз печальное сочетание самого беззаветного героизма рядовых и офицеров в невысоких чинах и генеральской трусости и тупости. Именно эти расшитые галунами красавцы не сумели вовремя мобилизовать армию и наладить толковую оборону. Примеров этому столько, что приводить их ради экономии места не стоит. Сошлюсь лишь на одно свидетельство очевидца. Станислав Лем, призванный в своё время в армию, вспоминал: «За три года военной подготовки нам ни разу не говорили о том, что существует что-либо похожее на танки. Как будто их не было… Все это выглядело — теперь я это вижу — так, словно нас готовили на случай войны вроде франко-прусской 1870 г.».
А ведь польская армия первой (о чем редко вспоминают) приняла на вооружение танки с дизельными двигателями! И выпускала бомбардировщики с истребителями собственного производства — что опять-таки не каждому государству доступно.
Конструкторы были способными, солдаты — отважными… но на самом верху сидели бездари, чванливые болваны, знавшие толк лишь в сладких фантазиях о «великой Польше от моря до моря». Они и прогадили все, деликатно выражаясь.
Да, ещё один немаловажный штришок. В сентябре 1939 г., называя вещи своими именами, Красная Армия вошла в колониальную страну. Роль колоний выполняли западноукраинские и западнобелорусские земли, к населению которых ляхи относились примерно так, как бельгийцы к конголезским неграм или англичане к индусам. Что вызывало многочисленные восстания и мятежи, отнюдь не советской разведкой инспирированные. Тот же Лем, наблюдатель внимательный, отмечал «жуткую нищету» гуцулов. При всем моем неприязненном отношении к молодчикам пана Бандеры следует признать, что в основе развёрнутого им против Варшавы террора — не только немецкие денежки и усилия абвера, но и в первую очередь деятельность самих поляков, восстановивших против себя население восточных областей давно и прочно. Так что наши войска там встречали с искренней радостью, а пленные польские офицеры требовали усиленной охраны, боясь проходить мимо толпы украинцев, которые могли и порвать, как тряпку, за все прошлое…
Вот многозначительный пример: 19 сентября моторизованная группа комбрига Розанова, продвигаясь по территории Польши, «столкнулась с польским отрядом (около 200 человек), подавлявшим антипольское выступление местного населения (белорусов. — А. Б.). В этом карательном рейде были убиты 17 местных жителей, из них 2 подростка 13 и 16 лет».
Как видим, польские жолнежи не Родину защищают на фронте а с привычной сноровкой палят по своим «неграм». Итог? Мотогруппа развернулась и атаковала карателей на всем ходу. Лично мне упрекать их как-то не хочется — опять-таки оттого, что среди тех белорусов, по которым весело палили «чортовы ляхи», могли быть и мои дальние родственники.
В качестве сталинского зверства в своё время поминался варварский расстрел советскими солдатами польского генерала Олшины-Вильчинского. Однако на самом деле все обстояло несколько иначе…
22 сентября советские танкисты под командованием майора Чувакина схлестнулись с польскими солдатами под командованием означенного генерала. Экипаж одного из подожжённых поляками танков (три человека) выбрался из горящей машины благополучно и сдался в плен. Поляки их расстреляли. Всех трех.
Знаменитая Женевская конвенция именует подобные штучки военными преступлениями. И совершенно не имеет значения, вторглись красные танкисты в Польшу с объявлением войны или без такового. Принцип незыблем: во время боев между вооружёнными силами двух государств пленных военнослужащих расстреливать запрещено. После Нюрнберга немало бравых немецких вояк отправилось на виселицу как раз за подобные прегрешения.
Ну вот, а чуть позже подчинённые Чувакина как раз и захватили автомашину, на которой драпал в Литву означенный генерал, прихватив адъютанта, супружницу и кучу барахла. Шофёра, супружницу и барахло отправили восвояси, а вот генерала с адъютантом шлёпнули в полном соответствии с Женевской конвенцией — как лицо, всецело ответственное за преступные действия своих подчинённых.
Ну, и в завершение стоит непременно напомнить, что СССР занял в 1939 г. не «исконно польские» земли, а именно ту часть Западной Украины и Западной Белоруссии, которую ещё в том самом бурном двадцатом не кто иной, как Антанта, признала частью Советской России. И наши танки остановились примерно на той линии, что опять-таки определяла в двадцатом Антанта. Многозначительное уточнение, верно?
Пилсудский был политиком жёстким, излишней добротой не страдал и Россию, прямо скажем, недолюбливал (а почему, кстати, он был обязан её любить?!), но он отличался сугубым реализмом и дури в его характере не было. А вот его незадачливые наследнички как раз и отличались крайней степенью дури (что Пилсудский, как нам уже известно, давно видел). И вполне могли бы сказать, чуточку перефразируя известное сталинское высказывание: «Пилсудский нам оставил нормальное государство, а мы его просрали». Увы, у них и на это не хватило мозгов. А литовцев на сей раз поблизости не оказалось…
Вообще о состоянии польского ума даёт прекрасное представление цитата из тамошней газеты «АБЦ»: «Польша является подлинным другом и защитником балтийских государств от притязаний Запада и Востока… Политическая миссия Польши — защита слабых государств от агрессоров. Это вытекает не из каких-то мистических общенародных побуждений, а из роли польского государства как фактора равновесия в Средней и Восточной Европе». Это было написано всего за два месяца до того, как «фактор равновесия» в очередной раз исчез с географической карты.
И, разумеется, невозможно обойти молчанием Катынь. Где сталинские палачи якобы самым злодейским образом перестреляли десять тысяч польских офицеров — почему-то исключительно из немецких пистолетов, а не из привычных наганов, как будто с нечеловеческой прозорливостью предвидели, что через год эти места захватят немцы и нужно заранее позаботиться о заметании следов.
Как и в случае с суворовской «теорией ледокола», миф об изничтожении поляков расстрельщиками из НКВД процветал, пока игра шла в одни ворота, и перестроечные горлопаны с неснятыми диагнозами попросту не имели ни оппонентов, ни толковых возражений. Когда появились оппоненты и возражения, дело поплохело буквально на глазах.
Я имею в виду прежде всего Ю. Мухина с его объёмной и логически непротиворечивой книгой «Антироссийская подлость», после которой старую версию может защищать разве что Новодворская со всем пылом нерастраченной невинности.
Ну да, я прекрасно знаю, что многие Мухина не любят. Неправильный человек, неуживчивый. К тому же порой увлекается тем самым поиском жидомасонов под кроватью.
Но это ещё не повод охаивать все, что Мухин делает. Его война с рогатыми и хвостатыми сионистами — одна тема, а исследование катынского расстрела — совершенно другая. До сих пор, насколько мне известно, никто ещё внятно и логически убедительно не опроверг ни одно из мухинских положений, ни один приводимый им факт. Наоборот. Один, но крайне многозначительный пример. Поначалу орали, что поляков-де приговорило к расстрелу Особое совещание НКВД. Но тут объявился зловредный Мухин и с документами в руках доказал, что помянутое Особое совещание имело право приговаривать исключительно к тюремной и лагерной отсидке, и то на срок не свыше восьми лет. Пришлось срочно выдумывать некую «специальную тройку НКВД», документальные следы которой не обнаружены до сих пор.
Не любят вспоминать «обличители» и о пенсионере Супруненко — который уже в преклонных годах, будучи старым и дряхлым, тем не менее сохранил ясность ума и немалое чувство юмора. Это была песня… «Перестроечные комиссары», нагрянувшие к бывшему ответственному сотруднику НКВД Супруненко, потребовали от него подробных показаний о том, как он, злыдень, в своём управлении расстреливал поляков. Старичок не подвёл: выдал леденящую душу историю с точным описанием интерьеров своего управления и немалым количеством жертв. И вскорости помер — без сомнения, напоследок злорадно ухмыляясь. «Комиссары» его показания раззвонили на всю страну, а потом кинулись с телекамерами в сохранившееся здание означенного управления, чтобы снять убойной силы документальный фильм…
Тут-то и грянул вселенский конфуз. Всем пришлось наглядно, своими глазами убедиться, что в этом здании просто технически невозможно было расстреливать по триста человек за ночь, как о том с непроницаемым лицом вещал Супруненко. И отродясь там не было этой самой двери, через которую «выволакивали казнённых», и красный уголок не способен вместить триста трупов. Тут-то и поняли «обличители», как мастерски их кинул престарелый энкаведешник — но он уже пребывал там, откуда его не способны достать никакие перестройщики…
А посему гораздо больше прав на существование имеет другая версия — что польские офицеры при наступлении немцев сами отказались эвакуироваться по той самой дури, полагая, что тевтоны, освободив их из советского узилища, накормят пряниками и напоят старкой. Вот только у немцев были чуточку другие планы…
Есть ещё книга французского исследователя Алена Деко (с которой Мухин, как я убедился, к сожалению, не знаком, а зря). За двадцать лет до Мухина Деко столь же логично и убедительно доказал, что катынский расстрел — дело рук немцев. Он отыскал следы конкретной воинской части, которая и осуществляла расстрелы. Он отыскал очевидцев, видевших, как немцы впоследствии возили на грузовиках полусгнившие трупы к тому месту, где с такой помпой обнаружили потом «следы советских зверств». Он отыскал даже неопровержимые свидетельства, что кое-кто из числившихся расстрелянными польских офицеров впоследствии обнаружился живёхоньким и здоровёхоньким. Книга Деко давным-давно издана в России и раритетом не является…
Катынский расстрел, между прочим — вполне в русле немецкой политики по обезглавливанию польского народа, которую гитлеровцы не особенно и скрывали. Сразу после оккупации Польши они начали массовые расстрелы всех, кто подходил под определение «национальная элита» — военных, учёных, просто людей интеллигентных профессий. Задача была простая и людоедская:: превратить «славянских недочеловеков» в тупое быдло лишённое образованного слоя. Когда гитлеровцы летом сорок первого заняли Львов, там были убиты десятки не успевших эвакуироваться представителей польской интеллектуальной элиты — сплошь и рядом люди с европейскими именами. Проделано это было, правда, руками бандеровцев из батальона «Нахтигаль». А культурные тевтоны потом с притворной скорбью разводили руками: сами они мол, ничего подобного не хотели, но кто же уследит за зверообразными хохлами…
Советские «соответствующие органы», наоборот, сплошь и рядом проявляли неприкрытый гуманизм. Вот, скажем, «дело Окулицкого». Бригадный генерал Леопольд Окулицкий после поражения Польши организовал вооружённое подполье, которое боролось на два фронта — как с немцами, так и с Советами. В январе 1941 г. НКВД отловил его во Львове. Но отчего-то не расстрелял — наоборот, в августе того же года выпустил, чтобы он принял участие в формировании польской армии генерала Андерса. С означенной армией Окулицкий, её начальник штаба, и убыл благополучно на Ближний Восток.
А вообще-то… Ладно, предположим на миг, что в Катыни и в самом деле потрудились наши. Даже при этом раскладе, нравится кому-то это или нет, подобные действия были бы не более чем чуточку запоздалым ответом на события двадцатого года. Дело в том, что поляки до сих пор не могут внятно объяснить: куда подевались шестьдесят тысяч советских военнопленных, захваченных в двадцатом и так никогда более не объявившихся среди живых…
Ясно, куда. Сохранилось достаточно свидетельств о том, как поступали с пленными господа в конфедератках. Санинструктор-шу насиловали скопом. Артистку военного театра подвесили за ноги к потолку и били плетью. Пленному красноармейцу распороли живот и зашили внутрь живого кота — посмотреть, «кто раньше сдохнет».
Так что претензии — штука обоюдная, господа мои… И напоследок — ещё об одном «сталинском проступке», по поводу которого до сих пор из Польши доносится возмущённое фырканье. Сталин, злодей вселенский, виноват ещё и в том, что не помог в 1944 г. организаторам Варшавского восстания, не послал на помощь войска, спокойно смотрел, как немцы с помощью артиллерии и авиации стирают город с лица земли.
Вот тут уже польская дурная наивность взмывает до космических высот…
А почему Сталин должен был помогать руководителям Варшавского восстания? Которое, уточню, было затеяно исключительно для того, чтобы под носом у Сталина захватить Варшаву раньше него и передать её под юрисдикцию эмигрантского лондонского правительства.
Чуточку повернём ситуацию. Представим, что летом сорок четвёртого, когда союзные войска высадились в Нормандии и продвигаются к Парижу, там вдруг вспыхивает восстание, организованное ориентирующимися на Москву французскими коммунистами. И целей своих коммунисты ничуть не скрывают: провозгласить Париж столицей Французской Советской Республики, просталинской Коммуны, с самого начала нацеленной на противостояние как Вашингтону с Лондоном, так и эмигрантскому правительству генерала де Голля.
Как по-вашему, стали бы в этих условиях хоть чем-то помогать Парижскому восстанию и Рузвельт, и Черчилль, и де Голль? Да черта лысого! Наоборот, приостановили бы войска и подождали, пока немцы покончат с этакими вот бунтарями. Но то, что у поляков именуется логикой, делает другие выводы: Сталин плох ещё и потому, что Ничем не помог субъектам, пытавшимся у него под носом передать Варшаву его политическим противникам. Похоже, они всерьёз считают Сталина идиотом, клоуны…
5. Добрая старая Англия
6. Самая короткая ночь, самый длинный день…
Некоторые отечественные авторы именуют Пилсудского «германофилом», что истине нисколько не соответствует. Просто-напросто маршал, как де Голль впоследствии, проводил политику «равноудаленности» — старался держаться подальше и от Германии, и от Советского Союза. А вот взявшие штурвал после его смерти господа генералы подобной осторожностью похвастаться не могли. Пилсудский, как к нему ни относись, был фигурой крупной (и Геббельс в своих дневниках отзывался о нем с почтительным уважением, называя «великим человеком», и Сталин, когда Пилсудский умер, объявил в СССР траур). А преемники его, вроде Бека и маршала Рыдз-Смиглы, оказались личностями мелкими.
И принялись недвусмысленно флиртовать с Германией — авось удастся что-нибудь урвать и для себя в надвигающемся европейском хаосе. Германский министр иностранных дел Риббентроп в своём личном дневнике, для посторонних глаз не предназначенном, записал после бесед с Беком: «Г-н Бек не скрывает, что Польша претендует на Советскую Украину и на выход к Чёрному морю». А ведь добиться этого Польша могла исключительно в случае войны с СССР — не рассчитывали же в Варшаве всерьёз, что Москва им вдруг возьмёт да и подарит Украину?!
В 1938 г., когда Германия отхватила у Чехословакии Судетскую область, Польша с превеликим удовольствием заняла чехословацкий Тешинский край (правда, точности ради, следует упомянуть, что этот район чехи самочинно захапали ещё в 1918 г., до подписания Версальского договора и официального кромсания Германии державами Антанты — просто-напросто у чехов оказалась под ружьём парочка боеготовных полков, а помешать им в тогдашней неразберихе было некому…)
Одним словом, в 1939 г. советские войска вступили не на территорию прославленной многовековым нейтралитетом страны, а воспользовались случаем, чтобы посчитаться со своим старым и заклятым соперником. Согласитесь, есть некоторая разница. Точно так же в наши смутные времена польские «хоругви» как-то ненароком обосновались в Москве, откуда их пришлось долго и старательно вышибать. В поступке Сталина нет ничего подлого или демонического. Старый, как мир, политико-хозяйственный цинизм — когда у соседа дела особенно хреновы, его не грешно немного пощипать…
Особо следует подчеркнуть, что Красная Армия, собственно говоря, вступала на территории, где никакой законной власти не имелось. К 17 сентября польское правительство уже благополучно драпануло в Румынию, куда слинял и главнокомандующий польской армией маршал Рыдз-Смиглы.
Армия, конечно, ещё дралась. Польско-германская война, продолжавшаяся неполный месяц, — это как раз печальное сочетание самого беззаветного героизма рядовых и офицеров в невысоких чинах и генеральской трусости и тупости. Именно эти расшитые галунами красавцы не сумели вовремя мобилизовать армию и наладить толковую оборону. Примеров этому столько, что приводить их ради экономии места не стоит. Сошлюсь лишь на одно свидетельство очевидца. Станислав Лем, призванный в своё время в армию, вспоминал: «За три года военной подготовки нам ни разу не говорили о том, что существует что-либо похожее на танки. Как будто их не было… Все это выглядело — теперь я это вижу — так, словно нас готовили на случай войны вроде франко-прусской 1870 г.».
А ведь польская армия первой (о чем редко вспоминают) приняла на вооружение танки с дизельными двигателями! И выпускала бомбардировщики с истребителями собственного производства — что опять-таки не каждому государству доступно.
Конструкторы были способными, солдаты — отважными… но на самом верху сидели бездари, чванливые болваны, знавшие толк лишь в сладких фантазиях о «великой Польше от моря до моря». Они и прогадили все, деликатно выражаясь.
Да, ещё один немаловажный штришок. В сентябре 1939 г., называя вещи своими именами, Красная Армия вошла в колониальную страну. Роль колоний выполняли западноукраинские и западнобелорусские земли, к населению которых ляхи относились примерно так, как бельгийцы к конголезским неграм или англичане к индусам. Что вызывало многочисленные восстания и мятежи, отнюдь не советской разведкой инспирированные. Тот же Лем, наблюдатель внимательный, отмечал «жуткую нищету» гуцулов. При всем моем неприязненном отношении к молодчикам пана Бандеры следует признать, что в основе развёрнутого им против Варшавы террора — не только немецкие денежки и усилия абвера, но и в первую очередь деятельность самих поляков, восстановивших против себя население восточных областей давно и прочно. Так что наши войска там встречали с искренней радостью, а пленные польские офицеры требовали усиленной охраны, боясь проходить мимо толпы украинцев, которые могли и порвать, как тряпку, за все прошлое…
Вот многозначительный пример: 19 сентября моторизованная группа комбрига Розанова, продвигаясь по территории Польши, «столкнулась с польским отрядом (около 200 человек), подавлявшим антипольское выступление местного населения (белорусов. — А. Б.). В этом карательном рейде были убиты 17 местных жителей, из них 2 подростка 13 и 16 лет».
Как видим, польские жолнежи не Родину защищают на фронте а с привычной сноровкой палят по своим «неграм». Итог? Мотогруппа развернулась и атаковала карателей на всем ходу. Лично мне упрекать их как-то не хочется — опять-таки оттого, что среди тех белорусов, по которым весело палили «чортовы ляхи», могли быть и мои дальние родственники.
В качестве сталинского зверства в своё время поминался варварский расстрел советскими солдатами польского генерала Олшины-Вильчинского. Однако на самом деле все обстояло несколько иначе…
22 сентября советские танкисты под командованием майора Чувакина схлестнулись с польскими солдатами под командованием означенного генерала. Экипаж одного из подожжённых поляками танков (три человека) выбрался из горящей машины благополучно и сдался в плен. Поляки их расстреляли. Всех трех.
Знаменитая Женевская конвенция именует подобные штучки военными преступлениями. И совершенно не имеет значения, вторглись красные танкисты в Польшу с объявлением войны или без такового. Принцип незыблем: во время боев между вооружёнными силами двух государств пленных военнослужащих расстреливать запрещено. После Нюрнберга немало бравых немецких вояк отправилось на виселицу как раз за подобные прегрешения.
Ну вот, а чуть позже подчинённые Чувакина как раз и захватили автомашину, на которой драпал в Литву означенный генерал, прихватив адъютанта, супружницу и кучу барахла. Шофёра, супружницу и барахло отправили восвояси, а вот генерала с адъютантом шлёпнули в полном соответствии с Женевской конвенцией — как лицо, всецело ответственное за преступные действия своих подчинённых.
Ну, и в завершение стоит непременно напомнить, что СССР занял в 1939 г. не «исконно польские» земли, а именно ту часть Западной Украины и Западной Белоруссии, которую ещё в том самом бурном двадцатом не кто иной, как Антанта, признала частью Советской России. И наши танки остановились примерно на той линии, что опять-таки определяла в двадцатом Антанта. Многозначительное уточнение, верно?
Пилсудский был политиком жёстким, излишней добротой не страдал и Россию, прямо скажем, недолюбливал (а почему, кстати, он был обязан её любить?!), но он отличался сугубым реализмом и дури в его характере не было. А вот его незадачливые наследнички как раз и отличались крайней степенью дури (что Пилсудский, как нам уже известно, давно видел). И вполне могли бы сказать, чуточку перефразируя известное сталинское высказывание: «Пилсудский нам оставил нормальное государство, а мы его просрали». Увы, у них и на это не хватило мозгов. А литовцев на сей раз поблизости не оказалось…
Вообще о состоянии польского ума даёт прекрасное представление цитата из тамошней газеты «АБЦ»: «Польша является подлинным другом и защитником балтийских государств от притязаний Запада и Востока… Политическая миссия Польши — защита слабых государств от агрессоров. Это вытекает не из каких-то мистических общенародных побуждений, а из роли польского государства как фактора равновесия в Средней и Восточной Европе». Это было написано всего за два месяца до того, как «фактор равновесия» в очередной раз исчез с географической карты.
И, разумеется, невозможно обойти молчанием Катынь. Где сталинские палачи якобы самым злодейским образом перестреляли десять тысяч польских офицеров — почему-то исключительно из немецких пистолетов, а не из привычных наганов, как будто с нечеловеческой прозорливостью предвидели, что через год эти места захватят немцы и нужно заранее позаботиться о заметании следов.
Как и в случае с суворовской «теорией ледокола», миф об изничтожении поляков расстрельщиками из НКВД процветал, пока игра шла в одни ворота, и перестроечные горлопаны с неснятыми диагнозами попросту не имели ни оппонентов, ни толковых возражений. Когда появились оппоненты и возражения, дело поплохело буквально на глазах.
Я имею в виду прежде всего Ю. Мухина с его объёмной и логически непротиворечивой книгой «Антироссийская подлость», после которой старую версию может защищать разве что Новодворская со всем пылом нерастраченной невинности.
Ну да, я прекрасно знаю, что многие Мухина не любят. Неправильный человек, неуживчивый. К тому же порой увлекается тем самым поиском жидомасонов под кроватью.
Но это ещё не повод охаивать все, что Мухин делает. Его война с рогатыми и хвостатыми сионистами — одна тема, а исследование катынского расстрела — совершенно другая. До сих пор, насколько мне известно, никто ещё внятно и логически убедительно не опроверг ни одно из мухинских положений, ни один приводимый им факт. Наоборот. Один, но крайне многозначительный пример. Поначалу орали, что поляков-де приговорило к расстрелу Особое совещание НКВД. Но тут объявился зловредный Мухин и с документами в руках доказал, что помянутое Особое совещание имело право приговаривать исключительно к тюремной и лагерной отсидке, и то на срок не свыше восьми лет. Пришлось срочно выдумывать некую «специальную тройку НКВД», документальные следы которой не обнаружены до сих пор.
Не любят вспоминать «обличители» и о пенсионере Супруненко — который уже в преклонных годах, будучи старым и дряхлым, тем не менее сохранил ясность ума и немалое чувство юмора. Это была песня… «Перестроечные комиссары», нагрянувшие к бывшему ответственному сотруднику НКВД Супруненко, потребовали от него подробных показаний о том, как он, злыдень, в своём управлении расстреливал поляков. Старичок не подвёл: выдал леденящую душу историю с точным описанием интерьеров своего управления и немалым количеством жертв. И вскорости помер — без сомнения, напоследок злорадно ухмыляясь. «Комиссары» его показания раззвонили на всю страну, а потом кинулись с телекамерами в сохранившееся здание означенного управления, чтобы снять убойной силы документальный фильм…
Тут-то и грянул вселенский конфуз. Всем пришлось наглядно, своими глазами убедиться, что в этом здании просто технически невозможно было расстреливать по триста человек за ночь, как о том с непроницаемым лицом вещал Супруненко. И отродясь там не было этой самой двери, через которую «выволакивали казнённых», и красный уголок не способен вместить триста трупов. Тут-то и поняли «обличители», как мастерски их кинул престарелый энкаведешник — но он уже пребывал там, откуда его не способны достать никакие перестройщики…
А посему гораздо больше прав на существование имеет другая версия — что польские офицеры при наступлении немцев сами отказались эвакуироваться по той самой дури, полагая, что тевтоны, освободив их из советского узилища, накормят пряниками и напоят старкой. Вот только у немцев были чуточку другие планы…
Есть ещё книга французского исследователя Алена Деко (с которой Мухин, как я убедился, к сожалению, не знаком, а зря). За двадцать лет до Мухина Деко столь же логично и убедительно доказал, что катынский расстрел — дело рук немцев. Он отыскал следы конкретной воинской части, которая и осуществляла расстрелы. Он отыскал очевидцев, видевших, как немцы впоследствии возили на грузовиках полусгнившие трупы к тому месту, где с такой помпой обнаружили потом «следы советских зверств». Он отыскал даже неопровержимые свидетельства, что кое-кто из числившихся расстрелянными польских офицеров впоследствии обнаружился живёхоньким и здоровёхоньким. Книга Деко давным-давно издана в России и раритетом не является…
Катынский расстрел, между прочим — вполне в русле немецкой политики по обезглавливанию польского народа, которую гитлеровцы не особенно и скрывали. Сразу после оккупации Польши они начали массовые расстрелы всех, кто подходил под определение «национальная элита» — военных, учёных, просто людей интеллигентных профессий. Задача была простая и людоедская:: превратить «славянских недочеловеков» в тупое быдло лишённое образованного слоя. Когда гитлеровцы летом сорок первого заняли Львов, там были убиты десятки не успевших эвакуироваться представителей польской интеллектуальной элиты — сплошь и рядом люди с европейскими именами. Проделано это было, правда, руками бандеровцев из батальона «Нахтигаль». А культурные тевтоны потом с притворной скорбью разводили руками: сами они мол, ничего подобного не хотели, но кто же уследит за зверообразными хохлами…
Советские «соответствующие органы», наоборот, сплошь и рядом проявляли неприкрытый гуманизм. Вот, скажем, «дело Окулицкого». Бригадный генерал Леопольд Окулицкий после поражения Польши организовал вооружённое подполье, которое боролось на два фронта — как с немцами, так и с Советами. В январе 1941 г. НКВД отловил его во Львове. Но отчего-то не расстрелял — наоборот, в августе того же года выпустил, чтобы он принял участие в формировании польской армии генерала Андерса. С означенной армией Окулицкий, её начальник штаба, и убыл благополучно на Ближний Восток.
А вообще-то… Ладно, предположим на миг, что в Катыни и в самом деле потрудились наши. Даже при этом раскладе, нравится кому-то это или нет, подобные действия были бы не более чем чуточку запоздалым ответом на события двадцатого года. Дело в том, что поляки до сих пор не могут внятно объяснить: куда подевались шестьдесят тысяч советских военнопленных, захваченных в двадцатом и так никогда более не объявившихся среди живых…
Ясно, куда. Сохранилось достаточно свидетельств о том, как поступали с пленными господа в конфедератках. Санинструктор-шу насиловали скопом. Артистку военного театра подвесили за ноги к потолку и били плетью. Пленному красноармейцу распороли живот и зашили внутрь живого кота — посмотреть, «кто раньше сдохнет».
Так что претензии — штука обоюдная, господа мои… И напоследок — ещё об одном «сталинском проступке», по поводу которого до сих пор из Польши доносится возмущённое фырканье. Сталин, злодей вселенский, виноват ещё и в том, что не помог в 1944 г. организаторам Варшавского восстания, не послал на помощь войска, спокойно смотрел, как немцы с помощью артиллерии и авиации стирают город с лица земли.
Вот тут уже польская дурная наивность взмывает до космических высот…
А почему Сталин должен был помогать руководителям Варшавского восстания? Которое, уточню, было затеяно исключительно для того, чтобы под носом у Сталина захватить Варшаву раньше него и передать её под юрисдикцию эмигрантского лондонского правительства.
Чуточку повернём ситуацию. Представим, что летом сорок четвёртого, когда союзные войска высадились в Нормандии и продвигаются к Парижу, там вдруг вспыхивает восстание, организованное ориентирующимися на Москву французскими коммунистами. И целей своих коммунисты ничуть не скрывают: провозгласить Париж столицей Французской Советской Республики, просталинской Коммуны, с самого начала нацеленной на противостояние как Вашингтону с Лондоном, так и эмигрантскому правительству генерала де Голля.
Как по-вашему, стали бы в этих условиях хоть чем-то помогать Парижскому восстанию и Рузвельт, и Черчилль, и де Голль? Да черта лысого! Наоборот, приостановили бы войска и подождали, пока немцы покончат с этакими вот бунтарями. Но то, что у поляков именуется логикой, делает другие выводы: Сталин плох ещё и потому, что Ничем не помог субъектам, пытавшимся у него под носом передать Варшаву его политическим противникам. Похоже, они всерьёз считают Сталина идиотом, клоуны…
5. Добрая старая Англия
В книгах Суворова есть ещё одна поганая подоплёка: доказать, будто виновником Второй мировой являлся исключительно Сталин, а вот благородные европейские демократии, наоборот, изо всех своих скудных силёнок пытались Гитлера остановить.
Дело, как легко догадаться, обстояло с точностью до наоборот. Именно добрая старая Англия и несёт на себе основной груз вины за многолетнюю бойню под названием «Вторая мировая». Как давно подмечено (и признано самими британцами), у Англии нет ни постоянных друзей, ни постоянных врагов — одни постоянные интересы. Которые, в частности, заключаются ещё и в том, чтобы ни в коем случае не допускать появления в Европе какой бы то ни было силы, способной всерьёз противостоять Англии. А потому англичане не одну сотню лет мастерски и умело стравливали европейские государства, зорко следя, чтобы те истощали друг друга, насколько возможно. Так было ещё в Семилетнюю войну, когда не в последнюю очередь благодаря английским интригам схлестнулись Россия и Пруссия, попросту не имевшие противоречий, которые следовало бы разрешать военным путём. Так было и в первую мировую: и Германия, и Австро-Венгрия (о том сохранилось достаточно свидетельств) не пёрли бы так на рожон, знай они точно, что Англия непременно примет участие в войне. Однако Лондон вилял, крутил, с невинным видом уверял, что останется нейтральным при любом обороте событий — и ободрённые тевтоны с австрияками браво двинули войска через границы. После чего в Лондоне сбросили маску и принялись орать на весь мир, что кровожадных гуннов следует немедленно остановить, что Англия с самого начала это провозглашала. И начали воевать по полной программе…
И Англия, и Франция имели полную возможность прямо-таки прихлопнуть Гитлера, когда он был слаб и убог. Однако обе державы в самонадеянности своей полагали, что Адольф Алоизович попрёт в первую очередь против Советского Союза — следовательно, бить его по темечку не следует, наоборот, нужно рейхсканцлеру пособлять.
Они и пособляли, как могли. Начиная с истории с Рейнской областью. Эта территория, в своё время отторгнутая от побеждённой Германии, находилась под управлением союзных держав. В качестве первой пробы мускулов Гитлер вознамерился ввести туда войска — ещё не грозные «панцердивизии» вермахта, а слабенькие батальоны полудохлого рейхсвера. Своего рода разведка боем. Предприятие выглядело безнадёжным настолько, что германские генералы всерьёз договаривались арестовать любимого фюрера, если Англия с Францией нахмурятся. Сам Гитлер дал войскам директиву: немедленно отступать, если только навстречу выйдет один-единственный английский капрал или французский фельдфебель и, грозно насупившись, рявкнет: «Брысь отсюда, мать вашу!»
Однако западные державы это проглотили и смирнехонько очистили Рейнскую область, Герр Гитлер, хитро щурясь, сделал выводы, как любой неглупый человек на его месте. И потихоньку принялся изничтожать те статьи Версальских соглашений, что превращали армию Германии в нечто опереточное.
Англия с Францией безмолвствовали, как народ в известной трагедии. Историки всего мира до сих пор честно признаются, что не в силах дать убедительное объяснение поступку англичан, подписавших с Гитлером соглашение, по которому Германия вправе была отныне иметь подводных лодок столько же, сколько Великобритания. Я тоже не в силах. С позиций здравого рассудка поведению англичан объяснения нет — особенно если вспомнить, как лихо в Первую мировую германские субмарины терроризировали Британские острова.
Потом Гитлер, воссоединяя братские германский и австрийский народы, присоединил к рейху независимую допрежь Австрию. По-немецки это называлось красиво — «аншлюс». Англия с Францией одобрительно промолчали. Гитлер уже понимал, что их можно гнуть через колено…
И потребовал от Чехословакии передать ему Судетскую область — изрядный кусок страны с могучими укреплениями и прочим добром. Англия и Франция, вызвав чехословацких руководителей в Мюнхен, принялись выкручивать им руки, объясняя, что воевать с милейшим человеком Гитлером ни за что не станут, а потому панове чехи обязаны немецкий ультиматум принять. Чехам пришлось капитулировать. Английский премьер-министр Чемберлен, вернувшись из Мюнхена в Лондон, громогласно заявил, придурок, встречающим: «Я привёз мир для целого поколения!» Того самого поколения, которому совсем скоро пришлось шесть лет бить вшей в окопах, Уинстон Черчилль, надо отдать ему должное, настойчиво протестовая против такой политики, но джентльмены вроде Чемберлена, взирая со снисходительной улыбкой на буяна, покачивали головами: молод наш Уинни, горяч, высокой политики не понимает…
Французы тем временем увлечённо разрабатывали план войны против Советского Союза — авиация в союзе с английской громит бакинские нефтепромыслы, танки и пехота вторгаются с территории Турции и Финляндии.
Захватив Францию, немцы быстренько отыскали целый чемодан этих планов — и немедленно их опубликовали, цинично посмеиваясь в кулак. Для Франции, как в том анекдоте, получилось как-то неудобно…
Ну, а потом Англия и Франция преспокойно оставили Польшу один на один с вермахтом. А когда одному из высокопоставленных британских деятелей генералы предложили малость побомбить германские леса и заводы, тот, выпучив глаза, словно кот, который гадит на солому (по выражению бравого солдата Швейка), воскликнул прямо-таки в ужасе: «Господа, вы мне предлагаете уничтожать чужую частную собственность?!» Ручаться можно, его даже в дурдом не отправили: ни тогда, ни потом, когда немецкая авиация спалила в Англии чёртову уйму частной собственности и поубивала массу народу…
А когда СССР предложил Англии и Франции заключить реальный союзный договор, они прислали в Москву каких-то старых пердунов, военных пенсионеров, которые не имели права ничего подписывать.
Вот и пришлось Сталину заключать с Германией договор о ненападении…
Дело, как легко догадаться, обстояло с точностью до наоборот. Именно добрая старая Англия и несёт на себе основной груз вины за многолетнюю бойню под названием «Вторая мировая». Как давно подмечено (и признано самими британцами), у Англии нет ни постоянных друзей, ни постоянных врагов — одни постоянные интересы. Которые, в частности, заключаются ещё и в том, чтобы ни в коем случае не допускать появления в Европе какой бы то ни было силы, способной всерьёз противостоять Англии. А потому англичане не одну сотню лет мастерски и умело стравливали европейские государства, зорко следя, чтобы те истощали друг друга, насколько возможно. Так было ещё в Семилетнюю войну, когда не в последнюю очередь благодаря английским интригам схлестнулись Россия и Пруссия, попросту не имевшие противоречий, которые следовало бы разрешать военным путём. Так было и в первую мировую: и Германия, и Австро-Венгрия (о том сохранилось достаточно свидетельств) не пёрли бы так на рожон, знай они точно, что Англия непременно примет участие в войне. Однако Лондон вилял, крутил, с невинным видом уверял, что останется нейтральным при любом обороте событий — и ободрённые тевтоны с австрияками браво двинули войска через границы. После чего в Лондоне сбросили маску и принялись орать на весь мир, что кровожадных гуннов следует немедленно остановить, что Англия с самого начала это провозглашала. И начали воевать по полной программе…
И Англия, и Франция имели полную возможность прямо-таки прихлопнуть Гитлера, когда он был слаб и убог. Однако обе державы в самонадеянности своей полагали, что Адольф Алоизович попрёт в первую очередь против Советского Союза — следовательно, бить его по темечку не следует, наоборот, нужно рейхсканцлеру пособлять.
Они и пособляли, как могли. Начиная с истории с Рейнской областью. Эта территория, в своё время отторгнутая от побеждённой Германии, находилась под управлением союзных держав. В качестве первой пробы мускулов Гитлер вознамерился ввести туда войска — ещё не грозные «панцердивизии» вермахта, а слабенькие батальоны полудохлого рейхсвера. Своего рода разведка боем. Предприятие выглядело безнадёжным настолько, что германские генералы всерьёз договаривались арестовать любимого фюрера, если Англия с Францией нахмурятся. Сам Гитлер дал войскам директиву: немедленно отступать, если только навстречу выйдет один-единственный английский капрал или французский фельдфебель и, грозно насупившись, рявкнет: «Брысь отсюда, мать вашу!»
Однако западные державы это проглотили и смирнехонько очистили Рейнскую область, Герр Гитлер, хитро щурясь, сделал выводы, как любой неглупый человек на его месте. И потихоньку принялся изничтожать те статьи Версальских соглашений, что превращали армию Германии в нечто опереточное.
Англия с Францией безмолвствовали, как народ в известной трагедии. Историки всего мира до сих пор честно признаются, что не в силах дать убедительное объяснение поступку англичан, подписавших с Гитлером соглашение, по которому Германия вправе была отныне иметь подводных лодок столько же, сколько Великобритания. Я тоже не в силах. С позиций здравого рассудка поведению англичан объяснения нет — особенно если вспомнить, как лихо в Первую мировую германские субмарины терроризировали Британские острова.
Потом Гитлер, воссоединяя братские германский и австрийский народы, присоединил к рейху независимую допрежь Австрию. По-немецки это называлось красиво — «аншлюс». Англия с Францией одобрительно промолчали. Гитлер уже понимал, что их можно гнуть через колено…
И потребовал от Чехословакии передать ему Судетскую область — изрядный кусок страны с могучими укреплениями и прочим добром. Англия и Франция, вызвав чехословацких руководителей в Мюнхен, принялись выкручивать им руки, объясняя, что воевать с милейшим человеком Гитлером ни за что не станут, а потому панове чехи обязаны немецкий ультиматум принять. Чехам пришлось капитулировать. Английский премьер-министр Чемберлен, вернувшись из Мюнхена в Лондон, громогласно заявил, придурок, встречающим: «Я привёз мир для целого поколения!» Того самого поколения, которому совсем скоро пришлось шесть лет бить вшей в окопах, Уинстон Черчилль, надо отдать ему должное, настойчиво протестовая против такой политики, но джентльмены вроде Чемберлена, взирая со снисходительной улыбкой на буяна, покачивали головами: молод наш Уинни, горяч, высокой политики не понимает…
Французы тем временем увлечённо разрабатывали план войны против Советского Союза — авиация в союзе с английской громит бакинские нефтепромыслы, танки и пехота вторгаются с территории Турции и Финляндии.
Захватив Францию, немцы быстренько отыскали целый чемодан этих планов — и немедленно их опубликовали, цинично посмеиваясь в кулак. Для Франции, как в том анекдоте, получилось как-то неудобно…
Ну, а потом Англия и Франция преспокойно оставили Польшу один на один с вермахтом. А когда одному из высокопоставленных британских деятелей генералы предложили малость побомбить германские леса и заводы, тот, выпучив глаза, словно кот, который гадит на солому (по выражению бравого солдата Швейка), воскликнул прямо-таки в ужасе: «Господа, вы мне предлагаете уничтожать чужую частную собственность?!» Ручаться можно, его даже в дурдом не отправили: ни тогда, ни потом, когда немецкая авиация спалила в Англии чёртову уйму частной собственности и поубивала массу народу…
А когда СССР предложил Англии и Франции заключить реальный союзный договор, они прислали в Москву каких-то старых пердунов, военных пенсионеров, которые не имели права ничего подписывать.
Вот и пришлось Сталину заключать с Германией договор о ненападении…
6. Самая короткая ночь, самый длинный день…
Вопреки распространённому убеждению, советские генералы отнюдь не были тупыми солдафонами. Порой они отличались прямо-таки изощрённой фантазией и раскованностью ума.
Взять хотя бы случившуюся ещё до Большого Террора историю, когда знаменитый комкор Кутяков предложил Сталину гениальный, с его точки зрения, план ликвидации белой эмиграции (1933 г.). Пройти мимо этой истории никак нельзя (очень уж наглядно иллюстрирует умственные способности «гениальных жертв сталинизма»), а потому, не размениваясь на собственные комментарии и оценки, попросту приведу оба документа, письмо Кутякова и ответ Сталина, благо они короткие, но любопытнейшие.
Вдохновенно пишет Кутяков:
«Дорогой тов. Сталин!
Не моего ума дело, но эта мысль меня беспокоит много времени. Я считаю, что белогвардейцев, живущих заграницей, нужно всех амнистировать.
Мы теперь настолько сильны, что нам их бояться нечего.
Разрешите им жить в Дальне-Восточном крае.
Этим мероприятием, мне кажется, мы достигнем:
1) Дезорганизуем все белое движение, которое стремится с оружием в руках завоевать себе отечество, т.е. возвратиться в Россию.
2) Оставим всех генералов и вождей без солдат.
3) Заселим Дальне-Восточный край.
4) Заставим — да они сами с охотой, чтобы искупить прошлые преступления, будут зверски драться с японцами.
5) Нам легче и дешевле обойдётся их перевоспитать в советском и колхозном духе — в Сибири, чем во время войны драться с ними.
В общем, если бы нам удалось молодых здоровых 100 тысяч перетянуть в Сибирь, этим самым мы окончательно убили бы всякое желание остальных мечтать с оружием в руках завоёвывать себе Родину, т.к. без оружия мы даём им право честно трудиться и жить в Сов. России.
Кроме того, японцам это было бы неприятно.
Конечно, тогда нужно организовать в Сибири сильное Г.П.У.
Хорошо было бы это провести XVII съездом партии.
Тов. Сталин, Вы любимый и мудрый вождь нашей партии. Может быть я написал глупость. Прости, что беспокою.
Ответ Сталина:
«И все же я не согласен с Вами, что „белогвардейцев, живущих за границей, нужно все же амнистировать“. Единой и сплошной белогвардейско-эмигрантской массы нет в природе, Милюков, Струве, Керенский, Дан, Гучков, Рябушинский и тому подобное — тоже белогвардейцы. Вы, кончено, согласны, что их не стоит амнистировать. Генералов, вождей всяких и руководящих людей из офицеров, как правильно говорите, тоже, конечно, не следует амнистировать. Не стоит также амнистировать белогвардейцев, несущих службу в полиции, охранки, контрразведки, диверсии и шпионажа у японцев в Маньчжурии, у поляков и финнов на нашей западной границе. Это — люди отпетые. Есть ещё одна группа эмигрантов — русские специалисты, инженеры, техники (по промышленности), уже устроившиеся на службе в Германии, во Франции, в Америке, в Балканских государствах. Мы их приглашали в СССР. Но они не хотят возвращаться к нам и не интересуются вопросом об амнистии. Эти люди, видимо, потеряли чувство Родины.
Взять хотя бы случившуюся ещё до Большого Террора историю, когда знаменитый комкор Кутяков предложил Сталину гениальный, с его точки зрения, план ликвидации белой эмиграции (1933 г.). Пройти мимо этой истории никак нельзя (очень уж наглядно иллюстрирует умственные способности «гениальных жертв сталинизма»), а потому, не размениваясь на собственные комментарии и оценки, попросту приведу оба документа, письмо Кутякова и ответ Сталина, благо они короткие, но любопытнейшие.
Вдохновенно пишет Кутяков:
«Дорогой тов. Сталин!
Не моего ума дело, но эта мысль меня беспокоит много времени. Я считаю, что белогвардейцев, живущих заграницей, нужно всех амнистировать.
Мы теперь настолько сильны, что нам их бояться нечего.
Разрешите им жить в Дальне-Восточном крае.
Этим мероприятием, мне кажется, мы достигнем:
1) Дезорганизуем все белое движение, которое стремится с оружием в руках завоевать себе отечество, т.е. возвратиться в Россию.
2) Оставим всех генералов и вождей без солдат.
3) Заселим Дальне-Восточный край.
4) Заставим — да они сами с охотой, чтобы искупить прошлые преступления, будут зверски драться с японцами.
5) Нам легче и дешевле обойдётся их перевоспитать в советском и колхозном духе — в Сибири, чем во время войны драться с ними.
В общем, если бы нам удалось молодых здоровых 100 тысяч перетянуть в Сибирь, этим самым мы окончательно убили бы всякое желание остальных мечтать с оружием в руках завоёвывать себе Родину, т.к. без оружия мы даём им право честно трудиться и жить в Сов. России.
Кроме того, японцам это было бы неприятно.
Конечно, тогда нужно организовать в Сибири сильное Г.П.У.
Хорошо было бы это провести XVII съездом партии.
Тов. Сталин, Вы любимый и мудрый вождь нашей партии. Может быть я написал глупость. Прости, что беспокою.
Ответ Сталина:
«И все же я не согласен с Вами, что „белогвардейцев, живущих за границей, нужно все же амнистировать“. Единой и сплошной белогвардейско-эмигрантской массы нет в природе, Милюков, Струве, Керенский, Дан, Гучков, Рябушинский и тому подобное — тоже белогвардейцы. Вы, кончено, согласны, что их не стоит амнистировать. Генералов, вождей всяких и руководящих людей из офицеров, как правильно говорите, тоже, конечно, не следует амнистировать. Не стоит также амнистировать белогвардейцев, несущих службу в полиции, охранки, контрразведки, диверсии и шпионажа у японцев в Маньчжурии, у поляков и финнов на нашей западной границе. Это — люди отпетые. Есть ещё одна группа эмигрантов — русские специалисты, инженеры, техники (по промышленности), уже устроившиеся на службе в Германии, во Франции, в Америке, в Балканских государствах. Мы их приглашали в СССР. Но они не хотят возвращаться к нам и не интересуются вопросом об амнистии. Эти люди, видимо, потеряли чувство Родины.