Страница:
Но это еще не все; голотурия дает внутри себя приют мелким ракообразным и, что еще удивительнее, мелкой рыбе из породы fierasfer. Эти рыбки видят плоха и любят темноту, как кроты. Смутно завидев отверстие воронки, находящейся у ротового отверстия голотурии, они бросаются в него, проникают в глотку, разрывая ее, потому что она слишком для них узка, и помещаются между внутренностями и внешним покровом, где и живут себе преспокойно, причем любезная хозяйка нисколько, по-видимому, не стесняется их присутствием.
Трепанг сам по себе довольно тверд, но малайцы знают очень эффективное средство сделать его мягче. Они просто-напросто подвергают его брожению или, скорее, гниению, что должно показаться отвратительным даже завзятым любителям лимбургского сыра или рокфора. Говорят, однако, что трепанг, приправленный пряностями, перцем и прочими разгорячающими специями, которые так любят малайцы, начинает уже нравиться многим европейцам.
Способ ловли до смешного прост. Для этого нужно только иметь хорошее зрение да запастись определенным количеством бамбуковых палок, способных соединяться концами, смотря по глубине воды. Последнюю палку снабжают заостренным крючком, с помощью которого голотурий очень ловко вытаскивают на поверхность. Для предохранения от порчи их очищают от внутренностей, кипятят несколько минут в воде и просушивают на солнце.
Эта прибыльная ловля требует много терпения и ловкости. Поэтому американские и европейские шкиперы всегда берут с собой несколько хороших гарпунщиков, опытный глаз которых умеет различать голотурию на глубине двадцати метров. К этому верному способу крупные предприниматели присоединяют другой, тоже очень действенный, но доступный только при больших средствах, так как он требует большого числа людей и нескольких шлюпок. Такие предприниматели заходят далеко в море, в места, где за голотуриями охотятся редко, и ловят свою добычу во время отлива, подбирая голотурий в бесчисленном множестве у берега. Достаточно двух или трех подобных сборов, чтобы нагрузить целый корабль.
Так действовал и капитан, шхуна которого, имевшая двести тонн водоизмещения, была уже почти загружена, когда он принял к себе на борт временных жителей Буби-Эйланда.
Появление их на борту как будто принесло счастье: голотурий вдруг появилось такое множество, что на восьмой день шхуна, нагруженная доверху, брала уже курс к острову Тимору. Пьер, Фрикэ и Виктор могли теперь считать себя спасенными, так как приближались к европейским поселениям, а от этого первого этапа до Суматры было рукой подать.
ГЛАВА XIV
– Потрудитесь сказать мне, сколько всего жителей на острове Тимор?
– Миллион двести тысяч, – ответит тот без запинки, радуясь, что ему удалось вдолбить эту цифру в одну из клеточек своего мозга.
Но, увы! Я отсюда вижу, как откинется назад почтенный экзаменатор и возразит, смотря по своему темпераменту, либо едко, либо насмешливо:
– Ошибаетесь, на Тиморе всего четыреста девяносто одна тысяча жителей.
Тогда экзаменующийся проклянет свою память и пошлет к черту как географов, так и невинных жителей Тимора, потому что благодаря этой разнице в семьсот тысяч он блистательно «провалится», как говаривали мы в то далекое время, когда получали дипломы, напечатанные – о ирония! – на ослиной коже.
И все-таки бакалавр будет прав, хотя его ученый инквизитор тоже не ошибется: географы с одинаковым авторитетом подтверждают точность как той, так и другой цифры. Дело в том, что все эти географы одинаково ошибаются, потому что нелепо претендовать на точность статистических данных по отношению к стране, почти совершенно не исследованной. Вместо того чтобы жонглировать ничего не значащими цифрами, не лучше ли честно сознаться в незнании, за которое ничуть не приходится краснеть. А почему – это мы увидим ниже.
Жители Тимора делятся на три отдельные расы, с незапамятных времен живущие вместе, но до сих пор сохраняющие полное различие между собой. Это, во-первых, коренные жители или автохтоны, которых можно отнести к черному племени, по цвету их кожи и курчавым шерстистым волосам, как у папуасов. Оттесненные малайцами вглубь острова, в непроходимые лесные дебри, они ведут дикий образ жизни, вооружены копьями да луком, кровожадны невероятно и предаются людоедству.
Вторая раса – малайцы с длинными волосами, медно-оливковым цветом кожи, выдающимися скулами. Будучи потомками старинных завоевателей Индийского архипелага, они до сих пор сохранили основные черты характера предков: храбрость, независимый нрав и двоедушие.
Третью расу составляют китайцы, эти евреи крайнего Востока, которых всюду можно встретить, которые всюду процветают и держат в своих руках всю торговлю благодаря необыкновенной сметливости и пронырству.
Спрошу по совести у самых безнадежных фанатиков статистики: есть ли возможность обследовать эти болота, горы, леса и реки и сосчитать всех живущих там двуруких, питающихся мясом своего ближнего?
Одновременно, кто определит с точностью, сколько малайцев занимается морским разбоем в зондских водах и сколько китайцев занято укрывательством и использованием их добычи?
Тем не менее цивилизация уже давно наложила руку на этот богатый край. Остров Тимор принадлежит голландцам и португальцам. Они поделили его между собой и хозяйничают на нем, как кажется, недурно. Этот раздел был совершен в 1613 году. До того времени португальцы одни господствовали на морях Индо-Китая, но тут вынуждены были уступить голландцам богатейшие из своих владений. У них остался только остров Солор да восточная часть Тимора, которыми они владеют и до нынешнего дня.
Голландский флаг подымается над фортом Конкордия, который является цитаделью Купанга, главного города нидерландских владений на западном берегу острова. Как люди ловкие, голландцы сделали совершенно неприступной эту крепость, хорошо защищенную уже самой природой. Под защитой крепости грациозно раскинулся город Купанг, разделенный на две половины рекой, на берегах которой возвышаются красивые дома с черепичными крышами. Жителей насчитывается около пяти тысяч, а голландцы мастера считать. Всюду царит строгая чистота, отличающая колландцев, на всем лежит отпечаток довольства, свойственный всем их колониям. В городе много церквей, банкирских контор, ресторанов; есть театр; по улицам важно расхаживают таможенные, каждую минуту готовые приступить к исполнению своих священных обязанностей.
Капитан Фабрициус ван Проэт по опыту знал неподкупность этих достойных чиновников в зеленых мундирах и всегда старался держаться от них как можно подальше. И теперь его шхуна, подойдя к острову, подняла голландский флаг, но не пошла к Купангу, а взяла курс на север, обогнула мыс Якки и поплыла вдоль португальского берега. Достигнув приблизительно 123°15', шхуна легла в дрейф в открытом море на расстоянии трех миль от берега. Ночь была совершенно темна, что было для капитана очень кстати. Вдали в темноте мелькали смутные огоньки, означавшие обитаемое место. Это действительно был городок Дилли, или Делли, столица португальской колонии и несчастливый соперник Купанга. Если бы было светло и если бы «Palembang» вошел в рейде, – рейд, правду сказать, очень хороший, – то наши друзья увидали бы жалкие трущобы, похожие на самый бедный голландский поселок. Мазанки, крытые соломой или полусгнившими листьями, крепость, или вернее площадка, обнесенная земляным валом, церковь, построенная самым примитивным способом, и, разумеется, таможня, и все это грязное, неопрятное, пыльное, – вот наружный и внутренний вид этого города. О цивилизации напоминают здесь только многочисленные толпы чиновников и разодетых, франтоватых офицеров.
В описываемый момент, однако, ничего этого не видно. Ночь – зги не видать. Таможенные спят сном праведников. Пьер де Галь, Фрикэ и неразлучный с ним Виктор, присев около руля, тихо разговаривают, предвкушая скорое возвращение домой.
Сильный свет заставляет их поднять голову. Огромная ракета огненной змеей поднимается во мраке над шхуной и исчезает в высоте, рассыпавшись множество искр.
– У нас будет что-то новенькое, – говорит тихо Пьер. – Уж, конечно, этот фейерверк устраивается не для негритов и мартышек, живущих на острове.
За первой ракетой, шипя и рассыпая искры, взлетела другая, потом третья, потом опять настала темнота.
Три четверти часа прошли в полном спокойствии, после чего со стороны берега послышался плеск весел. Лодка приблизилась, в воздухе раздался пронзительный свист. На носу корабля появился фонарь и сейчас же исчез. Этот беглый свет успел, однако, указать местонахождение «Palembang», который, из-за особенных отношений между капитаном и властями, не имел на себе установленных огней.
К шхуне подъехала лодка, глухо стукнувшись о борт. Снизу послышалось ругательство, произнесенное хриплым голосом на английском языке.
– Тише, дети, тише, – сказал капитан, нагнувшись через борт.
– Ах ты, старая морская свинья! Ах ты, чертов кашалот! – ответил разбитый голос. – Не мог нам посветить немножко? Здесь темнее, чем в пасти у сатаны, нашего с тобой покровителя.
– А, да это мистер Голлидей, – весело ответил капитан с выражением глубокого удивления.
– Он самолично. Только уж и отощал он за это время. Надеюсь, что вы не подвергнете меня карантину, как чумного, а? Бросьте же мне поскорее канат, да не забудьте пинту лучшего виски… А вы, молодцы, – обратился он к гребцам, – привяжите лодку, пока я не вернусь.
– Черт возьми, – шепнул Фрикэ на ухо Пьеру, – голос-то знакомый.
– Провалиться и мне, коли я не слыхал этого рычанья кое-где прежде, – ответил Пьер.
– Если это он…
– Что тогда?
– Мы отлично попались. Что мне пришло в голову…
– Что такое? Говори.
– Через десять минут он узнает, что мы здесь. Тогда нам не сдобровать.
– Что же делать?
– Я знаю, куда можно спрятаться так, что нас не найдут до утра. Мы взберемся на тент, под которым стоим; капитану пришла счастливая мысль не убирать его на ночь. Мы будем там, точно в гамаке, а потом решим, что делать. Ну, полезай первым, а я подсажу Виктора.
Через минуту они уже были на тенте. И вовремя. Капитан и новоприбывший, крепко пожав друг другу руки, подходили к месту, только что оставленному нашими приятелями.
– К чему такая осторожность? – говорил человек с хриплым голосом.
– Вы принимаете своих друзей в темноте, точно они совы. Неужели вы настолько боитесь португальских таможенных? Да они спят теперь крепким сном, тем более, что вы, вероятно, заранее позаботились усыпить их несколькими пиастрами.
– В том-то и дело, что нет. Я ни с кем еще не виделся на берегу. Да и я ждал не вас, а главного агента, и начинаю беспокоиться, что его нет до сих пор.
Незнакомец громко захохотал.
– Вот не думал, что вы так легко можете придти в беспокойство! А еще бандит! .. Разве мало украли мы с вами грузов желтого мяса? Мало разнесли джонок, пощипали купцов и ограбили контор?
– Тише, мистер Голлидей, тише! .. Ну, если кто услышит! .. Одни ли мы, по крайней мере? Нет ли кого-нибудь поблизости? .. Знаете, есть вещи, о которых не следует вспоминать.
Эти слова еще больше развеселили новоприбывшего.
– Да что с вами? Или ваши люди превратились в мокрых куриц? Или вы стали заряжать свои двадцатичетырехфунтовые пушки перцем?
– Увы! – простонал капитан. – Несчастный, вы пьяны, как сапожник!
– С чего вы взяли, что я пьян? Оттого, что я вспомнил доброе старое время? Да разве вам стыдно, что вы были удалым пиратом Индийского океана?
– Я теперь простой торговец трепангом.
– Шутник! Сколько лодок вы ограбили дорогой?
– Ну, мистер Голлидей, говорите, сколько вам нужно?
– Мингер Фабрициус ван Проэт, вы оскорбляете старую дружбу. Я тоже не ожидал, что буду иметь счастье с вами увидеться. Я увидал ваш сигнал и понял, что какое-то судно остановилось в открытом море, не желая пристать к Делли. Я ехал только для того, чтобы предложить свои услуги, потому что мне нужно поправить свои дела.
– А, понимаю. Вы хотели забраться на корабль и присвоить себе груз.
– Конечно. Я в настоящую минуту совсем пустой. А тут, как на грех, черт прислал сюда вас вместо кого-нибудь другого. Очень жаль, потому что, по нашим правилам, я ничего не могу сделать против вас, если только вы не вышли из союза.
При последних словах насмешливый тон сменился угрожающим.
– Ничуть. Я по-прежнему предан нашим общим друзьям. Но говорите, пожалуйста, потише. Я уверен не во всех своих людях. Эта ловля не более как предлог убедиться в верности новых моих рекрутов. Я предполагаю в скором времени приняться вновь за прежние экспедиции. Кроме того, у меня на борту есть пассажиры.
– Пассажиры? Ну, от этого дрянного груза вам надо поскорее отделаться.
– А мне бы хотелось завербовать их. По виду они здоровые молодцы и славные товарищи.
– Ну, так что же, давайте говорить по-французски. Этот язык здесь совершенно неизвестен.
– Да они сами французы!
Наши приятели не проронили ни одного слова из этого разговора, так как английский язык они знали очень хорошо.
– Французы! – ответил с удивлением незнакомец. – Где же вы их выкопали?
– На Буби-Эйланде.
– Я сам был там меньше месяца назад.
– Вы?
– Да, я… потеряв предварительно корабль с грузом отборного желтого мяса.
– Чудесно!
– Корабль разбился о скалы, и в результате убыток в сто тысяч долларов… Вы очень добры, что находите это чудесным; очень вам благодарен.
– Я не в том смысле… Но мои французы тоже ехали на корабле, который разбился около этого места.
– А! Вот потеха, если это те самые! Скажите, один из них – старый матрос, тип корабельной крысы?
– Так, так.
– Другой – молодой человек… Оба здоровенные молодцы.
– Да, да, и с ними еще китаец.
– Китаец! Вот как? Наверное, это один из моих кули… Ну что ж, тем лучше: убыток мой стал на триста долларов меньше. Сознайтесь, что случай великолепный?
– Да, если вы надеетесь извлечь из него выгоду.
– И я, и мы или, вернее, наш союз.
– Как?
– Эти два человека специально указаны атаманом. Нужно отнять у них всякую возможность вредить нашему союзу.
– Нет ничего легче; пеньковый галстук на шею или пушечное ядро к ноге.
– Нет, поначалу их не надо убивать.
– Почему?
– Об этом знает один атаман.
– А! Ну тогда, конечно…
– Как бы то ни было, я очень рад, что они не съедены папуасами, как я предполагал, когда находился на острове Буби. Это очень огорчило бы атамана: он связывает с ними какие-то планы… Где они?
– Вероятно, спят на своих койках.
– Отлично. Тут-то мы их и захватим. Только предупреждаю: они настоящие черти.
– Примем к сведению.
Капитан поднес к губам свисток. Он собрался дать сигнал к аресту своих пассажиров, как вдруг взвилась новая ракета и осветила берег.
– О, лентяи, как они долго не отвечали.
– Слишком поздно, – сказал мистер Голлидей, – потому что теперь я с вами. Я займусь вашим делом. Лодку свою я отошлю назад к берегу, а вы плывите к Бату-Гиде. Там мы найдем целую флотилию охотников за трепангом; должно быть, тех самых, что вы ограбили дорогой. Вы продадите им голотурий, которых у них отняли, и дело окончится к обоюдному удовольствию.
Американец наклонился через борт и отдал на малайском языке приказание своим гребцам, которых в темноте не было видно.
– А теперь в путь. Как только поставим паруса, сейчас же примемся за французов. Вот будут они удивлены, увидев мою козлиную бороду!
Но Фрикэ не дослушал циничной беседы двух негодяев и быстро обдумал план, – план смелый, почти отчаянный, но вполне удавшийся именно из-за своей кажущейся неисполнимости.
Он шепнул несколько слов на ухо Пьеру де Галю, который ответил крепким пожатием руки. Затем парижанин с ловкостью обезьяны уцепился за край тента, соскользнул по железному пруту, служившему подпоркой, прижался к борту, ощупал босыми ногами малейшие впадины и как бы вцепился в них, отыскал рулевую цепь, спустился по ней до воды и стал ждать, держась одной рукой за цепь и окунувшись в воду по самые плечи.
Ни малейший звук не выдал бандитам этого кошачьего движения.
Пьер, казалось, не трогался с места. На самом деле он производил какую-то странную операцию с Виктором, который покорно ему подчинялся.
– Тебе не страшно? – спросил он китайца.
– Нет.
– Ты веришь мне?
– Да.
– Хорошо. Давай мне свои руки.
Мальчик повиновался, и старый боцман крепко связал ему руки платком.
Затем, схватив китайца сильными руками, он взвалил его себе на спину, просунул голову через связанные руки мальчика, крепко привязал его галстуком к себе и спустился вниз тем же путем, как и Фрикэ.
– Теперь поплывем к лодке, только как можно тише, – сказал Фрикэ.
– Валяй, сынок.
– Надо держаться поближе к кораблю, чтобы не потерять друг друга.
– Хорошо. Виктор, ты не боишься?
– Нет.
– Так зажми хорошенько рот и старайся не наглотаться воды, когда на нас набежит волна.
Как раз в это время мистер Голлидей отдал своим гребцам наказ плыть к берегу. Те уже хотели исполнить приказание, как вдруг Пьер и Фрикэ одновременно напали на лодку, один спереди, другой сзади, дружно схватили гребцов и сдавили их так, что ни один не успел пикнуть. Гребцы защищались слабо, как будто только для вида, да и французы были очень сильны.
Отойдя от корабля, лодка поплыла по течению, но Пьер, отвязав Виктора, сильным ударом весла направил ее к берегу, на котором светились огни.
Полузадушенные малайцы неподвижно лежали на дне лодки. Их обморок позволил Фрикэ оказать помощь Пьеру в управлении лодкой, и скоро она причалила к берегу, на котором стояла толпа людей с фонарем.
– Наконец мы на цивилизованной земле, – сказал Фрикэ, вздыхая с облегчением.
– Недурно, матрос, – ответил Пьер, – хоть это все еще не наша сторона. Но мы можем все-таки скоро вернуться туда через Суматру.
– Без сомнения. Здесь мы можем рассчитывать на лучший прием, чем у дикарей.
– Что за люди? – закричал по-португальски грубым голосом один из мужчин, стоявших около фонаря.
– Черт побери, опять ничего не понимаю, – пробурчал Пьер де Галь.
– Мы – потерпевшие крушение, выброшенные на остров Буби и доставленные сюда голландской шхуной, – ответил по-английски Фрикэ.
– Что за шхуна? – спросил прежний голос, на этот раз уже по-английски, но с ужасным португальским акцентом.
– «Palembang».
Люди в темных мундирах и с кривыми саблями у пояса быстро подошли к нашим приятелям.
– Вас послал капитан Фабрициус ван Проэт?
– Вот еще! – необдуманно возразил Фрикэ. – Что общего может у нас быть с этим старым негодяем? Мы не морские бандиты, а честные французские моряки, желающие вернуться в отечество.
Состоялось быстрое совещание на португальском языке, потом один из толпы, по-видимому, начальник, сказал довольно вежливо:
– Хорошо, господа. Следуйте за мной.
Три друга не заставили повторять два раза это приглашение и, насквозь мокрые, двинулись за своими проводниками. Скоро они подошли к низкому дому весьма невзрачной наружности, с покосившимися стенами и решетчатыми окнами. Дверь распахнулась. Но вежливость быстро сменилась невероятной дерзостью. Пьера и Фрикэ втолкнули в дом, где царила полная темнота. Дверь с силой захлопнулась за ними, послышался зловещий скрип задвигаемых засовов, и насмешливый голос крикнул узникам:
– Спокойной ночи, господа. Мингер Фабрициус ван Проэт честный моряк, таможня на него не может пожаловаться. Если вы не друзья ему, то у вас, значит, нехорошие намерения. Мы решим, что с вами делать, посоветовавшись с ним.
И толпа удалилась.
– Гром и молния! – заворчал Пьер. – Мы опять в ловушке!
Фрикэ в бешенстве скрежетал зубами.
– А Виктор где? – заговорил опять моряк. – Здесь ли он? Виктор! Виктор! ..
Ответа не было. Мальчик исчез.
ГЛАВА XV
В тщетной надежде успокоить расходившегося товарища старый матрос сказал ему несколько ласковых слов. Но это вмешательство только усилило бурю.
– Негодяи! .. Мерзавцы! .. Что мы им сделали? .. Что сделал им этот бедный мальчик? .. Зачем они так бесчеловечно разлучили его с нами? .. Куда он без нас?
Всегда великодушный, молодой человек прежде всего подумал о китайчонке, забывая о собственных несчастиях.
В ответ на это Пьер де Галь только послал энергичное ругательство по адресу португальцев.
Фрикэ снова заговорил осипшим от ярости голосом:
– Что мы лишний раз попали под замок, это ничего, нам ничего не сделается. Но бедный, беззащитный ребенок! Что с ним будет среди пиратов и этих гнусных чиновников? .. Возмутительно! .. Они будут торговать им, точно говядиной, а мы будем сидеть здесь и грызть в бессилии кулаки. Так нет же! Не будет этого! Я выйду из этой поганой лачуги, хотя бы мне пришлось головой пробить стены! И задам же я этим негодяям! ..
– Вот это дело, матрос, и я с тобой совершенно согласен. Нам ли не справиться с этой мазанкой?
– Может быть, осмотрим прежде всего решетку у окна?
– Твоя правда: если она плоха, то нам легко будет ее вырвать. Встань-ка поплотнее к стене. Так. Теперь давай я поднимусь тебе на плечи. Раз, два! .. Крепко. Негодяи знакомы с цементом.
– Смелее, смелее, матрос! ..
– А, подается. Мы достигнем цели, если ты выдержишь.
Снаружи послышался грубый голос, кто-то грубо приказал молодому человеку замолчать. В темноте Фрикэ разглядел чей-то силуэт и увидел, как сверкнуло дуло ружья. Он бесшумно спустился на пол и сказал товарищу:
– Этого еще не доставало: у нашей двери часовой! Подлецы! Нашли время караулить честных людей, когда под носом промышляют контрабандисты! .. Да ведь они с ними в сговоре. Впрочем, что смотреть на эту растрепанную куклу! Я опять влезу, и не пройдет получаса, как решетка будет выломана. Тогда часовой меня, конечно, заметит, выстрелит и промахнется. В ту же минуту я прыгаю прямо на него и душу. Ты прыгаешь вслед за мной. Если тебе загородят дорогу, ты, конечно, знаешь, как поступить. Только бы выйти сначала на свободу, а там увидим.
– Это так же просто, как закурить трубку.
Фрикэ стал уже подниматься, как вдруг с той стороны, где стоял часовой, послышался пронзительный крик. Детский голос кричал: «Помогите! Помогите! » и так отчаянно, что молодой человек задрожал.
Трепанг сам по себе довольно тверд, но малайцы знают очень эффективное средство сделать его мягче. Они просто-напросто подвергают его брожению или, скорее, гниению, что должно показаться отвратительным даже завзятым любителям лимбургского сыра или рокфора. Говорят, однако, что трепанг, приправленный пряностями, перцем и прочими разгорячающими специями, которые так любят малайцы, начинает уже нравиться многим европейцам.
Способ ловли до смешного прост. Для этого нужно только иметь хорошее зрение да запастись определенным количеством бамбуковых палок, способных соединяться концами, смотря по глубине воды. Последнюю палку снабжают заостренным крючком, с помощью которого голотурий очень ловко вытаскивают на поверхность. Для предохранения от порчи их очищают от внутренностей, кипятят несколько минут в воде и просушивают на солнце.
Эта прибыльная ловля требует много терпения и ловкости. Поэтому американские и европейские шкиперы всегда берут с собой несколько хороших гарпунщиков, опытный глаз которых умеет различать голотурию на глубине двадцати метров. К этому верному способу крупные предприниматели присоединяют другой, тоже очень действенный, но доступный только при больших средствах, так как он требует большого числа людей и нескольких шлюпок. Такие предприниматели заходят далеко в море, в места, где за голотуриями охотятся редко, и ловят свою добычу во время отлива, подбирая голотурий в бесчисленном множестве у берега. Достаточно двух или трех подобных сборов, чтобы нагрузить целый корабль.
Так действовал и капитан, шхуна которого, имевшая двести тонн водоизмещения, была уже почти загружена, когда он принял к себе на борт временных жителей Буби-Эйланда.
Появление их на борту как будто принесло счастье: голотурий вдруг появилось такое множество, что на восьмой день шхуна, нагруженная доверху, брала уже курс к острову Тимору. Пьер, Фрикэ и Виктор могли теперь считать себя спасенными, так как приближались к европейским поселениям, а от этого первого этапа до Суматры было рукой подать.
ГЛАВА XIV
Мучения экзаменующегося на степень бакалавра. – Остров Тимор и его жители. – Ночные сигналы. – Нежданный гость. – Интересные разоблачения относительно личности Фабрициуса ван Проэта. – Кто был мистер Голлидей. – У бандитов моря оказывается атаман. – На полотне тента. – Бегство со шхуны и захват лодки. – Прелесть возвращения в цивилизованную землю. – Странные отношения португальских таможенных к контрабандистам всех наций. – В тюрьме.
Все сочинения по географии единодушно говорят, что остров Тимор находится между Молуккским морем и Индийским океаном и простирается от 120° до 125° восточной долготы и от 8°30' до 10°30' южной широты. Но вот и все или почти все, что можно узнать о нем из специальных источников. Любой согласится, что это очень немного, и люди, не желающие ограничиться в изучении географии одним перечислением французских провинций с Корсикою включительно, справедливо могут потребовать более подробных указаний. Но это будет с их стороны напрасным трудом, потому что одни из географов укажут, например, длину острова в пятьсот километров, тогда как другие храбро уменьшают эту цифру на пятьдесят километров. То же самое произойдет и с шириной, которая будет колебаться между ста пятью и ста двадцатью пятью километрами. О численности населения и не говорю: тут арифметическая фантазия господ географов дойдет, как говорится, до апогея. Положим, что профессор Сорбонны или какого-нибудь провинциального факультета, экзаменуя кандидата на звание бакалавра, обратится к нему с вопросом:– Потрудитесь сказать мне, сколько всего жителей на острове Тимор?
– Миллион двести тысяч, – ответит тот без запинки, радуясь, что ему удалось вдолбить эту цифру в одну из клеточек своего мозга.
Но, увы! Я отсюда вижу, как откинется назад почтенный экзаменатор и возразит, смотря по своему темпераменту, либо едко, либо насмешливо:
– Ошибаетесь, на Тиморе всего четыреста девяносто одна тысяча жителей.
Тогда экзаменующийся проклянет свою память и пошлет к черту как географов, так и невинных жителей Тимора, потому что благодаря этой разнице в семьсот тысяч он блистательно «провалится», как говаривали мы в то далекое время, когда получали дипломы, напечатанные – о ирония! – на ослиной коже.
И все-таки бакалавр будет прав, хотя его ученый инквизитор тоже не ошибется: географы с одинаковым авторитетом подтверждают точность как той, так и другой цифры. Дело в том, что все эти географы одинаково ошибаются, потому что нелепо претендовать на точность статистических данных по отношению к стране, почти совершенно не исследованной. Вместо того чтобы жонглировать ничего не значащими цифрами, не лучше ли честно сознаться в незнании, за которое ничуть не приходится краснеть. А почему – это мы увидим ниже.
Жители Тимора делятся на три отдельные расы, с незапамятных времен живущие вместе, но до сих пор сохраняющие полное различие между собой. Это, во-первых, коренные жители или автохтоны, которых можно отнести к черному племени, по цвету их кожи и курчавым шерстистым волосам, как у папуасов. Оттесненные малайцами вглубь острова, в непроходимые лесные дебри, они ведут дикий образ жизни, вооружены копьями да луком, кровожадны невероятно и предаются людоедству.
Вторая раса – малайцы с длинными волосами, медно-оливковым цветом кожи, выдающимися скулами. Будучи потомками старинных завоевателей Индийского архипелага, они до сих пор сохранили основные черты характера предков: храбрость, независимый нрав и двоедушие.
Третью расу составляют китайцы, эти евреи крайнего Востока, которых всюду можно встретить, которые всюду процветают и держат в своих руках всю торговлю благодаря необыкновенной сметливости и пронырству.
Спрошу по совести у самых безнадежных фанатиков статистики: есть ли возможность обследовать эти болота, горы, леса и реки и сосчитать всех живущих там двуруких, питающихся мясом своего ближнего?
Одновременно, кто определит с точностью, сколько малайцев занимается морским разбоем в зондских водах и сколько китайцев занято укрывательством и использованием их добычи?
Тем не менее цивилизация уже давно наложила руку на этот богатый край. Остров Тимор принадлежит голландцам и португальцам. Они поделили его между собой и хозяйничают на нем, как кажется, недурно. Этот раздел был совершен в 1613 году. До того времени португальцы одни господствовали на морях Индо-Китая, но тут вынуждены были уступить голландцам богатейшие из своих владений. У них остался только остров Солор да восточная часть Тимора, которыми они владеют и до нынешнего дня.
Голландский флаг подымается над фортом Конкордия, который является цитаделью Купанга, главного города нидерландских владений на западном берегу острова. Как люди ловкие, голландцы сделали совершенно неприступной эту крепость, хорошо защищенную уже самой природой. Под защитой крепости грациозно раскинулся город Купанг, разделенный на две половины рекой, на берегах которой возвышаются красивые дома с черепичными крышами. Жителей насчитывается около пяти тысяч, а голландцы мастера считать. Всюду царит строгая чистота, отличающая колландцев, на всем лежит отпечаток довольства, свойственный всем их колониям. В городе много церквей, банкирских контор, ресторанов; есть театр; по улицам важно расхаживают таможенные, каждую минуту готовые приступить к исполнению своих священных обязанностей.
Капитан Фабрициус ван Проэт по опыту знал неподкупность этих достойных чиновников в зеленых мундирах и всегда старался держаться от них как можно подальше. И теперь его шхуна, подойдя к острову, подняла голландский флаг, но не пошла к Купангу, а взяла курс на север, обогнула мыс Якки и поплыла вдоль португальского берега. Достигнув приблизительно 123°15', шхуна легла в дрейф в открытом море на расстоянии трех миль от берега. Ночь была совершенно темна, что было для капитана очень кстати. Вдали в темноте мелькали смутные огоньки, означавшие обитаемое место. Это действительно был городок Дилли, или Делли, столица португальской колонии и несчастливый соперник Купанга. Если бы было светло и если бы «Palembang» вошел в рейде, – рейд, правду сказать, очень хороший, – то наши друзья увидали бы жалкие трущобы, похожие на самый бедный голландский поселок. Мазанки, крытые соломой или полусгнившими листьями, крепость, или вернее площадка, обнесенная земляным валом, церковь, построенная самым примитивным способом, и, разумеется, таможня, и все это грязное, неопрятное, пыльное, – вот наружный и внутренний вид этого города. О цивилизации напоминают здесь только многочисленные толпы чиновников и разодетых, франтоватых офицеров.
В описываемый момент, однако, ничего этого не видно. Ночь – зги не видать. Таможенные спят сном праведников. Пьер де Галь, Фрикэ и неразлучный с ним Виктор, присев около руля, тихо разговаривают, предвкушая скорое возвращение домой.
Сильный свет заставляет их поднять голову. Огромная ракета огненной змеей поднимается во мраке над шхуной и исчезает в высоте, рассыпавшись множество искр.
– У нас будет что-то новенькое, – говорит тихо Пьер. – Уж, конечно, этот фейерверк устраивается не для негритов и мартышек, живущих на острове.
За первой ракетой, шипя и рассыпая искры, взлетела другая, потом третья, потом опять настала темнота.
Три четверти часа прошли в полном спокойствии, после чего со стороны берега послышался плеск весел. Лодка приблизилась, в воздухе раздался пронзительный свист. На носу корабля появился фонарь и сейчас же исчез. Этот беглый свет успел, однако, указать местонахождение «Palembang», который, из-за особенных отношений между капитаном и властями, не имел на себе установленных огней.
К шхуне подъехала лодка, глухо стукнувшись о борт. Снизу послышалось ругательство, произнесенное хриплым голосом на английском языке.
– Тише, дети, тише, – сказал капитан, нагнувшись через борт.
– Ах ты, старая морская свинья! Ах ты, чертов кашалот! – ответил разбитый голос. – Не мог нам посветить немножко? Здесь темнее, чем в пасти у сатаны, нашего с тобой покровителя.
– А, да это мистер Голлидей, – весело ответил капитан с выражением глубокого удивления.
– Он самолично. Только уж и отощал он за это время. Надеюсь, что вы не подвергнете меня карантину, как чумного, а? Бросьте же мне поскорее канат, да не забудьте пинту лучшего виски… А вы, молодцы, – обратился он к гребцам, – привяжите лодку, пока я не вернусь.
– Черт возьми, – шепнул Фрикэ на ухо Пьеру, – голос-то знакомый.
– Провалиться и мне, коли я не слыхал этого рычанья кое-где прежде, – ответил Пьер.
– Если это он…
– Что тогда?
– Мы отлично попались. Что мне пришло в голову…
– Что такое? Говори.
– Через десять минут он узнает, что мы здесь. Тогда нам не сдобровать.
– Что же делать?
– Я знаю, куда можно спрятаться так, что нас не найдут до утра. Мы взберемся на тент, под которым стоим; капитану пришла счастливая мысль не убирать его на ночь. Мы будем там, точно в гамаке, а потом решим, что делать. Ну, полезай первым, а я подсажу Виктора.
Через минуту они уже были на тенте. И вовремя. Капитан и новоприбывший, крепко пожав друг другу руки, подходили к месту, только что оставленному нашими приятелями.
– К чему такая осторожность? – говорил человек с хриплым голосом.
– Вы принимаете своих друзей в темноте, точно они совы. Неужели вы настолько боитесь португальских таможенных? Да они спят теперь крепким сном, тем более, что вы, вероятно, заранее позаботились усыпить их несколькими пиастрами.
– В том-то и дело, что нет. Я ни с кем еще не виделся на берегу. Да и я ждал не вас, а главного агента, и начинаю беспокоиться, что его нет до сих пор.
Незнакомец громко захохотал.
– Вот не думал, что вы так легко можете придти в беспокойство! А еще бандит! .. Разве мало украли мы с вами грузов желтого мяса? Мало разнесли джонок, пощипали купцов и ограбили контор?
– Тише, мистер Голлидей, тише! .. Ну, если кто услышит! .. Одни ли мы, по крайней мере? Нет ли кого-нибудь поблизости? .. Знаете, есть вещи, о которых не следует вспоминать.
Эти слова еще больше развеселили новоприбывшего.
– Да что с вами? Или ваши люди превратились в мокрых куриц? Или вы стали заряжать свои двадцатичетырехфунтовые пушки перцем?
– Увы! – простонал капитан. – Несчастный, вы пьяны, как сапожник!
– С чего вы взяли, что я пьян? Оттого, что я вспомнил доброе старое время? Да разве вам стыдно, что вы были удалым пиратом Индийского океана?
– Я теперь простой торговец трепангом.
– Шутник! Сколько лодок вы ограбили дорогой?
– Ну, мистер Голлидей, говорите, сколько вам нужно?
– Мингер Фабрициус ван Проэт, вы оскорбляете старую дружбу. Я тоже не ожидал, что буду иметь счастье с вами увидеться. Я увидал ваш сигнал и понял, что какое-то судно остановилось в открытом море, не желая пристать к Делли. Я ехал только для того, чтобы предложить свои услуги, потому что мне нужно поправить свои дела.
– А, понимаю. Вы хотели забраться на корабль и присвоить себе груз.
– Конечно. Я в настоящую минуту совсем пустой. А тут, как на грех, черт прислал сюда вас вместо кого-нибудь другого. Очень жаль, потому что, по нашим правилам, я ничего не могу сделать против вас, если только вы не вышли из союза.
При последних словах насмешливый тон сменился угрожающим.
– Ничуть. Я по-прежнему предан нашим общим друзьям. Но говорите, пожалуйста, потише. Я уверен не во всех своих людях. Эта ловля не более как предлог убедиться в верности новых моих рекрутов. Я предполагаю в скором времени приняться вновь за прежние экспедиции. Кроме того, у меня на борту есть пассажиры.
– Пассажиры? Ну, от этого дрянного груза вам надо поскорее отделаться.
– А мне бы хотелось завербовать их. По виду они здоровые молодцы и славные товарищи.
– Ну, так что же, давайте говорить по-французски. Этот язык здесь совершенно неизвестен.
– Да они сами французы!
Наши приятели не проронили ни одного слова из этого разговора, так как английский язык они знали очень хорошо.
– Французы! – ответил с удивлением незнакомец. – Где же вы их выкопали?
– На Буби-Эйланде.
– Я сам был там меньше месяца назад.
– Вы?
– Да, я… потеряв предварительно корабль с грузом отборного желтого мяса.
– Чудесно!
– Корабль разбился о скалы, и в результате убыток в сто тысяч долларов… Вы очень добры, что находите это чудесным; очень вам благодарен.
– Я не в том смысле… Но мои французы тоже ехали на корабле, который разбился около этого места.
– А! Вот потеха, если это те самые! Скажите, один из них – старый матрос, тип корабельной крысы?
– Так, так.
– Другой – молодой человек… Оба здоровенные молодцы.
– Да, да, и с ними еще китаец.
– Китаец! Вот как? Наверное, это один из моих кули… Ну что ж, тем лучше: убыток мой стал на триста долларов меньше. Сознайтесь, что случай великолепный?
– Да, если вы надеетесь извлечь из него выгоду.
– И я, и мы или, вернее, наш союз.
– Как?
– Эти два человека специально указаны атаманом. Нужно отнять у них всякую возможность вредить нашему союзу.
– Нет ничего легче; пеньковый галстук на шею или пушечное ядро к ноге.
– Нет, поначалу их не надо убивать.
– Почему?
– Об этом знает один атаман.
– А! Ну тогда, конечно…
– Как бы то ни было, я очень рад, что они не съедены папуасами, как я предполагал, когда находился на острове Буби. Это очень огорчило бы атамана: он связывает с ними какие-то планы… Где они?
– Вероятно, спят на своих койках.
– Отлично. Тут-то мы их и захватим. Только предупреждаю: они настоящие черти.
– Примем к сведению.
Капитан поднес к губам свисток. Он собрался дать сигнал к аресту своих пассажиров, как вдруг взвилась новая ракета и осветила берег.
– О, лентяи, как они долго не отвечали.
– Слишком поздно, – сказал мистер Голлидей, – потому что теперь я с вами. Я займусь вашим делом. Лодку свою я отошлю назад к берегу, а вы плывите к Бату-Гиде. Там мы найдем целую флотилию охотников за трепангом; должно быть, тех самых, что вы ограбили дорогой. Вы продадите им голотурий, которых у них отняли, и дело окончится к обоюдному удовольствию.
Американец наклонился через борт и отдал на малайском языке приказание своим гребцам, которых в темноте не было видно.
– А теперь в путь. Как только поставим паруса, сейчас же примемся за французов. Вот будут они удивлены, увидев мою козлиную бороду!
Но Фрикэ не дослушал циничной беседы двух негодяев и быстро обдумал план, – план смелый, почти отчаянный, но вполне удавшийся именно из-за своей кажущейся неисполнимости.
Он шепнул несколько слов на ухо Пьеру де Галю, который ответил крепким пожатием руки. Затем парижанин с ловкостью обезьяны уцепился за край тента, соскользнул по железному пруту, служившему подпоркой, прижался к борту, ощупал босыми ногами малейшие впадины и как бы вцепился в них, отыскал рулевую цепь, спустился по ней до воды и стал ждать, держась одной рукой за цепь и окунувшись в воду по самые плечи.
Ни малейший звук не выдал бандитам этого кошачьего движения.
Пьер, казалось, не трогался с места. На самом деле он производил какую-то странную операцию с Виктором, который покорно ему подчинялся.
– Тебе не страшно? – спросил он китайца.
– Нет.
– Ты веришь мне?
– Да.
– Хорошо. Давай мне свои руки.
Мальчик повиновался, и старый боцман крепко связал ему руки платком.
Затем, схватив китайца сильными руками, он взвалил его себе на спину, просунул голову через связанные руки мальчика, крепко привязал его галстуком к себе и спустился вниз тем же путем, как и Фрикэ.
– Теперь поплывем к лодке, только как можно тише, – сказал Фрикэ.
– Валяй, сынок.
– Надо держаться поближе к кораблю, чтобы не потерять друг друга.
– Хорошо. Виктор, ты не боишься?
– Нет.
– Так зажми хорошенько рот и старайся не наглотаться воды, когда на нас набежит волна.
Как раз в это время мистер Голлидей отдал своим гребцам наказ плыть к берегу. Те уже хотели исполнить приказание, как вдруг Пьер и Фрикэ одновременно напали на лодку, один спереди, другой сзади, дружно схватили гребцов и сдавили их так, что ни один не успел пикнуть. Гребцы защищались слабо, как будто только для вида, да и французы были очень сильны.
Отойдя от корабля, лодка поплыла по течению, но Пьер, отвязав Виктора, сильным ударом весла направил ее к берегу, на котором светились огни.
Полузадушенные малайцы неподвижно лежали на дне лодки. Их обморок позволил Фрикэ оказать помощь Пьеру в управлении лодкой, и скоро она причалила к берегу, на котором стояла толпа людей с фонарем.
– Наконец мы на цивилизованной земле, – сказал Фрикэ, вздыхая с облегчением.
– Недурно, матрос, – ответил Пьер, – хоть это все еще не наша сторона. Но мы можем все-таки скоро вернуться туда через Суматру.
– Без сомнения. Здесь мы можем рассчитывать на лучший прием, чем у дикарей.
– Что за люди? – закричал по-португальски грубым голосом один из мужчин, стоявших около фонаря.
– Черт побери, опять ничего не понимаю, – пробурчал Пьер де Галь.
– Мы – потерпевшие крушение, выброшенные на остров Буби и доставленные сюда голландской шхуной, – ответил по-английски Фрикэ.
– Что за шхуна? – спросил прежний голос, на этот раз уже по-английски, но с ужасным португальским акцентом.
– «Palembang».
Люди в темных мундирах и с кривыми саблями у пояса быстро подошли к нашим приятелям.
– Вас послал капитан Фабрициус ван Проэт?
– Вот еще! – необдуманно возразил Фрикэ. – Что общего может у нас быть с этим старым негодяем? Мы не морские бандиты, а честные французские моряки, желающие вернуться в отечество.
Состоялось быстрое совещание на португальском языке, потом один из толпы, по-видимому, начальник, сказал довольно вежливо:
– Хорошо, господа. Следуйте за мной.
Три друга не заставили повторять два раза это приглашение и, насквозь мокрые, двинулись за своими проводниками. Скоро они подошли к низкому дому весьма невзрачной наружности, с покосившимися стенами и решетчатыми окнами. Дверь распахнулась. Но вежливость быстро сменилась невероятной дерзостью. Пьера и Фрикэ втолкнули в дом, где царила полная темнота. Дверь с силой захлопнулась за ними, послышался зловещий скрип задвигаемых засовов, и насмешливый голос крикнул узникам:
– Спокойной ночи, господа. Мингер Фабрициус ван Проэт честный моряк, таможня на него не может пожаловаться. Если вы не друзья ему, то у вас, значит, нехорошие намерения. Мы решим, что с вами делать, посоветовавшись с ним.
И толпа удалилась.
– Гром и молния! – заворчал Пьер. – Мы опять в ловушке!
Фрикэ в бешенстве скрежетал зубами.
– А Виктор где? – заговорил опять моряк. – Здесь ли он? Виктор! Виктор! ..
Ответа не было. Мальчик исчез.
ГЛАВА XV
Ярость Фрикэ. – Тщетные утешения. – Удивление человека, никогда ничему не удивлявшегося. – Помогите! – Сломанная решетка и оглушенный часовой. – Два хороших тумака. – Полишинель в тюрьме колотит комиссара, избивает до полусмерти жандармов и запирает их вместо себя. – Зачем могла понадобиться французам амуниция двух португальских таможенных? – Туземцы Тимора. – В горах. – Беспечность белых. – Хлебное поле. – Помали как табу жителей Тимора. – Фрикэ назначает час отъезда в Суматру.
Веселый и беззаботный, как все парижане, Фрикэ никогда не терял самообладания; невозмутимое спокойствие не покидало его даже в самые критические минуты. Немудрено поэтому, что ужасная ярость, которую он выказал после поступка с ним португальских чиновников, не только удивила, но даже испугала Пьера. Старый боцман просто не знал, что делать, видя своего друга в таком необычном состоянии.В тщетной надежде успокоить расходившегося товарища старый матрос сказал ему несколько ласковых слов. Но это вмешательство только усилило бурю.
– Негодяи! .. Мерзавцы! .. Что мы им сделали? .. Что сделал им этот бедный мальчик? .. Зачем они так бесчеловечно разлучили его с нами? .. Куда он без нас?
Всегда великодушный, молодой человек прежде всего подумал о китайчонке, забывая о собственных несчастиях.
В ответ на это Пьер де Галь только послал энергичное ругательство по адресу португальцев.
Фрикэ снова заговорил осипшим от ярости голосом:
– Что мы лишний раз попали под замок, это ничего, нам ничего не сделается. Но бедный, беззащитный ребенок! Что с ним будет среди пиратов и этих гнусных чиновников? .. Возмутительно! .. Они будут торговать им, точно говядиной, а мы будем сидеть здесь и грызть в бессилии кулаки. Так нет же! Не будет этого! Я выйду из этой поганой лачуги, хотя бы мне пришлось головой пробить стены! И задам же я этим негодяям! ..
– Вот это дело, матрос, и я с тобой совершенно согласен. Нам ли не справиться с этой мазанкой?
– Может быть, осмотрим прежде всего решетку у окна?
– Твоя правда: если она плоха, то нам легко будет ее вырвать. Встань-ка поплотнее к стене. Так. Теперь давай я поднимусь тебе на плечи. Раз, два! .. Крепко. Негодяи знакомы с цементом.
– Смелее, смелее, матрос! ..
– А, подается. Мы достигнем цели, если ты выдержишь.
Снаружи послышался грубый голос, кто-то грубо приказал молодому человеку замолчать. В темноте Фрикэ разглядел чей-то силуэт и увидел, как сверкнуло дуло ружья. Он бесшумно спустился на пол и сказал товарищу:
– Этого еще не доставало: у нашей двери часовой! Подлецы! Нашли время караулить честных людей, когда под носом промышляют контрабандисты! .. Да ведь они с ними в сговоре. Впрочем, что смотреть на эту растрепанную куклу! Я опять влезу, и не пройдет получаса, как решетка будет выломана. Тогда часовой меня, конечно, заметит, выстрелит и промахнется. В ту же минуту я прыгаю прямо на него и душу. Ты прыгаешь вслед за мной. Если тебе загородят дорогу, ты, конечно, знаешь, как поступить. Только бы выйти сначала на свободу, а там увидим.
– Это так же просто, как закурить трубку.
Фрикэ стал уже подниматься, как вдруг с той стороны, где стоял часовой, послышался пронзительный крик. Детский голос кричал: «Помогите! Помогите! » и так отчаянно, что молодой человек задрожал.