Страница:
– Дома! Мы дома! – сказал с волнением Фрикэ, сжимая руку Пьера. – Господин Андрэ… доктор… Странствующие плантаторы… Я дрожу, как ребенок… Еще немного, и я брошусь в море, чтобы поскорее доплыть до земли.
– Зачем же так, господа, – сказал голландец, смягчившийся за время долгого переезда. – Я снаряжу лодку, плывите лучше на ней.
– Милостивый государь, – с достоинством обратился к нему Фрикэ. – Вы оказали нам огромную услугу, хоть сначала и не совсем добровольно. Поедем с нами. Хотя друг или, вернее, соучастник вашего капитана и разорил нас, мы все-таки можем вас наградить, если не деньгами, то как-то иначе.
– Я ничего не хочу и ни в чем не нуждаюсь. Не станете же вы требовать, чтобы я насильно сошел на берег.
– Разумеется, нет. Напротив. Оставайтесь, если ничего не хотите принять от нас. Прощайте!
Пять минут спустя два друга уже вступали на давно желанный берег. Они поспешно устремились по торной дороге, которая вела к плантации. Пьер обернулся и увидал, что шхуна на всех парусах выходит в море.
– Знаешь, а подшкипер «Palembang» провернул, благодаря нам, очень выгодную сделку?
– Как это?
– Неужели ты думаешь, что он возвратит корабль хозяину? Вот посмотришь, вор у вора украдет дубинку. Он преспокойно зайдет за припасами в какой-нибудь притон пиратов и начнет разбойничать. Вот будет с носом мингер Фабрициус!
– Да, действительно, вор у вора дубинку украл.
Тяжелая калитка ограды, окружавшей большой деревенский дом, отворилась, и двое рослых мужчин кинулись с раскрытыми объятиями к прибывшим.
– Фрикэ! .. Шалун ты мой! .. Пьер, дружище! ..
– Господин Андрэ! .. Дорогой доктор! ..
– Бедные друзья! Наконец-то! .. И в таком виде… Мы уж и надежду потеряли…
Фрикэ от волнения едва мог выговорить дрожащим голосом несколько слов. Пьер так побледнел, что это было заметно даже под загаром, и крепко, до боли жал друзьям руки.
– Мы вернулись одни! .. Нас ограбили бандиты!
– Мы разорены, господин Андрэ, разорены! Но мы, ей-Богу, не виноваты!
– Ну что значит денежная потеря в сравнении с ужасным несчастьем, которое на нас обрушилось!
– Что случилось? – воскликнули Пьер и Фрикэ.
– Бланш, ваша маленькая подруга, моя приемная дочь…
– Где она? Что с ней? – прошептал Фрикэ, у которого подкосились ноги.
– Пропала!.. Ее похитили наши заклятые враги, «бандиты моря»!
ЧАСТЬ 2. РАДЖА БОРНЕО
ГЛАВА I
– Здесь-то? Помилуй!
– Да почему же нет?
– Скорее всего, салют.
– Кому здесь салютовать.
– Ну, значит, сигнал бедствия.
– А может быть, просто гром. Вот и туча; посмотри, какая черная.
– Не думаю, чтобы гром. Уже одно то…
Вдали опять глухо прогремел выстрел и далеко прокатился над рекой, окруженной широкой каймой лозняка.
– Правда, – сказал первый собеседник. – Близ устья стреляют. Звук пушечного выстрела для меня настолько знаком, что я никогда не ошибусь… А ты слышишь этот треск, Фрикэ?
– Это из митральезы, Пьер, да?
– Почище митральезы, мой мальчик. Это стреляют из новоизобретенной пушки-револьвера.
– Да, наша цивилизация отличается. Каких только успехов мы не делаем в деле самоистребления!
– Да это настоящая битва, – перебил третий человек, до сих пор молчавший.
– Которая задает мне немало работы, – прибавил четвертый баском с ясно различимым провансальским акцентом.
– А как вы думали, доктор? Ведь это не по воробьям стреляют. Впрочем, мы скоро все узнаем.
Это говорил человек, который, по-видимому, был главным в группе.
– Приготовьте оружие, друзья, – продолжал он. – А вы, ребята, – обратился он по-малайски к двум даякам, которые были гребцами на легкой малайской прао, – приналягте-ка на весла.
Легкая лодка, несмотря на то, что в ней сидело, вместе с гребцами, семь человек, быстро поплыла по черным волнам реки.
Пассажиров на лодке, как сказано выше, было семеро, из них четверо европейцев. Они были одеты в одинаковые грубые холщовые куртки со множеством карманов, обуты в крепкие башмаки со шнуровкой и в кожаные штиблеты, прикрывающие панталоны из такого же холста, как и куртка. У всех на голове были белые шапки из бузинной сердцевины, покрытые фланелью – превосходный головной убор, заимствованный у английских солдат индийской армии. Вооружены они очень внушительно: у каждого по короткому дальнобойному карабину, а в желтой кожаной кобуре у пояса – по револьверу крупного калибра.
Багаж каждого состоял из полотняной сумки вроде тех, что бывают у художников-пейзажистов; сумка обернута каучуковой клеенкой и может выдержать любой экваториальный ливень.
Вся экипировка доказывает, что наши путешественники – народ опытный и умеют готовиться к далеким экспедициям.
Один из них, как мы видели, доктор. Это человек очень маленького роста и худой, как щепка. Волосы у него короткие, жесткие, щетинообразные и с проседью; борода подстрижена. Доктору уже исполнилось пятьдесят лет, но он бодр и проворен, почти как юноша. Тело его крепко и закалено во всяких невзгодах, так что он шутя переносит и тропический зной, и болотные испарения, и смеется над холерами и желтой лихорадкой.
Прежде он служил во французском флоте и считался первоклассным хирургом, но три года тому назад вышел в отставку. Сначала он поселился у себя на родине, в Провансе, в маленьком домике с зелеными ставнями, рассчитывая зажить скромным сельским буржуа, наслаждаясь супом на оливковом масле и марсельскими ракушками, но эта идиллия длилась ровно два месяца. Доктор Ламперриер запер свой домик, заколотил зеленые ставни и отправился сажать капусту… куда бы вы думали? На Суматру, в обществе своего друга Андра.
Последний руководит экспедицией и составляет разительный контраст со своим другом. Тридцати двух лет, темноволосый, с серьезным выражением бледного лица, он настолько же сдержан, насколько доктор общителен. Его стройные руки и ноги обладают силой, которая, на первый взгляд, как-то даже не вяжется с их изяществом. Ловкость и замечательное умение владеть оружием делают его опасным в неординарных обстоятельствах, хотя он далеко не авантюрист. Это, напротив, джентльмен с головы до ног, чистокровный парижанин в одежде промышленника.
Приведенный выше разговор достаточно определил личность двух остальных, и нам незачем рисовать портреты Фрикэ – парижского гамэна и бретонца Пьера де Галя.
Пятый товарищ, до сих пор не раскрывший рта, совершенно черный негр. Ему восемнадцать лет, и европейское платье трещит по швам на его могучих плечах. На умном лице написаны доброта и ребяческая капризность. Этот юный черный колосс, великолепный представитель внутренне-африканской расы, относится к происходящему совершенно безучастно. Товарищи любят его, как братья, и больше ему ничего не нужно. Прао быстро летит, управляемая веслами даяков, европейцы вооружаются, пушка гудит, гул все ближе и ближе, а храбрый юноша невозмутимо развалился на дне пироги с беспечностью отдыхающего черного льва.
Голос Фрикэ заставил его привстать.
– Послушай, Князек, – говорит Фрикэ. – Неужели ты не слышишь этого шума? Подтянись-ка получше. Сейчас посыпется свинец. Приготовься.
Князек, который выше Фрикэ на целую голову, отвечал мягким, музыкальным голосом, свойственным многим неграм:
– Да, Фрикэ, да… Ты всегда торопишься… Но и я от тебя никогда не отставал.
– А карабин у тебя заряжен?
– Заряжен… Да я и без карабина: возьму топор и – ух! .. А не то прикладом…
– Без глупостей. Знаю я тебя: начнешь колотить как попало, сломаешь карабин и будешь без ружья всю поездку.
Князек улыбнулся и с наивной гордостью согнул руку у локтя, демонстрируя огромные мускулы, вздувшиеся под блестящей черной кожей.
– Я всегда могу найти дубину.
– Ну, это пора оставить. Дубина, юноша, для негров, а ты теперь парижанин.
– Я всегда делаю так, как ты хочешь. Не правда ли, мсье Андрэ?
– Не слушай его, Князек, – ласково сказал Андрэ. – Он это ради шутки тебе говорит.
– О! Ради шутки!
– Вовсе не ради шутки, – продолжал шутить Фрикэ. – Скольких трудов стоило мне спасти его от рабства, увезти в Париж, воспитывать, а он – дубину! Видно, как волка ни корми, он все в лес глядит…
– Тише! Будет вам! – остановил его Андрэ. – По местам, неприятель близко!
Четыре европейца пригнулись и приготовили свои карабины. Река внезапно повернула и стала шире в устье. Показался небольшой мысок, поросший густым лозняком, и глазам европейцев представилось странное и страшное зрелище.
В пятидесяти метрах от них, не больше как на один кабельтов от берега, неподвижно стоял окруженный облаком дыма небольшой корабль, по-видимому, севший на мель. Время от времени это колеблющееся облако прорезывалось длинной огненной лентой. Раздавался выстрел из пушки и картечь сыпалась на бесчисленные пироги, грозным кругом охватившие судно.
После каждого выстрела слышался яростный вой. Круг сжимался все теснее и теснее. Через несколько минут неминуемо должен был последовать абордаж, последствия которого были ясны.
– Черт возьми, – проворчал Пьер де Галь, – почему они торчат здесь, не двигаясь с места? ..
– Что же им делать? – спросил Фрикэ.
– Я отлично вижу трубу, это пароход. Почему бы им не развести пары? Они разом опрокинули бы этих пиратов, которые, похоже, сейчас в них вцепятся.
– А если они сели на мель?
– Дать машине задний ход и сдвинуться с места. Поднять все паруса.
– Но теперь отлив и ни малейшего ветра.
– Это ничего не значит. Осторожность необходима.
– Твоя правда, Пьер де Галь, – поддержал моряка доктор. – А ловко действуют эти малайские пираты! Эта хорошенькая яхта для них просто клад. Они с удовольствием сделают из нее разбойничье судно.
– Вы говорите яхта, доктор? – спросил Андрэ.
– Английская увеселительная яхта. Разве вы не видите флага и значка яхт-клуба?
– Хорошее теперь у нее увеселение, нечего сказать, – заметил Фрикэ.
Прао близко подъехала к пирогам, на которых сидели нападающие. Ее приближение сначала не вызвало тревоги у малайцев, которые подумали, что это идет подкрепление. Но вот они замечают белые шапки и блестящие карабины европейцев и понимают свою ошибку. Бандиты архипелага поднимают яростный крик и, потрясая длинными мечами, так называемыми «кампилангами», устремляются на утлую лодку с желанием немедленно ее разнести. Но их надежда не оправдывается.
– Пли! – кричит Андрэ раскатистым голосом.
Прао извергает огонь, точно вулкан. С обоих бортов сверкают выстрелы, правильные, меткие. Крики торжества сменяются воплями боли и агонии. По временам слышно, как пули впиваются в тело и ударяются о кости. Не проходит полминуты, а уже две пироги вынуждены удалиться. Подъезжают две другие, но и их постигает та же участь. А ружейные выстрелы все продолжаются и все так же мерны и метки, точно на военном учении.
Укрывшись за бортом лодки, четыре европейца беспрерывно палят, как будто их двадцать человек. Малайцам кажется, что белые не заряжают своих карабинов, а карабины у них неистощимы.
Два даяка, наклоняясь над веслами, с удовольствием смотрят на истребление своих непримиримых врагов – малайцев. Прао прорывает линию пирог и плывет к кораблю.
– Пора кончить все это! – вскричал Фрикэ. – Дуло моего карабина так нагрелось, что жжет руки.
– Намочи его в воде. Я сам так делаю, и мне ничего.
– Отличная мысль! Вот и легче стало. Мне кажется, что мы окажем англичанам неоценимую помощь, и они должны будут нам поставить мачтовую свечку.
За лодкой на почтительном расстоянии плывут пираты. Вот уже можно переговариваться с кораблем. Андрэ окликает яхту.
У борта показывается человек, вооруженный карабином.
– Бросьте нам канат! – кричит Андрэ.
Англичанин придумал лучше. Понимая, что взбираться таким путем на корабль и долго и, из-за малайцев, опасно, он быстро спустил им лестницу штирборта. Ее нижняя площадка коснулась воды.
– Ну, Князек, полезай! – сказал Андрэ.
Негр собрал доспехи и вскочил на лестницу.
– Теперь ты, Фрикэ.
– Готово! – сказал парижанин, одним духом перемахнув через лестницу.
– Теперь вы, господин Пьер. Доктор, а что же вы?
Затем он сказал несколько слов по-малайски даякам, которые послушно покинули пирогу. Андрэ остался один. Он приблизился к платформе, встал на нее и сильным ударом ноги оттолкнул пустую лодку, которая поплыла прочь и скрылась из вида.
Пираты гребут изо всех сил, стараясь настичь Андрэ, но он останавливается на середине лестницы, хладнокровно наводит карабин и стреляет.
Один за другим раздаются четыре выстрела с промежутком в четверть минуты. Четыре малайца валятся, как снопы. После этого молодой человек, не торопясь, входит по лестнице и, точно в салоне, элегантно раскланивается на палубе с пожилым господином, около которого уже собрались наши французы и негр.
Малайцы напуганы. Они уходят из-под выстрелов, но не оставляют своего намерения. Они, очевидно, продолжают обдумывать способ захватить лакомый кусочек – английское судно.
Защитники могут рассчитывать на несколько минут перемирия перед новой отчаянной атакой. Андрэ окидывает яхту взглядом и удивляется, что на ней так мало народу: всего пять человек с седым джентльменом включительно.
Несмотря на близкую опасность, француз, зная хорошо нравы и обычаи британцев, спешит выполнить необходимую формальность – представляется сам и представляет своих друзей. Англичанин крепко жмет каждому руку и объявляет, что он сэр Гарри Паркер, капитан и хозяин яхты «Конкордия».
Но пираты близко и долго разговаривать не приходится. Вода пенится от ударов веслами, нужно действовать как можно скорее. Англичанин с большим тактом отводит Андрэ в сторону и передает ему командование, говоря, что очень плохо объясняется по-французски, а это может навредить делу.
Молодой человек любезно кланяется и благодарит:
– Хорошо. Мы постараемся оправдать ваше доверие. Господин Пьер де Галь, артиллерия – дело ваше.
Боцман приложил руку к шапке и встал на свое место. Фрикэ подошел к Андрэ и тихо сказал:
– Мсье Андрэ, малайцы непременно нападут.
– Очень может быть.
– Не поручите ли мне защиту палубы?
– Как это?
– Я бы разбросал несколько капканов, о которые пираты порежут себе ноги, как только вступят на борт.
– Как хочешь. Только делай поскорее.
– Пошлите со мной двух человек в провиант-камеру. Князек, иди и ты.
Не прошло десяти минут, как француз снова появился на палубе, таща две корзины с бутылками. За ним с такой же ношей шли его товарищи. Мгновенно ящики были опустошены.
– Клико № 1… Вермут… Эль завода Брасс и К°. Бор до… Сколько прелестных вещей идут не по назначению! .. Эй вы, бейте все это, не жалейте… Пускай вино льется – чище палуба будет.
Раздался звон разбитой посуды. Напитки разлились, смешались и потекли по половицам, а осколки бутылок рассыпались по палубе.
– Еще разок сходим… этого мало. У нас нет иного выхода.
Второе путешествие за бутылками окончилось быстрее, чем первое, и скоро палуба почти вся была завалена битым стеклом.
– Вот и капканы готовы, – весело сказал Фрикэ. – Что значит хорошо снабженный погреб: у нас еще осталось чем освежиться после битвы.
– Эти французы очень храбры и находчивы, – бормотал про себя восхищенный сэр Паркер.
– Пора, господин Пьер, – сказал Андрэ ровным голосом.
Линия лодок была уже в одном кабельтове от яхты. Пьер быстро наклонился над двенадцатифунтовой пушкой, заряженной картечью.
– Первая! – крикнул он.
На пироги посыпался железный град. Линия нарушилась, и в прорыве показались обломки дерева и тонущие тела.
Затем раздался залп из ружей. Пьер бежал к другому орудию, пока первое заряжали снова. Треск еще сильнее, и нападающие, не ожидавшие такого приема, воют от злобы и боли.
Хладнокровие и ловкость защитников яхты уравновешивают их силы с силами неприятеля. Но численный перевес все-таки на стороне последнего. Долго ли может продолжаться битва? Несмотря на понесенные тяжкие потери, малайцы подвигаются вперед. Они переменили тактику и сделали бесполезными и картечницу, и пушку-револьвер. Бандиты вылезли из лодок и плывут, толкая их перед собой, так что выстрелы мало задевают их. По временам из-за лодок появляются головы и сейчас же исчезают; круг нападающих больше не прерывается.
Вот они близко от яхты. Андрэ хладнокровно подходит к сэру Паркеру:
– Не замечаете ли вы, сэр, что судно слегка колышется?
– Да, действительно. Чувствуется прилив. Через минуту мы будем подняты водой. Как жаль, что на яхте совершенно нет угля!
– Все равно мы не смогли бы продержаться до тех пор, пока разведем пары. Ох, этот штиль! .. Скажите, ваши матросы хорошо умеют управлять парусами?
– Это все отборный народ.
– Прикажите готовить паруса. Это необходимо. Мы сделаем последнее усилие отразить абордаж. А там, быть может, поднимется и ветер.
– Очень хорошо.
Тактика малайских пиратов особенно опасна для заштилевших парусных кораблей. Если корабль с невысоким бортом, если на нем нет значительной артиллерии и многочисленного экипажа, то он обычно погибает. Пираты окружают его со всех сторон тесной линией, которую легко прорвать, но легко и сомкнуть снова. Они страшны количеством. Каждая пирога с тремя-четырьмя малайцами представляет собой боевую единицу. Потеря одной из них ничего не значит в общей массе, которая настойчиво продолжает надвигаться на корабль. Круг делается все теснее, артиллерия становится бессильна. Наконец пираты вскакивают на корабль с бешенством хищников и ловкостью обезьян, бросаются на защитников и, нередко превышая их число в пятьдесят раз, подавляют их. Таков в большинстве случаев роковой исход атаки.
Несмотря на проворство и усилия французов, их ружейный огонь заметно ослаб, пока англичане готовили паруса, и осаждающие этим воспользовались. Отвратительный авангард морских демонов вынырнул из воды и устремился на переднюю часть корабля, так как защитники столпились на кормовой части, где на палубе было набросано меньше битого стекла. Держа в зубах кинжалы, пираты карабкались на яхту, цепляясь за дерево своими длинными звериными когтями. При этом они испускали дикие крики, чтобы ободрить плывших сзади.
Сэр Паркер поднял с пола щепочку, зажег и положил на шпиль. Поднялась тонкая вертикальная струйка синеватого дыма. Ветра не было. Англичанин покачал головой и сказал:
– Если через две минуты дым не наклонится, мы погибли. Не правда ли, джентльмены, вы не хотите живыми отдаться в руки этих разбойников?
– Нет… конечно, нет, – послышались крики.
– Хорошо. Я знаю, что делать.
Тем временем пираты вторглись на корабль.
– Ну, ребята, все кончено! – воскликнул Фрикэ.
Волосы у него растрепались, лицо и руки почернели от пороха.
Но вдруг победные крики малайцев сменились диким воем от боли. Пираты замялись и подались назад. Ноги у них изрезаны и окровавлены, они наткнулись на битое стекло.
Задние, ничего не зная, напирают на передних, те падают. Несколько минут стоит невообразимая давка.
Пьер воспользовался наступившим смятением и повернул пушку, направив ее вдоль палубы. Но он не стреляет: ему жаль последнего выстрела.
Фрикэ торжествует. Его выдумка удалась.
– Не радуйся, – говорил ему Пьер, – посмотри лучше на них: передние падают, а задние по ним переходят. Они скоро наводнят всю палубу. Взгляни, их полтысячи наберется.
– Стреляйте же, Пьер! Чего вы медлите? – кричит Андрэ.
Картечь проводит кровавую борозду в толпе бронзовых тел. Но брешь в ту же минуту заполняется.
– По-моему, господа, все кончено, – сказал сэр Паркер, готовясь уйти внутрь яхты с револьвером в руке.
– Хорошо, сэр, отлично, – ответил Андрэ. – Я вас понимаю. Мы взлетим на воздух, да? .. Так да здравствует Англия и да здравствует…
– Да здравствует Франция! – докончил почтенный джентльмен.
Андрэ почтительно снял шапку перед английским флагом, бессильно повисшем на флагштоке. Сэр Паркер прибавил:
– Мы еще успеем поднять французский флаг рядом с этим. Я тоже хочу отсалютовать благородному знамени вашей родины.
Вдруг на корабле произошло что-то необыкновенное. Негодяи, которых не смогла остановить уловка Фрикэ, отхлынули назад. Самые храбрые бросаются в море. Что случилось? Откуда-то пришла помощь? Нет. Или, если хотите, да, но только эта помощь хуже нападения. Эта помощь – огонь.
Палуба яхты горит. По ней текут потоки пылающей жидкости. Это спирт, пролитый по ошибке вместе с вином и зажженный последним выстрелом Пьера.
Для «Конкордии» нет спасения: на воде – остервенелые демоны, внутри – огонь.
Заметив свою страшную ошибку, Фрикэ побледнел, как полотно.
– Господин Андрэ, – воскликнул он в отчаянии, – что я наделал! Я хотел вас спасти и… погубил.
– Успокойтесь, – перебил его сэр Паркер. – Вы только опередили меня: я сам хотел взорвать яхту.
– Но я вовсе не хочу быть взорванным. Зачем? Этого не нужно. Мы должны жить.
– И попасть живыми в руки малайцев, которые предадут нас самым лютым пыткам?
– Не бывать этому! Говорю вам, что не бывать! Во что бы то ни стало мы должны жить! Вы знаете, как мы сюда пошли!
– Нет.
– Так знайте же: по одной важной, священной для нас причине мы ехали объявлять войну борнейскому радже.
ГЛАВА II
Фраза, которую он произнес сдавленным голосом при виде яхты, попавшей между двух огней, удивила англичанина, хотя его нелегко было удивить.
«Мы впятером ехали объявить войну борнейскому радже! » При других обстоятельствах сэр Гарри Паркер просто пожал бы плечами и подумал, что перед ним хвастун либо сумасшедший. Но он успел оценить Фрикэ по достоинству. Его поведение во время сражения было безукоризненным. Он продемонстрировал громадную сообразительность и находчивость. То же можно было сказать и обо всех товарищах Фрикэ. Сэр Гарри понимал, что их объединяет общая цель, воодушевляет общее чувство, и допускал, что при таких условиях для пятерых преданных друзей даже невозможное может если не быть, то казаться возможным.
Уверенность заразительна. Сэр Гарри забыл громадную разницу между монархом, столица которого насчитывает пятьдесят тысяч жителей и который составляет законы целому миллиону подданных, и пятью французами, которые объявили ему войну. Он не только уверовал в этот безрассудный поступок, но даже стал считать возможным его успех.
И то сказать, разве в новейшей истории Борнео нельзя найти подобного прецедента в лице англичанина Джемса Брука, который в 1841 году сделался саравакским раджой и занимал это место до 1865 года?
Все это промелькнуло в голове сэра Гарри Паркера, и он ответил парижанину коротким «all right! .. » Но Фрикэ уже исчез. Не заботясь о разбойниках, которые с воем плавали вокруг яхты, не думая о тех из них, которые продолжали висеть с внешней стороны борта, парижанин собрал команду и принялся тушить пожар. Были использованы все швабры, какие только нашлись. Из кладовой принесли несколько запасных парусов. Поставили пожарную трубу, герметически закрыли все люки.
Швабры намочили и разложили вокруг горевшего места, чтобы остановить распространение огня. Фрикэ работал за четверых и все время без умолку сыпал прибаутками, как настоящий парижанин, который способен балагурить даже в минуту крайней опасности.
– Ну-ка, пожарные, голубчики, поднатужтесь, а то сгорим, ей-Богу сгорим! Ведь вот, право, история: в котел к людоедам не попал, отбоярился, зато угодил в миску со жженкой. Это очень глупо… Эй, Князек, берегись: ноги испортишь. Обуйся-ка лучше. В башмаках ты ходишь очень интересно: вразвалку, совсем как утка… Ну-ка, берись за трубу, качай, да посильнее. Парус, который мы хотим разостлать на полу, нужно сперва намочить… Вот так, ребята, валяй спрыскивай его… Так. Ладно. Ну, теперь расстилайте… Легче, легче! .. Пьер, ты за тот конец, а я за этот… Кто это там барахтается? Господа малайцы? Здравствуйте, почтенные. Обожглись? Ну, что же делать! Вас сюда никто не звал. Сидели бы дома… Хотите – милости просим на перевязочный пункт. Там у нас есть доктор Ламперриер. Он не только зарезать, он и вылечить может… хирург!
Действительно, из-под мокрого паруса слышны были стоны пиратов, раненных во время последнего залпа и палимых огнем на месте; в удушливой атмосфере носился неприятный запах горелого мяса. Эпилог борьбы был просто ужасен.
– Зачем же так, господа, – сказал голландец, смягчившийся за время долгого переезда. – Я снаряжу лодку, плывите лучше на ней.
– Милостивый государь, – с достоинством обратился к нему Фрикэ. – Вы оказали нам огромную услугу, хоть сначала и не совсем добровольно. Поедем с нами. Хотя друг или, вернее, соучастник вашего капитана и разорил нас, мы все-таки можем вас наградить, если не деньгами, то как-то иначе.
– Я ничего не хочу и ни в чем не нуждаюсь. Не станете же вы требовать, чтобы я насильно сошел на берег.
– Разумеется, нет. Напротив. Оставайтесь, если ничего не хотите принять от нас. Прощайте!
Пять минут спустя два друга уже вступали на давно желанный берег. Они поспешно устремились по торной дороге, которая вела к плантации. Пьер обернулся и увидал, что шхуна на всех парусах выходит в море.
– Знаешь, а подшкипер «Palembang» провернул, благодаря нам, очень выгодную сделку?
– Как это?
– Неужели ты думаешь, что он возвратит корабль хозяину? Вот посмотришь, вор у вора украдет дубинку. Он преспокойно зайдет за припасами в какой-нибудь притон пиратов и начнет разбойничать. Вот будет с носом мингер Фабрициус!
– Да, действительно, вор у вора дубинку украл.
Тяжелая калитка ограды, окружавшей большой деревенский дом, отворилась, и двое рослых мужчин кинулись с раскрытыми объятиями к прибывшим.
– Фрикэ! .. Шалун ты мой! .. Пьер, дружище! ..
– Господин Андрэ! .. Дорогой доктор! ..
– Бедные друзья! Наконец-то! .. И в таком виде… Мы уж и надежду потеряли…
Фрикэ от волнения едва мог выговорить дрожащим голосом несколько слов. Пьер так побледнел, что это было заметно даже под загаром, и крепко, до боли жал друзьям руки.
– Мы вернулись одни! .. Нас ограбили бандиты!
– Мы разорены, господин Андрэ, разорены! Но мы, ей-Богу, не виноваты!
– Ну что значит денежная потеря в сравнении с ужасным несчастьем, которое на нас обрушилось!
– Что случилось? – воскликнули Пьер и Фрикэ.
– Бланш, ваша маленькая подруга, моя приемная дочь…
– Где она? Что с ней? – прошептал Фрикэ, у которого подкосились ноги.
– Пропала!.. Ее похитили наши заклятые враги, «бандиты моря»!
ЧАСТЬ 2. РАДЖА БОРНЕО
ГЛАВА I
Не то сигнал бедствия, не то салют, не то канонада. – Пять молодцов. – Малайцы-пираты. – Нападение на корабль, севший на мель. – Неожиданная помощь. – На английской яхте. – План защиты, выработанный парижским гамэном. – Бутылки из-под вина, превращенные в капканы. – Абордаж. – Пятьдесят на одного. – Взорвать ли себя? – Пожар на борту. – Пятеро французов объявляют войну борнейскому радже.
– Ну, право же, это пушечный выстрел.– Здесь-то? Помилуй!
– Да почему же нет?
– Скорее всего, салют.
– Кому здесь салютовать.
– Ну, значит, сигнал бедствия.
– А может быть, просто гром. Вот и туча; посмотри, какая черная.
– Не думаю, чтобы гром. Уже одно то…
Вдали опять глухо прогремел выстрел и далеко прокатился над рекой, окруженной широкой каймой лозняка.
– Правда, – сказал первый собеседник. – Близ устья стреляют. Звук пушечного выстрела для меня настолько знаком, что я никогда не ошибусь… А ты слышишь этот треск, Фрикэ?
– Это из митральезы, Пьер, да?
– Почище митральезы, мой мальчик. Это стреляют из новоизобретенной пушки-револьвера.
– Да, наша цивилизация отличается. Каких только успехов мы не делаем в деле самоистребления!
– Да это настоящая битва, – перебил третий человек, до сих пор молчавший.
– Которая задает мне немало работы, – прибавил четвертый баском с ясно различимым провансальским акцентом.
– А как вы думали, доктор? Ведь это не по воробьям стреляют. Впрочем, мы скоро все узнаем.
Это говорил человек, который, по-видимому, был главным в группе.
– Приготовьте оружие, друзья, – продолжал он. – А вы, ребята, – обратился он по-малайски к двум даякам, которые были гребцами на легкой малайской прао, – приналягте-ка на весла.
Легкая лодка, несмотря на то, что в ней сидело, вместе с гребцами, семь человек, быстро поплыла по черным волнам реки.
Пассажиров на лодке, как сказано выше, было семеро, из них четверо европейцев. Они были одеты в одинаковые грубые холщовые куртки со множеством карманов, обуты в крепкие башмаки со шнуровкой и в кожаные штиблеты, прикрывающие панталоны из такого же холста, как и куртка. У всех на голове были белые шапки из бузинной сердцевины, покрытые фланелью – превосходный головной убор, заимствованный у английских солдат индийской армии. Вооружены они очень внушительно: у каждого по короткому дальнобойному карабину, а в желтой кожаной кобуре у пояса – по револьверу крупного калибра.
Багаж каждого состоял из полотняной сумки вроде тех, что бывают у художников-пейзажистов; сумка обернута каучуковой клеенкой и может выдержать любой экваториальный ливень.
Вся экипировка доказывает, что наши путешественники – народ опытный и умеют готовиться к далеким экспедициям.
Один из них, как мы видели, доктор. Это человек очень маленького роста и худой, как щепка. Волосы у него короткие, жесткие, щетинообразные и с проседью; борода подстрижена. Доктору уже исполнилось пятьдесят лет, но он бодр и проворен, почти как юноша. Тело его крепко и закалено во всяких невзгодах, так что он шутя переносит и тропический зной, и болотные испарения, и смеется над холерами и желтой лихорадкой.
Прежде он служил во французском флоте и считался первоклассным хирургом, но три года тому назад вышел в отставку. Сначала он поселился у себя на родине, в Провансе, в маленьком домике с зелеными ставнями, рассчитывая зажить скромным сельским буржуа, наслаждаясь супом на оливковом масле и марсельскими ракушками, но эта идиллия длилась ровно два месяца. Доктор Ламперриер запер свой домик, заколотил зеленые ставни и отправился сажать капусту… куда бы вы думали? На Суматру, в обществе своего друга Андра.
Последний руководит экспедицией и составляет разительный контраст со своим другом. Тридцати двух лет, темноволосый, с серьезным выражением бледного лица, он настолько же сдержан, насколько доктор общителен. Его стройные руки и ноги обладают силой, которая, на первый взгляд, как-то даже не вяжется с их изяществом. Ловкость и замечательное умение владеть оружием делают его опасным в неординарных обстоятельствах, хотя он далеко не авантюрист. Это, напротив, джентльмен с головы до ног, чистокровный парижанин в одежде промышленника.
Приведенный выше разговор достаточно определил личность двух остальных, и нам незачем рисовать портреты Фрикэ – парижского гамэна и бретонца Пьера де Галя.
Пятый товарищ, до сих пор не раскрывший рта, совершенно черный негр. Ему восемнадцать лет, и европейское платье трещит по швам на его могучих плечах. На умном лице написаны доброта и ребяческая капризность. Этот юный черный колосс, великолепный представитель внутренне-африканской расы, относится к происходящему совершенно безучастно. Товарищи любят его, как братья, и больше ему ничего не нужно. Прао быстро летит, управляемая веслами даяков, европейцы вооружаются, пушка гудит, гул все ближе и ближе, а храбрый юноша невозмутимо развалился на дне пироги с беспечностью отдыхающего черного льва.
Голос Фрикэ заставил его привстать.
– Послушай, Князек, – говорит Фрикэ. – Неужели ты не слышишь этого шума? Подтянись-ка получше. Сейчас посыпется свинец. Приготовься.
Князек, который выше Фрикэ на целую голову, отвечал мягким, музыкальным голосом, свойственным многим неграм:
– Да, Фрикэ, да… Ты всегда торопишься… Но и я от тебя никогда не отставал.
– А карабин у тебя заряжен?
– Заряжен… Да я и без карабина: возьму топор и – ух! .. А не то прикладом…
– Без глупостей. Знаю я тебя: начнешь колотить как попало, сломаешь карабин и будешь без ружья всю поездку.
Князек улыбнулся и с наивной гордостью согнул руку у локтя, демонстрируя огромные мускулы, вздувшиеся под блестящей черной кожей.
– Я всегда могу найти дубину.
– Ну, это пора оставить. Дубина, юноша, для негров, а ты теперь парижанин.
– Я всегда делаю так, как ты хочешь. Не правда ли, мсье Андрэ?
– Не слушай его, Князек, – ласково сказал Андрэ. – Он это ради шутки тебе говорит.
– О! Ради шутки!
– Вовсе не ради шутки, – продолжал шутить Фрикэ. – Скольких трудов стоило мне спасти его от рабства, увезти в Париж, воспитывать, а он – дубину! Видно, как волка ни корми, он все в лес глядит…
– Тише! Будет вам! – остановил его Андрэ. – По местам, неприятель близко!
Четыре европейца пригнулись и приготовили свои карабины. Река внезапно повернула и стала шире в устье. Показался небольшой мысок, поросший густым лозняком, и глазам европейцев представилось странное и страшное зрелище.
В пятидесяти метрах от них, не больше как на один кабельтов от берега, неподвижно стоял окруженный облаком дыма небольшой корабль, по-видимому, севший на мель. Время от времени это колеблющееся облако прорезывалось длинной огненной лентой. Раздавался выстрел из пушки и картечь сыпалась на бесчисленные пироги, грозным кругом охватившие судно.
После каждого выстрела слышался яростный вой. Круг сжимался все теснее и теснее. Через несколько минут неминуемо должен был последовать абордаж, последствия которого были ясны.
– Черт возьми, – проворчал Пьер де Галь, – почему они торчат здесь, не двигаясь с места? ..
– Что же им делать? – спросил Фрикэ.
– Я отлично вижу трубу, это пароход. Почему бы им не развести пары? Они разом опрокинули бы этих пиратов, которые, похоже, сейчас в них вцепятся.
– А если они сели на мель?
– Дать машине задний ход и сдвинуться с места. Поднять все паруса.
– Но теперь отлив и ни малейшего ветра.
– Это ничего не значит. Осторожность необходима.
– Твоя правда, Пьер де Галь, – поддержал моряка доктор. – А ловко действуют эти малайские пираты! Эта хорошенькая яхта для них просто клад. Они с удовольствием сделают из нее разбойничье судно.
– Вы говорите яхта, доктор? – спросил Андрэ.
– Английская увеселительная яхта. Разве вы не видите флага и значка яхт-клуба?
– Хорошее теперь у нее увеселение, нечего сказать, – заметил Фрикэ.
Прао близко подъехала к пирогам, на которых сидели нападающие. Ее приближение сначала не вызвало тревоги у малайцев, которые подумали, что это идет подкрепление. Но вот они замечают белые шапки и блестящие карабины европейцев и понимают свою ошибку. Бандиты архипелага поднимают яростный крик и, потрясая длинными мечами, так называемыми «кампилангами», устремляются на утлую лодку с желанием немедленно ее разнести. Но их надежда не оправдывается.
– Пли! – кричит Андрэ раскатистым голосом.
Прао извергает огонь, точно вулкан. С обоих бортов сверкают выстрелы, правильные, меткие. Крики торжества сменяются воплями боли и агонии. По временам слышно, как пули впиваются в тело и ударяются о кости. Не проходит полминуты, а уже две пироги вынуждены удалиться. Подъезжают две другие, но и их постигает та же участь. А ружейные выстрелы все продолжаются и все так же мерны и метки, точно на военном учении.
Укрывшись за бортом лодки, четыре европейца беспрерывно палят, как будто их двадцать человек. Малайцам кажется, что белые не заряжают своих карабинов, а карабины у них неистощимы.
Два даяка, наклоняясь над веслами, с удовольствием смотрят на истребление своих непримиримых врагов – малайцев. Прао прорывает линию пирог и плывет к кораблю.
– Пора кончить все это! – вскричал Фрикэ. – Дуло моего карабина так нагрелось, что жжет руки.
– Намочи его в воде. Я сам так делаю, и мне ничего.
– Отличная мысль! Вот и легче стало. Мне кажется, что мы окажем англичанам неоценимую помощь, и они должны будут нам поставить мачтовую свечку.
За лодкой на почтительном расстоянии плывут пираты. Вот уже можно переговариваться с кораблем. Андрэ окликает яхту.
У борта показывается человек, вооруженный карабином.
– Бросьте нам канат! – кричит Андрэ.
Англичанин придумал лучше. Понимая, что взбираться таким путем на корабль и долго и, из-за малайцев, опасно, он быстро спустил им лестницу штирборта. Ее нижняя площадка коснулась воды.
– Ну, Князек, полезай! – сказал Андрэ.
Негр собрал доспехи и вскочил на лестницу.
– Теперь ты, Фрикэ.
– Готово! – сказал парижанин, одним духом перемахнув через лестницу.
– Теперь вы, господин Пьер. Доктор, а что же вы?
Затем он сказал несколько слов по-малайски даякам, которые послушно покинули пирогу. Андрэ остался один. Он приблизился к платформе, встал на нее и сильным ударом ноги оттолкнул пустую лодку, которая поплыла прочь и скрылась из вида.
Пираты гребут изо всех сил, стараясь настичь Андрэ, но он останавливается на середине лестницы, хладнокровно наводит карабин и стреляет.
Один за другим раздаются четыре выстрела с промежутком в четверть минуты. Четыре малайца валятся, как снопы. После этого молодой человек, не торопясь, входит по лестнице и, точно в салоне, элегантно раскланивается на палубе с пожилым господином, около которого уже собрались наши французы и негр.
Малайцы напуганы. Они уходят из-под выстрелов, но не оставляют своего намерения. Они, очевидно, продолжают обдумывать способ захватить лакомый кусочек – английское судно.
Защитники могут рассчитывать на несколько минут перемирия перед новой отчаянной атакой. Андрэ окидывает яхту взглядом и удивляется, что на ней так мало народу: всего пять человек с седым джентльменом включительно.
Несмотря на близкую опасность, француз, зная хорошо нравы и обычаи британцев, спешит выполнить необходимую формальность – представляется сам и представляет своих друзей. Англичанин крепко жмет каждому руку и объявляет, что он сэр Гарри Паркер, капитан и хозяин яхты «Конкордия».
Но пираты близко и долго разговаривать не приходится. Вода пенится от ударов веслами, нужно действовать как можно скорее. Англичанин с большим тактом отводит Андрэ в сторону и передает ему командование, говоря, что очень плохо объясняется по-французски, а это может навредить делу.
Молодой человек любезно кланяется и благодарит:
– Хорошо. Мы постараемся оправдать ваше доверие. Господин Пьер де Галь, артиллерия – дело ваше.
Боцман приложил руку к шапке и встал на свое место. Фрикэ подошел к Андрэ и тихо сказал:
– Мсье Андрэ, малайцы непременно нападут.
– Очень может быть.
– Не поручите ли мне защиту палубы?
– Как это?
– Я бы разбросал несколько капканов, о которые пираты порежут себе ноги, как только вступят на борт.
– Как хочешь. Только делай поскорее.
– Пошлите со мной двух человек в провиант-камеру. Князек, иди и ты.
Не прошло десяти минут, как француз снова появился на палубе, таща две корзины с бутылками. За ним с такой же ношей шли его товарищи. Мгновенно ящики были опустошены.
– Клико № 1… Вермут… Эль завода Брасс и К°. Бор до… Сколько прелестных вещей идут не по назначению! .. Эй вы, бейте все это, не жалейте… Пускай вино льется – чище палуба будет.
Раздался звон разбитой посуды. Напитки разлились, смешались и потекли по половицам, а осколки бутылок рассыпались по палубе.
– Еще разок сходим… этого мало. У нас нет иного выхода.
Второе путешествие за бутылками окончилось быстрее, чем первое, и скоро палуба почти вся была завалена битым стеклом.
– Вот и капканы готовы, – весело сказал Фрикэ. – Что значит хорошо снабженный погреб: у нас еще осталось чем освежиться после битвы.
– Эти французы очень храбры и находчивы, – бормотал про себя восхищенный сэр Паркер.
– Пора, господин Пьер, – сказал Андрэ ровным голосом.
Линия лодок была уже в одном кабельтове от яхты. Пьер быстро наклонился над двенадцатифунтовой пушкой, заряженной картечью.
– Первая! – крикнул он.
На пироги посыпался железный град. Линия нарушилась, и в прорыве показались обломки дерева и тонущие тела.
Затем раздался залп из ружей. Пьер бежал к другому орудию, пока первое заряжали снова. Треск еще сильнее, и нападающие, не ожидавшие такого приема, воют от злобы и боли.
Хладнокровие и ловкость защитников яхты уравновешивают их силы с силами неприятеля. Но численный перевес все-таки на стороне последнего. Долго ли может продолжаться битва? Несмотря на понесенные тяжкие потери, малайцы подвигаются вперед. Они переменили тактику и сделали бесполезными и картечницу, и пушку-револьвер. Бандиты вылезли из лодок и плывут, толкая их перед собой, так что выстрелы мало задевают их. По временам из-за лодок появляются головы и сейчас же исчезают; круг нападающих больше не прерывается.
Вот они близко от яхты. Андрэ хладнокровно подходит к сэру Паркеру:
– Не замечаете ли вы, сэр, что судно слегка колышется?
– Да, действительно. Чувствуется прилив. Через минуту мы будем подняты водой. Как жаль, что на яхте совершенно нет угля!
– Все равно мы не смогли бы продержаться до тех пор, пока разведем пары. Ох, этот штиль! .. Скажите, ваши матросы хорошо умеют управлять парусами?
– Это все отборный народ.
– Прикажите готовить паруса. Это необходимо. Мы сделаем последнее усилие отразить абордаж. А там, быть может, поднимется и ветер.
– Очень хорошо.
Тактика малайских пиратов особенно опасна для заштилевших парусных кораблей. Если корабль с невысоким бортом, если на нем нет значительной артиллерии и многочисленного экипажа, то он обычно погибает. Пираты окружают его со всех сторон тесной линией, которую легко прорвать, но легко и сомкнуть снова. Они страшны количеством. Каждая пирога с тремя-четырьмя малайцами представляет собой боевую единицу. Потеря одной из них ничего не значит в общей массе, которая настойчиво продолжает надвигаться на корабль. Круг делается все теснее, артиллерия становится бессильна. Наконец пираты вскакивают на корабль с бешенством хищников и ловкостью обезьян, бросаются на защитников и, нередко превышая их число в пятьдесят раз, подавляют их. Таков в большинстве случаев роковой исход атаки.
Несмотря на проворство и усилия французов, их ружейный огонь заметно ослаб, пока англичане готовили паруса, и осаждающие этим воспользовались. Отвратительный авангард морских демонов вынырнул из воды и устремился на переднюю часть корабля, так как защитники столпились на кормовой части, где на палубе было набросано меньше битого стекла. Держа в зубах кинжалы, пираты карабкались на яхту, цепляясь за дерево своими длинными звериными когтями. При этом они испускали дикие крики, чтобы ободрить плывших сзади.
Сэр Паркер поднял с пола щепочку, зажег и положил на шпиль. Поднялась тонкая вертикальная струйка синеватого дыма. Ветра не было. Англичанин покачал головой и сказал:
– Если через две минуты дым не наклонится, мы погибли. Не правда ли, джентльмены, вы не хотите живыми отдаться в руки этих разбойников?
– Нет… конечно, нет, – послышались крики.
– Хорошо. Я знаю, что делать.
Тем временем пираты вторглись на корабль.
– Ну, ребята, все кончено! – воскликнул Фрикэ.
Волосы у него растрепались, лицо и руки почернели от пороха.
Но вдруг победные крики малайцев сменились диким воем от боли. Пираты замялись и подались назад. Ноги у них изрезаны и окровавлены, они наткнулись на битое стекло.
Задние, ничего не зная, напирают на передних, те падают. Несколько минут стоит невообразимая давка.
Пьер воспользовался наступившим смятением и повернул пушку, направив ее вдоль палубы. Но он не стреляет: ему жаль последнего выстрела.
Фрикэ торжествует. Его выдумка удалась.
– Не радуйся, – говорил ему Пьер, – посмотри лучше на них: передние падают, а задние по ним переходят. Они скоро наводнят всю палубу. Взгляни, их полтысячи наберется.
– Стреляйте же, Пьер! Чего вы медлите? – кричит Андрэ.
Картечь проводит кровавую борозду в толпе бронзовых тел. Но брешь в ту же минуту заполняется.
– По-моему, господа, все кончено, – сказал сэр Паркер, готовясь уйти внутрь яхты с револьвером в руке.
– Хорошо, сэр, отлично, – ответил Андрэ. – Я вас понимаю. Мы взлетим на воздух, да? .. Так да здравствует Англия и да здравствует…
– Да здравствует Франция! – докончил почтенный джентльмен.
Андрэ почтительно снял шапку перед английским флагом, бессильно повисшем на флагштоке. Сэр Паркер прибавил:
– Мы еще успеем поднять французский флаг рядом с этим. Я тоже хочу отсалютовать благородному знамени вашей родины.
Вдруг на корабле произошло что-то необыкновенное. Негодяи, которых не смогла остановить уловка Фрикэ, отхлынули назад. Самые храбрые бросаются в море. Что случилось? Откуда-то пришла помощь? Нет. Или, если хотите, да, но только эта помощь хуже нападения. Эта помощь – огонь.
Палуба яхты горит. По ней текут потоки пылающей жидкости. Это спирт, пролитый по ошибке вместе с вином и зажженный последним выстрелом Пьера.
Для «Конкордии» нет спасения: на воде – остервенелые демоны, внутри – огонь.
Заметив свою страшную ошибку, Фрикэ побледнел, как полотно.
– Господин Андрэ, – воскликнул он в отчаянии, – что я наделал! Я хотел вас спасти и… погубил.
– Успокойтесь, – перебил его сэр Паркер. – Вы только опередили меня: я сам хотел взорвать яхту.
– Но я вовсе не хочу быть взорванным. Зачем? Этого не нужно. Мы должны жить.
– И попасть живыми в руки малайцев, которые предадут нас самым лютым пыткам?
– Не бывать этому! Говорю вам, что не бывать! Во что бы то ни стало мы должны жить! Вы знаете, как мы сюда пошли!
– Нет.
– Так знайте же: по одной важной, священной для нас причине мы ехали объявлять войну борнейскому радже.
ГЛАВА II
Фрикэ тушит пожар. – Возобновление военных действий. – Спасены! – «Конкордия» поднята волнами. – Почему так мало экипажа на яхте. – Угля нет. – Фрикэ берется развести пары за один час. – Фрикэ-машинист. – Фрикэ – мастер на все руки. – Похвала, которая не отвечает истине. – Чем на досуге занимаются даяки. – Еще головорезы. – Любопытство антрополога, очень своеобразно понятое.
Фрикэ не был хвастуном. Он просто принадлежал к людям с пылкой фантазией и был мастером выдумывать самые смелые проекты.Фраза, которую он произнес сдавленным голосом при виде яхты, попавшей между двух огней, удивила англичанина, хотя его нелегко было удивить.
«Мы впятером ехали объявить войну борнейскому радже! » При других обстоятельствах сэр Гарри Паркер просто пожал бы плечами и подумал, что перед ним хвастун либо сумасшедший. Но он успел оценить Фрикэ по достоинству. Его поведение во время сражения было безукоризненным. Он продемонстрировал громадную сообразительность и находчивость. То же можно было сказать и обо всех товарищах Фрикэ. Сэр Гарри понимал, что их объединяет общая цель, воодушевляет общее чувство, и допускал, что при таких условиях для пятерых преданных друзей даже невозможное может если не быть, то казаться возможным.
Уверенность заразительна. Сэр Гарри забыл громадную разницу между монархом, столица которого насчитывает пятьдесят тысяч жителей и который составляет законы целому миллиону подданных, и пятью французами, которые объявили ему войну. Он не только уверовал в этот безрассудный поступок, но даже стал считать возможным его успех.
И то сказать, разве в новейшей истории Борнео нельзя найти подобного прецедента в лице англичанина Джемса Брука, который в 1841 году сделался саравакским раджой и занимал это место до 1865 года?
Все это промелькнуло в голове сэра Гарри Паркера, и он ответил парижанину коротким «all right! .. » Но Фрикэ уже исчез. Не заботясь о разбойниках, которые с воем плавали вокруг яхты, не думая о тех из них, которые продолжали висеть с внешней стороны борта, парижанин собрал команду и принялся тушить пожар. Были использованы все швабры, какие только нашлись. Из кладовой принесли несколько запасных парусов. Поставили пожарную трубу, герметически закрыли все люки.
Швабры намочили и разложили вокруг горевшего места, чтобы остановить распространение огня. Фрикэ работал за четверых и все время без умолку сыпал прибаутками, как настоящий парижанин, который способен балагурить даже в минуту крайней опасности.
– Ну-ка, пожарные, голубчики, поднатужтесь, а то сгорим, ей-Богу сгорим! Ведь вот, право, история: в котел к людоедам не попал, отбоярился, зато угодил в миску со жженкой. Это очень глупо… Эй, Князек, берегись: ноги испортишь. Обуйся-ка лучше. В башмаках ты ходишь очень интересно: вразвалку, совсем как утка… Ну-ка, берись за трубу, качай, да посильнее. Парус, который мы хотим разостлать на полу, нужно сперва намочить… Вот так, ребята, валяй спрыскивай его… Так. Ладно. Ну, теперь расстилайте… Легче, легче! .. Пьер, ты за тот конец, а я за этот… Кто это там барахтается? Господа малайцы? Здравствуйте, почтенные. Обожглись? Ну, что же делать! Вас сюда никто не звал. Сидели бы дома… Хотите – милости просим на перевязочный пункт. Там у нас есть доктор Ламперриер. Он не только зарезать, он и вылечить может… хирург!
Действительно, из-под мокрого паруса слышны были стоны пиратов, раненных во время последнего залпа и палимых огнем на месте; в удушливой атмосфере носился неприятный запах горелого мяса. Эпилог борьбы был просто ужасен.