Страница:
В начале тридцатых Земский и Ветчинкин читали лекции ракетчикам Королева, а позже работали консультантами в Реактивном НИИ. Именно профессор Ветчинкин редактировал брошюру Ю.Кондратюка «Завоевание межпланетных пространств», изданную в Новосибирске за счет автора. Он же познакомил Кондратюка с Королевым. Королев предложил ему работать в ГИРДе, но Кондратюк отказался. Почему? Историки космонавтики объясняют, что он жил под чужим именем и опасался проверки: группа Королева была полувоенной организацией. Вполне убедительно, — если рассматривать факты изолированно. Но, зная цепочку последующих событий, можно предположить, что его согласие могло нарушить какие-то сроки.
В сорок втором году сержант Кондратюк погиб на фронте; его полуобгоревшую тетрадь с формулами нашел немецкий солдат и передал по инстанции. Таким непростым путем тетрадь попала в ракетный центр Пенемюнде — к фон Брауну, а в сорок пятом — на Лубянку. Но и на этом странная история не заканчивается. Сразу после войны Ветчинкин прилагает массу усилий, чтобы переиздать книгу Кондратюка в «Оборонгизе». Она выходит в 1947 году тиражом 2000 экземпляров. Один экземпляр поступает в библиотеку Конгресса США. После триумфа первого спутника американцы подняли всю советскую литературу по космосу, — таким образом репринт английского перевода «Завоевания межпланетных пространств» оказался на рабочем столе Джона Хуболта, одного из ведущих специалистов проекта «Аполлон». Три года Хуболт твердил фон Брауну о преимуществах кондратюковской схемы посадки. И убедил его, — сэкономив Америке несколько лет и миллиарды долларов. А в 1971 году Нейл Армстронг — первый человек, ступивший на Луну, — во время поездки в СССР специально побывал в Новосибирске — в доме, где жил «лунный пророк».
4."АТОН" ПОЧТИ НЕ ВИДЕН
5. «ПРИЕХАЛ ЖРЕЦ!»
6. «ИНТЕРЕСНЫЕ РУКОПИСИ БЭКОНА»
7."МОИ СОЧИНЕНИЯ Я ЗАШИФРОВАЛ…"
В сорок втором году сержант Кондратюк погиб на фронте; его полуобгоревшую тетрадь с формулами нашел немецкий солдат и передал по инстанции. Таким непростым путем тетрадь попала в ракетный центр Пенемюнде — к фон Брауну, а в сорок пятом — на Лубянку. Но и на этом странная история не заканчивается. Сразу после войны Ветчинкин прилагает массу усилий, чтобы переиздать книгу Кондратюка в «Оборонгизе». Она выходит в 1947 году тиражом 2000 экземпляров. Один экземпляр поступает в библиотеку Конгресса США. После триумфа первого спутника американцы подняли всю советскую литературу по космосу, — таким образом репринт английского перевода «Завоевания межпланетных пространств» оказался на рабочем столе Джона Хуболта, одного из ведущих специалистов проекта «Аполлон». Три года Хуболт твердил фон Брауну о преимуществах кондратюковской схемы посадки. И убедил его, — сэкономив Америке несколько лет и миллиарды долларов. А в 1971 году Нейл Армстронг — первый человек, ступивший на Луну, — во время поездки в СССР специально побывал в Новосибирске — в доме, где жил «лунный пророк».
4."АТОН" ПОЧТИ НЕ ВИДЕН
В бартиниевском фонде Научно-мемориального музея Н.Е. Жуковского хранится одна из работ, посвященных природе времени. Бартини пишет о том, что пространство-время похоже на киноленту: наше сознание перескакивает от кадра к кадру через разрывы непрерывности — черные щели небытия.
«Передо мной качается маятник часов. В своих крайних положениях маятник останавливается, между этими положениями он находится в движении. Качание маятника я заснял киноаппаратом. Последовательные положения маятника на киноленте отображены рядом, они присутствуют тут неподвижно и в одинаковой мере. Но все кадры несколько смазаны: во время экспозиции маятник переместился, центр груза изображен не точкой, а черточкой. Когда я увеличивал скорость съемки, длительность экспозиции сокращалась и черточка становилась короче. Что же будет в пределе? Очевидно, я получу вереницу неподвижных дискретных точек, плотно прилегающих друг к другу: тут точка есть, потом она исчезает и появляется рядом. Это та же самая точка? Или исчезла одна, а появилась другая? Что есть движение — сумма неподвижных положений или сумма исчезновений и появлений? Как возникает движение? Куда исчезает и откуда появляется точка? Уничтожается ли она, когда исчезает, или существует попеременно в бытие и инобытие?»
Именно эта идея легла в основу фантастической новеллы Сигизмунда Кржижановского «Собиратель щелей». Его герой останавливает прыжки сознания и проваливается в щель между «кадрами», — исчезает из мира, оставив мертвое тело. Сходство налицо. Видно также, что автор любит слово «диск»: оно встречается восемнадцать раз, и больше половины — в первой главе.
Летом двадцать пятого года Кржижановский жил в доме Волошина — вместе со своим другом Михаилом Булгаковым. А первое, что делает в полете булгаковская Маргарита — разбивает «освещенный диск» дорожного знака и крушит окна писательского дома. «Писательским домом» назван и ресторан: «Ба! Да ведь это писательский дом. Знаешь, Бегемот, я очень много хорошего и лестного слышал про этот дом. Обрати внимание, мой друг, на этот дом. Приятно думать о том, что под этой крышей скрывается и вызревает целая бездна талантов». Даже самые мелкие детали подчеркивают скрытое единство двух домов: к писательскому дому подъезжает пожарная машина, а ресторан («писательский дом») действительно сгорает. Но «форменный пророк» Бегемот обещает, что будет построено новое здание — «лучше прежнего». Эти строки появились после ареста Бартини. Можно предположить, что дом, в котором жильцы «скрывались и вызревали» — аллегория тайного общества, выбравшего своим знаком диск. Не ведет ли эта ниточка к дому Волошина?
Гаснут во времени, тонут в пространстве
Мысли, событья, мечты, корабли…
Я ж уношу в свое странствие странствий
Лучшее из наваждений Земли!..
Знатоки советской фантастики, несомненно, припомнят это четверостишие. Оно приведено без указания авторства в «Туманности Андромеды», — эпитафия, высеченная на надгробном камне «знаменитого поэта очень древних времен». Но автор известен — Максимилиан Волошин.
В ефремовском романе тоже встречается много дисков, — начиная с дисков-циферблатов и кончая той звездой, к которой направляется экспедиция: «По мере приближения к Зирде ее светило стало огромным алым диском…». На обратном пути герои становятся пленниками опасной планеты и находят там огромный звездолет дискообразной формы, потерпевший катастрофу много миллионов лет назад. Во второй главе действие переносится на земную станцию связи с другими цивилизациями. Главный «связист» Дар Ветер уходит с работы, и перед этим руководит последним сеансом: «По знаку Дар Ветра Веда Конг встала на отливающий синим блеском круг металла…». Затем мы видим третий диск: Дар Ветер и его возлюбленная летят над Западной Сибирью на маленькой круглой площадке. Тоже понятно: когда Ефремов писал эту главу, создатель самолета-амфибии ДАР еще работал в Новосибирске. В конце романа Дар Ветер вернулся к руководству межзвездной связью, а к огромному диску отправилась новая экспедиция. Тайный союз возродился? Через год Ефремов напечатал новую повесть — «Сердце Змеи». Сюжет ее похож на «Туманность…»: земная экспедиция летит к одной из ближайших звезд. «Подозревалось, что звезда была связана с темным облаком в форме вращающегося электромагнитного диска, обращенного ребром к Земле».
Нашу догадку неожиданно подтвердил В.Казневский:
— Учениками Бартини были некоторые писатели, кинорежиссеры, художники, ученые. Они именовали себя «дисковцами», а тайная школа называлась «Атон». Атон — солнечный диск у древних египтян. Он считался воплощением великого бога Ра, его видимым телом.
(Ра-Мег!)
Виктор Павлович показал нам список «дисковцев». Максимилиан Волошин, Владимир Маяковский, Александр Грин, Михаил Булгаков, Андрей Платонов, Сигизмунд Кржижановский, Алексей Толстой, Леонид Леонов, Валентин Катаев, Юрий Олеша, Евгений Шварц, Иван Ефремов, Лазарь Лагин, Николай Носов — эти имена (и некоторые другие) мы встретили с чувством глубокого удовлетворения. Но кто такие Г.Альтшуллер, Ю.Долгушин, А.Полещук, П.Аматуни? И почему среди сказочников и фантастов оказались знаменитые сатирики Илья Ильф и Евгений Петров? Еще загадочнее выглядит в этом списке Владимир Набоков, покинувший Россию в 1919 году: где и когда он мог познакомиться с Бартини? Но одна ниточка все же существует — очень тонкая и ничего не объясняющая. В 1904 году Набоковы побывали в Фиуме. Полвека спустя писатель вспоминал об этом в автобиографических «Других берегах»:
«Место это, конечно, Аббация, на Адриатике. Накануне в кафе у фиумской пристани, когда уже нам подавали заказанное, мой отец заметил за ближним столиком двух японских офицеров, и мы тотчас ушли; однако я успел схватить целую бомбочку лимонного мороженого, которую так и унес в набухающем небной болью рту. Время, значит, 1904 год, мне пять лет».
«Передо мной качается маятник часов. В своих крайних положениях маятник останавливается, между этими положениями он находится в движении. Качание маятника я заснял киноаппаратом. Последовательные положения маятника на киноленте отображены рядом, они присутствуют тут неподвижно и в одинаковой мере. Но все кадры несколько смазаны: во время экспозиции маятник переместился, центр груза изображен не точкой, а черточкой. Когда я увеличивал скорость съемки, длительность экспозиции сокращалась и черточка становилась короче. Что же будет в пределе? Очевидно, я получу вереницу неподвижных дискретных точек, плотно прилегающих друг к другу: тут точка есть, потом она исчезает и появляется рядом. Это та же самая точка? Или исчезла одна, а появилась другая? Что есть движение — сумма неподвижных положений или сумма исчезновений и появлений? Как возникает движение? Куда исчезает и откуда появляется точка? Уничтожается ли она, когда исчезает, или существует попеременно в бытие и инобытие?»
Именно эта идея легла в основу фантастической новеллы Сигизмунда Кржижановского «Собиратель щелей». Его герой останавливает прыжки сознания и проваливается в щель между «кадрами», — исчезает из мира, оставив мертвое тело. Сходство налицо. Видно также, что автор любит слово «диск»: оно встречается восемнадцать раз, и больше половины — в первой главе.
Летом двадцать пятого года Кржижановский жил в доме Волошина — вместе со своим другом Михаилом Булгаковым. А первое, что делает в полете булгаковская Маргарита — разбивает «освещенный диск» дорожного знака и крушит окна писательского дома. «Писательским домом» назван и ресторан: «Ба! Да ведь это писательский дом. Знаешь, Бегемот, я очень много хорошего и лестного слышал про этот дом. Обрати внимание, мой друг, на этот дом. Приятно думать о том, что под этой крышей скрывается и вызревает целая бездна талантов». Даже самые мелкие детали подчеркивают скрытое единство двух домов: к писательскому дому подъезжает пожарная машина, а ресторан («писательский дом») действительно сгорает. Но «форменный пророк» Бегемот обещает, что будет построено новое здание — «лучше прежнего». Эти строки появились после ареста Бартини. Можно предположить, что дом, в котором жильцы «скрывались и вызревали» — аллегория тайного общества, выбравшего своим знаком диск. Не ведет ли эта ниточка к дому Волошина?
Гаснут во времени, тонут в пространстве
Мысли, событья, мечты, корабли…
Я ж уношу в свое странствие странствий
Лучшее из наваждений Земли!..
Знатоки советской фантастики, несомненно, припомнят это четверостишие. Оно приведено без указания авторства в «Туманности Андромеды», — эпитафия, высеченная на надгробном камне «знаменитого поэта очень древних времен». Но автор известен — Максимилиан Волошин.
В ефремовском романе тоже встречается много дисков, — начиная с дисков-циферблатов и кончая той звездой, к которой направляется экспедиция: «По мере приближения к Зирде ее светило стало огромным алым диском…». На обратном пути герои становятся пленниками опасной планеты и находят там огромный звездолет дискообразной формы, потерпевший катастрофу много миллионов лет назад. Во второй главе действие переносится на земную станцию связи с другими цивилизациями. Главный «связист» Дар Ветер уходит с работы, и перед этим руководит последним сеансом: «По знаку Дар Ветра Веда Конг встала на отливающий синим блеском круг металла…». Затем мы видим третий диск: Дар Ветер и его возлюбленная летят над Западной Сибирью на маленькой круглой площадке. Тоже понятно: когда Ефремов писал эту главу, создатель самолета-амфибии ДАР еще работал в Новосибирске. В конце романа Дар Ветер вернулся к руководству межзвездной связью, а к огромному диску отправилась новая экспедиция. Тайный союз возродился? Через год Ефремов напечатал новую повесть — «Сердце Змеи». Сюжет ее похож на «Туманность…»: земная экспедиция летит к одной из ближайших звезд. «Подозревалось, что звезда была связана с темным облаком в форме вращающегося электромагнитного диска, обращенного ребром к Земле».
Нашу догадку неожиданно подтвердил В.Казневский:
— Учениками Бартини были некоторые писатели, кинорежиссеры, художники, ученые. Они именовали себя «дисковцами», а тайная школа называлась «Атон». Атон — солнечный диск у древних египтян. Он считался воплощением великого бога Ра, его видимым телом.
(Ра-Мег!)
Виктор Павлович показал нам список «дисковцев». Максимилиан Волошин, Владимир Маяковский, Александр Грин, Михаил Булгаков, Андрей Платонов, Сигизмунд Кржижановский, Алексей Толстой, Леонид Леонов, Валентин Катаев, Юрий Олеша, Евгений Шварц, Иван Ефремов, Лазарь Лагин, Николай Носов — эти имена (и некоторые другие) мы встретили с чувством глубокого удовлетворения. Но кто такие Г.Альтшуллер, Ю.Долгушин, А.Полещук, П.Аматуни? И почему среди сказочников и фантастов оказались знаменитые сатирики Илья Ильф и Евгений Петров? Еще загадочнее выглядит в этом списке Владимир Набоков, покинувший Россию в 1919 году: где и когда он мог познакомиться с Бартини? Но одна ниточка все же существует — очень тонкая и ничего не объясняющая. В 1904 году Набоковы побывали в Фиуме. Полвека спустя писатель вспоминал об этом в автобиографических «Других берегах»:
«Место это, конечно, Аббация, на Адриатике. Накануне в кафе у фиумской пристани, когда уже нам подавали заказанное, мой отец заметил за ближним столиком двух японских офицеров, и мы тотчас ушли; однако я успел схватить целую бомбочку лимонного мороженого, которую так и унес в набухающем небной болью рту. Время, значит, 1904 год, мне пять лет».
5. «ПРИЕХАЛ ЖРЕЦ!»
Барон не мог уйти, не заложив новую информационную бомбу. Мы глотали пыль в библиотеках и архивах, листали семейные альбомы, чертежи, письма, мы опрашивали людей, которые знали Бартини или только слышали о нем от других. Обнаружились любопытные связи — Гурджиев, Сталин, Хрущев, Королев, Булгаков, Ефремов — но настоящий «клад» найти не удавалось.
«Где умный человек спрячет лист? В лесу». Все объяснил список «Атона»: каждый из писателей-"дисковцев" зашифровал информацию и размножил ее в сотнях тысяч экземпляров своих книг. Некоторые — в миллионах… Следует ожидать, что «второе дно» этих произведений почти не соотносится с их жанром и содержанием. Менее очевидным может показаться другое предположение: все зашифрованные книги содержат одни и те же сведения, — как голограмма, разрезанная на кусочки.
«Четким очертанием, огромным, косматым клубком Солнце висело в пустой темноте. С боков его, как крылья, были раскинуты две световые туманности». Через несколько страниц герои «Аэлиты» снова видят наше светило: «Раскинув узкие туманные крылья, пылающее солнце клонилось к закату». Именно так изображали Атон древние египтяне — солнечный диск с крыльями. В энциклопедии «Мифы народов мира» можно прочитать о том, что Ра, родившийся от небесной коровы, именовался «золотым теленком». Его главный атрибут — диск. А какой предмет мы видим у Бендера при первом появлении в «Двенадцати стульях»? «В руках молодой человек нес астролябию». Этот угломерный прибор представляет собой диск — медный, бронзовый или деревянный. В «Золотом теленке» герой прямо отождествляется с диском:
«Перед ним сидел атлет с точеным, словно выбитым на монете лицом». Тот же знак предъявлен в последней главе романа: «Разжав руку, Бендер увидел на ладони плоскую медную пуговицу…».
«Чтоб дети наши не угасли, пожалуйста, организуйте ясли!» — такой плакат видят во время автопробега «дети лейтенанта Шмидта». А во что превратилось сокровище воробьяниновской тещи? В железнодорожный клуб с яслями!.. Сопоставьте это с нелепым «вер-блюдом» из спектакля театра «Колумб», с «блюдечком», на котором Корейко должен принести деньги, и с золотыми предметами, перенесенными Бендером через границу — блюдом и крестом. В церковной символике блюдо означает Вифлеемские ясли, а называется — дискос. Школа «Атон»? В пустейшей болтовне Остапа со студентами-попутчиками проскользнули два слова — «тайное обучение». А в предыдущей главе Бендер встречается со знаменитым индийским мудрецом, которого все называют Учителем, и несколько часов слушает его панегирик советским школам. Но настоящий Учитель надежно укрылся за обаятельным мошенником из «внешнего» сюжета — убитым и воскресшим. «Дважды рожденный», как именуют индусских браминов…
Вспомните текст афиши «с портретом самого Бендера», которую Остап вынул из акушерского саквояжа: «Приехал Жрец (знаменитый бомбейский брамин-йог)». Далее следует перечисление чудес, в числе которых — «материализация духов и раздача слонов». Не напоминает ли это афишу булгаковского мага? Вот еще одно пересечение: «Мужская сила и красота Бендера были совершенно неотразимы для провинциальных Маргарит…». Воланд: «Один, один, я всегда один». Бендер: «У меня нет родственников, товарищ Шура, я один на всем свете…». Бендер представляется Вольдемаром — не слышится ли в этом имени какое-то другое? И не угадывается ли в конторе «Рога и копыта» одно из ранних названий булгаковского романа — «Копыто инженера»?
«Когда поднялась луна и ее мятный свет озарил миниатюрный бюстик Жуковского…», — пишут Ильф и Петров. И далее: «На медной его спине можно было ясно разобрать написанное мелом краткое ругательство». Медных и каменных жуков с письменами на спинке — скарабеев — носили древние египтяне. Скарабеи олицетворяли бога Ра, а на груди умершего жук указывал на реинкарнацию. Этот знак носит и булгаковский иностранец: «Еще разглядела Маргарита на раскрытой безволосой груди Воланда искусно из темного камня вырезанного жука на золотой цепочке и с какими-то письменами на спинке». Нетрудно догадаться, что прообразом Бендера и Воланда послужил один и тот же человек.
Что пожелал купить Бендер в «Золотом теленке», — получив заветный миллион? «Я покупаю самолет! — поспешно сказал великий комбинатор. — Заверните в бумажку». Еще одна примета — шарф: «Его могучая шея была несколько раз обернута старым шерстяным шарфом». Именно так ходил Бартини! Правда, шарфы он признавал только одного цвета — белые — и покупал их в Военторге на Кировском. Когда в тюрьме шарф отобрали, он стал накручивать на шею вафельное полотенце. В статье о «самолете-невидимке» И.Чутко вывел Бартини под фамилией Дунаев: по документам барон родился в Австро-Венгрии, в маленьком задунайском городке. «Ах, да!.. Волнующая история! Барон-изгнанник!..» — говорит Бендер в седьмой главе. Муссируются и «баронские сапоги» Воробьянинова. А в тридцать пятой главе «Золотого теленка» Остап почему-то рекомендуется… Бендером-Задунайским! Это повторяется трижды — достаточно для вдумчивого читателя.
В старгородском приюте Бендер встречает своего карикатурного двойника — Пашу Эмильевича: именно он украл стул из красного уголка. Эмилий Павел — римский полководец, завоевавший и ограбивший Грецию. Но самый прозрачный намек на таинственного итальянца остался в главе «Могучая кучка или Золотоискатели», опубликованной лишь в журнальной редакции первого романа. В этой главе рассказывается, как Ляпис-Трубецкой сопоставил несколько сообщений о потрошителях стульев, и в его голове родилась идея поэмы: в одном из стульев спрятана формула «лучей смерти». Поэт поделился замыслом с друзьями, и они решили написать оперу «Железная роза» — про то, как за стулом охотятся лица итальянской национальности — гроссмейстер фашистского ордена Уголино и принц Сфорца, переодевшийся советским комсомольцем. В книгу этот сюжет не вошел: итальянского гроссмейстера слишком легко связать с «гроссмейстером» Бендером.
«Где умный человек спрячет лист? В лесу». Все объяснил список «Атона»: каждый из писателей-"дисковцев" зашифровал информацию и размножил ее в сотнях тысяч экземпляров своих книг. Некоторые — в миллионах… Следует ожидать, что «второе дно» этих произведений почти не соотносится с их жанром и содержанием. Менее очевидным может показаться другое предположение: все зашифрованные книги содержат одни и те же сведения, — как голограмма, разрезанная на кусочки.
«Четким очертанием, огромным, косматым клубком Солнце висело в пустой темноте. С боков его, как крылья, были раскинуты две световые туманности». Через несколько страниц герои «Аэлиты» снова видят наше светило: «Раскинув узкие туманные крылья, пылающее солнце клонилось к закату». Именно так изображали Атон древние египтяне — солнечный диск с крыльями. В энциклопедии «Мифы народов мира» можно прочитать о том, что Ра, родившийся от небесной коровы, именовался «золотым теленком». Его главный атрибут — диск. А какой предмет мы видим у Бендера при первом появлении в «Двенадцати стульях»? «В руках молодой человек нес астролябию». Этот угломерный прибор представляет собой диск — медный, бронзовый или деревянный. В «Золотом теленке» герой прямо отождествляется с диском:
«Перед ним сидел атлет с точеным, словно выбитым на монете лицом». Тот же знак предъявлен в последней главе романа: «Разжав руку, Бендер увидел на ладони плоскую медную пуговицу…».
«Чтоб дети наши не угасли, пожалуйста, организуйте ясли!» — такой плакат видят во время автопробега «дети лейтенанта Шмидта». А во что превратилось сокровище воробьяниновской тещи? В железнодорожный клуб с яслями!.. Сопоставьте это с нелепым «вер-блюдом» из спектакля театра «Колумб», с «блюдечком», на котором Корейко должен принести деньги, и с золотыми предметами, перенесенными Бендером через границу — блюдом и крестом. В церковной символике блюдо означает Вифлеемские ясли, а называется — дискос. Школа «Атон»? В пустейшей болтовне Остапа со студентами-попутчиками проскользнули два слова — «тайное обучение». А в предыдущей главе Бендер встречается со знаменитым индийским мудрецом, которого все называют Учителем, и несколько часов слушает его панегирик советским школам. Но настоящий Учитель надежно укрылся за обаятельным мошенником из «внешнего» сюжета — убитым и воскресшим. «Дважды рожденный», как именуют индусских браминов…
Вспомните текст афиши «с портретом самого Бендера», которую Остап вынул из акушерского саквояжа: «Приехал Жрец (знаменитый бомбейский брамин-йог)». Далее следует перечисление чудес, в числе которых — «материализация духов и раздача слонов». Не напоминает ли это афишу булгаковского мага? Вот еще одно пересечение: «Мужская сила и красота Бендера были совершенно неотразимы для провинциальных Маргарит…». Воланд: «Один, один, я всегда один». Бендер: «У меня нет родственников, товарищ Шура, я один на всем свете…». Бендер представляется Вольдемаром — не слышится ли в этом имени какое-то другое? И не угадывается ли в конторе «Рога и копыта» одно из ранних названий булгаковского романа — «Копыто инженера»?
«Когда поднялась луна и ее мятный свет озарил миниатюрный бюстик Жуковского…», — пишут Ильф и Петров. И далее: «На медной его спине можно было ясно разобрать написанное мелом краткое ругательство». Медных и каменных жуков с письменами на спинке — скарабеев — носили древние египтяне. Скарабеи олицетворяли бога Ра, а на груди умершего жук указывал на реинкарнацию. Этот знак носит и булгаковский иностранец: «Еще разглядела Маргарита на раскрытой безволосой груди Воланда искусно из темного камня вырезанного жука на золотой цепочке и с какими-то письменами на спинке». Нетрудно догадаться, что прообразом Бендера и Воланда послужил один и тот же человек.
Что пожелал купить Бендер в «Золотом теленке», — получив заветный миллион? «Я покупаю самолет! — поспешно сказал великий комбинатор. — Заверните в бумажку». Еще одна примета — шарф: «Его могучая шея была несколько раз обернута старым шерстяным шарфом». Именно так ходил Бартини! Правда, шарфы он признавал только одного цвета — белые — и покупал их в Военторге на Кировском. Когда в тюрьме шарф отобрали, он стал накручивать на шею вафельное полотенце. В статье о «самолете-невидимке» И.Чутко вывел Бартини под фамилией Дунаев: по документам барон родился в Австро-Венгрии, в маленьком задунайском городке. «Ах, да!.. Волнующая история! Барон-изгнанник!..» — говорит Бендер в седьмой главе. Муссируются и «баронские сапоги» Воробьянинова. А в тридцать пятой главе «Золотого теленка» Остап почему-то рекомендуется… Бендером-Задунайским! Это повторяется трижды — достаточно для вдумчивого читателя.
В старгородском приюте Бендер встречает своего карикатурного двойника — Пашу Эмильевича: именно он украл стул из красного уголка. Эмилий Павел — римский полководец, завоевавший и ограбивший Грецию. Но самый прозрачный намек на таинственного итальянца остался в главе «Могучая кучка или Золотоискатели», опубликованной лишь в журнальной редакции первого романа. В этой главе рассказывается, как Ляпис-Трубецкой сопоставил несколько сообщений о потрошителях стульев, и в его голове родилась идея поэмы: в одном из стульев спрятана формула «лучей смерти». Поэт поделился замыслом с друзьями, и они решили написать оперу «Железная роза» — про то, как за стулом охотятся лица итальянской национальности — гроссмейстер фашистского ордена Уголино и принц Сфорца, переодевшийся советским комсомольцем. В книгу этот сюжет не вошел: итальянского гроссмейстера слишком легко связать с «гроссмейстером» Бендером.
6. «ИНТЕРЕСНЫЕ РУКОПИСИ БЭКОНА»
Мы предположили, что булгаковский Воланд списан с Бартини. На «красного барона» болезненно действовал свет полной луны, и это черта отразилась в той главе, где иностранец под видом мастера посещает Ивана Бездомного: «На балконе возникла таинственная фигура, прячущаяся от лунного света…». И далее: «Судороги то и дело проходили по его лицу. В глазах его плавал и метался страх и ярость. Рассказчик указывал куда-то в сторону луны, которая давно уже ушла с балкона».
Вина Луны, она, как видно,
Не в меру близко подошла к Земле
И сводит всех с ума.
Эти шекспировские строки заставляют вспомнить о загадочной болезни его современника — Френсиса Бэкона, барона Beруламского, виконта де Сент-Олбани: случалось, что в ночи полнолуния он падал в обморок. Лорд Бэкон был блестящим придворным, ученым-естествоиспытателем, мыслителем, сокрушившим средневековую схоластику и угадавшим некоторые черты будущего — воздушные корабли, сверхглубокие шахты, радио и телевидение. Духовник короля Якова I Джозеф Глэнвиль передает, что Бэкон создал некое общество для осуществления своих любимых идей. А доктор У.Роули — друг и духовник самого Бэкона — с восхищением писал: «Если бы я помыслил, что Бог излил на кого-нибудь из нынешних людей луч познания, то это относилось бы к нему. Он прочитал много книг, но знание его происходит не от книг, но из самих основ и понятий внутри него самого».
Многие западные исследователи считают, что Френсис Бэкон стал первым идеологом того типа общественных отношений, который впоследствии наиболее отчетливо сложился в Соединенных Штатах Америки. Будучи лордом-канцлером, Ф.Бэкон тайно способствовал тому, чтобы государство притесняло пуритан — этих религиозных максималистов, мужественных и трудолюбивых скопидомов, обуянных идеей своего избранничества. Историкам еще предстоит оценить усилия великого канцлера, благодаря которым в 1620 году корабль «Мейфлауэр» высадил на североамериканский континент «отцов-пилигримов» — первых колонистов-пуритан.
Новая Англия — ступенька к Луне: чем ближе к экватору располагается место старта, тем меньшая мощность нужна для вывода аппарата на орбиту. Таким образом, победитель лунного марафона 60-х годов был предрешен: чтобы быть в равном положении с американцами, нам требовался космодром где-то на широте Дели.
…Вы заметили, читатель, что в булгаковском романе чересчур много сидящих? Взять, к примеру, Воланда: он присаживается на скамейку между двумя литераторам, сидит на табуретке, на кровати, в седле и на террасе, требует кресло на сцене Варьете. «Я люблю сидеть низко», — говорит иностранец. То же самое делают другие персонажи — Пилат, Левий Матвей, Иван, Маргарита и Босой. А Бегемот, сидящий на толстой пачке рукописей!?. Все объясняет странная латинская надпись на надгробном камне в церкви Св. Павла в Сент-Олбани: вместо обычного «Здесь покоится…» — «Бэкон сидел здесь». Писали, что при раскопках в гробу была найдена лишь свинцовая кукла.
В редакции «Мастера…», датированной 1937 годом, Воланд так объясняет цель своего приезда: «…Тут в государственной библиотеке нашли интересные рукописи Бэкона и бенедиктинского монаха Гильдебранда, тринадцатый и одиннадцатый век». Но в тринадцатом веке жил совсем другой Бэкон! Было два знаменитых однофамильца — монах-францисканец Роджер Бэкон (XIII в.) и лорд-канцлер Френсис Бэкон (XVI-XVII в.в.). Во всех текстах их традиционно различают по именам, и Булгаков не мог этого не знать. К тому же, будь это Роджер Бэкон, писатель упомянул бы его монашеский сан и даже орден, к которому тот принадлежал, — как он сделал это с «бенедиктинским монахом Гильдебрандом». Но имя, сан и конгрегацию Булгаков опускает — не для того ли, чтобы посредством одного Бэкона указать на другого?
В рукописи 1934 года Бэкона еще нет: «Тут в государственной библиотеке громадный отдел старой книги, магии и демонологии…». А в последней редакции (менее откровенной) — его уже нет. Почему? И на какие рукописи намекает Воланд, якобы приглашенный государственной библиотекой их «разбирать»?
«На закате солнца высоко над городом на каменной террасе одного из самых красивых зданий Москвы, здания, построенного около полутораста лет назад, находились двое: Воланд и Азазелло». Это, как известно — «Дом Пашкова». В первой редакции романа здание еще более узнаваемо: Воланд и его свита проходят через читальный зал библиотеки. Дело в том, что в «Доме Пашкова» долгое время располагался отдел рукописей той самой государственной библиотеки, где «историк» Воланд должен был разбирать рукописи Ф.Бэкона. На самом деле мага интересовала лишь одна рукопись — роман мастера, рассказывающий о Пилате и Иешуа. Новое Евангелие. Но именно Френсис Бэкон возглавлял работу по переводу и уточнению Библии!
«Историк по образованию, он еще два года тому назад работал в одном из московских музеев, а кроме того, занимался переводами». Это сказано о мастере. Рекомендуется переводчиком и помощник «евангелиста» Воланда — Коровьев. В конце жизни Ф.Бэкон становится лордом-канцлером, — не потому ли первая полная редакция романа называлась «Великий канцлер»?
«Фирменный знак» Бэкона — боров — украшал его герб и виньетку одного из гравированных портретов. Некоторые исследователи считают, что наличие этого знака в ряде известных книг того времени указывает на истинного автора или на его школу. Не случайно в булгаковском романе появляется кот, «громадный, как боров», и Николай Иванович — ответственный работник, превратившийся в летающего борова. (В полете он беспокоится о сохранности каких-то важных бумаг!) Прибавьте сюда засаленный халат Воланда, который он набрасывает на плечи Маргариты и засаленную шапочку мастера, — сшитую Маргаритой. А в эпилоге романа упомянут кандидат химических наук Ветчинкевич, — его приняли за Воланда и арестовали. Сало — ветчина — бекон. Сравните с пьесой «Иван Васильевич»: действие начинается с «утренней лекции свиновода». В момент появления царя радио убеждает слушателей хорошо относиться к свиньям.
Вина Луны, она, как видно,
Не в меру близко подошла к Земле
И сводит всех с ума.
Эти шекспировские строки заставляют вспомнить о загадочной болезни его современника — Френсиса Бэкона, барона Beруламского, виконта де Сент-Олбани: случалось, что в ночи полнолуния он падал в обморок. Лорд Бэкон был блестящим придворным, ученым-естествоиспытателем, мыслителем, сокрушившим средневековую схоластику и угадавшим некоторые черты будущего — воздушные корабли, сверхглубокие шахты, радио и телевидение. Духовник короля Якова I Джозеф Глэнвиль передает, что Бэкон создал некое общество для осуществления своих любимых идей. А доктор У.Роули — друг и духовник самого Бэкона — с восхищением писал: «Если бы я помыслил, что Бог излил на кого-нибудь из нынешних людей луч познания, то это относилось бы к нему. Он прочитал много книг, но знание его происходит не от книг, но из самих основ и понятий внутри него самого».
Многие западные исследователи считают, что Френсис Бэкон стал первым идеологом того типа общественных отношений, который впоследствии наиболее отчетливо сложился в Соединенных Штатах Америки. Будучи лордом-канцлером, Ф.Бэкон тайно способствовал тому, чтобы государство притесняло пуритан — этих религиозных максималистов, мужественных и трудолюбивых скопидомов, обуянных идеей своего избранничества. Историкам еще предстоит оценить усилия великого канцлера, благодаря которым в 1620 году корабль «Мейфлауэр» высадил на североамериканский континент «отцов-пилигримов» — первых колонистов-пуритан.
Новая Англия — ступенька к Луне: чем ближе к экватору располагается место старта, тем меньшая мощность нужна для вывода аппарата на орбиту. Таким образом, победитель лунного марафона 60-х годов был предрешен: чтобы быть в равном положении с американцами, нам требовался космодром где-то на широте Дели.
…Вы заметили, читатель, что в булгаковском романе чересчур много сидящих? Взять, к примеру, Воланда: он присаживается на скамейку между двумя литераторам, сидит на табуретке, на кровати, в седле и на террасе, требует кресло на сцене Варьете. «Я люблю сидеть низко», — говорит иностранец. То же самое делают другие персонажи — Пилат, Левий Матвей, Иван, Маргарита и Босой. А Бегемот, сидящий на толстой пачке рукописей!?. Все объясняет странная латинская надпись на надгробном камне в церкви Св. Павла в Сент-Олбани: вместо обычного «Здесь покоится…» — «Бэкон сидел здесь». Писали, что при раскопках в гробу была найдена лишь свинцовая кукла.
В редакции «Мастера…», датированной 1937 годом, Воланд так объясняет цель своего приезда: «…Тут в государственной библиотеке нашли интересные рукописи Бэкона и бенедиктинского монаха Гильдебранда, тринадцатый и одиннадцатый век». Но в тринадцатом веке жил совсем другой Бэкон! Было два знаменитых однофамильца — монах-францисканец Роджер Бэкон (XIII в.) и лорд-канцлер Френсис Бэкон (XVI-XVII в.в.). Во всех текстах их традиционно различают по именам, и Булгаков не мог этого не знать. К тому же, будь это Роджер Бэкон, писатель упомянул бы его монашеский сан и даже орден, к которому тот принадлежал, — как он сделал это с «бенедиктинским монахом Гильдебрандом». Но имя, сан и конгрегацию Булгаков опускает — не для того ли, чтобы посредством одного Бэкона указать на другого?
В рукописи 1934 года Бэкона еще нет: «Тут в государственной библиотеке громадный отдел старой книги, магии и демонологии…». А в последней редакции (менее откровенной) — его уже нет. Почему? И на какие рукописи намекает Воланд, якобы приглашенный государственной библиотекой их «разбирать»?
«На закате солнца высоко над городом на каменной террасе одного из самых красивых зданий Москвы, здания, построенного около полутораста лет назад, находились двое: Воланд и Азазелло». Это, как известно — «Дом Пашкова». В первой редакции романа здание еще более узнаваемо: Воланд и его свита проходят через читальный зал библиотеки. Дело в том, что в «Доме Пашкова» долгое время располагался отдел рукописей той самой государственной библиотеки, где «историк» Воланд должен был разбирать рукописи Ф.Бэкона. На самом деле мага интересовала лишь одна рукопись — роман мастера, рассказывающий о Пилате и Иешуа. Новое Евангелие. Но именно Френсис Бэкон возглавлял работу по переводу и уточнению Библии!
«Историк по образованию, он еще два года тому назад работал в одном из московских музеев, а кроме того, занимался переводами». Это сказано о мастере. Рекомендуется переводчиком и помощник «евангелиста» Воланда — Коровьев. В конце жизни Ф.Бэкон становится лордом-канцлером, — не потому ли первая полная редакция романа называлась «Великий канцлер»?
«Фирменный знак» Бэкона — боров — украшал его герб и виньетку одного из гравированных портретов. Некоторые исследователи считают, что наличие этого знака в ряде известных книг того времени указывает на истинного автора или на его школу. Не случайно в булгаковском романе появляется кот, «громадный, как боров», и Николай Иванович — ответственный работник, превратившийся в летающего борова. (В полете он беспокоится о сохранности каких-то важных бумаг!) Прибавьте сюда засаленный халат Воланда, который он набрасывает на плечи Маргариты и засаленную шапочку мастера, — сшитую Маргаритой. А в эпилоге романа упомянут кандидат химических наук Ветчинкевич, — его приняли за Воланда и арестовали. Сало — ветчина — бекон. Сравните с пьесой «Иван Васильевич»: действие начинается с «утренней лекции свиновода». В момент появления царя радио убеждает слушателей хорошо относиться к свиньям.
7."МОИ СОЧИНЕНИЯ Я ЗАШИФРОВАЛ…"
Если Воланд должен «разобрать» рукописи Бэкона, — значит, они зашифрованы. Между тем, Френсис Бэкон считался специалистом по шифрам, — он даже написал специальную работу, посвященную криптографии. Известна и бэконовская классификация «идолов» — ложных идей, загромождающих сознание человека. Не случайно слово «идолы» несколько раз повторяется в ершалаимской части и трижды — в последней главе романа. «…И эти идолы, ах, золотые идолы. Они почему-то вес время не дают покоя», — говорит Маргарита мастеру. А почему Булгаков назвал свою героиню этим именем?
«Вы сами — королевской крови», — говорит Маргарите Коро-вьсв и объясняет, что она — прапрапраправпучка одной из французских королев шестнадцатого века. Булгаковеды уже вычислили эту августейшую особу — Маргарита Наваррская. Строго говоря, она не была французской королевой — такой, как жившая в том же веке Маргарита де Валуа, жена короля Генриха IV. Но та королева была бездетной и не могла иметь прапрапраправнучку. Значит — Наваррская?.. Согласиться с этим мешает эпизод на реке, где прилетевшую Маргариту узнает какой-то загадочный толстяк: «Светлая королева Марго!»
Дюма-отец, «Королева Марго»?
И все-таки это была Маргарита де Валуа: толстяк «залопотал… какой-то вздор про кровавую свадьбу своего друга в Па риже Гессара». Гессар — парижский издатель, опубликовавший переписку Маргариты де Валуа. Про ее свадьбу у Брокгауза и Ефрона сказано: «отпразднованная с большой пышностью, закончилась Варфоломеевской ночью или парижской кровавой свадьбой».
А зачем вообще понадобилось запутывать читателя — тем же нехитрым приемом, что и с двумя Бэконами? Маргарита де Валуа была бездетна (как и Маргарита!), но в той же редакции романа, где упомянуты «интересные рукописи Бэкона», Коровьев говорит отнюдь не о «прапрапраправнучке»: «Если разрешите… потом… это долго, — голос Коровьева становился все тише, — тут вопрос переселения душ… В шестнадцатом веке вы были королевой французской… Воспользуюсь случаем принести вам сожаления о том, что знаменитая свадьба ваша ознаменовалась столь великим кровопролитием…». Не Гессара, а ее собственная!..
Душа ровесницы Ф.Бэкона — французской королевы Маргариты де Валуа — воплотилась в Маргариту. По какому-то загадочному закону обстоятельства ее жизни воспроизвелись в Москве 30-х годов: она бездетна, не любит своего мужа, занимает верх прекрасного особняка, не нуждается в деньгах и не прикасается к примусу. Даже замуж она вышла девятнадцати лет — как и Маргарита де Валуа! В последней редакции Булгаков убирает намеки на Френсиса Бэкона и запутывает вопрос о происхождении Маргариты. Тогда же из текста исчезают некоторые приметы Бартини. Не связано ли это с его арестом в январе тридцать восьмого года?
…После первой мировой войны шеф шифровальной службы французской армии генерал Картье и американский контрразведчик полковник Фабиан заинтересовались страницей из прижизненного издания бэконовского «Нового Органона». Картье нашел ключ к шрифтовому коду, и в начале двадцатых годов расшифровал один документ, про который было точно известно, что он принадлежал Френсису Бэкону. Текст оказался автобиографией барона. Первые же строки стали настоящей сенсацией: «Я законный сын королевы Елизаветы I. Мое настоящее имя Тюдор. Сэр Николас Бэкон — мой приемный отец. Леди Анне Бэкон я приношу мою горячую благодарность: она меня вырастила, воспитала, защищала и мудро наставляла. Я ей обязан жизнью: это она меня спасла, когда 25 января 1561 года я был рожден Елизаветой, которая требовала умертвить меня. Рожая, королева Елизавета кричала: „Убейте, задушите его!“…».
Далее рассказывается о том, что отцом непризнанного принца был граф Лейстерский. Но гораздо больше нас заинтересовало это признание: «Шли интриги при дворе. Королеве нашептывали, что я готовлюсь управлять не только Англией, но и всем миром. Напуганная такими наветами, королева с согласия графа Лейстерского поспешила отправить меня во Францию в качестве дипломата при английском посольстве. С большим интересом взялся я за мою дипломатическую миссию в 1576 году. Тогда я начал разрабатывать секретный метод криптографии и писать историю моей жизни. Я описал свою любовь к Маргарите де Валуа, сестре короля Франции и жене Генриха Наваррского. Я ревновал ее к принцу Генриху Гизу, но прелестная и верная Маргарита дала мне все доказательства преданности и любви. Она мне казалась красивее всех англичанок вместе взятых, я хотел с ней обвенчаться, но королева Елизавета этому браку воспротивилась (1579 г.). И роман мой закончился».
Круг замкнулся: Воланда интересуют рукописи Бэкона — то есть, роман мастера. — а тайной женой мастера оказывается перевоплотившаяся Маргарита де Валуа — возлюбленная Ф.Бэкона! Понятно также, почему героем романа стал писатель: расшифрованный документ подтвердил правоту тех исследователей, которые доказывали, что Шекспир был лишь маской истинного автора — лорда Бэкона. «Весь мир — театр». Сопоставьте эту шекспировскую фразу с эпизодом на Воробьевых горах: в конце XIX — начале XX века на двадцатиметровом занавесе Большого театра был изображен вид на Москву с Воробьевых гор.
«Мои сочинения я зашифровал, и это требовало много времени. Подписываюсь именем Шекспира, но мое настоящее имя можно прочесть в моих произведениях, зашифрованным в цифрах на греческом или на латыни. Философские мысли, мудрость — содержание своих работ я завещаю руководителям человечества всего мира. Тысячелетия прошли, а произведения Гомера живы. Время не наложило на них руку; так должно быть и с моими манускриптами (если только они не пропадут). Пророка не чтут на его родине, так это было и 1600 лет назад в Палестине. Я жду дня справедливости и правосудия».
«Вы сами — королевской крови», — говорит Маргарите Коро-вьсв и объясняет, что она — прапрапраправпучка одной из французских королев шестнадцатого века. Булгаковеды уже вычислили эту августейшую особу — Маргарита Наваррская. Строго говоря, она не была французской королевой — такой, как жившая в том же веке Маргарита де Валуа, жена короля Генриха IV. Но та королева была бездетной и не могла иметь прапрапраправнучку. Значит — Наваррская?.. Согласиться с этим мешает эпизод на реке, где прилетевшую Маргариту узнает какой-то загадочный толстяк: «Светлая королева Марго!»
Дюма-отец, «Королева Марго»?
И все-таки это была Маргарита де Валуа: толстяк «залопотал… какой-то вздор про кровавую свадьбу своего друга в Па риже Гессара». Гессар — парижский издатель, опубликовавший переписку Маргариты де Валуа. Про ее свадьбу у Брокгауза и Ефрона сказано: «отпразднованная с большой пышностью, закончилась Варфоломеевской ночью или парижской кровавой свадьбой».
А зачем вообще понадобилось запутывать читателя — тем же нехитрым приемом, что и с двумя Бэконами? Маргарита де Валуа была бездетна (как и Маргарита!), но в той же редакции романа, где упомянуты «интересные рукописи Бэкона», Коровьев говорит отнюдь не о «прапрапраправнучке»: «Если разрешите… потом… это долго, — голос Коровьева становился все тише, — тут вопрос переселения душ… В шестнадцатом веке вы были королевой французской… Воспользуюсь случаем принести вам сожаления о том, что знаменитая свадьба ваша ознаменовалась столь великим кровопролитием…». Не Гессара, а ее собственная!..
Душа ровесницы Ф.Бэкона — французской королевы Маргариты де Валуа — воплотилась в Маргариту. По какому-то загадочному закону обстоятельства ее жизни воспроизвелись в Москве 30-х годов: она бездетна, не любит своего мужа, занимает верх прекрасного особняка, не нуждается в деньгах и не прикасается к примусу. Даже замуж она вышла девятнадцати лет — как и Маргарита де Валуа! В последней редакции Булгаков убирает намеки на Френсиса Бэкона и запутывает вопрос о происхождении Маргариты. Тогда же из текста исчезают некоторые приметы Бартини. Не связано ли это с его арестом в январе тридцать восьмого года?
…После первой мировой войны шеф шифровальной службы французской армии генерал Картье и американский контрразведчик полковник Фабиан заинтересовались страницей из прижизненного издания бэконовского «Нового Органона». Картье нашел ключ к шрифтовому коду, и в начале двадцатых годов расшифровал один документ, про который было точно известно, что он принадлежал Френсису Бэкону. Текст оказался автобиографией барона. Первые же строки стали настоящей сенсацией: «Я законный сын королевы Елизаветы I. Мое настоящее имя Тюдор. Сэр Николас Бэкон — мой приемный отец. Леди Анне Бэкон я приношу мою горячую благодарность: она меня вырастила, воспитала, защищала и мудро наставляла. Я ей обязан жизнью: это она меня спасла, когда 25 января 1561 года я был рожден Елизаветой, которая требовала умертвить меня. Рожая, королева Елизавета кричала: „Убейте, задушите его!“…».
Далее рассказывается о том, что отцом непризнанного принца был граф Лейстерский. Но гораздо больше нас заинтересовало это признание: «Шли интриги при дворе. Королеве нашептывали, что я готовлюсь управлять не только Англией, но и всем миром. Напуганная такими наветами, королева с согласия графа Лейстерского поспешила отправить меня во Францию в качестве дипломата при английском посольстве. С большим интересом взялся я за мою дипломатическую миссию в 1576 году. Тогда я начал разрабатывать секретный метод криптографии и писать историю моей жизни. Я описал свою любовь к Маргарите де Валуа, сестре короля Франции и жене Генриха Наваррского. Я ревновал ее к принцу Генриху Гизу, но прелестная и верная Маргарита дала мне все доказательства преданности и любви. Она мне казалась красивее всех англичанок вместе взятых, я хотел с ней обвенчаться, но королева Елизавета этому браку воспротивилась (1579 г.). И роман мой закончился».
Круг замкнулся: Воланда интересуют рукописи Бэкона — то есть, роман мастера. — а тайной женой мастера оказывается перевоплотившаяся Маргарита де Валуа — возлюбленная Ф.Бэкона! Понятно также, почему героем романа стал писатель: расшифрованный документ подтвердил правоту тех исследователей, которые доказывали, что Шекспир был лишь маской истинного автора — лорда Бэкона. «Весь мир — театр». Сопоставьте эту шекспировскую фразу с эпизодом на Воробьевых горах: в конце XIX — начале XX века на двадцатиметровом занавесе Большого театра был изображен вид на Москву с Воробьевых гор.
«Мои сочинения я зашифровал, и это требовало много времени. Подписываюсь именем Шекспира, но мое настоящее имя можно прочесть в моих произведениях, зашифрованным в цифрах на греческом или на латыни. Философские мысли, мудрость — содержание своих работ я завещаю руководителям человечества всего мира. Тысячелетия прошли, а произведения Гомера живы. Время не наложило на них руку; так должно быть и с моими манускриптами (если только они не пропадут). Пророка не чтут на его родине, так это было и 1600 лет назад в Палестине. Я жду дня справедливости и правосудия».