Бьянчин Хелен. Как в сказке

   Элайна суетилась возле Ханны, всплескивала руками, предлагала приложить к щеке лед, настаивала, что побудет сегодня до закрытия.
   Мигель приветствовал ее, стоя в дверях. Она гневно дернулась, когда он осторожно ощупал набухшую царапину на щеке.
   На скуле начинал проявляться изрядный синяк, поэтому, когда он дотронулся до него, Ханна непроизвольно вздрогнула.
   – Так, отвечай! – приказал Мигель. – Тебе больно двигать челюстью?
   Она слегка пожала плечами.
   – Ничего страшного.
   Он взял ее за руку, завел в кабинет, плотно затворил дверь, обернулся, уставившись ей в лицо.
   – Тогда приступим. Рассказывай, как случилось, что ты оказалась с Камиллой в ресторане.
   – Я позвонила и пригласила ее.
   Судя по лицу, он был немало озадачен. Помолчал, прошелся по комнате, прислонился бедром к столу.
   – Откуда такая бредовая идея?
   – Мне надоело быть жертвой. Вся инициатива предоставлялась Камилле. Я решила, что пришло мое время сообщить ей о своих планах.
   – Даже несмотря на то, что ты прекрасно знала – я уже дал делу официальный ход и проблема решится в самом недолгом времени? Знала, что эта женщина непредсказуема, более того, опасна?
   – Я была с ней не совсем наедине, – защищалась Ханна. – И вообще, твой драгоценный Родни маячил поблизости.
   – А тебе не пришло в голову, что могло случиться, если бы его рядом не оказалось?
   Ханна сверкнула глазами.
   – Если допрос закончен, то я хотела бы принять душ и переодеться.
   Мигель встал у нее на пути и схватил за запястье.
   – Дай мне слово, что никогда больше не будешь разыгрывать из себя независимую героиню.
   – Закончил? – Она попыталась освободиться от его цепких рук. – Пусти меня сейчас же!
   – Обед подадут через полчаса. А потом мы идем в театр.
   – Я не хочу есть, не хочу в театр, не хочу ничего и никого!
   Эмоциональное напряжение, непрерывные стрессы последнего времени вымотали все силы. За эти несколько недель она пережила столько, что хватит на долгие годы.
   – Если через полчаса ты не придешь в столовую, то я сам приду и приволоку тебя силком! Ты поняла, Ханна? – Мигель замолчал и отпустил ее.
   Принятый прохладный душ изрядно помог ей восстановить душевное равновесие. Натянув свежее белье, она надела джинсы и топ, подсушила волосы и спустилась в столовую, откуда доносился дивный аромат тушеной говядины. Ханна почувствовала аппетит и с удовольствием принялась за еду.
   – Ну, и что ты молчишь? – нарушил молчание Мигель.
   – Что, по-твоему, я должна сказать? Инцидент с Камиллой исчерпан, все решено.
   – Звонила Рене, хотела бы вечерком с тобой пообщаться.
   Ханна подозрительно уставилась на него.
   – Ты сказал ей о происшествии?
   – Конечно, нет. Зачем ее беспокоить? Кто знает, чего можно ожидать от твоей матери, если она узнает, насколько далеко зашла кампания под кодовым названием «Камилла», ну и о результатах, к которым она пришла на сегодняшний день, – ответил Мигель и предложил собираться, тем более, что ожидаемая премьера налагала строгие требования к туалетам приглашенных.
   Ханна решила надеть полосатую юбку – полосы меняли цвет от розоватого до огненно-оранжевого – и оранжевый топик без лямок, длинную розовую шаль и кораллы.
   Зрители уже почти все собрались, в том числе Грациелла и Энрико дель Сантос, Эми Далфор и… Камилла с Люком.
   Великолепное платье обтягивало фигуру Камиллы, безусловно, оно задумывалось, чтобы разить наповал. Ханна с жалостью смотрела на нее, такую роскошную, но недалекую и самоуверенную. Что это, последняя попытка отыграться, дать Мигелю понять, от чего он отказывается? Или неслыханная дерзость?
   Мигель взял жену под руку и подвел к Грациелле.
   – Ханна! Мигель! Как приятно вас видеть! – прощебетала Грациелла. – Кстати, вот и Камилла с Люком.
   Ханна следила, как Камилла пронзала воехищенными взглядами Мигеля, который, казалось, не замечал их. Она чувствовала, что еще немного – и ее терпение лопнет. И тут, к счастью, появились ее родители.
   Двери зала открыли, и публика стала занимать зарезервированные места. Ханна попыталась освободиться из железных рук Мигеля, но вынуждена была признать свое поражение, что ее крайне раздражало. Не хватало еще давления с его стороны!
   Пьеса захватила ее, чувствовалось мастерство незаурядного режиссера. В антракте она с Мигелем и родителями выпила в баре кофе и стала прогуливаться по фойе, где оказалось много знакомых, кое-кто из клиентов, друзья. Но внезапно Ханне чуть не стало дурно: Энрико дель Сантос приглашал за свой столик. Мигель усадил Ханну рядом с Рене, а сам занял соседнее место и стал шутить с Грациеллой, бросая вежливые реплики в сторону Камиллы, когда та требовала его внимания. Ханна чувствовала, что теряет терпение, и, извинившись, направилась в дамскую комнату. Камилла тут же последовала за ней.
   – Не воображай, что здесь ты сможешь спрятаться за спиной телохранителя, – прошипела Камилла, едва женщины остались наедине.
   – Кстати, идея нанять телохранителя принадлежит Мигелю, – осадила Ханна француженку.
   Лицо Камиллы окаменело.
   – Защищает свою собственность? Боится за капитал?
   – Это правда, не буду отрицать! – Ханна в упор смотрела на эту женщину, красивую и наглую. – Но только ты забыла: я его постель, его жизнь и собираюсь родить ему детей. А ты, Камилла, не теряй времени и поищи другого богача, ты достойна самого лучшего. И Люка с собой прихвати.
   – Люка? Обязательно захвачу. Он опытный любовник, – со злобной радостью поделилась сокровенным француженка.
   – Ты так считаешь? – На лбу у Ханны появилась легкая морщинка. – На мой вкус, его сексуальные способности были очень средние. Значит, подучился.
   Камилла снова замахнулась, но Ханна была начеку. Опять драка? Да что же это такое? Но рядом вдруг оказалась Рене, рассвирепевшая и неузнаваемая.
   – Камилла! Немедленно убирайся отсюда! – Она повернулась к дочери. – Она тебя не тронула, дорогая?
   – Не успела, – откликнулась Ханна. Неужели Мигель послал Рене в ней на выручку?
   – Давай-ка вернемся назад…
   – К столу? – Она покачала головой. – Мне надо немного освежиться. Скажи Мигелю, что я приду прямо в зал.
   – Я останусь с тобой, – твердо заявила Рене.
   – Тогда наши мужчины вышлют поисковую партию. Да не волнуйся, со мной все хорошо.
   – Ладно, – с сомнением согласилась мать.
   Освободилась кабинка, Ханна вошла туда. Несколько минут понадобилось, чтобы подкрасить губы, после этого можно идти в фойе.
   Не успела она сделать и двух шагов, как ее подхватил под руку Мигель.
   – Сначала Рене, теперь ты тоже?
   – Еще минута – и я бы отправился выуживать тебя оттуда.
   – Забраться на законную женскую территорию? Потрясающая храбрость.
   – Не испытывай мое терпение, Ханна, – предупредил он с закипающей злобой. – Все! Хватит! Мы едем домой!
   – Нет! – Она остановилась как вкопанная. – Мне очень нравится пьеса, и я собираюсь ее досмотреть. У тебя только один способ увести меня – взвалив на плечо наподобие куля с картошкой!
   Мигель не знал, смеяться ему или сердиться. Ханна вырвала руку из его цепких пальцев и уверенно зашагала в направлении зала.
   Мигелю оставалось только присоединиться к ней. Они вошли в полутемный театр, нашли свои места и сели. Почти сразу поднялся занавес, и начался следующий акт.
   Ханна сосредоточилась на событиях, временно забыв о Камилле, Люке и даже собственном сверхзаботливом муже.
   Пока они вышли из зала, пока собрались, было уже почти одиннадцать. Мигель вывел «ягуар» на улицы города и поехал в сторону дома. После недавно прошедшего ливня асфальт был темный. Дождь продолжал накрапывать, Ханна бездумно следила за монотонно двигающимися по стеклу дворниками.
   Пустячная вначале головная боль за последние часы неуклонно нарастала. Теперь виски ломило, голову стянул железный обруч. Едва дождавшись, когда машина заедет в гараж, Ханна выскользнула со своего места и бросилась в дом.
   В ярко освещенном холле Мигель недовольно поморщился, заметив ее мертвенную бледность.
   – Прими что-нибудь от головы и быстро в постель.
   – Не указывай, что мне делать.
   – Ханна, ты напрашиваешься на драку, что ли? – Мигель повысил голос.
   – Да! Ты меня терроризируешь своей заботой!
   – В гимнастическом зале висит прекрасная боксерская груша – это лучшее лекарство для тебя. Ты выплеснешь лишние эмоции.
   Он еще иронизирует!
   – Я подумаю над твоим предложением!
   – Но позволь еще один совет, – порекомендовал он, – сначала переоденься. Вечерний туалет не совсем практичен.
   Она не стала долго раздумывать, схватила туфлю с одной ноги и швырнула в него.
   Мигель ловко схватил летящую туфлю, аккуратно поставил ее на стоящий поблизости столик и обернулся к женщине.
   – Что дальше?
   На этот раз в воздухе просвистела вечерняя сумочка, но он уклонился и, кинувшись к Ханне, схватил ее в объятия и потащил наверх.
   Она била его по плечам, рукам и стонала от собственного бессилия, потому что ее усилия, казалось, разбивались о каменную стену его невозмутимости. С таким же успехом можно бить пресловутую боксерскую грушу.
   Мигель вошел в спальню, пинком распахнув дверь, и опустил ее на пол.
   – Все! – выдохнул он хрипло. – Древние бойцовские инстинкты одолели в тебе привычки цивилизованного человека. – Он поймал ее за плечо, страхуя себя от ее неожиданных ударов. – Прекрати!
   – Ненавижу тебя!
   – За то, что стал мишенью для женщины с извращенными понятиями?
   – Я хочу спать. Одна.
   Мигель медленно разжал руки.
   – Валяй. – Развернулся и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.
   Ханна тупо глядела на дверь, почти желая, чтобы он хлопнул ею изо всех сил. Такое лучше вписалось бы в только что разыгранную сцену.
   Она медленно пересекла спальню, подошла к окну, глядя в темнеющий сад. Луна поднялась высоко, большой белесый шар проливал молочный свет на землю. Деревья, кусты отбрасывали длинные дрожащие тени, в лунных лучах стены дома стали расплывчатыми, нереальными. Где-то вдали залаяла собака, к ней присоединилась другая.
   Ханна задернула шторы, медленно разделась, сняла макияж, натянула шелковую ночную рубашку и, погасив лампу, легла, глядя перед собой невидящими глазами. Образы, яркие, неотвязные, теснились в мозгу. Глаза ее постепенно наполнялись слезами.
   Когда много позже Мигель вошел в комнату, разделся и лег, Ханна решительно зажмурила глаза. Но, прислушиваясь к его дыханию, она мучительно хотела только одного – дотронуться до него, протянуть руку и ощутить тепло его тела.
   Но поступить так она не могла. Признайся честно, мысленно потребовала она от себя, ты боишься? Боишься, что он останется равнодушен к твоему порыву, хуже того – отвергнет его? Каково тогда тебе будет?

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

   Ханна проснулась от звука льющейся воды в душевой. Перекатившись на бок, она поглядела на часы. Семь.
   Как легко присоединиться сейчас к Мигелю – открыть стеклянную дверь и шагнуть в его объятия – так она делала каждое утро. Но сегодня – ни за что!
   Когда она вернулась в спальню, Мигель одевался. Он пристально посмотрел на нее, явно оценивая ее настроение. Ханна с вызовом встретила его взгляд и стала одеваться.
   – Долго ты собираешься дуться? – миролюбиво поинтересовался Мигель. Ханна демонстративно отвернулась и, не отвечая, продолжала туалет. Закончив одеваться, обернулась и обнаружила, что он все еще стоит на пороге.
   – Ханна? – Его голос приобрел металлические нотки.
   – Я и не дуюсь! Мог бы уже знать, что это не в моем характере. Да и что я должна говорить? Конечно, я несколько переборщила, и, если тебя это обижает, прости меня.
   – Хорошо. Но дело не во мне, неужели ты этого не понимаешь? Я безумно волнуюсь за тебя!
   Ханна хмуро мотнула головой.
   – Ты слишком меня опекаешь – я не младенец!
   – Но ведешь себя по-детски: капризно и упрямо, полагая, что тебя притесняют.
   – Извини, но мне пора, – сварливо сказала Ханна, прошла мимо него в туалет и стала расчесывать волосы. За спиной неожиданно возникло отражение Мигеля. Ее глаза расширились, пальцы задрожали – она чуть не уронила тюбик губной помады.
   – Вот что тебе сейчас нужно. – И Мигель стал жадно целовать ее. – Это приведет тебя в чувство.
   Ханна ухватилась за подзеркальник, пытаясь прийти в себя. Потом взяла сумку и спустилась в гараж.
   По дороге на работу она заехала в придорожное кафе и через полчаса была в бутике.
   День тянулся нескончаемо. Образ Мигеля неотступно преследовал ее. Интересно, как он ухитрялся контролировать свои эмоции? Было бы лучше, если б он отругал ее, что-нибудь разбил, накричал, а он просто представил ее выходки как ребяческие. Это раздражало и злило ее больше, чем все остальное.
   Тренькнул электронный звонок, предупреждая, что кто-то вошел в магазин. Она приготовила приятную улыбку, поднялась из-за прилавка.
   – Ханна, доченька, решила тебя навестить. Знаю, мне следовало вначале позвонить, но я обедала со старой подружкой, недалеко, и решила навестить тебя.
   – Очень рада видеть тебя, мама. – Ханна говорила с наигранным энтузиазмом, одновременно обнимая и целуя мать. – Посмотри на эти шарфы, может, какой-нибудь тебе понравится.
   – С удовольствием!
   Ханна достала коробку, и женщины занялись отбором. Рене отложила понравившиеся ей шарфы, заодно присмотрела блузку и полезла за кошельком. Но, увы, оказалось, она забыла сумку в машине.
   – Доченька, ты не сходишь? Вот ключи. – Она покрутила их на пальце. – Сигнализацию я включила.
   – Где ты припарковалась?
   – На этой стороне, недалеко.
   На улице было жарко, особенно после искусственно создаваемой кондиционером прохлады в магазинчике. Она подняла руку, прикрывая глаза от ослепительно яркого солнца. И застыла при виде знакомой высокой фигуры, маячившей прямо у «лексуса» матери. Мигель! Ей захотелось повернуться и спрятаться за дверью магазина, но она тут же передумала и решила, что пора объясниться.
   – Интересно, что ты здесь делаешь в середине рабочего дня? – Ханна старалась говорить как можно спокойнее.
   Мигель не сдвинулся ни на шаг, и ей пришлось протиснуться мимо него. Она отключила сигнализацию, открыла машину со стороны пассажирского места, достала сумку матери.
   – Мы собираемся возвратить сумку Рене? – спросил он мягко.
   Она удивленно переспросила:
   – Мы?
   Он ухватил ее за локоть, сжав сильнее, когда она попыталась увернуться.
   – Мы! – повторил он твердо.
   – Мигель?
   – Это самый легкий путь, которым мы можем вернуться в бутик. Или же я могу перебросить тебя через плечо наподобие куля с картошкой. Который ты предпочитаешь?
   Не пытаясь больше спорить, она направилась обратно к магазину, всем телом ощущая присутствие Мигеля. Прикосновение его руки заставляло сердце биться быстрее, вырваться на свободу представлялось невозможным. Ханна не поинтересовалась, собирается ли он войти, его намерения загадки не составляли. И все же, остановившись, спросила:
   – Ты делаешь все с определенной целью?
   – Да.
   Ханна уже протянула руку к ручке двери, но дверь сама распахнулась им навстречу.
   – А, вы уже здесь! – обрадовалась Рене, не выразив никакого удивления.
   Ханна переводила глаза с одного на другую.
   – Вы все подстроили?
   – Увы, это я зачинщица.
   – Зачем? – рассердилась Ханна.
   – Иди возьми сумку, – приказал Мигель. – Мы уезжаем…
   – А я останусь и закрою бутик, – закончила Рене раньше, чем дочь успела выразить протест.
   – Все решили за меня? – Ханна бросила на мужа мстительный взгляд. – Так мог поступить дикарь, но ты же джентльмен. Откуда это у тебя?
   – Я тебе этого никогда не прощу!
   Мигель взял ее за руку, открыл дверцу своей машины и впихнул ее туда. В следующее мгновенье он уже сидел за рулем. Мотор заурчал, машина плавно выехала с парковки и влилась в поток автомобилей, направлявшихся к улице Тюрак.
   Ханна глядела в окно. Движение, жизнь. Мир продолжал существовать, жизнь других людей текла независимо от превратностей ее судьбы.
   Отсюда, изнутри, внешний мир казался почти нереальным, игрушечным. Словно смотришь телевизор.
   Знакомые деревья, витрины. На этой сцене она и сама выступает пять дней в неделю. Проезжает по этим улицам, сворачивает в эти переулки.
   Хотя не совсем в эти, внезапно осознала она.
   – Мы пропустили поворот.
   – Правильно. – Голос Мигеля звучал немного необычно, она повнимательнее пригляделась к нему, понимая, что ее не посвятили в какие-то детали известного ему плана.
   – Может, просветишь меня, куда именно мы направляемся?
   Он бросил на нее быстрый хитрый взгляд.
   – Потерпи, скоро узнаешь.
   По мере приближения к центру поток машин стал заметно плотнее. Ханна с трудом удержалась от выражения удивления, видя, что Мигель паркуется у одной из самых дорогих гостиниц города.
   Портье распахнул перед ней дверь.
   И чего их сюда занесло? В гостиницу, глупость какая – это при том, что у них есть прекрасный, роскошный дом в пятнадцати минутах езды отсюда.
   Ханна краем глаза взглянула на мужа, пока они поднимались на верхний этаж, и вот Мигель ввел ее в просторный, элегантно обставленный номер.
   Она подошла к огромному, чуть не во всю стену, окну, отдернула шторы, чтобы посмотреть, какой вид открывается сверху. Потом обернулась к мужу.
   Он неторопливо снял пиджак, ослабил узел галстука.
   – Все-таки ты объяснишь мне, зачем мы здесь?
   Мигель справился с галстуком, расстегнул несколько пуговиц на рубашке, снял с рукавов запонки, пересек комнату, открыл встроенный бар.
   – Что будешь пить?
   Ее злоба постепенно нарастала, грозя перелиться через край.
   – Прекрати нагнетать таинственность. Тут некого очаровывать галантными манерами.
   Он замер, и она вдруг поняла, что он тоже на пределе. От его скрытой силы ей стало немного не по себе. Даже обуздываемая мощь внушает опасения.
   Он уловил выражение ее лица, точно отразившее ход мыслей.
   – А каких манер ты от меня ждешь, женушка? Дикарских? Мужа, который движим таким гневом, что вполне способен свернуть нежную шейку жены? – Он извлек бутылку воды, открутил крышку, наполнил стакан и протянул ей. – Или, может, мне надо бить тебя? Поверь, искушение очень велико.
   – Только попробуй. – Ханна выплеснула содержимое бокала в лицо мужу.
   Не отрывая от нее глаз, он отставил в сторону банку с колой, одним медленным движением вытянул рубашку из штанов, расстегнул пуговицы, стащил рубашку с себя и повесил на ближайший стул.
   Все теми же выверенными движениями взял аккуратно сложенное на кровати полотенце, вытер с лица излишки влаги, кинул полотенце назад на кровать.
   – Ты закончила?
   – Зависит от обстоятельств.
   Он шагнул к ней, она не сдвинулась с места.
   – Похвальная храбрость, – иронически заметил Мигель, видя, как расширились зрачки ее глаз при его приближении.
   – Не подходи! – яростно прошипела она, готовая драться, кусаться, царапаться…
   – Тебе этого хочется?
   – Да! – огрызнулась Ханна.
   Он сунул руки в карманы брюк.
   – Тогда вперед.
   – Думаю, нам надо поговорить, – медленно проговорила она.
   – Мы так и делали. Результаты не слишком впечатляют.
   Ее лицо побледнело при воспоминании о неприглядной сцене, разыгравшейся между ними сегодняшним утром.
   – Мигель?
   Что еще она могла сказать, так и осталось непроизнесенным, потому что он прильнул к ее губам с всепоглощающей страстью, опрокинувшей все барьеры между ними. Казалось, что он пытается объяснить, растолковать ей нечто чудесное, драгоценное, то, что значит гораздо больше, чем можно передать словами.
   Губы были единственной частью его тела, прикасающейся к ней. Он легко мог заключить ее в свои объятия, использовать руки, чтобы дать ей ощутить охватившее его возбуждение. Истерзать ее чувства, касаться и дразнить с той изощренностью, которая способна разрывать ее на сотни отдельных частиц и воссоединять сызнова. Сделать своей собственностью.
   Но он ничего подобного не сделал. Были только его губы, чарующая отрава тепла и страсти.
   Желание разгоралось, пронизывая ее тело, наполняя сладким предвкушением наслаждения, которое лишь Мигель мог воплотить в жизнь.
   Слабый всхлип родился и умер в ее горле, легкое конвульсивное движение, которое он скорее почувствовал, чем услышал. Ее руки чуть приподнялись, потом вновь упали – она снова обрела контроль над своим телом.
   Язык, прошедший по ее языку, почти лишил ее этого контроля, она вся дрожала, сопротивляясь и теряя остаток сил.
   Поцелуи длились, каждый говорил о мучительном голоде, вел за собой, воспламеняя обоих.
   Ханна потеряла чувство времени и пространства. Одежда превратилась в нежеланное препятствие. Понимая шаткость своего положения, она прикусила кончик языка, облизала им припухшие губы. Жест был непредумышленным, она заметила, как вспыхнули его глаза и сразу же стали непроницаемо темными.
   Он приложил палец к ее губам, ощутил слабую дрожь, захватил в ладонь подбородок.
   – Ты моя жизнь! – нежно произнес Мигель. – Родная, ты воздух, которым я дышу. – Палец прошел по трепещущей жилке на шее, остановился во впадинке, где явственно ощущалось биение пульса. – Ты мое сердце, все, что у меня есть. – Его улыбка околдовывала ее, она купалась, оттаивала в ней.
   Ханна с трудом пошевелила губами.
   – Но ведь мы…
   – … поженились, чтобы порадовать наших уважаемых родителей? – Он пошевелил мочку ее уха. – Неужели ты правда поверила такому?
   Ее рот дрогнул.
   – Ты говорил…
   – Я просил тебя выйти за меня замуж.
   – Я думала…
   – Ты слишком много думала, – весело поддразнил Мигель. – Я люблю тебя. Тебя, – с ударением повторил он. – За то, что ты такая, какая есть.
   – Ты меня любишь? – Надежда начала потихоньку оживать в душе. – С самого начала?
   – Неужели ты действительно поверила, что я отношусь к типу людей, которые могут связать себя с женщиной, собираться сделать ее матерью своих детей… – он прервался, покачал головой. – Дорогая, разве ты не стала понимать меня лучше?
   Да, стала. По крайней мере, так она считала, пока на горизонте не появилась Камилла.
   – Но Камилла?..
   – Я едва-едва не придушил ее. Что касается Люка… – На щеках заиграли желваки, в глазах промелькнула опасная искорка. – Искушение свернуть ему челюсть набок не оставило меня и до сих пор. Кстати, относительно Камиллы. Обвинение будет ей предъявлено завтра. Насколько я понял, она решила не доводить дело до суда и покинет пределы страны в двадцать четыре часа, – проинформировал жену Мигель, словно прочитав ее мысли.
   Ханне стало ясно, что ультиматум был представлен Камилле в форме, которую даже такая, как она, не смогла бы истолковать превратно.
   – Понятно, – медленно произнесла Ханна.
   Бровь Мигеля насмешливо приподнялась.
   – Что тебе понятно, дорогая?
   – Что мы будем делать сейчас?
   – Сейчас? – Мигель ласково притянул ее в свои объятия. – Я собираюсь заняться любовью со своей женой. Показать ей, как бесконечно она мне дорога. – Медленно, осторожно он начал расстегивать пуговку за пуговкой на ее блузке. Затем пришел черед молнии на юбке. Ханна переступила одежду, одновременно скинув туфли. – И убедить ее, что она никогда не должна сомневаться в моей любви к ней. – Он положил ладонь ей на грудь, пальцы затеребили розовый кончик. Видя, что сосок набухает на глазах, он опустил голову, взяв его в рот.
   Ее тело изогнулось к нему навстречу, полувздох-полустон сорвался с губ, когда он начал катать нежный кончик груди между зубами, балансируя между болью и удовольствием…
   – Это нечестно, – наконец сумела выговорить она, потянулась к пряжке его ремня, потом разделалась с молнией, а еще через секунду – со штанами и трусами.
   – Лучше?
   – Гораздо.
   – Я предполагал взять тебя пообедать, – сообщил ей Мигель, видя, что она начала тщательное исследование той части тела, которая обещала показать опасность такого поведения в самом скором времени.
   – Может, позднее.
   – С шампанским, – добавил он внушительно. И нагнулся к ней, склоняясь перед силой более могущественной.
   – С доставкой в номер, – добавила Ханна еще через мгновение, пока он нес ее к кровати.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

   Они занимались любовью с ожесточением, торопя события, пытаясь доставить друг другу максимум удовольствия. А после еще долго ласкали друг друга, стремясь продлить праздник любви, один из многих, бывших у них, и не похожий ни на какой, превосходящий все по накалу чувств. Торжествующей, пьянящей магии любви, когда на смену самым утонченным ласкам приходят примитивные животные инстинкты.
   После неспешно принятого душа они облачились в халаты и уселись в кресла, потягивая французское шампанское в ожидании прихода официанта с заказанным обедом.
   Покончив с едой, Ханна откинулась в кресле. Все еще оставались вопросы, которые ей хотелось прояснить. Слова, которые ей требовалось сказать именно сейчас.
   Она осторожно рассматривала мужа, ощущая ауру мощи, окружающую его, и знала, что она всегда останется с ним.
   – Я люблю тебя, – с подкупающей простотой произнесла она и заметила, что черты его лица смягчились.