Восемнадцатого октября, за два часа до полудня, Матиш снова въехал в ворота славного города Линца. Солдат полиции Христа еле держался в седле.
   «Бибер еще больший идиот, чем ты...» Строки письма-приказа, присланного Хорватом, обидой жгли сердце. Эскорт — трое конных аркебузиров из полиции Христа герцога Максимилиана Баварского, так же устало шатался в седлах, как и сам Матиш. В Мюнхене и в Зальцбурге Старика и Марии не было. В Линце, наверное, тоже. Но если Хорват так считает, то он, Матиш, может и еще одну ночь не спать.
   Матиш все еще чувствовал себя виноватым за ту неудачу в Граце. И еще — он до сих пор верил в чутье Хорвата. Невероятное, почти сверхъестественное чутье, которое его капитан получил, словно бы в возмещение...
   «Не хотел бы я такой ценой, какую пришлось уплатить Хорвату, покупать это чутье и рвение на службе Христу. За один день потерять всех, кто был тебе дорог, — слишком это страшная плата».
   Они остановились и привязали коней у здания трибунала инквизиции города Линца. Зеленые кокарды и уже знакомая печать комиссара инквизиции Стефана Карадича заставили слуг пошевелиться.
   — Накормить лошадей. Ужин и свежую постель мне и всем моим людям. Немедленно...
   «К черту Старика и Марию. Если я сегодня сдохну, то завтра не смогу их поймать. Лучше хоть немного поспать».
   — Как проснусь, лейтенанта Ульбрехта ко мне на доклад.
 
   Селим с интересом разглядывал Ольгу. Представив ее, Уно удалился. И теперь Ольга осталась один на один с сухопарым невысоким человеком неопределенного возраста и национальности. До блеска выбритый череп. Желтая, словно пергаментная кожа. Внимательный взгляд черных задумчивых глаз.
   Селим доброжелательно улыбнулся и пригласил ее сесть в кресло.
   — Фройлен предпочитает беседовать на немецком?.. Или на славянском?
   — Все равно, — ответила она по-славянски.
   В комнате, плотно уставленной шкафами, столами и столиками, было полно интересных вещей. Баночки, колбы и реторты с жидкостями и порошками всевозможных цветов. Стеклянный перегонный куб. Шкафы с книгами. Иконки, идолы, амулеты. Над столом, на стене, поверх дорогого персидского ковра, висел старинный кривой меч в украшенных золотом и каменьями ножнах.
   — Стало быть, ты и есть та самая Мария... Ну, рассказывай, зачем ты была нужна Старику. Если будешь со мной откровенна, я, может быть, сумею тебе помочь.
 
   Профессор Бендетто Кастелли остановил своего мула. Пастух — старик в широкополой шляпе, с посохом в руках — и мальчишка-подпасок гнали через дорогу овец. В просвете между деревьями уже было видно, как поблескивает река — Зальцах. Пропустив овечье стадо, Бендетто ударил мула пятками в бока.
   — Вперед. Нам осталось совсем немного.
   За поворотом лес кончился, и перед ним открылась долина, покрытая крестьянскими домиками, огородами и возделанными полями. За рекой, высоко на холме, господствуя над приютившимся у каменного моста городком, стоял замок архиепископа. Столь же неприступный, как и горные пики Альп, вздымающиеся к небу уже совсем близко.
   «Наверное, я приехал раньше других... Что ж, осмотрюсь. Нанесу несколько официальных визитов. Я, кажется, единственный из приглашенных Карлом, кто прибывает в Зальцбург официально. Надо воспользоваться этим. Мало ли что на уме у архиепископа и местных инквизиторов, Лучше заранее знать об их планах».
 
   Ей дали искупаться в горячей ванне, поесть, выспаться. У Селима были вышколенные слуги. Она проснулась уже после полудня и обнаружила на столике, у своей кровати, свежие, еще теплые лепешки и огромную вазу с фруктами. Когда, насытившись, она встала из-за стола, дверь комнаты неслышно распахнулась. Мавр-мальчишка, поклонившись, сказал ей на чистом немецком:
   — Господин ждет вас к себе в лабораторию. Я провожу.
   Снова лестница, анфилада комнат. Впустив ее внутрь, мальчишка остался за дверью.
   — А, это ты! — улыбнулся Селим. — Наконец отдохнула. Ну что ж, приступим! — Он потер руки. — Я готов попробовать помочь тебе вернуться домой... Правда, подобных вещей я ни разу не делал. Но это очень интересная и теоретически разрешимая задача... Естественно, это будет совершено не задаром. Мне нужно, чтобы ты приняла участие в нескольких опытах. Опытах, не скрою, опасных и для меня, и для тебя. Но отнюдь не смертельных. Надеюсь, ты согласна?
   — Что за опыты? — В голосе Ольги послышались нотки недоверия, но Селим пропустил это мимо ушей.
   — Для начала мне бы хотелось узнать, существует ли вообще этот ваш василиск и что теперь затевает Цебеш. Здесь, в моем доме, мы все защищены практически от любых колдовских атак. Но я всегда предпочитал упреждающие удары... Попробую сперва вступить с тобой в телепатическую связь. — Его глаза закрылись. — Что скажешь?
   «Ничего у него не получится».
   «Получится. Вот увидишь».
   Она даже вздрогнула от неожиданности.
   «Не бойся. Позволь, я увижу то же, что и ты... Смотри на огонь в камине. Расслабься».
   «Я совсем не чувствую, о чем ты думаешь!» — мысленно крикнула Ольга.
   «Не ори. Тебе и не нужно чувствовать ничего. Это я должен видеть и чувствовать то, что чувствуешь ты. Позволь мне видеть все-все. Мельчайшие детали. Сконцентрируйся на этом. Открой мне все свои ощущения, все, что только можешь... вспоминай о василиске, о Старике, о той деревне, в которой... Давай! У тебя получится. Не бойся. Иди этому навстречу, пусть тебя захватит поток...»
   И Ольга окунулась во что-то странное, словно надвинувшееся на нее извне.
   Он никак не мог выбраться из воды. Соскальзывал все время вниз. Его левый глаз был с огромным бельмом, и он им почти ничего не видел, поэтому, чтобы наблюдать, что перед ним, он постоянно поворачивал голову набок... Наконец удалось вылезти на берег. Ему помогли. Сотни квакающих жаб радостно орали вслед. И он двинулся вперед неуверенной походкой только что вылупившегося птенца. Он видел мир черно-белым. Причем пока преобладала чернота. Дорога. Что-то темнеет впереди. Наверное, деревушка. Та самая, в которой...
   Ольга с ужасом осознала, что это она. Это она смотрит на мир одним только правым глазом и, прихрамывая, движется вперед по дороге. И слышит, как в приближающейся деревне воют в истерике цепные собаки. Почувствовала, как хвост василиска радостно забился и заелозил по дорожной пыли, свиваясь в змеиные кольца. И птичье горло василиска собралось издать радостный жизнеутверждающий крик. Но вместо петушиного «кукареку» из его глотки вырвалось утробное кваканье.
   «Василиск все-таки вылупился, — подумала Ольга. — И я вижу теперь его глазами! У Селима получилось!»
   «А ты думала, я шарлатан? Держись, девочка. У нас еще и не то получится. Попробуй управлять движениями этой твари. Если Цебеш был так уверен, что ты можешь управлять василиском, то что-то в этом есть... Давай, заставь его остановиться. Нечего ему пока делать в деревне... Старайся».
   И Ольга старалась. Она стала чувствовать ноги. Петушиные ноги со шпорами. Крылья... Вот только вместо перьев на теле чешуйки... Перепонки на петушиных ногах. Деревня была уже совсем близко. Она видела черно-белым взглядом василиска, как за ближайшим забором бесятся на цепи собаки и как напряженно замерли скованные ужасом люди.
   «Вот нога. Правая нога. Она не движется. Не движется, замедляется, упираясь когтем в песок. И вторая тоже никуда, никуда... Хотя бы замедлить. И совсем, совсем остановиться».
   Василиск, споткнувшись несколько раз, замер в нерешительности.
   «У меня получилось?»
   «Молодец! — с какой-то мальчишеской радостью взвизгнул Селим. — Теперь покрути головой. Моргни глазом».
   Голова слушаться не хотела. Ольга раз за разом напрягала мышцы шеи... И тут ее обогнал сутулый, грузный, подволакивающий правую ногу. Он оглянулся назад, мигнув бессмысленным жабьим взглядом, и двинулся дальше в деревню.
   «Водяной! Тот самый, из дымохода... — Волна леденящего страха, омерзения. И в то же время она испытала какое-то странное чувство к нему. Почти нежность. — Конечно! Это же та жаба, что высиживала василиска. Цебеш, наверное, выбросил ее в болото, а там... Ростом этот водяной даже больше, чем обычный человек. Но он только чуть выше меня, то есть василиска. Как такое огромное могло вылупиться из маленького яйца?»
   Белого цвета вдруг стало вокруг значительно больше. Это появилась на небосводе луна. И холодный осенний ветер ударил в спину, словно толкая вперед.
   — Нет! Я не хочу вперед! Стоять!!! — но это был скорее крик тонущего, просящего о помощи, чем приказ. Неумолимый зов пронзил все тело василиска и повел его вперед, не разбирая дороги.
   «Стой! Останови его. Ты же сейчас нарвешься прямо на колья!» — раздался из глубины сознания крик Селима. Но василиск уже напоролся покрытой тонкой чешуей петушиной грудью на колья изгороди. Сознание Ольги пронзила острая боль. И колья, вспыхнув ослепительно-синим пламенем, превратились в пепел, осыпавшийся на петушиные ноги. Василиск двинулся дальше, и теперь у него на пути была собачья конура и прикованная к ней цепью огромная собака.
   «Выходит, и собака с конурой, если я о них ударюсь, тоже сгорят?»
   Ольга снова напрягла все свои силы — если не удастся остановить неумолимое движение василиска, так нужно хотя бы отклонить его в сторону. «Левее. Еще левее, с каждым шагом». Огромная немецкая овчарка с испуганным визгом пятилась от чудовища с головой петуха и драконьим хвостом. Конура проплыла в опасной близости справа. Но все-таки мимо.
   Но не успел у Ольги вырваться вздох облегчения, как что-то острое ударило ее по лицу и по горлу. У нее не хватило времени даже испугаться. Только пронзительная боль по всему телу — и преграждавшее дорогу дерево, вспыхнув ярким пламенем, рухнуло под ударом уже раненной заборными кольями петушиной груди. Теперь на пути был дом, на крыльце которого, в немом крике распахнув рты, застыли две женщины и маленький мальчик.
   «Господи, лишь бы они действительно забыли все, посмотрев василиску в глаза... Нельзя! Не смей оставлять их без крова!» — И она попыталась заставить василиска снова двинуться левее, чем он шел раньше. Из дверей на крыльцо выскочил мужчина. Что-то страшное с тлеющим фитилем было в его руках. Он, опершись о перила крыльца, направил это прямо в единственный глаз василиска... Все, что она успела, — дернуть шеей и закрыть голову крылом.
   Что чувствует живое существо, в которое стрельнули крупной дробью?.. Ее всю передернуло от прожигающей насквозь боли. Ноет в израненной шее, кровавые ошметки вместо крыла. Все это она отметила краем сознания. Но все затмил ужас от созерцания дома, мимо которого она проходила. Дома, пылающего теперь нестерпимо ярким синим огнем, пылающего вместе с крыльцом и со стоящими на крыльце людьми. Стрелявший из мушкета мужчина, две женщины и маленький мальчик! Четыре ярких, заходящихся от крика, живых факела, которые невозможно уже ничем потушить.
   Это была уже ЕЕ боль. Такая, что под василиском вспыхнула трава и, кажется, сама земля.
   «Налево! И теперь только как я скажу, — гневно приказала она, мысленно сжав зубы, сжав в кулак все нахлынувшее отчаяние и ненависть. — Цебеш! Это ты меня звал. Вот, я уже иду. Попробуй, только осмелься. Стрельни ТЫ в меня из мушкета».
   Она заставила василиска выйти на улицу и шагала теперь к до боли знакомому дому. Там, за калиткой, уже скрылся водяной. Она не знала, что сделает со Стариком, когда дойдет до него. Но она хотела бы заглянуть в его вечно уверенные в собственной правоте глаза. Еще кто-то стрельнул в нее из мушкета. Правую ногу пронзила боль. Стало труднее идти, а где-то справа и сзади вспыхнул еще один яркий факел.
   Дом Цебеша был уже совсем близко. Дверь — та самая, которую Ольга подпирала чурбачком, чтобы запереть водяного, — открылась, и прямо на нее торопливо двинулась грузная фигура с жабьим лицом. Вперемешку ужас и ярость. Водяной, направленный, она знала теперь наверняка, злой волей Цебеша, шел ей навстречу, протягивая вперед свои черные, прочные, как камень, пальцы. Он весь был вода, камень и морок, или все же здесь есть чему гореть? Этот вопрос пугал Ольгу, но уже не мог ее остановить. Вот монстр уже совсем близко. Водяной обеими руками схватил василиска за горло, чтобы свернуть тонкую петушиную шею. Но боль пронзила ее раньше, чем хрустнули шейные позвонки, ей стало больно сразу же, как только водяной к ней прикоснулся. Ведь шея изранена дробью... И камень с водой вспыхнули. Тяжело и натужно, но потом все ярче и ярче.
   Василиск, оставляя за собой след из слизи и крови, перешагнул через горку пепла и направился к дому. «Цебеш! Теперь твоя очередь сделать мне больно».
   Теперь ни ее, ни василиска никто не звал. Дом был пуст. Цебеш просто сбежал. Испугался.
   «Стой, Ольга! Остановись. Теперь уже ничего нельзя сделать. Возвращайся назад».
   «Но они убьют это несчастное магическое существо... Каждый, кто причинит ему боль, сгорит в огне, но они все равно его убьют».
   «Уходим. Тут уже ничего нельзя сделать... Ну! Что же ты?»
   «Я стараюсь. Что надо сделать, чтобы вернуться?»
   «Просто захотеть вернуться. Это как проснуться от страшного сна. Просто захотеть!»
   «Я хочу. Хочу проснуться с того момента, как вспыхнул тот дом... Почему же?..»
   «Не сдавайся. Давай! Еще раз попробуем вместе. Если ты сейчас не вернешься в свое тело, оно погибнет. Старайся! Стара...»

Глава 17

   Гнетущая тишина обрушилась на нее. Ни голоса Селима, ни криков на улице. Только пылает в камине огонь и занимается отчего-то огнем крыша дома. А она стоит растерянная, запертая в теле израненного и увечного от рождения магического существа, которому так и не смогла помешать появиться на свет. Жизнь медленно утекает из огромного тела полуптицы-полудракона.
   «Не суметь вернуться — значит погибнуть, — вспомнила Ольга. — Вот, оказывается, как связана моя судьба с этим василиском».
   «Сама ты действительно не сможешь вернуться», — пропел холодный ветер. Тот самый холодный ветер, что преследовал ее в снах, когда она видела Марию, тот самый, что срывал с губ Цебеша черные слова заклинаний. И язычки огня в камине испуганно забились, и, кажется, даже затихло гудение пламени на крыше. Подсвечник, сбитый со стола неловким движением василиска, падал невыносимо медленно.
   «Просто замедлилось время. Так, говорят, бывает перед смертью».
   «Ты еще жива. Неужели ты так легко сдашься?»
   «Но что же мне делать?.. И кто ты? Почему я тебя не вижу?»
   «Меня здесь еще нет. Но я скоро буду. Ты должна мне в этом помочь».
   Сердце Ольги бешено заколотилось.
   «Так, значит, правда. Все правда... Предназначение. Кого же Цебеш должен был вызвать, Спасителя или Сатану?.. Кто ты?»
   «Имя — это всего лишь сочетание звуков. Такое же пустое, как вой ветра в трубе. Оно может испугать того, кто боится, или воодушевить того, кто верит. Я ветер холодной силы, веющий сквозь все миры. Для одних я Спаситель, ибо они верят, что я их спасу. Для других — Сатана, ибо они боятся, что я их уничтожу. А я лишь несу Силу. Я холодный ветер, который дарует победу».
   Ольга поежилась.
   «Ветер не может говорить. А ты говоришь со мной... И почему холодный?»
   «Я безразличен к тем, чьи паруса надуваю. Или, точнее сказать — беспристрастен. Я Душа холодного ветра. Я вижу, чувствую одновременно десятки тысяч миров, через которые идет мой неостановимый поток. Но иногда я обращаю внимание на один из миров. Ненадолго. На несколько минут или на несколько столетий. И тогда я прилагаю усилия, чтобы во плоти сойти в этот мир. Холодная сила может только служить. Но душа холодной силы...»
   «Подчиняет других?»
   «О, я способен на многое. Тому, кто впустит меня, я даю и цель и силу, чтобы эту цель осуществить. Я выполняю желания. Желания целого мира. Этот мир хочет порядка и власти. Власти жесткой и справедливой. Он просто бредит о ней...»
   «Думаешь, твоя власть будет благом для этого мира?» — горько улыбнулась Ольга.
   «Ровно в той мере, в какой исполнение самого горячего и страстного желания может быть благом. Они этого хотят. Они меня зовут. Католические иерархи готовы служить черную мессу, лишь бы вызвать меня. Цебеш и его единомышленники готовы рисковать своими и чужими жизнями и душами, вызывая меня в этот мир. Шпионская сеть Высокой Порты, агентом которой, кстати, является и твой „спаситель“ Ахмет, агентура протестантских князей, иезуиты и Святая Инквизиция готовы заплатить любую цену, лишь бы Я сошел в этот мир. Миллионы угнетенных и несправедливо обиженных возносят молитвы своим несуществующим богам, моля МЕНЯ о приходе. И только ты, совсем чужая для этого мира, смеешь сомневаться. Впрочем, это неудивительно. Тебе на них наплевать. Но я и тебе могу заплатить. Могу вернуть тебя обратно в твой мир... А если ты не согласишься, я просто оставлю твою душу здесь. В теле умирающего василиска. Ты слышишь меня?»
   Она слышала, но его слова уходили куда-то мимо сознания, не затрагивая душу. Одно слово, имя, которое он назвал, заслонило для нее весь этот мир с его проблемами и болью. ЕЕ боль была сейчас сильнее.
   «Ахмет?.. Он тоже?..»
   «Почему тебя это удивляет? Да, он тоже. Или ты так наивна, что способна поверить в бескорыстие людей?»
   «Нет... теперь уже нет. — И, чуть помедлив, спросила почти спокойно: — Так что же ты хочешь от меня?»
   «Ты должна впустить меня в свою душу».
   «Впустить в свою душу... Но как?»
   «Просто пожелай этого. Искренне пожелай. Мысленно произнеси: я впускаю тебя. И не сопротивляйся. Остальное я сделаю сам».
   «И тогда ты...»
   «Ты всего лишь перевалочный пункт для меня. Не бойся, с твоей помощью я не собираюсь покорять этот мир. Для этого больше подойдет какой-нибудь мужчина. Здоровый, уже имеющий незаурядные способности и некую толику власти. Так будет проще. Цебеш не обманывал тебя — ты можешь передать эту силу любому. Мы с тобой выберем кому. А когда я получу того, кого мы выберем, ты будешь свободна. И я верну твою душу домой. На самом деле только я смогу это сделать. Цебеш сумел притащить тебя в этот мир лишь потому, что это было предначертано. Или, отойдя от его мистического взгляда, потому, что я обратил тогда свое внимание на этот мир и дал ему необходимую для ритуала силу. Здешние пророки иногда очень четко предсказывают моменты, когда на них обратят внимание Внешние Силы... Так ты согласна?»
   «Хорошо. Я сделаю это. Только сперва... Верни меня в тело Марии. Василиск уже умирает».
   «Само собой. Ты и мне нужна в теле Марии. Это все?»
   «Нет. Там, в теле Марии, оставь меня на полчаса в покое. Не говори со мной. Не подсматривай. Я ведь все равно никуда от тебя не денусь, правда?»
   «Бесспорно».
   Она не видела его лица. Только чернота и холодный ветер. Но Ольге показалось, что он самодовольно усмехнулся.
   «Так ты оставишь меня хоть на полчаса?.. А потом, когда я сделаю все, что ты хочешь, вернешь меня домой? — Ей показалось, что тьма согласно кивнула. — И еще. Я не хочу, чтобы тут из-за василиска сгорел еще кто-нибудь. Ты понимаешь?»
   «Нет ничего проще. Только тебе будет больно».
   «Мне уже больно... Давай, что же ты ждешь?!»
   Подсвечник с грохотом упал на пол. С гудением пылала крыша. Расправив крылья, василиск бросился в пылающий камин. И ее охватило пламя, которое от боли василиска разгоралось все жарче. Весь дом вспыхнул, как ослепительно яркий факел.
   Ольга рухнула на пол, покрытый дорогими коврами. Селим с тревогой склонился над ней.
   — Ты жива! — Он облегченно вздохнул.
   — Как видишь.
   Все произошедшее казалось ей теперь страшным сном.
   — Кто это был?.. Не увиливай, я все слышал! — Он затряс ее, схватив за плечи.
   — Ты сам прекрасно знаешь, КТО это был.
   — Знаю. Надеюсь, ты согласилась?
   — Иначе бы меня здесь не было... И куда, скажи на милость, мне было деваться?
   — Вот и прекрасно! — Селим радостно потер руки. — Нам надо поскорее переправить тебя в Стамбул. При хорошей организации это вопрос нескольких дней. До полнолуния успеть... Кто знал, что такая добыча сама упадет нам в руки! Не только помешать гяурам, но и самим получить... Ведь ЕМУ все равно, за какую из держав сражаться в предстоящей Великой войне?
   — Значит, все правда. Вы служите султану. И Ахмет?
   — Конечно. За блестяще проведенную операцию он получит повышение. Надеюсь, милость султана не обойдет и меня. — Селим провел руками по животу, словно вытирая их после жирного плова.
   — Вы хоть понимаете, что это не Спаситель, не Пророк... Сатана рвется в этот мир. Князь Мира Сего!
   — Не держи всех вокруг за дураков. Это прекрасно понимает и Цебеш, и отцы инквизиторы, и мое начальство в Стамбуле. Красивые слова для тех, кто внизу. Власти предержащие всегда знали цену своей власти...
 
   «Мы, наверное, не успеем довезти ее до Стамбула. Ведь все должно произойти не позже полнолуния. — Мысли вихрем закружились в голове Селима. — Но обряд должен произойти на территории, контролируемой Портой... Удача свалилась на нас так внезапно, что мы оказались к ней не готовы. Надо немедленно доложить обстановку, и они вышлют нам навстречу одного из сынов султана. Или еще кого-то, кого сочтут нужным... Проведем обряд в Буда-Пеште, Белграде, какой-нибудь другой нашей крупной крепости. На дорогу туда уйдет два-три дня, если ехать верхом. Чтобы организовать безопасную переправку Марии, не обойтись без помощи венской резидентуры...
   Но не лучше ли здесь, на месте... Ведь стоит только мне доложить обо всем, запросить инструкций, и меня завалят указаниями, начнут контролировать каждый шаг. В случае успеха всю славу и почести присвоит начальство, а в случае неудачи всех собак повесят на меня... Нет уж. Нужно найти кандидатуру из тех, кто рядом, из тех, кого я хорошо знаю и чье поведение могу контролировать...»
   — Нам нужен кандидат. Человек сильный, незаурядный, преданный Порте. И находящийся сейчас близко... Есть у меня пара парней на примете. Ты их не знаешь.
   — А Ахмет подойдет? — В мятущейся душе Ольги блеснула искра надежды.
   — Отчего нет?.. Мне, в общем-то, все равно. Он ничуть не хуже тех двоих, о которых я сперва подумал. Возможно, это будет даже более правильным.
   — Позвольте, я сама ему об этом скажу. Думаю, он согласится...
   — Прямо сейчас? Ни минуты не отдохнув?
   — ОН дал мне на подготовку только полчаса. Потом будет ритуал.
   — Ритуал... Но как же полнолуние? У меня ничего... почти ничего не готово.
   — Не важно.
   Она шагала по кажущемуся бесконечным коридору, уже не замечая окружающей роскоши и красоты. В голове вертелось только одно:
   «Убить — значит спасти. Спасти — значит убить.
 
Черный ветер задует свет,
Ни свечи, ни звезды на небе...
 
   Может быть, Ахмет просто не знал, ЧТО они хотят со мной сделать? На вселение он никогда не согласится — это точно. Слишком горд да и религиозен. Попрошу — пусть убьет меня, это единственное, что он может теперь для меня сделать, если я что-то для него значу... А если не сможет? Именно потому, что я слишком много для него значу?.. Дура, не могла придумать ничего глупее, чем влюбиться в человека из другого мира! А он? Господи, как я хочу, чтобы он любил меня!.. Нет, нет, Господи, не слушай меня, дуру, пусть ненавидит, боится меня, как проказу, от которой нужно очистить мир, его мир!»
   Она резким рывком распахнула дверь. Ахмет посмотрел на нее удивленно:
   — Входи.
   Открытое окно. Смятая постель. Ваза с овощами и блюдо с лепешками на столе. Не тронуто ни то ни другое. Только початая бутылка вина на столе. И еще одна пустая — в углу.
   — Садись. Что ж ты стоишь?
   — Мне надо поговорить с тобой. Ты пьян?
   — К сожалению, нет. Говори.
   — Ты знаешь, зачем тебе приказали сюда меня привезти?
   — Я служу султану. И служил ему еще до того, как встретил тебя... Знаешь, раньше я этого не стыдился. А теперь... Разве Селим не предложил тебе помощь? Я сделал все, что должен был сделать. У тебя теперь есть высокие покровители. Ты им действительно нужна, и это люди с широкими взглядами. Не чета инквизиции или фанатику Цебешу. Вряд ли я смог бы тебя защитить так, как теперь может это сделать Селим. Если ты презираешь меня, что ж... Пускай. Так тебе будет легче. Тем более что ты потом все равно вернешься домой.
   «Господи, зачем я с ним так жестоко? Ему ведь тоже плохо, он тоже запутался... Господи, помоги, не дай этой нежности захлестнуть меня!»
   — Да, я действительно вернусь домой... потом. Но сначала выполню свое Предназначение. Раз уж вы все так хотите, я дам этому миру Спасителя. Того, кого вы заслуживаете, того, кого призываете, — я впущу в мир Сатану.
   Ахмет смотрел на нее, как на безумную, а Ольга говорила, торопясь, захлебываясь, — время уходило, и она боялась не успеть.
   Когда она наконец выдохлась и замолчала, Ахмет был уже совершенно трезв.
   — Значит, Селим тоже... выходит, я для ЭТОГО тебя сюда вез? — Горькая, злая усмешка. Но она уже видела в его глазах холодную ярость. — Я хорошо знаю Селима. Сам бы он не посмел. Значит, это приказ из Стамбула.
   — Наверное. Первоначально он хотел переправить меня в Стамбул. Но потом решил провести обряд здесь. Селим считает подходящей кандидатурой тебя.
   — Мне уже все равно, что там считает Пройдоха Селим. — Ахмет встал. В руке он держал бутылку, сжимая ее горлышко.
   «Я же вижу, ты решился. Давай! О мраморный стол, а потом розочкой мне по горлу. Ведь это так просто».