Страница:
Небо на востоке уже окрасилось в более светлые тона, когда они увидели, что впереди, на дороге, мерцает красная точка. Чем ближе, тем понятней становилось, что это костер у самой дороги, вокруг которого суетятся какие-то фигуры.
— Интересно... уж не стражники ли там нас дожидаются? — заворчал Цебеш и попробовал, быстро ли выходит у него шпага из ножен.
— Вы дворянин? Военный?
— С чего ты взяла?
— Но ведь умеете обращаться и со шпагой, и с пистолетом.
— Научишься тут... Сама-то умеешь стрелять из пистоля?.. Смотри. Отводишь вот этот рычаг, жмешь сюда. А дуло должно смотреть в живот врага, чтобы наверняка. Стрелять надо только в упор, с двух-трех шагов. Тут уж и дите не промажет.
Большой яркий костер вырвал из полумрака широкий круг освещенной земли. Перевернутая на бок телега лежала почти поперек дороги. Между телегой и глубокой колдобиной на дороге оставался довольно узкий и неудобный проход. В проходе, подняв руку, стоял человек.
— Стойте! Стойте, почтенные. Нам нужна ваша помощь.
— Ловко, — прошипел Старик, нащупывая свой пистоль. — Тот, кто не притормозит здесь, наверняка угодит колесом в яму и перевернется. — Зло сплюнув он начал натягивать вожжи. Лошади остановились прямо перед телегой.
— Помоги нам, почтенный. Прояви сочувствие к нашей беде. С тобой тоже такое могло произойти на дороге.
Широкие плечи, основательные жесты и спокойный тон. Говоривший скорее был похож не на просящего помощи путешественника, а на офицера таможни. Красный с золотыми позументами кафтан, баделер в богато украшенных ножнах, красная же ермолка. Он обращался к ним на хорошем немецком, но с сильным южным акцентом. Еще двое, в красных кафтанах и таких же ермолках, стояли, разглядывая их, за перевернутой телегой.
— Турки? — испуганным шепотом спросила Ольга.
— Скорее албанцы, — ответил Старик и, уже обращаясь к остановившему их, произнес по-немецки. — Что за беда у вас приключилась? Перевернулась телега?
— Телега — это полбеды. Недолго ее починить. Да мы уже и починили... У нас пала лошадь.
— Так что вы хотите от нас? По какому праву перегородили дорогу?
— Хотим ваших лошадей. — И албанец широко, даже радостно как-то улыбнулся. — Мы солдаты. Лошадь пала, и мы отстали от капитана, который нас нанял. Нам надо в Вену. Если не явимся, получится, что мы дезертиры.
— Лошадей не дам. Бросайте свою колымагу. По такой грязи вы пешком доберетесь быстрее.
Уверенные жесты, внушительный тон, пронизывающий насквозь взгляд... Ольга уже видела, как подобное поведение Цебеша действует на людей, кого угодно заставляя повиноваться. Кого угодно, но не этого албанца.
— Нет, сударь. У нас ценный груз. Мы не можем его бросить. Еще раз настоятельно прошу одолжить нам своих лошадей. — Он, все так же открыто улыбаясь, подошел к лошадям и схватил руками за вожжи переднюю пару.
— Поди прочь! Не то я вышибу тебе мозги! — вскипел Старик, направив на него пистолет.
— Полегче, сеньор. У моих ребят тоже кое-что есть, и уж поверьте, они не промахнутся.
Ольга оглянулась: два албанца, как по команде, подняли мушкеты. Фитили мушкетов уже дымились, и солдаты целили в Старика, используя в качестве опоры перевернутую телегу.
— Имейте в виду, что это разбой. Это нападение на посла! Я валашский посол, барон Владислав фон Цебеш. Еду в Вену по срочному делу, — грозно зашипел, вращая глазами, Старик. — Если немедленно не пропустите нас, у вас такие неприятности будут, что дыба покажется вам раем! Как имя, титул нанявшего вас капитана?!
— Вот как? — воскликнул албанец, переходя на турецкий. — Если мы не прибудем в Вену к сроку, то за дезертирство нас вздернут. Так что нам особой разницы нет. Мои ребята с пяти шагов не промахнутся. Уберите свою игрушку, а то и вы, и все, кто в карете, превратятся в крупное решето... Повторить по-немецки, боярин, или ты и вправду с юга?
— Это ограбление, и когда-нибудь вас за подобное вздернут, — по-турецки проворчал Цебеш, убирая свой пистолет. — Я и есть посол. В карете никого нет. Кучер умер в дороге, и пришлось самому править... Но имейте в виду. Неприятности, которые вы получите за этих отнятых лошадей, будут велики. Вам было бы дешевле ограбить кого-нибудь другого.
Албанец-офицер и один из его солдат принялись отцеплять четверку лошадей от кареты, а другой солдат держал на мушке Ольгу и Старика.
— Не сердитесь, сеньор — примирительно сказал офицер. — Мы сожалеем, что так получилось, и вовсе не хотим присваивать ваших лошадей. Они нужны нам как средство доставки груза. Все это в рамках здешних законов. Идет война, и лошади конфискованы у первого встречного для военных нужд. Даже если вы и пожалуетесь, вряд ли нас сильно накажут. — За этим разговором они отцепили упряжку от кареты и поставили свою телегу на колеса. — В конце концов, мы ж не звери, — продолжал офицер. — Телега у нас большая, и если вам тоже надо в Вену, то мы с радостью вас подвезем. Уверяю вас, так будет даже быстрее, чем волочь вашу колымагу по разбитым дорогам. А в Вене мы вернем вам лошадок, так что это даже никакое не ограбление, а помощь послу. А ежели вам жалко карету...
— Да пропади она пропадом! — махнул рукой Цебеш. — Помогите-ка убрать ее с дороги... Столкнем, хоть вот в канаву, лишь бы не загораживала проезда. — С этими словами Старик слез с козел и помог спрыгнуть с них Ольге.
— Значит, сеньор надумал ехать с нами? — повеселел офицер.
— Легкая телега, большие колеса. С моей упряжкой, да по такой дороге, на ней действительно ехать быстрее. Будем считать, что я решил воспользоваться вашей телегой. А вас взял с собой. Не бросать же людей на дороге, тем более что нам по пути.
Услышав подобную трактовку событий, албанцы дружно заржали, а офицер восторженно хлопнул Старика по плечу.
— Брависсимо, сеньор дипломат. Это истинное искусство — выворачивать смысл наизнанку, ничего не меняя по сути.
В ответ на подобное панибратство Цебеш смерил офицера внимательным взглядом.
— Как твое имя, албанец?
Офицер смутился. Впрочем, это у него моментально прошло.
— Уно. Зовите меня просто Уно... А это Ду и Тэрцо. Здесь все нас так называют, наши мусульманские имена им нравятся меньше.
— Ладно. Кажется, Ду и Тэрцо уже приспособили моих коней к твоей колымаге. Тащите свой груз и сами садитесь. Поехали. Будешь править лошадьми, Ду. Мне за эти дни работа кучера до смерти надоела.
— Да что вы как малые дети: «Упустили, упустили»! Не могли они в своей карете ехать быстрее нас. Если на рассвете первого октября проехали тот мост, то к вечеру должны были быть в Граце или где-то в пути...
Мы их не обгоняли, так значит, они в городе. Надо протесать еще раз все трактиры и притоны. Пошататься по улицам, разглядывая прохожих и проезжих. Задействовать информаторов... Если вдруг мы обогнали их, даже не заметив...
— Это невозможно, сударь. Мы же в оба смотрели!
— Они могли свернуть с дороги. Могли просто мимо Граца поехать.
— Верно, Матиш. Но вряд ли. Свидетели в один голос твердят, что Цебеш ехал в Вену... Ладно. Даже если мы их и обогнали случайно, мимо города не проедут... Проклятье! Не имея полномочий комиссара Шульца, я даже городской гвардии не могу дать ориентировку. Разве что пообещать денежное вознаграждение тем, кто их заметит?.. Только бы заметили. А возьмем мы их и своими силами. — И широкий, протяжный зевок перекосил рот Хорвата.
— Вот-вот. Поспать бы, господин лейтенант.
— Отставить спать! Сначала озадачьте работой всех, кого сможете. Я позволю вам отдыхать только тогда, когда в городе за вас их будут искать полсотни нанятых соглядатаев. Обещайте десять талеров тому, кто сообщит о них хоть что-то ценное.
— У нас же и пяти талеров на всех не осталось, сударь!
— Я не говорю — платите. Я говорю — обещайте. Заплатит его преосвященство... Если ему будет угодно.
Глава 5
— Интересно... уж не стражники ли там нас дожидаются? — заворчал Цебеш и попробовал, быстро ли выходит у него шпага из ножен.
— Вы дворянин? Военный?
— С чего ты взяла?
— Но ведь умеете обращаться и со шпагой, и с пистолетом.
— Научишься тут... Сама-то умеешь стрелять из пистоля?.. Смотри. Отводишь вот этот рычаг, жмешь сюда. А дуло должно смотреть в живот врага, чтобы наверняка. Стрелять надо только в упор, с двух-трех шагов. Тут уж и дите не промажет.
Большой яркий костер вырвал из полумрака широкий круг освещенной земли. Перевернутая на бок телега лежала почти поперек дороги. Между телегой и глубокой колдобиной на дороге оставался довольно узкий и неудобный проход. В проходе, подняв руку, стоял человек.
— Стойте! Стойте, почтенные. Нам нужна ваша помощь.
— Ловко, — прошипел Старик, нащупывая свой пистоль. — Тот, кто не притормозит здесь, наверняка угодит колесом в яму и перевернется. — Зло сплюнув он начал натягивать вожжи. Лошади остановились прямо перед телегой.
— Помоги нам, почтенный. Прояви сочувствие к нашей беде. С тобой тоже такое могло произойти на дороге.
Широкие плечи, основательные жесты и спокойный тон. Говоривший скорее был похож не на просящего помощи путешественника, а на офицера таможни. Красный с золотыми позументами кафтан, баделер в богато украшенных ножнах, красная же ермолка. Он обращался к ним на хорошем немецком, но с сильным южным акцентом. Еще двое, в красных кафтанах и таких же ермолках, стояли, разглядывая их, за перевернутой телегой.
— Турки? — испуганным шепотом спросила Ольга.
— Скорее албанцы, — ответил Старик и, уже обращаясь к остановившему их, произнес по-немецки. — Что за беда у вас приключилась? Перевернулась телега?
— Телега — это полбеды. Недолго ее починить. Да мы уже и починили... У нас пала лошадь.
— Так что вы хотите от нас? По какому праву перегородили дорогу?
— Хотим ваших лошадей. — И албанец широко, даже радостно как-то улыбнулся. — Мы солдаты. Лошадь пала, и мы отстали от капитана, который нас нанял. Нам надо в Вену. Если не явимся, получится, что мы дезертиры.
— Лошадей не дам. Бросайте свою колымагу. По такой грязи вы пешком доберетесь быстрее.
Уверенные жесты, внушительный тон, пронизывающий насквозь взгляд... Ольга уже видела, как подобное поведение Цебеша действует на людей, кого угодно заставляя повиноваться. Кого угодно, но не этого албанца.
— Нет, сударь. У нас ценный груз. Мы не можем его бросить. Еще раз настоятельно прошу одолжить нам своих лошадей. — Он, все так же открыто улыбаясь, подошел к лошадям и схватил руками за вожжи переднюю пару.
— Поди прочь! Не то я вышибу тебе мозги! — вскипел Старик, направив на него пистолет.
— Полегче, сеньор. У моих ребят тоже кое-что есть, и уж поверьте, они не промахнутся.
Ольга оглянулась: два албанца, как по команде, подняли мушкеты. Фитили мушкетов уже дымились, и солдаты целили в Старика, используя в качестве опоры перевернутую телегу.
— Имейте в виду, что это разбой. Это нападение на посла! Я валашский посол, барон Владислав фон Цебеш. Еду в Вену по срочному делу, — грозно зашипел, вращая глазами, Старик. — Если немедленно не пропустите нас, у вас такие неприятности будут, что дыба покажется вам раем! Как имя, титул нанявшего вас капитана?!
— Вот как? — воскликнул албанец, переходя на турецкий. — Если мы не прибудем в Вену к сроку, то за дезертирство нас вздернут. Так что нам особой разницы нет. Мои ребята с пяти шагов не промахнутся. Уберите свою игрушку, а то и вы, и все, кто в карете, превратятся в крупное решето... Повторить по-немецки, боярин, или ты и вправду с юга?
— Это ограбление, и когда-нибудь вас за подобное вздернут, — по-турецки проворчал Цебеш, убирая свой пистолет. — Я и есть посол. В карете никого нет. Кучер умер в дороге, и пришлось самому править... Но имейте в виду. Неприятности, которые вы получите за этих отнятых лошадей, будут велики. Вам было бы дешевле ограбить кого-нибудь другого.
Албанец-офицер и один из его солдат принялись отцеплять четверку лошадей от кареты, а другой солдат держал на мушке Ольгу и Старика.
— Не сердитесь, сеньор — примирительно сказал офицер. — Мы сожалеем, что так получилось, и вовсе не хотим присваивать ваших лошадей. Они нужны нам как средство доставки груза. Все это в рамках здешних законов. Идет война, и лошади конфискованы у первого встречного для военных нужд. Даже если вы и пожалуетесь, вряд ли нас сильно накажут. — За этим разговором они отцепили упряжку от кареты и поставили свою телегу на колеса. — В конце концов, мы ж не звери, — продолжал офицер. — Телега у нас большая, и если вам тоже надо в Вену, то мы с радостью вас подвезем. Уверяю вас, так будет даже быстрее, чем волочь вашу колымагу по разбитым дорогам. А в Вене мы вернем вам лошадок, так что это даже никакое не ограбление, а помощь послу. А ежели вам жалко карету...
— Да пропади она пропадом! — махнул рукой Цебеш. — Помогите-ка убрать ее с дороги... Столкнем, хоть вот в канаву, лишь бы не загораживала проезда. — С этими словами Старик слез с козел и помог спрыгнуть с них Ольге.
— Значит, сеньор надумал ехать с нами? — повеселел офицер.
— Легкая телега, большие колеса. С моей упряжкой, да по такой дороге, на ней действительно ехать быстрее. Будем считать, что я решил воспользоваться вашей телегой. А вас взял с собой. Не бросать же людей на дороге, тем более что нам по пути.
Услышав подобную трактовку событий, албанцы дружно заржали, а офицер восторженно хлопнул Старика по плечу.
— Брависсимо, сеньор дипломат. Это истинное искусство — выворачивать смысл наизнанку, ничего не меняя по сути.
В ответ на подобное панибратство Цебеш смерил офицера внимательным взглядом.
— Как твое имя, албанец?
Офицер смутился. Впрочем, это у него моментально прошло.
— Уно. Зовите меня просто Уно... А это Ду и Тэрцо. Здесь все нас так называют, наши мусульманские имена им нравятся меньше.
— Ладно. Кажется, Ду и Тэрцо уже приспособили моих коней к твоей колымаге. Тащите свой груз и сами садитесь. Поехали. Будешь править лошадьми, Ду. Мне за эти дни работа кучера до смерти надоела.
— Да что вы как малые дети: «Упустили, упустили»! Не могли они в своей карете ехать быстрее нас. Если на рассвете первого октября проехали тот мост, то к вечеру должны были быть в Граце или где-то в пути...
Мы их не обгоняли, так значит, они в городе. Надо протесать еще раз все трактиры и притоны. Пошататься по улицам, разглядывая прохожих и проезжих. Задействовать информаторов... Если вдруг мы обогнали их, даже не заметив...
— Это невозможно, сударь. Мы же в оба смотрели!
— Они могли свернуть с дороги. Могли просто мимо Граца поехать.
— Верно, Матиш. Но вряд ли. Свидетели в один голос твердят, что Цебеш ехал в Вену... Ладно. Даже если мы их и обогнали случайно, мимо города не проедут... Проклятье! Не имея полномочий комиссара Шульца, я даже городской гвардии не могу дать ориентировку. Разве что пообещать денежное вознаграждение тем, кто их заметит?.. Только бы заметили. А возьмем мы их и своими силами. — И широкий, протяжный зевок перекосил рот Хорвата.
— Вот-вот. Поспать бы, господин лейтенант.
— Отставить спать! Сначала озадачьте работой всех, кого сможете. Я позволю вам отдыхать только тогда, когда в городе за вас их будут искать полсотни нанятых соглядатаев. Обещайте десять талеров тому, кто сообщит о них хоть что-то ценное.
— У нас же и пяти талеров на всех не осталось, сударь!
— Я не говорю — платите. Я говорю — обещайте. Заплатит его преосвященство... Если ему будет угодно.
Глава 5
Третьего октября был ветреный день. Ду погонял лошадей, а Уно и Тэрцо вполголоса переговаривались о чем-то своем. При солнечном свете Ольга наконец-то смогла внимательно разглядеть новых попутчиков. Уно явно был старшим. Голос с хрипотцой, загорелое до смуглости лицо. Возраст — около сорока. Он был некрасив, но живое, подвижное лицо и открытая улыбка делали его обаятельным. И еще — сила. Не выставленная напоказ, наоборот — спрятанная куда-то глубоко сила и уверенность в себе. Такой не станет кричать, доказывать что-то, если его обойдут или обидят. Просто пожмет плечами и отвернется... Или оторвет обидчику голову, смотря по настроению. Командовать Уно, видимо, не любил, но умел.
— Не торопись, Саллах. Торопливость только при ловле блох хороша, — негромко сказал он Ду в ответ на какое-то невнятное ворчанье.
— Но это будет только справедливо. Тем более что этот посол нас все равно сдаст властям при первой возможности, — вмешался в разговор Тэрцо. — Такие типы, у которых глаза разного цвета, а один и вовсе зеленый, как у колдуна, всегда очень злопамятны... Гяур припомнит нам свой страх там, у костра, и отомстит. Вот увидишь, Ахмет, он обвинит нас в грабеже и сдаст властям уже в Граце.
— Не сдаст. — Уно поправил торчащий из-за кушака пистоль и покосился на задремавшего Старика. — Он не колдун, а философ, уж я-то вижу.
— Глупо жалеть его, Ахмет, — подал голос Ду. — Ты жалеешь, а он, смотри, уже сел нам на шею. Ведь это он приказал мне управлять лошадьми.
— Разумный приказ. Я его подтверждаю, Саллах. Тебе полегчало?
Ду в сердцах сплюнул и хлестнул лошадей.
— У этого посла наверняка полные карманы золота. И какие-нибудь ценные вещи для взяток... С пустыми руками сейчас в Вену не едут, — не унимался Тэрцо. — Будь у него должная охрана, он бы и разговаривать тогда с нами на дороге не стал, разве что велел бы напасть на нас своим гайдукам. Ты думаешь, Ахмет, у него доброе сердце?
— Он не стал стрелять в меня из пистоля. Грешно покушаться на чужое добро... И еще. Ты не задумывался, Ходжа, о том, почему он едет без гайдуков?.. Это не посол. Скорее, какой-то шпион. Или гонец, везущий важное известие. Если он не соврал и едет из Валахии, то по турецкой земле пробирался наверняка в одиночку. Дрался с кем-то — нога у него ранена. А ты и не заметил, парень? Кто его ранил? Что за известия он везет? Мне бы хотелось сперва узнать ответы на эти вопросы. А убить его мы всегда успеем. Но лучше не торопиться. Этот посол, или кто он там, может быть нам полезен. Умный человек, который едет с тобой в одну сторону, — хорошо.
Албанцы переговаривались между собой на языке, представляющем из себя смесь албанских и итальянских слов, но Ольга почему-то их понимала. И то, что она слышала, не вселяло в нее оптимизма.
Незаметно подсев ближе к Старику, она шепнула ему на ухо по-немецки:
— Будьте осторожны. Они сговариваются вас убить.
— Я и сам не глухой, — буркнул Цебеш по-немецки, поправляя свой пистолет. — Однако я думаю, — продолжил он на итальянском, — что у Ду и Тэрцо хватит ума слушаться во всем своего старшего и более опытного товарища. Тем более что убить меня будет весьма хлопотно, а пользы никакой — богатой казны действительно не имею.
Ду и Тэрцо растерянно заморгали. Уно обернулся к Старику — он улыбался, широко и открыто.
— Какие еще языки знает почтенный посол?
— Латынь, древнегреческий, древнееврейский... С албанским у меня плоховато — многих слов не знаю, но в целом смысл уловить могу. Где вам троим довелось служить, что вы так хорошо знаете итальянский?
— Венеция. Несколько лет в морской пехоте.
— А потом? Мне интересен весь послужной список.
— Сеньор хочет нанять нас на работу? — усмехнулся Уно.
— Почему нет? — пожал плечами Цебеш. — Без эскорта послу действительно негоже. Да и в дороге спокойнее. Или вы торопитесь попасть к нанявшему вас капитану? Это его три ящика вы везете в телеге?
— Нет. Ящики наши. — Уно похлопал по резной крышке самого длинного из них, очень похожего на гроб. — Пока что тот капитан не заплатил нам ни цехина, так что мы не связаны с ним ни принятыми деньгами, ни присягой. Но у нас уже есть с ним договоренность. Однако... — Он вопросительно переглянулся с Ду и Тэрцо, и те утвердительно кивнули. — Однако вы, сударь, заинтересовали меня. Впервые вижу валашского посла, знающего древнегреческий и древнееврейский... Но я бы пошел против своих принципов, если бы согласился служить вам на условиях, худших или даже равных тем, которые нам обещал прежний капитан.
— Вы умеете торговаться, Уно. Что ж, придется мне принять вас на жалованье, вдвое большее, чем то, которое вам пообещали... Как, согласны?
— Хорошо. — И Уно в знак свершившегося договора ударил с Цебешем по рукам. — Однако это немыслимо. Вы, сеньор, пообещали удвоить нам жалованье, даже не спросив, какую именно сумму придется удваивать!
— Честно сознаюсь, я не искушен в том, сколько в наше время стоит труд наемного солдата. Однако вас, скорее всего, наняли на общих основаниях. Спросив вас о жалованьи, которое вам уже обещали, я бы сознательно спровоцировал вас на ложь. Ведь это так естественно — назвать большую сумму... Потом бы мы стали торговаться... Не люблю. Тем более не люблю торговаться, нанимая людей. А теперь мне остается надеяться лишь на вашу врожденную честность. Я уже согласился удвоить обещанное вам жалованье. Так какое же жалованье вам обещал тот капитан на самом деле?
Уно внимательно следил за рассуждениями Цебеша и, услышав вопрос, недовольно и одновременно восхищенно взмахнул рукой.
— Э-эх! Я же говорил вам, ослы, что это не просто посол, а философ. Вместо того чтобы состязаться в жадности, он предлагает мне состязаться с ним в благородстве. Воистину, порой наивность и простота сильнее, чем самое изощренное коварство. Разве у бедных албанцев нет чести? Как теперь я могу солгать человеку, который готов потерпеть убытки ради того, чтобы только не принуждать меня ко лжи?.. Нам обещали всего по два талера в неделю на человека и по четыре талера в неделю, когда выступим в поход. Даже если эту сумму удвоить, получится не так уж и много. Однако мы, сударь, уже договорились, и я, признаться, совсем не жалею об этом.
После того как Цебеш нанял албанцев для охраны, обстановка несколько разрядилась. Уно и Старик завели неторопливые беседы на философские темы, а Ду и Тэрцо изредка отпускали скабрезные шуточки, надеясь, видимо, смутить ими Ольгу. Ольга заметила, что Цебеш с неудовольствием поглядывает на ящики албанцев, подозревая в них контрабанду или еще какую-нибудь грядущую неприятность. Также она заметила и то, как внимательно, даже испытывающе, смотрел на нее иногда Уно.
Дорога тем временем постепенно подсыхала. Они ехали, почти не останавливаясь, весь день и к вечеру оказались на окраине славного своим серебром города Граца.
— Направо. Вот в этот переулочек, — скомандовал Цебеш. Он чувствовал себя в лабиринте улиц так уверенно, словно Грац был его родным домом. Когда телега остановилась у высокого кирпичного забора, за которым темнели двух-трехэтажные постройки, он велел остановить лошадей, аккуратно слез на вымощенную брусчаткой мостовую и, буркнув: «Ждите здесь», скрылся в темноте.
— Непохоже на гостиницу или таверну, — недовольно проворчал Тэрцо по-албански. — Это, случаем, не городская тюрьма?
— Мария, — вполголоса обратился Уно к Ольге, — мне все кажется, что я вас где-то встречал. Вы меня... не помните?
— Нет. А где вы могли меня видеть?
— Нигде, наверное. Похоже, это просто внешнее сходство.
— Ох, не нравится мне это место. Там, за забором, кто-то поет, что ли? — не унимался Тэрцо.
— Монастырь, наверное. Где еще может остановиться на постой наш странный валашский посол, — подхватил Ду.
— Кажется, он вообще не валах... и не посол. Какая, однако, нам разница, коли он уплатил за неделю вперед.
Совсем рядом в каменном заборе скрипнула калитка, и появившийся оттуда Цебеш скомандовал:
— Поехали. Быстро.
Через некоторое время в заборе обнаружились ворота, моментально открывшиеся перед ними. Телега въехала в просторный дворик, окруженный со всех сторон постройками или этим самым забором.
— Позаботься о лошадях, — приказал Старик человеку, появившемуся возле телеги.
У дверей одной из построек их уже кто-то встречал — долговязый человек в рабочем фартуке поклонился Цебешу и сделал приглашающий жест. Цебеш скомандовал, обращаясь к албанцам и Ольге:
— Следуйте за этим человеком. Он покажет, где вы будете спать, пока мы будем находиться под защитой этого славного цеха.
Албанцы, недоуменно оглядываясь, двинулись вслед за провожатым по коридорам, волоча на себе все три ящика, которые они привезли на телеге.
— Что за цех? У кого мы остановились? — беспокойным полушепотом спросила Ольга у Цебеша, который уже собрался куда-то уйти.
— Это вольные каменщики Граца. Их мастер — просвещенный человек. Он иногда помогает скрываться от преследований протестантам и всяким сумасшедшим вроде меня. Не беспокойся. Школа каменщиков живет довольно закрыто, так что на несколько дней я могу гарантировать, что наше пребывание в Граце останется тайной.
— А потом?
— Потом будет видно.
Его преосвященству, Великому инквизитору Австрии, Штирии, Каринтии и Крайны кардиналу Джеронимо, от офицера Крайнской полиции Христа Стефана Карадича
Милостивый государь, сообщаю Вам, что означенный в списке поиска под номером 1 субъект был мной обнаружен после оперативно-розыскной деятельности и работы с агентурой 30 сентября сего, 1618 года Господа нашего, проживающим в поместье Теодориха фон Лицена.
От заслуживающих доверия информаторов мне доподлинно известно, что в ряде владений, а именно в герцогствах Каринтии, Штирии и Крайны, субъект обладает большим влиянием на темные крестьянские массы. Пользуясь антипапскими, а в местах компактного проживания славян и антигерманскими настроениями части населения, он активно вербует себе сторонников. Умело манипулируя фактами, используя как демагогические приемы, так и отдельные реальные случаи несправедливости, необоснованного насилия и произвола со стороны имперских и местных властей и представителей Святой Инквизиции, субъект сумел сформировать на обозначенной территории разветвленную агентурную сеть, занимающуюся сбором информации, контрабандой, торговлей оружием. Ходят упорные слухи о его связях с преступными шайками, похищающими людей. Реальных фактов, подтверждающих эти слухи, мне обнаружить не удалось, однако в целях подрыва авторитета означенного субъекта в среде его сторонников считаю необходимым эти слухи всячески поддерживать.
Тот факт, что субъект был предупрежден о весьма профессионально производившейся слежке и смог безнаказанно ускользнуть из поместья Лиценов, говорит, что либо сам Лицен, либо кто-то из его окружения, слуг предупредил субъекта и оказал ему деятельное содействие. В связи с этим считаю необходимым рекомендовать местному трибуналу Святой Инквизиции провести дополнительное дознание на предмет выяснения сподвижников субъекта в поместье фон Лицена, а также в местечке, именуемом Вис, где субъект получил не только всемерное содействие со стороны местных жителей, но и возможность совершить безнаказанное и дерзкое убийство, напав на уполномоченного комиссара полиции Христа Шульца фон Шицена.
Организация и проведение мероприятий по опросу свидетелей, сбору улик и преследованию субъекта вынудили нас разделить силы. В результате чего, прибыв в Вис вечером 1 октября, позднее, чем произошло убийство, мы уже ничем не смогли помочь комиссару Шульцу. В то же время прошу обратить Ваше внимание на то, что Шульц поехал в сопровождении всего одного солдата в погоню за субъектом вопреки моим настоятельным советам. Далее, Шульц, добравшись до Виса, отправил солдата в увольнение до вечера, а сам отправился по притонам местечка Вис, видимо, в поисках субъекта. За проявленную расхлябанность и отсутствие инициативы солдат, не отправившийся самостоятельно следом за Шульцем и поэтому не сумевший прийти к нему на помощь в необходимый момент, лишен жалованья сроком на месяц.
В результате розыскных мероприятий удалось обнаружить приметы и следы субъекта, направившегося, судя по свидетельским показаниям, из Виса в Вену, прикрываясь титулом валашского посла, под именем Владислав фон Цебеш. С ним вместе с момента встречи в поместье Лицен путешествует некая девица, именуемая Марией. Происхождение неизвестно. Судя по внешним приметам и языку — словенка или хорватка из крестьян. Судя по свидетельским показаниям, страдает приступами безумия, хотя другие свидетели утверждают, что она была от этих приступов субъектом излечена. Цель ее путешествия совместно с субъектом пока непонятна, как непонятны и дальнейшие планы субъекта.
В ходе дальнейшего расследования были обнаружены следы передвижения субъекта и означенной Марии из Виса в Грац. Однако в Граце следов их пребывания обнаружено не было. После одного дня поисков в Граце (2 октября) я не счел возможным задерживаться там дольше и отправился в Вену, разыскивая по дороге следы перемещения в Вену субъекта. Каковых следов обнаружено не было ни по дороге, ни в Вене. Из чего осмелюсь предположить, что Вена не являлась целью перемещений субъекта и сообщение о таковой цели свидетелями было сознательной дезинформацией, чтобы сбить нас с толку.
Однако я оставил трех человек во главе с капралом Матишем Корвином в Граце для проведения дальнейшего наблюдения в городе и, если представится такая возможность, для расследования на дороге из Лейбница в Грац, на которой последний раз нам встречались следы перемещений субъекта.
5 октября 1618 года. Вена
Ольгу разбудил колокол.
— Все на завтрак. Завтрак через полчаса. Поторапливайтесь. Все на завтрак, — монотонно бубнил кто-то, шагая по коридору за дверью.
Четвертое октября. Побеленные известью стены. Кровать, стол и стул. Солнечный свет едва проникает сквозь узкое слюдяное окно. Она торопливо оделась. В дверь уже стучали.
— Кто?
— Я. Вставай, одевайся, пока я бужу своих драбантов. — Цебеш, судя по голосу, с утра был в прекрасном расположении духа... Еще бы — вчера, показав, где их кельи (иначе эти аккуратные, но очень скромные по обстановке и размерам комнатки назвать было сложно), он куда-то исчез и, видимо, неплохо провел время.
Одевшись, торопливо поправив прическу и критически посмотрев на свое мутное отражение в стоящем на столе кувшине с водой (зеркало и даже зеркальце здесь, видимо, считалось невообразимым излишеством), Ольга отодвинула щеколду и вышла в коридор.
Навстречу ей уже шли Ду, Уно и Цебеш — и впрямь слегка припухший, но довольный.
— А где ваш третий?
— Он посторожит сундуки, пока мы едим, — буркнул Уно.
Представив себе, как трое албанцев теснились в комнате, лишь на самую малость большей, чем ее келья, Ольга невольно улыбнулась.
— Ничего смешного тут нет, — пробурчал заметивший это Уно. — Тип, который показывал нам спальню, так заинтересовался ящиками, что сейчас всего можно ожидать. Влезет, пока нас нет, и все распотрошит, если не оставить охрану... А вот, кстати, и он — поджидает нас у входа.
— Сколько раз говорить. Мы не в деревенском трактире. В школе цеха вольных каменщиков подобное просто невозможно. Мало того что воровство против их принципов, так еще и спрятать украденное некуда. А Тэрцо теперь не поест.
— На Аллаха надейся, а осла привязывай, — с умным видом изрек Ду. — А еды я ему с собой принесу.
— Верно, парень, — хлопнул его по плечу Уно. — А в следующий раз он для тебя захватит еды. Сторожить так сторожить.
— А что, разве мы в этой клетке надолго? — сразу скис Ду.
— На сутки, а может, и больше, — посерьезнел Цебеш. — У меня тут дела в городе. А вам лучше не показывать отсюда носа, пока я не вернусь. Братья-каменщики позаботятся о вас. Если вдруг что будет надо — передайте им деньги — купят и принесут все, что попросите.
За этим разговором они вышли из длинного барака, в котором были расположены их комнаты. Во дворе их действительно ждали.
— Добрый день, Эрнест, — кивнул Цебеш.
— И вам добрый день, Мастер. — Тот самый юноша, который показывал им комнаты, почтительно поклонился Старику и кивнул остальным. — Верховный Мастер приставил меня к вам, чтобы показать, что и где здесь находится. Я провожу вас в трапезную, покажу где сесть. — Они уже шли по вымощенному брусчаткой двору по направлению к добротному двухэтажному зданию в готическом стиле. — Сюда. Братья-масоны, а точнее, те из них, кто живет прямо в школе, проводят здесь утреннюю и вечернюю трапезы, а также торжественные собрания.
У закрытых дверей собралась уже изрядная толпа. В основном это были юноши, одетые так же, как и Эрнест, — в некрашеные робы и фартуки. Они с интересом рассматривали гостей. Несколько солидных, можно даже сказать, почтенных мужчин в строгих темных камзолах, стоявшие особняком, уважительно раскланялись с Цебешем.
Тут колокол ударил второй раз и двустворчатая дверь распахнулась. Пирамида с глазом наверху, циркуль и мастерок, еще какие-то символы в витражах окон, на стенах зала... Это была не просто трапезная, а настоящий зал. Каменщики неторопливо рассаживались по своим местам за длинными столами. Что-то горячее уже исходило паром в расставленных заранее мисках. Все расселись, но никто даже не притронулся к еде.
— Не торопись, Саллах. Торопливость только при ловле блох хороша, — негромко сказал он Ду в ответ на какое-то невнятное ворчанье.
— Но это будет только справедливо. Тем более что этот посол нас все равно сдаст властям при первой возможности, — вмешался в разговор Тэрцо. — Такие типы, у которых глаза разного цвета, а один и вовсе зеленый, как у колдуна, всегда очень злопамятны... Гяур припомнит нам свой страх там, у костра, и отомстит. Вот увидишь, Ахмет, он обвинит нас в грабеже и сдаст властям уже в Граце.
— Не сдаст. — Уно поправил торчащий из-за кушака пистоль и покосился на задремавшего Старика. — Он не колдун, а философ, уж я-то вижу.
— Глупо жалеть его, Ахмет, — подал голос Ду. — Ты жалеешь, а он, смотри, уже сел нам на шею. Ведь это он приказал мне управлять лошадьми.
— Разумный приказ. Я его подтверждаю, Саллах. Тебе полегчало?
Ду в сердцах сплюнул и хлестнул лошадей.
— У этого посла наверняка полные карманы золота. И какие-нибудь ценные вещи для взяток... С пустыми руками сейчас в Вену не едут, — не унимался Тэрцо. — Будь у него должная охрана, он бы и разговаривать тогда с нами на дороге не стал, разве что велел бы напасть на нас своим гайдукам. Ты думаешь, Ахмет, у него доброе сердце?
— Он не стал стрелять в меня из пистоля. Грешно покушаться на чужое добро... И еще. Ты не задумывался, Ходжа, о том, почему он едет без гайдуков?.. Это не посол. Скорее, какой-то шпион. Или гонец, везущий важное известие. Если он не соврал и едет из Валахии, то по турецкой земле пробирался наверняка в одиночку. Дрался с кем-то — нога у него ранена. А ты и не заметил, парень? Кто его ранил? Что за известия он везет? Мне бы хотелось сперва узнать ответы на эти вопросы. А убить его мы всегда успеем. Но лучше не торопиться. Этот посол, или кто он там, может быть нам полезен. Умный человек, который едет с тобой в одну сторону, — хорошо.
Албанцы переговаривались между собой на языке, представляющем из себя смесь албанских и итальянских слов, но Ольга почему-то их понимала. И то, что она слышала, не вселяло в нее оптимизма.
Незаметно подсев ближе к Старику, она шепнула ему на ухо по-немецки:
— Будьте осторожны. Они сговариваются вас убить.
— Я и сам не глухой, — буркнул Цебеш по-немецки, поправляя свой пистолет. — Однако я думаю, — продолжил он на итальянском, — что у Ду и Тэрцо хватит ума слушаться во всем своего старшего и более опытного товарища. Тем более что убить меня будет весьма хлопотно, а пользы никакой — богатой казны действительно не имею.
Ду и Тэрцо растерянно заморгали. Уно обернулся к Старику — он улыбался, широко и открыто.
— Какие еще языки знает почтенный посол?
— Латынь, древнегреческий, древнееврейский... С албанским у меня плоховато — многих слов не знаю, но в целом смысл уловить могу. Где вам троим довелось служить, что вы так хорошо знаете итальянский?
— Венеция. Несколько лет в морской пехоте.
— А потом? Мне интересен весь послужной список.
— Сеньор хочет нанять нас на работу? — усмехнулся Уно.
— Почему нет? — пожал плечами Цебеш. — Без эскорта послу действительно негоже. Да и в дороге спокойнее. Или вы торопитесь попасть к нанявшему вас капитану? Это его три ящика вы везете в телеге?
— Нет. Ящики наши. — Уно похлопал по резной крышке самого длинного из них, очень похожего на гроб. — Пока что тот капитан не заплатил нам ни цехина, так что мы не связаны с ним ни принятыми деньгами, ни присягой. Но у нас уже есть с ним договоренность. Однако... — Он вопросительно переглянулся с Ду и Тэрцо, и те утвердительно кивнули. — Однако вы, сударь, заинтересовали меня. Впервые вижу валашского посла, знающего древнегреческий и древнееврейский... Но я бы пошел против своих принципов, если бы согласился служить вам на условиях, худших или даже равных тем, которые нам обещал прежний капитан.
— Вы умеете торговаться, Уно. Что ж, придется мне принять вас на жалованье, вдвое большее, чем то, которое вам пообещали... Как, согласны?
— Хорошо. — И Уно в знак свершившегося договора ударил с Цебешем по рукам. — Однако это немыслимо. Вы, сеньор, пообещали удвоить нам жалованье, даже не спросив, какую именно сумму придется удваивать!
— Честно сознаюсь, я не искушен в том, сколько в наше время стоит труд наемного солдата. Однако вас, скорее всего, наняли на общих основаниях. Спросив вас о жалованьи, которое вам уже обещали, я бы сознательно спровоцировал вас на ложь. Ведь это так естественно — назвать большую сумму... Потом бы мы стали торговаться... Не люблю. Тем более не люблю торговаться, нанимая людей. А теперь мне остается надеяться лишь на вашу врожденную честность. Я уже согласился удвоить обещанное вам жалованье. Так какое же жалованье вам обещал тот капитан на самом деле?
Уно внимательно следил за рассуждениями Цебеша и, услышав вопрос, недовольно и одновременно восхищенно взмахнул рукой.
— Э-эх! Я же говорил вам, ослы, что это не просто посол, а философ. Вместо того чтобы состязаться в жадности, он предлагает мне состязаться с ним в благородстве. Воистину, порой наивность и простота сильнее, чем самое изощренное коварство. Разве у бедных албанцев нет чести? Как теперь я могу солгать человеку, который готов потерпеть убытки ради того, чтобы только не принуждать меня ко лжи?.. Нам обещали всего по два талера в неделю на человека и по четыре талера в неделю, когда выступим в поход. Даже если эту сумму удвоить, получится не так уж и много. Однако мы, сударь, уже договорились, и я, признаться, совсем не жалею об этом.
После того как Цебеш нанял албанцев для охраны, обстановка несколько разрядилась. Уно и Старик завели неторопливые беседы на философские темы, а Ду и Тэрцо изредка отпускали скабрезные шуточки, надеясь, видимо, смутить ими Ольгу. Ольга заметила, что Цебеш с неудовольствием поглядывает на ящики албанцев, подозревая в них контрабанду или еще какую-нибудь грядущую неприятность. Также она заметила и то, как внимательно, даже испытывающе, смотрел на нее иногда Уно.
Дорога тем временем постепенно подсыхала. Они ехали, почти не останавливаясь, весь день и к вечеру оказались на окраине славного своим серебром города Граца.
— Направо. Вот в этот переулочек, — скомандовал Цебеш. Он чувствовал себя в лабиринте улиц так уверенно, словно Грац был его родным домом. Когда телега остановилась у высокого кирпичного забора, за которым темнели двух-трехэтажные постройки, он велел остановить лошадей, аккуратно слез на вымощенную брусчаткой мостовую и, буркнув: «Ждите здесь», скрылся в темноте.
— Непохоже на гостиницу или таверну, — недовольно проворчал Тэрцо по-албански. — Это, случаем, не городская тюрьма?
— Мария, — вполголоса обратился Уно к Ольге, — мне все кажется, что я вас где-то встречал. Вы меня... не помните?
— Нет. А где вы могли меня видеть?
— Нигде, наверное. Похоже, это просто внешнее сходство.
— Ох, не нравится мне это место. Там, за забором, кто-то поет, что ли? — не унимался Тэрцо.
— Монастырь, наверное. Где еще может остановиться на постой наш странный валашский посол, — подхватил Ду.
— Кажется, он вообще не валах... и не посол. Какая, однако, нам разница, коли он уплатил за неделю вперед.
Совсем рядом в каменном заборе скрипнула калитка, и появившийся оттуда Цебеш скомандовал:
— Поехали. Быстро.
Через некоторое время в заборе обнаружились ворота, моментально открывшиеся перед ними. Телега въехала в просторный дворик, окруженный со всех сторон постройками или этим самым забором.
— Позаботься о лошадях, — приказал Старик человеку, появившемуся возле телеги.
У дверей одной из построек их уже кто-то встречал — долговязый человек в рабочем фартуке поклонился Цебешу и сделал приглашающий жест. Цебеш скомандовал, обращаясь к албанцам и Ольге:
— Следуйте за этим человеком. Он покажет, где вы будете спать, пока мы будем находиться под защитой этого славного цеха.
Албанцы, недоуменно оглядываясь, двинулись вслед за провожатым по коридорам, волоча на себе все три ящика, которые они привезли на телеге.
— Что за цех? У кого мы остановились? — беспокойным полушепотом спросила Ольга у Цебеша, который уже собрался куда-то уйти.
— Это вольные каменщики Граца. Их мастер — просвещенный человек. Он иногда помогает скрываться от преследований протестантам и всяким сумасшедшим вроде меня. Не беспокойся. Школа каменщиков живет довольно закрыто, так что на несколько дней я могу гарантировать, что наше пребывание в Граце останется тайной.
— А потом?
— Потом будет видно.
Его преосвященству, Великому инквизитору Австрии, Штирии, Каринтии и Крайны кардиналу Джеронимо, от офицера Крайнской полиции Христа Стефана Карадича
Донесение
Милостивый государь, сообщаю Вам, что означенный в списке поиска под номером 1 субъект был мной обнаружен после оперативно-розыскной деятельности и работы с агентурой 30 сентября сего, 1618 года Господа нашего, проживающим в поместье Теодориха фон Лицена.
От заслуживающих доверия информаторов мне доподлинно известно, что в ряде владений, а именно в герцогствах Каринтии, Штирии и Крайны, субъект обладает большим влиянием на темные крестьянские массы. Пользуясь антипапскими, а в местах компактного проживания славян и антигерманскими настроениями части населения, он активно вербует себе сторонников. Умело манипулируя фактами, используя как демагогические приемы, так и отдельные реальные случаи несправедливости, необоснованного насилия и произвола со стороны имперских и местных властей и представителей Святой Инквизиции, субъект сумел сформировать на обозначенной территории разветвленную агентурную сеть, занимающуюся сбором информации, контрабандой, торговлей оружием. Ходят упорные слухи о его связях с преступными шайками, похищающими людей. Реальных фактов, подтверждающих эти слухи, мне обнаружить не удалось, однако в целях подрыва авторитета означенного субъекта в среде его сторонников считаю необходимым эти слухи всячески поддерживать.
Тот факт, что субъект был предупрежден о весьма профессионально производившейся слежке и смог безнаказанно ускользнуть из поместья Лиценов, говорит, что либо сам Лицен, либо кто-то из его окружения, слуг предупредил субъекта и оказал ему деятельное содействие. В связи с этим считаю необходимым рекомендовать местному трибуналу Святой Инквизиции провести дополнительное дознание на предмет выяснения сподвижников субъекта в поместье фон Лицена, а также в местечке, именуемом Вис, где субъект получил не только всемерное содействие со стороны местных жителей, но и возможность совершить безнаказанное и дерзкое убийство, напав на уполномоченного комиссара полиции Христа Шульца фон Шицена.
Организация и проведение мероприятий по опросу свидетелей, сбору улик и преследованию субъекта вынудили нас разделить силы. В результате чего, прибыв в Вис вечером 1 октября, позднее, чем произошло убийство, мы уже ничем не смогли помочь комиссару Шульцу. В то же время прошу обратить Ваше внимание на то, что Шульц поехал в сопровождении всего одного солдата в погоню за субъектом вопреки моим настоятельным советам. Далее, Шульц, добравшись до Виса, отправил солдата в увольнение до вечера, а сам отправился по притонам местечка Вис, видимо, в поисках субъекта. За проявленную расхлябанность и отсутствие инициативы солдат, не отправившийся самостоятельно следом за Шульцем и поэтому не сумевший прийти к нему на помощь в необходимый момент, лишен жалованья сроком на месяц.
В результате розыскных мероприятий удалось обнаружить приметы и следы субъекта, направившегося, судя по свидетельским показаниям, из Виса в Вену, прикрываясь титулом валашского посла, под именем Владислав фон Цебеш. С ним вместе с момента встречи в поместье Лицен путешествует некая девица, именуемая Марией. Происхождение неизвестно. Судя по внешним приметам и языку — словенка или хорватка из крестьян. Судя по свидетельским показаниям, страдает приступами безумия, хотя другие свидетели утверждают, что она была от этих приступов субъектом излечена. Цель ее путешествия совместно с субъектом пока непонятна, как непонятны и дальнейшие планы субъекта.
В ходе дальнейшего расследования были обнаружены следы передвижения субъекта и означенной Марии из Виса в Грац. Однако в Граце следов их пребывания обнаружено не было. После одного дня поисков в Граце (2 октября) я не счел возможным задерживаться там дольше и отправился в Вену, разыскивая по дороге следы перемещения в Вену субъекта. Каковых следов обнаружено не было ни по дороге, ни в Вене. Из чего осмелюсь предположить, что Вена не являлась целью перемещений субъекта и сообщение о таковой цели свидетелями было сознательной дезинформацией, чтобы сбить нас с толку.
Однако я оставил трех человек во главе с капралом Матишем Корвином в Граце для проведения дальнейшего наблюдения в городе и, если представится такая возможность, для расследования на дороге из Лейбница в Грац, на которой последний раз нам встречались следы перемещений субъекта.
5 октября 1618 года. Вена
Ольгу разбудил колокол.
— Все на завтрак. Завтрак через полчаса. Поторапливайтесь. Все на завтрак, — монотонно бубнил кто-то, шагая по коридору за дверью.
Четвертое октября. Побеленные известью стены. Кровать, стол и стул. Солнечный свет едва проникает сквозь узкое слюдяное окно. Она торопливо оделась. В дверь уже стучали.
— Кто?
— Я. Вставай, одевайся, пока я бужу своих драбантов. — Цебеш, судя по голосу, с утра был в прекрасном расположении духа... Еще бы — вчера, показав, где их кельи (иначе эти аккуратные, но очень скромные по обстановке и размерам комнатки назвать было сложно), он куда-то исчез и, видимо, неплохо провел время.
Одевшись, торопливо поправив прическу и критически посмотрев на свое мутное отражение в стоящем на столе кувшине с водой (зеркало и даже зеркальце здесь, видимо, считалось невообразимым излишеством), Ольга отодвинула щеколду и вышла в коридор.
Навстречу ей уже шли Ду, Уно и Цебеш — и впрямь слегка припухший, но довольный.
— А где ваш третий?
— Он посторожит сундуки, пока мы едим, — буркнул Уно.
Представив себе, как трое албанцев теснились в комнате, лишь на самую малость большей, чем ее келья, Ольга невольно улыбнулась.
— Ничего смешного тут нет, — пробурчал заметивший это Уно. — Тип, который показывал нам спальню, так заинтересовался ящиками, что сейчас всего можно ожидать. Влезет, пока нас нет, и все распотрошит, если не оставить охрану... А вот, кстати, и он — поджидает нас у входа.
— Сколько раз говорить. Мы не в деревенском трактире. В школе цеха вольных каменщиков подобное просто невозможно. Мало того что воровство против их принципов, так еще и спрятать украденное некуда. А Тэрцо теперь не поест.
— На Аллаха надейся, а осла привязывай, — с умным видом изрек Ду. — А еды я ему с собой принесу.
— Верно, парень, — хлопнул его по плечу Уно. — А в следующий раз он для тебя захватит еды. Сторожить так сторожить.
— А что, разве мы в этой клетке надолго? — сразу скис Ду.
— На сутки, а может, и больше, — посерьезнел Цебеш. — У меня тут дела в городе. А вам лучше не показывать отсюда носа, пока я не вернусь. Братья-каменщики позаботятся о вас. Если вдруг что будет надо — передайте им деньги — купят и принесут все, что попросите.
За этим разговором они вышли из длинного барака, в котором были расположены их комнаты. Во дворе их действительно ждали.
— Добрый день, Эрнест, — кивнул Цебеш.
— И вам добрый день, Мастер. — Тот самый юноша, который показывал им комнаты, почтительно поклонился Старику и кивнул остальным. — Верховный Мастер приставил меня к вам, чтобы показать, что и где здесь находится. Я провожу вас в трапезную, покажу где сесть. — Они уже шли по вымощенному брусчаткой двору по направлению к добротному двухэтажному зданию в готическом стиле. — Сюда. Братья-масоны, а точнее, те из них, кто живет прямо в школе, проводят здесь утреннюю и вечернюю трапезы, а также торжественные собрания.
У закрытых дверей собралась уже изрядная толпа. В основном это были юноши, одетые так же, как и Эрнест, — в некрашеные робы и фартуки. Они с интересом рассматривали гостей. Несколько солидных, можно даже сказать, почтенных мужчин в строгих темных камзолах, стоявшие особняком, уважительно раскланялись с Цебешем.
Тут колокол ударил второй раз и двустворчатая дверь распахнулась. Пирамида с глазом наверху, циркуль и мастерок, еще какие-то символы в витражах окон, на стенах зала... Это была не просто трапезная, а настоящий зал. Каменщики неторопливо рассаживались по своим местам за длинными столами. Что-то горячее уже исходило паром в расставленных заранее мисках. Все расселись, но никто даже не притронулся к еде.