Страница:
Он видел, как Ольга подалась всем телом вперед.
— Нет! — Бутылка полетела в окно. — Я слишком рано сдаюсь...
— Ты не можешь убить меня?
— Могу. У меня, знаешь, есть привычка к подобным вещам. Тебя убить мне было бы трудно. Но дело не в этом. Я не хочу. Ведь умерев здесь, ты не вернешься домой.
— Но другого выхода нет. Или я ошиблась в тебе? Ты не осмелишься встать на пути Сатаны?
— Я с него никогда и не сходил... Если у визирей и даже у султана помутился рассудок, если они ТАКОЙ ценой хотят добиться нашей победы, то как преданный престолу и империи человек, как правоверный мусульманин я просто обязан им помешать. Даже если для этого придется нарушить приказ... Я увезу тебя отсюда. Это не так уж и сложно. На юг, в Македонию. Найдем там этого старца или еще кого-нибудь...
— Ты хоть сам в это веришь? Да пока я жива, он может в любую минуту...
— Я тоже могу, в любую минуту... — И он выразительно положил руку на рукоять своего баделера. — Но сдаваться врагу, когда еще есть надежда на победу, недостойно солдата. Пожалуй, я должен быть даже благодарен судьбе за одну только возможность бросить вызов этому... Иди на конюшню. Я тоже там окажусь. А потом... И что бы ни случилось, — он взял пальцами ее подбородок и заглянул в глаза, — что бы ни случилось, борись. До последней возможности.
Надев перевязь с баделером, засунув за кушак заряженный пистолет и взяв в руки кожаную шляпу с полями, Ахмет перепрыгнул через подоконник и моментально скрылся в заросшем саду.
Ольга вышла из комнаты. Облегчение. Удивительная легкость, словно с ее плеч свалился неимоверный груз. Она словно зарядилась этой уверенностью и холодной яростью Ахмета.
«Иногда это очень нужно, чтобы кто-то просто сказал: „Иди и делай“. А если этот кто-то еще и встанет с тобой плечом к плечу против всех бед мира... Вперед. Пусть хоть так, в безнадежную скачку наперегонки с судьбой. Ведь я давно мечтала о том, чтобы он увез меня от всех-всех». И Ольга решительно зашагала к конюшне.
У лестницы ее встретил Селим:
— Ну как?
— Он согласен.
— Я думал, он откажется. На всякий случай даже поставил на тебя охранное заклинание. А потом подумал, что он и это может сломать и...
— Спасибо, Селим. Все обошлось, — улыбнулась Ольга. — Я умею уговаривать. Иди к себе. Я скоро буду в твоей лаборатории. Вместе с ним.
— А сейчас? Куда ты сейчас? И куда теперь скрылся Ахмет? Зачем он выпрыгнул из своей комнаты в сад?!
— Все в порядке. — Ольга говорила медленно и раздельно. — Не волнуйся. Я действую по ЕГО инструкции... И Ахмет тоже. Все это часть ритуала. Все уже началось. Иди в лабораторию и готовься. Мы войдем к тебе очень скоро. — И она указала пальцем по лестнице вверх. — А я сейчас на конюшню.
— Зачем? — дернулся Селим.
— Мне нужен конский гребень.
— Да зачем ЕМУ конский гребень? Это же...
— Ты думаешь, что лучше НЕГО знаешь, что ЕМУ надо?.. Знаешь ли ты, как проходили подобные ритуалы тысячу, две, три тысячи лет назад? Ведь ОН гораздо древнее всех ваших богов!.. Так где у вас тут конюшня?
— Там. — Селим махнул рукой в нужном направлении и, проводив ее взглядом, стал подниматься по лестнице вверх. «Надо же. Как ОН меняет людей... Интересно, во что превратится после ритуала Ахмет?»
Ольга все еще не верила в то, что у них все получилось, когда Ахмет, орудуя рукоятью пистоля, уложил охранника-мавра, а еще через секунду — так и не успевшего крикнуть тревогу конюшего. Она не верила, когда сидела верхом на быстроногом жеребце, лучшем в конюшне Селима, за спиной Ахмета, изо всех сил обняв его и прижавшись щекой к широкой спине. Она боялась поверить, что все обошлось, когда в спину им никто не стрелял.
Через четверть часа скачки они оказались у южных ворот Линца. Ахмет велел Ду и Тэрцо снять комнату в трактире у южных ворот и там его дожидаться. Но, вбежав в комнату, он и Ольга обнаружили, что там никого нет.
Крытая телега сиротливо стояла во дворе трактира. Лошадки неторопливо хрупали что-то в конюшне. В ответ на вопросы Ахмета трактирщик лишь пожал плечами.
— Так. — Ахмет зло сплюнул. — Эти болваны решили расслабиться... Что же мне теперь, искать их по всем кабакам южного предместья? Или они вообще подались в город?
Только сейчас Ольга облегченно вздохнула. Все было по-настоящему. Ахмет, конечно, позлится, но потом что-нибудь придумает. Но теперь это уже наверняка не было никем подстроено и не напоминало колдовской сон. Ольга действительно на свободе.
Матиш проснулся оттого, что ему на лицо упал солнечный зайчик. С минуту ворочался. Вставать не хотелось. Однако он заставил себя подняться. За неплотно, зашторенным окном в городе Линце был вечер. Солнце катилось к закату.
Дверь неслышно открылась, и в комнату кто-то заглянул. Впрочем, почуяв шевеление, этот кто-то моментально скрылся.
— Черт бы побрал этот город и здешние порядки, — заворчал Матиш, натягивая сапоги. Вскоре с той стороны к двери снова подошли и настороженно задышали.
«Подглядывают за мной в замочную скважину, стервецы... Ладно. Я вам устрою».
— Кто там?
Дверь отворилась, и лакей внес поднос с едой и вином:
— По распоряжению господина лейтенанта я приставлен к вам, чтобы...
— А где сам Бибер? Я же приказал ему явиться с докладом.
— Он не смог. Служба, ваша милость, обязывает его к неотложным мерам по пресечению... Он в рейде по окрестностям Линца. Недовольство, ереси. В провинции зреет бунт, и он вынужден...
— Молчать! — Матиш буквально позеленел от злости. — Служба обязывает его явиться ко мне для отчета, как только я буду в состоянии принять этот отчет. Таков приказ комиссара Карадича... Кто замещает Бибера в его отсутствие?
— Капрал Питти, к вашим услугам! — В дверях появился носатый, не очень твердо стоящий на ногах итальянец. — Лейтенант снова не взял меня в рейд, сударь. Вот такая беда. Говорит, вам нужен какой-то отчет, но я, признаться, скверно излагаю свои мысли на бумаге и посему прошу вас покорно соблаговолить меня...
— Заткнись. Ты и устно излагаешь не лучше, — буркнул Матиш. — Отвечай коротко и внятно на вопросы, которые я буду тебе задавать... Давно Бибер уехал?
— Не прошло и трех часов, как он...
— Сколько человек он взял с собой?
— Хромого Пьетро, Дерковича, Ульфа Янсона, толстого Шредера, хотя тот имеет скверный характер и совершенно не умеет стрелять. И это в то время, как я...
Матиш взял в руку пистолет и направил его на капрала:
— Если ты не будешь отвечать коротко и внятно, я размозжу тебе череп.
Лакея из комнаты как ветром сдуло. Капрал Питти испуганно сглотнул и кивнул головой.
— Сколько с ним человек?
— Пять. Он шестой.
— Сколько людей осталось в городе?
— Я и еще двое.
— Вы продолжаете наблюдение за еретиками?
— Да, сеньор. После того как вы уехали, мы задержали несколько человек...
— Где?
Напрасно потратив еще полчаса на осмотр подозреваемых, Матиш приступил, наконец, к делу об убитом алхимике. Он допросил вдову сапожника Эльма, сдававшую квартиру Адаму Ковальскому, Жозефа Герцера, продавшего Ковальскому книгу, входящую в папский запретный список, торговца, у которого алхимик покупал свечи, и жестянщика, который утверждал, что видел в тот день на улице седовласого старца с огромной черной собакой. Кроме того, Матиш посетил место убийства и действительно обнаружил там, на мостовой, бурое пятно высохшей, но еще не смытой дождями крови.
Там же, на месте, Матиш опросил еще дюжину человек. Опрос показал, что один из соседей подозревает двух других в ереси, а они его, в свою очередь, в скупке краденого, что у одной из домохозяек из дому пропал постоялец и серебряные ложки, а у другой — воры забирались в прихожую, но так ничего и не взяли. Кроме того, все соседи в один голос твердили, что видели в тот день жестянщика, лежащего пьяным у входа в переулок, смежный с тем, где было совершено убийство.
Проведя таким образом дознание, Матиш удрученно вздохнул и отпустил уже осточертевшего ему своей болтливостью капрала Питти. Еще пару часов назад в нем кипела злоба вперемешку с азартом. Теперь же... Поразмыслив над собранными фактами и уликами, он уверенной походкой отправился в ближайший кабак.
Глава 18
— Нет! — Бутылка полетела в окно. — Я слишком рано сдаюсь...
— Ты не можешь убить меня?
— Могу. У меня, знаешь, есть привычка к подобным вещам. Тебя убить мне было бы трудно. Но дело не в этом. Я не хочу. Ведь умерев здесь, ты не вернешься домой.
— Но другого выхода нет. Или я ошиблась в тебе? Ты не осмелишься встать на пути Сатаны?
— Я с него никогда и не сходил... Если у визирей и даже у султана помутился рассудок, если они ТАКОЙ ценой хотят добиться нашей победы, то как преданный престолу и империи человек, как правоверный мусульманин я просто обязан им помешать. Даже если для этого придется нарушить приказ... Я увезу тебя отсюда. Это не так уж и сложно. На юг, в Македонию. Найдем там этого старца или еще кого-нибудь...
— Ты хоть сам в это веришь? Да пока я жива, он может в любую минуту...
— Я тоже могу, в любую минуту... — И он выразительно положил руку на рукоять своего баделера. — Но сдаваться врагу, когда еще есть надежда на победу, недостойно солдата. Пожалуй, я должен быть даже благодарен судьбе за одну только возможность бросить вызов этому... Иди на конюшню. Я тоже там окажусь. А потом... И что бы ни случилось, — он взял пальцами ее подбородок и заглянул в глаза, — что бы ни случилось, борись. До последней возможности.
Надев перевязь с баделером, засунув за кушак заряженный пистолет и взяв в руки кожаную шляпу с полями, Ахмет перепрыгнул через подоконник и моментально скрылся в заросшем саду.
Ольга вышла из комнаты. Облегчение. Удивительная легкость, словно с ее плеч свалился неимоверный груз. Она словно зарядилась этой уверенностью и холодной яростью Ахмета.
«Иногда это очень нужно, чтобы кто-то просто сказал: „Иди и делай“. А если этот кто-то еще и встанет с тобой плечом к плечу против всех бед мира... Вперед. Пусть хоть так, в безнадежную скачку наперегонки с судьбой. Ведь я давно мечтала о том, чтобы он увез меня от всех-всех». И Ольга решительно зашагала к конюшне.
У лестницы ее встретил Селим:
— Ну как?
— Он согласен.
— Я думал, он откажется. На всякий случай даже поставил на тебя охранное заклинание. А потом подумал, что он и это может сломать и...
— Спасибо, Селим. Все обошлось, — улыбнулась Ольга. — Я умею уговаривать. Иди к себе. Я скоро буду в твоей лаборатории. Вместе с ним.
— А сейчас? Куда ты сейчас? И куда теперь скрылся Ахмет? Зачем он выпрыгнул из своей комнаты в сад?!
— Все в порядке. — Ольга говорила медленно и раздельно. — Не волнуйся. Я действую по ЕГО инструкции... И Ахмет тоже. Все это часть ритуала. Все уже началось. Иди в лабораторию и готовься. Мы войдем к тебе очень скоро. — И она указала пальцем по лестнице вверх. — А я сейчас на конюшню.
— Зачем? — дернулся Селим.
— Мне нужен конский гребень.
— Да зачем ЕМУ конский гребень? Это же...
— Ты думаешь, что лучше НЕГО знаешь, что ЕМУ надо?.. Знаешь ли ты, как проходили подобные ритуалы тысячу, две, три тысячи лет назад? Ведь ОН гораздо древнее всех ваших богов!.. Так где у вас тут конюшня?
— Там. — Селим махнул рукой в нужном направлении и, проводив ее взглядом, стал подниматься по лестнице вверх. «Надо же. Как ОН меняет людей... Интересно, во что превратится после ритуала Ахмет?»
Ольга все еще не верила в то, что у них все получилось, когда Ахмет, орудуя рукоятью пистоля, уложил охранника-мавра, а еще через секунду — так и не успевшего крикнуть тревогу конюшего. Она не верила, когда сидела верхом на быстроногом жеребце, лучшем в конюшне Селима, за спиной Ахмета, изо всех сил обняв его и прижавшись щекой к широкой спине. Она боялась поверить, что все обошлось, когда в спину им никто не стрелял.
Через четверть часа скачки они оказались у южных ворот Линца. Ахмет велел Ду и Тэрцо снять комнату в трактире у южных ворот и там его дожидаться. Но, вбежав в комнату, он и Ольга обнаружили, что там никого нет.
Крытая телега сиротливо стояла во дворе трактира. Лошадки неторопливо хрупали что-то в конюшне. В ответ на вопросы Ахмета трактирщик лишь пожал плечами.
— Так. — Ахмет зло сплюнул. — Эти болваны решили расслабиться... Что же мне теперь, искать их по всем кабакам южного предместья? Или они вообще подались в город?
Только сейчас Ольга облегченно вздохнула. Все было по-настоящему. Ахмет, конечно, позлится, но потом что-нибудь придумает. Но теперь это уже наверняка не было никем подстроено и не напоминало колдовской сон. Ольга действительно на свободе.
Матиш проснулся оттого, что ему на лицо упал солнечный зайчик. С минуту ворочался. Вставать не хотелось. Однако он заставил себя подняться. За неплотно, зашторенным окном в городе Линце был вечер. Солнце катилось к закату.
Дверь неслышно открылась, и в комнату кто-то заглянул. Впрочем, почуяв шевеление, этот кто-то моментально скрылся.
— Черт бы побрал этот город и здешние порядки, — заворчал Матиш, натягивая сапоги. Вскоре с той стороны к двери снова подошли и настороженно задышали.
«Подглядывают за мной в замочную скважину, стервецы... Ладно. Я вам устрою».
— Кто там?
Дверь отворилась, и лакей внес поднос с едой и вином:
— По распоряжению господина лейтенанта я приставлен к вам, чтобы...
— А где сам Бибер? Я же приказал ему явиться с докладом.
— Он не смог. Служба, ваша милость, обязывает его к неотложным мерам по пресечению... Он в рейде по окрестностям Линца. Недовольство, ереси. В провинции зреет бунт, и он вынужден...
— Молчать! — Матиш буквально позеленел от злости. — Служба обязывает его явиться ко мне для отчета, как только я буду в состоянии принять этот отчет. Таков приказ комиссара Карадича... Кто замещает Бибера в его отсутствие?
— Капрал Питти, к вашим услугам! — В дверях появился носатый, не очень твердо стоящий на ногах итальянец. — Лейтенант снова не взял меня в рейд, сударь. Вот такая беда. Говорит, вам нужен какой-то отчет, но я, признаться, скверно излагаю свои мысли на бумаге и посему прошу вас покорно соблаговолить меня...
— Заткнись. Ты и устно излагаешь не лучше, — буркнул Матиш. — Отвечай коротко и внятно на вопросы, которые я буду тебе задавать... Давно Бибер уехал?
— Не прошло и трех часов, как он...
— Сколько человек он взял с собой?
— Хромого Пьетро, Дерковича, Ульфа Янсона, толстого Шредера, хотя тот имеет скверный характер и совершенно не умеет стрелять. И это в то время, как я...
Матиш взял в руку пистолет и направил его на капрала:
— Если ты не будешь отвечать коротко и внятно, я размозжу тебе череп.
Лакея из комнаты как ветром сдуло. Капрал Питти испуганно сглотнул и кивнул головой.
— Сколько с ним человек?
— Пять. Он шестой.
— Сколько людей осталось в городе?
— Я и еще двое.
— Вы продолжаете наблюдение за еретиками?
— Да, сеньор. После того как вы уехали, мы задержали несколько человек...
— Где?
Напрасно потратив еще полчаса на осмотр подозреваемых, Матиш приступил, наконец, к делу об убитом алхимике. Он допросил вдову сапожника Эльма, сдававшую квартиру Адаму Ковальскому, Жозефа Герцера, продавшего Ковальскому книгу, входящую в папский запретный список, торговца, у которого алхимик покупал свечи, и жестянщика, который утверждал, что видел в тот день на улице седовласого старца с огромной черной собакой. Кроме того, Матиш посетил место убийства и действительно обнаружил там, на мостовой, бурое пятно высохшей, но еще не смытой дождями крови.
Там же, на месте, Матиш опросил еще дюжину человек. Опрос показал, что один из соседей подозревает двух других в ереси, а они его, в свою очередь, в скупке краденого, что у одной из домохозяек из дому пропал постоялец и серебряные ложки, а у другой — воры забирались в прихожую, но так ничего и не взяли. Кроме того, все соседи в один голос твердили, что видели в тот день жестянщика, лежащего пьяным у входа в переулок, смежный с тем, где было совершено убийство.
Проведя таким образом дознание, Матиш удрученно вздохнул и отпустил уже осточертевшего ему своей болтливостью капрала Питти. Еще пару часов назад в нем кипела злоба вперемешку с азартом. Теперь же... Поразмыслив над собранными фактами и уликами, он уверенной походкой отправился в ближайший кабак.
Глава 18
Когда Ахмет не нашел Ду и Тэрцо в ближайшем трактире, Ольга занервничала. Она не знала, истек ли час с момента ее разговора с Сатаной, и попыталась прикинуть, что он может с ней сделать, если она его обманула. И можно ли вообще обмануть всесильное воплощение зла. Минуты утекали одна за другой. Ахмет гнал свою телегу по предместью, заглядывал во все известные ему злачные места, но никак не мог найти Ду и Тэрцо.
— Мы теряем время. Нас наверняка уже ищут Цебеш и инквизиторы...
— Нужно найти Ду и Тэрцо. Похитив тебя, я стал изменником. Меня будут преследовать. А эти двое работали со мной. Они мои подчиненные и они мои друзья. Их тоже могут... — Ахмет дернул головой, словно вспомнив что-то очень неприятное.
— Понимаю. — Ольга поежилась. Она теперь отовсюду ждала беды. — Выторгованный мною час, наверное, уже давно прошел. Я боюсь.
— Я не могу бросить своих друзей. Я должен увезти Саллаха и Ходжу отсюда, иначе их сегодня же схватят люди Пройдохи Селима. Я должен сделать все, что в моих силах, понимаешь?
Холодный ветер растрепал волосы Ольге. Она лишь кивнула.
— Ну, ты посиди тут. Я скоро вернусь.
Ветер подул сильнее. Ольге казалось, что ее пронизывает насквозь. Словно парус, захлопал полог телеги, и Ольга откуда-то узнала, почувствовала, что у нее осталась всего одна минута.
— Давай, быстро!..
Ду грузно перевалился через борт телеги, да так и остался лежать, где упал. Следом за ним на телегу прытко вскочил Тэрцо. Его, словно травинку на ветру, шатало из стороны в сторону.
«Да они пьяны», — со странным для нее самой безразличием и отстраненностью подумала Ольга.
Ахмет, схватив вожжи, хлестнул лошадей. Порыв ветра навстречу. Холодный, промозглый.
«Ольга, ты слышишь меня?.. Я жду. Твой срок кончился».
Душу сковал ужас.
«Что... чего ты от меня хочешь?»
«Согласия. Повторяй за мной: я согласна впустить тебя в свою душу...»
Она вцепилась в борт телеги так, что пальцы побелели. Ахмет нахлестывал лошадей, скороговоркой приказывая что-то Тэрцо. Ду уселся, по-турецки скрестив ноги, и по его лицу было видно, что он изо всех сил старается прийти в себя.
«Ну же! Повторяй: я согласна...»
«Нет».
«Ты смеешь мне отказывать? Или ты просто трусишь? Испугалась тех страшных сказок, которые рассказывают про меня все, кому не лень? Страшные сказки — это смех по сравнению с тем, что я на самом деле могу... И ты осмелишься мне не подчиниться? Повторяй!»
«Нет... Нет! Пусть будет что угодно, но я не соглашусь впустить тебя в свою душу».
Встречный холодный ветер стих, и голос в ее голове на мгновение пропал. Но потом возник снова: «Ты все равно согласишься, я знаю... Хочешь увидеть, как гибнут твои друзья?.. Только не говори потом, что это Я убиваю всех вокруг тебя. Ты все равно согласишься...»
— Ольга! Ольга, очнись! — Ахмет тормошил ее за плечо.
— А? Что случилось?
— За нами погоня.
Ольга оглянулась — медленно, словно в кошмарном сне... За ними мчались, неотвратимо догоняя, пять всадников на черных конях. Зеленые кокарды полиции Христа качались на их широкополых шляпах, а в руках у них были пистоли и аркебузы.
— Во имя торжества сил Света над силами Тьмы я собрал вас всех в Зальцбурге. Помните это, господа. Только мы, иерархи истинной и священной римско-католической церкви, можем противостоять сейчас напору диавольских сил. И здесь я собрал вас не только для произнесения слов, но и для дел, столь важных, что двенадцать виднейших и, на мой взгляд, благочестивейших и ученейших иерархов католической церкви присутствуют сегодня здесь, под сводами этого зала... — кардинал Джеронимо Ари театрально воздел к небу свои тонкие холеные пальцы.
Эхо многократно отражалось в стенах огромного собора и придавало особый вес каждому слову, сказанному с амвона.
Конрад, затаив дыхание, слушал. «Знал ли Себастьян, пригласивший меня, чтобы я поделился с ним своим мастерством органиста, что они сегодня здесь соберутся? Наверняка нет. Иначе он бы не позволил мне остаться в соборе».
— ...Но когда мы получили неопровержимые доказательства того, что описанные в этой еретической книге предсказания сбываются, мы уже не могли ограничиться простыми запретами на подобные книги... Некий протестантский проповедник, чернокнижник и еретик, стал претворять это предсказание в жизнь. Увы, мы слишком поздно узнали о его намерениях. К тому же, как выяснилось, у него множество сторонников, не только в тех частях империи, которые погрязли в ереси, но и в наших благословенных землях. Похоже, сам Сатана помогает ему. Поэтому мы просто обязаны принять должные меры.
— И каковы же эти меры, отец Джеронимо? — спросил негромким, чуть надтреснутым голосом один из прелатов, собравшихся в зале, епископ Аугсбургский. — Уж не думаете ли вы, что сумеете предотвратить предначертанное пророчеством? Тем более что оно, по вашим утверждениям, уже начало сбываться...
Речь прелата прервало возбужденное гудение дюжины голосов, в котором Конраду лишь изредка удавалось расслышать отдельные фразы на латыни, итальянском, французском или немецком.
— Они нас догоняют... Ахмет! Сделай же что-нибудь!
Он только молча нахлестывал коней. Ду открыл оружейный ящик и стал медленно, словно действуя под водой, заряжать мушкеты. Тэрцо несколько раз ударил о камень железным кресалом, пытаясь добыть огонь для фитиля. Наконец это ему удалось. Ольга радостно втянула ноздрями запах горящей селитры и серы. И тут же мысленно сплюнула: «Жуткий символ. Полиция Христа, натравленная самим Сатаной, гонится за мной, и лишь запах геенны огненной дает мне надежду на спасение... Не так ли мы все время, спасаясь от одной адской напасти, шагаем в другую, еще более страшную? Через пять минут эти всадники нас догонят, и Ахмет, не задумываясь, станет по ним палить, чтобы спасти меня. Меня, грядущую беду всего этого мира». Не лучше ли будет, если эти солдаты застрелят меня в общем переполохе?»
— Что ж, монсеньор, — склонил голову ректор Мюнхенской иезуитской коллегии Гильдес. — Будем считать, что ваши аргументы нас убедили. Предотвратить появление Сатаны невозможно. Но неужели вы желаете...
— Да. Только это нас сможет спасти! — Глаза Джеронимо возбужденно сверкнули. — Если мы не можем предотвратить это, то ради спасения католической церкви мы должны оседлать и самого Сатану! Среди вас опытнейшие экзорцисты, ведущие ученые-богословы, беспощадные борцы с ересью и колдовством, с нечистой силой во всех ее проявлениях! И если вы успешно противостояли Ему порознь все это время, то, собравшись вместе, мы наверняка сумеем... Сами инициируем приход Зверя, чтобы затем поставить его под наш неусыпный контроль. Разрушительные силы ада мы направим против наших врагов, так же как они хотели направить эти силы на нас. Магия и хитрость бессильны перед бесовским замыслом. Но перед истинной верой Сатана всегда отступал. Так сделаем же из этой веры стальные вожжи для Зверя. Господь, в своей бесконечной мудрости, дал нам пророчества, чтобы мы пользовались ими во благо церкви...
Конрад, забившись в самый темный угол у органа под сводами зала, с ужасом слушал. «Так и будет. Неужели так и будет, как он говорит?.. Если пророчество о приходе Нечистого действительно сбывается, то все мы обречены. Кому, как не этим выродкам, кровопийцам в сутанах, соединиться с Сатаной? Они считают, что будут управлять им. Вряд ли. Скорее он обманет этих тупоголовых и повернет все по-своему... Но даже если у них все-таки получится... Господи, дай мне силы, дай мне веры и смелости, Господи, чтобы не допустить этого ужаса, чтобы отвратить от нас...»
— ...Решайте же. Лишь на вас сейчас может надеяться этот мир. Решайте.
— Будь по-твоему, Джеронимо. Я с тобой.
— И я.
— Nigra in Candida vertere — превращать черное в белое. В этом есть доля...
— Да. Мы согласны.
— Из двух зол надо выбирать наименьшее. Это разумно.
— Не нам, не нам, Господи, но имени Твоему!..
— Во славу Господа и именем Его! — гаркнул Матиш, набрав полные легкие воздуха. — Мы их догоняем!
В левой руке он сжимал пистоль, а правой на скаку выхватил саблю. Лошадь прогремела копытами по дощатому настилу моста. Следом мчались четверо аркебузиров. За поворотом показалась телега с беглецами. «Почему они так близко? Это засада!»
— Пали!
На полном скаку Матиш выстрелил в албанцев. И почти одновременно грянули три мушкета. Чуть погодя — новые выстрелы. Стоны, крик, испуганное ржание лошадей.
Сквозь грохот в голове у нее звенело: «Хочешь увидеть, как гибнут твои друзья?.. Только не говори потом, что это Я убиваю...»
Ольга лежала на земле, за телегой, зажав уши руками. Ее снова знобило: «Господи! Только бы с ним ничего не случилось!»
И где-то далеко, кажется, на грани слышимости, к ней снова стучалось: «Пусти. Пусти меня в свою душу. Ты все равно никуда не сумеешь уйти от меня. Так или иначе ты будешь моей...»
Кто-то тронул ее за плечи.
— Все кончено. Вставай. Поехали! — Это был Тэрцо.
— Что... вы в порядке?
— Конечно, — улыбнулся уже забравшийся на передок телеги Ахмет. — Давай руку, я тебя подсажу.
— Ахмет это ловко придумал, подловить их на повороте и расстрелять в упор! — радостно крикнул Ду, появившись из порохового дыма. — Слава Аллаху, зарядов хватило. Даже до рукопашной не дошло.
Дым постепенно рассеивался. На дороге у моста стали видны трупы. Билась в агонии лошадь.
— Все чисто, Ахмет. Они мертвы. — Ду стер с кинжала кровь и сунул его в ножны.
Ольгу чуть не стошнило, когда она поняла, что Ду их добивал. Чтобы не упасть, она вцепилась Ахмету в плечо. Отдышалась немного.
— Куда мы поедем теперь?
— В Венецию. У меня там есть кое-какие связи. Дальше будет видно.
Ду и Тэрцо уже уложили все четыре мушкета в телегу, забрались в нее сами, и Ахмет хлестнул лошадей. Адриатическое море ждало их за альпийскими хребтами, в двух сотнях километров на юг.
— ...Вот, что произошло, в общих чертах, — закончил рассказ Ахмет и натянул вожжи. Телега остановилась посреди леса, на грунтовой дороге. — Скрыть это от вас я бы не сумел. Да и не честно это. С вами я всегда играл в открытую. Вот и теперь... Не скрою, мне нужна ваша помощь. Но я теперь в одиночестве. И шансы победить невелики. Меня отговаривать бесполезно. Я сделал свой выбор. А вам надо сделать свой сейчас... И если вы уйдете, — Ахмет сглотнул, — я не сочту это предательством... Я хотел вам сразу все рассказать, но в Линце слишком велика была опасность. Селим не стал бы разбираться, со мной вы или сами по себе, вот я вас и вытаскивал. Теперь, когда хвосты обрублены, вы можете спокойно скрыться. Надеюсь, вы не пропили до конца свою долю за святые мощи, доставленные Селиму?
— Что ты, Ахмет. Мы только начали... — пожал плечами Тзрцо.
— Вот и хорошо. — Ахмет достал из-за пазухи два шелковых кошелька. — Это ваша доля за доставку Селиму Марии. Теперь вы можете уйти. Если разделяться, то сейчас. Они обязательно найдут нас. Но им нужна Ольга. Охота ведется именно на нее. Вы успеете затеряться.
— Хорошо... Ты, как всегда, прав, Ахмет, — кивнул Ду. — Я так и думал, что ты, в конце концов, сбежишь с этой девчонкой. Но сражаться против всех сил зла, к тому же идти при этом против своих бывших соратников... Ты считаешь, что они ошибаются, что ты их спасаешь... Но ты не Мир, ты девчонку свою спасаешь. Иначе бы уже давно ее... Я, конечно, тоже не герой. И против своих бы пошел, если бы так сложилось. Но вы наверняка проиграете в этой битве. В одиночку, против целого мира... А я еще жить хочу. Такой вот простой расклад. Я ухожу. Ты умный человек, Ахмет, раз даешь нам возможность уйти. Иначе, узнав все, мы бы сбежали. Не бойся, я не скажу никому ни слова о тебе и твоих планах. Просто поживу где-нибудь в тихом месте, под чужим именем. А потом, если вдруг ты все же останешься жив, мы найдем тебя, чтобы снова... Ведь так, Тэрцо?
— Нет, — тряхнул головой Ходжа. — Я остаюсь.
Ду замер от удивления. Он посмотрел на Ходжу. Смотрел внимательно и долго. Потом, так ничего и не сказав, спрыгнул с телеги. Взял баделер, пистоль, свой кошель с деньгами. Еще раз окинул их взглядом:
— Прощайте!
И, не оборачиваясь, зашагал назад по дороге. Через некоторое время Ду свернул в лес и скрылся из вида.
— Почему ты не ушел вместе с ним? — деревянным голосом спросил Ахмет.
— Мне хотелось. Но потом... Я не могу. Наверное, сейчас действительно можно скрыться, затеряться... Может быть, у Ду получится. Но вместе нам... Я бы потом себе этого не простил. — Ходжа решительно махнул рукой. — Поехали. Нечего нам здесь стоять.
— ...Вот, собственно, все, что мне удалось подслушать в соборе. — Конрад устало выдохнул и обвел товарищей взглядом.
Профессор Бендетто Кастелли сидел хмурый, как ночь. Антонио рассматривал перстень на своем указательном пальце. Приехавший из Силезии всего несколько часов назад, пан Сигизмунд сосредоточенно накручивал на палец лихой седеющий ус.
— Все эти новости весьма интересны, но я не вижу Карла Готторна, человека, который нас сюда пригласил, — произнес, наконец, силезец. — Вряд ли мы что-то можем решать без него... Что-нибудь известно о Карле?
— Последнее известие о нем — это письма, которые мы получили, — пожал плечами Бендетто.
— Он писал мне, что инквизиция начала на него охоту, — нахмурился Антонио. — Возможно, они схватили его. Или он вынужден скрываться и именно поэтому не смог явиться сюда.
— На им же самим назначенную встречу, — пробурчал пан Сигизмунд, недовольно дернув плечом. — Я вообще удивлен, что мы как-то нашли друг друга. Не встреть я, совершенно случайно, профессора Кастелли, уехал бы отсюда через пару дней.
— Именно профессор нас всех и собрал, — улыбнулся Конрад. — Он первым появился в Зальцбурге. Потом нашел меня и Антонио. Вас, сударь, он тоже встретил не случайно. Но как? До сих пор не пойму. Ведь Карл каждому назначил разное место встречи!
— Все довольно просто, — развел руками Бендетто. — Нетрудно узнать, кто прибыл в город за последние несколько дней. К тому же я примерно представлял круг знакомств Карла и имел кое-какие мысли насчет того, кто кроме меня будет приглашен в Зальцбург. Кстати, господа, сюда приехало еще не меньше дюжины различных церковных чинов. В основном это инквизиторы, иезуиты и прочая мразь. Душители свободной мысли. Палачи человеческих душ. Как я понимаю, именно на их сборище присутствовал Конрад... Вот только пока непонятна причина...
— Да что тут непонятного?! — вскипел Конрад. — Он же прямым текстом заявил, что хочет призвать в этот мир Диавола!
— Кто это ОН? — переспросил силезец.
— Великий Инквизитор Австрии и чего-то там еще, кардинал Джеронимо Ари, — пояснил Бендетто. — Именно он, насколько я понимаю, и придумал всю эту историю с вызовом Сатаны. Пророчество не дает им покоя... Мы собрались из-за него же. Карл Готторн сумел по-новому взглянуть на общеизвестный текст Апокалипсиса, нашел аналогии с пророчествами Мишеля Нострадамуса... Жаль, что Карла здесь нет. Он сумел бы все объяснить, доказать.
— Так это его имел в виду кардинал, когда говорил про еретика, собирающегося... Выходит, инквизиторы хотят опередить именно его, Карла Готторна? — в ужасе прошептал Конрад.
— Я в это не верю, — убежденно сверкнул глазами Антонио. — Он не такой человек, чтобы... Он всего себя отдавал людям. Только извращенный ум инквизиторов мог увидеть в подвижничестве Карла стремление призвать в этот мир Сатану.
— Да, государи мои! Конрад ожидал прихода Спасителя. И ради этого готов был сделать все возможное! — воинственно взмахнул рукой пан Сигизмунд. — А если кто посмеет обвинить моего друга Карла Готторна в диаволопоклонничестве или какой другой мерзости, то я готов вызвать того на поединок, и пусть Господь рассудит, кто из нас прав!
— Постойте, господа, — замахал руками Бендетто Кастелли. — Никто не обвиняет Карла. Мы все здесь его друзья и единомышленники. Нам, в той или иной степени, известны его намерения и планы, однако сказать, зачем именно он хотел нас видеть, мы не можем... Но я могу высказать одну гипотезу, которая объяснит многое.
— Хорошо. Мы слушаем, сударь, — кивнул Конрад.
— Итак, всем нам известно, что Карл истолковал пророчество следующим образом: в 1618 году где-то в альпийских горах свершатся некие события, результатом которых будет пришествие Спасителя в мир. И он послал нам письма, чтобы собрать здесь, практически в Альпах, в одно из полнолуний 1618 года от рождества Господа нашего. Верно ли я излагаю? — Все согласно закивали. — Итак, представьте, что католики, и особенно инквизиторы, воспринимающие весь мир лишь в своем, ограниченном, человеконенавистническом ракурсе, считающие всех протестантов еретиками или язычниками, а всех ученых чернокнижниками и дьяволопоклонниками, узнают об открытии Карла. И о том, что он собирается предпринять нечто способствующее скорейшему приходу Спасителя в мир. Они вполне естественно сочтут, что он собирается вызвать не Спасителя, а Сатану. Ведь они убеждены, что Спаситель может явиться только им, католикам! — Бендетто Кастелли, начав говорить негромко и сдержанно, перешел постепенно на повышенный тон. — Мало того, я думаю, они истолковали то же пророчество именно как пророчество о пришествии Сатаны. Потому что каждый видит лишь то, что хочет увидеть. Католикам Спаситель не нужен. Появись сейчас Христос в Риме, его бы вторично распяли! — Боль, тщательно скрываемая злостью и сарказмом, звучала теперь в его речи.
— Мы теряем время. Нас наверняка уже ищут Цебеш и инквизиторы...
— Нужно найти Ду и Тэрцо. Похитив тебя, я стал изменником. Меня будут преследовать. А эти двое работали со мной. Они мои подчиненные и они мои друзья. Их тоже могут... — Ахмет дернул головой, словно вспомнив что-то очень неприятное.
— Понимаю. — Ольга поежилась. Она теперь отовсюду ждала беды. — Выторгованный мною час, наверное, уже давно прошел. Я боюсь.
— Я не могу бросить своих друзей. Я должен увезти Саллаха и Ходжу отсюда, иначе их сегодня же схватят люди Пройдохи Селима. Я должен сделать все, что в моих силах, понимаешь?
Холодный ветер растрепал волосы Ольге. Она лишь кивнула.
— Ну, ты посиди тут. Я скоро вернусь.
Ветер подул сильнее. Ольге казалось, что ее пронизывает насквозь. Словно парус, захлопал полог телеги, и Ольга откуда-то узнала, почувствовала, что у нее осталась всего одна минута.
— Давай, быстро!..
Ду грузно перевалился через борт телеги, да так и остался лежать, где упал. Следом за ним на телегу прытко вскочил Тэрцо. Его, словно травинку на ветру, шатало из стороны в сторону.
«Да они пьяны», — со странным для нее самой безразличием и отстраненностью подумала Ольга.
Ахмет, схватив вожжи, хлестнул лошадей. Порыв ветра навстречу. Холодный, промозглый.
«Ольга, ты слышишь меня?.. Я жду. Твой срок кончился».
Душу сковал ужас.
«Что... чего ты от меня хочешь?»
«Согласия. Повторяй за мной: я согласна впустить тебя в свою душу...»
Она вцепилась в борт телеги так, что пальцы побелели. Ахмет нахлестывал лошадей, скороговоркой приказывая что-то Тэрцо. Ду уселся, по-турецки скрестив ноги, и по его лицу было видно, что он изо всех сил старается прийти в себя.
«Ну же! Повторяй: я согласна...»
«Нет».
«Ты смеешь мне отказывать? Или ты просто трусишь? Испугалась тех страшных сказок, которые рассказывают про меня все, кому не лень? Страшные сказки — это смех по сравнению с тем, что я на самом деле могу... И ты осмелишься мне не подчиниться? Повторяй!»
«Нет... Нет! Пусть будет что угодно, но я не соглашусь впустить тебя в свою душу».
Встречный холодный ветер стих, и голос в ее голове на мгновение пропал. Но потом возник снова: «Ты все равно согласишься, я знаю... Хочешь увидеть, как гибнут твои друзья?.. Только не говори потом, что это Я убиваю всех вокруг тебя. Ты все равно согласишься...»
— Ольга! Ольга, очнись! — Ахмет тормошил ее за плечо.
— А? Что случилось?
— За нами погоня.
Ольга оглянулась — медленно, словно в кошмарном сне... За ними мчались, неотвратимо догоняя, пять всадников на черных конях. Зеленые кокарды полиции Христа качались на их широкополых шляпах, а в руках у них были пистоли и аркебузы.
— Во имя торжества сил Света над силами Тьмы я собрал вас всех в Зальцбурге. Помните это, господа. Только мы, иерархи истинной и священной римско-католической церкви, можем противостоять сейчас напору диавольских сил. И здесь я собрал вас не только для произнесения слов, но и для дел, столь важных, что двенадцать виднейших и, на мой взгляд, благочестивейших и ученейших иерархов католической церкви присутствуют сегодня здесь, под сводами этого зала... — кардинал Джеронимо Ари театрально воздел к небу свои тонкие холеные пальцы.
Эхо многократно отражалось в стенах огромного собора и придавало особый вес каждому слову, сказанному с амвона.
Конрад, затаив дыхание, слушал. «Знал ли Себастьян, пригласивший меня, чтобы я поделился с ним своим мастерством органиста, что они сегодня здесь соберутся? Наверняка нет. Иначе он бы не позволил мне остаться в соборе».
— ...Но когда мы получили неопровержимые доказательства того, что описанные в этой еретической книге предсказания сбываются, мы уже не могли ограничиться простыми запретами на подобные книги... Некий протестантский проповедник, чернокнижник и еретик, стал претворять это предсказание в жизнь. Увы, мы слишком поздно узнали о его намерениях. К тому же, как выяснилось, у него множество сторонников, не только в тех частях империи, которые погрязли в ереси, но и в наших благословенных землях. Похоже, сам Сатана помогает ему. Поэтому мы просто обязаны принять должные меры.
— И каковы же эти меры, отец Джеронимо? — спросил негромким, чуть надтреснутым голосом один из прелатов, собравшихся в зале, епископ Аугсбургский. — Уж не думаете ли вы, что сумеете предотвратить предначертанное пророчеством? Тем более что оно, по вашим утверждениям, уже начало сбываться...
Речь прелата прервало возбужденное гудение дюжины голосов, в котором Конраду лишь изредка удавалось расслышать отдельные фразы на латыни, итальянском, французском или немецком.
— Они нас догоняют... Ахмет! Сделай же что-нибудь!
Он только молча нахлестывал коней. Ду открыл оружейный ящик и стал медленно, словно действуя под водой, заряжать мушкеты. Тэрцо несколько раз ударил о камень железным кресалом, пытаясь добыть огонь для фитиля. Наконец это ему удалось. Ольга радостно втянула ноздрями запах горящей селитры и серы. И тут же мысленно сплюнула: «Жуткий символ. Полиция Христа, натравленная самим Сатаной, гонится за мной, и лишь запах геенны огненной дает мне надежду на спасение... Не так ли мы все время, спасаясь от одной адской напасти, шагаем в другую, еще более страшную? Через пять минут эти всадники нас догонят, и Ахмет, не задумываясь, станет по ним палить, чтобы спасти меня. Меня, грядущую беду всего этого мира». Не лучше ли будет, если эти солдаты застрелят меня в общем переполохе?»
— Что ж, монсеньор, — склонил голову ректор Мюнхенской иезуитской коллегии Гильдес. — Будем считать, что ваши аргументы нас убедили. Предотвратить появление Сатаны невозможно. Но неужели вы желаете...
— Да. Только это нас сможет спасти! — Глаза Джеронимо возбужденно сверкнули. — Если мы не можем предотвратить это, то ради спасения католической церкви мы должны оседлать и самого Сатану! Среди вас опытнейшие экзорцисты, ведущие ученые-богословы, беспощадные борцы с ересью и колдовством, с нечистой силой во всех ее проявлениях! И если вы успешно противостояли Ему порознь все это время, то, собравшись вместе, мы наверняка сумеем... Сами инициируем приход Зверя, чтобы затем поставить его под наш неусыпный контроль. Разрушительные силы ада мы направим против наших врагов, так же как они хотели направить эти силы на нас. Магия и хитрость бессильны перед бесовским замыслом. Но перед истинной верой Сатана всегда отступал. Так сделаем же из этой веры стальные вожжи для Зверя. Господь, в своей бесконечной мудрости, дал нам пророчества, чтобы мы пользовались ими во благо церкви...
Конрад, забившись в самый темный угол у органа под сводами зала, с ужасом слушал. «Так и будет. Неужели так и будет, как он говорит?.. Если пророчество о приходе Нечистого действительно сбывается, то все мы обречены. Кому, как не этим выродкам, кровопийцам в сутанах, соединиться с Сатаной? Они считают, что будут управлять им. Вряд ли. Скорее он обманет этих тупоголовых и повернет все по-своему... Но даже если у них все-таки получится... Господи, дай мне силы, дай мне веры и смелости, Господи, чтобы не допустить этого ужаса, чтобы отвратить от нас...»
— ...Решайте же. Лишь на вас сейчас может надеяться этот мир. Решайте.
— Будь по-твоему, Джеронимо. Я с тобой.
— И я.
— Nigra in Candida vertere — превращать черное в белое. В этом есть доля...
— Да. Мы согласны.
— Из двух зол надо выбирать наименьшее. Это разумно.
— Не нам, не нам, Господи, но имени Твоему!..
— Во славу Господа и именем Его! — гаркнул Матиш, набрав полные легкие воздуха. — Мы их догоняем!
В левой руке он сжимал пистоль, а правой на скаку выхватил саблю. Лошадь прогремела копытами по дощатому настилу моста. Следом мчались четверо аркебузиров. За поворотом показалась телега с беглецами. «Почему они так близко? Это засада!»
— Пали!
На полном скаку Матиш выстрелил в албанцев. И почти одновременно грянули три мушкета. Чуть погодя — новые выстрелы. Стоны, крик, испуганное ржание лошадей.
Сквозь грохот в голове у нее звенело: «Хочешь увидеть, как гибнут твои друзья?.. Только не говори потом, что это Я убиваю...»
Ольга лежала на земле, за телегой, зажав уши руками. Ее снова знобило: «Господи! Только бы с ним ничего не случилось!»
И где-то далеко, кажется, на грани слышимости, к ней снова стучалось: «Пусти. Пусти меня в свою душу. Ты все равно никуда не сумеешь уйти от меня. Так или иначе ты будешь моей...»
Кто-то тронул ее за плечи.
— Все кончено. Вставай. Поехали! — Это был Тэрцо.
— Что... вы в порядке?
— Конечно, — улыбнулся уже забравшийся на передок телеги Ахмет. — Давай руку, я тебя подсажу.
— Ахмет это ловко придумал, подловить их на повороте и расстрелять в упор! — радостно крикнул Ду, появившись из порохового дыма. — Слава Аллаху, зарядов хватило. Даже до рукопашной не дошло.
Дым постепенно рассеивался. На дороге у моста стали видны трупы. Билась в агонии лошадь.
— Все чисто, Ахмет. Они мертвы. — Ду стер с кинжала кровь и сунул его в ножны.
Ольгу чуть не стошнило, когда она поняла, что Ду их добивал. Чтобы не упасть, она вцепилась Ахмету в плечо. Отдышалась немного.
— Куда мы поедем теперь?
— В Венецию. У меня там есть кое-какие связи. Дальше будет видно.
Ду и Тэрцо уже уложили все четыре мушкета в телегу, забрались в нее сами, и Ахмет хлестнул лошадей. Адриатическое море ждало их за альпийскими хребтами, в двух сотнях километров на юг.
— ...Вот, что произошло, в общих чертах, — закончил рассказ Ахмет и натянул вожжи. Телега остановилась посреди леса, на грунтовой дороге. — Скрыть это от вас я бы не сумел. Да и не честно это. С вами я всегда играл в открытую. Вот и теперь... Не скрою, мне нужна ваша помощь. Но я теперь в одиночестве. И шансы победить невелики. Меня отговаривать бесполезно. Я сделал свой выбор. А вам надо сделать свой сейчас... И если вы уйдете, — Ахмет сглотнул, — я не сочту это предательством... Я хотел вам сразу все рассказать, но в Линце слишком велика была опасность. Селим не стал бы разбираться, со мной вы или сами по себе, вот я вас и вытаскивал. Теперь, когда хвосты обрублены, вы можете спокойно скрыться. Надеюсь, вы не пропили до конца свою долю за святые мощи, доставленные Селиму?
— Что ты, Ахмет. Мы только начали... — пожал плечами Тзрцо.
— Вот и хорошо. — Ахмет достал из-за пазухи два шелковых кошелька. — Это ваша доля за доставку Селиму Марии. Теперь вы можете уйти. Если разделяться, то сейчас. Они обязательно найдут нас. Но им нужна Ольга. Охота ведется именно на нее. Вы успеете затеряться.
— Хорошо... Ты, как всегда, прав, Ахмет, — кивнул Ду. — Я так и думал, что ты, в конце концов, сбежишь с этой девчонкой. Но сражаться против всех сил зла, к тому же идти при этом против своих бывших соратников... Ты считаешь, что они ошибаются, что ты их спасаешь... Но ты не Мир, ты девчонку свою спасаешь. Иначе бы уже давно ее... Я, конечно, тоже не герой. И против своих бы пошел, если бы так сложилось. Но вы наверняка проиграете в этой битве. В одиночку, против целого мира... А я еще жить хочу. Такой вот простой расклад. Я ухожу. Ты умный человек, Ахмет, раз даешь нам возможность уйти. Иначе, узнав все, мы бы сбежали. Не бойся, я не скажу никому ни слова о тебе и твоих планах. Просто поживу где-нибудь в тихом месте, под чужим именем. А потом, если вдруг ты все же останешься жив, мы найдем тебя, чтобы снова... Ведь так, Тэрцо?
— Нет, — тряхнул головой Ходжа. — Я остаюсь.
Ду замер от удивления. Он посмотрел на Ходжу. Смотрел внимательно и долго. Потом, так ничего и не сказав, спрыгнул с телеги. Взял баделер, пистоль, свой кошель с деньгами. Еще раз окинул их взглядом:
— Прощайте!
И, не оборачиваясь, зашагал назад по дороге. Через некоторое время Ду свернул в лес и скрылся из вида.
— Почему ты не ушел вместе с ним? — деревянным голосом спросил Ахмет.
— Мне хотелось. Но потом... Я не могу. Наверное, сейчас действительно можно скрыться, затеряться... Может быть, у Ду получится. Но вместе нам... Я бы потом себе этого не простил. — Ходжа решительно махнул рукой. — Поехали. Нечего нам здесь стоять.
— ...Вот, собственно, все, что мне удалось подслушать в соборе. — Конрад устало выдохнул и обвел товарищей взглядом.
Профессор Бендетто Кастелли сидел хмурый, как ночь. Антонио рассматривал перстень на своем указательном пальце. Приехавший из Силезии всего несколько часов назад, пан Сигизмунд сосредоточенно накручивал на палец лихой седеющий ус.
— Все эти новости весьма интересны, но я не вижу Карла Готторна, человека, который нас сюда пригласил, — произнес, наконец, силезец. — Вряд ли мы что-то можем решать без него... Что-нибудь известно о Карле?
— Последнее известие о нем — это письма, которые мы получили, — пожал плечами Бендетто.
— Он писал мне, что инквизиция начала на него охоту, — нахмурился Антонио. — Возможно, они схватили его. Или он вынужден скрываться и именно поэтому не смог явиться сюда.
— На им же самим назначенную встречу, — пробурчал пан Сигизмунд, недовольно дернув плечом. — Я вообще удивлен, что мы как-то нашли друг друга. Не встреть я, совершенно случайно, профессора Кастелли, уехал бы отсюда через пару дней.
— Именно профессор нас всех и собрал, — улыбнулся Конрад. — Он первым появился в Зальцбурге. Потом нашел меня и Антонио. Вас, сударь, он тоже встретил не случайно. Но как? До сих пор не пойму. Ведь Карл каждому назначил разное место встречи!
— Все довольно просто, — развел руками Бендетто. — Нетрудно узнать, кто прибыл в город за последние несколько дней. К тому же я примерно представлял круг знакомств Карла и имел кое-какие мысли насчет того, кто кроме меня будет приглашен в Зальцбург. Кстати, господа, сюда приехало еще не меньше дюжины различных церковных чинов. В основном это инквизиторы, иезуиты и прочая мразь. Душители свободной мысли. Палачи человеческих душ. Как я понимаю, именно на их сборище присутствовал Конрад... Вот только пока непонятна причина...
— Да что тут непонятного?! — вскипел Конрад. — Он же прямым текстом заявил, что хочет призвать в этот мир Диавола!
— Кто это ОН? — переспросил силезец.
— Великий Инквизитор Австрии и чего-то там еще, кардинал Джеронимо Ари, — пояснил Бендетто. — Именно он, насколько я понимаю, и придумал всю эту историю с вызовом Сатаны. Пророчество не дает им покоя... Мы собрались из-за него же. Карл Готторн сумел по-новому взглянуть на общеизвестный текст Апокалипсиса, нашел аналогии с пророчествами Мишеля Нострадамуса... Жаль, что Карла здесь нет. Он сумел бы все объяснить, доказать.
— Так это его имел в виду кардинал, когда говорил про еретика, собирающегося... Выходит, инквизиторы хотят опередить именно его, Карла Готторна? — в ужасе прошептал Конрад.
— Я в это не верю, — убежденно сверкнул глазами Антонио. — Он не такой человек, чтобы... Он всего себя отдавал людям. Только извращенный ум инквизиторов мог увидеть в подвижничестве Карла стремление призвать в этот мир Сатану.
— Да, государи мои! Конрад ожидал прихода Спасителя. И ради этого готов был сделать все возможное! — воинственно взмахнул рукой пан Сигизмунд. — А если кто посмеет обвинить моего друга Карла Готторна в диаволопоклонничестве или какой другой мерзости, то я готов вызвать того на поединок, и пусть Господь рассудит, кто из нас прав!
— Постойте, господа, — замахал руками Бендетто Кастелли. — Никто не обвиняет Карла. Мы все здесь его друзья и единомышленники. Нам, в той или иной степени, известны его намерения и планы, однако сказать, зачем именно он хотел нас видеть, мы не можем... Но я могу высказать одну гипотезу, которая объяснит многое.
— Хорошо. Мы слушаем, сударь, — кивнул Конрад.
— Итак, всем нам известно, что Карл истолковал пророчество следующим образом: в 1618 году где-то в альпийских горах свершатся некие события, результатом которых будет пришествие Спасителя в мир. И он послал нам письма, чтобы собрать здесь, практически в Альпах, в одно из полнолуний 1618 года от рождества Господа нашего. Верно ли я излагаю? — Все согласно закивали. — Итак, представьте, что католики, и особенно инквизиторы, воспринимающие весь мир лишь в своем, ограниченном, человеконенавистническом ракурсе, считающие всех протестантов еретиками или язычниками, а всех ученых чернокнижниками и дьяволопоклонниками, узнают об открытии Карла. И о том, что он собирается предпринять нечто способствующее скорейшему приходу Спасителя в мир. Они вполне естественно сочтут, что он собирается вызвать не Спасителя, а Сатану. Ведь они убеждены, что Спаситель может явиться только им, католикам! — Бендетто Кастелли, начав говорить негромко и сдержанно, перешел постепенно на повышенный тон. — Мало того, я думаю, они истолковали то же пророчество именно как пророчество о пришествии Сатаны. Потому что каждый видит лишь то, что хочет увидеть. Католикам Спаситель не нужен. Появись сейчас Христос в Риме, его бы вторично распяли! — Боль, тщательно скрываемая злостью и сарказмом, звучала теперь в его речи.