Поженились они через год, Арефьев усыновил Филиппа, а еще через пять месяцев Клавдия порадовала мужа известием, что скоро он станет отцом. Вероника Павловна была на седьмом небе от счастья. Невестка понравилась ей с самого начала, а уж перспектива наконец-то в шестьдесят лет стать бабушкой и вовсе превратила ее в настоящую подругу и наперсницу Клавы. Анастасия родилась слабенькой, и свекровь целыми днями носилась то за козьим молоком, то за массажисткой, то за продуктами Виктор семью любил, но он был слишком занят на работе" и поэтому женщины не хотели обременять его еще и домашними хлопотами Клава оставила работу и полностью посвятила себя детям и мужу. Когда Настеньке было пять лет, Арефьевы купили небольшой домик в частном секторе города себе «на старость», надеясь потом кое-что в нем переделать и создать там необходимые удобства. Но их совместная старость, видимо, не входила в планы того, кто вершит судьбы людей. В сорок восемь лет Виктор Арефьев полюбил другую женщину, двадцатилетнюю практикантку, и ушел из семьи. Для успевшей привыкнуть к стабильности Клавы это был настоящий удар. Вероника Павловна переживала вместе с невесткой и наотрез отказывалась понимать сына. Он пытался разговаривать с женой как врач и как психолог, рассуждая о разности полов, о необходимых ему в его возрасте свежих ощущениях и т, д.
Как ни странно, Клава смогла понять его чувства. Именно тогда она решила, что психология — это удивительная наука, которая поможет ей до конца простить Виктора и пережить случившееся. Она с детьми переехала в дом, который при разделе имущества достался им, и пошла учиться на психолога Свекровь посвящала все свободное время внукам, Клаве, ее учебе, а затем работе. Виктор исправно помогал материально, но навещал их крайне редко. Молодая жена, ее кандидатская и его докторская занимали все его время. Он был совершенно спокоен за свою мать, благополучно порученную заботам бывшей жены Правда, Вероника Павловна не нуждалась в чьей-либо опеке, а Клава никогда не чувствовала той разницы в тридцать шесть лет, что была между ними.
Увлечение психологией очень изменило Клавдию — зерно упало в благодатную почву. И без того терпеливая, она и вовсе стала философски относиться к любым человеческим слабостям и недостаткам Но самое главное — она научилась прощать себя. Клава и раньше не отличалась собранностью, а теперь она воспринимала подобное качество абсолютно спокойно. «Не мы живем для вещей, а вещи — для нас» — было ее девизом в быту. Она не испытывала угрызений совести, когда, зачитавшись интересной книгой, вдруг вспоминала о немытой посуде или неубранных комнатах. Она сделает все это потом, когда у нее появится желание заняться домашними делами. Нужно жить, находясь в постоянной гармонии со своим внутренним "я" — так считала Клавдия Арефьева. Изменилось отношение и к воспитанию детей. Осознав недостатки излишней опеки, она предоставила своим чадам возможность развиваться самодостаточными творческими личностями. Сейчас, когда Филиппу было восемнадцать лет, а Насте четырнадцать, Клава стала свидетелем незаурядной самостоятельности своих детей, которых не испортила даже самоотверженная любовь бабушки. Большую часть времени они пребывали в автономном режиме, иногда в течение всего дня даже не пересекаясь с матерью. Клава же за восемь лет своей практики, не без помощи Вероники Павловны, обросла клиентурой и была очень занята работой. В ее деятельности было одно неоспоримое преимущество: она могла сама планировать свой рабочий день.
— Это твоя учеба весь день перед компьютером! Комета Галея там не пролетала?
— Да ты что, не веришь мне? Я тебе говорю: звезды!!!
— Звезды, Филя, бывают на небе, а не на потолке туалета.
С этими словами и рассуждениями о том, что всякий раз, когда у нее находится время для интеллектуального самосовершенствования, ее безбашенные детки обязательно придумают поводке отвлечь, Клава двинулась к туалету. Крыша наверху этого культурного сооружения действительно отсутствовала. Вернее, она лежала на земле в некотором отдалении, как купол поверженного в сорок пятом Рейхстага.
— ?!
— Ну, что я говорил? Комета Галея, комета Галея, — возник рядом Филипп.
— И что теперь? Кто ее снял?
— Водяной вылез из дырки, встал во весь рост, и она сама отлетела, — не унимался сынок.
— Я сейчас возьму вон тот дрын, и чья-то глупая башка тоже отлетит.
— Да ладно тебе, мам. Я ведь просто прикалываюсь.
— Я думаю, что это ветер. Сегодня с утра такой ураган был, — вступила в их диалог Настя, вытирая полотенцем мокрые волосы.
— Марш в дом! — скомандовала Клава. — А ты, Филька, давай теперь что-нибудь придумывай. Позвони этому своему мерину…
— Не мерину, а Мерлину, мать! Сколько раз тебя просил, ну сядь, почитай Толкиена, приобрети хоть элементарное представление о таком могучем жанре литературы, как фэнтази.
— А может, мне еще Гарри Поттера почитать?
— Да. Лучше начать с него, а то Толкиен у тебя пойдет со скрипом, надо смазать шестеренки.
— Я тебе сейчас смажу! Вот лишу вкусненького на ужин…
— И будешь питаться только виртуальной пищей от своего компьютера, — съязвила Настя.
— Ты еще тут?! Господи, ну что за дети! И откуда вы только взялись такие?
— Сами удивляемся, откуда, — брякнул Филя и быстро юркнул в дом.
Полетевший ему вслед тапок ударился об уже закрытую дверь. На одной ноге Клава проскакала к порогу, и только собиралась войти, как раздался звонок. Дремавший во дворе, на старой раскладушке Лорд, голубой дог элитных кровей, встрепенулся и с недоверием посмотрел на калитку. Периодически он все-таки вспоминал о своих обязанностях, хотя и предпочел бы ими пренебречь.
— Лялька! Вот здорово, что заехала! У меня тут полный атас. Туалет капитулировал.
— Как капитулировал?
— Снял перед всеми головной убор! Иди сама посмотри.
Через полчаса в доме закипела бурная деятельность. Приехал Мерлин, детина-переросток с сорок шестым размером обуви, треугольной бородкой и на удивление умными глазами. Под яростное «Духаст михь» в исполнении группы «Рамгштайн» крыша перекочевала на свое исконное место. Из кухни доносился аппетитный аромат фирменных Клавкиных булочек. Я никак не могла улучить момент, чтобы рассказать подруге о причине моего внезапного визита. Лишь через час мы остались одни.
— Клава, тебе о чем-нибудь говорит фамилия Привалова?
— Конечно, говорит, Все в городе, по-моему, знают эту мадам. Страшная и денег куры не клюют!
— Так вот, эта мадам, как ты изволила выразиться, решила приобрести чудный особнячок напротив тебя через дорогу.
— Замок с привидениями?
— А ты знаешь еще один такой архитектурный изыск в городе?
— Такой у нас в городе один. Слушай! Так она теперь тут нам дорогу нормальную сделает, фонари, как на бульваре. Может, и мой садик-огородик захочет облагородить, ведь не будет же она жить рядом с таким убожеством, — радостно трещала Клава.
1 — Она его просто затопит И сделает здесь пруд с фонтанами и разведет зеркальных карпов.
— Класс!"
— Какой класс, Клава? — ! Спустись на землю!
Ты в этом пруду можешь стать первым карпом!
— Как это? Ты шутишь?
— Не знаю. Я ведь к тебе после встречи с ней зашла. Понимаешь, она что-то темнит. Вариантов мы ей множество предлагали, ничем, между прочим, не хуже этого жуткого дома. Но она с маниакальным упорством зациклилась на нем.
Представляешь, ее не испугала даже эта история, произошедшая с предыдущим хозяином, — продолжала я.
— Подумаешь, история! Ну пропал мужик!
Может, он за кордон уехал, с такими деньгами туда и дорога.
— Что, вот так все бросил и ничего не прихватил, даже документы?
— А может, у него где баба была, он там и залег, — не унималась Клава.
— Залег. Только где-нибудь в другом месте.
Навечно.
— Ну, не знаю. Это все мистика какая-то.
Хотя… Ой, лучше об этом не думать даже, — спохватилась подруга и замолчала.
— Давай договаривай! — Я знала, что не потребуется особых усилий, чтобы разговорить Клавдию.
— Свет горит! — выпалила она.
— Где?
— Там!!!
— Что ты мелешь? Там электричества уже год нет. Отрезали, чтоб никто пожара не устроил.
— Когда дождь — всегда есть.
— Что есть?
— Ну электричество это! Свет горит только, когда сильный дождь.
— Клава, ты увлеклись метеорологией?
— А ты приезжай как-нибудь в грозу, вот и посидишь у окошка, полюбуешься.
Клава подошла к окну и задернула занавески.
Затем в прихожей проверила, закрыта ли входная дверь. Вернувшись, она с ногами залезла на диван и заговорщицки прошептала:
— Ляля, я думаю, что надо во всем разобраться. Странные вещи начали происходить.
Клава поведала мне одну очень интересную историю. Некоторое время назад на их улице умерла бабуля из семнадцатого дома, про которую за глаза поговаривали, что занималась она колдовством. Народу к ней разного толпами приходило.
Брошенные жены, родственники пропавших без вести очередями выстраивались. Говорят также, что лечить могла, но соседи ее побаивались и услугами ее особо не пользовались. Как только она померла, так и начали случаться всякие неприятности. У одного соседа дом сгорел, у другого — престарелого тестя машина сбила, слава богу, жив остался. А две семьи так и вовсе уехали: быстро и ни с кем не попрощавшись. В принципе картина складывалась довольно обычная. Если бы не одно обстоятельство: все перечисленные люди жили в домах под нечетными номерами, то есть на той стороне улицы, где и жила моя подруга с детьми и своим зооцирком. Помимо голубого дога, кота и кролика, Клавдия держала еще и кур.
Сказать, что эти события взволновали Клаву, это значит не сказать ничего. Мысли о каком-то роке преследовали ее последнее время все чаще, особенно вечерами. Днем она была всецело поглощена проблемами своих многочисленных клиентов, а вот вечером, когда сын убегал на «стрелку», а дочь на занятия танцами, Клаву обуревали совсем нерадостные чувства. Да еще и этот «замок с привидениями» напротив.
Внимательно выслушав подругу, я не могла не согласиться с тем, что в рассуждениях ее есть некая логика.
— Ляля, только, пожалуйста, никому не рассказывай обо всем этом, — прервала мои размышления Клава.
— Не волнуйся, даже не собираюсь. И ты тоже никому больше ни слова, поняла?
— Честное хоббитовское! — отрапортовала Клавдия.
— Сказывается культурное влияние подрастающего поколения. Читаешь Толкиена?
— Никак не соберусь.
— Почитай, очень отвлекает.
3
Как ни странно, Клава смогла понять его чувства. Именно тогда она решила, что психология — это удивительная наука, которая поможет ей до конца простить Виктора и пережить случившееся. Она с детьми переехала в дом, который при разделе имущества достался им, и пошла учиться на психолога Свекровь посвящала все свободное время внукам, Клаве, ее учебе, а затем работе. Виктор исправно помогал материально, но навещал их крайне редко. Молодая жена, ее кандидатская и его докторская занимали все его время. Он был совершенно спокоен за свою мать, благополучно порученную заботам бывшей жены Правда, Вероника Павловна не нуждалась в чьей-либо опеке, а Клава никогда не чувствовала той разницы в тридцать шесть лет, что была между ними.
Увлечение психологией очень изменило Клавдию — зерно упало в благодатную почву. И без того терпеливая, она и вовсе стала философски относиться к любым человеческим слабостям и недостаткам Но самое главное — она научилась прощать себя. Клава и раньше не отличалась собранностью, а теперь она воспринимала подобное качество абсолютно спокойно. «Не мы живем для вещей, а вещи — для нас» — было ее девизом в быту. Она не испытывала угрызений совести, когда, зачитавшись интересной книгой, вдруг вспоминала о немытой посуде или неубранных комнатах. Она сделает все это потом, когда у нее появится желание заняться домашними делами. Нужно жить, находясь в постоянной гармонии со своим внутренним "я" — так считала Клавдия Арефьева. Изменилось отношение и к воспитанию детей. Осознав недостатки излишней опеки, она предоставила своим чадам возможность развиваться самодостаточными творческими личностями. Сейчас, когда Филиппу было восемнадцать лет, а Насте четырнадцать, Клава стала свидетелем незаурядной самостоятельности своих детей, которых не испортила даже самоотверженная любовь бабушки. Большую часть времени они пребывали в автономном режиме, иногда в течение всего дня даже не пересекаясь с матерью. Клава же за восемь лет своей практики, не без помощи Вероники Павловны, обросла клиентурой и была очень занята работой. В ее деятельности было одно неоспоримое преимущество: она могла сама планировать свой рабочий день.
* * *
— Слышь, мам! Сижу я в туалете, поднимаю голову, а там — звезды!— Это твоя учеба весь день перед компьютером! Комета Галея там не пролетала?
— Да ты что, не веришь мне? Я тебе говорю: звезды!!!
— Звезды, Филя, бывают на небе, а не на потолке туалета.
С этими словами и рассуждениями о том, что всякий раз, когда у нее находится время для интеллектуального самосовершенствования, ее безбашенные детки обязательно придумают поводке отвлечь, Клава двинулась к туалету. Крыша наверху этого культурного сооружения действительно отсутствовала. Вернее, она лежала на земле в некотором отдалении, как купол поверженного в сорок пятом Рейхстага.
— ?!
— Ну, что я говорил? Комета Галея, комета Галея, — возник рядом Филипп.
— И что теперь? Кто ее снял?
— Водяной вылез из дырки, встал во весь рост, и она сама отлетела, — не унимался сынок.
— Я сейчас возьму вон тот дрын, и чья-то глупая башка тоже отлетит.
— Да ладно тебе, мам. Я ведь просто прикалываюсь.
— Я думаю, что это ветер. Сегодня с утра такой ураган был, — вступила в их диалог Настя, вытирая полотенцем мокрые волосы.
— Марш в дом! — скомандовала Клава. — А ты, Филька, давай теперь что-нибудь придумывай. Позвони этому своему мерину…
— Не мерину, а Мерлину, мать! Сколько раз тебя просил, ну сядь, почитай Толкиена, приобрети хоть элементарное представление о таком могучем жанре литературы, как фэнтази.
— А может, мне еще Гарри Поттера почитать?
— Да. Лучше начать с него, а то Толкиен у тебя пойдет со скрипом, надо смазать шестеренки.
— Я тебе сейчас смажу! Вот лишу вкусненького на ужин…
— И будешь питаться только виртуальной пищей от своего компьютера, — съязвила Настя.
— Ты еще тут?! Господи, ну что за дети! И откуда вы только взялись такие?
— Сами удивляемся, откуда, — брякнул Филя и быстро юркнул в дом.
Полетевший ему вслед тапок ударился об уже закрытую дверь. На одной ноге Клава проскакала к порогу, и только собиралась войти, как раздался звонок. Дремавший во дворе, на старой раскладушке Лорд, голубой дог элитных кровей, встрепенулся и с недоверием посмотрел на калитку. Периодически он все-таки вспоминал о своих обязанностях, хотя и предпочел бы ими пренебречь.
— Лялька! Вот здорово, что заехала! У меня тут полный атас. Туалет капитулировал.
— Как капитулировал?
— Снял перед всеми головной убор! Иди сама посмотри.
Через полчаса в доме закипела бурная деятельность. Приехал Мерлин, детина-переросток с сорок шестым размером обуви, треугольной бородкой и на удивление умными глазами. Под яростное «Духаст михь» в исполнении группы «Рамгштайн» крыша перекочевала на свое исконное место. Из кухни доносился аппетитный аромат фирменных Клавкиных булочек. Я никак не могла улучить момент, чтобы рассказать подруге о причине моего внезапного визита. Лишь через час мы остались одни.
— Клава, тебе о чем-нибудь говорит фамилия Привалова?
— Конечно, говорит, Все в городе, по-моему, знают эту мадам. Страшная и денег куры не клюют!
— Так вот, эта мадам, как ты изволила выразиться, решила приобрести чудный особнячок напротив тебя через дорогу.
— Замок с привидениями?
— А ты знаешь еще один такой архитектурный изыск в городе?
— Такой у нас в городе один. Слушай! Так она теперь тут нам дорогу нормальную сделает, фонари, как на бульваре. Может, и мой садик-огородик захочет облагородить, ведь не будет же она жить рядом с таким убожеством, — радостно трещала Клава.
1 — Она его просто затопит И сделает здесь пруд с фонтанами и разведет зеркальных карпов.
— Класс!"
— Какой класс, Клава? — ! Спустись на землю!
Ты в этом пруду можешь стать первым карпом!
— Как это? Ты шутишь?
— Не знаю. Я ведь к тебе после встречи с ней зашла. Понимаешь, она что-то темнит. Вариантов мы ей множество предлагали, ничем, между прочим, не хуже этого жуткого дома. Но она с маниакальным упорством зациклилась на нем.
Представляешь, ее не испугала даже эта история, произошедшая с предыдущим хозяином, — продолжала я.
— Подумаешь, история! Ну пропал мужик!
Может, он за кордон уехал, с такими деньгами туда и дорога.
— Что, вот так все бросил и ничего не прихватил, даже документы?
— А может, у него где баба была, он там и залег, — не унималась Клава.
— Залег. Только где-нибудь в другом месте.
Навечно.
— Ну, не знаю. Это все мистика какая-то.
Хотя… Ой, лучше об этом не думать даже, — спохватилась подруга и замолчала.
— Давай договаривай! — Я знала, что не потребуется особых усилий, чтобы разговорить Клавдию.
— Свет горит! — выпалила она.
— Где?
— Там!!!
— Что ты мелешь? Там электричества уже год нет. Отрезали, чтоб никто пожара не устроил.
— Когда дождь — всегда есть.
— Что есть?
— Ну электричество это! Свет горит только, когда сильный дождь.
— Клава, ты увлеклись метеорологией?
— А ты приезжай как-нибудь в грозу, вот и посидишь у окошка, полюбуешься.
Клава подошла к окну и задернула занавески.
Затем в прихожей проверила, закрыта ли входная дверь. Вернувшись, она с ногами залезла на диван и заговорщицки прошептала:
— Ляля, я думаю, что надо во всем разобраться. Странные вещи начали происходить.
Клава поведала мне одну очень интересную историю. Некоторое время назад на их улице умерла бабуля из семнадцатого дома, про которую за глаза поговаривали, что занималась она колдовством. Народу к ней разного толпами приходило.
Брошенные жены, родственники пропавших без вести очередями выстраивались. Говорят также, что лечить могла, но соседи ее побаивались и услугами ее особо не пользовались. Как только она померла, так и начали случаться всякие неприятности. У одного соседа дом сгорел, у другого — престарелого тестя машина сбила, слава богу, жив остался. А две семьи так и вовсе уехали: быстро и ни с кем не попрощавшись. В принципе картина складывалась довольно обычная. Если бы не одно обстоятельство: все перечисленные люди жили в домах под нечетными номерами, то есть на той стороне улицы, где и жила моя подруга с детьми и своим зооцирком. Помимо голубого дога, кота и кролика, Клавдия держала еще и кур.
Сказать, что эти события взволновали Клаву, это значит не сказать ничего. Мысли о каком-то роке преследовали ее последнее время все чаще, особенно вечерами. Днем она была всецело поглощена проблемами своих многочисленных клиентов, а вот вечером, когда сын убегал на «стрелку», а дочь на занятия танцами, Клаву обуревали совсем нерадостные чувства. Да еще и этот «замок с привидениями» напротив.
Внимательно выслушав подругу, я не могла не согласиться с тем, что в рассуждениях ее есть некая логика.
— Ляля, только, пожалуйста, никому не рассказывай обо всем этом, — прервала мои размышления Клава.
— Не волнуйся, даже не собираюсь. И ты тоже никому больше ни слова, поняла?
— Честное хоббитовское! — отрапортовала Клавдия.
— Сказывается культурное влияние подрастающего поколения. Читаешь Толкиена?
— Никак не соберусь.
— Почитай, очень отвлекает.
3
— Архитектурное бюро «Вигвам», несмотря на свое несерьезное название, было известно в городе и имело приличную клиентуру. Ведь это раньше, лет пятнадцать назад, профессии декоратора, дизайнера и архитектора были абсолютно непопулярными, и как будто ненужными. Еще бы советский человек тратил деньги на советы какого-то дизайнера при переделке или ремонте своей малогабаритной квартиры Он был сам себе архитектор и дизайнер. Каждая домохозяйка могла побелить потолок с помощью обычного пылесоса или покрасить полы обувной щеткой, а заклеивание обоев превращалось в праздник для всей семьи: варка клейстера из муки, испорченной долгоносиком, раскраивание шпалер обоев канцелярскими ножницами и быстрое растягивание их по неровным стенам. «Кто так строит! Руки бы оторвать таким строителям!» — наиболее приличные фразы при этом виде работ. Знатоки рассказывали, что красиво закругленные стыки стен с потолком достигались с помощью обычных гантелей, если же нужно было ободрать эти места под побелку, то вам приходилось, все громче матерясь, отковыривать куски штукатурки столовой ложкой.
Первыми почувствовали тоску и желание спихнуть на кого-нибудь эту творческую работу новые русские. Студенты художественных и архитектурных факультетов различных институтов поняли, что настал их час. И хотя лауреатов Прицкеровской премии среди них не было, людей со вкусом и воображением хватало. Появились профессионалы, которые могли помочь реализовать любые проекты и фантазии, благо в магазинах стало возможным купить различные материалы, фурнитуру, аксессуары, чтобы сделать так называемый «евроремонт», понятие, которое заменило другие, принятые в советские времена. Если тогда каждый стремился приобрести польскую спальню, гэдээровскую стенку или финскую сантехнику, заполнить полки хрусталем, завесить все вертикали и застелить все горизонтали коврами, а еще лучше синтетическими паласами, то теперь наступил евробум. Все захотели сменить антураж, белые стены превратили разнокалиберные квартирки в стандартные подобия зубоврачебных кабинетов. Покрасить стену желтым или синим был способен лишь авангардно мыслящий гражданин, не вылезающий из загранкомандировок. Но поскольку всю эту красоту надо было впихнуть в имеющиеся квадратные метры, умные люди стали приглашать специалистов. Не делая ничего кардинального, они могли переосмыслить пространство с помощью декорирования. Увидеть интерьер в целом еще до того, как ремонт будет закончен, под силу только опытному человеку.
Страна, в которой каждая кухарка могла быть оторвана от плиты, чтобы порулить государством, увидела, что гораздо целесообразнее использовать профессионалов.
— Мы же без пяти минут дипломированные специалисты, а пашем, как обычные чернорабочие. Штукатурим это убогое сооружение, — сокрушался Сергей.
— А чего ты ждал? Что сельсовет наймет тебя построить здесь Версаль? — резонно поинтересовался Жека.
— Версаль! Ты еще Тадж-Махал вспомни!
Нет, правда, если бы я получил заказ, я бы отгрохал такое, чтобы моим потомкам не было стыдно называть свое имя.
Она находила его через пару часов, вернувшись с рынка или из парикмахерской, сосредоточенно работающим за маленьким детским столиком. Сережа очень аккуратно и методично склеивал мельчайшие детали. Однажды ему попался в руки старый журнал «Строим дом сами». Это было пособие по строительству дома на приусадебном участке в шесть соток. Вскоре все полки в его комнате были заставлены моделями. Вся страна в то время увлеклась приусадебным хозяйством, дачные кооперативы росли, точно грибы после дождя.
Учители и медработники, служащие и рабочие — все как один почувствовали тягу к труду на земле.
В выходные дни транспорт заполнялся до отказа загорелыми людьми с корзинами, канистрами, тяпками и граблями, обмотанными тряпками. Обсуждалась только одна тема: как увеличить урожайность и избавиться от вредителей!
— Вы пробовали бордосскую жидкость?
— Что вы, против этих гусениц помогает только сигаретный пепел. Надо разнести его в глицерине…
— Это чтобы гусеницы поскользнулись? Какой глицерин? Вы выбросите потом эту капусту…
— А огурцов опять не будет. После дождя на прошлой неделе все цветки почернели.
— Это наш любимый химкомбинат постарался.
На участках возникли будки, старые вагончики, где хранился сельхозинвентарь и одежда фазендейрос. А как же иначе назвать эти шесть соток — только фазенда! Об условиях выращивания кофе и сахарного тростника народ знал не понаслышке, все смотрели бразильские и мексиканские сериалы. Потом на участках стали расти разнокалиберные домики, лачужки, домины. Архитектурные стили были самые разные: от минималистских бетонных блочных домов с плоскими крышами до стилизованных под грузинские, обложенных диким камнем с полукруглыми оконными проемами и арками, средневековых замков с колоннами и башенками, напоминавшими оборонительные сооружения. Каминные трубы, гаражи и бассейны указывали на уровень доходов хозяина участка.
Сережина семья не была исключением. Как только папа, инженер станкостроительного завода, получил участок, в первые же выходные он привез семью на место.
— Да, повезло, — сказала мама, когда пришла в себя.
Голая земля была утрамбована до состояния асфальта. Чахлые кустики и пробивающаяся кое-где желтая трава сулили сомнительные успехи в земледелии.
— Здесь вообще есть вода? — не унималась мама.
— Будет, — бодро ответил папа. — Мы выкопаем колодец и установим насос. Правда, Серега?
Серега в это время сосредоточенно думал о чем-то, ходил по участку и мерил шагами расстояние между какими-то известными только ему точками. Наконец он остановился и решительно произнес:
— Дом будем строить здесь!
— Дом?! — воскликнули мама и папа.
— Да. Эскизы и чертежи я подготовлю через неделю.
Так дачный коттедж стал первым серьезным проектом, который Сергей осуществил еще будучи школьником. Он получился настолько удачным, что соседи приходили посмотреть и получить консультацию, где лучше сделать камин или как пристроить летнюю кухню. После окончания школы вопроса, кем быть, для Сережи не существовало! Ясно — архитектором. Он легко поступил на архитектурный факульт строительного института. Там он пользовался авторитетом из-за своей серьезности и умения объяснить любую сложную тему очень просто и доходчиво. Его мечтой и целью было открытие своего архитектурно-проектного бюро.
У Евгения Летягина, по прозвищу Летяга или Жека, все было совершенно иначе. Девочки липли к нему с самого детства, в саду он любил играть с ними в куклы, умел так красиво украсить домики из песка, что детвора не рисковала их разрушить. Он так искусно мог вплести ленту в жиденькую косячку одноклассницы, что она сама себе казалась обладательницей роскошных волос. Папа Жеки и его брат не были в восторге от его увлечений. Рыбалка, походы и прочие мужские радости, такие, как футбол, были ему неинтересны. Зато мама была в восхищении от таланта сына превращать простые вещи в изысканные.
— Вы — мои будни, — говорила она старшему сыну и мужу, — а он — мой праздник!
Евгений был непостоянен, как настоящий художник, но никто не обижался, ничье сердце не было разбито. Девушки чувствовали себя приобщенными к настоящему таланту и высокому искусству. Окончив школу в своем городке, он поступил на худграф университета в краевом центре. Учеба захватила его полностью, а большой город открывал перспективы роста. В выходные дни Жека любил потолкаться на блошином рынке, зайти в магазины, где были антикварные отделы Его очень привлекали старинные и просто старые вещи, они хранили воспоминания, тепло рук их прежних владельцев. Жека иногда брал какую-нибудь вещь и пытался представить себе ее историю. Вот, например, этот чудесный резной веер из сандалового дерева и шелка, расписанного вручную нежными цветами, который привлек его внимание сразу же.
— Восхитительная штучка! — услышал он за спиной чей-то голос. Он обернулся. Это была пожилая дама, невысокая, очень изящная, она напоминала актрису немого кино, отличаясь от современных женщин не только своим нарядом и невиданной шляпкой с короткой вуалью, но и какой-то особенной горделивой осанкой.
— Да, вы правы, я сам засмотрелся, наверное из Китая или Японии, ©та роспись по шелку очень характерна, — сказал Жека.
— Приятно видеть молодого человека, который разбирается в старине.
— Я изучаю историю культуры в университете и вообще интересуюсь всякими красивыми предметами.
— Так вы студент? А кем будете, дизайнером? Такое непривычное слово для моих ушей.
Я имею представление только о декораторах и художниках, с ними приходилось сталкиваться в театре.
— Вы работаете в театре? — спросил Жека.
— Я была актрисой. — Дама не без кокетства взглянула на Жеку сквозь вуаль, явно ожидая восхищенной реакции.
— Правда? В каком театре? Позвольте, я угадаю. В оперетте? Нет, пожалуй, в драме.
— Вы правы. Я прослужила на подмостках театра Драмы сорок пять лет.
— Сорок пять лет на подмостках — звучит как название спектакля, — заметил Жека.
— Да, годы пролетели, как один спектакль в двух действиях с антрактом и буфетом. Занавес опущен, зал пуст, жизнь окончена, — неожиданно горько сказала дама.
— Ну, не стоит смотреть на жизнь так мрачно. Пока женщина носит такие шляпки, ее жизнь имеет смысл.
Жеке даже не пришлось изображать галантность, эти слова сами сорвались у него с губ. Бывшая актриса улыбнулась:
— Как вас зовут, юноша?
— Евгений, Жека.
— А я Раиса Петровна. Знаете, Жека, если вы никуда не торопитесь, мне было бы приятно побеседовать с вами еще.
— В общем-то я свободен, хотел только забежать по двум адресам, здесь в центре. Ищу квартиру.
— Вам негде Жить?
— Я живу в общежитии, но хочется покоя и тишины, некоторой независимости от соседей.
— Жека, я с удовольствием сдам вам комнату в своей квартире, недорого, но с одним условием.
— С каким?
— Мы будем с вами беседовать иногда по вечерам. Видите ли, я не успела завести семью и совершенно одинока, а сидеть у подъезда со старушками в моей шляпе.., вы понимаете?
— Еще бы, — сказал Жека. — Что ж, ваше условие вполне приемлемо, я бы даже сказал, интересно.
— Идемте, Евгений, я покажу вам квартиру, — сказала Раиса Петровна, беря его под руку.
Вместе они вышли на шумную улицу.
— Вы играете? — он оглянулся на Раису Петровну.
— Да, — ответила она. — Сейчас уже реже.
— Я мечтал научиться игре на фортепиано.
— Я могу дать вам несколько уроков, правда, должна вас предупредить, я не играю классический репертуар.
— А что, песни из кинофильмов?
— Нет, джаз.
— Ух ты!!! — Жека изобразил игру на саксофоне.
Раиса Петровна подняла крышку пианино…
Соседки у подъезда с удивлением переглянулись, услышав зажигательный рок-н-ролл, доносившийся из открытого окна.
Она умерла, когда Жека учился на пятом курсе. Вернувшись с недельной практики и обнаружив дверь опечатанной, он был потрясен. Соседка сказала, что ночью Раису Петровну забрала «скорая». Сердце… После похорон и поминок, устроенных дирекцией театра, где Раиса Петровна прослужила сорок пять лет, Жека в последний раз принес букет желтых хризантем в ее квартиру и поставил их на круглый маленький столик в, ее комнате.
Через полгода пришло письмо от нотариуса, в котором сообщалось, что он, Евгений, является наследником гражданки Жуковой Раисы Петровны и должен явиться, чтобы оформить необходимые документы и вступить в права наследования. Из всех вещей в трехкомнатной квартире Жека оставил только круглый столик, большое кресло и старинное немецкое пианино с канделябрами.
Представь: я и ты — компаньоны. Да с нашими талантами и желанием работать окупим все затраты за пару лет и начнем получать прибыль Сережины слова звучали убедительно.
— А где же мы разместимся? Нам нужно много места.
— Здесь неподалеку Я Присмотрел чудный двухэтажный особнячок. Он, конечно, требует ремонта, но я думаю, мы сможем арендовать его по сходной цене.
— Кстати, о цене, — встрепенулся Жека. — А где взять деньги?
— Мы продаем твою Квартиру переезжаем в особняк. На первом этаже оборудуем мастерскую и офис, а на втором будем жить.
Жека хотел было возразить, но взгляд Сергея, горевший фанатичным огнем, пробудил в его душе невольный отклик, как будто уверенность друга была заразной. Жека попытался представить себе, что бы сказала по этому поводу Раиса Петровна. Скорее всего, она была бы счастлива, что сумела оказать своему юному другу такую помощь. Была не была! И они рискнули…
Первыми почувствовали тоску и желание спихнуть на кого-нибудь эту творческую работу новые русские. Студенты художественных и архитектурных факультетов различных институтов поняли, что настал их час. И хотя лауреатов Прицкеровской премии среди них не было, людей со вкусом и воображением хватало. Появились профессионалы, которые могли помочь реализовать любые проекты и фантазии, благо в магазинах стало возможным купить различные материалы, фурнитуру, аксессуары, чтобы сделать так называемый «евроремонт», понятие, которое заменило другие, принятые в советские времена. Если тогда каждый стремился приобрести польскую спальню, гэдээровскую стенку или финскую сантехнику, заполнить полки хрусталем, завесить все вертикали и застелить все горизонтали коврами, а еще лучше синтетическими паласами, то теперь наступил евробум. Все захотели сменить антураж, белые стены превратили разнокалиберные квартирки в стандартные подобия зубоврачебных кабинетов. Покрасить стену желтым или синим был способен лишь авангардно мыслящий гражданин, не вылезающий из загранкомандировок. Но поскольку всю эту красоту надо было впихнуть в имеющиеся квадратные метры, умные люди стали приглашать специалистов. Не делая ничего кардинального, они могли переосмыслить пространство с помощью декорирования. Увидеть интерьер в целом еще до того, как ремонт будет закончен, под силу только опытному человеку.
Страна, в которой каждая кухарка могла быть оторвана от плиты, чтобы порулить государством, увидела, что гораздо целесообразнее использовать профессионалов.
* * *
Евгений Летягин и Сергей Куприянов познакомились во время летней практики в деревне, где они штукатурили коровник и другой очаг культуры — деревенский клуб.— Мы же без пяти минут дипломированные специалисты, а пашем, как обычные чернорабочие. Штукатурим это убогое сооружение, — сокрушался Сергей.
— А чего ты ждал? Что сельсовет наймет тебя построить здесь Версаль? — резонно поинтересовался Жека.
— Версаль! Ты еще Тадж-Махал вспомни!
Нет, правда, если бы я получил заказ, я бы отгрохал такое, чтобы моим потомкам не было стыдно называть свое имя.
* * *
Собирать модели и рисовать Сережа Куприянов любил с детства. Мама знала, что ее мальчика можно смело оставлять дома одного, если дать ему коробку с заветной моделью самолета или танка.Она находила его через пару часов, вернувшись с рынка или из парикмахерской, сосредоточенно работающим за маленьким детским столиком. Сережа очень аккуратно и методично склеивал мельчайшие детали. Однажды ему попался в руки старый журнал «Строим дом сами». Это было пособие по строительству дома на приусадебном участке в шесть соток. Вскоре все полки в его комнате были заставлены моделями. Вся страна в то время увлеклась приусадебным хозяйством, дачные кооперативы росли, точно грибы после дождя.
Учители и медработники, служащие и рабочие — все как один почувствовали тягу к труду на земле.
В выходные дни транспорт заполнялся до отказа загорелыми людьми с корзинами, канистрами, тяпками и граблями, обмотанными тряпками. Обсуждалась только одна тема: как увеличить урожайность и избавиться от вредителей!
— Вы пробовали бордосскую жидкость?
— Что вы, против этих гусениц помогает только сигаретный пепел. Надо разнести его в глицерине…
— Это чтобы гусеницы поскользнулись? Какой глицерин? Вы выбросите потом эту капусту…
— А огурцов опять не будет. После дождя на прошлой неделе все цветки почернели.
— Это наш любимый химкомбинат постарался.
На участках возникли будки, старые вагончики, где хранился сельхозинвентарь и одежда фазендейрос. А как же иначе назвать эти шесть соток — только фазенда! Об условиях выращивания кофе и сахарного тростника народ знал не понаслышке, все смотрели бразильские и мексиканские сериалы. Потом на участках стали расти разнокалиберные домики, лачужки, домины. Архитектурные стили были самые разные: от минималистских бетонных блочных домов с плоскими крышами до стилизованных под грузинские, обложенных диким камнем с полукруглыми оконными проемами и арками, средневековых замков с колоннами и башенками, напоминавшими оборонительные сооружения. Каминные трубы, гаражи и бассейны указывали на уровень доходов хозяина участка.
Сережина семья не была исключением. Как только папа, инженер станкостроительного завода, получил участок, в первые же выходные он привез семью на место.
— Да, повезло, — сказала мама, когда пришла в себя.
Голая земля была утрамбована до состояния асфальта. Чахлые кустики и пробивающаяся кое-где желтая трава сулили сомнительные успехи в земледелии.
— Здесь вообще есть вода? — не унималась мама.
— Будет, — бодро ответил папа. — Мы выкопаем колодец и установим насос. Правда, Серега?
Серега в это время сосредоточенно думал о чем-то, ходил по участку и мерил шагами расстояние между какими-то известными только ему точками. Наконец он остановился и решительно произнес:
— Дом будем строить здесь!
— Дом?! — воскликнули мама и папа.
— Да. Эскизы и чертежи я подготовлю через неделю.
Так дачный коттедж стал первым серьезным проектом, который Сергей осуществил еще будучи школьником. Он получился настолько удачным, что соседи приходили посмотреть и получить консультацию, где лучше сделать камин или как пристроить летнюю кухню. После окончания школы вопроса, кем быть, для Сережи не существовало! Ясно — архитектором. Он легко поступил на архитектурный факульт строительного института. Там он пользовался авторитетом из-за своей серьезности и умения объяснить любую сложную тему очень просто и доходчиво. Его мечтой и целью было открытие своего архитектурно-проектного бюро.
У Евгения Летягина, по прозвищу Летяга или Жека, все было совершенно иначе. Девочки липли к нему с самого детства, в саду он любил играть с ними в куклы, умел так красиво украсить домики из песка, что детвора не рисковала их разрушить. Он так искусно мог вплести ленту в жиденькую косячку одноклассницы, что она сама себе казалась обладательницей роскошных волос. Папа Жеки и его брат не были в восторге от его увлечений. Рыбалка, походы и прочие мужские радости, такие, как футбол, были ему неинтересны. Зато мама была в восхищении от таланта сына превращать простые вещи в изысканные.
— Вы — мои будни, — говорила она старшему сыну и мужу, — а он — мой праздник!
Евгений был непостоянен, как настоящий художник, но никто не обижался, ничье сердце не было разбито. Девушки чувствовали себя приобщенными к настоящему таланту и высокому искусству. Окончив школу в своем городке, он поступил на худграф университета в краевом центре. Учеба захватила его полностью, а большой город открывал перспективы роста. В выходные дни Жека любил потолкаться на блошином рынке, зайти в магазины, где были антикварные отделы Его очень привлекали старинные и просто старые вещи, они хранили воспоминания, тепло рук их прежних владельцев. Жека иногда брал какую-нибудь вещь и пытался представить себе ее историю. Вот, например, этот чудесный резной веер из сандалового дерева и шелка, расписанного вручную нежными цветами, который привлек его внимание сразу же.
— Восхитительная штучка! — услышал он за спиной чей-то голос. Он обернулся. Это была пожилая дама, невысокая, очень изящная, она напоминала актрису немого кино, отличаясь от современных женщин не только своим нарядом и невиданной шляпкой с короткой вуалью, но и какой-то особенной горделивой осанкой.
— Да, вы правы, я сам засмотрелся, наверное из Китая или Японии, ©та роспись по шелку очень характерна, — сказал Жека.
— Приятно видеть молодого человека, который разбирается в старине.
— Я изучаю историю культуры в университете и вообще интересуюсь всякими красивыми предметами.
— Так вы студент? А кем будете, дизайнером? Такое непривычное слово для моих ушей.
Я имею представление только о декораторах и художниках, с ними приходилось сталкиваться в театре.
— Вы работаете в театре? — спросил Жека.
— Я была актрисой. — Дама не без кокетства взглянула на Жеку сквозь вуаль, явно ожидая восхищенной реакции.
— Правда? В каком театре? Позвольте, я угадаю. В оперетте? Нет, пожалуй, в драме.
— Вы правы. Я прослужила на подмостках театра Драмы сорок пять лет.
— Сорок пять лет на подмостках — звучит как название спектакля, — заметил Жека.
— Да, годы пролетели, как один спектакль в двух действиях с антрактом и буфетом. Занавес опущен, зал пуст, жизнь окончена, — неожиданно горько сказала дама.
— Ну, не стоит смотреть на жизнь так мрачно. Пока женщина носит такие шляпки, ее жизнь имеет смысл.
Жеке даже не пришлось изображать галантность, эти слова сами сорвались у него с губ. Бывшая актриса улыбнулась:
— Как вас зовут, юноша?
— Евгений, Жека.
— А я Раиса Петровна. Знаете, Жека, если вы никуда не торопитесь, мне было бы приятно побеседовать с вами еще.
— В общем-то я свободен, хотел только забежать по двум адресам, здесь в центре. Ищу квартиру.
— Вам негде Жить?
— Я живу в общежитии, но хочется покоя и тишины, некоторой независимости от соседей.
— Жека, я с удовольствием сдам вам комнату в своей квартире, недорого, но с одним условием.
— С каким?
— Мы будем с вами беседовать иногда по вечерам. Видите ли, я не успела завести семью и совершенно одинока, а сидеть у подъезда со старушками в моей шляпе.., вы понимаете?
— Еще бы, — сказал Жека. — Что ж, ваше условие вполне приемлемо, я бы даже сказал, интересно.
— Идемте, Евгений, я покажу вам квартиру, — сказала Раиса Петровна, беря его под руку.
Вместе они вышли на шумную улицу.
* * *
Квартира в старом доме сталинских времен Жеке очень понравилась. Она была так непохожа на все, виденные им прежде. В ней витал богемный дух, столь близкий его сердцу. Старинное пианино с резным пюпитром и канделябрами привело его в восторг.— Вы играете? — он оглянулся на Раису Петровну.
— Да, — ответила она. — Сейчас уже реже.
— Я мечтал научиться игре на фортепиано.
— Я могу дать вам несколько уроков, правда, должна вас предупредить, я не играю классический репертуар.
— А что, песни из кинофильмов?
— Нет, джаз.
— Ух ты!!! — Жека изобразил игру на саксофоне.
Раиса Петровна подняла крышку пианино…
Соседки у подъезда с удивлением переглянулись, услышав зажигательный рок-н-ролл, доносившийся из открытого окна.
* * *
Беседы с Евгением становились для одинокой старой женщины праздником. Она чувствовала себя помолодевшей и счастливой. Из общения с Евгением она черпала энергию юности, а он учился у нее терпению и мудрости. К его возвращению из университета она часто надевала шелковое черное платье, вышитое бисером. Они были настоящими единомышленниками.Она умерла, когда Жека учился на пятом курсе. Вернувшись с недельной практики и обнаружив дверь опечатанной, он был потрясен. Соседка сказала, что ночью Раису Петровну забрала «скорая». Сердце… После похорон и поминок, устроенных дирекцией театра, где Раиса Петровна прослужила сорок пять лет, Жека в последний раз принес букет желтых хризантем в ее квартиру и поставил их на круглый маленький столик в, ее комнате.
Через полгода пришло письмо от нотариуса, в котором сообщалось, что он, Евгений, является наследником гражданки Жуковой Раисы Петровны и должен явиться, чтобы оформить необходимые документы и вступить в права наследования. Из всех вещей в трехкомнатной квартире Жека оставил только круглый столик, большое кресло и старинное немецкое пианино с канделябрами.
* * *
После того как полученные дипломы были обмыты должным образом в компании однокурсников, Сергей и Жека отправились к последнему на квартиру, чтобы обсудить дальнейшие планы — Своя фирма — это то, что нам нужно.Представь: я и ты — компаньоны. Да с нашими талантами и желанием работать окупим все затраты за пару лет и начнем получать прибыль Сережины слова звучали убедительно.
— А где же мы разместимся? Нам нужно много места.
— Здесь неподалеку Я Присмотрел чудный двухэтажный особнячок. Он, конечно, требует ремонта, но я думаю, мы сможем арендовать его по сходной цене.
— Кстати, о цене, — встрепенулся Жека. — А где взять деньги?
— Мы продаем твою Квартиру переезжаем в особняк. На первом этаже оборудуем мастерскую и офис, а на втором будем жить.
Жека хотел было возразить, но взгляд Сергея, горевший фанатичным огнем, пробудил в его душе невольный отклик, как будто уверенность друга была заразной. Жека попытался представить себе, что бы сказала по этому поводу Раиса Петровна. Скорее всего, она была бы счастлива, что сумела оказать своему юному другу такую помощь. Была не была! И они рискнули…