Я успела заскочить домой, чтобы принять душ и переодеться перед рестораном. В это время мне опять позвонила Клавдия:
— Ляля, хорошо проверь свои вещи, особенно белье. Не нацеплял ли он тебе «жучков» для прослушивания?
— Ну при чем здесь белье, Клава? Я, к твоему сведению, не раздевалась!
— Все равно проверь, мало ли что. Все, конец связи!
Так, ясно. Клава окончательно вжилась в процесс расследования. А я, похоже, окончательно запуталась.
Когда я подъехала к ресторану «Дубрава», было еще светло. С горы, на которой стоял ресторан, открывалась великолепная панорама заката над морем. Лохматые розовые перья облаков разрезала ярко-алая полоска неба, в которой багровым диском висело солнце Морская гладь покрылась нежно-розовым перламутром, и к берегу по нему разбегались золотые дорожки.
Чайки, пилотирующие над водой, чернели на фоне солнца. Такая картина наверняка вдохновила бы какого-нибудь японского художника на написание миниатюры. Но у них там свои закаты, как и у нас свои художники.
У входа в ресторан сияющие Викуся и Санек встречали гостей, так или иначе причастных к их вот уже десятилетнему счастливому сосуществованию. Хотя поначалу мало кто верил в успех этого мероприятия. Дело в том, что Санек был удивительным чистюлей, а Вику не сильно заботили такие условности, как прибранные кровати, вымытая посуда и отсутствие пыли на полированной мебели. Он неустанно мыл и чистил обувь, протирал мягкой фланелью стекла и зеркала, а она попросту забывала выбросить в мусорное ведро обертку от шоколадки или яблочный огрызок, составляя из них икебану на журнальном столике. Теория некоторых современных специалистов по семейным вопросам о том, что пары необходимо подбирать по недостаткам, а не по достоинствам, в данном конкретном случае потерпела бы фиаско. Удивительно, но Вика и Санек не ссорились Каждый занимался своим делом, совершенно не упрекая другого за какой-либо промах. Может быть, спасало их брак то, что Вика великолепно готовила, а Санек был истинным гурманом? К его сердцу путь определенно лежал через желудок. Так что исключение можно найти в любом правиле.
За праздничным столом я никак не могла отвлечься от мыслей об Антоне. Обаяние в сочетании с его преступным прошлым и наверняка настоящим делало его образ невероятно притягательным. Тот факт, что мужчина моей мечты, по всей видимости, занимался, мягко говоря, противоправной деятельностью, вызывал у меня сильный внутренний протест. Ну почему человек, недостойный моего внимания, теперь занимал все мои мысли?
Тем временем гулянье достигло самого разгара и уже мало чем отличалось от обычной свадьбы. Гостей было не так много, но веселились они от души. Кое с кем я уже успела познакомиться за шестнадцать лет нашей с Викусей дружбы.
В основном это были ее подружки с мужьями или друзья Саньки с женами. Несмотря на праздничную атмосферу и столы, уставленные деликатесами, я начала скучать. Подруга несколько раз бросала на меня встревоженные взгляды, но я успокоила ее, заверив, что получаю удовольствие от приятного вечера.
Кроме нас в ресторане гуляли еще какие-то компании и просто отдельные парочки. Одна из них, сидевшая в отдалении возле фонтанчика, привлекла мое внимание, так как со спины мужчина показался мне смутно знакомым. Я принялась бесцеремонно их разглядывать, пользуясь тем, что мой наблюдательный пункт был достаточно хорошо замаскирован в драценах, юкках и монстерах, раскинувших свои гигантские лапы.
Девушка была видна замечательно: роскошная блондинка с длинными пушистыми волосами, похоже, некрашеными, хотя приглушенное освещение ресторана могло искажать истинный цвет.
Ее богатые ресницы бросали длинные тени на щеки, глаза рассмотреть было невозможно, но она и без того была сказочно хороша. Не удивлюсь, если и фигура у нее исключительная. Вот уж воистину порой природа дает некоторым сразу все. Девушка внимательно слушала мужчину, сидящего напротив, иногда тихонько смеясь и накручивая золотой локон на палец. А мужчина. Мужчина казался ужасно знакомым, и попытка сообразить, кто это, приобрела какую-то болезненную навязчивость. Такое часто случалось со мной: я не могла успокоиться и обрести душевное равновесие, пока не вспоминала что-либо, мучившее меня. Все прояснилось на удивление быстро. Он встал, протянул руку своей спутнице и повел ее танцевать. Как только он повернулся лицом, я мгновенно узнала его: это был Антон, так импозантно попросивший сегодня днем мой номер телефона, а вечером так интимно обнимавший какую-то красавицу под страстное пение Эроса Рамацотти. Я сидела под монстерой пунцовая от обиды и думала только о том, чтобы он меня не заметил. Антон был одет во все черное, глаза спрятаны за очками-хамелеонами. А блондинка действительно была сложена безупречно: тоненькая, длинноногая, в блестящих брючках и прозрачной блузке. Она ласково обнимала его за шею, а он крепко держал ее за талию.
Я попыталась собрать мысли в кучу и рассуждать логично. Если он начал слежку за мной еще в Краснодаре, то зачем подошел знакомиться? Не проще было бы оставаться инкогнито? Допустим, он абсолютно уверен в том, что я его раньше не видела, и потому решил закрутить со мной романчик. Но этот романчик-то он крутит сейчас не со мной?! И зачем, выслеживая меня, он приволок с собой эту русалку? Насколько я знала из достоверных литературных источников, ни один уважающий себя гангстер не брал на серьезное задание свою подружку А может, он вообще не следит за мной? Просто так совпало, что мы летели в одном самолете, гуляли по одной набережной и теперь вот сидим в одном ресторане? Вернее, некоторые сидят, а некоторые очень даже неплохо проводят время. Мысли никак не хотели строиться шеренгами и путались, наскакивая друг на друга. Тем временем пара закончила танцевать и удалилась к своему столику. Я решила совершить какой-нибудь провокационный поступок, чтобы обнаружить свое присутствие и посмотреть на реакцию Бандераса. Встав из-за стола, я нетвердой походкой вышла на середину танцевальной площадки и под заводную композицию «Лас Кетчуп» начала солировать. Вокруг меня мгновенно образовалась толпа, состоявшая в основном из темпераментных мужчин, искусно вплетающих в современный танец элементы своей национальной хореографии. Один из них даже прошелся по кругу в лезгинке, бодро размахивая руками и, подобно орлу, глядя на меня покровительственно свысока. Я старалась не спускать глаз с моего брюнета, ожидая его реакции. Он продолжал о чем-то мило беседовать со своей блондинкой.
Вдруг она показала рукой на меня, он повернулся лицом к залу и, откинувшись на стуле, стал рассматривать меня без какого-либо выражения на лице. Я почувствовала себя так, словно меня выставили на всеобщее обозрение в обнаженном виде, но отступать было некуда, поэтому я зажмурилась и самозабвенно отдалась танцу, желая, чтобы эта мелодия поскорее закончилась. На последнем аккорде один из моих партнеров взял разбег и, упав на колени, стремительно проехал по скользкому полу, едва не сбив меня с ног. Вот так, вдвоем, в крепком объятии, мы закончили свой танец под громкие аплодисменты собравшихся. Викуся даже щелкнула фотоаппаратом, ослепив меня вспышкой. Я посмотрела на Бандераса — он курил, глядя на меня сквозь переливающиеся очки. Высвободив ноги из рук своего партнера и гордо заявив Викусе, что пресс-конференции не будет и репортеры могут быть свободны, я прошествовала к своему креслу. Через несколько секунд на столе передо мной появился букет изысканных цветов, наверное, орхидей.
Я посмотрела на столик в отдалении, брюнета уже не было. Значит, цветы прислал не он. Зато в противоположном углу ресторана я заметила раскланивающегося в мою сторону танцора с бокалом в руке, второй, такой же официант поставил мне на стол. Я улыбнулась и пригубила шампанское, слегка колючее из-за воздушных пузырьков.
Домой мы вернулись далеко заполночь. Санек всю дорогу вспоминал, как здорово я отплясывала, и вообще был доволен праздником. Я же мечтала поскорее заснуть, чтобы передо мной больше не стоял красивый брюнет в белоснежном джемпере и с синими, как майское сочинское небо, глазами.
Утром у меня опять несносно болела голова.
Еще немного, и я стану алкоголичкой. Не являясь большой любительницей крепких напитков, дома я очень редко позволяла себе такие излишества. Приняв контрастный душ, я выползла на кухню. Неизменно жизнерадостный Санек уже уплетал гигантский бутерброд с бужениной. Этот кулинарный шедевр прочно вошел в быт некоторых людей еще со студенческих времен, когда целый батон разрезался вдоль пополам; щедро намазывался маслом или майонезом (что было под рукой) и сверху накрывался огромным куском ветчины или колбасы. Санек трепетно соблюдал традиции юности. Я с отвращением посмотрела на благоухающую буженину и с удовольствием захрустела пупырчатым маринованным огурчиком. На сегодня у друзей была запланирована прогулка на катамаране, от чего я решила воздержаться. Нет, воды я не боюсь, но укачивает меня жутко. Поэтому, сославшись на головную боль и желание побродить в одиночестве где-нибудь в парке, я вежливо отказалась. Викуся не стала долго уговаривать, и, взяв с меня слово, что к ужину я вернусь, друзья быстро собрались и уехали. Я позвонила Клаве:
— Клава, у него есть другая женщина.
— У кого? — не поняла подруга.
— У Антона, он с ней вчера танцевал в ресторане.
— Лялечка, ты не заболела? — забеспокоилась Клавка. — Какой Антон?
— Да Бандерас, его так зовут!
— Очень оригинально! Ну и что, у него не может быть женщины?! Такой мужчина…
— Но он же вчера начал ухаживать за мной.
— Начал и закончил, — безапелляционно отрезала подруга. — Ты что там сопли распустила, влюбилась, что ли? Никогда не смешивай личное с общественным, слышишь?
— Клава, он та кой…
— Никакой! Он преступник, Ляля. А ты — курица безмозглая! Не обижайся, но это так. Ты что, плачешь?
— Да, — всхлипнула я. — Я хочу домой, Клава.
— Вот завтра и прилетишь, у тебя же билет на завтра? — уточнила Клавдия.
— Да, но я его сдам и приеду поездом. Еще одной попойки я не переживу.
— А, все ясно! Ты много пила последнее время, и у тебя усилился депрессивный синдром. Все, возьми себя в руки и не раскисай. Пока!
Сегодня ветер с моря дул еще сильнее. Вот и хорошо, что я не поплыла с друзьями. Проходя мимо торговой галереи, я зашла в кассы и сдала свой билет, а затем взяла курс на белую башню вокзала. Идя по улицам, я разглядывала людей вокруг себя. Несмотря на то что курортный сезон только начинался, приезжих было уже немало. Они необъяснимо отличались от местных жителей, хотя не сходили с поезда сразу в набедренных повязках и пляжных шляпах. Дабы не портить себе настроение воспоминаниями о вчерашнем вечере, я старалась думать о всяких несущественных мелочах. За этим занятием меня и застал телефонный звонок. Номер был незнакомым, но звонивший был настойчив, и я ответила.
— Добрый день, Ляля, — услышала я в трубке, и меня бросило в жар.
— Добрый, — спокойно ответила я и замолчала.
— Это Антон, извините, что беспокою, но у меня появилась идея пригласить вас сегодня вечером в одно романтическое место.
«Все, он начал действовать, игры закончились», — пронеслось в мозгу, и я решила пойти ва-банк:
— А что, вы разве не натанцевались вчера в «Дубраве»?
— Не понял?
— Зато я все поняла и этого достаточно.
И наплясалась я тоже вдоволь.
— Ляля, я не был вчера ни в какой «Дубраве», у меня совсем другие дела… — объяснял баритон в трубке.
— У меня нет времени разговаривать, — оборвала его я и отключилась.
От негодования у меня, наверное, раздувались ноздри, по крайней мере мужчина, шедший мне навстречу, поравнявшись, почему-то отшатнулся в сторону. Неслыханно! Этот аферист еще смеет звонить мне после того, как бесцеремонно рассматривал меня вчера, танцующую танец страсти! Скорее бы вернуться домой! Я пулей влетела в зал железнодорожных касс.
17
— Ляля, хорошо проверь свои вещи, особенно белье. Не нацеплял ли он тебе «жучков» для прослушивания?
— Ну при чем здесь белье, Клава? Я, к твоему сведению, не раздевалась!
— Все равно проверь, мало ли что. Все, конец связи!
Так, ясно. Клава окончательно вжилась в процесс расследования. А я, похоже, окончательно запуталась.
Когда я подъехала к ресторану «Дубрава», было еще светло. С горы, на которой стоял ресторан, открывалась великолепная панорама заката над морем. Лохматые розовые перья облаков разрезала ярко-алая полоска неба, в которой багровым диском висело солнце Морская гладь покрылась нежно-розовым перламутром, и к берегу по нему разбегались золотые дорожки.
Чайки, пилотирующие над водой, чернели на фоне солнца. Такая картина наверняка вдохновила бы какого-нибудь японского художника на написание миниатюры. Но у них там свои закаты, как и у нас свои художники.
У входа в ресторан сияющие Викуся и Санек встречали гостей, так или иначе причастных к их вот уже десятилетнему счастливому сосуществованию. Хотя поначалу мало кто верил в успех этого мероприятия. Дело в том, что Санек был удивительным чистюлей, а Вику не сильно заботили такие условности, как прибранные кровати, вымытая посуда и отсутствие пыли на полированной мебели. Он неустанно мыл и чистил обувь, протирал мягкой фланелью стекла и зеркала, а она попросту забывала выбросить в мусорное ведро обертку от шоколадки или яблочный огрызок, составляя из них икебану на журнальном столике. Теория некоторых современных специалистов по семейным вопросам о том, что пары необходимо подбирать по недостаткам, а не по достоинствам, в данном конкретном случае потерпела бы фиаско. Удивительно, но Вика и Санек не ссорились Каждый занимался своим делом, совершенно не упрекая другого за какой-либо промах. Может быть, спасало их брак то, что Вика великолепно готовила, а Санек был истинным гурманом? К его сердцу путь определенно лежал через желудок. Так что исключение можно найти в любом правиле.
За праздничным столом я никак не могла отвлечься от мыслей об Антоне. Обаяние в сочетании с его преступным прошлым и наверняка настоящим делало его образ невероятно притягательным. Тот факт, что мужчина моей мечты, по всей видимости, занимался, мягко говоря, противоправной деятельностью, вызывал у меня сильный внутренний протест. Ну почему человек, недостойный моего внимания, теперь занимал все мои мысли?
Тем временем гулянье достигло самого разгара и уже мало чем отличалось от обычной свадьбы. Гостей было не так много, но веселились они от души. Кое с кем я уже успела познакомиться за шестнадцать лет нашей с Викусей дружбы.
В основном это были ее подружки с мужьями или друзья Саньки с женами. Несмотря на праздничную атмосферу и столы, уставленные деликатесами, я начала скучать. Подруга несколько раз бросала на меня встревоженные взгляды, но я успокоила ее, заверив, что получаю удовольствие от приятного вечера.
Кроме нас в ресторане гуляли еще какие-то компании и просто отдельные парочки. Одна из них, сидевшая в отдалении возле фонтанчика, привлекла мое внимание, так как со спины мужчина показался мне смутно знакомым. Я принялась бесцеремонно их разглядывать, пользуясь тем, что мой наблюдательный пункт был достаточно хорошо замаскирован в драценах, юкках и монстерах, раскинувших свои гигантские лапы.
Девушка была видна замечательно: роскошная блондинка с длинными пушистыми волосами, похоже, некрашеными, хотя приглушенное освещение ресторана могло искажать истинный цвет.
Ее богатые ресницы бросали длинные тени на щеки, глаза рассмотреть было невозможно, но она и без того была сказочно хороша. Не удивлюсь, если и фигура у нее исключительная. Вот уж воистину порой природа дает некоторым сразу все. Девушка внимательно слушала мужчину, сидящего напротив, иногда тихонько смеясь и накручивая золотой локон на палец. А мужчина. Мужчина казался ужасно знакомым, и попытка сообразить, кто это, приобрела какую-то болезненную навязчивость. Такое часто случалось со мной: я не могла успокоиться и обрести душевное равновесие, пока не вспоминала что-либо, мучившее меня. Все прояснилось на удивление быстро. Он встал, протянул руку своей спутнице и повел ее танцевать. Как только он повернулся лицом, я мгновенно узнала его: это был Антон, так импозантно попросивший сегодня днем мой номер телефона, а вечером так интимно обнимавший какую-то красавицу под страстное пение Эроса Рамацотти. Я сидела под монстерой пунцовая от обиды и думала только о том, чтобы он меня не заметил. Антон был одет во все черное, глаза спрятаны за очками-хамелеонами. А блондинка действительно была сложена безупречно: тоненькая, длинноногая, в блестящих брючках и прозрачной блузке. Она ласково обнимала его за шею, а он крепко держал ее за талию.
Я попыталась собрать мысли в кучу и рассуждать логично. Если он начал слежку за мной еще в Краснодаре, то зачем подошел знакомиться? Не проще было бы оставаться инкогнито? Допустим, он абсолютно уверен в том, что я его раньше не видела, и потому решил закрутить со мной романчик. Но этот романчик-то он крутит сейчас не со мной?! И зачем, выслеживая меня, он приволок с собой эту русалку? Насколько я знала из достоверных литературных источников, ни один уважающий себя гангстер не брал на серьезное задание свою подружку А может, он вообще не следит за мной? Просто так совпало, что мы летели в одном самолете, гуляли по одной набережной и теперь вот сидим в одном ресторане? Вернее, некоторые сидят, а некоторые очень даже неплохо проводят время. Мысли никак не хотели строиться шеренгами и путались, наскакивая друг на друга. Тем временем пара закончила танцевать и удалилась к своему столику. Я решила совершить какой-нибудь провокационный поступок, чтобы обнаружить свое присутствие и посмотреть на реакцию Бандераса. Встав из-за стола, я нетвердой походкой вышла на середину танцевальной площадки и под заводную композицию «Лас Кетчуп» начала солировать. Вокруг меня мгновенно образовалась толпа, состоявшая в основном из темпераментных мужчин, искусно вплетающих в современный танец элементы своей национальной хореографии. Один из них даже прошелся по кругу в лезгинке, бодро размахивая руками и, подобно орлу, глядя на меня покровительственно свысока. Я старалась не спускать глаз с моего брюнета, ожидая его реакции. Он продолжал о чем-то мило беседовать со своей блондинкой.
Вдруг она показала рукой на меня, он повернулся лицом к залу и, откинувшись на стуле, стал рассматривать меня без какого-либо выражения на лице. Я почувствовала себя так, словно меня выставили на всеобщее обозрение в обнаженном виде, но отступать было некуда, поэтому я зажмурилась и самозабвенно отдалась танцу, желая, чтобы эта мелодия поскорее закончилась. На последнем аккорде один из моих партнеров взял разбег и, упав на колени, стремительно проехал по скользкому полу, едва не сбив меня с ног. Вот так, вдвоем, в крепком объятии, мы закончили свой танец под громкие аплодисменты собравшихся. Викуся даже щелкнула фотоаппаратом, ослепив меня вспышкой. Я посмотрела на Бандераса — он курил, глядя на меня сквозь переливающиеся очки. Высвободив ноги из рук своего партнера и гордо заявив Викусе, что пресс-конференции не будет и репортеры могут быть свободны, я прошествовала к своему креслу. Через несколько секунд на столе передо мной появился букет изысканных цветов, наверное, орхидей.
Я посмотрела на столик в отдалении, брюнета уже не было. Значит, цветы прислал не он. Зато в противоположном углу ресторана я заметила раскланивающегося в мою сторону танцора с бокалом в руке, второй, такой же официант поставил мне на стол. Я улыбнулась и пригубила шампанское, слегка колючее из-за воздушных пузырьков.
Домой мы вернулись далеко заполночь. Санек всю дорогу вспоминал, как здорово я отплясывала, и вообще был доволен праздником. Я же мечтала поскорее заснуть, чтобы передо мной больше не стоял красивый брюнет в белоснежном джемпере и с синими, как майское сочинское небо, глазами.
Утром у меня опять несносно болела голова.
Еще немного, и я стану алкоголичкой. Не являясь большой любительницей крепких напитков, дома я очень редко позволяла себе такие излишества. Приняв контрастный душ, я выползла на кухню. Неизменно жизнерадостный Санек уже уплетал гигантский бутерброд с бужениной. Этот кулинарный шедевр прочно вошел в быт некоторых людей еще со студенческих времен, когда целый батон разрезался вдоль пополам; щедро намазывался маслом или майонезом (что было под рукой) и сверху накрывался огромным куском ветчины или колбасы. Санек трепетно соблюдал традиции юности. Я с отвращением посмотрела на благоухающую буженину и с удовольствием захрустела пупырчатым маринованным огурчиком. На сегодня у друзей была запланирована прогулка на катамаране, от чего я решила воздержаться. Нет, воды я не боюсь, но укачивает меня жутко. Поэтому, сославшись на головную боль и желание побродить в одиночестве где-нибудь в парке, я вежливо отказалась. Викуся не стала долго уговаривать, и, взяв с меня слово, что к ужину я вернусь, друзья быстро собрались и уехали. Я позвонила Клаве:
— Клава, у него есть другая женщина.
— У кого? — не поняла подруга.
— У Антона, он с ней вчера танцевал в ресторане.
— Лялечка, ты не заболела? — забеспокоилась Клавка. — Какой Антон?
— Да Бандерас, его так зовут!
— Очень оригинально! Ну и что, у него не может быть женщины?! Такой мужчина…
— Но он же вчера начал ухаживать за мной.
— Начал и закончил, — безапелляционно отрезала подруга. — Ты что там сопли распустила, влюбилась, что ли? Никогда не смешивай личное с общественным, слышишь?
— Клава, он та кой…
— Никакой! Он преступник, Ляля. А ты — курица безмозглая! Не обижайся, но это так. Ты что, плачешь?
— Да, — всхлипнула я. — Я хочу домой, Клава.
— Вот завтра и прилетишь, у тебя же билет на завтра? — уточнила Клавдия.
— Да, но я его сдам и приеду поездом. Еще одной попойки я не переживу.
— А, все ясно! Ты много пила последнее время, и у тебя усилился депрессивный синдром. Все, возьми себя в руки и не раскисай. Пока!
Сегодня ветер с моря дул еще сильнее. Вот и хорошо, что я не поплыла с друзьями. Проходя мимо торговой галереи, я зашла в кассы и сдала свой билет, а затем взяла курс на белую башню вокзала. Идя по улицам, я разглядывала людей вокруг себя. Несмотря на то что курортный сезон только начинался, приезжих было уже немало. Они необъяснимо отличались от местных жителей, хотя не сходили с поезда сразу в набедренных повязках и пляжных шляпах. Дабы не портить себе настроение воспоминаниями о вчерашнем вечере, я старалась думать о всяких несущественных мелочах. За этим занятием меня и застал телефонный звонок. Номер был незнакомым, но звонивший был настойчив, и я ответила.
— Добрый день, Ляля, — услышала я в трубке, и меня бросило в жар.
— Добрый, — спокойно ответила я и замолчала.
— Это Антон, извините, что беспокою, но у меня появилась идея пригласить вас сегодня вечером в одно романтическое место.
«Все, он начал действовать, игры закончились», — пронеслось в мозгу, и я решила пойти ва-банк:
— А что, вы разве не натанцевались вчера в «Дубраве»?
— Не понял?
— Зато я все поняла и этого достаточно.
И наплясалась я тоже вдоволь.
— Ляля, я не был вчера ни в какой «Дубраве», у меня совсем другие дела… — объяснял баритон в трубке.
— У меня нет времени разговаривать, — оборвала его я и отключилась.
От негодования у меня, наверное, раздувались ноздри, по крайней мере мужчина, шедший мне навстречу, поравнявшись, почему-то отшатнулся в сторону. Неслыханно! Этот аферист еще смеет звонить мне после того, как бесцеремонно рассматривал меня вчера, танцующую танец страсти! Скорее бы вернуться домой! Я пулей влетела в зал железнодорожных касс.
17
После обеда дел в моей конторе не было, шефиня закрыла глаза на то, что сотрудники по одному расползались, как тараканы. Это было очень кстати, ведь я уже давно обещала Клаве помочь избавиться от хлама и разобрать подвал С подвалом вообще связана интересная история. Как-то раз зайдя к Клаве, я застала ее сидящей в гостиной на диване и сосредоточенно рассматривающей ковры, расстеленные на полу.
— Караван-сарай или чайхана? — спросила я громко, чтобы обратить на себя внимание.
— А, это ты. Привет, — рассеянно отреагировала Клава — Слушай, как тебе кажется, какой ковер лучше постелить на пол?
Я уставилась на два довольно приличных образца советского ковроткачества, пытаясь уловить принципиальную разницу. Один был красный, а другой — зеленый.
— Ну вроде этот, зеленый, потолще будет, — неуверенно сказала я.
— А красный мне больше нравится, — откликнулась Клава.
— Ну постели оба. А что, сейчас модно делить пространство на зоны. Будет у тебя в комнате две зоны, ты и мебель можешь переставить, — все больше воодушевлялась я.
— Ты думаешь? — оживилась подруга. — А правда, я сама видела в «Квартирном вопросе» такие заморочки. Точно, вот сюда я переставлю кресло и журнальный столик. Там, — она махнула рукой в сторону противоположного окна, — встанет книжный шкафчик, да и сервантик поместится. Слушай, а что ты сидишь?
Давай помогай! — крикнула Клава, вскакивая с дивана.
Следующие два часа мы пыхтели и, учитывая наши физические возможности, производили много лишних движений. Обливаясь потом, мы стащили в угол всю мебель и постелили красный ковер.
— Теперь ставим там диван, торшер, журнальный столик и кресло! — скомандовала Клава.
— Дай передохнуть, — сказала я очень некстати с точки зрения подруги.
— Потом отдохнешь! — отмахнулась она и в пылу своей созидательной деятельности ринулась к шкафчику для книг.
— Осторожно! — крикнула я, но Клава уже потянула шкаф за верхнюю полку.
Будто костяшки домино, весело сложились полочки, и шкафчик устремился навстречу Клаве.
— Удивительно, как хорошо ты помещаешься в любом предмете мебели! — воскликнула я, поднимая шкафчики выковыривая из него Клавдию, — Ты жива еще, моя старушка? — пропела я.
— Жива, жива, — прокряхтела она, оглядывая свои ободранные ноги и растирая покрасневший локоть. — Черт, какое опасное дело — заниматься меблировкой!
Я перетащила зеленый ковер на место, выделенное для него, и чуть не упала, зацепившись за что-то ногой.
— Что это, Клава?
— Это? А, это кольцо! — радостно ответила подруга.
— Я вижу, что кольцо…
— Что это за кольцо и зачем оно торчит посреди комнаты?
— Это вход в подвал! — сообщила Клава.
— У тебя вход в подвал в гостиной?
— Ну и что? Нужно же где-нибудь входить в подвал?
— И что у тебя в подвале?
— Не знаю, я там ни разу не была.
Я в изумлении уставилась на подругу:
— Клава, как можно проявить такую халатность и не облазить все уголки в собственном доме? А вдруг у тебя там лаборатория по производству бактериологического оружия?!
— Ага. Ты еще скажи, что там большевики сидят в подполье с семнадцатого года и огурцы все поели. — Клава, при чем тут огурцы?
— Ни при чем, а огурцов нет, — обиженно ответила Клава.
Я придирчиво осмотрела комнату. Она приобрела неожиданно законченный и оригинальный вид.
— Bay! — воскликнула Клавка. — Дети не узнают родной дом. Надо бы еще занавески поменять.
— Клав, давай ты это завтра сделаешь, без меня. Я хочу залезть в подвал и посмотреть, наконец, что там.
Но Клаба была непреклонна и ни в какую не соглашалась лезть в подвал:
— В другой раз, сейчас не до того. Дети вот-вот прибегут с учебы, кормить надо.
Я не стала уговаривать подругу, но взяла с нее слово, что в следующий раз она не будет препятствовать моему здоровому любопытству.
…Сегодня я решила совершить первую экспедицию в таинственное подземелье. Как только я сообщила об этом Клаве, она вздохнула и погрустнела.
— Клава, ты что?
— А может, не надо? Вдруг там мыши? Я боюсь мышей.
— Запустишь в подвал Ксенофонта, Он их любит.
— Ну ладно, — сказала Клава. — Давай.
Сейчас я принесу фонарик и обую кроссовки.
— И шлем Филькин возьми!
— В шлеме неудобно — в темноте не видно.
— Клава, я пошутила. Неси скорей фонарик!
— Сходи за ним, он где-то на кухне, в буфете.
Я пошла на кухню. Буфет служил Клавке хранилищем разных вещей: от посуды (как ни странно) до мелких предметов, которые валялись повсюду до очередной попытки навести порядок, когда подруга или ее дети собирали их и засовывали в разные ящики буфета, где еще оставалось место. Здесь можно было найти крышки, пузырьки, пробки, монетки, россыпи карандашей и поломанных ручек (вдруг пригодятся), свисток, калькулятор, невесть как попавший в компанию с пакетиками чая, записную книжку, сушеную ящерицу в коробочке под стеклом (Настя когда-то увлекалась биологией). Наконец я увидела фонарик, он был засунут в меховую рукавицу.
— А это что? — спросила я, вернувшись в комнату.
— Ой, ты нашла мой мобильник! А я думаю, где он? Я слышала, что где-то звучит музыка, а потом он, наверное, разрядился. Я неделю его ищу.
Я только покачала головой:
— Боюсь, что однажды ты сама потеряешься. На тебе уже впору сделать надпись: «Вернуть по адресу такому-то за вознаграждение».
Клава с видом оскорбленной добродетели подошла ко мне и молча забрала телефон.
— Поставлю на подзарядку, — донеслось из соседней комнаты.
— Иди уже наконец, я открываю люк!
Я отогнула угол красного ковра и решительно потянула за кольцо. Люк открылся неожиданно легко. Из черной дыры потянуло сыростью и плесенью.
— Боже мой, сейчас оттуда налетит моль и сожрет мои персидские ковры, — простонала Клавка.
— Там нет моли, — сказала я неуверенно и добавила, посветив в дыру:
— Лестницы я тоже не вижу, но вроде бы неглубоко. Клава, давай я тебя спущу в люк, потом передам тебе стул и сама спущусь на него.
— Давай, сначала стул, потом ты, потом я, — предложила Клава в ответ.
— Хорошо, хорошо. Тащи стул из Филькиной комнаты, он покрепче будет.
Клавдия, кряхтя, притащила стул. Филя сделал его сам, считая, что современная мебель не в состоянии выдержать настоящего воина в доспехах. Мы аккуратно привязали к стулу веревку и спустили его в подвал.
— Действительно неглубоко, — сказала Клава. — Давай я попробую.
Она села на край люка, спустила туда обе ноги и оттолкнулась от края.
— А-а-а-а-а!!! — раздался Клавкин вопль и звук падения тела.
— Клавочка, что с тобой? Клава, ты жива? — запричитала я. — Подожди, я сейчас спущусь.
— А-а-а-а-а!!! — с таким же воплем я приземлилась на четвереньки на что-то мягкое и теплое.
— Ляля, слезь с меня, — прямо в ухо сказал сдавленный голос, похожий на Клавкин.
— Сейчас, — я отползла в сторону, нашарила упавший фонарик и осторожно выпрямила спину.
— Ого! — присвистнула Клава. — А подвальчик-то нехилый! Что тут было, бомбоубежище?
— А мы сейчас посмотрим! Кстати, а где наш стульчик?
— Да вот он, — ткнула пальцем в темноту подруга.
Я посветила в ту сторону и увидела огромную бочку, на которой стоял стул:
— Да, Акела промахнулся. Клавдия, как это мы сиганули мимо?
— Не знаю, — ответила подруга, — но раз уж обошлось без переломов, давай осмотримся.
Вдоль довольно просторного помещения с земляным полом тянулись стеллажи, на которых поблескивали банки. Я подошла поближе и смахнула пыль с нескольких банок: огурчики, помидорчики, компотики.
— Да тут просто продовольственный склад!
Клава, а ты говорила, что ни одной банки в этом году не закрыла.
Клава стояла молча и соображала.
— Так ведь это не мои баночки, — радостно объяснила она. — Это Василия из двадцать третьего дома. Точно, вот такие грушки у него растут и огурчики из теплички. Вот.
Я вспомнила куркуля Василия, о котором говорила Клавка. Мужичок лет сорока пяти, капитан в отставке, давно заглядывался на подругу, «Все равно твой кролик ходит к моей кошке», — говорил Василий.
Кролик Варфоломей, милый лопоухий зверек, белый с коричневыми пятнами на морде, быстро понял, что хозяйка не слишком разбирается в вопросах животноводства, особенно в части заготовки кормов и кормлении животных как таковых. Так, например, будучи твердо уверенной в том, что из травы можно получать необходимое для обеспечения жизнедеятельности организма количество воды, за все жаркое, пыльное лето она не налила бедняге ни капли. Тот факт, что Лорду воду наливали, объяснялся, видимо, тем, что собаки траву не едят. Оглядевшись по сторонам и взвесив свои шансы на выживание в таких условиях, кролик попытался прибиться к стае кур-экстремалок. Но после кур подъедать было абсолютно нечего. Им самим приходилось нелегко, а когда они выклевали остатки травы рядом с клеткой кролика, Варик решил: «Пора переходить через кордон». «Землей обетованной» для Варика был соседний участок. Сочная травка, блестящие баклажаны и огромные перцы, рдеющие на солнце, — все это изобилие вызывало спазмы в желудке кролика. Дождавшись ночи, он начал делать подкоп. Выкопав под кустом малины незаметную, но вполне приличную яму, кролик нырнул на чужую сторону. Это был настоящий праздник! Ошалев от разнообразия, Варик рванул к теплице. «Не съем, так понадкусываю», — рассудил кролик, как хохол в известном анекдоте, и оставил след своих зубов на сочной мякоти всех помидоров, до которых смог дотянуться. Василий, наверное, никогда не думал, что помидорам может грозить опасность со стороны кролика, ведь кролики не едят помидоры, это общеизвестно. Но сам Варфоломей этого не знал и, наевшись до отвала, решил вернуться завтра, чтобы попробовать огурчики. С тех пор он регулярно делал вылазки в соседский огород. В один из своих визитов он познакомился с соседской кошкой Муськой, которую практичный Василий завел исключительно для охраны дома и приусадебного участка от грызунов. Муська прониклась к Варику сочувствием; не раз она угощала длинноухого приятеля молоком из своей миски.
Василий заметил, что с помидорами стало происходить что-то неладное. «Крысы», подумал он и поставил крысоловку. Результат не заставил себя ждать. Ранним утром Василий вышел, позевывая, полить грядки и, забыв о принятых мерах, шагнул в теплицу. Угодив босой ногой в крысоловку, Василий издал вопль боли и удивления.
Больше туда никто в тот день не попался. Не попался никто и в другие дни. Василий понял, что дело осложняется. Он решил вспомнить боевое прошлое, залечь с дробовиком в засаде и выследить наконец вредителя. Взошла луна, огород был освещен ровным голубоватым светом, который придавал пейзажу оттенок нереальности. Вдруг от забора отделилась тень и скачками стала продвигаться в сторону теплицы. По-пластунски Василий подполз к теплице и, заглянув вовнутрь, онемел от удивления: поднявшись на задние лапы, перед кустом помидоров сидел кролик, смутно знакомый Василию. «Ах ты, тварюга!» — взревел Василий Игнатьевич. Кролик, не теряя времени даром, метнулся к дыре под забором и скрылся из виду. Кролики бегают быстрее, чем отставные капитаны.
Клава решительно отмела все претензии соседа в адрес Варфоломея.
— Кролика не едят помидоры и не гуляют с кошками, — сказала она категорично.
— Но помидоры-то попорчены? — настаивал Василий.
— А может, вы сами их по ночам грызете, во сне? — добавила она. — Вы лунатизмом не страдаете?
Эта история сильно повлияла на Василия Игнатьевича. Обиженный, он еще больше утвердился в том мнении, что соседка — женщина странная и, вероятно, не совсем нормальная, как любая одинокая женщина, не ведомая по жизни мужской рукой.
— Да хватит уже ныть, в самом деле! Я ведь тоже свалилась и ничего, молчу.
— Еще бы тебе не молчать, моя дорогая, ты случайно не помнишь, на что, вернее, на кого ты приземлилась? А ведь это, смею напомнить, была я. Я, может быть, в себя не успела прийти после падения, а тут еще ты как тюфяк…
— Почему это как тюфяк? — обиделась я. — Я понимаю, что я не Плисецкая, но все же не лишена некоторой грации.
— А как же борцы сумо тоже весьма грациозно перебирают целлюлитными ножками в Японии, вызывая сход лавин на Кавказе.
— Боже мой, сколько яда источают твои слова! Наверное, сложно поддерживать постоянный уровень?
— Ничуть, — парировала подруга. — С тех пор как я общаюсь с тобой, мой небольшой, подчеркиваю, небольшой природный запас постоянно пополняется.
Я с сомнением вглядывалась в лицо Клавы, стараясь понять, шутит она или серьезно.
— Хватит светить в лицо, партайгеноссе Мюллер, здесь вам не гестапо!
Я с облегчением вздохнула, все-таки она шутит, значит, не обижается. Я перевела луч фонарика на стеллажи, «украшающие» стены подвала, и спросила:
— Интересно, как Василий сюда проник?
— Наверное, у него тоже есть вход в подвал.
— Надо же, какая гениальная догадка! И ежу понятно, что у него есть вход в подвал. Почему он ставит свои банки под твоим домом?
— Не знаю, а ты как думаешь?
— Я думаю, он решил завоевать тебя, захватив сначала твой подвал Он ведет наблюдение за тобой…
— Караван-сарай или чайхана? — спросила я громко, чтобы обратить на себя внимание.
— А, это ты. Привет, — рассеянно отреагировала Клава — Слушай, как тебе кажется, какой ковер лучше постелить на пол?
Я уставилась на два довольно приличных образца советского ковроткачества, пытаясь уловить принципиальную разницу. Один был красный, а другой — зеленый.
— Ну вроде этот, зеленый, потолще будет, — неуверенно сказала я.
— А красный мне больше нравится, — откликнулась Клава.
— Ну постели оба. А что, сейчас модно делить пространство на зоны. Будет у тебя в комнате две зоны, ты и мебель можешь переставить, — все больше воодушевлялась я.
— Ты думаешь? — оживилась подруга. — А правда, я сама видела в «Квартирном вопросе» такие заморочки. Точно, вот сюда я переставлю кресло и журнальный столик. Там, — она махнула рукой в сторону противоположного окна, — встанет книжный шкафчик, да и сервантик поместится. Слушай, а что ты сидишь?
Давай помогай! — крикнула Клава, вскакивая с дивана.
Следующие два часа мы пыхтели и, учитывая наши физические возможности, производили много лишних движений. Обливаясь потом, мы стащили в угол всю мебель и постелили красный ковер.
— Теперь ставим там диван, торшер, журнальный столик и кресло! — скомандовала Клава.
— Дай передохнуть, — сказала я очень некстати с точки зрения подруги.
— Потом отдохнешь! — отмахнулась она и в пылу своей созидательной деятельности ринулась к шкафчику для книг.
— Осторожно! — крикнула я, но Клава уже потянула шкаф за верхнюю полку.
Будто костяшки домино, весело сложились полочки, и шкафчик устремился навстречу Клаве.
— Удивительно, как хорошо ты помещаешься в любом предмете мебели! — воскликнула я, поднимая шкафчики выковыривая из него Клавдию, — Ты жива еще, моя старушка? — пропела я.
— Жива, жива, — прокряхтела она, оглядывая свои ободранные ноги и растирая покрасневший локоть. — Черт, какое опасное дело — заниматься меблировкой!
Я перетащила зеленый ковер на место, выделенное для него, и чуть не упала, зацепившись за что-то ногой.
— Что это, Клава?
— Это? А, это кольцо! — радостно ответила подруга.
— Я вижу, что кольцо…
— Что это за кольцо и зачем оно торчит посреди комнаты?
— Это вход в подвал! — сообщила Клава.
— У тебя вход в подвал в гостиной?
— Ну и что? Нужно же где-нибудь входить в подвал?
— И что у тебя в подвале?
— Не знаю, я там ни разу не была.
Я в изумлении уставилась на подругу:
— Клава, как можно проявить такую халатность и не облазить все уголки в собственном доме? А вдруг у тебя там лаборатория по производству бактериологического оружия?!
— Ага. Ты еще скажи, что там большевики сидят в подполье с семнадцатого года и огурцы все поели. — Клава, при чем тут огурцы?
— Ни при чем, а огурцов нет, — обиженно ответила Клава.
Я придирчиво осмотрела комнату. Она приобрела неожиданно законченный и оригинальный вид.
— Bay! — воскликнула Клавка. — Дети не узнают родной дом. Надо бы еще занавески поменять.
— Клав, давай ты это завтра сделаешь, без меня. Я хочу залезть в подвал и посмотреть, наконец, что там.
Но Клаба была непреклонна и ни в какую не соглашалась лезть в подвал:
— В другой раз, сейчас не до того. Дети вот-вот прибегут с учебы, кормить надо.
Я не стала уговаривать подругу, но взяла с нее слово, что в следующий раз она не будет препятствовать моему здоровому любопытству.
…Сегодня я решила совершить первую экспедицию в таинственное подземелье. Как только я сообщила об этом Клаве, она вздохнула и погрустнела.
— Клава, ты что?
— А может, не надо? Вдруг там мыши? Я боюсь мышей.
— Запустишь в подвал Ксенофонта, Он их любит.
— Ну ладно, — сказала Клава. — Давай.
Сейчас я принесу фонарик и обую кроссовки.
— И шлем Филькин возьми!
— В шлеме неудобно — в темноте не видно.
— Клава, я пошутила. Неси скорей фонарик!
— Сходи за ним, он где-то на кухне, в буфете.
Я пошла на кухню. Буфет служил Клавке хранилищем разных вещей: от посуды (как ни странно) до мелких предметов, которые валялись повсюду до очередной попытки навести порядок, когда подруга или ее дети собирали их и засовывали в разные ящики буфета, где еще оставалось место. Здесь можно было найти крышки, пузырьки, пробки, монетки, россыпи карандашей и поломанных ручек (вдруг пригодятся), свисток, калькулятор, невесть как попавший в компанию с пакетиками чая, записную книжку, сушеную ящерицу в коробочке под стеклом (Настя когда-то увлекалась биологией). Наконец я увидела фонарик, он был засунут в меховую рукавицу.
— А это что? — спросила я, вернувшись в комнату.
— Ой, ты нашла мой мобильник! А я думаю, где он? Я слышала, что где-то звучит музыка, а потом он, наверное, разрядился. Я неделю его ищу.
Я только покачала головой:
— Боюсь, что однажды ты сама потеряешься. На тебе уже впору сделать надпись: «Вернуть по адресу такому-то за вознаграждение».
Клава с видом оскорбленной добродетели подошла ко мне и молча забрала телефон.
— Поставлю на подзарядку, — донеслось из соседней комнаты.
— Иди уже наконец, я открываю люк!
Я отогнула угол красного ковра и решительно потянула за кольцо. Люк открылся неожиданно легко. Из черной дыры потянуло сыростью и плесенью.
— Боже мой, сейчас оттуда налетит моль и сожрет мои персидские ковры, — простонала Клавка.
— Там нет моли, — сказала я неуверенно и добавила, посветив в дыру:
— Лестницы я тоже не вижу, но вроде бы неглубоко. Клава, давай я тебя спущу в люк, потом передам тебе стул и сама спущусь на него.
— Давай, сначала стул, потом ты, потом я, — предложила Клава в ответ.
— Хорошо, хорошо. Тащи стул из Филькиной комнаты, он покрепче будет.
Клавдия, кряхтя, притащила стул. Филя сделал его сам, считая, что современная мебель не в состоянии выдержать настоящего воина в доспехах. Мы аккуратно привязали к стулу веревку и спустили его в подвал.
— Действительно неглубоко, — сказала Клава. — Давай я попробую.
Она села на край люка, спустила туда обе ноги и оттолкнулась от края.
— А-а-а-а-а!!! — раздался Клавкин вопль и звук падения тела.
— Клавочка, что с тобой? Клава, ты жива? — запричитала я. — Подожди, я сейчас спущусь.
— А-а-а-а-а!!! — с таким же воплем я приземлилась на четвереньки на что-то мягкое и теплое.
— Ляля, слезь с меня, — прямо в ухо сказал сдавленный голос, похожий на Клавкин.
— Сейчас, — я отползла в сторону, нашарила упавший фонарик и осторожно выпрямила спину.
— Ого! — присвистнула Клава. — А подвальчик-то нехилый! Что тут было, бомбоубежище?
— А мы сейчас посмотрим! Кстати, а где наш стульчик?
— Да вот он, — ткнула пальцем в темноту подруга.
Я посветила в ту сторону и увидела огромную бочку, на которой стоял стул:
— Да, Акела промахнулся. Клавдия, как это мы сиганули мимо?
— Не знаю, — ответила подруга, — но раз уж обошлось без переломов, давай осмотримся.
Вдоль довольно просторного помещения с земляным полом тянулись стеллажи, на которых поблескивали банки. Я подошла поближе и смахнула пыль с нескольких банок: огурчики, помидорчики, компотики.
— Да тут просто продовольственный склад!
Клава, а ты говорила, что ни одной банки в этом году не закрыла.
Клава стояла молча и соображала.
— Так ведь это не мои баночки, — радостно объяснила она. — Это Василия из двадцать третьего дома. Точно, вот такие грушки у него растут и огурчики из теплички. Вот.
Я вспомнила куркуля Василия, о котором говорила Клавка. Мужичок лет сорока пяти, капитан в отставке, давно заглядывался на подругу, «Все равно твой кролик ходит к моей кошке», — говорил Василий.
Кролик Варфоломей, милый лопоухий зверек, белый с коричневыми пятнами на морде, быстро понял, что хозяйка не слишком разбирается в вопросах животноводства, особенно в части заготовки кормов и кормлении животных как таковых. Так, например, будучи твердо уверенной в том, что из травы можно получать необходимое для обеспечения жизнедеятельности организма количество воды, за все жаркое, пыльное лето она не налила бедняге ни капли. Тот факт, что Лорду воду наливали, объяснялся, видимо, тем, что собаки траву не едят. Оглядевшись по сторонам и взвесив свои шансы на выживание в таких условиях, кролик попытался прибиться к стае кур-экстремалок. Но после кур подъедать было абсолютно нечего. Им самим приходилось нелегко, а когда они выклевали остатки травы рядом с клеткой кролика, Варик решил: «Пора переходить через кордон». «Землей обетованной» для Варика был соседний участок. Сочная травка, блестящие баклажаны и огромные перцы, рдеющие на солнце, — все это изобилие вызывало спазмы в желудке кролика. Дождавшись ночи, он начал делать подкоп. Выкопав под кустом малины незаметную, но вполне приличную яму, кролик нырнул на чужую сторону. Это был настоящий праздник! Ошалев от разнообразия, Варик рванул к теплице. «Не съем, так понадкусываю», — рассудил кролик, как хохол в известном анекдоте, и оставил след своих зубов на сочной мякоти всех помидоров, до которых смог дотянуться. Василий, наверное, никогда не думал, что помидорам может грозить опасность со стороны кролика, ведь кролики не едят помидоры, это общеизвестно. Но сам Варфоломей этого не знал и, наевшись до отвала, решил вернуться завтра, чтобы попробовать огурчики. С тех пор он регулярно делал вылазки в соседский огород. В один из своих визитов он познакомился с соседской кошкой Муськой, которую практичный Василий завел исключительно для охраны дома и приусадебного участка от грызунов. Муська прониклась к Варику сочувствием; не раз она угощала длинноухого приятеля молоком из своей миски.
Василий заметил, что с помидорами стало происходить что-то неладное. «Крысы», подумал он и поставил крысоловку. Результат не заставил себя ждать. Ранним утром Василий вышел, позевывая, полить грядки и, забыв о принятых мерах, шагнул в теплицу. Угодив босой ногой в крысоловку, Василий издал вопль боли и удивления.
Больше туда никто в тот день не попался. Не попался никто и в другие дни. Василий понял, что дело осложняется. Он решил вспомнить боевое прошлое, залечь с дробовиком в засаде и выследить наконец вредителя. Взошла луна, огород был освещен ровным голубоватым светом, который придавал пейзажу оттенок нереальности. Вдруг от забора отделилась тень и скачками стала продвигаться в сторону теплицы. По-пластунски Василий подполз к теплице и, заглянув вовнутрь, онемел от удивления: поднявшись на задние лапы, перед кустом помидоров сидел кролик, смутно знакомый Василию. «Ах ты, тварюга!» — взревел Василий Игнатьевич. Кролик, не теряя времени даром, метнулся к дыре под забором и скрылся из виду. Кролики бегают быстрее, чем отставные капитаны.
Клава решительно отмела все претензии соседа в адрес Варфоломея.
— Кролика не едят помидоры и не гуляют с кошками, — сказала она категорично.
— Но помидоры-то попорчены? — настаивал Василий.
— А может, вы сами их по ночам грызете, во сне? — добавила она. — Вы лунатизмом не страдаете?
Эта история сильно повлияла на Василия Игнатьевича. Обиженный, он еще больше утвердился в том мнении, что соседка — женщина странная и, вероятно, не совсем нормальная, как любая одинокая женщина, не ведомая по жизни мужской рукой.
* * *
— Клава, я думаю, надо осмотреться, — Давай, — ответила подруга, растирая колено. — Надо же так удачно грохнуться!— Да хватит уже ныть, в самом деле! Я ведь тоже свалилась и ничего, молчу.
— Еще бы тебе не молчать, моя дорогая, ты случайно не помнишь, на что, вернее, на кого ты приземлилась? А ведь это, смею напомнить, была я. Я, может быть, в себя не успела прийти после падения, а тут еще ты как тюфяк…
— Почему это как тюфяк? — обиделась я. — Я понимаю, что я не Плисецкая, но все же не лишена некоторой грации.
— А как же борцы сумо тоже весьма грациозно перебирают целлюлитными ножками в Японии, вызывая сход лавин на Кавказе.
— Боже мой, сколько яда источают твои слова! Наверное, сложно поддерживать постоянный уровень?
— Ничуть, — парировала подруга. — С тех пор как я общаюсь с тобой, мой небольшой, подчеркиваю, небольшой природный запас постоянно пополняется.
Я с сомнением вглядывалась в лицо Клавы, стараясь понять, шутит она или серьезно.
— Хватит светить в лицо, партайгеноссе Мюллер, здесь вам не гестапо!
Я с облегчением вздохнула, все-таки она шутит, значит, не обижается. Я перевела луч фонарика на стеллажи, «украшающие» стены подвала, и спросила:
— Интересно, как Василий сюда проник?
— Наверное, у него тоже есть вход в подвал.
— Надо же, какая гениальная догадка! И ежу понятно, что у него есть вход в подвал. Почему он ставит свои банки под твоим домом?
— Не знаю, а ты как думаешь?
— Я думаю, он решил завоевать тебя, захватив сначала твой подвал Он ведет наблюдение за тобой…