Страница:
– Вы меня извините? – спросил он.
– Сначала, может быть, станцуем еще один танец? А тем временем вернется Хоппи и составит мне компанию.
Казалось, она не могла придумать никакого иного способа задержать его, желая тем самым спасти его или, наоборот, предавая. И то и другое, они оба знали это, было невероятным. Он улыбнулся.
– Почему же не сейчас? – тихо спросил он. – Хоппи вернется, но я не собираюсь брать его с собой. У меня к Роджерсу личное дело. Я сюда пришел, чтобы встретиться с ним, так что я должен пойти. Не знаю, что он задумал, но я выясню это. Это принцип, который я исповедую, – выяснять. И если ему известно, что именно так я работаю, и он будет к этому готов, я выясню это тоже.
Она не двигалась и не произнесла ни слова.
Затем слегка коснулась его руки; и это прикосновение было подобно поцелую, или объятию, или даже чему-то большему, а может быть, – ничему.
– Счастливо, Святой.
– Мне всегда везет, – сказал он и быстро последовал за официантом.
Ему хотелось, чтобы события развивались именно таким образом – очень быстро и чтобы он мог с головой погрузиться в опасную стихию, а не заниматься бесплодными размышлениями, не предпринимая никаких действий: он устал думать. В этом не было никакой бравады. Ему хотелось того, чего от него ожидали, – хотелось дерзко и отчаянно.
– Показывайте, куда идти, Адольф, – сказал он, и в глазах официанта чуть заметно сверкнули искры.
– Хорошо, сэр. Сюда.
Они по периметру обошли чуть ли не весь зал, миновали оркестр и прошли через прикрытую занавесом дверь, очутившись в коридоре длиной примерно в два ярда, который поворачивал налево, потом еще раз налево, образуя букву "П".
Саймон остановился на одном повороте и принялся поправлять на ботинке шнурок, который у него был в полном порядке. Когда Саймон проходил по залу, Марч и Фрэд танцевали, но если они собирались последовать за ним, то с минуты на минуту должны будут появиться здесь. Он довольно долго возился со своим шнурком, но никто не появился, и он продолжил путь.
В конце коридора, длиной в восемь футов, была дверь, которая, судя по дверному блоку, окантовывавшему толстое матовое стекло, вела наружу. Левая стена была тонкой, и приглушенный шум и звон посуды говорили о том, что там находится кухня. Дальше по обе стороны коридора были обычные двери. Из одной такой двери вышла красивая черноволосая девушка в прозрачном белье и саронге[10] и, едва взглянув на них, прошла дальше, ожидая своего выхода на сцену. За дверью на противоположной стороне коридора слышались громкие мужские голоса. Вдруг эта дверь распахнулась, и из нее выпорхнуло юное создание в платье с блестками и в серебряном парике, которое, искоса взглянув на них, произнесло: «Ух!» – и со скоростью ящерицы скрылось в двери напротив.
Здесь официант остановился и, когда Саймон подошел к нему, сказал:
– Последняя дверь налево.
– Благодарю.
Саймон пошел дальше. Он шел твердой походкой, преодолевая инстинктивный страх, чувствуя себя неуютно, как будто на спине между лопатками у него нарисована мишень. Его уши были напряжены в ожидании щелчка курка, или свиста занесенного над ним кинжала, или человека, дышащего ему в затылок...
Достигнув наконец последней двери, он оглянулся на коридор, по которому только что прошел, и увидел удаляющегося официанта. Больше никого поблизости не было.
Саймон рассмеялся, тихо и грустно. Возможно, он и вправду стареет, принимает поспешные решения, не утруждая себя трезвым расчетом.
И в то же время пуля, предназначавшаяся ему, была реальностью, и сейчас ему предстояло встретиться с человеком, пославшим ее.
На секунду Саймон задержался у двери. Он знал, что, скорее по привычке, нежели специально, движется по коридору беззвучно, чтобы никто не слышал его шагов. Но тем не менее он все равно не мог различить ни единого подозрительного шороха. Только удаляющиеся шаги официанта, легкий шум за соседними дверьми, звон посуды на кухне и музыка в зале. Несмотря на это, или, скорее, вследствие этого, он опустил руку, которую уже поднял, чтобы постучать в указанную ему дверь.
Вместо этого он схватился за ручку двери, набрал в легкие воздуха и, рывком открыв дверь, влетел в комнату.
Двое мужчин с круглыми лицами, как у Твидлдума и Твидлди[11], стояли в углу с поднятыми вверх руками. Джесс Роджерс лежал на диване, закинув руки на затылок, с сигаретой во рту. Оружия рядом с ним не было видно, поэтому Саймон не мог понять, почему Твидлдум и Твидлди стояли с поднятыми руками. Единственным объяснением мог служить кольт сорок пятого калибра в руке четвертого члена этой компании, сидевшего откинувшись на стуле и взгромоздив длинные ноги на столик.
Шериф Ньют Хаскинс сплюнул на пол точно к ногам одного из своих пленников, скосил свои серые глаза на Святого и произнес:
– Ну как, здорово, а? Входи, сынок. Мы тебя ждем.
Нужно было оценить обстановку, а для этого требовалось время. Представшее его глазам зрелище напоминало сцену безумного чаепития из «Алисы в Стране чудес». Конечно, он уже видел Безумного Зайца, пронеслось у него в голове. Теперь вот были эти двое: Твидлдум и Твидлди. Несомненно, шерифу Хаскинсу в данном случае отводилась роль Безумного Шляпника. Джесс Роджерс, судя по его положению, был кандидатом на роль Сони[12]. Того и гляди они начнут петь и танцевать, а Тутси и Вивьен – отплясывать свою зажигательную румбу посредине.
Таково было впечатление Саймона от увиденного в первый момент – сродни шоку. В действительности же он оказался в ловушке у бандитов. Впервые в жизни он задумался над тем, имеет ли он право кичиться перед Хоппи своим интеллектуальным превосходством.
– Привет, шериф, – сказал Саймон. – Вы и здесь поспели?
Та неиссякаемая энергия, благодаря которой ему удалось сохранить спокойствие, зашкалила бы любой прибор; но он справился. И с такой же энергией попытался понять, что произошло.
Единственное, что не укладывалось в рамки его логики, так это присутствие Твидлдума и Твидлди.
Кроме того, что они внешне были очень похожи, у них еще были и одинаково крепкие торсы, – видимо профессионально, – их объединяло и еще нечто. Было что-то странное уже в самом изобилии неправдоподобия, что-то психологически не соответствующее той картине, которая предстала его взору.
В следующую же секунду все стало ясно. Даже потерпев поражение, они выглядели как солдаты, идущие на парад. Им оставалось только надеть униформу.
На столике слева от Хаскинса лежали два пистолета. Шериф поймал взгляд Саймона, когда тот посмотрел на них, и отодвинул ноги в сторонку, чтобы он мог лучше их разглядеть. Он поджал губы – вокруг них собрались морщины, – потрогал оружие большим пальцем левой руки.
– Теперь, когда вы здесь, вы, вероятно, сможете нам помочь. Человек, вам подобный, должен быть хорошо знаком с оружием. Что вы можете сказать об этих железяках?
Святой не сделал никакой попытки приблизиться – он знал, что нельзя делать неосторожные движения в присутствии человека, который, как было очевидно, прекрасно владел ситуацией. Ньют Хаскинс мог сверкать красотой подобно старинной мебели, выставленной где-нибудь на Центральной улице в Нью-Йорке, но Саймона не проведешь. Хаскинс даже не нервничал: стоит ему шесть раз спустить курок, и шесть человек окажутся трупами.
– Одна из них – револьвер триста пятьдесят седьмого калибра, – сказал Святой.
– А вторая?
Саймон прищурился:
– Похоже на револьвер четыреста пятьдесят пятого калибра – армейский.
– Ха, армейский? – Свободной рукой шериф почесал затылок. – Какой точно армии?
– В последней войне он был официальным оружием в британской армии. – Саймон ответил медленно. – Сейчас не знаю, где они его используют.
Хаскинс искоса посмотрел на Твидлдума и Твидлди:
– Как вам кажется, могут эти двое состоять на службе в британской армии?
Саймон отрицательно покачал головой:
– Скорее совсем наоборот.
– Вот и мне тоже так кажется. Но я снял с этого Ганса и этого Фрица наручники пятнадцать минут назад. – Хаскинс снова выплюнул табак прямо на пол. – Почему ты думаешь, что у кого-то из них должен быть револьвер, который принадлежал тебе?
– Думаю, что мне будет трудно это доказать, – ответил Святой.
Хаскинс сдвинул на затылок фуражку и почесал лоб.
– Я тоже не могу подтвердить этого, если уж на то пошло, – сказал он. – Но мне кажется, что вы можете многое прояснить. Происходит много такого, что никак не поддается объяснению. – Может, присядешь, сынок, и объяснишь папочке, что происходит?
Святой сел.
– Если вы не возражаете, я снова повторю: вы и сами здорово везде успеваете, – заметил он.
– Я за это получаю жалованье. Но должен тебе сказать, я никогда до твоего появления здесь не работал так много. – Его серые глаза были спокойны, хотя и сверкали стальной решимостью. – Я относился к тебе терпимо, ведь ты, как-никак, гость, если можно так выразиться. Но ты не должен забывать, что мы не Скотленд-Ярд. Мне рассказывали, что они действуют с прохладцей, ну а у нас здесь всегда спешка, и мы бываем порой грубы, когда теряем терпение.
Создалось впечатление, что в комнате их было только двое. Твидлдум и Твидлди застыли на месте с поднятыми вверх руками, словно каменные изваяния. А Джесса Роджерса словно бы и вообще не было. Он ни разу не пошевелился и не произнес ни слова, но его полузакрытые глаза за стеклами очков без оправы неотрывно следили за Святым.
– Можешь закурить, если хочешь, – продолжал Хаскинс. – Но разрешается вытащить из кармана только табак. – Он наблюдал за тем, как Святой достал сигарету, закурил и спрятал зажигалку. – Ты случайно пришел сюда не для того, чтобы встретиться с парнем по имени Джесс Роджерс, а?
– Вы это знали.
– Конечно. Ты говорил мне об этом сегодня. Я слышал, сынок, что ты собирался прийти к этому парню в уборную и убить его. Мне твоя затея показалась глупой, и я обязан был предотвратить кровопролитие.
Саймон вытянул свои длинные ноги и выпустил дым к потолку:
– Очень любезно с вашей стороны, шериф.
– В глубине души, – заявил Хаскинс, – я человек очень добрый. – Он осмотрел нарядный костюм Святого. – Итак, ты не имел намерения убивать Джесса. По крайней мере, сейчас. Ты просто пришел сюда отдохнуть и повеселиться. И, конечно, не ты привел сюда рыжеволосую красавицу?
– Если по правде, – искренне ответил Святой, – то я.
– Раз уж ты начал, сынок – сказал Хаскинс, – продолжай.
Саймон стал просчитывать все возможные ситуации. И, как ни странно, ни одна из них не представлялась ему опасной. Впервые в жизни он вел расследование совершенно открыто, не таясь. И сам этот факт беспокоил его больше, чем если бы ему приходилось прибегать ко лжи. В подобных ситуациях, как правило, неизбежна таинственность, хитрость и ловкачество. Но Хаскинс не касался деталей, которые Святой вынужден был скрывать. А это и спасательный жилет, привязанный к руке утонувшего парня, и перенос трупа на яхту Марча, и последующая беседа с ним, и всплывшая ненадолго подводная лодка. И все это было неведомо Хаскинсу, и, чтобы он ничего не узнал, даже его враги вынуждены были сплотиться. Хаскинс не делал тайны из проводимого им расследования и не беспокоился, что Саймон может о чем-то догадаться. Придумать какую-нибудь убедительную ложь не составляло никакого труда для Саймона. Самое трудное для него заключалось в том, чтобы ему поверили, когда он говорил правду.
– Мне скрывать нечего, – сказал Святой и ощутил фальшь в собственных словах, едва открыв рот. – Вы знаете не меньше, чем я, если не больше.
– Продолжай, сынок.
Святой потянулся за сигаретой, мысленно выстраивая факты в логическую цепь. Если нет насущной необходимости сочинять ложь, почему бы не сказать истинную правду?
– Вы знаете, почему я здесь, в Майами. Меня позвал Джил-бек. Я показывал вам письмо его дочери. Я знаю только то, что написано в письме, – что она беспокоилась об отце. Теперь, когда Джилбеки исчезли, я, естественно, подозреваю, что здесь что-то неладно. И, естественно, хочу найти их. Но не знаю, с чего начать.
– Тем не менее ты начал хорошо.
– Но кто-то еще тоже приступил к поискам – тот, кто знает, что я их ищу. В меня стрелял Дженнет. Мы поймали и раскололи его; может быть, мы нарушили какие-то правила, но я рассказал вам обо всем как на духу. Дженнет сказал, что выполнял приказ Роджерса, с которым он познакомился на барке Галлиполиса и о котором он ровным счетом ничего не знал. Поэтому я пошел туда, и там состоялась вторая наша с вами встреча. Об этом я вам уже говорил. От Галлиполиса я узнал, что Роджерс работает здесь. Вот я и наведался сюда.
– Значит, вы и Галлиполис кое-что скрыли от меня. – В голосе шерифа прозвучал упрек. – Так...
– У Галлиполиса есть предубеждение против представителей закона, – с улыбкой объяснил Святой. – Лично я не придаю этому никакого значения. Я предпочитаю заботиться сам о себе. Кроме того, представители власти очень часто неправильно истолковывают мои поступки.
– Может быть, и так.
– Смотрите, – продолжал Саймон, – как долго вы не хотели мне верить, когда нашли мою записку на «Мираже». Столько же времени, сколько потребовалось для того, чтобы отыскать меня в доме Джилбека и начать осыпать меня всякой руганью...
– Минуточку, сынок. – Хаскинс вытянул шею на целых два дюйма. – Кто сказал тебе, где я нашел эту записку?
Святой выпустил целое облако дыма.
– Вероятно, – сказал он не моргнув глазом, – тот самый человек, который подсказал вам, что «Мираж» находится в Уайлдкэт-Ки.
На сей раз Саймон попал в самую точку. Шериф слегка прищурился и снова принялся жевать табак.
– Сынок, – заметил он, – я не против того, чтобы рассказать тебе о том, как я устал подбегать к телефону и получать информацию от человека, называющего себя «другом». Сначала мне рассказали о потонувшем матросе на яхте «Марч хэер». Затем – о «Мираже» в Уайлдкэт-Ки. Затем – чтобы я проследил, что ты делаешь на барке Галлиполиса с этим беглым уголовником. А вот сегодня вечером – с Джессом Роджерсом.
– Вы хотите сказать, что он позвонил вам? – Саймон удивленно посмотрел на лежащего на диване Роджерса.
– Так точно, сынок, – неожиданно ответил Хаскинс. – Но сначала «друг» позвонил ему. «Друг» предупредил его, что что-то замышляется сегодня против него, и тогда он позвонил мне. Это было не более часа назад. И вот я здесь. Я мечусь по городу и подставляю свою спину, памятуя о том, что не должен навредить тебе. Мы с Джессом идем рука об руку. Так что когда он пришел, я спрятался.
Брови Святого поползли вверх.
– Спрятались от кого?
– Вот от этих двоих – от Ганса и Фрица. – Хаскинс перекатил за щекой табак с одной стороны на другую. – Кажется, твоя неугомонность тебя подвела. Если бы я не появился здесь вовремя и не отобрал у них эти стальные игрушки, ты и Джесс или то, что от вас осталось бы, лежали бы на полу, ожидая священника.
Саймон снова посмотрел на два пистолета на столике, на Твидлдума и Твидлди, затем снова на Джесса Роджерса и испытал чувство, подобное тому, как если бы он находился на краю ломающейся над пропастью льдины.
– Ну, продолжайте, – сказал Саймон. – Давайте дальше.
– Да, неплохо, что «друг» предупредил Джесса, – продолжил Хаскинс вдохновенно. – А когда Джесс закончил свое выступление, ему передали, что ты хочешь с ним встретиться...
– Подождите, – прервал его Саймон. – Я не заходил так далеко. Он сказал неправду. Это мне сообщили, что он хочет меня видеть.
Хаскинс едва заметно подвигал своими косматыми бровями.
– Так сообщил ему официант, и у меня нет оснований не верить ему, сынок. Может быть, официанту кто-то дал такое поручение. Мне все равно. Так или иначе, ты здесь. И когда ты сюда должен был войти, Ганс и Фриц уже задержали Роджерса. Ганс должен был застрелить тебя одним пистолетом, а Фриц Джесса – другим, британским, затем они должны были оставить оружие возле каждого из вас и выскочить через окно. Когда все сбежались бы сюда, дело выглядело бы так, что вы убили друг друга, поскольку по крайней мере четыре человека могли подтвердить, что ты весь день гонялся за Джессом, чтобы отомстить ему за то, что с помощью Лейфа Дженнета он хотел убить тебя. Мне подобная версия показалась бы вполне правдоподобной. – Шериф почесал носком ботинка ногу. – Если учесть все эти обстоятельства, сынок, то напрашивается вывод: кто-то желает избавиться от вас обоих.
Саймон Темплер словно набрал в легкие дыма и забыл его выпустить. Он весь напрягся и замер.
Но в эти, казалось, длящиеся вечно секунды его мозг поглощал всю информацию, вплоть до мелочей, анализировал ее, проводил дедукцию так же интенсивно, как легкие поглощали сигаретный дым. Постепенно вырисовывалась некая картина, в которой даже самый крошечный фрагмент имел определенный смысл. Несомненно, он потратил астрономическое количество времени, энергии и умственного труда, чтобы узнать, куда летит дикая утка, но разве это было напрасно? Дикая утка – только педант может возражать против такой метафоры, как нельзя лучше подходящей к данному случаю, – вернулась домой, чтобы высиживать яйца. Оставалось совсем не много неясных мест.
– В этом есть смысл, шериф. – Естественное звучание собственного голоса удивило его. – Я потратил около двенадцати часов, чтобы дать заманить себя в умело расставленные сети. Но как же насчет Джесса? Он действительно приказал Дженнету стрелять в меня?
И тут впервые заговорил Роджерс, ровным, бесцветным голосом:
– Да, я приказал выстрелить в вас, но ни в коем случае не попадать. Я решил посмотреть, что из этого выйдет.
– Вот видишь, сынок, – объяснил Хаскинс, – ты дал возможность втянуть себя в мощный заговор. Сегодня я узнал, что Джесс работает здесь, как бы ты сказал, «негласно» на министерство юстиции. Но меня это тоже не удивило. Мне уже давно известно, что этот ресторан является прибежищем американских нацистов.
И он почувствовал прилив свежих мыслей, ясности и легкости ума. Теперь все встало на свои места – обрело четкие очертания. Единственное, что его удивляло, так это то, что он сам недодумал все до конца. Последние слова Хаскинса замкнули цепочку.
Штаб американских нацистов[13]. И эти все весельчаки. Карина пыталась объяснить это ему, что называется, положила информацию ему в рот, а он не удосужился ее проглотить. Вот ловушка, в которую он чуть было не попал. Эта мрачная, замысловатая тевтонская тщательность. Можно было почти воочию увидеть руку самого Гиммлера. Но между Гиммлером и его жертвами здесь, в Майами, как и в любом другом уголке мира, окутанном паутиной интриг и саботажа, в этом тайном обществе, которое не мог осмелиться достаточно убедительно описать ни один писатель-фантаст, были еще и посредники – выученики Гиммлера. Кто же здесь выступал этим посредником? Местный лейтенант такого гангстеризма, о котором цезари гражданского преступного мира и не могли мечтать? Нет, не лейтенант. А капитан. Капитан Фрэд. Человек, в котором Саймон сразу разгадал главаря, хотя внешне все выглядело так, будто приказы отдает Марч. Это был Фрэд, вне всякого сомнения. Иногда Саймон сомневался, но чаще у него возникала уверенность, рожденная вдохновением. Конечно же, посредником должен быть Фрэд. Именно от него тянулись нити к Марчу, Джилбеку, Международному инвестиционному фонду, торпедированному танкеру и даже к утонувшему матросу со спасательным жилетом с маркировкой британской подводной лодки. Все, все нанизывалось на один крючок... Оставались неясными несколько мелких деталей, но их выяснение не составит труда. Разгадка найдена, все факты четко выстраивались в логически завершенную линию...
– Конечно, – произнес Святой, как будто прошла целая вечность. – Джесс не мог долго находиться под прикрытием, как он рассчитывал. Он навлек на себя чье-то подозрение, и этого было достаточно, чтобы избавиться сразу от нас обоих.
– Я тоже так думаю. – Наконец Роджерс встал, и Саймон подивился тому, какие проницательные у него глаза. – Я все время наблюдал за вами и понял, что вы говорите правду. Но Хаскинс не спросил, почему они хотели избавиться от вас.
Саймон закурил очередную сигарету. Так как ему были известны некоторые факты, о которых не знали Роджерс и Хаскинс, то он мог нарисовать более полную картину происходящих событий. И тут его обуяло свойственное ему безрассудство, которое сплошь и рядом было чревато смертельной опасностью, но в то же время приносило удовлетворение. У него в руках был ключ к жизни, и ему хотелось им воспользоваться.
– Единственное, что мне приходит в голову, – ответил Саймон, – так это то, что исчезновение Джилбеков каким-то образом связано с этими событиями. Они были уверены, что я непременно проявлю интерес к этому делу и что я представляю для них реальную опасность. Если они, конечно, вообще принимали меня в расчет. Может быть, они просто искали козла отпущения и, узнав, что я в городе, решили отправить меня в более безопасное для них место. Но исчезновение Джилбеков наверняка имеет отношение ко всей этой истории, поскольку «друг» сначала отправил шерифа ко мне, разузнать о записке на «Мираже».
Искренность Саймона была вполне убедительной.
– И вы до сих пор не уяснили для себя, какое отношение ко всему этому имеет Джилбек? – спросил Роджерс, не сводя с него глаз.
– Нет, – солгал Саймон робко. – Если бы у меня были хоть какие-нибудь версии на этот счет, я бы мог спать спокойно.
Роджерс посидел еще с минуту, потом встал. Он подошел к окну и тихо свистнул. Двое полицейских маячили в темноте. Роджерс отвернулся от окна, а Хаскинс сказал:
– Ребята, вот те два парня в углу уверены, что Майами-Бич – передовая линия фронта. Мне хотелось бы, чтобы вы отправили их в город и охладили их патриотический дух. – Он взял оба револьвера в левую руку и, протягивая их Роджерсу и Саймону, сказал: – Заберите это с собой и зарегистрируйте как незаконно хранившееся оружие.
– Вы еще о нас услышите, – взревел Твидлдум, когда шериф указал им на окно. – У нас есть законное право...
Хаскинс прищурил один глаз и сказал:
– Наше местное гестапо знает о вас все, и боюсь, что вам зададут перцу больше, чем у вас там, дома. А пока я дам вам бумагу и вы напишете своему боссу, чтобы он, черт его подери, оставил свое мировоззрение дома.
Когда оба выбрались через окно, Саймон храбро заявил:
– Если вы обо всем знали раньше, почему не навели здесь порядок?
– Иногда место, подобное этому, очень полезно, – объявил Роджерс. – Если знаешь, где плавает мелкая рыбешка, наверняка можно узнать, где собирается рыба и покрупнее.
– А кто же здесь крупная рыба?
– Вот за этим меня сюда и послали, – пожал плечами Роджерс. – Вероятно, крупная рыба заметила меня раньше, чем я заметил ее. Но, надеюсь, это не имеет большого значения. Кто-нибудь другой зацепит ее там, где она соскользнула с моего крючка, и в конце концов мы выловим ее. Даже если их план сработает, тоже не страшно.
– Вероятно, весьма утешительно иметь такой философский взгляд на вещи, – заметил Святой.
Хаскинс убрал свой револьвер.
– Сынок, – обратился он к Саймону, – в этой стране всегда разрешалось плохим мальчикам немножко поиграть, если они того хотели. Мы даем возможность оловянным солдатикам помаршировать, и походить строем в нашей мирной стране, и помахать свастикой, и поприветствовать Гитлера, и попытаться разрушить демократию, которая дает каждому возможность кричать, что ему благорассудится, даже если у него такая точка зрения, которую те, кто с ней не согласен, не должны позволять излагать даже шепотом. Мы действуем в соответствии с Конституцией, а Конституция гарантирует эти права. И мы даем им свободу попытаться отнять эту свободу, за которую основатели нашей страны отдали свои жизни. Мы так боимся, что нас обвинят в том, что мы сами такие же, как они, что мы скорее позволим им создать и вооружить собственную армию, чтобы навязать нам свои идеи, чем дать им повод говорить, что мы лишаем их той свободы, которую они хотят у нас отнять. Вот почему мы самая великая в мире страна, а все смеются до коликов, глядя на нас.
Наступило молчание. Затем довольно спокойно заговорил Саймон:
– Никто не посягает, на твою страну... Я еще нужен вам здесь?
– Сейчас они уже поняли, что их план раскрыт, – сказал Роджерс. – Вам нужно проскользнуть через черный ход вместе с нами.
– Но в зале осталась рыжеволосая помощница Марча, – сказал Святой. – И еще один мой друг в мужском туалете. Я не могу ихбросить. Если банда узнала, что заговор раскрыт, они догадаются, что вы здесь с Хаскинсом и другими полицейскими. Поэтому они не решатся на новый заговор. Выбирайтесь отсюда путем, какой предпочтет Хаскинс, а я уйду отсюда так же, как пришел. Я в состоянии сам о себе позаботиться.
– Сначала, может быть, станцуем еще один танец? А тем временем вернется Хоппи и составит мне компанию.
Казалось, она не могла придумать никакого иного способа задержать его, желая тем самым спасти его или, наоборот, предавая. И то и другое, они оба знали это, было невероятным. Он улыбнулся.
– Почему же не сейчас? – тихо спросил он. – Хоппи вернется, но я не собираюсь брать его с собой. У меня к Роджерсу личное дело. Я сюда пришел, чтобы встретиться с ним, так что я должен пойти. Не знаю, что он задумал, но я выясню это. Это принцип, который я исповедую, – выяснять. И если ему известно, что именно так я работаю, и он будет к этому готов, я выясню это тоже.
Она не двигалась и не произнесла ни слова.
Затем слегка коснулась его руки; и это прикосновение было подобно поцелую, или объятию, или даже чему-то большему, а может быть, – ничему.
– Счастливо, Святой.
– Мне всегда везет, – сказал он и быстро последовал за официантом.
Ему хотелось, чтобы события развивались именно таким образом – очень быстро и чтобы он мог с головой погрузиться в опасную стихию, а не заниматься бесплодными размышлениями, не предпринимая никаких действий: он устал думать. В этом не было никакой бравады. Ему хотелось того, чего от него ожидали, – хотелось дерзко и отчаянно.
– Показывайте, куда идти, Адольф, – сказал он, и в глазах официанта чуть заметно сверкнули искры.
– Хорошо, сэр. Сюда.
Они по периметру обошли чуть ли не весь зал, миновали оркестр и прошли через прикрытую занавесом дверь, очутившись в коридоре длиной примерно в два ярда, который поворачивал налево, потом еще раз налево, образуя букву "П".
Саймон остановился на одном повороте и принялся поправлять на ботинке шнурок, который у него был в полном порядке. Когда Саймон проходил по залу, Марч и Фрэд танцевали, но если они собирались последовать за ним, то с минуты на минуту должны будут появиться здесь. Он довольно долго возился со своим шнурком, но никто не появился, и он продолжил путь.
В конце коридора, длиной в восемь футов, была дверь, которая, судя по дверному блоку, окантовывавшему толстое матовое стекло, вела наружу. Левая стена была тонкой, и приглушенный шум и звон посуды говорили о том, что там находится кухня. Дальше по обе стороны коридора были обычные двери. Из одной такой двери вышла красивая черноволосая девушка в прозрачном белье и саронге[10] и, едва взглянув на них, прошла дальше, ожидая своего выхода на сцену. За дверью на противоположной стороне коридора слышались громкие мужские голоса. Вдруг эта дверь распахнулась, и из нее выпорхнуло юное создание в платье с блестками и в серебряном парике, которое, искоса взглянув на них, произнесло: «Ух!» – и со скоростью ящерицы скрылось в двери напротив.
Здесь официант остановился и, когда Саймон подошел к нему, сказал:
– Последняя дверь налево.
– Благодарю.
Саймон пошел дальше. Он шел твердой походкой, преодолевая инстинктивный страх, чувствуя себя неуютно, как будто на спине между лопатками у него нарисована мишень. Его уши были напряжены в ожидании щелчка курка, или свиста занесенного над ним кинжала, или человека, дышащего ему в затылок...
Достигнув наконец последней двери, он оглянулся на коридор, по которому только что прошел, и увидел удаляющегося официанта. Больше никого поблизости не было.
Саймон рассмеялся, тихо и грустно. Возможно, он и вправду стареет, принимает поспешные решения, не утруждая себя трезвым расчетом.
И в то же время пуля, предназначавшаяся ему, была реальностью, и сейчас ему предстояло встретиться с человеком, пославшим ее.
На секунду Саймон задержался у двери. Он знал, что, скорее по привычке, нежели специально, движется по коридору беззвучно, чтобы никто не слышал его шагов. Но тем не менее он все равно не мог различить ни единого подозрительного шороха. Только удаляющиеся шаги официанта, легкий шум за соседними дверьми, звон посуды на кухне и музыка в зале. Несмотря на это, или, скорее, вследствие этого, он опустил руку, которую уже поднял, чтобы постучать в указанную ему дверь.
Вместо этого он схватился за ручку двери, набрал в легкие воздуха и, рывком открыв дверь, влетел в комнату.
Двое мужчин с круглыми лицами, как у Твидлдума и Твидлди[11], стояли в углу с поднятыми вверх руками. Джесс Роджерс лежал на диване, закинув руки на затылок, с сигаретой во рту. Оружия рядом с ним не было видно, поэтому Саймон не мог понять, почему Твидлдум и Твидлди стояли с поднятыми руками. Единственным объяснением мог служить кольт сорок пятого калибра в руке четвертого члена этой компании, сидевшего откинувшись на стуле и взгромоздив длинные ноги на столик.
Шериф Ньют Хаскинс сплюнул на пол точно к ногам одного из своих пленников, скосил свои серые глаза на Святого и произнес:
– Ну как, здорово, а? Входи, сынок. Мы тебя ждем.
* * *
Саймон Темплер осторожно прикрыл за собой дверь.Нужно было оценить обстановку, а для этого требовалось время. Представшее его глазам зрелище напоминало сцену безумного чаепития из «Алисы в Стране чудес». Конечно, он уже видел Безумного Зайца, пронеслось у него в голове. Теперь вот были эти двое: Твидлдум и Твидлди. Несомненно, шерифу Хаскинсу в данном случае отводилась роль Безумного Шляпника. Джесс Роджерс, судя по его положению, был кандидатом на роль Сони[12]. Того и гляди они начнут петь и танцевать, а Тутси и Вивьен – отплясывать свою зажигательную румбу посредине.
Таково было впечатление Саймона от увиденного в первый момент – сродни шоку. В действительности же он оказался в ловушке у бандитов. Впервые в жизни он задумался над тем, имеет ли он право кичиться перед Хоппи своим интеллектуальным превосходством.
– Привет, шериф, – сказал Саймон. – Вы и здесь поспели?
Та неиссякаемая энергия, благодаря которой ему удалось сохранить спокойствие, зашкалила бы любой прибор; но он справился. И с такой же энергией попытался понять, что произошло.
Единственное, что не укладывалось в рамки его логики, так это присутствие Твидлдума и Твидлди.
Кроме того, что они внешне были очень похожи, у них еще были и одинаково крепкие торсы, – видимо профессионально, – их объединяло и еще нечто. Было что-то странное уже в самом изобилии неправдоподобия, что-то психологически не соответствующее той картине, которая предстала его взору.
В следующую же секунду все стало ясно. Даже потерпев поражение, они выглядели как солдаты, идущие на парад. Им оставалось только надеть униформу.
На столике слева от Хаскинса лежали два пистолета. Шериф поймал взгляд Саймона, когда тот посмотрел на них, и отодвинул ноги в сторонку, чтобы он мог лучше их разглядеть. Он поджал губы – вокруг них собрались морщины, – потрогал оружие большим пальцем левой руки.
– Теперь, когда вы здесь, вы, вероятно, сможете нам помочь. Человек, вам подобный, должен быть хорошо знаком с оружием. Что вы можете сказать об этих железяках?
Святой не сделал никакой попытки приблизиться – он знал, что нельзя делать неосторожные движения в присутствии человека, который, как было очевидно, прекрасно владел ситуацией. Ньют Хаскинс мог сверкать красотой подобно старинной мебели, выставленной где-нибудь на Центральной улице в Нью-Йорке, но Саймона не проведешь. Хаскинс даже не нервничал: стоит ему шесть раз спустить курок, и шесть человек окажутся трупами.
– Одна из них – револьвер триста пятьдесят седьмого калибра, – сказал Святой.
– А вторая?
Саймон прищурился:
– Похоже на револьвер четыреста пятьдесят пятого калибра – армейский.
– Ха, армейский? – Свободной рукой шериф почесал затылок. – Какой точно армии?
– В последней войне он был официальным оружием в британской армии. – Саймон ответил медленно. – Сейчас не знаю, где они его используют.
Хаскинс искоса посмотрел на Твидлдума и Твидлди:
– Как вам кажется, могут эти двое состоять на службе в британской армии?
Саймон отрицательно покачал головой:
– Скорее совсем наоборот.
– Вот и мне тоже так кажется. Но я снял с этого Ганса и этого Фрица наручники пятнадцать минут назад. – Хаскинс снова выплюнул табак прямо на пол. – Почему ты думаешь, что у кого-то из них должен быть револьвер, который принадлежал тебе?
– Думаю, что мне будет трудно это доказать, – ответил Святой.
Хаскинс сдвинул на затылок фуражку и почесал лоб.
– Я тоже не могу подтвердить этого, если уж на то пошло, – сказал он. – Но мне кажется, что вы можете многое прояснить. Происходит много такого, что никак не поддается объяснению. – Может, присядешь, сынок, и объяснишь папочке, что происходит?
Святой сел.
– Если вы не возражаете, я снова повторю: вы и сами здорово везде успеваете, – заметил он.
– Я за это получаю жалованье. Но должен тебе сказать, я никогда до твоего появления здесь не работал так много. – Его серые глаза были спокойны, хотя и сверкали стальной решимостью. – Я относился к тебе терпимо, ведь ты, как-никак, гость, если можно так выразиться. Но ты не должен забывать, что мы не Скотленд-Ярд. Мне рассказывали, что они действуют с прохладцей, ну а у нас здесь всегда спешка, и мы бываем порой грубы, когда теряем терпение.
Создалось впечатление, что в комнате их было только двое. Твидлдум и Твидлди застыли на месте с поднятыми вверх руками, словно каменные изваяния. А Джесса Роджерса словно бы и вообще не было. Он ни разу не пошевелился и не произнес ни слова, но его полузакрытые глаза за стеклами очков без оправы неотрывно следили за Святым.
– Можешь закурить, если хочешь, – продолжал Хаскинс. – Но разрешается вытащить из кармана только табак. – Он наблюдал за тем, как Святой достал сигарету, закурил и спрятал зажигалку. – Ты случайно пришел сюда не для того, чтобы встретиться с парнем по имени Джесс Роджерс, а?
– Вы это знали.
– Конечно. Ты говорил мне об этом сегодня. Я слышал, сынок, что ты собирался прийти к этому парню в уборную и убить его. Мне твоя затея показалась глупой, и я обязан был предотвратить кровопролитие.
Саймон вытянул свои длинные ноги и выпустил дым к потолку:
– Очень любезно с вашей стороны, шериф.
– В глубине души, – заявил Хаскинс, – я человек очень добрый. – Он осмотрел нарядный костюм Святого. – Итак, ты не имел намерения убивать Джесса. По крайней мере, сейчас. Ты просто пришел сюда отдохнуть и повеселиться. И, конечно, не ты привел сюда рыжеволосую красавицу?
– Если по правде, – искренне ответил Святой, – то я.
– Раз уж ты начал, сынок – сказал Хаскинс, – продолжай.
Саймон стал просчитывать все возможные ситуации. И, как ни странно, ни одна из них не представлялась ему опасной. Впервые в жизни он вел расследование совершенно открыто, не таясь. И сам этот факт беспокоил его больше, чем если бы ему приходилось прибегать ко лжи. В подобных ситуациях, как правило, неизбежна таинственность, хитрость и ловкачество. Но Хаскинс не касался деталей, которые Святой вынужден был скрывать. А это и спасательный жилет, привязанный к руке утонувшего парня, и перенос трупа на яхту Марча, и последующая беседа с ним, и всплывшая ненадолго подводная лодка. И все это было неведомо Хаскинсу, и, чтобы он ничего не узнал, даже его враги вынуждены были сплотиться. Хаскинс не делал тайны из проводимого им расследования и не беспокоился, что Саймон может о чем-то догадаться. Придумать какую-нибудь убедительную ложь не составляло никакого труда для Саймона. Самое трудное для него заключалось в том, чтобы ему поверили, когда он говорил правду.
– Мне скрывать нечего, – сказал Святой и ощутил фальшь в собственных словах, едва открыв рот. – Вы знаете не меньше, чем я, если не больше.
– Продолжай, сынок.
Святой потянулся за сигаретой, мысленно выстраивая факты в логическую цепь. Если нет насущной необходимости сочинять ложь, почему бы не сказать истинную правду?
– Вы знаете, почему я здесь, в Майами. Меня позвал Джил-бек. Я показывал вам письмо его дочери. Я знаю только то, что написано в письме, – что она беспокоилась об отце. Теперь, когда Джилбеки исчезли, я, естественно, подозреваю, что здесь что-то неладно. И, естественно, хочу найти их. Но не знаю, с чего начать.
– Тем не менее ты начал хорошо.
– Но кто-то еще тоже приступил к поискам – тот, кто знает, что я их ищу. В меня стрелял Дженнет. Мы поймали и раскололи его; может быть, мы нарушили какие-то правила, но я рассказал вам обо всем как на духу. Дженнет сказал, что выполнял приказ Роджерса, с которым он познакомился на барке Галлиполиса и о котором он ровным счетом ничего не знал. Поэтому я пошел туда, и там состоялась вторая наша с вами встреча. Об этом я вам уже говорил. От Галлиполиса я узнал, что Роджерс работает здесь. Вот я и наведался сюда.
– Значит, вы и Галлиполис кое-что скрыли от меня. – В голосе шерифа прозвучал упрек. – Так...
– У Галлиполиса есть предубеждение против представителей закона, – с улыбкой объяснил Святой. – Лично я не придаю этому никакого значения. Я предпочитаю заботиться сам о себе. Кроме того, представители власти очень часто неправильно истолковывают мои поступки.
– Может быть, и так.
– Смотрите, – продолжал Саймон, – как долго вы не хотели мне верить, когда нашли мою записку на «Мираже». Столько же времени, сколько потребовалось для того, чтобы отыскать меня в доме Джилбека и начать осыпать меня всякой руганью...
– Минуточку, сынок. – Хаскинс вытянул шею на целых два дюйма. – Кто сказал тебе, где я нашел эту записку?
Святой выпустил целое облако дыма.
– Вероятно, – сказал он не моргнув глазом, – тот самый человек, который подсказал вам, что «Мираж» находится в Уайлдкэт-Ки.
На сей раз Саймон попал в самую точку. Шериф слегка прищурился и снова принялся жевать табак.
– Сынок, – заметил он, – я не против того, чтобы рассказать тебе о том, как я устал подбегать к телефону и получать информацию от человека, называющего себя «другом». Сначала мне рассказали о потонувшем матросе на яхте «Марч хэер». Затем – о «Мираже» в Уайлдкэт-Ки. Затем – чтобы я проследил, что ты делаешь на барке Галлиполиса с этим беглым уголовником. А вот сегодня вечером – с Джессом Роджерсом.
– Вы хотите сказать, что он позвонил вам? – Саймон удивленно посмотрел на лежащего на диване Роджерса.
– Так точно, сынок, – неожиданно ответил Хаскинс. – Но сначала «друг» позвонил ему. «Друг» предупредил его, что что-то замышляется сегодня против него, и тогда он позвонил мне. Это было не более часа назад. И вот я здесь. Я мечусь по городу и подставляю свою спину, памятуя о том, что не должен навредить тебе. Мы с Джессом идем рука об руку. Так что когда он пришел, я спрятался.
Брови Святого поползли вверх.
– Спрятались от кого?
– Вот от этих двоих – от Ганса и Фрица. – Хаскинс перекатил за щекой табак с одной стороны на другую. – Кажется, твоя неугомонность тебя подвела. Если бы я не появился здесь вовремя и не отобрал у них эти стальные игрушки, ты и Джесс или то, что от вас осталось бы, лежали бы на полу, ожидая священника.
Саймон снова посмотрел на два пистолета на столике, на Твидлдума и Твидлди, затем снова на Джесса Роджерса и испытал чувство, подобное тому, как если бы он находился на краю ломающейся над пропастью льдины.
– Ну, продолжайте, – сказал Саймон. – Давайте дальше.
– Да, неплохо, что «друг» предупредил Джесса, – продолжил Хаскинс вдохновенно. – А когда Джесс закончил свое выступление, ему передали, что ты хочешь с ним встретиться...
– Подождите, – прервал его Саймон. – Я не заходил так далеко. Он сказал неправду. Это мне сообщили, что он хочет меня видеть.
Хаскинс едва заметно подвигал своими косматыми бровями.
– Так сообщил ему официант, и у меня нет оснований не верить ему, сынок. Может быть, официанту кто-то дал такое поручение. Мне все равно. Так или иначе, ты здесь. И когда ты сюда должен был войти, Ганс и Фриц уже задержали Роджерса. Ганс должен был застрелить тебя одним пистолетом, а Фриц Джесса – другим, британским, затем они должны были оставить оружие возле каждого из вас и выскочить через окно. Когда все сбежались бы сюда, дело выглядело бы так, что вы убили друг друга, поскольку по крайней мере четыре человека могли подтвердить, что ты весь день гонялся за Джессом, чтобы отомстить ему за то, что с помощью Лейфа Дженнета он хотел убить тебя. Мне подобная версия показалась бы вполне правдоподобной. – Шериф почесал носком ботинка ногу. – Если учесть все эти обстоятельства, сынок, то напрашивается вывод: кто-то желает избавиться от вас обоих.
Саймон Темплер словно набрал в легкие дыма и забыл его выпустить. Он весь напрягся и замер.
Но в эти, казалось, длящиеся вечно секунды его мозг поглощал всю информацию, вплоть до мелочей, анализировал ее, проводил дедукцию так же интенсивно, как легкие поглощали сигаретный дым. Постепенно вырисовывалась некая картина, в которой даже самый крошечный фрагмент имел определенный смысл. Несомненно, он потратил астрономическое количество времени, энергии и умственного труда, чтобы узнать, куда летит дикая утка, но разве это было напрасно? Дикая утка – только педант может возражать против такой метафоры, как нельзя лучше подходящей к данному случаю, – вернулась домой, чтобы высиживать яйца. Оставалось совсем не много неясных мест.
– В этом есть смысл, шериф. – Естественное звучание собственного голоса удивило его. – Я потратил около двенадцати часов, чтобы дать заманить себя в умело расставленные сети. Но как же насчет Джесса? Он действительно приказал Дженнету стрелять в меня?
И тут впервые заговорил Роджерс, ровным, бесцветным голосом:
– Да, я приказал выстрелить в вас, но ни в коем случае не попадать. Я решил посмотреть, что из этого выйдет.
– Вот видишь, сынок, – объяснил Хаскинс, – ты дал возможность втянуть себя в мощный заговор. Сегодня я узнал, что Джесс работает здесь, как бы ты сказал, «негласно» на министерство юстиции. Но меня это тоже не удивило. Мне уже давно известно, что этот ресторан является прибежищем американских нацистов.
* * *
– Конечно, – произнес Святой с живостью в голосе, которая была почти неуловима. – Конечно...И он почувствовал прилив свежих мыслей, ясности и легкости ума. Теперь все встало на свои места – обрело четкие очертания. Единственное, что его удивляло, так это то, что он сам недодумал все до конца. Последние слова Хаскинса замкнули цепочку.
Штаб американских нацистов[13]. И эти все весельчаки. Карина пыталась объяснить это ему, что называется, положила информацию ему в рот, а он не удосужился ее проглотить. Вот ловушка, в которую он чуть было не попал. Эта мрачная, замысловатая тевтонская тщательность. Можно было почти воочию увидеть руку самого Гиммлера. Но между Гиммлером и его жертвами здесь, в Майами, как и в любом другом уголке мира, окутанном паутиной интриг и саботажа, в этом тайном обществе, которое не мог осмелиться достаточно убедительно описать ни один писатель-фантаст, были еще и посредники – выученики Гиммлера. Кто же здесь выступал этим посредником? Местный лейтенант такого гангстеризма, о котором цезари гражданского преступного мира и не могли мечтать? Нет, не лейтенант. А капитан. Капитан Фрэд. Человек, в котором Саймон сразу разгадал главаря, хотя внешне все выглядело так, будто приказы отдает Марч. Это был Фрэд, вне всякого сомнения. Иногда Саймон сомневался, но чаще у него возникала уверенность, рожденная вдохновением. Конечно же, посредником должен быть Фрэд. Именно от него тянулись нити к Марчу, Джилбеку, Международному инвестиционному фонду, торпедированному танкеру и даже к утонувшему матросу со спасательным жилетом с маркировкой британской подводной лодки. Все, все нанизывалось на один крючок... Оставались неясными несколько мелких деталей, но их выяснение не составит труда. Разгадка найдена, все факты четко выстраивались в логически завершенную линию...
– Конечно, – произнес Святой, как будто прошла целая вечность. – Джесс не мог долго находиться под прикрытием, как он рассчитывал. Он навлек на себя чье-то подозрение, и этого было достаточно, чтобы избавиться сразу от нас обоих.
– Я тоже так думаю. – Наконец Роджерс встал, и Саймон подивился тому, какие проницательные у него глаза. – Я все время наблюдал за вами и понял, что вы говорите правду. Но Хаскинс не спросил, почему они хотели избавиться от вас.
Саймон закурил очередную сигарету. Так как ему были известны некоторые факты, о которых не знали Роджерс и Хаскинс, то он мог нарисовать более полную картину происходящих событий. И тут его обуяло свойственное ему безрассудство, которое сплошь и рядом было чревато смертельной опасностью, но в то же время приносило удовлетворение. У него в руках был ключ к жизни, и ему хотелось им воспользоваться.
– Единственное, что мне приходит в голову, – ответил Саймон, – так это то, что исчезновение Джилбеков каким-то образом связано с этими событиями. Они были уверены, что я непременно проявлю интерес к этому делу и что я представляю для них реальную опасность. Если они, конечно, вообще принимали меня в расчет. Может быть, они просто искали козла отпущения и, узнав, что я в городе, решили отправить меня в более безопасное для них место. Но исчезновение Джилбеков наверняка имеет отношение ко всей этой истории, поскольку «друг» сначала отправил шерифа ко мне, разузнать о записке на «Мираже».
Искренность Саймона была вполне убедительной.
– И вы до сих пор не уяснили для себя, какое отношение ко всему этому имеет Джилбек? – спросил Роджерс, не сводя с него глаз.
– Нет, – солгал Саймон робко. – Если бы у меня были хоть какие-нибудь версии на этот счет, я бы мог спать спокойно.
Роджерс посидел еще с минуту, потом встал. Он подошел к окну и тихо свистнул. Двое полицейских маячили в темноте. Роджерс отвернулся от окна, а Хаскинс сказал:
– Ребята, вот те два парня в углу уверены, что Майами-Бич – передовая линия фронта. Мне хотелось бы, чтобы вы отправили их в город и охладили их патриотический дух. – Он взял оба револьвера в левую руку и, протягивая их Роджерсу и Саймону, сказал: – Заберите это с собой и зарегистрируйте как незаконно хранившееся оружие.
– Вы еще о нас услышите, – взревел Твидлдум, когда шериф указал им на окно. – У нас есть законное право...
Хаскинс прищурил один глаз и сказал:
– Наше местное гестапо знает о вас все, и боюсь, что вам зададут перцу больше, чем у вас там, дома. А пока я дам вам бумагу и вы напишете своему боссу, чтобы он, черт его подери, оставил свое мировоззрение дома.
Когда оба выбрались через окно, Саймон храбро заявил:
– Если вы обо всем знали раньше, почему не навели здесь порядок?
– Иногда место, подобное этому, очень полезно, – объявил Роджерс. – Если знаешь, где плавает мелкая рыбешка, наверняка можно узнать, где собирается рыба и покрупнее.
– А кто же здесь крупная рыба?
– Вот за этим меня сюда и послали, – пожал плечами Роджерс. – Вероятно, крупная рыба заметила меня раньше, чем я заметил ее. Но, надеюсь, это не имеет большого значения. Кто-нибудь другой зацепит ее там, где она соскользнула с моего крючка, и в конце концов мы выловим ее. Даже если их план сработает, тоже не страшно.
– Вероятно, весьма утешительно иметь такой философский взгляд на вещи, – заметил Святой.
Хаскинс убрал свой револьвер.
– Сынок, – обратился он к Саймону, – в этой стране всегда разрешалось плохим мальчикам немножко поиграть, если они того хотели. Мы даем возможность оловянным солдатикам помаршировать, и походить строем в нашей мирной стране, и помахать свастикой, и поприветствовать Гитлера, и попытаться разрушить демократию, которая дает каждому возможность кричать, что ему благорассудится, даже если у него такая точка зрения, которую те, кто с ней не согласен, не должны позволять излагать даже шепотом. Мы действуем в соответствии с Конституцией, а Конституция гарантирует эти права. И мы даем им свободу попытаться отнять эту свободу, за которую основатели нашей страны отдали свои жизни. Мы так боимся, что нас обвинят в том, что мы сами такие же, как они, что мы скорее позволим им создать и вооружить собственную армию, чтобы навязать нам свои идеи, чем дать им повод говорить, что мы лишаем их той свободы, которую они хотят у нас отнять. Вот почему мы самая великая в мире страна, а все смеются до коликов, глядя на нас.
Наступило молчание. Затем довольно спокойно заговорил Саймон:
– Никто не посягает, на твою страну... Я еще нужен вам здесь?
– Сейчас они уже поняли, что их план раскрыт, – сказал Роджерс. – Вам нужно проскользнуть через черный ход вместе с нами.
– Но в зале осталась рыжеволосая помощница Марча, – сказал Святой. – И еще один мой друг в мужском туалете. Я не могу ихбросить. Если банда узнала, что заговор раскрыт, они догадаются, что вы здесь с Хаскинсом и другими полицейскими. Поэтому они не решатся на новый заговор. Выбирайтесь отсюда путем, какой предпочтет Хаскинс, а я уйду отсюда так же, как пришел. Я в состоянии сам о себе позаботиться.