Страница:
– Мистер, я даже не пытался стрелять. Если бы я стрелял, то вы не стояли бы сейчас здесь. Я никогда не мог хладнокровно убить человека.
Святой задумчиво осмотрел комнату. Никто не пошевелился. Кроме едва слышного движения голых ступней Дженнета, единственное, что нарушало воцарившуюся здесь тишину, – это соблазнительное бульканье доброго виски, которым мистер Униатц полоскал свое горло.
Наконец, приняв решение, он снова посмотрел на Дженнета.
– Я даю тебе шанс доказать правдивость твоих слов, – сказал он. – Я хочу встретиться с этим Роджерсом.
Дженнет сморщился от страха:
– А какое это имеет отношение ко мне?
– Если ты сказал правду, – пояснил ему Саймон, – я поступлюсь своим долгом и не сдам тебя шерифу Хаскинсу.
– А я могу быть в этом уверен?
– Никак, – ответил Святой просто. – У тебя просто будет шанс. Ты должен меня проводить к этой барке после обеда... Хоппи, отдай ему башмаки и свяжи его. Я закажу обед, но не впускай сюда Дездемону. А то она может слегка испугаться. Возьмешь поднос у дверей. Я сейчас переоденусь и пойду чего-нибудь выпью.
Когда они проходили по дворику, Карина посмотрела на часы.
– Боюсь, что мне пора, – сказала она.
– Уже?
– Я и так надолго здесь задержалась. – Она повернулась к Питеру и Патриции. – Приятно было с вами познакомиться.
– Приходите еще, – сказала Патриция ядовито-сладким голоском.
Саймон уверенным жестом взял девушку под руку и повел вокруг дома:
– Вы передумали и не хотите мне рассказать то, о чем собирались?
– Я расскажу вам, но в обмен на что-нибудь.
– Опять ловушка?
– Но если вы не согласны, то не будем торговаться.
– Говорите.
Она потрогала браслет на руке.
– Я хотела опередить Хаскинса. Но так как я опоздала, то отдала бы многое, чтобы узнать, как вы вышли из положения.
Святой рассмеялся тихо и отрывисто, как смеются мальчишки.
– Да очень просто. И мне хочется, чтобы вы об этом узнали. Во всяком случае я расскажу вам. Мне даже хочется, чтобы вы передали это Марчу. Было бы неплохо.
– Почему?
– Потому что случилось самое лучшее из всего, что могло случиться. Мне не пришлось ничего отрицать. Я признался, что написал это письмо.
– Но...
– Конечно, я его не писал. Но я вынужден был сказать, что написал письмо я. И все было к месту. Видите ли, Юстина Джилбек прислала нам письмо, в котором умоляла приехать сюда, так как с ее отцом случилось нечто странное, и она подумала, что мы можем ей помочь. Я сохранил письмо. Так что я впал в истерику и показал его Хаскинсу.
Ее лицо вытянулось, стало похоже на маску, которую трудно определить словами. Но он почувствовал, как непроизвольно дрогнул мускул на ее полной руке.
– Итак, моя дорогая, – сказал он, – откуда же появилась эта записка?
– С судна «Мираж». – Она произнесла это официальным тоном. – Его обнаружили недалеко от бухты Уайлдкэт-Ки. На нем не было ни Джилбека, ни экипажа.
Саймон сделал несколько шагов, пытаясь осмыслить только что услышанную новость.
– А где находится бухта Уайлдкэт-Ки? – спросил он спокойно.
– За Кард-Саундом, южнее Олд-Роудз-Ки. – Они подошли к кремовому «паккарду». – Мы можем завтра съездить туда порыбачить, если ваша подружка блондинка не станет возражать.
Он открыл дверцу машины:
– Давайте сегодня вечером пообедаем вместе и все обсудим, если вам снова удастся удрать от Рэнди.
Она уселась на каштанового цвета сиденье. Заработал стартер, и взревел мотор.
– Что еще мы должны будем обсудить?
– Я еще не задал вам самого главного вопроса.
– Какого?
– Какова была ваша роль в том пикнике?
Он все еще держал дверцу машины, и на секунду ее пальцы задержались на его руке.
– Вы спросите меня об этом сегодня вечером, – ответила Карина.
И она умчалась. Саймон прищурился, чтобы не засорить глаза пылью, поднятой ее автомобилем.
– Несмотря на отсутствие в тебе сексапильности, – произнес Питер Квентин, нахмурившись, – мы с Патрицией привязались к тебе. Когда ты уйдешь, мы будем по тебе скучать.
– Куда уйду? – спросил Саймон.
Питер развел руками, как бы расширяя стены зала и выходя наружу навстречу вселенной.
– Уйдешь, в другой мир, – угрюмо сказал он. – Когда ты отправишься на эту барку, ты станешь живой мишенью. У снайперов Марча будет куда целиться – прямо в твое сердце, не говоря уже ни о чем другом.
Саймон сочувственно посмотрел на Питера, проверяя его предположения.
– Тебе не о чем волноваться. Ты слышал, как хвастался Лейф Дженнет, что умеет стрелять, и я верю ему. Этот его глаз залит кровью от напряжения – столько раз он прицеливался. Он может пулей сбить с ладони муравья, стреляя против солнца.
– Тогда что же он хотел сделать – прошибить стену?
– Узким местом в твоих малюсеньких мозгах, – сказал с сожалением Святой, – является то, что ты ставишь команду Марча в один ряд с такими служаками, как Хоппи, – поддать им быстро в бок, и черт с ними – неважно, где они свалятся. Ты забыл о нашем мифическом письме и других подобного рода осложнениях. Если бы Дженнет смог подстрелить меня, если бы захотел, – а он этого хотел, я, уверен, – то приказы Марча должны были напугать меня. Автор этого сценария предполагал, что мы должны попасться на его удочку. И он также предполагал, что при определенных обстоятельствах Дженнет может расколоться. Именно так и случилось. Он рассказал обо всем, что знал, – а знал он именно то, что и должен был рассказать нам, и сделал это как нельзя лучше. Их замысел заключался в том, чтобы убедить меня, что я очень умный, и заставить стремглав броситься на эту барку.
– Но именно это ты и собираешься сделать, так что все должны быть счастливы. – Питер выпил коктейль и закусывал оливками. – Что бы там они ни придумали, все идет по их схеме, и ты можешь оказаться на дне Тамайами-канала, придавленный парой тонн угля.
Он подошел к стойке бара, чтобы заказать еще выпивки.
– Их рыжеволосая красавица не будет столь блистательна в трауре, – сказала обеспокоенная Патриция.
– Верите вы или нет, – произнес Святой, – но она пришла рассказать мне что-то.
– Я заметил, что последние дни ты слушаешь с открытым ртом, – заметил Питер. – Тебе не следовало смывать ее губную помаду – она идет тебе.
Саймон вытянулся в кресле и посмотрел на своих друзей нежным взглядом.
– Вы, два комедианта, собираетесь выслушать меня? – спросил он. – Или вы будете репетировать новый акт своего водевиля?
Он рассказал им все, что произошло с момента прибытия Хаскинса и до поимки Лейфа Дженнета. Они не нашли все это таким уж забавным, так как были встревожены случившимся и благодарили судьбу, что все обошлось сравнительно благополучно. Но когда Саймон рассказал им о своем последнем диалоге с Кариной Лейс, они насторожились и сидели молча в течение нескольких секунд.
– А не похоже ли это на то, – сказал Питер наконец, – что прибытие Карины было приурочено как раз к тому моменту, чтобы узнать судьбу записки?
– Но она защитила меня от Хаскинса.
– Она защитила тебя от визита к Марчу, – поправила Патриция. – Марч не одобрил бы всего этого.
– И кроме того, если бы записка не попала по назначению, Карина приехала как раз вовремя, то есть тогда, когда должен был объявиться Дженнет. – Питер развивал свою теорию все с большей убежденностью. – И когда Дженнет промахнулся, она должна была сообщить, что ты собираешься отправиться на ту барку...
– И если ты останешься жив, – добавила Патриция, – то у нее будет еще один шанс сегодня вечером...
– И если он случайно останется живым до утра, – заключил Питер, – то имеется еще и рыболовное судно, отплывающее в Уайлдкэт-Ки, на котором может случиться всякое... Все это направлено на достижение единой цели. Способов у них для этого множество, а счастливая случайность не может быть вечной. Они не упустят ни малейшей возможности.
Святой кивнул.
– Ты, может быть, абсолютно прав, – заметил он. – Но у меня нет другого выхода. Если мы хотим двигаться вперед, то не можем забаррикадироваться в доме и не шевелиться. Я должен идти по единственному имеющемуся у меня пути. Потому что любая ловушка на этом пути может служить ключом к разгадке. Вы это знаете из бокса. Вы не можете вести бой, если не раскроетесь. Я иду с открытыми глазами, но я иду.
Они спорили с ним весь обед, но это было так же безрезультатно, как если бы разговаривать с луной. Но Святой знал, что по-своему он прав; он только так умел расследовать любое дело. Он никогда не прибегал к различным хитроумным уловкам – это было не в его правилах. Он всегда шел напрямик, с открытыми глазами. Всякий раз, когда он уже готовился упасть в яму, возникала лестница, которая вела его шаг за шагом вверх, и он делал новые открытия на пути своего расследования. Иногда они были ошибочными, но никакое приключение невозможно без риска.
Когда стало ясно, что Саймона нельзя ни в чем убедить, Питер потребовал для себя права разделить с ним опасность. Но Саймон отрицательно покачал головой.
– Кто-то должен остаться здесь с Пат, – объяснил он. – Ведь она не может пойти с нами. И я предпочитаю оставить ее с тобой, потому что ты все-таки умнее Хоппи. И если они наметили хитроумный план, то он заключается в том, чтобы выманить меня отсюда.
С этим тоже трудно было не согласиться.
И тем не менее, пересекая Индиан-Крик и Сорок первую улицу, он не сомневался в том, что главной мишенью на данный момент был он сам.
Впоследствии положение дел могло измениться, но сейчас он был уверен, что его противники рассматривали его окружение как мелкую рыбешку, которую можно легко проглотить после того, как они избавятся от него самого.
Открытый шестнадцатицилиндровый «кадиллак», отобранный из огромного количества автомобилей в гараже, промчался мимо площадки для гольфа к Винишиан-Козуэй на скорости более семидесяти миль в час. Острова Риво-Альто, Ди-Лидо и Сан-Марино, сверкавшие своей роскошью, мелькали мимо, подобно движущейся диораме. Святой украдкой бросил взгляд на Лейфа Дженнета, который был зажат, как сардина, на переднем сиденье между ним и Хоппи.
– Когда мы проедем Бискайский бульвар, куда сворачивать? – спросил Саймон.
– А мне что за дело, – сказал Дженнет зло. – Вы сами можете...
Последние слова перешли в резкий крик боли: локоть мистера Униатца неожиданно вонзился в ребра говорившего.
– Босс задает тебе вопрос, – сказал мистер Униатц повелительным тоном. – Или хочешь получить в нос?
– Повернуть налево, а потом ехать западнее, на Флэглер, – сказал Дженнет и еще плотнее сжал губы.
Проехали мимо группы небоскребов, напоминавших о былом расцвете развращенной Флориды. Величественный город, имевший в своем распоряжении четыре или пять миллионов акров земли, вынужден был своими коммерческими щупальцами расти вверх.
На Флэглер-стрит им пришлось сбавить скорость. Постовой полицейский в импозантном шлеме и небесно-голубой форме с белым ремнем с безразличным видом сделал им знак притормозить. Но Хоппи Униатц опустил руку в карман и незаметно зажал Дженнета так, что тот не мог пошевелиться. Через несколько секунд полицейский просигналил им продолжать движение.
Они проехали несколько кварталов: сначала мимо магазинов модной одежды, не привлекавшей внимания прохожих, амбиции которых позволяли им носить минимум одежды, дозволенный законом; затем поехали на запад, где улицы кишели фотографами, предсказателями судьбы и торговцами антиквариатом, у своих домов стояли, разговаривая, индейцы, в большинстве своем с понурыми лицами. Прямо на проезжей части дороги мальчишка торговал газетами и билетами на скачки; на груди у него болталась связка дешевых очков от солнца. Саймон купил одни такие очки и напялил их на нос Дженнету.
– Не хочется, чтобы какой-нибудь умник полицейский узнал твою физиономию, пока ты тут с нами, – объяснил он.
Транспорта заметно поубавилось, и Саймон поднял верх машины. Они миновали Кеннел-клуб и площадки для игры в гольф, а когда показался Тамайами-канал, Дженнет заговорил снова:
– Здесь свернуть налево. Теперь прямо на Восьмую улицу. Потом опять поворот, и вы упретесь в Тамайами-Трейл. Машину придется оставить здесь, хотите вы этого или нет. К барке можно пройти только пешком.
Постройки попадались все реже. Заросли кустарника подступали к самой дороге. Человек пытался покорить дикую Флориду, подчинить ее себе, но ему это так и не удалось: теперь она вся съежилась и ждала с первобытным терпением, когда снова сможет заявить о себе.
Дженнет сказал:
– Лучше притормозить. Теперь уже недалеко.
Они проехали несколько домов – им не попалось ни одной машины; Дженнет указал на едва заметную дорожку, убегавшую вправо. Саймон повернул руль и осторожно вел машину по неровной дороге, усыпанной коричневатыми сосновыми иголками. Когда дорога исчезла совсем, он подрулил к сосновой рощице, которая образовала естественный щит, скрывавший дорогу от остального мира. Саймон вышел из машины; Хоппи Униатц приказал Дженнету сделать то же самое.
– Я не говорил, что Роджерс должен быть сейчас здесь, – проворчал Дженнет. – Что будет со мной?
– Твое дело только проводить меня туда, – сказал Святой. Он был готов ко всему, но верил в силу своих мускулов и каждой ниточке нервов. Уже здесь могла быть устроена ловушка, и, хотя его движения казались легкими и небрежными, он не исключал никаких случайностей. Из-под лениво опущенных век его голубые глаза были прикованы к дороге. Это была своего рода охота, к которой он был вполне привычен: он овладел всеми навыками охотника и изучил повадки животных задолго до того, как постиг простейшие алгебраические уравнения. И те инстинкты, которые дремали в нем, когда он находился в городе, вдруг неожиданно проснулись.
Кустарник кончился; теперь перед ними были только низкорослые пальмы и колючая трава. Находясь все еще под заслоном деревьев, он тем не менее удвоил бдительность и велел Хоппи и Дженнету остановиться.
Перед ними расстилалась выжженная беспощадным солнцем пустыня. Неподалеку из кустов выпорхнула стайка перепелов, шумно махая крыльями, и мгновенно превратилась в темные пятнышки на макушках деревьев – перепуганный Хоппи даже не успел достать своего ружья.
Между карликовыми пальмами пролегала узкая тропинка. Святой взглядом проследил ее путь до того места, где стояла некрашеная двухэтажная барка, приспособленная под жилье. Окна с одной стороны были заколочены досками, но в окошке на верхней палубе горел свет. Пальмы скрывали море, и создавалось впечатление, что барка стоит на земле.
Лейф Дженнет сказал:
– Пошли.
Святой преградил ему путь рукой:
– Галлиполис сейчас там?
– Он всегда там. После обеда он играет в карты.
Саймон загасил сигарету: дым был заметен.
– Задержи его там, – инструктировал он Хоппи. – Не подходи близко, пока я не дам тебе знать или пока не услышишь выстрелы. Хорошенько спрячься. Если я не вернусь дотемна, возьмешь его в оборот, понял?
Подобно тени Саймон мелькнул в кустах, подходивших к самой барке. Дальнейшее продвижение было опасным, так как по крайней мере на четверть мили местность была пустынна и прятаться было негде. По всей видимости, мистер Галлиполис специально выбрал такое место, с тем чтобы заранее видеть, кто направляется к его жилью. Подобная прозорливость сделала бы честь даже искушенному в военной хитрости генералу. Один-единственный стрелок мог спокойно уложить не менее дюжины человек, даже если бы они бежали, а не то что шли шагом; а если к дому направлялись более благодушные гости, то всю необходимую подготовку к их встрече можно было провести задолго до того, как они приблизятся к барке.
Саймон сделал еще одну остановку на самом краю лесочка, чтобы убить москита на шее. На соседнем дереве застрекотала белка, недовольная вторжением в ее владения. Но ничего настораживающего пока не было видно. Узорчатый ковер из яркого света и замысловатых теней словно прирос к земле.
Саймон прислонился к дереву; события дня быстро промелькнули у него в голове. Он старался ухватить главное в действиях Марча, но не мог. Ему всегда удавалось с максимально высокой точностью оценить изобретательность противника, но внезапное появление Лейфа Дженнета, Галлиполиса и легендарного Джесса Роджерса представляло собой уже такой калейдоскоп, который никак не вписывался в схему, разработанную Саймоном. Единственная схема, мало-мальски соответствующая данной ситуации, была, пожалуй, та, которую предложил Питер Квентин, но даже и у нее был один существенный изъян. В ней не отводилось места письму Юстины, а ведь только благодаря этому письму Марч вынужден был считаться с Саймоном. Саймон считал, что они не убьют его, не разобравшись с такой непредвиденной помехой, как письмо. И в то же время было совершенно очевидно, что к мистеру Галлиполису его заманили не случайно.
Святой весь съежился. В конце концов, у него был только один выход.
Он проверил, на месте ли его пистолет, лег на землю и пополз.
Растительности на берегу не было. Прижавшись к земле, он полз к небольшой, в десять футов высотой, горке из песка и глины. Не спуская с нее глаз, он двигался к барке, находившейся теперь уже в десяти шагах от него. Заколоченные окна слепо смотрели на него. Если бы не носки, болтавшиеся на веревке на верхней палубе, можно было подумать, что там давно уже никто не живет.
Прямо над его головой что-то зашевелилось; по спине пробежал холодок.
Это «что-то» сливалось с пустынным пейзажем и осталось бы незамеченным, если бы не зашевелилось. Саймон увидел отливающую блеском череду колец и два черных немигающих глаза, устремленных ему в лицо. Саймон внутренне сжался, лицо напряглось, словно его окутала густая паутина. Затем кольца раскрутились, и пятифутовая мокасиновая змея величественно поползла дальше.
Святой отер ладонью пот со лба. Конечно, на барке снайпер его не поджидал, но опасность быть обнаруженным раньше времени, существовала.
Теперь он был полон решимости во что бы то ни стало как можно скорее преодолеть оставшуюся часть пути.
Он приподнялся немного от земли и на четвереньках молниеносно, подобно спринтеру, взобрался на горку. Затем преодолел самый опасный участок уверенно, как краб, вползающий в свою норку, и наконец перемахнул через корму, произведя при этом не больше шума, чем облачко тающего тумана.
Выстрела не последовало.
Он стоял прижавшись спиной к двери и затаив дыхание прислушивался к доносившимся изнутри звону монет и человеческим голосам. Но, похоже, голоса исходили откуда-то из глубины барки. Саймон открыл дверь и скользнул внутрь. Когда его глаза привыкли к темноте, он разглядел грязный стол с закопченной керосиновой лампой и груду посуды в раковине. Прямо перед ним была еще одна дверь, за которой он обнаружил узкий проход, ведущий к комнатушке, откуда и шли услышанные им голоса. Судя по всему, игра была в полном разгаре и не предвещала никакого повода для беспокойства. Таким образом Саймон сумел без всяких помех добраться до своей цели – словно все было специально подготовлено для этого.
И он еще раз убедился в том, что поступил правильно.
Осторожно ступая, он прошел к открытой двери и заглянул в комнату.
За покрытым скатертью столом сидели пятеро мужчин. Усталый с виду человек в зеленых очках сидел спиной к окну, тасуя колоду. Такой же поникший вид был и у сигареты, прилипшей к его нижней губе. Когда он объявлял уставшим голосом ставки, сигарета скакала вверх-вниз. Святой вошел, и все пятеро сразу уставились на него.
Тот, кто тасовал карты, щелкнул по колоде и сказал:
– Король бьет. – Он снова опустил глаза и продолжил, не переводя дыхания: – Пять долларов кон. Пять центов с каждой выручки сверх пяти долларов. Игра открытая. Не стой. Хочешь играть – бери стул.
Он ногой подвинул Саймону ближайший стул, одновременно раздавая карты по кругу, и Саймон сел, как раз напротив двери.
Дилер подвинул к нему деньги.
– Желтые – пятерки, голубые – единицы, красные – половинки, а белые – четвертные. Всего пятьдесят. Теперь ты ставь.
Саймон полез в карман за деньгами, а сам осматривал комнату. Ничего примечательного в ней не было. Над столом висела керосиновая лампа. Из окна, выходившего на залив, пробивался свет, выхватывавший в воздухе синеву сигаретного дыма. На стенах висели рисунки.
Дилер пододвинул деньги к выигравшему их игроку, собрал карты, смешал их, а потом раздал, положив последние карты картинкой вверх. Святому досталась королева.
– Королева бьет.
Сигаретный дым клубился над столом.
Святой взял джокера, взглянул на него и положил на стол. Все карты у него были парные, ему не нравилось так начинать игру.
– Хожу, – сказал он и швырнул голубенькую.
Дилер посмотрел на десятку. Двое вышли из игры, но картежник с лошадиным лицом, у которого была девятка, и еще один – с семеркой – продолжили игру. Дилер своей легкой рукой еще раздал им карты, закончив второй десяткой.
– Парная десятка бьет, – протянул он и швырнул желтенькую, которая по цвету вполне сочеталась с его пожелтевшими от никотина пальцами.
Человек с лошадиным лицом сказал:
– Игра, – и сбросил все свои карты.
Оставшийся игрок с семеркой и валетом на руках показал на проигранные пять долларов. Саймон открыл ему пару своих валетов и взглянул на королеву, шедшую в паре с королем.
– Увеличим ставки, – сказал он и бросил две желтенькие.
Дилер остался в игре, но второй сбросил карты со вздохом. Саймон взял второго короля. Дилер получил туза пик. Он вынул изо рта окурок и сказал:
– Давай начинай, дружок.
– Пойдем, – ответил Саймон с ангельской улыбкой и обеими руками сгреб всю кучу.
– Не паясничай, браток. – Большим пальцем дилер провел по краю колоды и торжественно бросил ее на стол. – Я предупреждал тебя, что пять долларов – предел в игре.
Брови Саймона вопросительно изогнулись в дугу.
– Какой игре?
– Не смеши, – посоветовал ему дилер. – В игре, в которой ты участвуешь.
– А, – протянул Святой нежным и ласковым голосом. – Я не делал ставку на игру. Я хочу получить все свои деньги.
– Послушай, – угрожающе произнес дилер, – знаешь, где ты находишься?
Сердитые взгляды игроков, ждавших объяснений, обдали Саймона холодом, подобно снежной лавине, спустившейся с гор; но Святой чувствовал себя уверенно. Он откинулся на спинку стула и одарил дилера своей великолепной беззаботной улыбкой.
– Я думаю, – сказал он, – что нахожусь в обществе негодяя вроде тебя, который обманывает игроков, используя крапленые карты. – Он снова выпрямился. И вдруг, без предупреждения, выхватил колоду из рук дилера и бросил ее на стол. – Посмотрите сами, ребята. Карты помечены в левом углу – в форме листочка. На первый взгляд ничего не ясно, но если вы знаете код, все просто как день. Тонкая работа, но представляет угрозу для моих денег.
Человек с лошадиным лицом взял несколько карт с ухмылкой, которая выражала беспокойство.
– Если это действительно так, то это означает не только те деньги, которые я потерял здесь сегодня.
– Разуй свои глаза, – цинично произнес Святой. – Не знаю, все ли вы с ним заодно, но желающие могут кое-что предпринять. Лично я хочу вернуть назад свои бабки и переговорить с управляющим.
– Ты сможешь это сделать, – сказал дилер.
Послышались тяжелые шаги, и в дверях появился незнакомец, держа в руках автомат, направленный на сидевших в комнате.
Святой застыл в ожидании. В его памяти возникли все опасные выстрелы, которых ему удалось ранее избежать, но он знал, что рано или поздно наступит такой момент, когда он не сможет увернуться от пули. И он подумал: вот он, этот момент. Все свидетельствовало об этом. Барка, где играли в карты, последовавшая затем ссора, несколько выстрелов – и все! Именно так, как замыслил Рэндолф Марч. Только редкостная интуиция и огромная сила воли не позволили Саймону выхватить из кармана пистолет. Это была его победа над самим собой. Он продолжал спокойно сидеть, прекрасно сознавая, что в любую минуту может быть сражен пулей. «Именно этого они и ждут, – думал он, – чтобы потом сказать: он стрелял первым. Но я им не дам этого шанса». По всему его телу пробежали мурашки.
Человек с лошадиным лицом неестественно засмеялся и, лязгнув зубами, сказал заикаясь:
– Г-господи, п-помилуй. Галлиполис, для чего эта пушка?
Выстрела пока не последовало, но тем не менее Саймону казалось, что у него остановилось дыхание. Однако это не мешало ему разглядывать человека с автоматом.
Любой прилежный читатель, ведомый опытным писателем по дорогам романтических приключений, знает, что грек должен быть толстым, смуглым и щеголеватым. И совершенно неблагодарной работой можно считать попытку убедить читателей подобных приключений в том, что Галлиполис совершенно не отвечал подобному стереотипу. Он был мягким, почти женственным. Черные как смоль глаза горели на его смуглом лице, обрамленном черными кудряшками. На нем была распахнутая на груди розовая рубашка, штаны цвета хаки и очень чистые белые теннисные туфли. Он прислонился к притолоке, обнажив в усмешке безупречно белые зубы. Руки, державшие автомат, были изящные, как у девушки.
Святой задумчиво осмотрел комнату. Никто не пошевелился. Кроме едва слышного движения голых ступней Дженнета, единственное, что нарушало воцарившуюся здесь тишину, – это соблазнительное бульканье доброго виски, которым мистер Униатц полоскал свое горло.
Наконец, приняв решение, он снова посмотрел на Дженнета.
– Я даю тебе шанс доказать правдивость твоих слов, – сказал он. – Я хочу встретиться с этим Роджерсом.
Дженнет сморщился от страха:
– А какое это имеет отношение ко мне?
– Если ты сказал правду, – пояснил ему Саймон, – я поступлюсь своим долгом и не сдам тебя шерифу Хаскинсу.
– А я могу быть в этом уверен?
– Никак, – ответил Святой просто. – У тебя просто будет шанс. Ты должен меня проводить к этой барке после обеда... Хоппи, отдай ему башмаки и свяжи его. Я закажу обед, но не впускай сюда Дездемону. А то она может слегка испугаться. Возьмешь поднос у дверей. Я сейчас переоденусь и пойду чего-нибудь выпью.
Когда они проходили по дворику, Карина посмотрела на часы.
– Боюсь, что мне пора, – сказала она.
– Уже?
– Я и так надолго здесь задержалась. – Она повернулась к Питеру и Патриции. – Приятно было с вами познакомиться.
– Приходите еще, – сказала Патриция ядовито-сладким голоском.
Саймон уверенным жестом взял девушку под руку и повел вокруг дома:
– Вы передумали и не хотите мне рассказать то, о чем собирались?
– Я расскажу вам, но в обмен на что-нибудь.
– Опять ловушка?
– Но если вы не согласны, то не будем торговаться.
– Говорите.
Она потрогала браслет на руке.
– Я хотела опередить Хаскинса. Но так как я опоздала, то отдала бы многое, чтобы узнать, как вы вышли из положения.
Святой рассмеялся тихо и отрывисто, как смеются мальчишки.
– Да очень просто. И мне хочется, чтобы вы об этом узнали. Во всяком случае я расскажу вам. Мне даже хочется, чтобы вы передали это Марчу. Было бы неплохо.
– Почему?
– Потому что случилось самое лучшее из всего, что могло случиться. Мне не пришлось ничего отрицать. Я признался, что написал это письмо.
– Но...
– Конечно, я его не писал. Но я вынужден был сказать, что написал письмо я. И все было к месту. Видите ли, Юстина Джилбек прислала нам письмо, в котором умоляла приехать сюда, так как с ее отцом случилось нечто странное, и она подумала, что мы можем ей помочь. Я сохранил письмо. Так что я впал в истерику и показал его Хаскинсу.
Ее лицо вытянулось, стало похоже на маску, которую трудно определить словами. Но он почувствовал, как непроизвольно дрогнул мускул на ее полной руке.
– Итак, моя дорогая, – сказал он, – откуда же появилась эта записка?
– С судна «Мираж». – Она произнесла это официальным тоном. – Его обнаружили недалеко от бухты Уайлдкэт-Ки. На нем не было ни Джилбека, ни экипажа.
Саймон сделал несколько шагов, пытаясь осмыслить только что услышанную новость.
– А где находится бухта Уайлдкэт-Ки? – спросил он спокойно.
– За Кард-Саундом, южнее Олд-Роудз-Ки. – Они подошли к кремовому «паккарду». – Мы можем завтра съездить туда порыбачить, если ваша подружка блондинка не станет возражать.
Он открыл дверцу машины:
– Давайте сегодня вечером пообедаем вместе и все обсудим, если вам снова удастся удрать от Рэнди.
Она уселась на каштанового цвета сиденье. Заработал стартер, и взревел мотор.
– Что еще мы должны будем обсудить?
– Я еще не задал вам самого главного вопроса.
– Какого?
– Какова была ваша роль в том пикнике?
Он все еще держал дверцу машины, и на секунду ее пальцы задержались на его руке.
– Вы спросите меня об этом сегодня вечером, – ответила Карина.
И она умчалась. Саймон прищурился, чтобы не засорить глаза пылью, поднятой ее автомобилем.
* * *
Саймон Темплер налил в хрустальный миксер джина, французского вермута, добавил немного ангостуры и перемешал все длинной ложечкой. Затем разлил все это в три бокала для коктейля, предварительно положив туда оливки, и вручил каждому по бокалу.– Несмотря на отсутствие в тебе сексапильности, – произнес Питер Квентин, нахмурившись, – мы с Патрицией привязались к тебе. Когда ты уйдешь, мы будем по тебе скучать.
– Куда уйду? – спросил Саймон.
Питер развел руками, как бы расширяя стены зала и выходя наружу навстречу вселенной.
– Уйдешь, в другой мир, – угрюмо сказал он. – Когда ты отправишься на эту барку, ты станешь живой мишенью. У снайперов Марча будет куда целиться – прямо в твое сердце, не говоря уже ни о чем другом.
Саймон сочувственно посмотрел на Питера, проверяя его предположения.
– Тебе не о чем волноваться. Ты слышал, как хвастался Лейф Дженнет, что умеет стрелять, и я верю ему. Этот его глаз залит кровью от напряжения – столько раз он прицеливался. Он может пулей сбить с ладони муравья, стреляя против солнца.
– Тогда что же он хотел сделать – прошибить стену?
– Узким местом в твоих малюсеньких мозгах, – сказал с сожалением Святой, – является то, что ты ставишь команду Марча в один ряд с такими служаками, как Хоппи, – поддать им быстро в бок, и черт с ними – неважно, где они свалятся. Ты забыл о нашем мифическом письме и других подобного рода осложнениях. Если бы Дженнет смог подстрелить меня, если бы захотел, – а он этого хотел, я, уверен, – то приказы Марча должны были напугать меня. Автор этого сценария предполагал, что мы должны попасться на его удочку. И он также предполагал, что при определенных обстоятельствах Дженнет может расколоться. Именно так и случилось. Он рассказал обо всем, что знал, – а знал он именно то, что и должен был рассказать нам, и сделал это как нельзя лучше. Их замысел заключался в том, чтобы убедить меня, что я очень умный, и заставить стремглав броситься на эту барку.
– Но именно это ты и собираешься сделать, так что все должны быть счастливы. – Питер выпил коктейль и закусывал оливками. – Что бы там они ни придумали, все идет по их схеме, и ты можешь оказаться на дне Тамайами-канала, придавленный парой тонн угля.
Он подошел к стойке бара, чтобы заказать еще выпивки.
– Их рыжеволосая красавица не будет столь блистательна в трауре, – сказала обеспокоенная Патриция.
– Верите вы или нет, – произнес Святой, – но она пришла рассказать мне что-то.
– Я заметил, что последние дни ты слушаешь с открытым ртом, – заметил Питер. – Тебе не следовало смывать ее губную помаду – она идет тебе.
Саймон вытянулся в кресле и посмотрел на своих друзей нежным взглядом.
– Вы, два комедианта, собираетесь выслушать меня? – спросил он. – Или вы будете репетировать новый акт своего водевиля?
Он рассказал им все, что произошло с момента прибытия Хаскинса и до поимки Лейфа Дженнета. Они не нашли все это таким уж забавным, так как были встревожены случившимся и благодарили судьбу, что все обошлось сравнительно благополучно. Но когда Саймон рассказал им о своем последнем диалоге с Кариной Лейс, они насторожились и сидели молча в течение нескольких секунд.
– А не похоже ли это на то, – сказал Питер наконец, – что прибытие Карины было приурочено как раз к тому моменту, чтобы узнать судьбу записки?
– Но она защитила меня от Хаскинса.
– Она защитила тебя от визита к Марчу, – поправила Патриция. – Марч не одобрил бы всего этого.
– И кроме того, если бы записка не попала по назначению, Карина приехала как раз вовремя, то есть тогда, когда должен был объявиться Дженнет. – Питер развивал свою теорию все с большей убежденностью. – И когда Дженнет промахнулся, она должна была сообщить, что ты собираешься отправиться на ту барку...
– И если ты останешься жив, – добавила Патриция, – то у нее будет еще один шанс сегодня вечером...
– И если он случайно останется живым до утра, – заключил Питер, – то имеется еще и рыболовное судно, отплывающее в Уайлдкэт-Ки, на котором может случиться всякое... Все это направлено на достижение единой цели. Способов у них для этого множество, а счастливая случайность не может быть вечной. Они не упустят ни малейшей возможности.
Святой кивнул.
– Ты, может быть, абсолютно прав, – заметил он. – Но у меня нет другого выхода. Если мы хотим двигаться вперед, то не можем забаррикадироваться в доме и не шевелиться. Я должен идти по единственному имеющемуся у меня пути. Потому что любая ловушка на этом пути может служить ключом к разгадке. Вы это знаете из бокса. Вы не можете вести бой, если не раскроетесь. Я иду с открытыми глазами, но я иду.
Они спорили с ним весь обед, но это было так же безрезультатно, как если бы разговаривать с луной. Но Святой знал, что по-своему он прав; он только так умел расследовать любое дело. Он никогда не прибегал к различным хитроумным уловкам – это было не в его правилах. Он всегда шел напрямик, с открытыми глазами. Всякий раз, когда он уже готовился упасть в яму, возникала лестница, которая вела его шаг за шагом вверх, и он делал новые открытия на пути своего расследования. Иногда они были ошибочными, но никакое приключение невозможно без риска.
Когда стало ясно, что Саймона нельзя ни в чем убедить, Питер потребовал для себя права разделить с ним опасность. Но Саймон отрицательно покачал головой.
– Кто-то должен остаться здесь с Пат, – объяснил он. – Ведь она не может пойти с нами. И я предпочитаю оставить ее с тобой, потому что ты все-таки умнее Хоппи. И если они наметили хитроумный план, то он заключается в том, чтобы выманить меня отсюда.
С этим тоже трудно было не согласиться.
И тем не менее, пересекая Индиан-Крик и Сорок первую улицу, он не сомневался в том, что главной мишенью на данный момент был он сам.
Впоследствии положение дел могло измениться, но сейчас он был уверен, что его противники рассматривали его окружение как мелкую рыбешку, которую можно легко проглотить после того, как они избавятся от него самого.
Открытый шестнадцатицилиндровый «кадиллак», отобранный из огромного количества автомобилей в гараже, промчался мимо площадки для гольфа к Винишиан-Козуэй на скорости более семидесяти миль в час. Острова Риво-Альто, Ди-Лидо и Сан-Марино, сверкавшие своей роскошью, мелькали мимо, подобно движущейся диораме. Святой украдкой бросил взгляд на Лейфа Дженнета, который был зажат, как сардина, на переднем сиденье между ним и Хоппи.
– Когда мы проедем Бискайский бульвар, куда сворачивать? – спросил Саймон.
– А мне что за дело, – сказал Дженнет зло. – Вы сами можете...
Последние слова перешли в резкий крик боли: локоть мистера Униатца неожиданно вонзился в ребра говорившего.
– Босс задает тебе вопрос, – сказал мистер Униатц повелительным тоном. – Или хочешь получить в нос?
– Повернуть налево, а потом ехать западнее, на Флэглер, – сказал Дженнет и еще плотнее сжал губы.
Проехали мимо группы небоскребов, напоминавших о былом расцвете развращенной Флориды. Величественный город, имевший в своем распоряжении четыре или пять миллионов акров земли, вынужден был своими коммерческими щупальцами расти вверх.
На Флэглер-стрит им пришлось сбавить скорость. Постовой полицейский в импозантном шлеме и небесно-голубой форме с белым ремнем с безразличным видом сделал им знак притормозить. Но Хоппи Униатц опустил руку в карман и незаметно зажал Дженнета так, что тот не мог пошевелиться. Через несколько секунд полицейский просигналил им продолжать движение.
Они проехали несколько кварталов: сначала мимо магазинов модной одежды, не привлекавшей внимания прохожих, амбиции которых позволяли им носить минимум одежды, дозволенный законом; затем поехали на запад, где улицы кишели фотографами, предсказателями судьбы и торговцами антиквариатом, у своих домов стояли, разговаривая, индейцы, в большинстве своем с понурыми лицами. Прямо на проезжей части дороги мальчишка торговал газетами и билетами на скачки; на груди у него болталась связка дешевых очков от солнца. Саймон купил одни такие очки и напялил их на нос Дженнету.
– Не хочется, чтобы какой-нибудь умник полицейский узнал твою физиономию, пока ты тут с нами, – объяснил он.
Транспорта заметно поубавилось, и Саймон поднял верх машины. Они миновали Кеннел-клуб и площадки для игры в гольф, а когда показался Тамайами-канал, Дженнет заговорил снова:
– Здесь свернуть налево. Теперь прямо на Восьмую улицу. Потом опять поворот, и вы упретесь в Тамайами-Трейл. Машину придется оставить здесь, хотите вы этого или нет. К барке можно пройти только пешком.
Постройки попадались все реже. Заросли кустарника подступали к самой дороге. Человек пытался покорить дикую Флориду, подчинить ее себе, но ему это так и не удалось: теперь она вся съежилась и ждала с первобытным терпением, когда снова сможет заявить о себе.
Дженнет сказал:
– Лучше притормозить. Теперь уже недалеко.
Они проехали несколько домов – им не попалось ни одной машины; Дженнет указал на едва заметную дорожку, убегавшую вправо. Саймон повернул руль и осторожно вел машину по неровной дороге, усыпанной коричневатыми сосновыми иголками. Когда дорога исчезла совсем, он подрулил к сосновой рощице, которая образовала естественный щит, скрывавший дорогу от остального мира. Саймон вышел из машины; Хоппи Униатц приказал Дженнету сделать то же самое.
– Я не говорил, что Роджерс должен быть сейчас здесь, – проворчал Дженнет. – Что будет со мной?
– Твое дело только проводить меня туда, – сказал Святой. Он был готов ко всему, но верил в силу своих мускулов и каждой ниточке нервов. Уже здесь могла быть устроена ловушка, и, хотя его движения казались легкими и небрежными, он не исключал никаких случайностей. Из-под лениво опущенных век его голубые глаза были прикованы к дороге. Это была своего рода охота, к которой он был вполне привычен: он овладел всеми навыками охотника и изучил повадки животных задолго до того, как постиг простейшие алгебраические уравнения. И те инстинкты, которые дремали в нем, когда он находился в городе, вдруг неожиданно проснулись.
Кустарник кончился; теперь перед ними были только низкорослые пальмы и колючая трава. Находясь все еще под заслоном деревьев, он тем не менее удвоил бдительность и велел Хоппи и Дженнету остановиться.
Перед ними расстилалась выжженная беспощадным солнцем пустыня. Неподалеку из кустов выпорхнула стайка перепелов, шумно махая крыльями, и мгновенно превратилась в темные пятнышки на макушках деревьев – перепуганный Хоппи даже не успел достать своего ружья.
Между карликовыми пальмами пролегала узкая тропинка. Святой взглядом проследил ее путь до того места, где стояла некрашеная двухэтажная барка, приспособленная под жилье. Окна с одной стороны были заколочены досками, но в окошке на верхней палубе горел свет. Пальмы скрывали море, и создавалось впечатление, что барка стоит на земле.
Лейф Дженнет сказал:
– Пошли.
Святой преградил ему путь рукой:
– Галлиполис сейчас там?
– Он всегда там. После обеда он играет в карты.
Саймон загасил сигарету: дым был заметен.
– Задержи его там, – инструктировал он Хоппи. – Не подходи близко, пока я не дам тебе знать или пока не услышишь выстрелы. Хорошенько спрячься. Если я не вернусь дотемна, возьмешь его в оборот, понял?
Подобно тени Саймон мелькнул в кустах, подходивших к самой барке. Дальнейшее продвижение было опасным, так как по крайней мере на четверть мили местность была пустынна и прятаться было негде. По всей видимости, мистер Галлиполис специально выбрал такое место, с тем чтобы заранее видеть, кто направляется к его жилью. Подобная прозорливость сделала бы честь даже искушенному в военной хитрости генералу. Один-единственный стрелок мог спокойно уложить не менее дюжины человек, даже если бы они бежали, а не то что шли шагом; а если к дому направлялись более благодушные гости, то всю необходимую подготовку к их встрече можно было провести задолго до того, как они приблизятся к барке.
Саймон сделал еще одну остановку на самом краю лесочка, чтобы убить москита на шее. На соседнем дереве застрекотала белка, недовольная вторжением в ее владения. Но ничего настораживающего пока не было видно. Узорчатый ковер из яркого света и замысловатых теней словно прирос к земле.
Саймон прислонился к дереву; события дня быстро промелькнули у него в голове. Он старался ухватить главное в действиях Марча, но не мог. Ему всегда удавалось с максимально высокой точностью оценить изобретательность противника, но внезапное появление Лейфа Дженнета, Галлиполиса и легендарного Джесса Роджерса представляло собой уже такой калейдоскоп, который никак не вписывался в схему, разработанную Саймоном. Единственная схема, мало-мальски соответствующая данной ситуации, была, пожалуй, та, которую предложил Питер Квентин, но даже и у нее был один существенный изъян. В ней не отводилось места письму Юстины, а ведь только благодаря этому письму Марч вынужден был считаться с Саймоном. Саймон считал, что они не убьют его, не разобравшись с такой непредвиденной помехой, как письмо. И в то же время было совершенно очевидно, что к мистеру Галлиполису его заманили не случайно.
Святой весь съежился. В конце концов, у него был только один выход.
Он проверил, на месте ли его пистолет, лег на землю и пополз.
* * *
Низкорослые пальмы представляли собой преграду, которую приходилось преодолевать: их колючки впивались в тело сквозь тонкую одежду. Острая трава резала лицо и шею. Не успел он проползти и пятидесяти ярдов, как рубашка на нем взмокла от пота. А когда песок попадал ему в глаза, он ругался про себя последними словами. Тем не менее он упорно продолжал двигаться вперед к песчаному берегу канала.Растительности на берегу не было. Прижавшись к земле, он полз к небольшой, в десять футов высотой, горке из песка и глины. Не спуская с нее глаз, он двигался к барке, находившейся теперь уже в десяти шагах от него. Заколоченные окна слепо смотрели на него. Если бы не носки, болтавшиеся на веревке на верхней палубе, можно было подумать, что там давно уже никто не живет.
Прямо над его головой что-то зашевелилось; по спине пробежал холодок.
Это «что-то» сливалось с пустынным пейзажем и осталось бы незамеченным, если бы не зашевелилось. Саймон увидел отливающую блеском череду колец и два черных немигающих глаза, устремленных ему в лицо. Саймон внутренне сжался, лицо напряглось, словно его окутала густая паутина. Затем кольца раскрутились, и пятифутовая мокасиновая змея величественно поползла дальше.
Святой отер ладонью пот со лба. Конечно, на барке снайпер его не поджидал, но опасность быть обнаруженным раньше времени, существовала.
Теперь он был полон решимости во что бы то ни стало как можно скорее преодолеть оставшуюся часть пути.
Он приподнялся немного от земли и на четвереньках молниеносно, подобно спринтеру, взобрался на горку. Затем преодолел самый опасный участок уверенно, как краб, вползающий в свою норку, и наконец перемахнул через корму, произведя при этом не больше шума, чем облачко тающего тумана.
Выстрела не последовало.
Он стоял прижавшись спиной к двери и затаив дыхание прислушивался к доносившимся изнутри звону монет и человеческим голосам. Но, похоже, голоса исходили откуда-то из глубины барки. Саймон открыл дверь и скользнул внутрь. Когда его глаза привыкли к темноте, он разглядел грязный стол с закопченной керосиновой лампой и груду посуды в раковине. Прямо перед ним была еще одна дверь, за которой он обнаружил узкий проход, ведущий к комнатушке, откуда и шли услышанные им голоса. Судя по всему, игра была в полном разгаре и не предвещала никакого повода для беспокойства. Таким образом Саймон сумел без всяких помех добраться до своей цели – словно все было специально подготовлено для этого.
И он еще раз убедился в том, что поступил правильно.
Осторожно ступая, он прошел к открытой двери и заглянул в комнату.
За покрытым скатертью столом сидели пятеро мужчин. Усталый с виду человек в зеленых очках сидел спиной к окну, тасуя колоду. Такой же поникший вид был и у сигареты, прилипшей к его нижней губе. Когда он объявлял уставшим голосом ставки, сигарета скакала вверх-вниз. Святой вошел, и все пятеро сразу уставились на него.
Тот, кто тасовал карты, щелкнул по колоде и сказал:
– Король бьет. – Он снова опустил глаза и продолжил, не переводя дыхания: – Пять долларов кон. Пять центов с каждой выручки сверх пяти долларов. Игра открытая. Не стой. Хочешь играть – бери стул.
Он ногой подвинул Саймону ближайший стул, одновременно раздавая карты по кругу, и Саймон сел, как раз напротив двери.
Дилер подвинул к нему деньги.
– Желтые – пятерки, голубые – единицы, красные – половинки, а белые – четвертные. Всего пятьдесят. Теперь ты ставь.
Саймон полез в карман за деньгами, а сам осматривал комнату. Ничего примечательного в ней не было. Над столом висела керосиновая лампа. Из окна, выходившего на залив, пробивался свет, выхватывавший в воздухе синеву сигаретного дыма. На стенах висели рисунки.
Дилер пододвинул деньги к выигравшему их игроку, собрал карты, смешал их, а потом раздал, положив последние карты картинкой вверх. Святому досталась королева.
– Королева бьет.
Сигаретный дым клубился над столом.
Святой взял джокера, взглянул на него и положил на стол. Все карты у него были парные, ему не нравилось так начинать игру.
– Хожу, – сказал он и швырнул голубенькую.
Дилер посмотрел на десятку. Двое вышли из игры, но картежник с лошадиным лицом, у которого была девятка, и еще один – с семеркой – продолжили игру. Дилер своей легкой рукой еще раздал им карты, закончив второй десяткой.
– Парная десятка бьет, – протянул он и швырнул желтенькую, которая по цвету вполне сочеталась с его пожелтевшими от никотина пальцами.
Человек с лошадиным лицом сказал:
– Игра, – и сбросил все свои карты.
Оставшийся игрок с семеркой и валетом на руках показал на проигранные пять долларов. Саймон открыл ему пару своих валетов и взглянул на королеву, шедшую в паре с королем.
– Увеличим ставки, – сказал он и бросил две желтенькие.
Дилер остался в игре, но второй сбросил карты со вздохом. Саймон взял второго короля. Дилер получил туза пик. Он вынул изо рта окурок и сказал:
– Давай начинай, дружок.
– Пойдем, – ответил Саймон с ангельской улыбкой и обеими руками сгреб всю кучу.
– Не паясничай, браток. – Большим пальцем дилер провел по краю колоды и торжественно бросил ее на стол. – Я предупреждал тебя, что пять долларов – предел в игре.
Брови Саймона вопросительно изогнулись в дугу.
– Какой игре?
– Не смеши, – посоветовал ему дилер. – В игре, в которой ты участвуешь.
– А, – протянул Святой нежным и ласковым голосом. – Я не делал ставку на игру. Я хочу получить все свои деньги.
– Послушай, – угрожающе произнес дилер, – знаешь, где ты находишься?
Сердитые взгляды игроков, ждавших объяснений, обдали Саймона холодом, подобно снежной лавине, спустившейся с гор; но Святой чувствовал себя уверенно. Он откинулся на спинку стула и одарил дилера своей великолепной беззаботной улыбкой.
– Я думаю, – сказал он, – что нахожусь в обществе негодяя вроде тебя, который обманывает игроков, используя крапленые карты. – Он снова выпрямился. И вдруг, без предупреждения, выхватил колоду из рук дилера и бросил ее на стол. – Посмотрите сами, ребята. Карты помечены в левом углу – в форме листочка. На первый взгляд ничего не ясно, но если вы знаете код, все просто как день. Тонкая работа, но представляет угрозу для моих денег.
Человек с лошадиным лицом взял несколько карт с ухмылкой, которая выражала беспокойство.
– Если это действительно так, то это означает не только те деньги, которые я потерял здесь сегодня.
– Разуй свои глаза, – цинично произнес Святой. – Не знаю, все ли вы с ним заодно, но желающие могут кое-что предпринять. Лично я хочу вернуть назад свои бабки и переговорить с управляющим.
– Ты сможешь это сделать, – сказал дилер.
Послышались тяжелые шаги, и в дверях появился незнакомец, держа в руках автомат, направленный на сидевших в комнате.
Святой застыл в ожидании. В его памяти возникли все опасные выстрелы, которых ему удалось ранее избежать, но он знал, что рано или поздно наступит такой момент, когда он не сможет увернуться от пули. И он подумал: вот он, этот момент. Все свидетельствовало об этом. Барка, где играли в карты, последовавшая затем ссора, несколько выстрелов – и все! Именно так, как замыслил Рэндолф Марч. Только редкостная интуиция и огромная сила воли не позволили Саймону выхватить из кармана пистолет. Это была его победа над самим собой. Он продолжал спокойно сидеть, прекрасно сознавая, что в любую минуту может быть сражен пулей. «Именно этого они и ждут, – думал он, – чтобы потом сказать: он стрелял первым. Но я им не дам этого шанса». По всему его телу пробежали мурашки.
Человек с лошадиным лицом неестественно засмеялся и, лязгнув зубами, сказал заикаясь:
– Г-господи, п-помилуй. Галлиполис, для чего эта пушка?
Выстрела пока не последовало, но тем не менее Саймону казалось, что у него остановилось дыхание. Однако это не мешало ему разглядывать человека с автоматом.
Любой прилежный читатель, ведомый опытным писателем по дорогам романтических приключений, знает, что грек должен быть толстым, смуглым и щеголеватым. И совершенно неблагодарной работой можно считать попытку убедить читателей подобных приключений в том, что Галлиполис совершенно не отвечал подобному стереотипу. Он был мягким, почти женственным. Черные как смоль глаза горели на его смуглом лице, обрамленном черными кудряшками. На нем была распахнутая на груди розовая рубашка, штаны цвета хаки и очень чистые белые теннисные туфли. Он прислонился к притолоке, обнажив в усмешке безупречно белые зубы. Руки, державшие автомат, были изящные, как у девушки.